Домом для Квазимодо стал собор Парижской Богоматери. Редкие вылазки из убежища заканчивались проблемами и издевательствами. Единственной страстью горбуна был Собор. Он влюбился в него, изучив каждый его закоулок и излазив его сверху донизу.
...среди людей он чувствовал, а затем и ясно осознавал себя существом отверженным, затравленным, заклеймённым.
Виктор Гюго "Собор Парижской Богоматери".
Петербург. Наши дни.
Небольшое уютное кафе в центре города.
Первая половина дня. Заняты лишь два столика. За одним, с чашечкой кофе, сидит мужчина лет сорока пяти, не очень опрятного вида. Про такого можно сказать, типичный неудачник по жизни.
Другой посетитель, мужчина за 60. В дорогом костюме, гладко выбритым лицом. Официантка приносит заказанный им завтрак. Как раз в тот момент, когда она поставила на стол небольшую сковороду с яичницей — глазуньей, аппетитно посыпанной мелко нарезанным зелёным луком, стакан томатного сока и два куска белой французской булки, в дверях кафе появился ещё один посетитель. Это был сутулый высокий мужчина неопределённого возраста. Одет он был в грязный длинный плащ, под которым явно отсутствовала рубашка. Заросшее бородой лицо, из-под нелепой серой панамки на голове, торчали, словно пакля из старого бревенчатого сруба, спутавшиеся, давно не стриженые волосы. Взгляд у вошедшего человека был какой-то отстранённый. Видно было, что человек немного не в себе. Таких принято пренебрежительно называть "бомжами".
Официантка грубыми словами стала прогонять бродягу.
Но, сидящий за столом, хорошо одетый мужчина, остановил её и пригласил вошедшего бородача к себе за столик.
Когда тот сел на стул напротив, то мужчина в костюме спросил бомжа, ест ли он яичницу — глазунью. Получив от бродяги утвердительный кивок головой, пододвинул к нему сковороду. Человек набросился на еду со звериной жадностью. В минуту, всё съестное исчезло во рту этого бородача. Мужчина в костюме заказал для бомжа к уже съеденному, несколько слоёных булочек и кофе. Принесённое официанткой было так же быстро проглочено голодным человеком. Поев, бродяга поблагодарил своего благодетеля и сославшись на то, что у него сегодня много дел и поэтому он должен спешить, поднялся со стула. Встав, он сунув руку в карман плаща, достал оттуда и положил на стол смятые бумажные деньги. Хорошо одетый мужчина, попросил его убрать деньги, сверху положив на них ещё приличную сумму своих. Бомж не стал спорить, а ещё раз, поблагодарив, скомкал в кулаке все деньги, сунул их в карман и вышел из кафе, оставив после себя у посетителей различные мысли на его счёт, да запах давно немытого тела.
И тут второй, неопрятного вида посетитель кафе, всё это время сидящий молча с демонстративной гримасой ужасной брезгливости на лице, заговорил, обращаясь к первому мужчине:
"Вы меня извините, но зачем вы это? Я никогда не подаю нищим. Это мой принцип! Они, как правило, пропойцы, потерявшие человеческий вид и сами виноваты в своих бедах. Так пусть же теперь и расхлёбывают."
Мужчина в костюме посмотрел на говорящего. Лицо его слегка покрылось румянцем, во взгляде было недоумение и неприятие сказанного. Но, ответ его прозвучал спокойным голосом:
"Молодой человек, никто не знает, что с вами случится в будущем. Не окажетесь ли и вы, как и этот человек, вот так же, выброшенным из нормальной жизни. А ведь, возможно, когда-то и он думал о таких, каким он стал, так же, как сейчас, думаете о нём вы. Мне доводилось в жизни встречать людей с такими, навзничь перевернутыми судьбами."
-Ну, так расскажите, пожалуйста, об этом. Если, конечно, у вас есть время и это не нарушит ваши планы.
Мужчина задумался, и посмотрев на часы, продолжил:
"Ну что же, извольте, пока готовят для меня другую яичницу, я расскажу. Возможно мой рассказ поможет вам, молодой человек, по другому смотреть на мир людей.
Было это, теперь уже в далёкие, 80-е годы. Я, вернувшись домой в Ленинград после срочной службы в армии, поступил учиться на заочное отделение "Института советской торговли". Но, для того, чтобы там учиться на заочном, обязательно нужно было где-то работать. И желательно по торговой специальности. Меня взяли учеником официанта в один из ресторанов города, который в народе называли "Собором Парижской Богоматери" (Но о причине такого названия, вы узнаете чуть позже.) Это был, собственно, не совсем ресторан, а, так называемый, "Куст торговых точек". В огромном сером здании, как принято говорить, "Сталинской постройки", находились: большое, как казарма, помещение ресторана, и не меньшее по размерам, помещение столовой, молочное кафе, кулинарный магазин, рюмочная, кондитерский цех и ещё различные складские помещения. В общем, можно сказать, что это настоящая фабрика для сытого и культурного питания советских людей.
И так, я ученик официанта. Всё для меня в этой новой стране под названием "Советская торговля" было необычно. И музыка в ресторане по вечерам, и вкусная еда, и особые отношения внутри коллектива торгашей, и тяжкий труд официантов. Постепенно я ко всему привык, но вот однажды, это было в конце рабочего дня, я шёл по проходу, где вдоль стены стояли штабеля ящиков с пустыми бутылками. На одном из пустых ящиков сидел странный мужичёк. Он был не брит, волосы на голове свалялись колтунами. Одет он был в когда-то белую, но теперь не свежую форменную поварскую куртку. Брюки какого-то непонятного цвета. На ногах стоптанные башмаки на босую ногу. Мужик сидел и держа в руках стакан, занимался тем, что по очереди переворачивал над стаканом пустые бутылки. Он выжимал из них остатки находившегося там раньше напитка. Мужик не выбирал бутылки. В стакан попадали остатки водки, коньяка, пива, сладкого ликёра. Человек, не обращая на меня внимание, продолжал наполнять свой стакан. Когда содержимое стакана стало, по его мнению, достаточным, он, не морщась, стал медленно пить эту мешанину. Теперь он сидел улыбаясь, закрыв глаза, словно наслаждаясь послевкусием только что выпитого.
Я был настолько поражён увиденным, что неожиданно для самого себя предложил, что куплю этому бедолаге в буфете водки. Человек никак не отреагировал на мои слова. Не повернул голову в мою сторону, не открыл глаза. Так и сидел тихо в уголке на своём ящике.
В этот момент меня окликнул пожилой официант, слышавший моё предложение, угостить этого убогого водкой.
Когда я подошёл, то коллега сказал, чтобы я никогда не приставал к Саше с подобными предложениями. Не нужно унижать человека. И, чтобы я не судил о человеке по его внешности. Александр очень умный и образованный мужчина. Но, вот так его накрыла негодница судьба.
Утро следующего дня. Промежуток между часом, когда завтракающие гости ресторана уже прошли, а обеденные ещё не пришли. Официанты отдыхают. Кто-то ест, кто-то читает книгу, кто-то разгадывает кроссворд. В зал из кухни входит тот человек, которого я застал вчера на ящиках. Сегодня волосы у него на голове чуть приглажены, надет длинный, относительно чистый фартук. Войдя, Саша увидел в моих руках томик Ивана Бунина. Я купил его по случаю, накануне, в букинистической лавке. Саша, приблизившись ко мне, начал тихо декламировать:
"Я не люблю, о Русь, твоей несмелой
Тысячелетней, рабской нищеты.
Но этот крест, но этот ковшик белый...
Смиренные, родимые черты!
У вас, юноша, хороший выбор автора. Читайте стихи Ивана Алексеевича, в них вы найдёте ответы на все свои вопросы."
Он хотел ещё что-то добавить, но в этот момент нас прервала, появившаяся в зале, официантка Соня. Она с самого утра была послана торговать на улице курами. Войдя, Соня не здороваясь ни с кем, обратилась прямо к Саше:
"Сашенька, на тебе сумку с деньгами, подержи, пожалуйста, мою выручку, я в туалет, а то со мной сейчас несчастье случится."
Я сидел ошарашенный увиденным. Ведь никому другому, а именно этому, внешне опустившемуся человеку, Сонька смогла доверить сумку с деньгами.
Скажу вам, что и позже, я видел, как Саше поручали и деньги постеречь, и в буфете посидеть, если буфетчице нужно было на секунду выскочить куда-то. Никогда он не позволял себе что-либо украсть.
В общем так, на любви к стихам, и сошёлся я накоротке с Александром. Во времена наших общений, он рассказал мне о своей жизни.
Мама воспитывала его одна. Отец, вернувшийся с войны весь израненный, прожил недолго. В школе, Саша учился на хорошо и отлично. Рано начал писать стихи. Их даже печатали в Литературной газете. Потом, учёба на дневном отделении в Ленинградском политехническом институте. Занятия боксом. Тогда же он стал мастером спорта по боксу. В те же годы была издана его первая книжка стихов. По окончании института, год службы в армии. Там он вступил в коммунистическую партию. После демобилизации, был принят на должность мастера цеха на "Ленинградский сталепрокатный завод". Женился. Родилась дочь. Ему предложили возглавить комсомольскую организацию завода. Он согласился. В общем, жизнь обещала быть замечательной...
И тут умирает от неизлечимой болезни его мама. Только его душа справилась с этой трагедией, второй удар. Его четырёхлетней дочери врачи ставят ужасный диагноз. Доктора лишь разводили руками, мол, у нас в стране такое не лечится. Ужас и паника охватили тогда семью. Что же делать?
Жена Александра была по маме еврейка, и её дальняя родственница жила в Израиле. О том, что у жены есть родственники за границей, Саша узнал лишь только тогда, когда это несчастье случилось с его малышкой. В то время только, только начали евреев выпускать из СССР на их историческую родину. Было невозможно смотреть на угасающего ребёнка. В общем, решили всей семьёй уезжать.
Подали документы в ОВИР (аббревиатура от названия «Отдел виз и регистрации»). Жене, дочери, тестю и тёще предоставили разрешение на выезд. Саше же в выезде было сразу отказано. Причина отказа не сообщалась, но предполагали, что из-за его работы комсоргом завода. Решили, что здоровье ребёнка важнее всего и пусть все едут, а Саша останется пока в России, сменит работу, а при первой же возможности жена пришлёт вызов и он приедет.
Но вышло всё совсем не так, как предполагал Александр.
Через день, после подачи им заявления на отъезд, он был исключён из партии и уволен с работы. Любая попытка куда-либо устроиться, хотя бы дворником, была провальной. Жена и её родители, в ожидании отъезда, уже уволились с работы. Деньги, имеющиеся в семье, таяли с невероятной быстротой. И наступил момент, когда уже нужно было покупать билеты для отъезда, а на это просто не было денег. Решено было обменять их шикарную трёхкомнатную квартиру в центре города, на маленькую комнатку, с окнами, выходящими в глухую стену, в многонаселённой коммунальной квартире. За это, семья получила доплату в сумме, которой хватило на покупку билетов на самолёт до Рима, где был в то время распределительный пункт для отъезжающих из СССР евреев.
Во время проводов родных в аэропорту Пулково, Саша держался молодцом, не показывая вида, что его сердце просто разрывалось в этот момент на кусочки. Александр мог наблюдать через решётку, отделяющую уезжающих от провожающих, как его близкие проходили через "экзекуцию" личного досмотра. Очередь досмотра настала и сидящей в коляске дочки. Отец увидел, как таможенник с каменным лицом садиста, запретил брать с собой, покидающим Родину, маленький золотой кулончик на тоненькой цепочке, который Саша повесил на шею своей дочурки, как память о себе. И тут уж слёзы брызнули из глаз Александра, он стоял и беззвучно выл. В этот момент его сознание проколола мысль, а ведь, возможно, он видит своих близких в последний раз в жизни....
В общем, когда Саша проводил свою семью в аэропорту, в кармане у него осталось денег только на то, чтобы купить полбуханки хлеба. И всё....
Забегая вперёд, скажу, что Сашина дочка успешно прошла лечение в Израиле и росла там здоровым весёлым ребёнком. Жена не однажды присылала Александру вызов на переезд в Израиль. Но, она не могла тогда, даже в страшном сне увидеть, каким стала теперь жизнь её дорогого мужа.....
Александр, постепенно, стал опускаться всё ниже и ниже по "социальной лестнице" и, вскоре, достиг самой нижней её ступени. Он уже не разбирал, что он пьёт, что ест, где спит. Чаще всего Саша не ночевал в своей комнате, а засыпал там, где его заставал сон: в подвалах, на чердаках, а то и просто на скамейке в каком-нибудь сквере.
Так случилось, что он прибился к нашему ресторану. Его пожалел кладовщик. Саша стал помогать ему, как грузчик. За это, он получал какую-то еду и немножечко выпить. Когда стало понятно, что Саша, до неприличия для работника советской торговли, честен, то ему стали разрешать и ночевать в здании.
Он здорово ориентировался во всех закоулках большого строения, ставшего для него настоящим домом. Он редко покидал здание. Да, и зачем, ведь на улице он встречал лишь насмешки и неприязненные взгляды. Как-то, сам Саша, пошутил, что он, живёт сейчас, как Квазимодо в соборе Парижской Богоматери. Так, с его лёгкой руки, нашу фабрику все стали называть "Собором Парижской Богоматери".
Позже, за помощью к Саше, стали обращаться и остальные работники. Что-то поднять, что-то передвинуть, что-то отнести. Руководство фабрики-кухни, конечно же, узнало о существовании такого Саши, но из жалости, закрывало глаза на его присутствие и его даже оформили официально грузчиком. У Александра в ресторане появилась тайная любовь, молодая хорошенькая официантка Танечка Гитлиц. Он ничего не говорил ей об этом, но все замечали, как грузчик нежно смотрит на эту белокурую девушку. А может она просто внешне очень напоминала Саше его жену.
Так бы оно шло и шло, но...
Но появился в ресторане новый заместитель директора по фамилии Бессонов. Это был ужасно неприятный тип. Официанты, сократив его фамилию, сразу дали ему кличку Бес. Раньше этот человек работал в милиции. Говорили, что он пришёл к нам по протекции самого директора торгового треста. С приходом Беса, многое поменялось в нашей официантской жизни.
Но, тут нужно слегка приоткрыть завесу системы взяток, твёрдо существующую тогда в ресторанном деле. Официанты платили дань метрдотелю, тот "заносил" деньги директору всей фабрики. Заместитель же директора от официантов ничего не получал. Так было всегда, до вновь пришедшего зама. Он стал требовать, чтобы мы отчисляли и ему часть денег. Естественно, народ возмутился и отказался платить. Так, тот негодяй, что удумал. Бес каждый вечер приходил в ресторан и сидел в углу, наблюдая за нашей работой. Работать стало невозможно. Чёрный доход официантов, соответственно метрдотеля, стал резко падать. В общем, этот гад, нас переиграл. И нам ничего не оставалось, как согласиться ему платить.
Это продолжалось недолго...
Был жаркий июльский день. Официанты, расслабленные жарой, "ползали" по залу, обслуживая немногочисленных гостей. В углу зала, за ширмой, отдыхали свободные от работы официанты. Тут же, под охлаждающим потоком воздуха от вентилятора, сидел и угощался бесплатно обедом, новый зам. В этот момент, в зал заглянул, как всегда, не очень чисто одетый, наш Саша. Кто-то его попросил, что-то передать одному из официантов. Бес увидел Александра впервые.
Взглянув с пренебрежением на вошедшего, он выдавил грубо:"Грязная свинья, вон отсюда!".
Саша бы наверно смолчал, но это было сказано при его симпатии, Танечки Гитлиц.
Повисла пауза. Я уже был готов, со своим юношеским максимализмом, броситься в защиту Александра, но тут все услышали спокойный голос Саши:
"В пьесе Эдмона Ростана "Сирано де Бержерак" есть такой диалог между глупым повесой и Сирано.
Повеса в адрес Сирано:
- Идиот, подлец, дурак!
Сирано:
-Как много титулов, а я - Де Бержерак!"
Бес вскочил со своего места и ударил Сашу в лицо.
Александр, отступив на шаг, сжав кулаки, встал в боксёрскую стойку, но тут же, покорно опустив голову, произнёс:
"Пусть зрители меня простят,
что на удар, ударом не отвечу.
Причину этому вам позже объяснят.
А я, удара не замечу.
Простите непокорного раба.
Виной тому июльская жара."
Все оказавшиеся в это время там официанты, в душе аплодировали смелости Александра. Конечно же, сразу после его ухода, объяснили заму, насколько Саша, в прошлом мастере спорта по боксу, великодушен, не ответив ударом на удар.
Но этот негодяй оказался человеком мстительным, и он распорядился, больше не пускать Сашу на территорию предприятия. Но тут уже поднялись все официанты, да и остальные работники "Собора Парижской Богоматери". Если официанты раньше смогли проглотить то, что Бес требовал от них мзду, то Сашу ему прощать не собирались. На это не пожалели денег, скинувшись на взятку директрисе. И началась операция возмездие под названием "Изгнание беса". Когда в следующий раз Бессонов вошёл в зал ресторана, к нему подошла Танечка Гитлиц и сообщив, что у неё сегодня день рождения, предложила угостить его дорогим коньяком. А на халяву, тот мерзавец, был очень падок. В общем, вы уже догадались, что его напоили до скотского состояния, и как бы случайно, а на самом деле с директрисой ресторана была эта договорённость, в зале ресторана появился директор треста, чьим протеже и являлся тот зам. И тут директор треста увидел этого пьяного дурака со спущенными до колен брюками, в облёванном пиджаке.
И конечно, Бес уже со следующего дня у нас не работал. Более того, его никуда больше не брали на работу в торговые предприятия, да и обратно, в милицию, ему хода не было. Поговаривали, что от него ушла жена, забрав ребёнка и он совсем опустился...
А Сашу мы так больше никогда и не видели.
Когда, после работы, официанты обмывали успех изгнания Беса, кто-то произнёс тост за Сашу, высказал надежду на то, что ему всё-таки удалось вырваться к жене и дочери. Навсегда ..."