Аттестат авиационной зрелости. 2

Лев Неронов
                Начало:  http://proza.ru/2019/05/25/1091

        Морозной ночью, в тишине уснувшего города, мой слух улавливал ровный, деловитый и спокойный, волнующий душу, гул. Это был характерный звук, голос моей будущей профессии.

        Он доносился сюда с рабочей Безымянки. Там, на испытательном стенде завода им. Фрунзе, пробовали новые авиационные двигатели. Звуки мотора меня пронизывали всего, наполняя гордостью за свою будущую профессию.

        Я же - моторист! Совсем скоро, находясь на производственной практике, среди многочисленных измерительных приборов, мигающих лампочек, самописцев, я был в огромных шумо-поглощающих наушниках в эпицентре, чарующего меня, звука.

        За бронестеной, прикованный до поры, при всех своих лошадиных силах испытывался авиационный двигатель. Я его видел через толстое бронестекло.

        А пока я, студент старших курсов авиационного техникума, среди поредевшего братства почти наполовину. На  левом бортике моего пиджака, у сердца, как и у большинства сокурсников, сверкает металлическим блеском отполированной нержавейки в эффектном ракурсе маленький самолетик.

        На противоположном бортике пиджака красиво «летел», очень модный тогда, голубь мира совсем небольшой, из белой пластмассы, на прямой вертикальной иголочке. Он так и просил запеть:  «Мы - за мир! Берегись, поджигатель войны.  Помни ты, чем кончаются  войны!»
 
        На 3-ем курсе много дисциплин по специализации. Занятия проводились в, хорошо оборудованных, тематических кабинетах. Прямо в вестибюле - препарированный фюзеляж небольшого  самолета, видны все его внутренности, крыло с частично устраненной обшивкой. Постепенно привыкаешь ко всем его шпангоутам, нервюрам, стрингерам, блистерам, приборной кабине... Все теперь стало понятным и родным.
 
        Но не остановилась жизнь. Посылают нас в пригородный совхоз на уборку овощей, помочь Родине в традиционной «битве за урожай». Днем дергаем морковку, дело понятное.  Вечером веселье.

        Виктор Кобзарев, мой сосед по парте,  классный гитарист, как оказалось, и при собственном инструменте. Вообще-то мы с ним еще и танцоры на переменах. Я учу его танцевать вальс и танго. Угловатенько получается у обоих. Когда Виктор взял гитару, он будто всех собрал воедино, как веревка веник. Любому «юному Вертеру» хочется  всплакнуть о своей первой несчастной любви! Пожалуйста, только заказывай, хоть две порции с добавкой:

        «Мне бесконечно жаль моих несбывшихся мечтаний.   
        И только боль воспоминаний гнетет меня...».

        И, конечно же, из репертуара Петра Лещенко: «Татьяна», «Беллочка», «Голубые глаза», «Не уходи»...

        Вечером в клубе танцы, без аборигенов. Шаловливые ребята организовали игру в почту. Пишешь записочку, складываешь и вручаешь дежурному почтальону. Можно с обратным адресом, можно инкогнито. Абоненты  для удобства все пронумерованы.

        Получаю скомканную, намоченную духами и слезами нарочито вежливую записочку, о которой можно только мечтать. Робкая скромная, ни пава, ни ворона, «девушка» признается, что, сколько уж времени она мечтает со мной близко познакомиться, но все недостает ей смелости, а вот сейчас ее прошибло!

        И, если я, конечно, свободен, и еще, если я прощу ее за навязчивость, то мы могли бы встретиться прямо сейчас, у березки, недалеко от клуба.
 
        Я, как следует из предыдущего моего изложения, вообще-то свободен, по крайней мере, от каких-либо обязательств. Да и каким же надо быть негодяем, чтобы не ответить добром на такое невинное послание! Ведь неведомый мой абонент так страдает! Березка, правда, оказалась не безлюдной…
 
        Я выходил из рощицы раза три, чтоб встретиться с, неожиданно подвалившем мне, загадочным счастьем. Чертовщина какая-то...

        Терпеть не могу нерешительных людей! Наконец-то, все выясняется. Это Вовка Колесников с Жилновым организовали мне свидание со «счастьем»! И продолжилась обычная колхозная жизнь, я остался наедине со своими морковными обязанностями.
 
        Памятно и  другое направление от техникума на хозяйственные работы. Понадобилось на Безымянке лопатами разгрузить вагон с насыпным цементом. Это несколько похуже, чем выдергивать морковку. Да и экология не та, выражаясь современным языком. Здесь я очень близко и детально познакомился с этим строительным материалом.

        Почему у меня не зацементировались легкие, я не понимаю. Весь в цементном порошке я пошел один открывать для себя реку Самарку. Места новые, непонятные. Совсем близко около реки, попадается мне озеро, скорее всего, рукотворного происхождения. О, здорово, водичка в нем теплая, только с желтинкой! Оставил я там свое цементное покрытие.
 
        Что это за «термальный источник» был? Да, конечно же, это сброс технической жидкости из промышленных производств. Из ТЭЦ, либо с заводов. Возможно отстойник, очистительное сооружение. Позднее, на заводе, я наблюдал, как поливают охлаждающей эмульсией деталь, обрабатываемую на станке. Еще позднее, я писал на чертеже алюминиевой детали указание о покрытии: «анодировать, наполнитель – хромпик», или: «емкость подвергнуть гидроиспытаниям водой с хромпиком». Это, чтоб емкость не ржавела. А куда потом это все «текёть»?

        Хромпиковые реки наполняют  бассейны рек Самары, Волги и озера Каспия. И все мы купаемся в хромпиковой «целительной» ванне.
 
        На уроке ВДП, военно-допризывной подготовки, «подстрелили» мы в тире своего учителя. Мотался он все возле мишеней, результаты очередных выстрелов смотрел. А мы на огневом рубеже с «мелкашками» /мелкокалиберными винтовками/ залегли. А Муратову как раз вздумалось зарядить снова винтовку. Зарядил, положил перед собой. Нечаянно зацепил за курок. Попал в колено.

       Один заорал, другой заплакал:

       - Теперь меня поса-а-дяа-а-т!».

        А учитель наш всю войну прошел без ранений, а на гражданке «бандитская пуля нашла своего хозяина». Все обошлось. Учителя вылечили в госпитале, на ноги снова поставили.

        Муратову порицания даже не высказали. А доверили ему снова  оружие. Но теперь все делалось только по команде. Становись в строй! Вызывается Муратов. Ложись! Выдается патрон Муратову.  Студент Муратов патрон получил! Заряжай! Огонь! Встать, вернуться в строй! Всем стоять смирно!.. Ваш результат - девятка!..

        В загородном парке сдавали нормы ГТО по лыжам. Такой лесок там был, такая лыжня! Такие крутые сопернички. Катит сзади: «Лыжню!»... «Лыжню!». Прибавляю скорость, бегу, как на 100 метров, спекаюсь уже! А сзади все равно: «Лыжню»... «Лыжню».

        Да провались ты пропадом! Дуй впереди! Дальше финиша  не убежишь. Учитель наш, тот подстреленный, учил:
 
        - Под горку-то бежать не доблесть, а когда в гору!.. Вообрази, что там наверху, стипендия лежит, одна на всех, соответственно, и работай!

        Во времена учебы в техникуме «компьютеры» были «деревянными». Инженерные расчеты проводились на логарифмических линейках. Не надо улыбаться тем, кто увлечен в наши дни сверх современными  дорогими импортными компьютерами играми–«стрелялками».

        Деревянной логарифмической линейке следует поставить высокий памятник - образ этой линейки!

        Кстати, рядом с монументом ракеты «Семерки», что на проспекте Ленина! Да вровень с ней ростом! Вроде бы это кабель-мачта для обслуживания. Потому что линеечка - прародительница расчетов этой ракеты. Это уж потом пошли компьютеры и  численные методы, метод конечных элементов, в том числе. А вначале, почти все рассчитывали на логарифмических линейках и прочность «Семерки» тоже.

        Уважающий себя, инженер 50-х годов таскал при себе в «кобуре» коротенькую логарифмическую линеечку. А в кабинетной  обстановке каждый пользовался полноформатной линейкой.

        Например, известный многим, Андреев А.В. начальник прочности в КБ, был весь в работе, в ворохе, проверяемых им, расчетов и чертежей. А в левой руке у него - большая логарифмическая линейка. Только и работает движочком: «Не вкралась ли в расчеты ошибка!»

        Целый пласт учебного процесса составила производственная практика. На каждом курсе мы приближались к производству. Пробовали металл своими руками. Слесарная практика  на авиазаводе. Учились работать на верстаке слесарными инструментами. Педагоги - производственные мастера, мы были им в нагрузку.

        Первая учебная работа: изготовить квадратный брусок 100*100*10 мм. Вырезать из плиты заготовку, обеспечить ортогональность граней и высокую чистоту поверхности.

        В консультанты нам предложили слесаря от верстака. Он показывал нам, как ножовкой по металлу выпиливать из плиты заготовку. Слесарь резал металл, как электропила. Перенимая опыт, сами скребли металл. Выяснилось, что слесарь - выдающийся штангист, гордость завода, нашего города и более того: Сергей Иванович Ромасенко, чемпион России во втором тяжёлом...

        Года через три я встречусь с ним снова, но уже в спортзале. Стадия «доводки» затягивается, нет нового задания, а мы все драили и драили наждачной шкуркой свои бруски, и они стали, как зеркало! Но работали мы уже на газоне возле цеха.

        В свободное от полировки бруска время, мы спали, балдели, травили анекдоты. Наш художник Живодаров Юра везде, где есть фанерная поверхность, оставлял изображения авторучкой.  Он певец женского тела. Так здорово! Где так насобачился? Кто ему позировал? Живут же люди! Ну, а я тоже не сидел без дела.

        Постоянно меня тянуло что-нибудь поднимать. Позднее это стала штанга. Еще в школе я увлекся поднятием на разы простого красного строительного кирпича. Личный рекорд правой рукой - 5000 раз. Я куражился примерно часа три и прекратил, еще не устав, потому, что надоело.

        Результат зафиксировали ребята, гонявшие рядом мяч! Эти милые занятия мы проводили возле последнего в истории самолета Ту-4. Этот заброшенный самолет стоял  между цехами. Именно такие самолеты, именно с этого завода, летали на фронт над  моей школой во время войны...

        Все! Мастер вспомнил о нас, дал нам новое задание. Каждому из нас вручили по здоровенной заготовке для гаечного ключа. Это пока только штампованная заготовка. Требуется  выпилить зев под гайку, точно по размеру, ошкурить всю поверхность. У кого-то возникает предложение:

        - Вырезать зев во всех ключах автогеном /газовой сваркой/, чтоб меньше было пилить.

        Договариваемся со сварщиком. Все, дело сделано! Ключи, уже почти с готовым зевом, остывают в ведерке с водой... Но что случилось?! Теперь даже рашпилем невозможно пилить. Если бы мы прошли металловедение, то мы бы знали, что сталь, особенно легированную, закаляют именно так.

        Нагревают в печи до определенной температуры и остужают в масле или в воде. И это называется закалка. И так довелось нам узнать, что есть еще обратная операция. Отжиг. Отвезли ключи в термичку, нагрели снова до бела и медленно остудили на воздухе. Металл снова стал податлив. Мы выполнили легко всю работу. В термичке после мех обработки ключи закалили. А нам, каждому поставили за практику по пятерке!

        На следующий год снова практика на том же заводе. Постояли месяц за сверлильным, токарным и фрезерным станками. Делали настоящие детали по чертежам. Зимой-то изучали теорию обработки металлов резанием, станки и инструмент, в том числе и измерительный, допуски и посадки. А вот она деловая интересная практика. И наши детали будут на самолетах!

        На следующий год, перед последним курсом - практика на моторном заводе. Вернее, совокупность производственных экскурсий с техническим изложением, увиденного в студенческих дневниках по практике. Экскурсии по цехам. Смотрели, как изготавливают шестерни на зуборезных станках. Как в кокилях отливают детали. По этапам наблюдали технологию изготовления лопаток турбин. Как выполняют статическую и динамическую балансировку турбин на специальном стенде, где используется стробоскопический эффект.

        Обосновались в сборочном цехе. Наблюдали за процессом сборки двигателей, отмечая тонкости технологии. В дневниках появились выразительные картинки двигателя, выполненные с натуры. Очень интересная и приятная практика. Побывали в испытательном боксе. Это отсюда ночами доносится гул работающего на испытательном стенде двигателя, звук, который так меня впечатлял.

        Забавно, что спустя много лет, меня, совсем уже взрослого, узнал рабочий сборочного цеха, возле которого я крутился со своим учебным дневником, не хуже фоторепортера!

        Создается, наверное, мнение, что мы стали все производственниками до мозга костей, смирные, и дисциплинированные? Да нет же! Бывали у нас шалости и даже рисковые.

        Двое наших перли рожон на национальной основе, учинив, хорошую принципиальную драку в сборочном цехе под лестницей между этажами.

        Мы все с интересом наблюдали за ходом боя. Зафиксировали боевую шовинистическую ничью. Спасибо, производственникам до нас дела нет. Никто не вмешался и не наябедничал в техникум.

        В сборочном цехе был душ. Мы,  вспотевшие от заполнения дневников,  все шли освежиться.  Мальчиков и девочек разделяла железная, проржавевшая стенка.

        Трехмиллиметрового отверстия, величиной с диафрагму в объективе фотоаппарата, вполне достаточно, чтобы видеть все в женском отделении. А это такое откровение! Нигде же такое не увидишь, разве, что на четвертом этаже Лувра, в зале мадам Помпадур с картинами Рембрандта!

        Все, а не только то, что девочки нам каждый день показывают. Вот они Юноны в натуральном виде: и Новичкова, и Беллочка, и Соня, и Быкова, и Котельникова. Интересно обнаружить для себя, что если Беллочка настоящая блондинка, то она  блондинка вся, с головы до щиколоток. Как это свежо, красиво и не фрагментально! Возбуждает, наконец!

        Некоторая трудность была в том, что не все имели возможность лицезреть натуру одновременно. Тот, кто дожидался сзади, незаметно вентилем подпускал в душевую лейку кипяточку, чтобы быстрее слинял от «диафрагмы» мешающий смотреть банный «Лувр».

        Возникали потасовки, а могли быть и ожоги. Нас, конечно же, разоблачили, но вовсе не перестали купаться, а скорее наоборот, молодые «Афины» с шайками старались позировать нам, незримым художникам, в лучшем ракурсе. Тем не менее, доложено было в техникум, но кому! Историчке! А она, наверное, из ревности не прореагировала.

        Была еще проблемка: пораньше уйти с завода домой, если это хотелось. Но вахтершам на проходной был дан указ: «Не выпущать!».

        Однажды, когда нас начала выпускать одна добрая вахтерша,  объявилась их старшая, еще не проникшая симпатией к нам. Собрала в кучу сданные пропуска, отдам, говорит, их в техникум. Мы залипли. «Дисциплина убивает нижнего чина!». Пленники собрались все, по разные стороны вертушки, и решили «девочкам» понравиться.

        Стали любезничать и хором исполнили им, популярную тогда, дембельскую «Розамунду» в музыкальном сопровождении расчески, прикрытой тонкой бумагой от сигареты. Ну, вряд ли они такое могли слышать в своей охране:

        До свиданья, путь подытожен наш весь,
        До свиданья, делать нам нечего здесь,
        До свиданья, ждет нас город большой,
        На прощанье, до свиданья, мы уезжаем домой.

        Мы будем галстучки с тобой носить,
        Без увольнительной в кино ходить,
        С любимой девушкой гулять
        И никому не козырять!

        Девочки растаяли и выпустили нас, не причинив нам никаких  неприятностей.

        Была еще преддипломная практика, в серийно-конструкторском бюро завода. У меня был конструкторский проект: спроектировать центробежный компрессор. То есть выполнить газодинамический и прочностной расчет. Представить чертежи конструкции, пояснительную записку. Милая очень для меня работенка. 

        Все получили дипломы техника-механика. Началась процедура распределения на работу. Я обязан  поступить на работу, и мог сдавать приемные экзамены только в вечерний институт.

        Я обнаружил, что есть направление на авиационный завод, на Летную Испытательную Станцию /ЛИС/, на работу, связанную с испытаниями авиадвигателей.

        Я мечтал получить это направление. Я мыслил, что не буду ограничен рамками только моторной тематики, а смогу, будучи мотористом, видеть весь самолет! И, стало быть, мне достанется не только шум моторов, но и пыль со взлетной полосы! И с такими анкетными данными и мыслями  отправился я на Авиационный завод имени Ворошилова.