Авиазавод. 2. Кто отлаживал бомбардировщик?

Лев Неронов
        Вместе со мной, помогали «отлаживать машину» еще несколько человек. Костяк бригады ШиУ (Шасси и Управления) под руководством Виктора Ивановича Плаксина составляли инженеры.

        Зайцев Константин Александрович. Отличник из КуАИ. Он вел управление в передней кабине. У него все самое интересное: штурвал управления самолетом, педали, тумблеры. Зайцев обычно замещал Плаксина. Далеко пошел,  вскоре он стал заместителем главного конструктора, вновь образованного филиала, Туполевского КБ. Характер спокойный, дружелюбный. Спортсмен. Неплохо играл в футбол.

        Якубсон Матвей Борисович. Трудяга. Хозяин носового шасси. Осторожен. Никаких конфликтов. Наверное, есть к тому основания.

        Иосиф Фатеевич Пинин отлаживал основное шасси. О нём есть отдельная глава.

        Синюков Николай Романович. Очарователен. Начитан. Интересный рассказчик. Отлично выполняет технические рисунки. Восхищают в его исполнении винтообразные монорельсы закрылков, которые он отлаживал.

        Синюков - мой наставник технического рисования. Я вообще люблю, не уродующее  суть, рисование и располагаюсь к людям, умеющим рисовать и чертить.

        Ефремов Юрий Георгиевич - толковый инженер. Занимался управлением рулями фюзеляжа. Всякую свободную минуту что-нибудь повторял, подучивал: физику, математику, механику, чтоб быть в инженерной форме. Кстати, когда  ШиУ покинули начальственные «зубры», подавшись на повышение, Юрий Георгиевич стал нормальным, без причуд, начальником бригады!

        Тоня Кожевникова, «сидела на хвостовой опоре». Все говорила: «Этот вопрос может решить только утконос!». Казалось бы, «хвостовая опора» и не нужна! Но был единственный случай, когда эта «опора» спасла самолёт, когда не выпустилось носовое шасси.

        Тоня - отличный человек, но несчастная женщина: не могла мужу родить ребеночка. А он, ссылаясь на это, будучи в длительной командировке, нашел ей замену. Тоня и мать ее умерли от рака.

        Был в СКО еще человек, кроме Плаксина, распоряжавшийся моей душой. Это начальник отдела Султанов Георгий Мартынович. Армянин. Как и все руководство, эвакуированный вместе с заводом из Воронежа. Это Султанов определил меня, любителя-моториста, в бригаду ШиУ.

Ему жаловался Виктор Иванович, что «у меня одни спортсмены, студенты, пожарники, санитары», будоража против меня горячую армянскую кровь Султанова. Когда с него требовали людей для «битвы за урожай» сроком до «белых мух», он расстилал перед собой чистый лист бумаги.

        Первой вписывал мою фамилию и начинал думать, кого же ему оторвать от производства. Подготовив список, он давил на «тревожную кнопку» звонка, что под ухом у секретарши в приемной. Немереное количество децибел сначала парализовало исполнительную девушку, но она быстро и привычно отходила от короткого шока и получала указание напечатать приказ.

        Тренер мой, К.М. Афонин, шагал в профком и объяснялся там с воронежским  земляком. Меня исключали из списка, без замены. И я оставался и спортсменом, и студентом, и пожарным, и санитаром,  и продолжал «помогать отлаживать машину» - кормильцу, моему   В.И. Плаксину.

        В начале каждого месяца Султанов собирал у себя собрание отдела. В первых рядах стояли «бригаденфюреры». За ними все остальные, занимая остаток кабинета, всю приемную и даже прилегающую часть общего коридора.

        В коридоре хорошо прослушивался монотонный голос руководителя, проводившего плановый разнос своих подчиненных и, периодически произносимый им, промежуточный вывод: «Плохая работа? Плохая работа!».

        А меня влекло к настоящему черчению, к разработке конструкций, а не только к их отладке. Мой коллега по общежитию Леша Сахаров разрабатывал на кульмане чертежи для изготовления  технологической оснастки. И, однажды, ноги понесли меня к начальнику отдела главного технолога /ОГТ/ проситься к Леше на работу, в отдел проектирования оснастки. Но начальник не внял моим доводам, почему это я задумал уйти от Плаксина. Тем более оба они коллеги-воронежцы.

        Возможно, я озадачил его своей нечаянной оговоркой. Я сказал, что мечтаю работать «на пульмане» вместо «на кульмане». Когда-то я в техникуме разгружал пульман, т.е. вагон с цементом конструкции Пульмана…

        Мой Виктор Иванович, отдать ему должное, «творческую мысль» своих подчиненных не останавливал, по крайней мере, явно. Бывало, торопишься оформить конструктивное изменение: «Вот, Виктор Иванович, листок уточнения чертежа!» А через неделю, обнаруживаешь свое бумажное творение среди вылеживающихся бумаг. Так он проявлял свою осторожность!

        Некоторое время в бригаде работал Ульянов –диссидент. О нём написан отдельный рассказ.

        Сломался как-то «ломающийся подкос» шасси самолета. Было выполнено мероприятие по его усилению. В  чертежах поменяли наименование «ломающийся подкос» на «складывающийся подкос». Поломок  этого подкоса  больше  не  было.
Всякая бумага в целях обеспечения «коллективной безответственности» должна быть согласована со всеми ответственными лицами. Наши изменения мы согласовывали в бригаде прочности «П», когда  понимали, что это необходимо.

        В бригаде «П» было всего два толковых специалиста по прочности. Начальник бригады Победоносцев Андрей Иванович и его подчиненный Хасис Арон Львович, который обладал крупной мужской фигурой и, очевидно, большим научным потенциалом.

        Выражалось это в том, что он не столько пользовался результатами разработок великих прочнистов: Эйлера, Беляева, Астахова, Тимошенко, Уманского и других ученых мужей, сколько сам развивал науку дальше.

        Он пользовался в своих  научных разработках только тремя предметами: авторучкой, красным жирным карандашом и собственной головой. В его толстенной «синей тетради» копились аналитические выкладки, бесконечные, как само научное познание.

        Изредка в тетради возникали итоговые формулы, «завизированные» рамочкой красным карандашом. Сказывают, что попал он сюда по недоразумению. Одна «дебелая дочечка» очень ему приглянулась. Юный Арон пошел в атаку на соблазнительницу.

        Забывшись, что находится не на скамеечке в тихом сквере Калинина, а в клепальном цехе между стапелями. Соблазнительница настучала на Арона пуще клепального молотка. Темпераментного юношу перевели в наш отдел, в скучную мужскую компанию, к Андрею Ивановичу Победоносцеву.

        Пришлось Арону углубиться в сопромат. Дать выход своему научному потенциалу. Ничего! Нашлась нормальная женщина, не то, что та истеричка. И с нею вместе жил он долго и счастливо. И имел от нее сына, имя которого стало со временем  широко известно в деловых кругах современной Самары.

        Работу с прихожанами: визирование по прочности, обычно проводил Андрей Иванович Победоносцев. Высокий, сухой, глуховатый, замкнутый.

        Я никогда не видел в его руках логарифмической линейки, технического пособия и чтоб он вообще что-нибудь рассчитывал. Принесу, бывало, к нему на согласование  свой ЛУЧ (листок уточнения чертежа), чтоб он его завизировал по вопросу прочности. И стою, ожидаю. Он смотрит на эскиз, где обозначена выпиловочка, снижающая прочность.

        Немая сцена может продолжаться до бесконечности. Стою, скучаю. Андрей Иванович не шевелится, гипнотизирует мою выпиловочку. Начинаю сомневаться, не спит ли он. Нагибаюсь, подглядываю за ним. Вроде моргает, значит думает! Пусть, мол, себе думает, а я тихонечко начинаю уходить. Жестом меня останавливает. Думает дальше...

        - Андре-е-й Ивано-ови-и-и-ич!
 
        - А?

        Приоткрывается верхний ящичек стола, где пузырек с тушью. В ручке ма-а-а-ленькое тоненькое перышко. Открывается пузырек. Сердце мое, столько пережившее за прочность, радостно замирает. Перышко не пишет, и  шкрябание ему не помогает. Опять заминка, снова Андрей Иванович смотрит на выпиловочку. В результате невыносимо нудной процедуры появляется подпись. Только под мелкоскопом, уверяю Вас,  можно прочесть сотворенное:  «Победоносцев».

        Возвращаюсь в бригаду с подписью от Победоносцева, с его визой по прочности,  довольный, как фанаты с хоккея или с футбола, когда наши победили.

        Однажды иду я по коридору. Впереди меня идет Султанов. И перископирует назад на меня своими очками. Остановил меня:

        - Пойдешь в сборочный цех, там есть тебе работка, будешь там, пока все не сделаешь.

        - «Дисциплина убивает нижнего чина».

        Работка показалась мне очень даже интересной. В цех приехала бригада из Москвы, из КБ  Туполева. Конструктор по установке дополнительных приборов на изделии, с рабочими-монтажниками. Я должен был, работая с рулеткой и с планшетом, заэскизировать результаты их работы. Я лазал возле монтажников по всей машине.

        Получился комплект чертежей установок приборов по месту. Две недели я работал как бы в московском КБ. Монтажники оказались веселыми ребятами, все время пели арии из опер.

        В какой-то стадии общей сборки, обнаружилась совсем смешная ошибка: пробуешь рулить вправо, а колеса носового шасси поворачиваются влево. Это вызвало удовольствие рабочих, мол, вот конструкторы ни о чем не думают.

        Плаксин, Зайцев и Якубсон побежали в цех разбираться. Мне поручили на общем плазе дополнительно прочертить конфликтную картину.

        Нужно было «малой кровью» выкрутиться из конструктивной неувязки. И, о счастье, вот сюда,  добавить ролик, через него пропустить трос, и все дела! Я заторопился в цех, сообщить своим о найденном решении.

        Захожу в цех механической обработки. В цехе отличный станочный парк. Кстати, здесь работает  токарь высочайшего класса Андрюша Огурцов. Мой коллега по тяжелой атлетике. Полу тяж. Правда, в него перед взвешиванием доливают пару килограммов, чтоб впихнуть в категорию полу тяжей. И здесь без приписок не обходится! «Кость широкая, а мясца маловато!», - говорил о нем тренер, поглаживая по спине: «Иди, Андрюша, покушай сметанки!».

        К Андрею в цехе я всегда подходил осторожно, издали, выжидая, когда не помешаю ему в работе.

        Огурцову доверяли изготовление самых сложных деталей винтового подъемника основного шасси. Винтовую пару двухзаходную, с шариками между винтом и гайкой. При подъеме-опускании шасси, шарики катятся по двум винтовым ручьям вниз и возвращаются обратно вверх по замыкающим обводным каналам.

        Тогда это было «новым словом в технике» и не простой технологической задачей. Иосиф Фатеевич, а это его область внимания, рассказывал, что на испытательном стенде подъемник  в этом узле «ревел, как мирской бык», приводя в ужас окружающих. Что-то было тогда пересмотрено с люфтами у шариков и подъемник «жаловаться перестал».

        На территории завода «раскручивалось» формирование филиала КБ Туполева. Филиалу нужны были опытные кадры. И каждый, уважающий себя, бывалый работник, ходил на прием к столичному организатору, показать себя и примерить себе соответствующую должность. Из нашей бригады мой коллега по левую руку, Константин Александрович Зайцев, выпрыгнул на должность заместителя филиала! И это - справедливо.

        Только теперь «управление в передней кабине» без хозяина. Я тоже, хоть и в своем курятнике, решил пойти «на повышение». Нет, не в должности и не в оплате труда, а повысил себе загрузку. Я написал «заявление» в этот исторический для завода  момент:
                Начальнику бригады «ШиУ» тов. В.И. Плаксину
                От работника бригады Л.В. Неронова
                З а я в л е н и е

        Прошу Вас передать мне ведение управления в передней кабине.    
   
                Дата,           подпись


        Просто поговорить с бригадиром я не мог и вверил свою судьбу официальной бумажке. Бумажку подложил Плаксину на стол. Сотрудники сразу заметили мое заявление и, как я понял, без протеста, по-семейному.


        Входит сам Плаксин. В комнате воцарилась ожидающая тишина... Через пару минут Плаксин непонятно крякнул и не произнес ни слова. Продолжил перекладывать обычные производственные бумаги. Примерно через полчаса зазвонил телефон.


        Плаксин выслушал, что за вопрос возник в цехе, рядом с собой положил телефонную трубку и изрек: « Неронов, возьмиТЕ папку 5101, подойдите к телефону. Будете вести «управление в передней кабине».


        Теперь у меня появилась «забота» забираться под пол кабины пилотов, через люк лаза в полу. Я сразу же разбил стекло на наручных часах. С тех пор ношу часы на тыльной стороне руки. Давно нет в этом необходимости, а манера, как памятная привычка, осталась.


        Под полом работают рабочие-монтажники. И там, где и «курочке негде клюнуть», конструкторы находят место для приборов. Бедным рабочим приходится, изогнувшись крючком, лежа на выпирающих ребрах каркаса, задевая постоянно головой о разные приборы и качалки, еще что-то монтировать по чертежам. Успокаивают они себя только тем, что костерят на чем свет стоит «тупых» конструкторов, коллег моих, значит:

 - Хоть раз бы залезли  они сюда посмотреть, что там, сидя за столом, поначертили!?

        И заметив меня, добавляют:

        - Гляди, кажется еще один пришел, рулеткой прикидывает…


        А рядом со сборочным цехом был еще и ЛИС. «Словом  по слову», а машина для Родины почти готова. Вопросы уже с ЛИСа пошли.

        Летный экипаж жалуется:

        - Шасси жесткое».

Для убедительности прокатили нашего бригадира ШиУ Плаксина, чтоб сам прочувствовал, и «хорошо» посадили самолет.


        Пришлось срочно менять параметры демпфера шасси. Перегрузка при посадке снизилась. Приходит с ЛИСа «Фатеич», докладывает, что летчики теперь довольны,  «дух рад и животу лёгко».


        Рассказывает еще, что знакомые механики-мотористы на взлетной полосе  шаркают ногами. Долго и старательно. Не понял. Подхожу, спрашиваю:

        - Твист танцуем?

        - Регулировочные прокладки для масляной системы шлифуем под заданный размер. Ногами шлифуем, штангелем проверяем.

        - Народные умельцы!

        Отладили машину. И к параду войск на Красной площади была готова  уже не одна машина.

        Руководство страны решило показать империалистам, что  у нас теперь есть. Гордо зазвучал голос Левитана:

        - Над Красной площадью пролетают сверхдальние стратегические бомбардировщики!