Листья акаций, которым судьба выпала расти у дороги, всегда были седоватыми от пыли.В белой пыли были и камни тротуара - то есть, той части улицы, по которой машины вообще не ездят, а только люди ходят. Тротуары замощены вбитым в землю диким камнем. Если бы камней этих не было, в дожди бы глина раскисала, и грязь здесь была бы непролазная; она (грязь) и с камнем была, но вполне пролазная. Впрочем, тротуары и в сухую погоду не блистали чистотой: они были заляпаны лепёшками опавшей с дерева чёрной шелковицы, кизила, алычи, абрикосов-жарделек и соком грецкого ореха. Грецкий орех - страшная вещь для всего, что может испачкаться. Его зелёные кожурки от удара лопаются и выделяют этот сок, сначала коричневый, а потом он чернеет. И никаким дождём его не смоешь; разве что поэтапно, постепенно, дождь за дождём - к весне. Об этом надо помнить тем,кто, следуя сюжету какой-нибудь игры , надумает перекраситься в негра. Перекраситься-то он перекрасится, но должен быть готов к тому, что отмывать его будут не только мыльной мочалкой, а ещё и пемзой...
Как я уже сказала, улица у нас была тихая. Только ближе к морю, примерно через квартал от берега м через двор от нас, стоял такой красивый беленький ларёк. Там продавали, главным образом, крупу и хлеб; но иногда ещё газировку в бутылках, под названием "крющон",изделие нашего завода безалкогольных напитков, который располагался в центре города, за улицей Ленина, на берегу речки Сиурань. У нас речку называли иначе, совсем неблагозвучно - не скажу, как... Ещё реже продавали пиво "Жигулёвское", и уж совсем редко - сахар или масло. Когда происходило это событие, когда "давали" сахар или масло, об этом загодя каким-то волшебным образом узнавала вся улица, да и соседние улицы тоже. Вот тогда здесь становилось очень людно. Сахар и масло "давали" по полкило на нос, причём этот нос следовало предъявить продавцу. Поэтому покупатели брали с собой в очередь не только своих детей, но "занимали" ещё и соседских или у знакомых. Нас соседи тоже, бывало, "занимали". Надо сказать, что с нами они рисковали быть разоблачёнными, опозоренными и изгнанными из очереди, ведь мы прекрасно знакомы с продавщицей. Она гречанка, эмигрантка с острова Кипр. Там греки воюют с турками из=за этого острова. Мы с ней так хорошо знакомы, что она даже даёт нам греческие почтовые марки (мы с Юркой собираем марки; а Таня только делает вид, что тоже собирает, а сама даже не думает их добывать). Но наша знакомая, понимая наше положение и положение наших соседей, делает вид, будто нас не узнаёт, и отвешивает полкило масла или сахара на каждого из нас...
К вечеру ларёк закрывается, взрослым на улице делать практически нечего, детей загоняют по домам - на время. Потом-то мы всё равно выйдем. Но на какое-то время улица становится безлюдна и так тиха, Что даже слышится прибой. Если на море шторм. Слышится даже шуи ветра в листве...
И ветер гонит по дороге белую пыль, точно позёмку.
Проезжает по улице велосипедист, иногда даже двое или трое. Обычно это были уже совсем большие мальчики, старшеклассники или студенты на каникулах. Но бывало - и наш брат форсил на велосипеде. Некоторые везли на раме или на багажнике свою девчонку.
Мне тоже случалось так кататься - ничего хорошего! На раме сидишь - рама попу режет; а на багажнике надо ноги всё время держать на отлёте, чтобы они колеса не касались. И при этом изображать полнейшее удовольствие, а то твой друг может обидеться. Он ведь ради тебя старается, педали крутит; а тебе ещё, видишь ли, не нравится! Так что...
Велосипед был тогда штука очень дорогая и редкая. Если у кого-нибудь заводился велосипед, все мальчишки бегали за ним и ныли: "Дай прокатиться! Дай прокатиться!". Если человек был справедливый, он давал, и даже сам очередь устанавливал.Но многим родители не позволяли делать такие жесты: ещё сломают велосипед, а вещь-то дорогая...
(Продолжение следует)