12.06.2020.
Краснодар
Вадим просыпается и глубоко вдыхает, открывая глаза. Воздух на вкус всё такой же стерильный, сладковатый и с лёгким ароматом мяты. Вокруг полумрак, освещаемый лишь десятками мониторов. В одном помещении с ним чуть больше десятка пациентов, однако пространство наполнено непроницаемой тишиной. Внутренние часы подсказывают ему, что уже практически семь утра. Ночь позади. Очередная ночь, в которую ничего не случилось. И он опять не знает, как реагировать на эту стабильность: радоваться или молча надеяться на лучшее.
Проходит не больше пары минут, и на потолке включаются лампы — прямо по расписанию, в этом Вадим точно уверен. Свет рассеянный, тускловатый, не ослепляющий пациентов отделения. Он не видит, но знает и слышит, как стайка медсестёр выходит из коридора и расходится по помещению, тихо шурша колёсиками штативов. Их действия неизменны, точно выверены и распределены, кратки и без каких-либо лишних движений. Каждая из них знает своё дело, а потому они работают без единого слова, не нарушая царящую здесь тишину.
Одна из медсестёр проходит между койками и подходит к Вадиму, вставая вплотную и наклоняясь.
— Тебе пора уходить, — тихо говорит она ему в ухо.
По голосу Вадим узнаёт Катю — бывшую одноклассницу и даже когда-то девушку в школьную пору. Они не виделись с самого выпускного — почти половину жизни, но судьба свела их здесь — перед койкой, возле которой он сейчас полусидит-полулежит. Катя обходит койку и встаёт уже напротив него, с другой стороны.
Вадим вяло шевелится и смотрит перед собой. Возле его носа лежит девичья рука, от которой и тянет мятой от протирания влажными салфетками. Он осторожно поднимает голову, отрывая её от правой руки, что находится на самом краю толстого матраца и не в первый раз заменяет ему подушку. Левая покоится отдельно, прямо на исхудавшем бедре девушки. Та лежит на койке перед ним, скрытая тёплым одеялом в накрахмаленной наволочке. Под самим одеялом — запутанная сеть из проводов с датчиками, что опоясывают всё её тело. Сгорбленно сев на мягком стуле, Вадим разминает затёкшую челюсть и заспанно смотрит на девушку.
Лицо Сони за ночь не изменилось. Оно всё такое же спокойно, безмятежно и умиротворённо, словно она современная героиня одного детского мультфильма. Вадим любуется личиком со впалыми щёчками, заживающими ранками на бледной коже и ёжиком едва отросших иссиня-чёрных волос, которые пробиваются из-под повязки на голове. Соня красива, как и до того дня, когда угодила сюда. Вадим улыбается ей, пусть она и не видит этого. Его взгляд опускается на мерно вздымающуюся грудь, которая уже пару дней дышит сама, без аппарата. После этого он смотрит чуть выше, на кардиомонитор за койкой, сердцебиение на котором держится чуть выше шестидесяти, как и всегда. Его взгляд опускается ниже и придирчиво осматривает девушку, ищет хоть какие-то признаки спонтанных движений за то время, что он провёл рядом. Обе руки Сони покоятся вдоль тела под одеялом, под которым у ног койки одиноким холмиком заметен левый носочек. Вадим удручённо вздыхает. В его присутствии она не пошевелилась, в очередной раз не показала ему мелочь, которая так много для него значит.
— Иди домой, — напоминает Катя.
Наблюдая за её манипуляциями, Вадим не отвечает. Тем временем Катя достаёт руку Сони из-под покрывала и кладёт поверх него, разворачивая ладонью к потолку. После этого свинчивает с катетера на сгибе локтя крышку и промывает его, впрыснув немного физраствора из шприца без иглы. Далее следует череда из лекарств, вводимых медленно и постепенно. Поставив левую руку локтём на кровать, Вадим медленно крутит ею, разминая. Мышцы и связки лениво, с дёрганной болью отвечают на команды, а пальцы заметно подрагивают. Рука тяжёлая, непослушная, словно он пытается гнуть раскалённый металл.
— Всё ещё болит по утрам? — замечая его движения, спрашивает Катя.
Вадим молчит, едва заметно кивает и тихо встаёт.
— С добрым утром, солнце, — наклонившись, осторожно шепчет он, а потом целует Соню в лоб.
После этого отстраняется и с надеждой смотрит на неё. Замирает и Катя, на пару секунд останавливая ввод лекарства в катетер. С нетерпением всматривается в застывшее личико, пытается заметить хоть какую-нибудь реакцию, ждёт…
Проходит секунда, другая. Время необратимо движется вперёд, но не для неё. Чудо или магия вновь не происходит, а Соня не просыпается и, к сожалению Вадима, в очередной раз доказывает своё имя. Закончив с лекарством, Катя подключает капельницу к катетеру.
— В сестринской я оставила кофе в своей кружке, — между делом говорит она. — Тебе необходимо взбодриться. А то опять уснёшь за рулём посреди пробки, как в прошлый раз.
Катя тепло улыбается ему. Одновременно Вадим слышит, как другая медсестра, что стоит у него за спиной возле соседней койки, прыскает от услышанного. Однако он не реагирует и усаживается обратно. Как бы подруга не пыталась, её шутки перестали на него действовать с тех пор, как они впервые встретились у этой койки. Подложив под катетер тампон из бинтика, Катя с грустью на лице начинает настраивать скорость подачи глюкозы из пакета на штативе, на которой висит ещё несколько дополнительных. После этого она собирает использованные шприцы в отполированный поднос.
— Потерпи ещё немного, — просит Катя. — И не требуй от неё слишком много. Когда придёт время, она проснётся.
— Спасибо, — искренне говорит Вадим в спину, когда она отходит от койки Сони.
Та замирает на мгновение, а затем идёт дальше. Он оглядывается. В просторном помещении на всю ширину здания вдоль стен стоит ещё с десяток коек, на которых спят дети. Все они обмотаны проводами, датчиками и трубками с капельницами, а за ними пара-тройка мониторов и аппаратов. Над самими детьми возится стайка медсестёр, включая Катю. Каждую третью ночь, когда она выходит на дежурство, он проводит на этом стуле и вдыхает воздух палаты интенсивной терапии, за последние две недели ставший для него до боли привычным.
Порывшись в карманах больничного халата, Вадим достаёт свой телефон и скромненький плеер девушки с наушниками. На миг включив монитор смартфона, он убеждается в отсутствии пропущенных звонков и сообщений в вотсаппе, после чего запихивает его в один из карманов брюк.
— Я тут тебе кое-что принёс, — обращаясь к Соне, Вадим разматывает клубок наушников. — Надеюсь, понравится.
Включив накануне скачанный файл, он на себе проверяет громкость звука, после чего аккуратно вставляет пальчиковые наушники в уши сестре и начинает запись заново. После небольшого вступления и зачитывания аннотации там начинается аудиокнига «Кровавые пески Шуана» — фэнтези, которое девушка ждала с начала анонса, и которое только на днях обзавелось озвучкой. Оставив плеер на её груди, Вадим целует сестру на прощание. Максимально тихо и осторожно встаёт, стараясь не зацепить какой-то провод, капельницу или аппарат. Подхватив стул, возвращает его на место, лавируя между снующими туда-сюда медсёстрами и с улыбкой желая им хорошего дня. После этого он направляется по коридору с нежно-зелёными стенами в сторону одной из многочисленных дверей.
Заглянув в туалет и ополоснув лицо холодной водой, Вадим начинает чувствовать себя заметно лучше, но всё ещё паршиво. Всматриваясь в зеркало, он зачёсывает длинную чёлку влажными руками назад, приводя волосы в порядок. После этого приближает лицо вплотную к зеркалу и всматривается в него. От тех бесконечно глубоких и завораживающих орехово-серых глаз, которые так нравились Кате в школьные годы, ничего не осталось. Они исчезли всего за пару дней, оставив после себя безжизненную пустоту под густыми и низко опущенными бровями. Его новый образ дополняют синяки от хронических недосыпов и заметная щетина на осунувшемся лице. Вадим вздыхает, отчего стекло запотевает на пару секунд. Он прикусывает уголок нижней губы — сильно, до боли, пока не чувствует привкус крови во рту. Этот глупый ритуал помогает ему развеять иллюзии надежды на нереальность происходящего. И вот уже который раз губа страдает зря.
Двенадцатый день позади. Наступает тринадцатый день жизни, которую Вадим хотел бы никогда не знать. Первое время он мечтал о том, чтобы проснуться, а покинув свою спальню, оказаться на кухне за семейным завтраком. Глупые мечты и фантазии с каждым днём теряются на фоне давящей реальности и не менее реальных проблем. Ежедневные и бесконечные ожидания по принципу «надейся на лучшее, готовься к худшему» изматывают его. Они не дают есть и мучают, едва не насилуют хронической бессонницей, а когда ему всё же удаётся уснуть, изводят беспокойными снами. Покидая палату, Вадим ждёт и вздрагивает от каждого звонка или смски в вотсаппе, судорожно достаёт простенький смартфон и не знает, как реагировать на несвязанный с Соней звонок — грустно вздыхать или радоваться. За полмесяца он помнит только один случай, когда голос из динамика принёс ему хорошую новость. В тот день Соня неожиданно начала дышать сама и появились первые спонтанные движения. С тех пор лечащий врач сменил риторику и начал говорить более оптимистично, однако больше никаких улучшений в её состоянии не произошло.
Покинув туалет, Вадим направляется дальше по пустому коридору в сестринскую комнату. Та оказывается пустой. В просторном помещении находится вместительный диван, небольшая кухня с холодильником и простенький шкаф для вещей и сменной одежды. Подойдя к столу, он берёт прозрачную кружку Кати и приседает на диван. Прогретая стеклянная поверхность приятно греет ладони, а ароматный пар наполняет лёгкие с каждым вдохом. Он медленно, с наслаждением отпивает горячий напиток, который оказывается как нельзя кстати. Как показывает практика, кофеин является для него лучшим средством для прочистки мозгов от дурных мыслей после алкоголя и сигарет.
Уткнувшись локтями в колени, Вадим с силой сдавливает переносицу, хотя пальцы левой руки не могут похвастаться той же силой, что была до травмы. Что-то обсуждая, в комнату входит пара медсестёр. Заметив его, они лишь слегка понижают тон, проходят в сторону кухонного уголка и начинают шептаться о своём, стоя спиной к нему. Едва ли прочистив разум, он большими глотками выпивает остатки кофе. Горячий напиток обжигает нутро и растекается по телу приятным теплом. Под поглядывания медсестёр моет кружку, а потом подхватывает из-за дивана рюкзак со своими вещами и молча выходит в коридор.
Там Вадим видит Катю, которая всё ещё занимается детьми в общей палате и не замечает его. Как выяснилось, бывшая одноклассница уже полгода работает медсестрой в отделении интенсивной терапии. Он не хочет даже думать о том, что было бы с ним, если бы не она, и не её помощь с поддержкой. Когда-то школьная любовь порой часами переводит ему сложные медицинские заключения врачей, разрешает ночевать возле сестры и присматривает за ней в своё дежурство. Именно от неё он узнал, что Соню отключили от аппарата ИВЛ, именно она не дала ему пасть духом в первые дни кошмара и заставила готовиться к затяжной борьбе за сестру. Вадим давно бы затискал Катю в благодарных объятиях, но не хотел смущать её своим странным поступком. По этой причине он только и может, что провожать подругу с теплотой.
— Повезло же Костяну, — с лёгкой завистью вспоминает он её мужа.
Однако, стоит ему отвернуться и направиться к выходу из отделения, как улыбка в миг стекает с его лица, обнажая холодное нутро. Вадим не возвращается к сестре, чтобы попрощаться ещё раз — не хочет мешаться там под ногами. Оставив двери в отделение позади, он вешает медицинский халат на крючок и снимает висящий рядом чёрный пиджак. После поправленного перед зеркалом воротника на рубашке такого же цвета и снова закинутой назад чёлки он перекидывает через голову ремень рюкзака. Выйдя на площадку перед лифтом и лестницей, Вадим щёлкает на кнопку, не желая пешком спускаться с шестого этажа.
***
Остановившись на предпоследней ступеньке крыльца больницы, Вадим достаёт из кармана пиджака пачку винстона с изображением изуродованных лёгких. Убедившись, что рядом никого, вытягивает оттуда сигарету с зажигалкой. Закурив, прячет коробочку обратно и глубоко вдыхает лучшее средство для утренней прочистки головы. С наслаждением сдерживает дым в лёгких, после чего медленно выдыхает его, осматриваясь.
Двор перед главным входом в семиэтажное здание скромен — всего лишь выложенная плиткой дорожка. С одной стороны от неё миниатюрный парк с парой детских качелей, а с другой тянется ряд из пушистых пихт. Их едва заметный аромат помогает Вадиму на время забыть, что в полусотне метров дальше, за высоким кованым забором находится оживлённый город.
Вадим хорошо помнит тот день, когда впервые оказался на этом самом крыльце — тридцать первого мая, воскресенье. Ещё с ночи небо на весь горизонт заволокло полотно тёмно-серых туч, а накрытый полумраком Краснодар терроризировал ливень, который никак не хотел затихать. Вадим тогда с раннего утра возился в ванной, выкладывая на стене новую плитку. Телефон в кармане исправно звенел сообщениями от Сони о всякой чепухе, что отвлекало его, мешало и раздражало. И он был рад, когда в 12:07 сестра отправила ему последнее сообщение в вотсапп — «мы поехали», а потом, наконец, перестала писать. Время шло, работа спорилась, а узор из разноцветных плиток рос, обнажая великолепие ярких красок.
Когда очередной ряд подходил к концу, плейлист с именитыми композиторами оборвала трель звонка. Долгие секунды Вадим вспоминал, кто такой «Константин Платонов», что тот делает в его списке контактов и какого хрена Вадим вдруг понадобился бывшему однокласснику. Без какого-либо интереса приняв звонок, он параллельно с работой слушал хриплый, прокуренный голос. Однако, чем больше говорил Константин, тем медленнее двигались его руки. В какой-то момент Вадим замер, уставившись в цветные завитушки перед собой, пока всё его тело сотрясала дрожь от холода и страха.
Он не дослушал. Сбросив звонок, начал искать номер Сони, пальцем размазывая раствор по экрану.
— «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Перезвоните позднее…».
Он снова сбросил, не слушая ответ оператора уже на английском. Трясущимися руками нашёл номер мамы.
Гудок. А за ним ещё один за другим.
— Алло, — раздалось слишком неожиданно.
— Вы где?! — едва не закричал он в телефон и вздрогнул, осознав, что ответила ему вовсе не мама.
— Здравствуйте. Кем вы приходитесь владелице этого телефона? — напряжённо спросил мужской голос сквозь оглушительный шелест, словно говорил под дождём посреди леса.
— Сын, — не сразу ответил Вадим.
— Меня зовут Сергей Чёрный. Я сотрудник ДПС Республики Адыгея. Мне тяжело это говорить, но ваши родные попали в аварию в трёх километрах от Энема. Девушку отправили в детскую краевую Краснодара в тяжёлом состоянии. Я соболезную, но ваша мать скончалась до приезда скорой и…
Вадим осторожно присел на край ванны, едва ли слушая, что говорил Чёрный.
— Алло! Вадим? Вы меня слышите?
Он оторвал телефон от уха и на блымкнувшем экране открыл уведомления — «мы поехали» было отправлено три часа назад. В детскую краевую на другом конце города его вели и бывший одноклассник, и дпсник. Он снова сбросил звонок и помчался в свою комнату за ключами и курткой. Через минуту смартфон в кармане звякнул смской от Кости с координатами самой больницы.
— Здесь нельзя курить.
Вадим вздрагивает, и наваждение того дня рассеивается, как и табачный дым вокруг него. Он снова на ступенях больницы, а не ранним утром первого июня, когда Соню на каталке выкатили из операционной на седьмом этаже с аппаратом ИВЛ следом.
— Вы меня слышите? Затушите сигарету, пожалуйста.
Не сразу, но Вадим понимает, что говорят с ним. Не меняя позу, он слегка поворачивает голову и с безразличием смотрит на мужчину лет сорока-пятидесяти.
— А ещё курить вредно. И дорого, — хмуро добавляет он, делая новую затяжку.
Случайный собеседник делает пару шагов вниз и становится в метре от него на той же ступеньке.
— Ну что вы, молодой человек, не стоит сразу становиться ёжиком.
От удивления Вадим поворачивается в его сторону.
— «Ёжиком»? — забыв про дым в лёгких, выдыхает почти в упор.
Тот не отстраняется и терпеливо ждёт, когда окутавшие его клубы развеет порыв ветра. За это время Вадим успевает внимательнее осмотреть его. На нём качественный и явно не дешёвый джинсовый костюм, декорированный отполированными серебристыми пуговицами и коричневой нитью на швах. Он выглядит так, словно сбежал с фотосессии на ковбойскую тематику, оставив дизайнерский шмот при себе. Не хватает только шляпы и шпор на туфлях цвета светлой коры. Приглядевшись, Вадим замечает у него густые морщины на бронзовой коже вокруг глаз и понимает, что поспешно ошибся с его возрастом — ему точно за пятый десяток. Это не скроют ни серебристые волосы с ухоженной бородой, ни модные вещи. Когда табачный дым развеивается, терпеливый собеседник молча отпивает кофе из автоматного стаканчика и закусывает покупным сэндвичем.
— В случае опасности ёж сворачивается в клубок и старается отпугнуть врага.
— Так вы — враг? — спрашивает Вадим и делает новую затяжку.
— Отнюдь, что вы. Я просто старик, который хочет предложить вам работу, Вадим.
Вадим молчит, чувствует на себе внимательный взгляд собеседника и тонкой струйкой выдыхает, не меняя ни позы, ни выражения лица. Продолжая смотреть на сосны невдалеке, он тщательно пережёвывает последнюю фразу. Она говорит о многом. Старик знает его имя, и явно в курсе и про оставленную в прошлом профессию. Ведь ему явно не нужен охранник, который сидит перед мониторами в торговом центре.
— Надо лишь присмотреть за одной девушкой в течении пары месяцев, — продолжает старик, не дожидаясь ответа и подтверждая его догадки.
— Я больше не работаю, — отрезает Вадим.
Он спускается со ступенек, на ходу запуская окурок в урну. Он не примет предложение по присмотру за какой-то девчонкой. Не сейчас, когда Соня в коме, он чудом не вылетел с работы, а за ним самим тянется шлейф из долгов после похорон матери и за лечение сестры.
— Сто тысяч в месяц, — раздаётся ему вслед.
Словно врезавшись в невидимую стену, Вадим замирает, а потом медленно оборачивается, не веря в такую цифру.