Не только в детстве, но уже и во взрослой жизни Валерию Константиновичу периодически снился один и тот же сон, ну разве что интерьер сна, если это можно так назвать, был всегда разным – он умел летать. Мало того, что умел, но и летал, и с большим удовольствием. Во сне это происходило как: подпрыгнул и полетел. Захотел поднялся повыше, захотел, спустился ниже. Но во сне полет всегда заканчивался, приходилось приземляться, а дальше на своих двоих.
Ощущение, которое сейчас испытывал Валерий Константинович и состояние в котором он находился было отдаленно похожим на те полёты, во сне, но очень и очень отдаленно. Земли как таковой для него будто бы вообще не существовало.
Нет, земля конечно же существовала и её было видно, но воспринималась она приблизительно так же, как человек воспринимает небо: красиво, заманчиво, но без надобности. Приблизительно тоже самое теперь испытывал Валерий Константинович по отношению к земле, как к поверхности. Его стихией было, если называть вещи привычными любому человеку именами, воздушное пространство.
Опять же, если разговор зашёл об улицах, тротуарах, тропинках дорогах, то они были предназначены для людей, а Валерий Константинович человеком не был, вернее, он им уже не был и ещё не был одновременно. Поэтому вполне резонно называть его опять, просто Валерой. Не Константинович он ещё хотя бы потому, что родителей не имеет.
***
Ладно с этим. Считается, что состояние свободного полета в первые минуты освобождения души от тела радует её, окрыляет, ну и прочее. С Валерой ничего подобного не происходило. Было ощущение, что он как бы вернулся домой после долгой поездки, туда, где всё знакомо и привычно. И ещё одна немаловажная вещь, Валера, вернее его душа, перестала удивляться и воспринимала окружающее совершенно спокойно.
Знаете же, увидев что–то выходящее за рамки повседневной обыденности, ну или что–то приятное, как ожидаемое так и не ожидаемое, человек удивляется. На самом деле это не более чем реакция на какое–то событие, не более того. Бывает даже что некоторые прочно обосновавшиеся в повседневности люди несколько более эмоционально, чем это предопределено им всё той же повседневностью, реагируют на удивление своего визави: «Ты что, из зоны откинулся что ли?», ну или типа того. На самом же деле повседневщики этого не замечают, не положено им, они сами удивляются на происходящее, только очень скучным, а потому неинтересным способом. А ведь человек и удивляется потому, что живёт, потому что живой.
Теперь же, будучи в состоянии души, Валера не то чтобы ничему не удивлялся, он как бы просто был очень и очень спокоен, ну почти как после бани.
Воспоминания о том, что происходило не далее как вчера конечно же остались, но были как бы подернуты то ли полудымкой, то ли полутуманом и потому просматривались нечётко и расплывчато, не вызывая каких–либо чувств.
Место, где находился Валера было ему незнакомо, но это его мало беспокоило. Даже не осматриваясь по сторонам, ну чтобы хоть немного привыкнуть к вновь обретенному состоянию самого свободного полёта, который только возможен, Валерий переместился в свой город, который был ему родным и которому предстояло стать таковым во второй раз. Как он это сделал, в смысле, переместился, он не понял, да и не задумывался над этим. Если способность удивляться утрачена, вернее, до поры до времени не используется, то и обращать на якобы странность перемещения не имело смысла – переместился, и всё тут.
То, что он оказался там, где надо, Валера понял увидев свой бывший и будущий дом. Теперь оставалось всего ничего, отыскать или дождаться маму, будущую маму, и находиться при ней неотлучно. Проникать, а по другому никак не скажешь, в квартиру не было смысла.
***
Теперь Валера видел всё вокруг и сразу, но даже такая способность видеть на триста шестьдесят градусов одновременно его нисколько не удивила.
Стены домов для него тоже не были препятствием. Они вроде бы и были, но в тоже время их не было. Валерий мог совершенно спокойно, оперируя человеческими понятиями, наблюдать за тем, что происходило в домах и квартирах. Но ему это было совершенно не интересно.
Ещё он или она, его душа, помимо способности перемещаться мгновенно и на любые расстояния, и способности видеть сквозь стены, не мог видеть своё тело. Вроде бы, с точки зрения человека, вещь удивительная, да что там удивительная, в пору запаниковать, но это если ты человек. А если ты уже не человек или ещё не человек, что впрочем одно и тоже, то воспринимается вполне нормально.
Но всё–таки что–то от Валерия Константиновича у Валеры осталось, потому что он, нет, не удивился, а констатировал интересную штуку. Оказывается душа, она когда в человеке, тогда, как бы это сказать, вся на эмоциях как на шарнирах: любит, ненавидит, а иногда и то, и другое сразу. Радуется и печалится, да много чего она ещё делает от чего жизнь человеческая или наполняется смыслом, а значит и радостью, или же становится сплошным кошмаром.
Находясь же вне тела Валере несмотря на всю спокойность его нынешнего состояния понравилось это сравнение – душа напоминает выключенный телевизор. Когда телевизор включен, он интересен, потому что может радовать, печалить, пугать или же наоборот, делать смелым и отважным, но это покуда он включен и что–то там показывает. А выключишь его, стоит себе, экран тёмный как пропасть, и никакого интереса из себя не представляет. Наверное по аналогии с телевизором душа тоже становится яркой и интересной как телевизор с принимаемыми телепередачами с телом конкретного человека. Ну а уж какая там «телепередача» получается, наверное не только от души зависит, но и от тела. Ведь душе никто ничего в виде генов не передаёт, а телу как раз наоборот, вот в результате такого слияния и получаются когда красавцы, а когда уроды, моральные разумеется.
Получается, что душа, как энергетическое приложение, безлика и в эмоциональном плане ничего из себя не представляет. Она, если можно так сказать, является не более чем усилителем того, что заложено в человека его родителями, а значит и всеми предками.
Теперь Валере стали понятны слова Аркадия Анатольевича о том, что души никто не распределяет, они сами себе находят того, кого им предстоит усиливать. А если они, получается, что безлики, не более чем сгусток энергии, тогда понятно, почему им всё равно в кого воплощаться, лишь бы побыстрее. Вполне возможно в свободном состоянии, без тела, душа растрачивает свой энергетический потенциал, правда непонятно на что и почему, а находясь в теле человека, усиливая его эмоции, она таким образом подзаряжается.
***
Словно в подтверждение этого Валера увидел ещё одну душу. То, что это именно душа, а не что–либо другое, он не то чтобы догадался, он знал об этом. Мимо него неторопливо пролетело нечто напоминающее уменьшенную копию человека, сантиметров тридцать величиной. Это была женщина, вернее душа, тело, ей покинутое, принадлежало женщине. Было видно, произошло это довольно–таки давно, потому что душа в виде уменьшенной копии человека была одета по моде приблизительно начала двадцатого века, а может быть и раньше, Валера плохо разбирался в таких вещах. Но помимо, так сказать, одёжки, длительное пребывание в свободном состоянии можно было определить по тому, что вид у души был поблекшим, как старая фотография. Душа бывшей дамы не обратила на Валеру никакого внимания и проследовала куда–то по своим делам. Валере было интересно и не интересно одновременно, в каком человеке находилась пролетевшая мимо душа, как и насколько ярко она усиливала жизнь той женщины? Судя по тому, что изображение души выглядело лет на тридцать, усиливала она очень даже неплохо и возможно даже перестаралась в этом.
***
Немногим позже Валера увидел еще одну душу, та чуть ли не пулей вылетела из соседнего дома. Сначала она заметалась, как бы не понимая куда попала, но немного погодя, успокоилась.
«Не иначе только что от тела освободилась. – равнодушно подумал Валера наблюдая за душой, оставшейся «без работы». Судя по тому, что изображена она была в виде женщины весьма преклонного возраста, он даже пошутил, правда спокойно и равнодушно – «Отмучилась старушка».
Ставшая невольной соседкой, душа наконец успокоилась, но никуда не полетела, осталась на месте. Правда через некоторое время вернулась в дом, вернее, в квартиру. А там, в квартире, Валере было всё хорошо видно, никого, кроме почившей старушки не было.
«Значит придётся тебе охранять свою бывшую хозяйку, пока кто–нибудь из родственников не появится или же соседи, встревоженные неприятным запахом, не вызовут участкового и управдома. – подумал Валера».
Это было не его тело, а значит и соваться туда не было смысла, сама, в смысле душа, разберётся что и как.
Его делом и главной задачей было дождаться девушку, в которой через месяц появится то, что через девять месяцев станет Валерием Константиновичем. Поэтому сейчас он напоминал тот самый выключенный телевизор. Кроме матери его будущего тела Валеру ничего не интересовало, а значит надо было просто ждать, спокойно ждать, когда появится та, которая ему нужна.
И ещё, вспоминая рассказ Аркадия Анатольевича о конкуренции между душами за право скорейшего воплощения, Валера, кроме души недавно почившей старухи и души неизвестно куда проследовавшей других не обнаружил. Значит он был первым, значит конкуренция не предусматривалась. Это не то чтобы успокаивало Валеру, он был совершенно спокоен, да трудно объяснить это состояние. Если что, спросите у телевизора, что и как он чувствует будучи выключенным?
***
В ожидании той, которой в скором времени предстояло стать матерью его будущего тела Валера всё–таки решил как–то себя развлечь. Удивительно, но это нам удивительно, а для души, в чистом виде, без тела, слово мама не подходит. Как–то влиять на живых, чуть было не написал: «ему в голову не пришло». Не было у него сейчас ни головы, ни рук, ни ног. То, что было сейчас у Валеры описать и уж тем более объяснить он был не в состоянии хотя бы потому, что не видел самого себя.
Он попробовал вспомнить в ком он ещё жил до того, как стал сначала Валерой, а после, Валерием Константиновичем? Видимо такое желание у него возникло только потому, что он совсем недавно покинул своё прошлое тело и что–то от него, от тела, какие–то остатки эмоций, ещё не улетучились. Воспоминание было очень туманным, но всё–таки было. Он увидел здорового мужика, с виду крестьянина, только в сапогах. Жил тот крестьянин сначала в деревне, а потом переехал в город, барыня вызвала. В городе он был определён в дворники. Потом была какая–то неприятная история с девушкой которая ему нравилась, а барыня выдала её замуж за другого. А ещё после, появилась у него собачка, которую он очень любил. Но барыне собачка не понравилась и ему пришлось её утопить.
«Да уж невесёлой жизнью мне приходилось жить. – подумал Валера. – Ладно, постараюсь предстоящую жизнь сделать весёлой. Да что там постараюсь, сделаю. Зачем же тогда я здесь оказался»?
Ничего не скажешь, хорошие воспоминания. Хотя ничего странного в этом нет за исключением того, что человек в состоянии вспомнить, как правило, только свою жизнь, а душа жизнь тех, кому помогала жить, и то не всегда и с трудом.
Интересный досуг устроил себе Валера. Человек, так тот наоборот старается не вспоминать прошлое, особенно если оно не доставляет радости. Да и вообще, в природе человеческой заложено – больше смотреть вперед, чем оглядываться назад. Бывают конечно такие люди, что живут исключительно прошлым, но, короче, это их дело. По мне, так впереди гораздо интереснее, чем позади хотя бы потому, что ты не знаешь своего будущего. А прошлое, оно известно, потому и не очень интересует.
***
Та, которой в скором времени, предстояло стать матерью его нового–старого тела, его мамой, появилась ближе к вечеру. Было видно, настроение у неё хорошее, но это нисколько не тронуло Валеру. Он знал, что Ирина, так её звали, сегодня сдала последний вступительный экзамен и сдала успешно. Видимо Ирина тоже знала об этом или же, во всяком случае чувствовала, ну и плюс молодость – неиссякаемая кладезь радости и оптимизма.
Будущая мама, но не его, Валеры мама, а Валерия Константиновича пританцовывая и вприпрыжку скрылась в подъезде. Дождавшись когда она зайдёт в квартиру Валера переместился туда же. Хорошее настроение дочери родители восприняли как успешно сданный экзамен, так что в доме царили мир, любовь и всеобщее хорошее настроение. Валера не обратил на это никакого внимания. Он приблизился к Ирине и расположился за её правым плечом. Теперь до того момента, до момента зачатия, это было его постоянным местом и покидать его он не собирался.
Началось ожидание: не тоскливое и не скучное, и не ожидание с «повизгиванием» в предвкушении, а просто ожидание, как у того телевизора, который до поры до времени выключили.
Единственное, за чем наблюдал Валера, так это за появлением конкурентов – душ, жаждавших воплощения, но пока ещё не нашедших тех, которые в ближайшем времени предоставят им такую возможность. Но конкуренты пока не появлялись и ожидание продолжалось, терпеливое и безликое.