А Виняголовское болото оказалось огромным, точно серо-жёлто-зелёное море.Из этого моря торчали жалобные, худенькие сосенки да берёзки, где-то живые, где-то уже засохшие. Кирилл сказал, что такие болотные деревца высокими не вырастают, у них корни угнетены. Если у деревца корни угнетены, то оно так и проживёт, так и помрёт недоростком худосочным, как плохо кормленный и затурканный человеческий дитёнышБ которому в полный человеческий рост и разум никогда не войти... Вот на островках, повылезавших из болота, сосны росли красивые, могучие, с крепкими ветками, с шикарной кроной.
Если верить карте, нам был нужен один из таких островков; мы к нему и двинулись по болоту.Отошли от берега, а болото под ногами колышется во всю свою ширь, точно оно и вправду море, и под моховой подушкой ходят волны. Кирилл срезал два деревца своим охотничьим ножом, сделал два посоха и велел очень осторожно двигаться, не торопиться, в его следы не вступать и ни в коем случае не ставить ногу на весёлые ярко-зелёные пятна: там "мяша", сказал Крирлл, она совсем ненадёжна. Под многими из этих пятен скрывались воронки, оставшиеся с войны. А ещё там были полусгнившие, полулежавшие колья с обрывками ржавой колючей проволоки. Между ними могла сохраниться старая лежнёвка, по которой идти было бы легче; но Кирилл приближаться к ней не велел: вдоль неё, возможно, остались мины. Мины могли быть и здесь, где мы шли. "Лягушки". Мне Кирилл их уже раньше показывал. У них там такой как бы помпончик с начинкой, он первый взрывается, от этого мина подскакивает и рвётся на уровне груди или живота... Такое вот изобретение тонкого человеческого разума... Так что, сказал Кирилл, если услышу хлопок, надо сразу бросаться наземь, хоть в лужу, хоть куда, не боясь промокнуть или испачкаться: жизнь дороже...
Как ни странно, на болоте было множество тропочек. Некоторые явно звериные - на них остались какашки лосей и даже отпечатки их ног, - но были и человечьи, обозначенные где обрывком газеты, где кусочком какой-нибудь оброненной тряпочки или верёвочки, или полиэтиленового кулька. Потому что это было клюквенное болото, сюда многие ходили за ягодой.
Красные шарики клюквы, похожие на жирные капли крови, были разбросаны по всему болоту, а местами они скапливались, как будто там была кровавая лужа. И клюква была рясная, крупная такая! Но мы клюкву не брали, потому что у нас у обоих с кислотностью не очень хорошо. У меня это с детства, а у Кирилла - последствия зоны. Была бы черника, я бы радовалась. А клюкву мы не брали. Хоть она и такая полезная. Мимо шли - Кирилл равнодушно, я с сожалением...
Но вот земля стала твёрже и мы, наконец, выбрались на остров. Вот там, на острове, была красота! Сухо, хвоей пахнет; и, между прочим, всякой ягоды полно: черника, брусника; а по краям, у бережка, седоватые кустики голубики. "Гоноболь" у нас называется.То есть, будь у нас время, можно было бы мою корзиночку наполнить. Лес предлагал... Однако, времени не было. Осень, вечер рано наступает.
Мы стали готовить бивак. Обживаться на ночь.
Нарезали еловых лапок для ложа, стеночку такую низенькую из веток сплели. Раскинули крышей наш большой полиэтилен и занялись костром. Пока то, да сё, постель приготовили, сухостоин для костра на всю ночь натаскали, уже и смерклось. Мы подвесили котелки над огнём, один для чая, другой для каши; сняли сапоги, шинели. Под полиэтиленом скапливалось тепло от костра, так что шинели и не нужны были. Кирилл достал карту, а я возилась у огня, занимаясь нашим ужином. Точнее, обедо-ужином: мы ведь не обедали... Между прочим, пока совсем не стемнело, я таки набрала сколько-то ягод в свою корзиночку, нам на вечерний десерт, да и на утро. Вот и пригодилась находочка!.. А то Кирилл - не бери, не бери...
И вот совсем стемнело. Звёзды вышли, месяц. Яркий такой: осень... Сидим мы у костра, кашу уплетаем, чайком запиваем. Кирилл говорит: "Чай - хороший человек"... По лесу осенние шорохи; сосны вокруг, ёлочки; кое-где берёзки белые светятся.В костре угли горят, как драгоценные камни, и по ним какие-то тени пробегают, оживляют их. Точно угли дышат. Они то пепельным цветом подёрнутся, то разгорятся яро, то синеватым огоньком подмигнут... Вообще же огонь от сосны красный; от берёзы светлый, а от сосны красный. А ёлку лучше в костёр не брать* искрит сильно, искрами плюётся, может полиэтилен прожечь... Сидим, веточки в огонь подбрасываем. До сна можно большие сухостоины в костёр не класть, они на ночь припасены, чтобы реже просыпаться и огонь подправлять.
Кирилл говорит, не найти нам, видно, этот канал. Где-то мы его прошли. А может, он зарос. Монахов-то не стало, прочищать его некому было. Попробуем к Макарьевской в другой раз с другой стороны подобраться...
А мне, если честно, эта Макарьевская и вообще не нужна. Мне и так хорошо. Я бы по лесам просто так бродила, без всякой цели. С Кириллом... И уснула себе. С одной стороны шинелька, с другой костёр греет. Небо чистое, звёздное. Ночь месячная. Шорохи всякие... И до утра не просыпалась. Это Кирилл вставал, костёр поправлял. А я спала себе да спала. До зари. До росы...
(Окончание следует)