Виталий Максимович Бородкин отправлялся на пенсию. Трудовой день длиною в сорок земных лет закончился, и в окна, словно радужный свет, ворвалась новая счастливая жизнь.
Проснулся Виталий Максимович в прекрасном расположении духа и, ущипнув жену за выпуклое место, залился свистом.
- Не свисти, денег не будет! - проворчала жена.
- Это как же понимать не будет? Нет, голубушка, теперь не надуют! Хрен им с опилками. Закон. Это мать не углём на заборе писано! Тут не зашалишь. Настал день и на тебе: - распишитесь, как говорится, и получите.
- Дружков – то по застольно-стекольному ремеслу много припрётся? Или как обычно Иван да Федя?
- Иван не ходок, - промычал Бородкин. – Вляпался Ванька по уши самые.
- Как же это? – жена прищурила глаза и подбочилась.
- С вами, бабами, свяжешься, макинтош деревянный примеряй. Вывела его мымра старая. Вот и запустил костылём.
- Ой, грех – то на душу. Убил?
- Если бы. Промахнулся.
- Так какого лешего ты мне тут мозги крутишь? А я, дура, и уши распустила. – Жена схватила сковороду и замахнулась.
- Ты чего? – взвизгнул Бородкин и отпрыгнул в сторону.- Сначала дослушай, а потом и бесись. – Костыль – то в окно вылетел да на машину дорогущую и грохнулся. Теперь стоит у двери Ванькиной детина двух метровая, поди нос – то высуни, головы лишишься.
- А Фёдор что?
- А что Фёдор? Позвонил ему Иван и говорит: - Дойди, Федя, до меня, поговори. Так, мол, и так. Не нарочно получилось. Случайно. Люди же все. Поймёт.
- И что? – перебила жена, отложив сковородку.
- Что? Что? Лежит Фёдор.
- Где лежит?
- Там рядом с дверью и лежит. Этот, чёрт бы его подрал, стоит, а Фёдор лежит.
- Ну, а эти, как их там, Вася с Колей? Надо же было учудить. На дачу они поехали, фундамент починить. Все морги обзвонила. Милиционеры двух поисковых собак лишились. Одна в болоте утонула, вторую волки съели. Смирилась уже, а тут бац и телеграмма прилетела: «Лиза вышли денег, билетики купить. Жив, здоров, нахожусь в Уссурийске. Дело случая, приеду, объясню».
- Опять ты за своё, - Бородкин закрыл сердце ладонью. - Сколько лет прошло, а ты всё о том же. Всю душу вывернула. Было. Не спорю. Перепутали электричку с поездом дальнего следования.
- Ну, вот и пригласи, есть чего вспомнить.
- Не получится, - промямлил, Бородкин. - Вася (хе-хе) умом тронулся, а Кольку посадили.
- Что на этот раз перепутали? Уж не жён ли?
- Нет! – усмехнулся Бородкин. – Водка паленая попалась.
- Ну, это другое дело! Хотя… дальше-то чего?
- Налей, а!
- Шиш! Начал говорить – договаривай!
- Да, чего там говорить. Приехал к Ваське брат из Северодвинска. Век не виделись. То да сё. На природу выбрались с семьями. Брата-то еще после девятой связали. А Васька до конца продержался. И что ему к речке-то этой понадобилось? Толи водицы испить, толи освежиться? Но только он от костра отполз, как в медведя этого, злосчастного, и уперся. Медведь – на дыбы, Василий тоже в спине выпрямился. Стоят и глаз друг от друга не отводят. Медведь рычит, Вася матерится. И вдруг: как сиганут в разные стороны: медведь - к реке, Вася – к лесу. Бежит и кричит, что духу хватает: «Убью! Не подходи! Спасите!». Так и бежал, пока лбом в осину не въехал.
- Батюшки, отче, что на свете творится! – запричитала жена. – Умер?
- Нет, говорю же, дураком сделался! Сидит на полу, в потолок глядит и звездочки считает.
- А Николай?
- А этот дураком и был. Шёл выпивши да через село соседнее, глядь: дверка на хлеву отворена, он в неё – нырк, а потом и хвать в левую руку курицу, в правую – поросеночка полуторамесячного. И только лыжи-то навострил, а тут и хозяин нарисовался: «Отдай! – говорит». А Вася размахнулся да как двинет ему этим поросенком несчастным по щеке – перелом челюсти.
- У поросенка? – проскрипела жена.
- У хозяина. Что ему, хряку, будет? Червонец строгого, будьте нате, молодец!
- Ах! – встрепенулась жена. – Одна в поле ягода! Какой сапожник – такие и сапоги! На! – она поставила на стол бутылку водки и тарелку квашеной капусты. – Ну, хоть начальника бывшего пригласи. Не салага уж в одну-то прорву заливать.
- Не! – замахал руками Бородкин. – Я его еще третьего дня окрестил: вот тебе, говорю, рожа неблагодарная! Взял и плюнул в физиономию небритую. Получай, говорю, кровопийца окаянный!
- Ай! – огрызнулась жена и убежала в другую комнату.
- Опять свой ящик для шизофреников врубила? Что тебе там? – пробурмасил Бородкин и, хлопнув ладонями по коленкам, откупорил бутылку.
- Стой! – воскликнула вернувшаяся жена, вцепившись костлявыми пальцами в прохладное стекло спиртосодержащей емкости.
- Чего? – взорвался Бородкин. – Имею право – пенсионер.
- Ага, как же, лет через пять, если не загнешься.
- Как через пять? – выпучив глаза, пролепетал Бородкин.
- Так, новости слушать надо! Возраст пенсионный повысился. Иди спи, пенсионер, на работу завтра!