М. Ю. Лермонтов

Тина Свифт
http://proza.ru/2016/09/18/417

 М. Ю. Лермонтов   
               
Вам этот мир стал тягостен и чёрен,
И в мрачных поэтических мечтах
Скучающий вам виделся Печорин
С тоскою Каина в агатовых очах.

Сколько загадок дал Лермонтов литературным критикам, представив на суд их своего Печорина! Рассудок отвергал этого странного героя, а сердце никак не хотело с ним расставаться, что-то влекло к нему, а что?
Славянофил Шевырев немедленно провозгласил Печорина эгоистом, призраком, пришедшим к нам с Запада. Белинский (западник) почуял в нём могучие силы: «В самых пороках его проблескивает что-то великое». Но всё-таки… «в пороках».

А так уж велики эти пороки, да и можно ли назвать поведение Печорина порочным? На первый взгляд кажется предосудительным «умыкание Беллы». Но разве Печорин насиловал её? Он добивался её свободной любви, чувствовал, что она любит его, и стоило бы ей проявить к нему искреннюю неприязнь, а это он бы сразу понял, и он немедленно отпустил бы её.

Ничего этого автор не говорит нам, но мы безошибочно угадываем такую развязку, зная натуру Печорина, бесспорно глубоко честного человека.

Белла полюбила, а раз так – получай и все страдания любви! Его отношения к княжне Мери? Здесь он играет опасную игру. У девушки есть поклонник, и не будь Печорина, она увлеклась бы им. А поклонник этот пустое ничтожное существо, заносчивое и самолюбивое. И как не посмеяться над тем и другим, т.е. над княжной, неспособной рассмотреть ничтожество Грушницкого, и над ней самой.

Вспоминается эпизод с Ольгой и Онегиным, когда он (Онегин), кокетствуя, шалил.

Сколько трагедий совершается из-за, казалось бы, безобидных шуток! Дуэлей, гибели лучших людей!

Кокетствуя шалил и Печорин, но в его поведении с княжной Мери не было ничего порочного: он не воспользовался влюблённостью девушки, честно признался ей, что не любит её. И сказал ей самой открыто, может быть, жестоко. Но опять – любите, так принимайте страдания любви!

Между тем, когда вокруг девушки стала виться оскорбительная клевета, Печорин отважно встал на защиту её чести.

Наконец, это дуэль? Ведь его хотели подло убить, решили это тайно, закулисно, и это узнал Печорин. Что же сделал этот «эгоист»? Он не стал изобличать в заговоре потенциальных убийц, он предложил самые жёсткие условия дуэли. Кто-то из дуэлянтов должен был обязательно погибнуть. Стоит только покачнуться, отступиться от малейшей раны и… Ведь оба стояли на краю пропасти. Печорин здесь зол, внутренне негодует, но он и в гневе благороден.

А дружеская, отеческая любовь к Печорину милейшего, честнейшего Максима Максимыча. Разве мог бы этот бравый солдат привязаться к холодному и жестокому эгоисту?

Говорят, образ Максима Максимыча очень понравился Николаю1 и очень не понравился ему Печорин.

Можно понять царя, он считал своим долгом не только заботиться о безопасности и благосостоянии государства, но и о нравственности народа. С педагогической точки зрения, может быть, он был прав. Николай (пожалуй, неплохой вояка, но по складу ума и образу мышления рядовой офицер тогдашней армии) и не обязательно должен был разбираться в тонкостях человеческих отношений.

Белинский же, знаток сердца человеческого, усмотрел в «заблуждениях» Печорина «острые болезни в молодом теле, укрепляющие его на долгую и здоровую жизнь».

От чего же происходила вся трагедия Печорина? Опять по всё той же тоске по достойному действию. Он жил в «действии пустом», не видел, не находил достойных предметов, за которые бы мог отдать жизнь, отдать себя целиком:
«Пробегаю в памяти всё моё прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные».

Проза Лермонтова прозрачна. Ни одно лишнее слово не затуманивает её. Никаких сторонних описаний. Фраза коротка, энергична, напряжена.
«Грушницкий стал против меня и по данному знаку начал поднимать пистолет. Колена его дрожали. Он целил мне прямо в лоб…
Неизъяснимое бешенство закипело в груди моей. Вдруг он опустил пистолет и, побледнев как полотно, повернулся к своему секунданту.
-Не могу, - сказал он глухим голосом.
-Трус! – отвечал капитан.
Выстрел раздался…»

Описывая душевное состояние, Лермонтов также предельно краток и чрезвычайно выразителен:
«Отвязав лошадь, я шагом пустился домой. У меня на сердце был камень. Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели».

               *   *   *

Как бы внимательно ни изучали мы эпоху великого художника, как бы ни проникали мы академическим взором во все детали ушедших времён, мы смотрим на произведение искусства глазами своего поколения и невольно иногда сопоставляем «век нынешний и век минувший».
Мы часто слышим чудный романс на стихи Лермонтова «Выхожу один я на дорогу», где так жива душа великого поэта и так созвучна нам. Мы видим этот тёмный дуб, под которым ему хотелось бы заснуть вечным и прекрасным сном. Ныне святые  его останки покоятся в Тарханах, недалеко от того дерева, которое было посажено его рукой…