Ворота скрипнули и въехал автозак
холодный и трагично безнадёжный,
везущий смерть, болезни, пытки, мрак,
на беспредел внутрь загнанных сапожный.
Тоска качалась в такт его движенью,
а лужи словно кровью наливались,
охранники в издёвках упражнялись
и предвкушали пыток наслаждение.
Кровавый год жестокий беспощадный
пришёл на смену мнимому затишью,
а обречённость поступью парадной
взбиралась средь чинов и званий выше.
Ушёл в загул садизм незапрещённый
и аппетит его достиг галопа,
а вакханалии троек разрешённых
ввергали в ужас жителей Европы.
Сквозь толщу стен и видом леденящих
пробиться смог подвальный жуткий крик
надсадный бесконечный и разящий
в миллионы душ, пугая их, проник.
Бесилась власть, врагов уничтожая,
и каждый день смывала кровь с себя;
народ свой уважала, угнетая,
уничтожала, искренне любя.