Двойник

Боря Воробьёв уже который день пребывал в перманентном сплине. Причиной тому была не постоянная череда преследовавших его неудач, с этим он с годами как-то свыкся, а один случай, произошедший с ним на прошлой неделе, что подтолкнуло Бориса к доскональному анализу всей его прежней, начиная с нежного возраста, жизни. Результат произвёл на него ошеломляющее впечатле-ние. Герой Пьера Ришара, из кинофильма Франсиса Вебера «Невезучие», блекнул в сравнении с ним, Воробьёвым, которого всевозможные напасти сопровождали, едва ли не с самого рождения, на протяжении всех прожитых им неполных тридцати пяти лет. Единственно, что уравнивало Борю с Франсуа Перреном, так это способность каким-то непостижимым образом выбираться из свалившихся на голову проблем, не без потерь, но избегая, казалось бы, неотвратимого летального исхода. Другое дело, что Воробьёв, в отличие от Перрена, очень болезненно переносил каждый свой промах, в противостоянии с ополчившимся на него миром.
Борис был рослым, физически крепким от рождения, с приятными, правиль-ными чертами лица. С мозгами у него тоже всё было в полном порядке. Вот только везение обходило его стороной, словно Пандора некогда открыла пифус, с заключёнными в нём бедствиями, не столько из любопытства, сколько для того, чтобы отравить существование родящемуся века спустя Боре Воробьёву.
За свою жизнь он несколько раз ломал руки и ноги, попадал в аварии, под-вергался разбойным нападениям. Боря рано потерял родителей. В доставшуюся ему от них в наследство квартиру регулярно проникали, словно у столичных и залётных воров было признаком хорошего тона побывать в его жилище. Пожи-виться там давно уже было особо нечем. Работу он терял чаще, чем лазали к нему домой, причём, вины самого Воробьёва в этом не было. Он, всё же умудрившись получить образование, считался толковым, исполнительным специалистом. Госконторы и частные фирмы, куда он устраивался, через некоторое время закрывались, или банкротились. Складывалось впечатление, что сопутствующее Борису невезение транспонировалось и на места его работы. Благо, что никому, кроме него самого, не представлялось возможности провести параллель между его появлением, и крахом предприятия. Земля слухом полнится. Узнай кто, что он «Иона», его бы и на порог отдела кадров не пустили. Пришлось бы заниматься собирательством, или просить милостыню.
По причине тотального невезения, у Бориса и с семьёй не сложилось. Жен-щины, с которыми он заводил знакомства, к слову сказать, поначалу охотно принимавшие его ухаживания, обладая природным чутьём, очень скоро пони-мали, что с парнем что-то не так, и прерывали с Воробьёвым всяческие отноше-ния.
Несмотря на всё это, жизнь не сломила Бориса. «Неудачник это тот, кто сам таковым себя считает, - нередко, как мантру, повторял он, - у всех бывают не-приятности. Недаром говорят, что жизнь, как зебра, состоит из чёрных и белых полос. Мне и не повезло всего-то один только раз… вместо зебры я оседлал во-роного коня».
Так бы и шло всё своим чередом, если бы не вышеупомянутый случай. Бес-цельно болтаясь по городу (хозяин шарашки, в которой Воробьёв проработал чуть больше двух недель, задолжав работникам зарплату за три месяца, скрылся в неизвестном направлении. Пока суть да дело, контору прикрыли, распустив сотрудников по домам), Борис оказался в Москва-сити. Захотелось, с чего-то, поближе рассмотреть это инородное новообразование.
Около комплекса «Город Столиц», напоминающего поставленные друг на друга неумелой детской рукой кубики, Боря испытал настоящий шок. У одной из башен, в нескольких метрах от него, припарковался, по виду, баснословно доро-гой автомобиль. Из-за руля вылез мужчина, примерно его лет, обошёл машину, и галантно распахнул дверь с пассажирской стороны. Оперевшись на его руку, с сиденья поднялась сногсшибательной красоты молодая женщина. «Меня бы к такой и с опахалом не подпустили…», - подумал было Воробьёв, но случайно мазнув по нему взглядом, армида удивлённо распахнула глаза, и замерла, словно увидела приведение. Заметивший её заминку кавалер недовольно повернул голову в направлении причины, вызвавшей задержку…
Боре показалось, что он сходит с ума. На него недобро смотрел он сам, Борис Андреевич Воробьёв, собственной персоной. Ошибки быть не могло. Ни стильная причёска, ни брендовый костюм не смогли помешать ему узнать в этом лучащемся успехом человеке самого себя, да и реакция его спутницы была лучшим тому подтверждением.
Наваждение длилось всего несколько секунд. Мужчина резко отвернулся, подхватил женщину под руку, и чуть ли не силой, потащил её за собой, быстро зашагав ко входу в здание.
Борис, приходя в себя от увиденного, столбом остался стоять на месте. Про-исшествие настолько выбило его из колеи, что о продолжении прогулки не могло быть и речи. Дойдя до станции метро, Воробьёв поехал домой, всю дорогу размышляя о встрече со своим двойником.
С детства приученный родителями к чтению, Боря и сейчас читал много, хоть и бессистемно. Услужливая память выдала всё, что он когда-либо прочёл об фе-номене двойников. Ему припомнилась статья Николая Дегтярёва, врача-генетика, автора книг о клонировании и генной инженерии. В ней тот писал о некой схеме, по которой сортируется, отбирается и закрепляется разный генетический материал, о рецессивных генах, пребывающих в «спячке» у каждого человека, о биогенных двойниках, у которых ДНК совпадает до мелочей. В статье Дегтярёв задался вопросами: «Зачем природе повторяться? Почему природа, по непонятной пока причине, «выбрасывает» несколько одинаковых «версий» од-ного человека?», и сам же высказал предположение, что появление идентичных людей запрограммировано природой для стабильности и выживания. Копии с грубыми нарушениями: либо с наследственными заболеваниями, либо с чертами характера, не позволяющими правильно развиваться, изымаются, как не «оправдавшие доверия», и их «убирают». Остальные растут, взрослеют, наби-раются опыта, готовятся к своей миссии. Но если на этом этапе совершенствова-ния две копии встречают друг друга, то может произойти что-то вроде анниги-ляции - копии распадаются. Встретил человек своего двойника, ощутил страх, и одна из копий должна уйти. Обычно либо в результате несчастного случая, либо в результате убийства…».
«Этого мне только не хватало! – Боря затравленно огляделся по сторонам, - то-то эта встреча произвела на меня такое гнетущее впечатление. Надо срочно выпить, а то крыша окончательно поедет».
Выйдя из метро, Воробьёв заскочил в «Перекрёсток», в квартале от своего дома, и прикупил бутылку недорогого коньяка и кое-какие продукты. С деньгами у него пока проблем не было. Женщина руководитель, с прежнего места работы, безошибочно распознав в Борисе рафинированного неудачника, решила от него избавиться, щедро подсластив пилюлю «увольнения по сокращению штата» выплатой компенсации аж за три месяца.
Добравшись до своего, прямо сказать, мало презентабельного жилища, по дизайну застрявшего где-то в конце восьмидесятых, Борис переобулся в потёртые шлёпанцы, прошёл на кухню, и разложил упаковки с полуфабрикатами по полкам утробно урчащего холодильника, едва ли не ровесника хозяина. Прихватив бутылку коньяка и блюдечко с тонко нарезанным лимоном, Воробьёв поспешил в гостиную, к компьютерному столу.
Под коньячок с лимоном Боря проштудировал с пару десятков статей о двойниках. Прочитанное ему совершенно не понравилось, особенно то, что по-давалось с точки зрения приверженцев мистики:
«Мистики называют эти случайности судьбой. В чем-то они правы. Если двойники выполняют свою линию развития, если они должны до чего-то дорасти, кем-то стать, то не все могут прийти к финишу. Не может быть двух Пушкиных или Пугачевых…».
«Встреча со своим точным подобием сулит разнообразные несчастья, и даже смерть. Говорят, незадолго до кончины, своих двойников видели русские импе-ратрицы Екатерина Вторая и Анна Иоанновна, лорд Байрон и менее известные личности. Роковая встреча была и у поэта Перси Шелли, мужа известной писа-тельницы Мэри Шелли. Катаясь по озеру, Перси увидел, что в одной из прогу-лочных лодок сидит его точная копия. Вернувшись на берег, Шелли рассказал об этом случае друзьям. Те сочли встречу дурным предзнаменованием... В тот же день поэт утонул».
«Двойники – это плод работы человеческого подсознания. Когда человек встревожен или предчувствует собственную смерть, он испытывает негативные эмоции, которые могут быть настолько сильными, что материализуются в ре-альном мире в виде двойника».
Научные, околонаучные статьи и якобы подтверждённые факты тоже не по-радовали:
«Несколько лет назад в Праге под трамвай попал мужчина. Пострадавший был зеркальным отражением задавившего его водителя трамвая Иржи Глоубека. После экспертизы выяснилось, что у обоих участников происшествия одинаковая группа крови, строение тела и даже список заболеваний. Ровно год спустя Глоубек скончался от инфаркта в возрасте сорока восьми лет.
«По неофициальным данным, каждый человек в мире может иметь до шести двойников, при этом вероятность встретиться с одним из них составляет 9%».
Повеселил, разве что, случай с Чарли Чаплином. Комик инкогнито принял участие в конкурсе своих двойников, и… занял третье место.
- Всё! Хватит с меня этой мути. Вон, монитор и тот, уже двоиться начал, - Бо-рис, незаметно для себя, уже оприходовал бутылку, - пойду-ка я спать.
Добравшись до спальни, и частично раздевшись, он рухнул на охнувший под его весом диван, помнивший Борю ещё студентом-первокурсником.
Воробьёву снилось, что он опаздывает на очень важное для него собеседо-вание. Он вызывает по телефону такси, выходит из подъезда, и садится в уже подъехавшую машину. Занятый мыслями о предстоящем разговоре с работода-телями, он обращает внимание на водителя, только по приезде на место… За рулём, неприятно осклабясь, сидит он сам.
- Не возьмут тебя на работу, - мерзко ухмыляясь заявил двойник, его, Бориса, голосом, - ты не оправдал оказанного тебе доверия! Получше тебя кандидатуры найдутся. Нас, как-никак, шестеро, против одного неудачника.
- А как же я? – жалобно всхлипнул Боря.
-А тебя мы аннигилируем. Не может быть двух Пушкиных или Пугачевых… - таксист достал из-под сиденья пистолет с глушителем, и направил его на Воро-бьёва.
«Из «пушки» по Воробьёву», - глупо хихикнул Борис, и проснулся.
Голова шумела с похмелья, во рту пересохло, а язык воспринимался инород-ным телом. Да ещё этот дурацкий сон…
- Чёрт! – подскочил Борис на постели, от чего всё вокруг поплыло у него перед глазами, - я же вчера и вправду двойника своего видел. Не привиделся же он мне? Да и у фемины его при виде меня чуть челюсть не отвалилась. Я вроде не квазимодо какой, да и профессор Ламброзо моей физией вряд ли бы заинте-ресовался. Выходит, она тоже заметила, что мы на одно лицо, - Боря осторожно принял сидячее положение, - а двойник-то хорош! Барышню в охапку, и дёру, будто кошелёк у меня спёр!
«Жизнь он у тебя спёр, а не кошелёк…», - прервала его ещё не вполне трезвое веселье неожиданно промелькнувшая мысль.
Вот эта мысль и подтолкнула Бориса к инвентаризации своего несуразного бытия, будь оно не ладно, а как следствие, к продолжению злоупотребления спиртными напитками, чего за ним раньше не водилось.
На четвёртый день, не привыкший к таким обильным возлияниям организм взбунтовался, и Боря провёл какое-то время в неудобном положении над раз-верстым зевом унитаза.
- Enough! Верхи уже не хотят, а низы вообще не могут, - перефразировал сформулированное вождём мирового пролетариата понятие Воробьёв, и по-плёлся в душ.
Сквозь шум воды ему послышался переливчатый звук дверного звонка. «Может, я соседей заливаю? - всполошился Боря, и перекрыв воду, выскочил из ванной, на ходу натягивая на мокрое тело махровый халат.
Причина такого поведения вполне объяснима. Времена, когда кто-либо мог запросто позвонить к кому-то в дверь, канули в Лету. Нынче у людей принято перед встречей предварительно созваниваться, или вынужденно обращаться к жильцу посредством домофона. Привилегия, ломиться непосредственно в дверь, осталась только у соседей, которые, если не являются приятелями хозяина, без нужды звонить в квартиру не станут.
Борис опасливо приоткрыл входную дверь, и снова, как несколько дней назад, впал от увиденного в ступор. На пороге его убогого жилища, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, стояла спутница его двойника.
- Можно мне войти? – незнакомке видимо надоело наблюдать, как Боря изображает рыбу, выброшенную на сушу.
- Д-да… Конечно. Вы проходите, я сейчас! – чирикнул Воробьёв, и метнулся внутрь квартиры.
Наскоро одевшись, и пригладив рукой волосы, он вышел к гостье, судорожно размышляя: «Что бы это всё значило?».
Та уже прошла в гостиную, и недоумённо разглядывала интерьер, стоя по-среди комнаты.
«Да. Не все ещё в нашей стране в апартаментах аналогичных «Городу Столиц» проживают, - неприязненно посмотрел в спину молодой женщине Борис.
Словно почувствовав его взгляд, она обернулась, её губы растянулись в не-уверенной улыбке:
- Я будто домой, к родителям попала!
- Вы явно ошиблись адресом, - не пошёл на контакт Воробьёв. Он уже решил для себя, что визит незнакомки ничего хорошего ему не сулит, - потрудитесь объясниться, чему обязан?
Борис сам себе удивился: «Чего это меня на старорежимный стиль изъяснения потянуло? Хорошо ещё словоерс не ввернул, типа «да-с!»».
Женщина перестала улыбаться, и твёрдым голосом произнесла:
- Я к вам по очень важному делу. Важному, прежде всего, для вас самого. Ну… и для меня тоже, но на данный момент это не столь существенно. Вы обязаны меня выслушать, для вашего же блага.
«Сейчас тоже «да-с!» скажет. Водевиль какой-то, ей Богу! Или она надо мной издевается?», - Боря не знал, что и думать.
- Присаживайтесь, - указал он гостье на кресло. - Чаю хотите?
- Может… позже.
Воробьёв заметил, что она, не услышав вполне ожидаемого: «Позвольте-с вам выйти вон», немного расслабилась.
Он сел в кресло напротив, опасаясь ляпнуть нечто вроде: «Николай Ильич Снегирев-с, русской пехоты бывший штабс-капитан-с, хоть и посрамленный сво-ими пороками, но все же штабс-капитан. Скорее бы надо сказать: штабс-капитан Словоерсов, а не Снегирев, ибо лишь со второй половины жизни стал говорить словоерсами. Слово-ер-с приобретается в унижении…».
«Что это меня с этими словоерсами сегодня переклинило? Не иначе побочный эффект запоя», - досадливо поморщился своим мыслям Борис, и поощрительно кивнув визави, изобразил на лице внимание:
- Я вас слушаю.
- Меня Ольгой зовут… - не зная с чего начать, представилась женщина.
На вид ей было лет двадцать пять. Тёмная шатенка, похоже, не крашеная, с большими светло-голубыми глазами. Точеный нос, приятный абрис губ, нежная, матово-белая кожа… одним словом, красавица. Боря поймал себя на том, что получает истинное удовольствие, причём без всяких задних мыслей, любуясь её лицом, изящной, естественной позой, которую она приняла, опустившись в об-шарпанное, продавленное кресло «времён Очакова и покоренья Крыма».
- А вас? – Ольга вопросительно вскинула голову.
Занятый своими мыслями, он не сразу сумел ответить на такой простой во-прос:
- Снегир… Воробьёв… Борис… Очень приятно.
- Борис, я прошу вас, выслушайте меня внимательно! – Ольга заметно нерв-ничала, - то, что я сейчас скажу, может показаться сущим бредом, но это чистая правда. Поэтому постарайтесь меня не перебивать, и не поднимайте на смех. Всё очень серьёзно.
- Я постараюсь, - пообещал Воробьёв, и подумал: «Какой уж тут смех! Как бы не заплакать. Вот что ей, богато одарённой природой, обласканной жизнью, нужно от него, увязшего в уже привычном болоте невезения, как муха в сиропе? И как она вообще его нашла? Москва не условный «кривопупинск», у прохожих адреском не разживешься…».
«А действительно, как?», - запоздало удивился Борис.
- Эй! Вы меня слушаете? – Ольга подалась вперёд, и помахала перед его ли-цом ладонью.
- Извините.
- Хорошо. Я повторю. Нет. Не так, - женщина глубоко, как перед прыжком в воду, вдохнула, - сначала я объясню, как я вас нашла. Несомненно, что вас это интересует. Всё очень просто. Ваш адрес, помеченный словом «двойник», я пе-реписала из записной книжки Феликса…
- Феликс это…
- Ваш двойник. Точнее, не совсем тот двойник.
- Как это?
- Ну, он двойник, но не обычный. Не умею объяснить! – Ольга сложила ладони, как при молитве, и досадливо тряхнула головой, - двойник, если это не близнец, уже само по себе не обычно, а в данном случае, необычно в квадрате, даже в кубе! Феликс вообще не из нашего мира.
- ?
- Вы не ослышались, - ответила она на немой вопрос Бори. - Нет. Он не ино-планетянин, принявший ваш облик, и не какая-то мистическая сущность… Он ваша, как это ни странно прозвучит, полная противоположность. Феликс проник сюда из антимира, где белое, это чёрное, а хорошее – дурное. Этакое кривое зеркало, как в повести Виталия Губарева. Там всё со знаком «минус». То, что здесь хорошо, там плохо. А если плохо здесь, то там во сто крат хуже.
- Откуда вы это знаете?
- От Феликса. Он ужасный человек, если это вообще человек. Портрет Дориана Грея, отражавший сущность не стареющего морального вырожденца – рож-дественская открытка, по сравнению с сущностью этого монстра в человеческом обличье, - Ольга, как от озноба, передёрнула плечами.
- Почему же вы вместе? Вас возбуждают плохие парни? – не удержался Борис от ехидного замечания. Он не верил ни единому её слову.
- Феликс угрозами принудил меня стать его… - женщина запнулась, подыски-вая приемлемое определение их отношений, - компаньонкой.
- Теперь это так называется?
- Не ёрничайте. Вы не представляете, в каком аду я живу. Хотя… может, я это и заслужила, - вздохнула Ольга, - он заставлял делать меня ужасные вещи. По крайней мере, один из ваших двойников погиб по моей вине.
- Как?! Ещё один мой двойник? – Бориса уже начал раздражать этот грани-чащий с шизофренией разговор, более уместный для помещения помеченного номером шесть, - Говорите прямо. Зачем вы ко мне пришли? Я не подпольный миллионер Корейко, не власть предержащий чиновник, не декан ВУЗа, способный облегчить учебный процесс какому-нибудь вашему нерадивому родственнику. Может вы квартирная мошенница? Вряд ли. Машина вашего бойфренда стоит в разы больше этой халупы.
При его последних словах Ольга вздрогнула, как от пощёчины, и сверкнув на собеседника глазами, сменила тон:
- Да знаю я кто вы! Вы законченный неудачник, не проработавший ни на од-ном месте больше года. У вас вечно нет денег, вы постоянно попадаете во всякие неприятности. Все ваши начинания и проекты неизменно претерпевают фиаско. Даже женщины шарахаются от вас, как от хронического сифилитика. Дей-ствительно. Уместный вопрос: что мне, - она сделала ударение на личном ме-стоимении, - может быть от вас нужно?
- Вам лучше уйти, - начал багроветь лицом Борис, - как бы там не было, моя жизнь вас не касается.
- Ещё как касается! Только вы способны избавить меня от того кошмара, в ко-тором я нахожусь последние три года.
- Ищите дурака за четыре сольдо! Сейчас я поверю во всю эту чушь, и брошусь спасать прекрасную Рапунцель от своего двойника, который не всамделишный двойник, а коварно проникший сюда из антимира злодей в квадрате, даже в кубе, реализующий во плоти портрет Дориана Грея, и заставляющий бедную девушку направо и налево подводить под монастырь моих настоящих двойников. Я ничего не упустил? Вы себя хотя бы слышите? Могу посоветовать знакомого врача-психоаналитика. Кстати, он тоже законченный неудачник, и будет счастлив, заполучив хоть одного стоящего клиента, - Борис перевёл дыхание, и уже примирительным тоном закончил свой монолог,  - э-ээ… Ольга? Я действительно не самый удачливый человек, в этом я с вами вынужден согласиться, но это ведь априори не делает меня идиотом?
- Все ваши неудачи напрямую связаны с Феликсом. Он крадёт ваше везение, как украл его у трёх других ваших двойников. Когда лимит, если так можно вы-разиться, на удачу заканчивается, он избавляется от отработанного материала. Остались только вы один. Он, как вампир, высосет вас до капли, а потом уни-чтожит. Можете мне не верить, но ваши дни уже идут на счёт. Как-то раз Феликс обмолвился, что несмотря на вашу исключительность, как «донора», видит в вас  некую угрозу для себя, а это значит, что скоро он и от вас постарается избавиться, - Ольга с неподдельным сочувствием посмотрела на Воробьёва.
Может этот её взгляд, а может быть застарелая усталость от одиночества, за-ставили Бориса взять паузу, и продлить минуты общения, с пусть и сумасшедшей гостьей, на некоторое время.
- Чай с баранками будете? – поднялся он из кресла.
Не услышав в его голосе прежней агрессии, она благодарно улыбнулась, кивнув головой:
-Буду.
Воробьёв гостеприимно выпорхнул на кухню.
Какое то время они молча пили чай из разномастных кружек, мамин чайный сервиз «Розовая сирень», на двенадцать персон, украли три года назад, а потом, поначалу робко, начали обмениваться  нейтральными репликами, не сговарива-ясь, не затрагивая щекотливую тему.
- Ольга, вы москвичка?
- Не совсем. Здесь я три года, а до этого жила в Риге.
- Вы латышка? Я заметил лёгкий акцент.
- Мама латышка, а отец русский.
- Вот такой симбиоз и являет на свет такие лица, - покивал головой Боря.
- Какие?
- Такие. Некоторая русская округлость, подкорректированная европейской излишней жёсткостью, компенсирует друг друга, приводя к практически абсо-лютной гармонии.
- Это вы мне так витиевато делаете комплимент? – Обнажила Ольга без-упречные зубы в улыбке.
- И в мыслях не было. Это констатация факта, - смутился Воробьёв.
Они просидели так около часа. Ольга оказалась интересной собеседницей, и Воробьёв, на время забыв о причине её визита, наслаждался забытым ощуще-нием от общения с умной и красивой женщиной.
Перед уходом Ольга записала на клочке бумаги номер его телефона, одной фразой разрушив иллюзию свидания симпатизирующих друг другу, недавно по-знакомившихся людей.
- Феликс постоянно просматривает информацию на моём айфоне, и осто-рожность не будет излишней, - пояснила она свои действия, пряча бумажку в складках носового платка.
Боря невольно поморщился, решив, что она хочет вернуться к неприятной теме, но Ольга только вздохнула,  потянувшись к нему, мягко коснулась его лица кончиками пальцев, и прямо глядя ему в глаза, словно гипнотизируя, отчётливо артикулируя, произнесла:
- Берегите себя. Вы в большой опасности.
Не дожидаясь ответа, она поднялась с места, прошла в прихожую, и вы-скользнула за дверь, оставив Воробьёва сидеть с открытым ртом, действительно собиравшегося дать отповедь её параноидальным бредням.
В последующие несколько дней ему пришлось в корне пересмотреть своё отношение к предостережению Ольги. Как-то поздно вечером, возвращаясь к себе от одного из немногочисленных приятелей, в скверике, напротив его дома, Воробьёва встретили трое каких-то отморозков, завязали драку. Парням было невдомёк, что «терпила», с детства подвергавшийся подобным нападениям, настолько преуспел в умении постоять за себя, что ему хватило с полминуты времени, чтобы разложить их отдыхать по кустикам. Ещё через два дня его чуть не сбила машина, как чёрт из коробочки, выскочившая из подворотни, а на другой день, когда он проходил мимо реставрируемого здания, в полуметре от него рухнули строительные леса. С Борисом и раньше бывали подобные случаи, но разбросанные в значительных временных промежутках. Такого же повального «экстрима» он, как ни старался, припомнить не смог. Volens nolens, пришлось вернуться в памяти к недавнему разговору с Ольгой, и несмотря на фантасмаго-ричность её рассказа о Феликсе и антимире, отнестись к её словам более серь-ёзно. «Похоже, после встречи со мной, наш антигерой занервничал, и решил больше не испытывать судьбу. Нет человека – нет проблем», - невесело раз-мышлял Воробьёв.
Нет. Он упрямо отказывался верить в иные миры, украденное везение, и прочие «шокирующие гипотезы». Пусть их развешивают по ушам обывателя Игорь Прокопенко и Анна Чапман, получая с этого неплохие дивиденды. Борис постарался найти рациональное объяснение происходящему: «Итак. Что мы имеем? От существования двойника не отмахнёшься. Это не моё разыгравшееся воображение, не галлюцинация, и не синдром Кандинского-Клерамбо, Ольга клятвенно подтвердит наличие Феликса. Также можно предположить, что этот Феликс, мой двойник, действительно отъявленный негодяй, и угрозами, или шантажом принуждает Ольгу к непосредственному участию в своих тёмных де-лишках. Встречу со мной Феликс использовал для того, чтобы запугать, и окон-чательно подчинить легковерную женщину своей воле, наврав ей об антимире и своих сверхспособностях. Печально, но по-моему у Ольги не всё в порядке с го-ловой, раз она безоговорочно поверила всему, что наплёл ей этот тип. Она находит в его записной книжке мой адрес, и приходит предупредить о грозящей мне опасности, возможно, небескорыстно, надеясь, что я помогу ей каким-то образом избавиться от своего мучителя. Как, когда и откуда у того оказались мои координаты, оставим за скобками. Судя по авто, человек он далеко не бедный, а в нашей стране за деньги можно раздобыть любую информацию, впрочем, как и в любой другой. Допустим, Феликс, в полной мере не доверяя Ольге, установил за ней слежку. Ему доложили, что она приходила по моему адресу. Опасаясь, что я мог узнать от неё какую-то его недопустимую к огласке тайну, Феликс принял решение меня ликвидировать… Пока всё логично, хотя и попахивает низкопробным триллером. Эх! Хорошо бы было хоть ещё разок встретиться с Ольгой, возможно, у неё есть какие-нибудь полезные сведения о планах Феликса на мой счёт, да и вообще… Обидно, пропадать вот так, случайно перейдя кому-то дорогу, даже не будучи в курсе закрутившейся вокруг тебя интриги».
На всякий случай Борис стал вести себя осторожней. Не выходил на улицу в тёмное время суток, держался людных мест, и внимательно оглядывался по сторонам, переходя дорогу. Неопределённость лишала душевного равновесия. Если парни в скверике, машина и строительные леса дело рук Феликса, то на этом тот не остановится, и непременно доведёт дело до конца. Понятно, что такое положение вещей оптимизма, и в без того не радужную жизнь Воробьёва, не добавляло. «Еще немного, и я от собственной тени начну шарахаться! - злился он, ощущая себя птицей подранком, обречённо готовящейся к встрече с разыскивающим её охотником. Невозможность хоть что-то предпринять, раз-дражала. «Ну, не торчать же мне огородным чучелом напротив «Города Столиц», поджидая Феликса? – сетовал Воробьёв, - допустим, я его увижу, а дольше-то что? Подойти, заговорить с ним… О чём? Обвинить его в организации на меня покушений? На основании чего? Что я имею ему предъявить? Да он пошлёт меня куда подальше, а то ещё и полицию вызовет. Несомненно, что встреча двойников станет достоянием общественности. Какой-нибудь репортёришка из бульварной газеты осветит это «эпохальное» событие. Хиленькая сенсация максимум на день, сродни: «Вчера на площади Свердлова попал под лошадь извозчика №8974 гр. О. Бендер». Ну, и? В итоге – пшик». Как Борис не напрягал мозги, ни одной мало-мальски стоящей мысли на ум не приходило.
Возвращаясь из «Перекрёстка», запасшись продуктами на неделю, Воробьёв обратил внимание на новенький «мини купер», этакую дорогую игрушку для ну-воришей, припаркованный на подъездной дорожке к его дому. Пройдя мимо машины, он едва сумки из рук не выронил, когда у него за спиной раздался пронзительный звук клаксона. Борис машинально обернулся и, сквозь бликующее на солнце лобовое стекло автомобиля увидел, что водитель, энергично же-стикулируя, пытается привлечь его внимание. Неуверенно сделав несколько ша-гов к машине, Боря разглядел за рулём Ольгу.
- Садитесь быстрее! У нас мало времени, - приспустила она стекло.
Воробьёв неуклюже протиснулся в салон, поставив сумки со снедью на коле-ни. Перья зелёного лука, торчащие из пакета, оказались на уровне его глаз, делая похожим на разведчика, наблюдающего за противником из засады.
- Здравствуйте. Я как раз хотел с вами поговорить…
- Позже поговорим, - перебила его Ольга, лихо сдавая задним ходом.
Вырулив на шоссе, она влилась в плотный поток машин, постоянно погляды-вая в зеркало заднего вида.
- Что-то случилось? – наблюдая за ней, не удержался от вопроса Борис.
- Случилось. Феликс узнал, что я к вам приходила. Он был вне себя. Грозился на цепь меня посадить… Сегодня утром ему кто-то позвонил. По его тону, и об-рывкам разговора, он метался по квартире, как  разъярённый зверь по вольеру, было понятно, что у него возникли какие-то серьёзные проблемы. Он забрал у меня ключи от квартиры, и куда-то уехал. Я давно сделала дубликаты, так, на всякий случай, выждала немного, и сбежала, - выпалив всё на одном дыхании, Ольга ненадолго замолчала, - простите меня, я вас, подставила. Так, кажется, это называется? Феликс в запале признался, что давно приставил за мной согляда-таев, которые докладывали ему о каждом моём шаге. Так он узнал о моём визите к вам. Теперь вы ещё в большей опасности, чем раньше. Феликс думает, что мы с вами вступили в сговор против него. Мне-то он ничего не сделает, а вот с вами…
- Похоже, что он уже распорядился на мой счёт, - Боря испытывал странное, точнее, неуместное удовлетворение, от подтверждения верности своих мыслей.
- О чём вы? – непонимающе посмотрела на него Ольга.
Воробьёв рассказал ей о произошедшем с ним в последние дни. В том, что это не обычное его невезение, он уже не сомневался.
- Назад я не вернусь, - энергично помотала головой из стороны в сторону Ольга. – Давайте, мы убежим вместе. Может, вы знаете место, где мы можем укрыться? Я, признаться, кроме Москвы и заграницы нигде не была, и понятия не имею, куда лучше поехать.
- Вы это серьёзно? – Борис был явно не готов к столь радикальным измене-ниям в своей жизни.
- А что вам терять? Ни родных, ни близких. У вас даже домашних питомцев нет. За любимую работу, по причине отсутствия таковой, вы не держитесь. Наверное, вы сочтёте мои слова бестактными, но это правда, и вы об этом знаете.
- Вот, умеете вы ободрить в трудную минуту, - решил на этот раз не обижаться на товарку по несчастью Воробьёв, - прямо на душе полегчало.
- Простите меня, пожалуйста, - Ольга отпустила руль, и прижала руки к груди, - я нарочно так резко высказалась, чтобы вы согласились на моё предложение.
- Странная у вас, женщин, логика! – пожал плечами Борис, - для того, чтобы заручиться моей поддержкой в вашей авантюре, вы ничего лучше не придумали, чем опустить моё эго ниже плинтуса.
- Так вы согласны со мной уехать, или нет? – Ольга упрямо поджала губы.
- Сударыня! С моими-то деньгами и до Звенигорода не доедешь! - припом-нилась Борису пьеса Островского.
- О деньгах не беспокойтесь. Я не только дубликаты ключей от квартиры сде-лала, от сейфа Феликса тоже…
- Вы предлагаете мне путешествовать за ваш счёт? Неужели в ваших глазах я мизерабль? – дурашливо надул щёки Воробьёв.
- В моих глазах вы человек, чья жизнь висит на волоске, и щепетильничать в подобной ситуации, по меньшей мере, неуместно, - не приняла шутки Ольга. – Итак. Деньги у нас есть. Транспорт тоже, - она похлопала ладонью по рулю. По-казывайте дорогу. Я за МКАД ни разу не выезжала.
- А-аа! Была, не была! – решился Боря, - сначала на эту самую МКАД, а с неё свернём на Новокаширское шоссе, и на Мичуринск, бывший Козлов.
- А что там? – Ольга заметно расслабилась, поняв, что Борис принял-таки ре-шение пуститься с ней в бега.
- Наследственное имение.
- ?
- Избушка там на курьих ножках стоит без окон, без дверей… - с интонациями провинциального актёра продекламировал Воробьёв.
- А серьёзно?
- Я серьёзен, как никогда. Дядя по матери оставил мне в наследство домишко в деревне под Мичуринском. Я там только раз и был, когда права на наследство оформлял. Дому лет сто, с лишним, но пока не развалился, умели раньше строить. Один из моих предков «рэволюционными» идеями загорелся, взялся раскачивать столпы самодержавия. Самодержавие обиделось, и отказало ему в праве проживать в обеих столицах и нескольких десятках других городов. Вот он и осел под Козловом. Построил дом, и зажил созерцательной жизнью. Потом революция, то-сё… Словом, домик у него не попалили, и не реквизировали, как у пострадавшего от кровавого царского режима, - поделился Борис со спутницей частью истории своей семьи.
 Они залили полный бак на заправке Татнефть, километрах в семи от МКАДа, закупили в притулившемся тут же магазинчике продукты в дорогу. Борины по-луфабрикаты для перекуса в движении не годились. Без малого сто километров Ольга гнала свою коробчёнку  по федеральной трассе М 4. Из Московской обла-сти шоссе слегка завернуло в Тульскую. Машина, словно корабль покатые оке-анские волны, преодолевала спуски и подъёмы холмистой местности. Рязанская область. Ольга сбросила скорость. Дорога здесь была не в пример хуже подмос-ковной. Поселок Электрик, ровно половина пути до Мичуринска. Тамбовская область, деревня Изосимово, за которой шоссе поворачивало на Мичуринск.
Борис смотрел на проплывающие мимо перелески, радующие глаз осенним разноцветьем, изредка перебрасываясь с Ольгой короткими репликами.
Город они объехали стороной, свернули на разбитую, с потрескавшимся ас-фальтом дорогу, километров через семь сменившуюся грунтовкой.
- Дожди зарядят, на вашей лайбе и километра здесь не проедешь, в первой же луже по крышу утонет. Как говорится, жизнь в уездном городе начинается, когда туда входит гусарский полк… И вот уже лет, как двести с лишним, замирает до зимы, когда просёлки по осени превращаются в грязевое месиво. Лёгкая кавалерия давно упразднена, а вот такие дороги в нашей стране, похоже, вечны, - поделился с Ольгой мыслями Воробьёв.
В деревушку, цель их путешествия, они въехали, когда уже смеркалось. Борис показал, как проехать к «имению».
За покосившейся местами оградой, с десятком яблонь, засыпавших траву во-круг стволов ещё не успевшими подгнить плодами, да несколькими вишнями, об урожае которых, вероятнее всего, позаботилась местная ребятня, поседевший от времени, стоял двухэтажный деревянный дом, под сложной крышей, с просторной застеклённой верандой. К высокому крыльцу, с кованым ажурным навесом, вели заметно вытертые за годы службы ступени.
Увидев строение, Ольга  даже тихонько вскрикнула от восхищения, вцепив-шись Боре в руку:
- Настоящее дворянское гнездо! Того гляди из дверей выйдет барыня в кри-нолине, и станет недовольным голосом прислугу звать…
- Кринолин носили в середине девятнадцатого века, а из моды он вышел ак-курат,  перед Всемирной выставкой в Париже 1867-го года, дом же построили в начале двадцатого века, - не разделяя восторга гостьи, не удержался от замеча-ния Воробьёв, - да и дворянство предок выслужил, будучи  коллежским асессо-ром. Сорок целковых жалования в месяц получал, пока за «идеи» со службы не попёрли.
- А это много? – озадачилась Ольга.
- Кому как, - вздёрнул плечами Борис, - на один целковый, рубль, другими словами, можно было воз соломы купить, а вот на авто особо не раскошелишься  - семьсот-восемьсот рубликов стоило. Вот, и считайте, много это, или мало. Во всяком случае, аналог вашему «мини» ему уж точно не светил.
Воробьёв поднялся на крыльцо, пошарил по притолоке над дверью, и достал ключ.
- Добро пожаловать, дорогой друг Карлсон! Ну, и вы заходите, - дурашливо поклонился он Ольге, пропуская её вперёд.
Внутри дома, как ни странно, не чувствовалось затхлости нежилого помеще-ния. Пахло старым деревом, тканью, и ещё чем-то неуловимым. Обычно такие запахи присутствуют в домах-музеях.
- Старичок сосед подрядился за домом приглядывать, - заметил Воробьёв, как Ольга несколько раз часто вдохнула носом, - я ему за это сарай подарил.
Боря нашёл допотопный выключатель на стене, и включил свет.
Через веранду они прошли в столовую. Время, казалось, остановилось в этом помещении, хотя старинные напольные часы громко отсчитывали мгновенья, раскачивая латунный диск маятника. Похоже, что интерьер здесь не менялся с начала прошлого века: под матерчатым абажуром большой, добротно срабо-танный обеденный стол тёмного дерева, стулья, с гнутыми спинками, буфет, за-полненный фарфоровой посудой. На тумбе, возле изразцовой печки, граммофон, с потускневшей росписью раструба, тяжёлые, украшенные  кистями гардины на окне.
- Глазам своим не верю! – поделилась впечатлением от увиденного Ольга, - я словно на сто лет назад перенеслась. Всегда мечтала жить в таком доме. У нас, в Риге, на улице Tirgo;u iela, Купеческая по-русски, она так с четырнадцатого века называется, есть жилые дома, с магазинчиками на первом этаже. Как же я зави-довала живущим в них людям! Но это город, а здесь природа, тишина…
- До чего же хорошо кругом! Пахнет сеном и коровьим м-м, - фальшиво попел Воробьёв, - воды да дров в дом понатаскаетесь, «романтизьму» враз поубавится.
- Ну, зачем вы так! Неужели вам здесь не нравится? – укоризненно посмотрела на него Ольга, - почему вас так и тянет выглядеть циничным занудой?
- Нравится, не нравится – ешь моя красавица. Я коренной москвич. А москвич, это не просто прописка – это судьба! Это, то же, что и петербуржец – раз, и навсегда. Нас от наших городов только с мясом можно оторвать. Как написал поэт-песенник Михаил Исаковский: «Не нужен нам берег турецкий и Африка нам не нужна», - пафосно закончил свой «спич» Борис.
- Мне.
- Что «мне»?
- Он написал: «Не нужен мне берег турецкий…», - поправила его Ольга.
- И кто тут зануда? Корректируете полёт мысли, как зашоренная училка.
- Давайте закончим этот беспредметный разговор. Где можно приготовить ваши полуфабрикаты, пока они не испортились? Почему-то я уверена, что холо-дильника здесь нет.
- Вы совершенно правы! Домашнего кинотеатра тут тоже нет, как и музы-кального центра. Наслаждайтесь тишиной, - Боря заметил, что когда Ольга чем-то раздражена, её еле уловимый акцент становится заметнее. – Возвращаюсь к выше изложенному. Нужно принести воды, наколоть дров…
- Вы, прямо, как та печка, - обезоруживающе улыбнулась Ольга.
- Какая печка? – обескураженно уставился на неё Боря.
- Из мультика, про Вовку в тридесятом царстве.
- Двоих из ларца, одинаковых с лица, полагаю, ждать бессмысленно, а посему, пойду-ка я по воду и дрова, - сразу вспомнил он мультфильм, и тоже улыбнулся. Ему понравилось, как у Ольги легко получилось пресечь, готовую разгореться перепалку.
- Вы кто по профессии? – спросил он.
- Психолог.
- Понятно, мадам, понятно, - Воробьёв изобразил наличие подтяжек, озвучил воображаемый хлопок после некоторых с ними манипуляций, и направился к выходу…
Почти две недели их пребывания в деревне прошли незаметно. Они занима-лись немудрёными домашними делами, прогуливались по окрестностям, разго-варивая обо всём, и ни о чём. Борис, пожалуй, за всю свою жизнь не чувствовал себя таким умиротворённым. Ему было хорошо в деревне, хорошо с этой краси-вой, умной женщиной из другого мира, с которой его свёл случай. «Вот было бы так всегда!», - ловил он себя на непривычном в своей жизни пожелании.
 Последние тёплые солнечные дни бабьего лета, радующие прощальными яркими красками, сменили пасмурные и ветреные. Резко похолодало, а потом зарядили дожди. Борис одолжил у старичка, присматривавшего за его домом, древнюю «ниву», и они с Ольгой съездили в Мичуринск, запасшись провизией и прочим необходимым до наступления заморозков. Воробьёв не преувеличивал, когда предупреждал её о состоянии местных дорог. Уже сейчас, всего-то после нескольких дождливых дней, «нива», натужно рыча, месила превратившуюся в подобие каши-размазни грунтовку, по фары ныряя в мутные глубокие лужи.
Игнорируя «вопли Видоплясова» в исполнении Бориса, Ольга купила телеви-зор, музыкальный центр, видеоплейер и три дюжины дисков СD и DVD.
- Извините, Борис, мне приятно ваше общество, но и плоды технического прогресса мне не чужды. Проводить вечера в проникновенных беседах, это здо-рово, но под музыку, уверяю вас, будет ещё лучше. Просмотр же какого-нибудь фильма позволит отдохнуть от разговоров, и  предоставит возможность обсудить увиденное, - обосновала она своё «транжирство».
Воробьёв надувал щёки, грозил пальцем, но весомых контраргументов так и не привёл. Одно слово – «психологиня»!
Позже, когда унылыми пасмурными днями по оконным стёклам барабанили холодные капли, казалось, нескончаемых дождей, сидя в гостиной на старинном диване, с валиками и полочкой для условных слоников, и лениво перещёлкивая ТВ каналы, Боря оценил предусмотрительность Ольги – для него, человека избалованного цивилизацией, без телевизора их вынужденное затворничество было бы сродни пребыванию в «местах не столь отдалённых».
Вечерами, под уютное потрескивание дров в печке, Борис с Ольгой за ужином, под бутылочку сухого красного или белого вина, в зависимости от меню,  вели неспешные беседы.
- Когда-то Гераклит Эфесский подарил миру афоризм: «Нельзя войти в одну реку дважды», - Борис небрежно освежил стакан с вином, - разумеется, я не претендую на его лавры, но, тем не менее, и мне бы хотелось озвучить анало-гичные философические размышления: «Нельзя разбить одну и ту же вазу два-жды». В семнадцатом году прошлого века эту «вазу» так, шандарахнули, что даже Алексей Васильевич Филиппов не взялся бы её реставрировать. Не без помощи «бывших», которых позже устранили, «вазу» кое-как склеили. Грубо, но крепко. Битое не сравнится с некогда целым. Прежнего вида она уже не имела, но хотя бы твёрдо стояла на своём месте, всё лучше, чем черепки. Так нет же! Решили её ещё раз долбануть, и попытаться склеить из осколков то, что сто лет назад так задорно, с огоньком, предки «младореформаторов», под жизнеутверждающий лозунг «Даёшь!», до основанья разрушили. Получилось то, что получилось… Сам я преимуществ социализма на себе ощутить не успел, но с ностальгирующими по тем временам пообщаться довелось. Как-то раз, - Борис отхлебнул из стакана, - я сошёлся в споре с одним уже немолодым индивидом. Тот, с пеной у рта, доказывал необходимость революции в России, аргументируя, как ему думалось, наиярчайшим примером торжества социализма над замшелым монархизмом: «Мои предки в пяти коленах на земле горбатили! И если бы не революция, я бы тоже «крестом» был! А я институт окончил, в люди вышел!». «А что за институт?», поинтересовался я. «Машиностроительный». «И каковы ваши успехи на этом поприще?». Тот замялся: «Да я по специальности не работал…». «Чем же занимались, если не секрет?». «Дядя меня в пункт приёма стеклотары устроил. Хлебное место в те времена было». Вот тут меня, как прорвало: «Получается, для того чтобы вам «на земле не горбатить», а на стеклотаре булку с маслом иметь, на чужом месте в институте штаны протирать, за государственный счёт, страну с тысячелетней историей надо было наизнанку вывернуть?! А может, как от «креста», от вас пользы-то поболе было бы? До революции обучение талантливых детей всех сословий меценаты оплачивали, и отдача от таких «стипендиатов» государству была немалая. А в СССР дипломом только ленивый не обзавёлся, дешевле пипифакса ценился. Да. Немало было и отличных специалистов, так те при любом строе себя, так или иначе бы проявили. Примеров не счесть: Ползунов,  Блинов, отец и сын Черепановы, Кулибин, наконец. Все эти люди были отнюдь не дворянского звания, однако, их имена до сих пор помнят, и чтут. А кто вспомнит о вас, выпускнике института машиностроения, «заслуженном» приёмщике опорожненной посуды от населения? Или вы надеетесь, что табличкой с вашим именем украсят здание, где вы ковали личное благосостояние и «выходили в люди»: «Здесь принимал стеклотару с такого-то по такой-то год имярек?». Деньги, которые государство потратило на обучение вас, и сотен тысяч вам подобных, бездарно слили, пардонте, в унитаз, и это вы считаете одним из преимуществ социализма?»… Словом, разругались мы с ним вдрызг. Он даже здороваться после того спора со мной не стал, - фыркнул Воробьёв, досадливо покачав головой, уже в который раз подливая себе вина.
- Если я вас правильно поняла, - Ольга сделала небольшой глоток из бокала, - вы не разделяете революционных идей своего предка?
- Не разделяю, - поморщился Борис, - революция, от поздне латинского revolutio - поворот, переворот, еt cetera, это всего лишь насильственная смена элит, и далеко не всегда на лучшие. Как точно подметил  Томас Карлейль: «Вся-кую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются ее плодами отпетые негодяи».
- Не могу ни согласиться с вами, ни что-либо возразить, - пожала плечами Ольга, - я никогда не задумывалась о подобных материях. Я просто живу, мечтаю о простом человеческом счастье, настоящей любви…
- А что в этой жизни, собственно, больший провокатор, чем любовь? – легко перешёл к другой теме Воробьёв, - она рушит созданный человеком понятный и привычный мир. Она уничтожает цивилизации. Вспомните Трою и Александрию. Любовь Париса к Елене, Антония к Клеопатре. Попавшие в круговерть страстей, эти люди готовы были утопить мир в море крови. Разве не так? Кто-то решил, что они не могут жить друг без друга, и десятки тысяч людей в сражениях, оставляя жён вдовами, а своих детей сиротами, кладут жизни на алтарь их, не факт, что нерушимого со временем счастья? Разве это справедливо? Смерть Горацио и Тибальда, не убей себя Ромео и Джульета, изменила бы в жизни влюблённых то, что заложено не ими в духе той эпохи? Огрузневший, обременённый семьёй Ромео, проводит время с друзьями, и девицами лёгкого поведения в сомнительных заведениях, а беременная очередным Монтекки Джульета, крикливым голосом отдавая распоряжения нерадивой прислуге, в ожидании мужа, рутинно поддерживает едва теплящийся огонёк в семейном очаге.
- Это абсурд! Любовь делает человека чище, лучше, подвигает на создание шедевров в искусстве, музыке и литературе,– раздражённо воспротивилась его доводам Ольга.
- Яркий пример абсурда, - попытался сгладить разногласия Борис: «Мужчина, заметив в окне полыхающего дома мечущуюся женскую фигуру, очертя голову, бросился спасать погорелицу, но та охладила его пыл, вовремя оказавшимся под рукой, ушатом холодной воды».
- Вы всегда такой оголтелый циник? – не приняла Ольга его шутки.
- За время нашего вынужденного знакомства, у вас было время заметить, что это не совсем так, - не счёл нужным обидеться Борис. Они нередко спорили, от-стаивая каждый свою точку зрения, но до серьёзных ссор дело ни разу не дохо-дило.
Неделя шла за неделей. Жизнь, за сиюминутными заботами, неспешно шла своим чередом. Не сговариваясь, беглецы не затрагивали, несомненно, волну-ющие их вопросы: «Что будет с каждым из них дальше?», «Сумеет ли найти их Феликс?», «Что их ждёт, если тот всё-таки до них доберётся?». Они, словно про-никшись мудростью неторопливой деревенской жизни, радовались каждому прожитому дню, стараясь не задумываться о будущем.

***
Феликс места себе не находил от бурлящего в нём бешенства: «Мало того, что эта дрянь сбежала, так она ещё его ограбила! Нет. Для его мира это норма. Там, женщины и мужчины изначально образуют пары исключительно для про-должения рода. В остальном, для того, чтобы делать друг другу гадости, при этом любыми способами улучшая своё благосостояние за счёт партнёра. Адюльтер и феерическое враньё, плетение всевозможных интриг, способствующих скорейшему  нивелированию своей «половины», как личности, и отъёма у неё, или него, материальных ценностей, чтобы подобно насытившейся пиявке отва-литься от обескровленной жертвы. На фоне же образа жизни и нравов, царящих в тамошнем социуме, подобные отношения между мужчиной и женщиной вос-принимались в порядке вещей. Но здесь, в этом мире?! У них это называется подлостью. Люди, поступающие таким образом, как правило, здесь вызывают у общества презрение, и, за редким исключением, становятся аутсайдерами… Больше всего злит то, что обманутым оказался именно он. Он! Обманувший и обобравший десятки… да что там, сотни землян».
Феликс уже в который раз остановился у столика с напитками, и плеснув в широкогорлый стакан «скотча», пересёк просторную гостиную, остановившись у панорамного окна апартаментов на семьдесят первом этаже башни «Москва», невидяще уставясь на потрясающий вид столицы этой непонятной ему страны, а если точнее, всего этого мира, в который его занесло непостижимым образом.
Его собственное измерение разительно отличалось от Земли. Его обитатели  застряли, если так можно выразиться, в начале здешнего двадцатого века. Его мир пребывал в нескончаемых войнах всех со всеми. Оруэлл, автор романа «1984», который Феликс прочитал на досуге, и вообразить бы не мог такой гне-тущей атмосферы, и непреходящего чувства безысходности, пропитавших всё и вся. Феликс родился во время войны, рос, призвался в действующую армию, и во время массированного артобстрела, накрывшего их окопы, получив серьёз-нейшую контузию, попал в эту «параллель».
Как же ему было здесь хорошо! Любой местный нечистоплотный деляга ему и в подмётки не годился. Освоившись в новых условиях жизни, Феликс развил бурную деятельность по изъятию денежных знаков у местного народонаселения. Великий комбинатор, не будь он литературным персонажем, в гробу бы перевернулся от зависти к близким  к гениальности  мошенническим схемам «пришельца», стремительно превращающим того в долларового миллионера. В мутных водах нарождающихся рыночных отношений, волной накрывших разва-лившуюся на части страну, Феликс чувствовал себя в своей стихии. «Чем хуже – тем лучше!», - нередко повторял он, подсчитывая барыши.
Было ещё кое-что… Отставая в техническом развитии, его мир оставил землян далеко позади в области метафизики, оккультизма, изотерики и практической магии. Последнее вызывало у местных устойчивый скептицизм, что Феликса вполне устраивало. О полезности этой «лженауки»  он знал не понаслышке. До того, как попасть на войну, Феликс окончил два курса факультета оккультных наук в столичном университете. Полученных за время обучения знаний хватило, чтобы успешно применять магию здесь, среди легкомысленно забывших опыт предков людей. Но для того, чтобы она безотказно работала, нужна энергия. Никакой мистики. Даже самому технически совершенному механизму нужно «топливо». Для магии «топливом» являются человеческие эмоции, как положительные, так и отрицательные, в зависимости от поставленной задачи. Здесь тоже о нечто подобном догадывались, и называли это энергетическим вампиризмом. Но такой способ дело хлопотное. Выжимать энергию по капельке занятие неблагодарное. Нужно что-то более радикальное. Самым эффективным способом было черпать энергию у своих двойников.
В его измерении этот феномен был взят под жёсткий контроль. Специальные службы разыскивали двойников, тестировали их, и выявив самого перспектив-ного, с точки зрения «полезности» власть предержащим, с помощью практиче-ской магии, будто насосом, перекачивали позитивную энергию от них, своему протеже.
Феликс был уверен, что и в этом мире у каждого человека есть двойники. Другое дело, есть ли они здесь  у него, пришельца из другого измерения? Он за-платил немалые деньги частным детективам и целым агентствам за поиски своих «дойников», и его затраты себя оправдали. Нашлось четыре его точные копии. Феликс, что называется, взял их в оборот, и стал выжимать из них все «соки». Трое очень быстро иссякли. А вот четвёртый… Создавалось впечатление, что потенциал «донора» неисчерпаем. Не вмешайся Феликс в его жизнь, тот бы с лёгкостью смог разорить казино Монако и Лас-Вегаса, представься тому такая возможность. Тотальная невезучесть, сопутствующая тому с момента рождения, должна была по достижении тридцати трёх лет смениться не менее тотальной удачей. Вот её-то и перекачивал себе Феликс. Другое дело, двойник оказался, что называется, слишком проблемным. Последнее время Феликс стал замечать, что на выкачивание «топлива» из донора ему приходится затрачивать энергии едва ли не столько же, сколько он получал. Двойник, вряд ли о чём-то догадываясь, каким-то непостижимым образом выстроил некий защитный барьер, препятствующий отъёму у того жизненных сил, подобно строптивой корове, всеми доступными ей способами мешающей процессу дойки. Поначалу Феликс не придал серьёзного значения неожиданному сопротивлению «терпилы». Дела его шли, как нельзя лучше, и будущее виделось в ванильных тонах.
Так продолжалось без малого два года. А потом произошёл сбой… Его по-следняя крупная афера с треском провалилась. Феликсом заинтересовались правоохранительные органы, а вовлечённые в его «проект» крупные инвесторы, к слову сказать, сколотившие свои состояния в «ревущие» девяностые не без мостящих дорогу к рейтингу в журнале «Форбс» многочисленных «скелетов в шкафу», за редким исключением, далеко не в формате идиоматического оборота, били копытом, в желании наказать покусившегося на их «святое» мошенника. Как утверждает мудрость этого мира: «Сколько верёвочке не виться…».
Феликс чувствовал себя загнанной в угол крысой. Да ещё эта встреча лицом к лицу со своим двойником. Пересекшись с ним взглядом, Феликс почти физически ощутил мощную, сродни разряду молнии, заставившую содрогнуться всё его существо, исходившую от того  противоборствующую его магии неведомую силу. Ничего подобного с ним до этого момента не случалось.
«С этим нужно срочно что-то делать», - в тот же день решил Феликс. Двойник нёс в себе угрозу вряд ли меньшую по значимости, чем открывшие на него охоту власти и инвесторы вместе взятые.
Он организовал одно за другим три покушения на двойника, но всё та же не-понятная сила, с которой ему довелось столкнуться, оберегла, казалось, обре-чённого, от неминуемой смерти. А дальше и того хуже. Ольга встретилась с двойником, и что ему наговорила, а главное, поверил ли тот ей, одному Созда-телю известно.
- И что в итоге? – вслух задал вопрос Феликс, и оторвавшись от созерцания урбанистического пейзажа, вернулся к столику с напитками, и уже мысленно продолжил, - в итоге «сладкая» парочка в бегах, а моя ослабшая без подпитки магия не в состоянии выявить их местоположение. Снова подключать детектив-ные агентства? Пожалуй. Правда, скорее всего, это займёт много времени. Но других вариантов нет. Пока будут идти поиски беглецов, нужно будет поправить пошатнувшиеся дела, и главное, «накачаться» отрицательной энергией для по-следующего применения чёрной магии. Материал для этого подойдёт любой. Важно, чтобы тот подольше бы выдержал ожидающие его муки. Дело, конечно, грязное, но, сейчас уже не до чистоплюйства. Слишком многое поставлено на карту. Да что там многое! Всё.
Феликс залпом выпил очередную порцию виски, и нетвёрдой рукой подцепил со стеклянной столешницы чёрную коробочку телефона.

***

Дожди сменил мокрый снег, тяжёлыми хлопьями засыпая окрестности. Пора, когда даже неприхотливая «нива» соседа старика была не в состоянии преодо-леть подобную суспензию – грязь, перемешанную с напитанным влагой снегом.
Борис с Ольгой, словно Робинзон с Пятницей, жили, будто на острове, полярно относясь к вынужденному заточению. Воробьёв решил для себя, что готов жить так вечно – его партнёрша изнывала от желания вернуться к прежней, наполненной нескончаемыми праздниками жизни. Диктат Феликса, казалось бы, был нивелирован, но привычка к сытому житью стрекозы брала своё. Ольга психовала, самоё себе противоречила, но в этом её состоянии, как ни странно, не раздражала Воробьёва, напротив, воспринималась им, как продолжение жизни, вкус к которой он потерял едва ли не с дошкольного возраста. Несмотря на это обстоятельство, ссориться они стали чаще, причём «застрельщицей» свар, как правило, выступала Ольга.
Неизвестно чем бы всё это кончилось, но на помощь Борису, уже с трудом сдерживающего себя от справедливой, на его взгляд, отповеди рефлектирующей «светской львице»  пришли заморозки. Арендовав у соседа «ниву», Воробьёв, по подмёрзшей дороге, стал вывозить Ольгу в город. Поездки заметно улучшили той настроение, и ссоры, как по мановению волшебной палочки, сошли на нет. Они подолгу гуляли по заснеженным улицам Мичуринска, осматривали достопримечательности, обедали в ресторане «Комильфо», или «Пицца».
В одну из таких прогулок Борис обратил внимание на невзрачного с виду мужчину средних лет, словно ненароком, посещавшего те же места, что и они, о чём и не замедлил сообщить спутнице:
- Боюсь показаться излишне подозрительным, но по-моему, за нами следят.
- Кто? – Ольга закрутила головой по сторонам.
- Не показывайте вида, - шикнул на неё Воробьёв, - тип, сзади и слева от вас, в чёрной спортивной шапочке «найк» и сером полупальто.
Ольга, будто невзначай мазнула по незнакомцу взглядом:
- Вы уверены?
- Он уже третий раз попадается мне на глаза.
- Неужели Феликс нас нашёл! – занервничала Ольга.
- Поехали домой. Если за нами увяжется «хвост», то дела наши плохи, не счёл нужным успокаивать её Борис. Он понятия не имел, что им делать, если его по-дозрения подтвердятся. Сходства с профессионально уходящим от преследова-ния условным Джейсоном Борном в нём было не больше, чем у лениво пережё-вывающего бамбук панды с разъярённым гризли.
  Всё оказалось ещё хуже. Когда они сели в машину, и Ольга вырулила со сто-янки, примерно через километр к ним намертво «приклеился» серый седан, с московскими номерными знаками.
- И что теперь? – с интонациями мультяшного ослика Иа, скорее себе, чем Ольге, задал вопрос Воробьёв.
- А вот что! – не доезжая до поворота на деревню, Ольга съехала с шоссе, и чудом не застряв в неглубоком кювете, припустила прямо по полю, покрытом сияющим девственной белизной в солнечных лучах  снегом.
Седан, не решившись на подобный манёвр, остановился напротив оставлен-ной «нивой» колеи. Обернувшись, Боря увидел вылезшую из машины, и энер-гично жестикулирующую троицу: двух крепких молодых парней и невзрачного типа, в сером полупальто и чёрной шапочке «найк».
Оставив слева редкий березняк, Ольга ещё какое-то время ехала по полю, а потом выбралась на дорогу.
- Надолго их это не задержит, деревню они найдут, но мы успеем взять до-кументы, деньги, кое-что из вещей, и уехать, - поделилась она своими планами с ошалело таращившимся на неё Воробьёвым.
Дома, собрав всё необходимое, они отнесли вещи в машину. Борис перего-ворил со стариком соседом, вкратце, не вдаваясь в подробности, обрисовав сложившуюся ситуацию. Тот, пожевав губами, что называется, на пальцах, пока-зал, как окольными путями перебраться в соседнюю область.
- Машину в Скопине около главпочтамта оставите, потом заберу. Сами на по-езд. Куда, мне лучше не знать, - мотнул головой старик.
- Вы уж простите, Степан Фёдорович, что мы вас во всё это втянули…
- Да брось ты, Боря, со всяким может случиться. Люди должны помогать друг другу. На том земля держится.
- А если… эти к вам заявятся?
- Ништо! С самураями в сорок пятом довелось повоевать, неужто заезжей шпаны убоюсь? – усмехнулся в прокуренные в рыжину седые усы сосед.
- Это очень опасные люди, - не разделил «бравады» старика Воробьёв.
- Да поезжайте уже! – нетерпеливо махнул рукой Степан Фёдорович, - деваху побереги. Яловица ещё, но справная, деток, гляди, тебе ещё нарожает, - хохотнул он, подталкивая Бориса к калитке.
- Да о чём вы?! – поморщился Воробьёв, - … Спасибо вам.
- Иди уж, безпелюха.
Воспользовавшись полученной решительными действиями Ольги форой, они без приключений добрались до Скопина, припарковали «ниву» в указанном Степаном Фёдоровичем месте, и поспешили на вокзал. На ближайшем прохо-дящем поезде Минск-Казань, «уговорили» проводника взять их хотя бы до Моршанска.

***
Феликс рвал и метал: «Бездари! Упустить дичь в чистом поле! В прямом и переносном смысле. Столько времени потрачено впустую! Придётся всё делать самому». Подрагивающей рукой, последнее время он много пил, Феликс под-цепил с журнального столика плоскую коробочку телефона…
- Привезите мне донора. Любого. Можно бомжа, главное, не доходягу. Да не сюда, идиот! Свяжите, и оставьте, знаешь где… Как можно быстрее. Доложишь по готовности. Выполнять, - Феликс раздражённо бросил «трубку» на столешницу, недовольно поморщившись, посмотрел на беспорядок в гостиной. Разнока-либерные пустые бутылки и смятые сигаретные пачки, какой-то мелкий сор на полу, скомканный плед на кожаном диване, на котором он, не раздеваясь, спал последние несколько дней. Феликс запретил домработнице показываться ему на глаза, и в квартире уже давно не убирались. Закурив, он откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. «Судя по всему, пора подаваться в тёплые края, куда-нибудь на Карибы, или Сейшелы. Разобраться с одураченными им инвесторами не удалось, слишком много жаждущих его крови, в очередь можно ставить. Прокуратура уже не скрывает своего к нему интереса, в офис приходил следова-тель, задавал неудобные вопросы. Если его возьмут в оборот… Трудно предста-вить их реакцию, когда они узнают, что человек, носящий имя Феликс Юрьевич Уваров никогда не появлялся на свет не только в этой стране, но и в этом изме-рении, на планете Земля… В поликлинику для опытов отдадут, не иначе. «Не любите вы меня! Уеду я от вас!» - невесело ухмыльнулся Феликс, припомнив анекдот о загостившейся у родни тёще, - он «подорвал» бы прямо сейчас, но оскорблённое самолюбие не позволяло оставить безнаказанными Ольгу и двойника. В его мире этого бы не поняли, посчитав слабаком и слюнтяем. Феликс даже себе не желал признаваться, что очень привязался к Ольге, и несмотря на мелькающие в его воображении сцены расправы с неблагодарной преда-тельницей, мечтает вернуть её, чего бы это ему не стоило. Было ещё кое-что… Жизненно необходимо уничтожить двойника. Магия это такая же наука, как и все прочие, вопреки устоявшемуся, костному отношению к ней землян. Если двойник останется жить, вся выкаченная из него Феликсом жизненная сила начнёт к нему возвращаться. Возвращаться от него, Феликса, трепетно собой любимого. Угол падения равен углу отражения. Пример, конечно, не корректный, но смысл приблизительно такой – что забрал, то и отдашь, если своевременно не разорвёшь связь с «донором». Итак, решено. «Запитаться» энергией, самому найти беглецов, нейтрализовать двойника, забрать Ольгу, и, как выражаются здесь в определённых кругах: «валить отсюда к ядрёной фене»».
Уваров, проходя на кухню, с сожалением посмотрел на столик с изрядно прореженными ёмкостями со спиртным, и поставил на плиту турку, с четырьмя, залитыми водой, ложками молотого кофе. Очень хотелось выпить, но нельзя. Если Денис не облажается, в ближайшее время придётся работать с «донором», а это мероприятие с алкоголем абсолютно не совместимо. Без вариантов. Вер-нувшись в гостиную, он лёг на диван, с головой накрывшись пледом.
Около полуночи его разбудил синтетический сигнал смарфона.
- Да, - в полумраке комнаты Феликс не сразу нашёл на столе вибрирующую коробочку.
- Донор на месте.
- Хорошо. Свободны.
«Хоть кто-то может справиться с порученным ему делом, - подумал Уваров, выходя из квартиры, - Денис молодец, хоть я и бываю с ним резок. Такие люди для меня находка. Ни лишних вопросов, ни моральных принципов, ни угрызений совести. Парень неплохо бы устроился в моём мире… впрочем, там все такие».
Оставив машину в промзоне, в квартале от арендуемого им помещения, Фе-ликс быстрым шагом пошёл по едва освещённому редкими фонарями проезду, зажатому между нескончаемыми бетонными заборами, перемежаемыми раз-номастными железными воротами, за которыми темнели коробки зданий, в большинстве своём, заброшенных цехов и складов.
В строении, некогда складе, под потолком, тускло горели несколько ламп дневного света. Под одной из них, словно на сцене экспериментального театра, одиноко стоял стул, к которому накрепко был привязан человек, с матерчатым мешком на голове.
Уваров подошёл к пленнику, рывком стащил с него «упаковку».
- Что тут у нас? – не сказал, промурлыкал он. Настроение у него заметно улучшилось.
На Феликса, часто моргая, смотрел заросший копной рыжеватых волос, с проседью, и такого же оттенка, неопрятной бородой, мужчина неопределённого возраста.
- Больно же, козёл! Что тебе от меня нужно? Может ты попутал чего, мужик? – заполошно заорал он, как только Уваров сорвал с его губ полоску скотча.   
 - Я ничего не перепутал. Помолчите, пожалуйста, если не хотите подвергнуться процедуре глоссэктомии, - раздражённо поморщился Феликс.
- Глосс-эктомия, что за хрень? Запнулся на незнакомом слове «донор», и не-уютно поёжился.
-  Хирургическое удаления языка, - безэмоционально просветил его Уваров, - поверьте, я сделаю это не колеблясь. Но давайте побережём ваше и моё время, тем более, что у вас его не так много осталось.
- Маньяк грёбаный! – не удержался, уже отчаявшийся выбраться из передряги, опустившийся, но ещё до конца не потерявший чувство собственного достоинства, беспомощный, связанный по рукам и ногам пленник.
- Вот, что меня в вас, обитателях этого измерения, всегда поражало, так это неумение проигрывать, и наивная вера в то, что всё как-то само-собой  образу-ется, несмотря на очевидно безнадёжное положение, - Феликс, неожиданно для себя, решил продолжить беседу, если это определение уместно в имеющей место быть ситуации, - едок не вступает в полемику с бифштексом, это контрпро-дуктивно. Один хочет есть, другой против того, чтобы его съели. Компромисс никоим образом не приведёт к удовлетворению обеих сторон. Откушав половину, первый не насытится, а второй вряд ли удовлетворится своим половинчатым состоянием. Налицо неразрешимый конфликт интересов. Впрочем, более ёмко выразился ваш баснописец Иван Крылов: «Молчи! Устал я слушать. Досуг мне разбирать вины твои, щенок! Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать. Сказал и в темный лес Ягненка поволок». В лес вас, как вы, наверное, уже догадались, я не поволоку. Здесь съем.
- Доктор Лектор, мать твою… - сплюнул на пол пленник, и вызывающе по-смотрел на Уварова.
- Ничего не слышал о докторе Лекторе, - подёрнул плечами Феликс, - но ваше поведение вызывает некоторое, скажем… уважение. Многие в подобной ситуации начинают лить слёзы, и молить о пощаде. Особенно умиляет, когда законченный, по вашим меркам, подонок, желая спасти свою шкуру, ссылается на наличие жены и детей, как будто кого-то интересует его семейное положение.
- Хорош бакланить. Собрался меня жрать – жри, урод!
- Мне по нраву ваш деловой настрой, - растянул губы в улыбке кугуара Феликс, - приступим…
Через час всё было кончено. На стуле, словно сдувшийся воздушный шарик, обвисло, ставшее похожим на египетскую мумию тело.
Феликс вышел из помещения склада, дошёл до припаркованного, неуместно чернеющего в тёмном проулке «майбаха», и перед тем, как сесть за руль, по-звонил по телефону:
- Я закончил. Приберите здесь.
Дома, первым делом, Уваров налил себе приличную порцию виски, залпом выпил, уселся в кресло, и напряжённо замер, чем-то неуловимо напоминая го-товящуюся к броску ядовитую рептилию: «Ну, где же ты, дорогая? Я иду искать…».

***

Проведя около четырёх часов в тамбуре, Борис с Ольгой наконец-то сошли с поезда на по-южному низкую платформу Моршанска, поднялись по ступеням, и прошли на выход сквозь одноэтажное здание вокзала.
Справа, в нескольких десятках шагов от выхода, стояло небольшое строение, с плоской крышей, которое привлекло к себе внимание Воробьёва, единственно, зелёной вывеской над входом, с выведенными крупными буквами словом «ПИВО».
- Нам туда, - потянул он Ольгу за рукав…
Погуляв по городу, они сняли двухместный номер в гостинице «Цна». Нужно было отдохнуть, и подумать, что делать дальше. А подумать было над чем.
Боря, закинув руки за голову, лежал на одной из кроватей в более, чем скромном гостиничном номере, и уныло размышлял: «Их сонно-пасторальное пребывание в «имении» окончилось. Беззаботный мирок, с появлением людей Феликса, а то, что это его люди, сомнений не вызывало, рухнул, как некогда многовековой уклад жизни местных помещиков, под неудержимым напором революционных идей и преобразований. И чего ожидать в обозримом будущем? Калейдоскопа городов и мелких населённых пунктов, гостиниц и съёмных квартир? Сколько может длиться подобная «одиссея», даже если допустить, что на этот раз их не найдут? Деньги, в конце концов, кончатся, есть у них такое до-садное свойство, а без денег они будут лишены не только возможности переез-жать с места на место, но и элементарных крыши над головой и куска хлеба насущного. Остаётся только одно, как некогда обозначил свои перспективы, оказавшись в щекотливом положении, инженер Щукин, персонаж бессмертного произведения Ильфа и Петрова – пропадать».
Незаметно для себя Борис уснул. Его разбудил не то стон, не то сдавленный крик, спросонья он не понял. Подскочив на кровати, Боря увидел лежащую на полу Ольгу. Она мелко дрожала, её глаза невидяще смотрели в потолок, губы беззвучно что-то нашёптывали, а пальцы рук судорожно пытались вцепиться в покрытый паласом пол. Воробьёв скатился с постели, положил голову Ольги себе на колени.
- Оля! Что с тобой?! Очнись! – не зная, какие действия следует предпринимать в подобных случаях, он стал похлопывать её ладонью по лицу, на интуитивном уровне осознавая, что искусственное дыхание «рот в рот» здесь неуместно, хотя и заманчиво.
Ольга пришла в себя без его неуклюжих попыток привести её в чувство.
- Он нашёл меня! – испуганно прошептала она, когда обрела дар речи.
- Кто? – помог ей встать на ноги Боря.
- Феликс!
- Ну да. Но мы сумели убежать от его людей, и мы в безопасности… пока.
- Нет! – Ольга обессиленно опустилась на соседнюю кровать, - он установил со мной контакт. Теперь, где бы мы не спрятались, ему будет известно наше ме-стоположение.
- Что ты такое говоришь?! Какой ещё контакт! – Борис почувствовал, что ещё немного, и он сорвётся. Мало ему напастей, так вдобавок Ольга по-новой начи-нает выносить ему мозги бреднями о сверхспособностях Феликса.
- Ты не понимаешь…
- А что, что я должен понять?! Что ты, - Боря и не заметил, как перешёл на «ты», - окончательно свихнулась? Да, есть Феликс. Да, он нас преследует. Согла-сен! Но всё, что касается его сверхвозможностей, полнейшая чушь. Этого не мо-жет быть, потому, что не может быть никогда! Всё, точка.
- Ты зашоренный, закостенелый в своей узколобости баран! – закатила глаза Ольга, - ты поймёшь, что я права, когда будет уже поздно.
- Прекрати, а то поругаемся.
- Да мы уже ругаемся! Ты не заметил?
- Хорошо. Давай без эмоций, - решил Борис перевести перепалку в конструк-тивное русло, - что с тобой только что было? Обморок? Ты эпилептик?
- Нет, нет и нет! Повторяю. Феликс вступил со мной в контакт. Такое уже со мной было. Я несколько раз пыталась от него сбежать, но он всегда находил ме-ня. Не умею объяснить, но он видит моими глазами, слышит то, что и я, и с этим ничего нельзя поделать, - Ольга обречённо покачала головой из стороны в сто-рону. - Мы проиграли. Прости, что втянула тебя в это.
- Глупости. Не твоя вина, что мы с Феликсом двойники. Напротив, ты мне очень помогла, - не принял извинений Воробьёв.
- Чем?
- Предупреждён, значит вооружён. Теперь я хотя бы знаю, что у меня есть враг, и постараюсь, насколько это получится, защитить нас от этого упыря.
- Каким образом? – без особого энтузиазма посмотрела на него Ольга.
- Пока не знаю, - честно признался он.
- Я попробую поспать, - Ольга стянула с кровати покрывало, и не раздеваясь, залезла под одеяло.
Борис подошёл к окну, посмотрел на унылый снежный пейзаж за стеклом: «Скоро Новый год. Народ, ненадолго позабыв о рутинных делах, пребывая в приятных хлопотах, готовится к празднику. Странно, но у нас, русских, эта вполне обычная для всего остального мира смена одного года другим, имеет какое-то сакральное значение. Люди поздравляют друг друга с Новым Годом, нередко добавляя: «С новым счастьем!», не задумываясь над тем, что счастье не бывает новым или старым. Оно либо есть, либо нет, и смена настенного календаря ни-коим образом не связана с наличием счастья, или, при отсутствии оного, с его появлением. Праздничная эйфория, как и необоснованное ожидание чуда, за-кончатся вместе с выходными. Впереди очередной год, с привычными заботами, изматывающей, часто не любимой работой, ворохом старых и новых проблем. Все знают, что так и будет, но те несколько мгновений, что отбивают куранты, кратких, как полыхание бенгальского огня, словно передышка во время марафона, так необходимая для продолжения, кажется, бесконечного бега, - Боря отошёл от окна, досадливо тряхнул головой, - не о том думаю. Обещал Ольге защиту… А я что, герой боевика? Буду направо и налево разить врагов, оставляя после себя горы трупов, в то время, как полиция, деликатно самоустранившись, позволит мне довести это мокрое дело до конца. Джейсон Стэтхэм, блин! Да Феликс будет только рад, если я затею драку с его боевиками. Тогда мною, как злостным нарушителем порядка, вплотную займутся наши доблестные правоохранительные органы, а он займётся девушкой. На какое-то чудо надеяться глупо, даже в преддверии Нового года».
Когда Ольга проснулась, она попыталась, было, продолжить неоконченный ранее разговор, но Воробьёв демонстративно зажал ладонями уши, и затряс го-ловой, словно осаждаемая оводами лошадь:
- Слышать всего этого параноидального бреда не желаю!
Ольга обиженно умолкла, и весь последующий день и вечер они почти не разговаривали, обмениваясь скупыми, ничего не значащими фразами.
Утром, «по-шпионски» выглянув из-за шторы на улицу, Борис обомлел. Из серого седана, припарковавшегося у входа в гостиницу, поскользнувшись, и едва не упав, беззвучно матерясь, неуклюже выбрался мужчина, в сером полупальто и чёрной шапочке «найк».
Мысли в голове у Бори хаотично забегали, как муравьи по занимающемуся огнём муравейнику: «Не может быть! Как они смогли так быстро их отыскать! Неужели Ольга… Да нет! Чушь собачья… Нужно срочно уходить. Споры оставим на потом…».
Воробьёв растолкал Ольгу:
- Они здесь. Собирайся! Будем считать, что я тебе временно поверил, так что, не удивляйся.
Пока она одевалась, Борис побросал в дорожную сумку кое-какие вещи, и… плотно завязал глаза Ольги шарфом.

- Что ты делаешь?! - возмутилась она, но тут же осеклась, - просто веди меня, и ничего лишнего не говори.
Через служебный выход они выбрались на задворки здания. На недоумённый немой вопрос двух работников гостиницы Воробьёв брякнул первое, пришедшее на ум:
- Снежная офтальмия. Нужно срочно к врачу.
Поймав такси, он помог Ольге залезть в салон.
- Зажми уши, - шепнул он ей, стараясь не вызывать подозрений у водителя.
Усевшись на переднее сиденье, повернув к тому голову, негромко, почти од-ними губами произнёс:
- В Рязань. Не обижу. У жены сложное заболевание глаз. Нам сказали, что там помогут, только поторопиться надо.
Таксист понимающе кивнул, и вырулив на улицу Ленина, прибавил газу.

***
 
«Эти кретины опять их упустили! Он же нашёл Ольгу. Он видел её глазами убогий номер гостиницы в небольшом провинциальном городке. Направил туда своих людей, и… никого на месте те не застали, - Феликс зло смахнул со столика на две трети пустую бутылку виски, и тяжёлый широкогорлый стакан. Не раз-бившись, посуда шумно покатилась по полу, - но ведь он и сейчас чувствует её. Ольга куда-то едет на машине. Он почти физически ощущает, как клонится из стороны в сторону её тело на поворотах, слышит шум мотора, но перед глазами непроницаемый мрак. Да этот гадёныш глаза ей завязал!», - догадался Феликс.
Нервно заметавшись по комнате, он прекратил своё броуновское движение у панорамного окна: «Зима. Терпеть не могу зиму (там, в своём мире, ему довелось зимовать в окопах. Тогда он отморозил два пальца на правой ноге, и их пришлось ампутировать). Зима, как война. На неё лучше всего по телевизору смотреть, или, на худой конец, из окошка. Глупости какие-то в голову лезут, - Феликс досадливо ударил ладонью по стеклу, - о деле нужно думать!».
Он уселся в кресло, и сосредоточился. «Найдя» Ольгу, вошёл в её сознание. Через несколько минут… или часов? Феликс открыл глаза. Голова жутко болела. Ничего важного для себя он не узнал. Теперь беглецы шли пешком, судя по зву-кам, какого-то довольно крупного населённого пункта. Разговаривали они мало, избегая даже намёков на своё теперешнее местоположение. И это ещё пол беды. Вдалеке от него Ольга не была столь уязвима, и всеми силами боролась с его присутствием в своём сознании. О двойнике вообще речи не шло, между ним и Феликсом связь полностью оборвалась, тот словно железобетонной стеной отгородился. Феликсу почувствовал себя неуютно. Впервые в этом мире у него появился противник, способный противостоять его воле и даже немалым магическим навыкам.
В тот день Феликс напился до не вразумления, пытаясь алкоголем заглушить головную боль и пока не привычный, зашевелившийся где-то под ложечкой влажный, липкий, вызывающий чувство омерзения страх.

***

В Рязани Боря снял «угол» у женщины, примерно, его лет, но выглядевшей старше, с измождённым лицом, запавшими глазами, и неопределённой, из-за мешковатой одежды фигурой.
В квартиру Боря привёл Ольгу с завязанными глазами.
- Вот уж сюрприз, так сюрприз! – по-своему поняла ситуацию хозяйка, - мо-лодая не нарадуется.
Прикрыв дверь крохотной комнатки, с убогой обстановкой, Борис задёрнул ситцевую занавеску на окне, и только потом снял повязку с глаз спутницы.
- Весёленько, - констатировала Ольга, когда наконец-то «обрела» зрение.
- Не Континенталь, но жить можно, - Боря изобразил на лице улыбку отправ-ляющегося на строительство БАМа комсомольца с агитационного плаката.
- Что дальше? Ты ведь понимаешь, что бесконечно так продолжаться не мо-жет? – Ольга на показ зажмурила глаза, Феликс всё равно найдёт способ нас вы-числить.
- Знаешь, мне, честно, всё это надоело! – Борис в сердцах ударил ладонью по стене, - найдёт, так найдёт. Разберёмся! Я хоть и не из самых удачливых, но за нас постоять сумею.
- Ты хороший, я даже вижу тебя по-другому, хотя вы внешне копия друг друга, - она неожиданно потянулась к нему, и поцеловала в уголок рта, - но Феликс рафинированный негодяй, и с открытым забралом он с тобой сражаться не будет.
- Ну, я тоже на турнир его вызывать не собираюсь. Сделаем так…
В Рязани, взяв «тайм-аут», они пробыли неделю. Ольга, вынужденно не вы-ходя из дома, успела подружиться с хозяйкой квартиры, и её десятилетней до-черью.
- Никогда не думала, что так ужасно можно жить, - поделилась она мыслями с Борисом. Работы в городе нет, Настя, так звали хозяйку, перебивается случай-ными заработками. Муж, не то сгинул, не то сбежал, он у неё дальнобойщиком работает. Дочка болеет, а лекарств купить не на что. Я, к своему стыду, и не знала, что есть люди, которые в такие условия поставлены. Это не жизнь – прозябание.
- Таких больше, чем пол страны. С высоты «Города Столиц» это не особо-то и заметно.
- Ну, зачем ты так? Я же не фифа какая-то. Просто жизнь у меня иначе сложи-лась, - обиделась Ольга.
Боря, помня о её «авансе», приобнял девушку за плечи, и поцеловал в висок:
- Да ни в чём ты не виновата. Просто кому-то везёт, а кому-то не очень. Мне, вот, в первый раз в жизни несказанно повезло… я встретил тебя.
Не лучшее было место, но, как говориться, с милым рай и в шалаше…
Утром, когда Борис ушёл сделать кое-какие покупки, Ольга вышла на кухню. Настя, готовя нехитрый завтрак, пряча за ухмылкой незлую зависть, посетовала:
- Доче пришлось сказать, что зубы у тебя ночью болели. Стонала, как трав-мированная.
- Простите, - Ольга покраснела до корней волос.
- Да, пустое, дело житейское. А мужик у тебя ладный, не знаю, как он в работе, но судя по тебе, с остальным у него всё в порядке,  - снова усмехнулась Настя.
- Что есть, то есть, а с делами как-нибудь разберёмся, - Ольга поморщилась, вспомнив о Феликсе, и дамокловым мечом висящей над ней и Борей опасностью.

***

Феликсу приснился кошмар. Он снова оказался в своём мире. Только что за-кончился артобстрел, уши, словно ватой, заложило от грохота разрывающихся повсюду снарядов, ноздри щипало от кисло-приторного запаха тротила. Точными попаданиями перебило почти всех, в окопной линии, где он и его взвод держали оборону. Командира тяжело ранило. Тот полз по скользкому дну окопа, зачем-то пытаясь дотянуться до своей валяющейся в грязи, оторванной выше локтя руки. Феликс крикнул санитаров, и выглянул за бруствер. Противник, в полный рост, плотными шеренгами шёл в атаку. Оттащив в сторону лежавшие вповалку трупы пулемётной прислуги, он расчистил «гнездо» от засыпавшей его земли, зарядил холщовую ленту с патронами, и взявшись за вытертые до дерева, некогда лакированные рукоятки управления пулемётом, приник к прорези в защитном щитке. Враги были уже совсем близко. Феликс, прицеливаясь в середину тел атакующих, видел пряжки их ремней, латунные пуговицы на грубой ткани шинелей, длинные полы которых были забрызганы грязью. Он поднял глаза выше… Мозг готов был взорваться, отказываясь принимать увиденное. На Феликса, шеренга за шеренгой, надвигался он сам. У всех, без исключения, наступавших было его лицо! Он не мог ошибиться. У каждого был даже посе-ревший от грязи пластырь на левой щеке. Санитар заклеил им царапину, полу-ченную Феликсом от щепы, отлетевшей от взорвавшегося зарядного ящика.
«Этого не может быть! – подумал он, сползая спиной по сырой стенке окопа. – А как же Москва, Ольга…».
Подскочив на диване, он непонимающе уставился в не зашторенное пано-рамное стекло, за которым светились разнотонные прямоугольники окон близ-стоящих небоскрёбов. «Это всего лишь сон! Дурной сон, и больше ничего».
 Спать больше не хотелось. Он привычно «поискал» Ольгу. Феликс зарычал, как дикое животное, увидев её глазами ласкающего её двойника. Это было уже чересчур. «Это ничтожество, само о том не подозревая, отняло у него всё! Удачу, женщину, к которой он, удивляясь себе, так сильно привязался. «Уничтожить! Чтобы памяти о нём не осталось! - Феликс, натыкаясь на мебель, забегал по по-лутёмной квартире, - лично убью гада! А Ольга, за измену, плётки отведает, чтобы неповадно было по чужим койкам прыгать!».

***

Обменяв валюту, Боря, особо не капризничая, купил кое-чего из одежды, смущаясь, выбрал на лотке местного рынка пару комплектов женского белья у симпатичной толстухи, поджавшей губы после приблизительно названных им раз-меров. Странно, но после близости с Ольгой, он, выражаясь высокопарным «штилем», так-таки жаждал встречи со своим двойником-противником. «Пусть всё решится. Проиграть нельзя. На кону стоит слишком много – будущее Ольги». О своей судьбе он  и  не помышлял. Что его теперь унылая жизнь без неё? «Конь вороной»! 
Решение пришло неожиданно. Ему припомнился сюжет американского блокбастера «Жена астронавта», с Шарлиз Терон, в красоте ещё бы посоревно-вавшейся с Ольгой, но это так, мысли «загулявшего поэта». Бориса заинтересо-вала не сама голливудская кинодива, а способ, которым она расправилась в фильме режиссёра Рэнда Рэвича, с инопланетянином, завладевшим телом её мужа.
 У Бориса в Москве был один из его малочисленных приятелей, преуспеваю-щий художник, без особого энтузиазма нечасто продававший свои работы на вернисаже в Измайлово, но востребованный на «западе». Борис нередко зависал, подвыпивши, у того в гостях, и хорошо помнил его студию. Огромные филёнчатые окна, пол, большого, по меркам квартиры Воробьёва, помещения, был залит полированным бетоном полом. В студии, стараниями хозяина, были устроены туалет и ванная комната. Художник отъехал в «Туманный Альбион», продавать картины, а ключи от студии доверил ему, Боре Воробьёву.
То, что Борис забыл о студии и ключах, в свете с ним приключившегося, по-нятное дело, позабыл, а вот сейчас, назревши, вспомнил. Не чуя ног, вернулся домой
- Собирайся, едем!, - кивнул он Ольге , - вы уж простите нас. Деньги за месяц оставьте себе. Так получилось, попрощался, он с Настей.
Завязав глаза девушке, он довёл её до ожидающего их такси. Через несколько часов Боря привёл Ольгу в студию товарища, развязал ей глаза - Неплохие работы, оценила она висящие по стенам помещения картины.
- Да, Сашка талантливый художник.
- Что мы здесь делаем? -  Ольга, медленно передвигаясь, продолжала рас-смаривать картины.
- Сядь на стол, и подожми ноги.
- Зачем?
- Потом поймёшь.
Борис прошёл в ванную, и развернув кран на пол, включил воду.
- Как ты думаешь, обувь с кожаной подошвой пробивает ток? – спросил он девушку, не особо надеясь на исчерпывающий ответ.
- Понятия не имею, - пожала плечами Ольга.
- Ладно. Зови его.
-  Ты уверен?
- Да.
Ольга, даже почувствовав себя плохо, вышла на контакт с Феликсом.
- Я скоро буду, - сказала она его, Бориса, голосом.
Тот, находясь на взводе, этого даже не заметил.

***
Феликс  ликовал. Ольга сама вышла с ним на связь: «Не пришёлся, видать, ко двору нищий любовничек. Вон, по каким «хоромам» барышню  возит! А с её глазами он хорошо придумал, да только девочка свой выбор сделала, с нищебродом-неудачником жизнь коротать, видно, не понравилось. Сейчас он с ним, сам, без идиотов, разберётся, Ольгу подмышку, и в Перу, или Аргентину. Зацепила она двойника! А как говаривал помощник президента Никсона Чак Колсон: «Если вы взяли кого-то за гениталии, остальные части тела придут сами. Жди меня, Борюсик».
Феликс вызвал такси, и отправился по «названному» Ольгой адресу.
Он нашёл их по названному Ольгой адресу. Они, как птенчики, сидели на столе, поджав ноги.
- Что? Перепугались? – Феликс удовлетворённо улыбнулся, - Ольга, ко мне! – он не обратил внимания на залитый водой пол.
- Давай! Пока он колдовать не начал! – вцепилась Ольга в руку Бориса.
Воробьёв, слегка подрагивающими руками, воткнул вилку в переноску, обо-рванные концы которой лежали в заливающий, из открытых кранов душевой водой пол.
Феликс так ничего и не понял. Перед глазами вспыхнуло ослепляющее оранжевое облако, и он вновь оказался в окопах всё той же войны его измерения, из которого его занесло в непонятный, но полюбившийся ему мир.
Боря и Ольга,  не веря глазам, смотрели на место, где только что находился Феликс.
- Так просто? – прижалась к плечу Бориса Ольга.
- Ты не в курсе, что я Гудвин, великий и ужасный?
- Дурак ты… но любимый.
***

- Борь! – выглянула из кухни Ольга, - в холодильнике шаром покати. Пока у нас ещё, какие-никакие деньги остались, сходил бы в магазин, чего не то из продуктов прикупил.
Воробьёв с театральным надрывом вздохнул, поднялся с дивана, и сунув ноги в тапочки, по-стариковски зашаркал в прихожую.
На улице уже уловимо пахло весной, из-за ещё по-зимнему тяжёлых туч робко выглядывало солнышко, пронзая лучами осевший, ноздреватый снег на газонах.  В «Перекрёстке», по случаю начавшихся выходных, проходили всевозможные «акции», народ азартно затаривался продовольствием.
Боря, лавируя между граждан, толкающих тележки со снедью к выходу, про-сочился внутрь супермаркета, безразлично мазнул взглядом по притулившемуся у стены прилавку, с нагловато-призывной надписью: «НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО! БЕСПРОИГРЫШНАЯ ЛОТЕРЕЯ!», и прозрачным барабаном на нём, до половины заполненном красно-белыми прямоугольничками, который лениво покручивала скучающего вида девица.
- Возьмите билетик, - приятно улыбнулась она Борису.
- Почему бы и нет? – ещё не веря, что так легко согласился на безусловно бесперспективную авантюру, растянул тот губы в ответной улыбке.
- Вот, - девушка энергично крутанула барабан, - тяните, который приглянулся.
- А выберите вы, - предложил Воробьёв.
- Нет, покачала головой девица, - у меня рука тяжёлая, никогда не выигрываю.
- Да я тоже не из везучих, - признался Борис, выцепил первый попавшийся билет, надорвал плотную бумагу, и развернул гармошку листка… «СТО ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ», убористым шрифтом значилось на бумажке.
Ошарашенно таращившемуся на билет Воробьёву, в жизни не державшему в руках такую сумму денег, почему-то припомнился случай из времён студенческой молодости. Как-то раз, его, до кучи, пригласили на день рождения к одному «мажору» с их курса. Ничего «выходного», кроме двух-трёх пар новых носков, в Борином гардеробе не нашлось. Вот одну-то из них, со странным чувством, сродни благоговению, с которым вельможа надевает парадный камзол, отправляясь на приём к «самому», он и натянул на предварительно вымытые ступни ног.
«Это сколько же пар носков на эти деньжищи можно купить?», - озадачился подсчётом Борис, и не решившись заявить о выигрыше, убрал билет во внутрен-ний карман куртки, и забыв сделать покупки, мелкой рысцой припустил домой, поделиться с Ольгой неожиданно, как снег с крыши в апреле, рухнувшей на него удачей.












































Боря Воробьёв уже который день пребывал в перманентном сплине. Причиной тому была не постоянная череда преследовавших его неудач, с этим он с годами как-то свыкся, а один случай, произошедший с ним на прошлой неделе, что подтолкнуло Бориса к доскональному анализу всей его прежней, начиная с нежного возраста, жизни. Результат произвёл на него ошеломляющее впечатле-ние. Герой Пьера Ришара, из кинофильма Франсиса Вебера «Невезучие», блекнул в сравнении с ним, Воробьёвым, которого всевозможные напасти сопровождали, едва ли не с самого рождения, на протяжении всех прожитых им неполных тридцати пяти лет. Единственно, что уравнивало Борю с Франсуа Перреном, так это способность каким-то непостижимым образом выбираться из свалившихся на голову проблем, не без потерь, но избегая, казалось бы, неотвратимого летального исхода. Другое дело, что Воробьёв, в отличие от Перрена, очень болезненно переносил каждый свой промах, в противостоянии с ополчившимся на него миром.
Борис был рослым, физически крепким от рождения, с приятными, правиль-ными чертами лица. С мозгами у него тоже всё было в полном порядке. Вот только везение обходило его стороной, словно Пандора некогда открыла пифус, с заключёнными в нём бедствиями, не столько из любопытства, сколько для того, чтобы отравить существование родящемуся века спустя Боре Воробьёву.
За свою жизнь он несколько раз ломал руки и ноги, попадал в аварии, под-вергался разбойным нападениям. Боря рано потерял родителей. В доставшуюся ему от них в наследство квартиру регулярно проникали, словно у столичных и залётных воров было признаком хорошего тона побывать в его жилище. Пожи-виться там давно уже было особо нечем. Работу он терял чаще, чем лазали к нему домой, причём, вины самого Воробьёва в этом не было. Он, всё же умудрившись получить образование, считался толковым, исполнительным специалистом. Госконторы и частные фирмы, куда он устраивался, через некоторое время закрывались, или банкротились. Складывалось впечатление, что сопутствующее Борису невезение транспонировалось и на места его работы. Благо, что никому, кроме него самого, не представлялось возможности провести параллель между его появлением, и крахом предприятия. Земля слухом полнится. Узнай кто, что он «Иона», его бы и на порог отдела кадров не пустили. Пришлось бы заниматься собирательством, или просить милостыню.
По причине тотального невезения, у Бориса и с семьёй не сложилось. Жен-щины, с которыми он заводил знакомства, к слову сказать, поначалу охотно принимавшие его ухаживания, обладая природным чутьём, очень скоро пони-мали, что с парнем что-то не так, и прерывали с Воробьёвым всяческие отноше-ния.
Несмотря на всё это, жизнь не сломила Бориса. «Неудачник это тот, кто сам таковым себя считает, - нередко, как мантру, повторял он, - у всех бывают не-приятности. Недаром говорят, что жизнь, как зебра, состоит из чёрных и белых полос. Мне и не повезло всего-то один только раз… вместо зебры я оседлал во-роного коня».
Так бы и шло всё своим чередом, если бы не вышеупомянутый случай. Бес-цельно болтаясь по городу (хозяин шарашки, в которой Воробьёв проработал чуть больше двух недель, задолжав работникам зарплату за три месяца, скрылся в неизвестном направлении. Пока суть да дело, контору прикрыли, распустив сотрудников по домам), Борис оказался в Москва-сити. Захотелось, с чего-то, поближе рассмотреть это инородное новообразование.
Около комплекса «Город Столиц», напоминающего поставленные друг на друга неумелой детской рукой кубики, Боря испытал настоящий шок. У одной из башен, в нескольких метрах от него, припарковался, по виду, баснословно доро-гой автомобиль. Из-за руля вылез мужчина, примерно его лет, обошёл машину, и галантно распахнул дверь с пассажирской стороны. Оперевшись на его руку, с сиденья поднялась сногсшибательной красоты молодая женщина. «Меня бы к такой и с опахалом не подпустили…», - подумал было Воробьёв, но случайно мазнув по нему взглядом, армида удивлённо распахнула глаза, и замерла, словно увидела приведение. Заметивший её заминку кавалер недовольно повернул голову в направлении причины, вызвавшей задержку…
Боре показалось, что он сходит с ума. На него недобро смотрел он сам, Борис Андреевич Воробьёв, собственной персоной. Ошибки быть не могло. Ни стильная причёска, ни брендовый костюм не смогли помешать ему узнать в этом лучащемся успехом человеке самого себя, да и реакция его спутницы была лучшим тому подтверждением.
Наваждение длилось всего несколько секунд. Мужчина резко отвернулся, подхватил женщину под руку, и чуть ли не силой, потащил её за собой, быстро зашагав ко входу в здание.
Борис, приходя в себя от увиденного, столбом остался стоять на месте. Про-исшествие настолько выбило его из колеи, что о продолжении прогулки не могло быть и речи. Дойдя до станции метро, Воробьёв поехал домой, всю дорогу размышляя о встрече со своим двойником.
С детства приученный родителями к чтению, Боря и сейчас читал много, хоть и бессистемно. Услужливая память выдала всё, что он когда-либо прочёл об фе-номене двойников. Ему припомнилась статья Николая Дегтярёва, врача-генетика, автора книг о клонировании и генной инженерии. В ней тот писал о некой схеме, по которой сортируется, отбирается и закрепляется разный генетический материал, о рецессивных генах, пребывающих в «спячке» у каждого человека, о биогенных двойниках, у которых ДНК совпадает до мелочей. В статье Дегтярёв задался вопросами: «Зачем природе повторяться? Почему природа, по непонятной пока причине, «выбрасывает» несколько одинаковых «версий» од-ного человека?», и сам же высказал предположение, что появление идентичных людей запрограммировано природой для стабильности и выживания. Копии с грубыми нарушениями: либо с наследственными заболеваниями, либо с чертами характера, не позволяющими правильно развиваться, изымаются, как не «оправдавшие доверия», и их «убирают». Остальные растут, взрослеют, наби-раются опыта, готовятся к своей миссии. Но если на этом этапе совершенствова-ния две копии встречают друг друга, то может произойти что-то вроде анниги-ляции - копии распадаются. Встретил человек своего двойника, ощутил страх, и одна из копий должна уйти. Обычно либо в результате несчастного случая, либо в результате убийства…».
«Этого мне только не хватало! – Боря затравленно огляделся по сторонам, - то-то эта встреча произвела на меня такое гнетущее впечатление. Надо срочно выпить, а то крыша окончательно поедет».
Выйдя из метро, Воробьёв заскочил в «Перекрёсток», в квартале от своего дома, и прикупил бутылку недорогого коньяка и кое-какие продукты. С деньгами у него пока проблем не было. Женщина руководитель, с прежнего места работы, безошибочно распознав в Борисе рафинированного неудачника, решила от него избавиться, щедро подсластив пилюлю «увольнения по сокращению штата» выплатой компенсации аж за три месяца.
Добравшись до своего, прямо сказать, мало презентабельного жилища, по дизайну застрявшего где-то в конце восьмидесятых, Борис переобулся в потёртые шлёпанцы, прошёл на кухню, и разложил упаковки с полуфабрикатами по полкам утробно урчащего холодильника, едва ли не ровесника хозяина. Прихватив бутылку коньяка и блюдечко с тонко нарезанным лимоном, Воробьёв поспешил в гостиную, к компьютерному столу.
Под коньячок с лимоном Боря проштудировал с пару десятков статей о двойниках. Прочитанное ему совершенно не понравилось, особенно то, что по-давалось с точки зрения приверженцев мистики:
«Мистики называют эти случайности судьбой. В чем-то они правы. Если двойники выполняют свою линию развития, если они должны до чего-то дорасти, кем-то стать, то не все могут прийти к финишу. Не может быть двух Пушкиных или Пугачевых…».
«Встреча со своим точным подобием сулит разнообразные несчастья, и даже смерть. Говорят, незадолго до кончины, своих двойников видели русские импе-ратрицы Екатерина Вторая и Анна Иоанновна, лорд Байрон и менее известные личности. Роковая встреча была и у поэта Перси Шелли, мужа известной писа-тельницы Мэри Шелли. Катаясь по озеру, Перси увидел, что в одной из прогу-лочных лодок сидит его точная копия. Вернувшись на берег, Шелли рассказал об этом случае друзьям. Те сочли встречу дурным предзнаменованием... В тот же день поэт утонул».
«Двойники – это плод работы человеческого подсознания. Когда человек встревожен или предчувствует собственную смерть, он испытывает негативные эмоции, которые могут быть настолько сильными, что материализуются в ре-альном мире в виде двойника».
Научные, околонаучные статьи и якобы подтверждённые факты тоже не по-радовали:
«Несколько лет назад в Праге под трамвай попал мужчина. Пострадавший был зеркальным отражением задавившего его водителя трамвая Иржи Глоубека. После экспертизы выяснилось, что у обоих участников происшествия одинаковая группа крови, строение тела и даже список заболеваний. Ровно год спустя Глоубек скончался от инфаркта в возрасте сорока восьми лет.
«По неофициальным данным, каждый человек в мире может иметь до шести двойников, при этом вероятность встретиться с одним из них составляет 9%».
Повеселил, разве что, случай с Чарли Чаплином. Комик инкогнито принял участие в конкурсе своих двойников, и… занял третье место.
- Всё! Хватит с меня этой мути. Вон, монитор и тот, уже двоиться начал, - Бо-рис, незаметно для себя, уже оприходовал бутылку, - пойду-ка я спать.
Добравшись до спальни, и частично раздевшись, он рухнул на охнувший под его весом диван, помнивший Борю ещё студентом-первокурсником.
Воробьёву снилось, что он опаздывает на очень важное для него собеседо-вание. Он вызывает по телефону такси, выходит из подъезда, и садится в уже подъехавшую машину. Занятый мыслями о предстоящем разговоре с работода-телями, он обращает внимание на водителя, только по приезде на место… За рулём, неприятно осклабясь, сидит он сам.
- Не возьмут тебя на работу, - мерзко ухмыляясь заявил двойник, его, Бориса, голосом, - ты не оправдал оказанного тебе доверия! Получше тебя кандидатуры найдутся. Нас, как-никак, шестеро, против одного неудачника.
- А как же я? – жалобно всхлипнул Боря.
-А тебя мы аннигилируем. Не может быть двух Пушкиных или Пугачевых… - таксист достал из-под сиденья пистолет с глушителем, и направил его на Воро-бьёва.
«Из «пушки» по Воробьёву», - глупо хихикнул Борис, и проснулся.
Голова шумела с похмелья, во рту пересохло, а язык воспринимался инород-ным телом. Да ещё этот дурацкий сон…
- Чёрт! – подскочил Борис на постели, от чего всё вокруг поплыло у него перед глазами, - я же вчера и вправду двойника своего видел. Не привиделся же он мне? Да и у фемины его при виде меня чуть челюсть не отвалилась. Я вроде не квазимодо какой, да и профессор Ламброзо моей физией вряд ли бы заинте-ресовался. Выходит, она тоже заметила, что мы на одно лицо, - Боря осторожно принял сидячее положение, - а двойник-то хорош! Барышню в охапку, и дёру, будто кошелёк у меня спёр!
«Жизнь он у тебя спёр, а не кошелёк…», - прервала его ещё не вполне трезвое веселье неожиданно промелькнувшая мысль.
Вот эта мысль и подтолкнула Бориса к инвентаризации своего несуразного бытия, будь оно не ладно, а как следствие, к продолжению злоупотребления спиртными напитками, чего за ним раньше не водилось.
На четвёртый день, не привыкший к таким обильным возлияниям организм взбунтовался, и Боря провёл какое-то время в неудобном положении над раз-верстым зевом унитаза.
- Enough! Верхи уже не хотят, а низы вообще не могут, - перефразировал сформулированное вождём мирового пролетариата понятие Воробьёв, и по-плёлся в душ.
Сквозь шум воды ему послышался переливчатый звук дверного звонка. «Может, я соседей заливаю? - всполошился Боря, и перекрыв воду, выскочил из ванной, на ходу натягивая на мокрое тело махровый халат.
Причина такого поведения вполне объяснима. Времена, когда кто-либо мог запросто позвонить к кому-то в дверь, канули в Лету. Нынче у людей принято перед встречей предварительно созваниваться, или вынужденно обращаться к жильцу посредством домофона. Привилегия, ломиться непосредственно в дверь, осталась только у соседей, которые, если не являются приятелями хозяина, без нужды звонить в квартиру не станут.
Борис опасливо приоткрыл входную дверь, и снова, как несколько дней назад, впал от увиденного в ступор. На пороге его убогого жилища, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, стояла спутница его двойника.
- Можно мне войти? – незнакомке видимо надоело наблюдать, как Боря изображает рыбу, выброшенную на сушу.
- Д-да… Конечно. Вы проходите, я сейчас! – чирикнул Воробьёв, и метнулся внутрь квартиры.
Наскоро одевшись, и пригладив рукой волосы, он вышел к гостье, судорожно размышляя: «Что бы это всё значило?».
Та уже прошла в гостиную, и недоумённо разглядывала интерьер, стоя по-среди комнаты.
«Да. Не все ещё в нашей стране в апартаментах аналогичных «Городу Столиц» проживают, - неприязненно посмотрел в спину молодой женщине Борис.
Словно почувствовав его взгляд, она обернулась, её губы растянулись в не-уверенной улыбке:
- Я будто домой, к родителям попала!
- Вы явно ошиблись адресом, - не пошёл на контакт Воробьёв. Он уже решил для себя, что визит незнакомки ничего хорошего ему не сулит, - потрудитесь объясниться, чему обязан?
Борис сам себе удивился: «Чего это меня на старорежимный стиль изъяснения потянуло? Хорошо ещё словоерс не ввернул, типа «да-с!»».
Женщина перестала улыбаться, и твёрдым голосом произнесла:
- Я к вам по очень важному делу. Важному, прежде всего, для вас самого. Ну… и для меня тоже, но на данный момент это не столь существенно. Вы обязаны меня выслушать, для вашего же блага.
«Сейчас тоже «да-с!» скажет. Водевиль какой-то, ей Богу! Или она надо мной издевается?», - Боря не знал, что и думать.
- Присаживайтесь, - указал он гостье на кресло. - Чаю хотите?
- Может… позже.
Воробьёв заметил, что она, не услышав вполне ожидаемого: «Позвольте-с вам выйти вон», немного расслабилась.
Он сел в кресло напротив, опасаясь ляпнуть нечто вроде: «Николай Ильич Снегирев-с, русской пехоты бывший штабс-капитан-с, хоть и посрамленный сво-ими пороками, но все же штабс-капитан. Скорее бы надо сказать: штабс-капитан Словоерсов, а не Снегирев, ибо лишь со второй половины жизни стал говорить словоерсами. Слово-ер-с приобретается в унижении…».
«Что это меня с этими словоерсами сегодня переклинило? Не иначе побочный эффект запоя», - досадливо поморщился своим мыслям Борис, и поощрительно кивнув визави, изобразил на лице внимание:
- Я вас слушаю.
- Меня Ольгой зовут… - не зная с чего начать, представилась женщина.
На вид ей было лет двадцать пять. Тёмная шатенка, похоже, не крашеная, с большими светло-голубыми глазами. Точеный нос, приятный абрис губ, нежная, матово-белая кожа… одним словом, красавица. Боря поймал себя на том, что получает истинное удовольствие, причём без всяких задних мыслей, любуясь её лицом, изящной, естественной позой, которую она приняла, опустившись в об-шарпанное, продавленное кресло «времён Очакова и покоренья Крыма».
- А вас? – Ольга вопросительно вскинула голову.
Занятый своими мыслями, он не сразу сумел ответить на такой простой во-прос:
- Снегир… Воробьёв… Борис… Очень приятно.
- Борис, я прошу вас, выслушайте меня внимательно! – Ольга заметно нерв-ничала, - то, что я сейчас скажу, может показаться сущим бредом, но это чистая правда. Поэтому постарайтесь меня не перебивать, и не поднимайте на смех. Всё очень серьёзно.
- Я постараюсь, - пообещал Воробьёв, и подумал: «Какой уж тут смех! Как бы не заплакать. Вот что ей, богато одарённой природой, обласканной жизнью, нужно от него, увязшего в уже привычном болоте невезения, как муха в сиропе? И как она вообще его нашла? Москва не условный «кривопупинск», у прохожих адреском не разживешься…».
«А действительно, как?», - запоздало удивился Борис.
- Эй! Вы меня слушаете? – Ольга подалась вперёд, и помахала перед его ли-цом ладонью.
- Извините.
- Хорошо. Я повторю. Нет. Не так, - женщина глубоко, как перед прыжком в воду, вдохнула, - сначала я объясню, как я вас нашла. Несомненно, что вас это интересует. Всё очень просто. Ваш адрес, помеченный словом «двойник», я пе-реписала из записной книжки Феликса…
- Феликс это…
- Ваш двойник. Точнее, не совсем тот двойник.
- Как это?
- Ну, он двойник, но не обычный. Не умею объяснить! – Ольга сложила ладони, как при молитве, и досадливо тряхнула головой, - двойник, если это не близнец, уже само по себе не обычно, а в данном случае, необычно в квадрате, даже в кубе! Феликс вообще не из нашего мира.
- ?
- Вы не ослышались, - ответила она на немой вопрос Бори. - Нет. Он не ино-планетянин, принявший ваш облик, и не какая-то мистическая сущность… Он ваша, как это ни странно прозвучит, полная противоположность. Феликс проник сюда из антимира, где белое, это чёрное, а хорошее – дурное. Этакое кривое зеркало, как в повести Виталия Губарева. Там всё со знаком «минус». То, что здесь хорошо, там плохо. А если плохо здесь, то там во сто крат хуже.
- Откуда вы это знаете?
- От Феликса. Он ужасный человек, если это вообще человек. Портрет Дориана Грея, отражавший сущность не стареющего морального вырожденца – рож-дественская открытка, по сравнению с сущностью этого монстра в человеческом обличье, - Ольга, как от озноба, передёрнула плечами.
- Почему же вы вместе? Вас возбуждают плохие парни? – не удержался Борис от ехидного замечания. Он не верил ни единому её слову.
- Феликс угрозами принудил меня стать его… - женщина запнулась, подыски-вая приемлемое определение их отношений, - компаньонкой.
- Теперь это так называется?
- Не ёрничайте. Вы не представляете, в каком аду я живу. Хотя… может, я это и заслужила, - вздохнула Ольга, - он заставлял делать меня ужасные вещи. По крайней мере, один из ваших двойников погиб по моей вине.
- Как?! Ещё один мой двойник? – Бориса уже начал раздражать этот грани-чащий с шизофренией разговор, более уместный для помещения помеченного номером шесть, - Говорите прямо. Зачем вы ко мне пришли? Я не подпольный миллионер Корейко, не власть предержащий чиновник, не декан ВУЗа, способный облегчить учебный процесс какому-нибудь вашему нерадивому родственнику. Может вы квартирная мошенница? Вряд ли. Машина вашего бойфренда стоит в разы больше этой халупы.
При его последних словах Ольга вздрогнула, как от пощёчины, и сверкнув на собеседника глазами, сменила тон:
- Да знаю я кто вы! Вы законченный неудачник, не проработавший ни на од-ном месте больше года. У вас вечно нет денег, вы постоянно попадаете во всякие неприятности. Все ваши начинания и проекты неизменно претерпевают фиаско. Даже женщины шарахаются от вас, как от хронического сифилитика. Дей-ствительно. Уместный вопрос: что мне, - она сделала ударение на личном ме-стоимении, - может быть от вас нужно?
- Вам лучше уйти, - начал багроветь лицом Борис, - как бы там не было, моя жизнь вас не касается.
- Ещё как касается! Только вы способны избавить меня от того кошмара, в ко-тором я нахожусь последние три года.
- Ищите дурака за четыре сольдо! Сейчас я поверю во всю эту чушь, и брошусь спасать прекрасную Рапунцель от своего двойника, который не всамделишный двойник, а коварно проникший сюда из антимира злодей в квадрате, даже в кубе, реализующий во плоти портрет Дориана Грея, и заставляющий бедную девушку направо и налево подводить под монастырь моих настоящих двойников. Я ничего не упустил? Вы себя хотя бы слышите? Могу посоветовать знакомого врача-психоаналитика. Кстати, он тоже законченный неудачник, и будет счастлив, заполучив хоть одного стоящего клиента, - Борис перевёл дыхание, и уже примирительным тоном закончил свой монолог,  - э-ээ… Ольга? Я действительно не самый удачливый человек, в этом я с вами вынужден согласиться, но это ведь априори не делает меня идиотом?
- Все ваши неудачи напрямую связаны с Феликсом. Он крадёт ваше везение, как украл его у трёх других ваших двойников. Когда лимит, если так можно вы-разиться, на удачу заканчивается, он избавляется от отработанного материала. Остались только вы один. Он, как вампир, высосет вас до капли, а потом уни-чтожит. Можете мне не верить, но ваши дни уже идут на счёт. Как-то раз Феликс обмолвился, что несмотря на вашу исключительность, как «донора», видит в вас  некую угрозу для себя, а это значит, что скоро он и от вас постарается избавиться, - Ольга с неподдельным сочувствием посмотрела на Воробьёва.
Может этот её взгляд, а может быть застарелая усталость от одиночества, за-ставили Бориса взять паузу, и продлить минуты общения, с пусть и сумасшедшей гостьей, на некоторое время.
- Чай с баранками будете? – поднялся он из кресла.
Не услышав в его голосе прежней агрессии, она благодарно улыбнулась, кивнув головой:
-Буду.
Воробьёв гостеприимно выпорхнул на кухню.
Какое то время они молча пили чай из разномастных кружек, мамин чайный сервиз «Розовая сирень», на двенадцать персон, украли три года назад, а потом, поначалу робко, начали обмениваться  нейтральными репликами, не сговарива-ясь, не затрагивая щекотливую тему.
- Ольга, вы москвичка?
- Не совсем. Здесь я три года, а до этого жила в Риге.
- Вы латышка? Я заметил лёгкий акцент.
- Мама латышка, а отец русский.
- Вот такой симбиоз и являет на свет такие лица, - покивал головой Боря.
- Какие?
- Такие. Некоторая русская округлость, подкорректированная европейской излишней жёсткостью, компенсирует друг друга, приводя к практически абсо-лютной гармонии.
- Это вы мне так витиевато делаете комплимент? – Обнажила Ольга без-упречные зубы в улыбке.
- И в мыслях не было. Это констатация факта, - смутился Воробьёв.
Они просидели так около часа. Ольга оказалась интересной собеседницей, и Воробьёв, на время забыв о причине её визита, наслаждался забытым ощуще-нием от общения с умной и красивой женщиной.
Перед уходом Ольга записала на клочке бумаги номер его телефона, одной фразой разрушив иллюзию свидания симпатизирующих друг другу, недавно по-знакомившихся людей.
- Феликс постоянно просматривает информацию на моём айфоне, и осто-рожность не будет излишней, - пояснила она свои действия, пряча бумажку в складках носового платка.
Боря невольно поморщился, решив, что она хочет вернуться к неприятной теме, но Ольга только вздохнула,  потянувшись к нему, мягко коснулась его лица кончиками пальцев, и прямо глядя ему в глаза, словно гипнотизируя, отчётливо артикулируя, произнесла:
- Берегите себя. Вы в большой опасности.
Не дожидаясь ответа, она поднялась с места, прошла в прихожую, и вы-скользнула за дверь, оставив Воробьёва сидеть с открытым ртом, действительно собиравшегося дать отповедь её параноидальным бредням.
В последующие несколько дней ему пришлось в корне пересмотреть своё отношение к предостережению Ольги. Как-то поздно вечером, возвращаясь к себе от одного из немногочисленных приятелей, в скверике, напротив его дома, Воробьёва встретили трое каких-то отморозков, завязали драку. Парням было невдомёк, что «терпила», с детства подвергавшийся подобным нападениям, настолько преуспел в умении постоять за себя, что ему хватило с полминуты времени, чтобы разложить их отдыхать по кустикам. Ещё через два дня его чуть не сбила машина, как чёрт из коробочки, выскочившая из подворотни, а на другой день, когда он проходил мимо реставрируемого здания, в полуметре от него рухнули строительные леса. С Борисом и раньше бывали подобные случаи, но разбросанные в значительных временных промежутках. Такого же повального «экстрима» он, как ни старался, припомнить не смог. Volens nolens, пришлось вернуться в памяти к недавнему разговору с Ольгой, и несмотря на фантасмаго-ричность её рассказа о Феликсе и антимире, отнестись к её словам более серь-ёзно. «Похоже, после встречи со мной, наш антигерой занервничал, и решил больше не испытывать судьбу. Нет человека – нет проблем», - невесело раз-мышлял Воробьёв.
Нет. Он упрямо отказывался верить в иные миры, украденное везение, и прочие «шокирующие гипотезы». Пусть их развешивают по ушам обывателя Игорь Прокопенко и Анна Чапман, получая с этого неплохие дивиденды. Борис постарался найти рациональное объяснение происходящему: «Итак. Что мы имеем? От существования двойника не отмахнёшься. Это не моё разыгравшееся воображение, не галлюцинация, и не синдром Кандинского-Клерамбо, Ольга клятвенно подтвердит наличие Феликса. Также можно предположить, что этот Феликс, мой двойник, действительно отъявленный негодяй, и угрозами, или шантажом принуждает Ольгу к непосредственному участию в своих тёмных де-лишках. Встречу со мной Феликс использовал для того, чтобы запугать, и окон-чательно подчинить легковерную женщину своей воле, наврав ей об антимире и своих сверхспособностях. Печально, но по-моему у Ольги не всё в порядке с го-ловой, раз она безоговорочно поверила всему, что наплёл ей этот тип. Она находит в его записной книжке мой адрес, и приходит предупредить о грозящей мне опасности, возможно, небескорыстно, надеясь, что я помогу ей каким-то образом избавиться от своего мучителя. Как, когда и откуда у того оказались мои координаты, оставим за скобками. Судя по авто, человек он далеко не бедный, а в нашей стране за деньги можно раздобыть любую информацию, впрочем, как и в любой другой. Допустим, Феликс, в полной мере не доверяя Ольге, установил за ней слежку. Ему доложили, что она приходила по моему адресу. Опасаясь, что я мог узнать от неё какую-то его недопустимую к огласке тайну, Феликс принял решение меня ликвидировать… Пока всё логично, хотя и попахивает низкопробным триллером. Эх! Хорошо бы было хоть ещё разок встретиться с Ольгой, возможно, у неё есть какие-нибудь полезные сведения о планах Феликса на мой счёт, да и вообще… Обидно, пропадать вот так, случайно перейдя кому-то дорогу, даже не будучи в курсе закрутившейся вокруг тебя интриги».
На всякий случай Борис стал вести себя осторожней. Не выходил на улицу в тёмное время суток, держался людных мест, и внимательно оглядывался по сторонам, переходя дорогу. Неопределённость лишала душевного равновесия. Если парни в скверике, машина и строительные леса дело рук Феликса, то на этом тот не остановится, и непременно доведёт дело до конца. Понятно, что такое положение вещей оптимизма, и в без того не радужную жизнь Воробьёва, не добавляло. «Еще немного, и я от собственной тени начну шарахаться! - злился он, ощущая себя птицей подранком, обречённо готовящейся к встрече с разыскивающим её охотником. Невозможность хоть что-то предпринять, раз-дражала. «Ну, не торчать же мне огородным чучелом напротив «Города Столиц», поджидая Феликса? – сетовал Воробьёв, - допустим, я его увижу, а дольше-то что? Подойти, заговорить с ним… О чём? Обвинить его в организации на меня покушений? На основании чего? Что я имею ему предъявить? Да он пошлёт меня куда подальше, а то ещё и полицию вызовет. Несомненно, что встреча двойников станет достоянием общественности. Какой-нибудь репортёришка из бульварной газеты осветит это «эпохальное» событие. Хиленькая сенсация максимум на день, сродни: «Вчера на площади Свердлова попал под лошадь извозчика №8974 гр. О. Бендер». Ну, и? В итоге – пшик». Как Борис не напрягал мозги, ни одной мало-мальски стоящей мысли на ум не приходило.
Возвращаясь из «Перекрёстка», запасшись продуктами на неделю, Воробьёв обратил внимание на новенький «мини купер», этакую дорогую игрушку для ну-воришей, припаркованный на подъездной дорожке к его дому. Пройдя мимо машины, он едва сумки из рук не выронил, когда у него за спиной раздался пронзительный звук клаксона. Борис машинально обернулся и, сквозь бликующее на солнце лобовое стекло автомобиля увидел, что водитель, энергично же-стикулируя, пытается привлечь его внимание. Неуверенно сделав несколько ша-гов к машине, Боря разглядел за рулём Ольгу.
- Садитесь быстрее! У нас мало времени, - приспустила она стекло.
Воробьёв неуклюже протиснулся в салон, поставив сумки со снедью на коле-ни. Перья зелёного лука, торчащие из пакета, оказались на уровне его глаз, делая похожим на разведчика, наблюдающего за противником из засады.
- Здравствуйте. Я как раз хотел с вами поговорить…
- Позже поговорим, - перебила его Ольга, лихо сдавая задним ходом.
Вырулив на шоссе, она влилась в плотный поток машин, постоянно погляды-вая в зеркало заднего вида.
- Что-то случилось? – наблюдая за ней, не удержался от вопроса Борис.
- Случилось. Феликс узнал, что я к вам приходила. Он был вне себя. Грозился на цепь меня посадить… Сегодня утром ему кто-то позвонил. По его тону, и об-рывкам разговора, он метался по квартире, как  разъярённый зверь по вольеру, было понятно, что у него возникли какие-то серьёзные проблемы. Он забрал у меня ключи от квартиры, и куда-то уехал. Я давно сделала дубликаты, так, на всякий случай, выждала немного, и сбежала, - выпалив всё на одном дыхании, Ольга ненадолго замолчала, - простите меня, я вас, подставила. Так, кажется, это называется? Феликс в запале признался, что давно приставил за мной согляда-таев, которые докладывали ему о каждом моём шаге. Так он узнал о моём визите к вам. Теперь вы ещё в большей опасности, чем раньше. Феликс думает, что мы с вами вступили в сговор против него. Мне-то он ничего не сделает, а вот с вами…
- Похоже, что он уже распорядился на мой счёт, - Боря испытывал странное, точнее, неуместное удовлетворение, от подтверждения верности своих мыслей.
- О чём вы? – непонимающе посмотрела на него Ольга.
Воробьёв рассказал ей о произошедшем с ним в последние дни. В том, что это не обычное его невезение, он уже не сомневался.
- Назад я не вернусь, - энергично помотала головой из стороны в сторону Ольга. – Давайте, мы убежим вместе. Может, вы знаете место, где мы можем укрыться? Я, признаться, кроме Москвы и заграницы нигде не была, и понятия не имею, куда лучше поехать.
- Вы это серьёзно? – Борис был явно не готов к столь радикальным измене-ниям в своей жизни.
- А что вам терять? Ни родных, ни близких. У вас даже домашних питомцев нет. За любимую работу, по причине отсутствия таковой, вы не держитесь. Наверное, вы сочтёте мои слова бестактными, но это правда, и вы об этом знаете.
- Вот, умеете вы ободрить в трудную минуту, - решил на этот раз не обижаться на товарку по несчастью Воробьёв, - прямо на душе полегчало.
- Простите меня, пожалуйста, - Ольга отпустила руль, и прижала руки к груди, - я нарочно так резко высказалась, чтобы вы согласились на моё предложение.
- Странная у вас, женщин, логика! – пожал плечами Борис, - для того, чтобы заручиться моей поддержкой в вашей авантюре, вы ничего лучше не придумали, чем опустить моё эго ниже плинтуса.
- Так вы согласны со мной уехать, или нет? – Ольга упрямо поджала губы.
- Сударыня! С моими-то деньгами и до Звенигорода не доедешь! - припом-нилась Борису пьеса Островского.
- О деньгах не беспокойтесь. Я не только дубликаты ключей от квартиры сде-лала, от сейфа Феликса тоже…
- Вы предлагаете мне путешествовать за ваш счёт? Неужели в ваших глазах я мизерабль? – дурашливо надул щёки Воробьёв.
- В моих глазах вы человек, чья жизнь висит на волоске, и щепетильничать в подобной ситуации, по меньшей мере, неуместно, - не приняла шутки Ольга. – Итак. Деньги у нас есть. Транспорт тоже, - она похлопала ладонью по рулю. По-казывайте дорогу. Я за МКАД ни разу не выезжала.
- А-аа! Была, не была! – решился Боря, - сначала на эту самую МКАД, а с неё свернём на Новокаширское шоссе, и на Мичуринск, бывший Козлов.
- А что там? – Ольга заметно расслабилась, поняв, что Борис принял-таки ре-шение пуститься с ней в бега.
- Наследственное имение.
- ?
- Избушка там на курьих ножках стоит без окон, без дверей… - с интонациями провинциального актёра продекламировал Воробьёв.
- А серьёзно?
- Я серьёзен, как никогда. Дядя по матери оставил мне в наследство домишко в деревне под Мичуринском. Я там только раз и был, когда права на наследство оформлял. Дому лет сто, с лишним, но пока не развалился, умели раньше строить. Один из моих предков «рэволюционными» идеями загорелся, взялся раскачивать столпы самодержавия. Самодержавие обиделось, и отказало ему в праве проживать в обеих столицах и нескольких десятках других городов. Вот он и осел под Козловом. Построил дом, и зажил созерцательной жизнью. Потом революция, то-сё… Словом, домик у него не попалили, и не реквизировали, как у пострадавшего от кровавого царского режима, - поделился Борис со спутницей частью истории своей семьи.
 Они залили полный бак на заправке Татнефть, километрах в семи от МКАДа, закупили в притулившемся тут же магазинчике продукты в дорогу. Борины по-луфабрикаты для перекуса в движении не годились. Без малого сто километров Ольга гнала свою коробчёнку  по федеральной трассе М 4. Из Московской обла-сти шоссе слегка завернуло в Тульскую. Машина, словно корабль покатые оке-анские волны, преодолевала спуски и подъёмы холмистой местности. Рязанская область. Ольга сбросила скорость. Дорога здесь была не в пример хуже подмос-ковной. Поселок Электрик, ровно половина пути до Мичуринска. Тамбовская область, деревня Изосимово, за которой шоссе поворачивало на Мичуринск.
Борис смотрел на проплывающие мимо перелески, радующие глаз осенним разноцветьем, изредка перебрасываясь с Ольгой короткими репликами.
Город они объехали стороной, свернули на разбитую, с потрескавшимся ас-фальтом дорогу, километров через семь сменившуюся грунтовкой.
- Дожди зарядят, на вашей лайбе и километра здесь не проедешь, в первой же луже по крышу утонет. Как говорится, жизнь в уездном городе начинается, когда туда входит гусарский полк… И вот уже лет, как двести с лишним, замирает до зимы, когда просёлки по осени превращаются в грязевое месиво. Лёгкая кавалерия давно упразднена, а вот такие дороги в нашей стране, похоже, вечны, - поделился с Ольгой мыслями Воробьёв.
В деревушку, цель их путешествия, они въехали, когда уже смеркалось. Борис показал, как проехать к «имению».
За покосившейся местами оградой, с десятком яблонь, засыпавших траву во-круг стволов ещё не успевшими подгнить плодами, да несколькими вишнями, об урожае которых, вероятнее всего, позаботилась местная ребятня, поседевший от времени, стоял двухэтажный деревянный дом, под сложной крышей, с просторной застеклённой верандой. К высокому крыльцу, с кованым ажурным навесом, вели заметно вытертые за годы службы ступени.
Увидев строение, Ольга  даже тихонько вскрикнула от восхищения, вцепив-шись Боре в руку:
- Настоящее дворянское гнездо! Того гляди из дверей выйдет барыня в кри-нолине, и станет недовольным голосом прислугу звать…
- Кринолин носили в середине девятнадцатого века, а из моды он вышел ак-курат,  перед Всемирной выставкой в Париже 1867-го года, дом же построили в начале двадцатого века, - не разделяя восторга гостьи, не удержался от замеча-ния Воробьёв, - да и дворянство предок выслужил, будучи  коллежским асессо-ром. Сорок целковых жалования в месяц получал, пока за «идеи» со службы не попёрли.
- А это много? – озадачилась Ольга.
- Кому как, - вздёрнул плечами Борис, - на один целковый, рубль, другими словами, можно было воз соломы купить, а вот на авто особо не раскошелишься  - семьсот-восемьсот рубликов стоило. Вот, и считайте, много это, или мало. Во всяком случае, аналог вашему «мини» ему уж точно не светил.
Воробьёв поднялся на крыльцо, пошарил по притолоке над дверью, и достал ключ.
- Добро пожаловать, дорогой друг Карлсон! Ну, и вы заходите, - дурашливо поклонился он Ольге, пропуская её вперёд.
Внутри дома, как ни странно, не чувствовалось затхлости нежилого помеще-ния. Пахло старым деревом, тканью, и ещё чем-то неуловимым. Обычно такие запахи присутствуют в домах-музеях.
- Старичок сосед подрядился за домом приглядывать, - заметил Воробьёв, как Ольга несколько раз часто вдохнула носом, - я ему за это сарай подарил.
Боря нашёл допотопный выключатель на стене, и включил свет.
Через веранду они прошли в столовую. Время, казалось, остановилось в этом помещении, хотя старинные напольные часы громко отсчитывали мгновенья, раскачивая латунный диск маятника. Похоже, что интерьер здесь не менялся с начала прошлого века: под матерчатым абажуром большой, добротно срабо-танный обеденный стол тёмного дерева, стулья, с гнутыми спинками, буфет, за-полненный фарфоровой посудой. На тумбе, возле изразцовой печки, граммофон, с потускневшей росписью раструба, тяжёлые, украшенные  кистями гардины на окне.
- Глазам своим не верю! – поделилась впечатлением от увиденного Ольга, - я словно на сто лет назад перенеслась. Всегда мечтала жить в таком доме. У нас, в Риге, на улице Tirgo;u iela, Купеческая по-русски, она так с четырнадцатого века называется, есть жилые дома, с магазинчиками на первом этаже. Как же я зави-довала живущим в них людям! Но это город, а здесь природа, тишина…
- До чего же хорошо кругом! Пахнет сеном и коровьим м-м, - фальшиво попел Воробьёв, - воды да дров в дом понатаскаетесь, «романтизьму» враз поубавится.
- Ну, зачем вы так! Неужели вам здесь не нравится? – укоризненно посмотрела на него Ольга, - почему вас так и тянет выглядеть циничным занудой?
- Нравится, не нравится – ешь моя красавица. Я коренной москвич. А москвич, это не просто прописка – это судьба! Это, то же, что и петербуржец – раз, и навсегда. Нас от наших городов только с мясом можно оторвать. Как написал поэт-песенник Михаил Исаковский: «Не нужен нам берег турецкий и Африка нам не нужна», - пафосно закончил свой «спич» Борис.
- Мне.
- Что «мне»?
- Он написал: «Не нужен мне берег турецкий…», - поправила его Ольга.
- И кто тут зануда? Корректируете полёт мысли, как зашоренная училка.
- Давайте закончим этот беспредметный разговор. Где можно приготовить ваши полуфабрикаты, пока они не испортились? Почему-то я уверена, что холо-дильника здесь нет.
- Вы совершенно правы! Домашнего кинотеатра тут тоже нет, как и музы-кального центра. Наслаждайтесь тишиной, - Боря заметил, что когда Ольга чем-то раздражена, её еле уловимый акцент становится заметнее. – Возвращаюсь к выше изложенному. Нужно принести воды, наколоть дров…
- Вы, прямо, как та печка, - обезоруживающе улыбнулась Ольга.
- Какая печка? – обескураженно уставился на неё Боря.
- Из мультика, про Вовку в тридесятом царстве.
- Двоих из ларца, одинаковых с лица, полагаю, ждать бессмысленно, а посему, пойду-ка я по воду и дрова, - сразу вспомнил он мультфильм, и тоже улыбнулся. Ему понравилось, как у Ольги легко получилось пресечь, готовую разгореться перепалку.
- Вы кто по профессии? – спросил он.
- Психолог.
- Понятно, мадам, понятно, - Воробьёв изобразил наличие подтяжек, озвучил воображаемый хлопок после некоторых с ними манипуляций, и направился к выходу…
Почти две недели их пребывания в деревне прошли незаметно. Они занима-лись немудрёными домашними делами, прогуливались по окрестностям, разго-варивая обо всём, и ни о чём. Борис, пожалуй, за всю свою жизнь не чувствовал себя таким умиротворённым. Ему было хорошо в деревне, хорошо с этой краси-вой, умной женщиной из другого мира, с которой его свёл случай. «Вот было бы так всегда!», - ловил он себя на непривычном в своей жизни пожелании.
 Последние тёплые солнечные дни бабьего лета, радующие прощальными яркими красками, сменили пасмурные и ветреные. Резко похолодало, а потом зарядили дожди. Борис одолжил у старичка, присматривавшего за его домом, древнюю «ниву», и они с Ольгой съездили в Мичуринск, запасшись провизией и прочим необходимым до наступления заморозков. Воробьёв не преувеличивал, когда предупреждал её о состоянии местных дорог. Уже сейчас, всего-то после нескольких дождливых дней, «нива», натужно рыча, месила превратившуюся в подобие каши-размазни грунтовку, по фары ныряя в мутные глубокие лужи.
Игнорируя «вопли Видоплясова» в исполнении Бориса, Ольга купила телеви-зор, музыкальный центр, видеоплейер и три дюжины дисков СD и DVD.
- Извините, Борис, мне приятно ваше общество, но и плоды технического прогресса мне не чужды. Проводить вечера в проникновенных беседах, это здо-рово, но под музыку, уверяю вас, будет ещё лучше. Просмотр же какого-нибудь фильма позволит отдохнуть от разговоров, и  предоставит возможность обсудить увиденное, - обосновала она своё «транжирство».
Воробьёв надувал щёки, грозил пальцем, но весомых контраргументов так и не привёл. Одно слово – «психологиня»!
Позже, когда унылыми пасмурными днями по оконным стёклам барабанили холодные капли, казалось, нескончаемых дождей, сидя в гостиной на старинном диване, с валиками и полочкой для условных слоников, и лениво перещёлкивая ТВ каналы, Боря оценил предусмотрительность Ольги – для него, человека избалованного цивилизацией, без телевизора их вынужденное затворничество было бы сродни пребыванию в «местах не столь отдалённых».
Вечерами, под уютное потрескивание дров в печке, Борис с Ольгой за ужином, под бутылочку сухого красного или белого вина, в зависимости от меню,  вели неспешные беседы.
- Когда-то Гераклит Эфесский подарил миру афоризм: «Нельзя войти в одну реку дважды», - Борис небрежно освежил стакан с вином, - разумеется, я не претендую на его лавры, но, тем не менее, и мне бы хотелось озвучить анало-гичные философические размышления: «Нельзя разбить одну и ту же вазу два-жды». В семнадцатом году прошлого века эту «вазу» так, шандарахнули, что даже Алексей Васильевич Филиппов не взялся бы её реставрировать. Не без помощи «бывших», которых позже устранили, «вазу» кое-как склеили. Грубо, но крепко. Битое не сравнится с некогда целым. Прежнего вида она уже не имела, но хотя бы твёрдо стояла на своём месте, всё лучше, чем черепки. Так нет же! Решили её ещё раз долбануть, и попытаться склеить из осколков то, что сто лет назад так задорно, с огоньком, предки «младореформаторов», под жизнеутверждающий лозунг «Даёшь!», до основанья разрушили. Получилось то, что получилось… Сам я преимуществ социализма на себе ощутить не успел, но с ностальгирующими по тем временам пообщаться довелось. Как-то раз, - Борис отхлебнул из стакана, - я сошёлся в споре с одним уже немолодым индивидом. Тот, с пеной у рта, доказывал необходимость революции в России, аргументируя, как ему думалось, наиярчайшим примером торжества социализма над замшелым монархизмом: «Мои предки в пяти коленах на земле горбатили! И если бы не революция, я бы тоже «крестом» был! А я институт окончил, в люди вышел!». «А что за институт?», поинтересовался я. «Машиностроительный». «И каковы ваши успехи на этом поприще?». Тот замялся: «Да я по специальности не работал…». «Чем же занимались, если не секрет?». «Дядя меня в пункт приёма стеклотары устроил. Хлебное место в те времена было». Вот тут меня, как прорвало: «Получается, для того чтобы вам «на земле не горбатить», а на стеклотаре булку с маслом иметь, на чужом месте в институте штаны протирать, за государственный счёт, страну с тысячелетней историей надо было наизнанку вывернуть?! А может, как от «креста», от вас пользы-то поболе было бы? До революции обучение талантливых детей всех сословий меценаты оплачивали, и отдача от таких «стипендиатов» государству была немалая. А в СССР дипломом только ленивый не обзавёлся, дешевле пипифакса ценился. Да. Немало было и отличных специалистов, так те при любом строе себя, так или иначе бы проявили. Примеров не счесть: Ползунов,  Блинов, отец и сын Черепановы, Кулибин, наконец. Все эти люди были отнюдь не дворянского звания, однако, их имена до сих пор помнят, и чтут. А кто вспомнит о вас, выпускнике института машиностроения, «заслуженном» приёмщике опорожненной посуды от населения? Или вы надеетесь, что табличкой с вашим именем украсят здание, где вы ковали личное благосостояние и «выходили в люди»: «Здесь принимал стеклотару с такого-то по такой-то год имярек?». Деньги, которые государство потратило на обучение вас, и сотен тысяч вам подобных, бездарно слили, пардонте, в унитаз, и это вы считаете одним из преимуществ социализма?»… Словом, разругались мы с ним вдрызг. Он даже здороваться после того спора со мной не стал, - фыркнул Воробьёв, досадливо покачав головой, уже в который раз подливая себе вина.
- Если я вас правильно поняла, - Ольга сделала небольшой глоток из бокала, - вы не разделяете революционных идей своего предка?
- Не разделяю, - поморщился Борис, - революция, от поздне латинского revolutio - поворот, переворот, еt cetera, это всего лишь насильственная смена элит, и далеко не всегда на лучшие. Как точно подметил  Томас Карлейль: «Вся-кую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются ее плодами отпетые негодяи».
- Не могу ни согласиться с вами, ни что-либо возразить, - пожала плечами Ольга, - я никогда не задумывалась о подобных материях. Я просто живу, мечтаю о простом человеческом счастье, настоящей любви…
- А что в этой жизни, собственно, больший провокатор, чем любовь? – легко перешёл к другой теме Воробьёв, - она рушит созданный человеком понятный и привычный мир. Она уничтожает цивилизации. Вспомните Трою и Александрию. Любовь Париса к Елене, Антония к Клеопатре. Попавшие в круговерть страстей, эти люди готовы были утопить мир в море крови. Разве не так? Кто-то решил, что они не могут жить друг без друга, и десятки тысяч людей в сражениях, оставляя жён вдовами, а своих детей сиротами, кладут жизни на алтарь их, не факт, что нерушимого со временем счастья? Разве это справедливо? Смерть Горацио и Тибальда, не убей себя Ромео и Джульета, изменила бы в жизни влюблённых то, что заложено не ими в духе той эпохи? Огрузневший, обременённый семьёй Ромео, проводит время с друзьями, и девицами лёгкого поведения в сомнительных заведениях, а беременная очередным Монтекки Джульета, крикливым голосом отдавая распоряжения нерадивой прислуге, в ожидании мужа, рутинно поддерживает едва теплящийся огонёк в семейном очаге.
- Это абсурд! Любовь делает человека чище, лучше, подвигает на создание шедевров в искусстве, музыке и литературе,– раздражённо воспротивилась его доводам Ольга.
- Яркий пример абсурда, - попытался сгладить разногласия Борис: «Мужчина, заметив в окне полыхающего дома мечущуюся женскую фигуру, очертя голову, бросился спасать погорелицу, но та охладила его пыл, вовремя оказавшимся под рукой, ушатом холодной воды».
- Вы всегда такой оголтелый циник? – не приняла Ольга его шутки.
- За время нашего вынужденного знакомства, у вас было время заметить, что это не совсем так, - не счёл нужным обидеться Борис. Они нередко спорили, от-стаивая каждый свою точку зрения, но до серьёзных ссор дело ни разу не дохо-дило.
Неделя шла за неделей. Жизнь, за сиюминутными заботами, неспешно шла своим чередом. Не сговариваясь, беглецы не затрагивали, несомненно, волну-ющие их вопросы: «Что будет с каждым из них дальше?», «Сумеет ли найти их Феликс?», «Что их ждёт, если тот всё-таки до них доберётся?». Они, словно про-никшись мудростью неторопливой деревенской жизни, радовались каждому прожитому дню, стараясь не задумываться о будущем.

***
Феликс места себе не находил от бурлящего в нём бешенства: «Мало того, что эта дрянь сбежала, так она ещё его ограбила! Нет. Для его мира это норма. Там, женщины и мужчины изначально образуют пары исключительно для про-должения рода. В остальном, для того, чтобы делать друг другу гадости, при этом любыми способами улучшая своё благосостояние за счёт партнёра. Адюльтер и феерическое враньё, плетение всевозможных интриг, способствующих скорейшему  нивелированию своей «половины», как личности, и отъёма у неё, или него, материальных ценностей, чтобы подобно насытившейся пиявке отва-литься от обескровленной жертвы. На фоне же образа жизни и нравов, царящих в тамошнем социуме, подобные отношения между мужчиной и женщиной вос-принимались в порядке вещей. Но здесь, в этом мире?! У них это называется подлостью. Люди, поступающие таким образом, как правило, здесь вызывают у общества презрение, и, за редким исключением, становятся аутсайдерами… Больше всего злит то, что обманутым оказался именно он. Он! Обманувший и обобравший десятки… да что там, сотни землян».
Феликс уже в который раз остановился у столика с напитками, и плеснув в широкогорлый стакан «скотча», пересёк просторную гостиную, остановившись у панорамного окна апартаментов на семьдесят первом этаже башни «Москва», невидяще уставясь на потрясающий вид столицы этой непонятной ему страны, а если точнее, всего этого мира, в который его занесло непостижимым образом.
Его собственное измерение разительно отличалось от Земли. Его обитатели  застряли, если так можно выразиться, в начале здешнего двадцатого века. Его мир пребывал в нескончаемых войнах всех со всеми. Оруэлл, автор романа «1984», который Феликс прочитал на досуге, и вообразить бы не мог такой гне-тущей атмосферы, и непреходящего чувства безысходности, пропитавших всё и вся. Феликс родился во время войны, рос, призвался в действующую армию, и во время массированного артобстрела, накрывшего их окопы, получив серьёз-нейшую контузию, попал в эту «параллель».
Как же ему было здесь хорошо! Любой местный нечистоплотный деляга ему и в подмётки не годился. Освоившись в новых условиях жизни, Феликс развил бурную деятельность по изъятию денежных знаков у местного народонаселения. Великий комбинатор, не будь он литературным персонажем, в гробу бы перевернулся от зависти к близким  к гениальности  мошенническим схемам «пришельца», стремительно превращающим того в долларового миллионера. В мутных водах нарождающихся рыночных отношений, волной накрывших разва-лившуюся на части страну, Феликс чувствовал себя в своей стихии. «Чем хуже – тем лучше!», - нередко повторял он, подсчитывая барыши.
Было ещё кое-что… Отставая в техническом развитии, его мир оставил землян далеко позади в области метафизики, оккультизма, изотерики и практической магии. Последнее вызывало у местных устойчивый скептицизм, что Феликса вполне устраивало. О полезности этой «лженауки»  он знал не понаслышке. До того, как попасть на войну, Феликс окончил два курса факультета оккультных наук в столичном университете. Полученных за время обучения знаний хватило, чтобы успешно применять магию здесь, среди легкомысленно забывших опыт предков людей. Но для того, чтобы она безотказно работала, нужна энергия. Никакой мистики. Даже самому технически совершенному механизму нужно «топливо». Для магии «топливом» являются человеческие эмоции, как положительные, так и отрицательные, в зависимости от поставленной задачи. Здесь тоже о нечто подобном догадывались, и называли это энергетическим вампиризмом. Но такой способ дело хлопотное. Выжимать энергию по капельке занятие неблагодарное. Нужно что-то более радикальное. Самым эффективным способом было черпать энергию у своих двойников.
В его измерении этот феномен был взят под жёсткий контроль. Специальные службы разыскивали двойников, тестировали их, и выявив самого перспектив-ного, с точки зрения «полезности» власть предержащим, с помощью практиче-ской магии, будто насосом, перекачивали позитивную энергию от них, своему протеже.
Феликс был уверен, что и в этом мире у каждого человека есть двойники. Другое дело, есть ли они здесь  у него, пришельца из другого измерения? Он за-платил немалые деньги частным детективам и целым агентствам за поиски своих «дойников», и его затраты себя оправдали. Нашлось четыре его точные копии. Феликс, что называется, взял их в оборот, и стал выжимать из них все «соки». Трое очень быстро иссякли. А вот четвёртый… Создавалось впечатление, что потенциал «донора» неисчерпаем. Не вмешайся Феликс в его жизнь, тот бы с лёгкостью смог разорить казино Монако и Лас-Вегаса, представься тому такая возможность. Тотальная невезучесть, сопутствующая тому с момента рождения, должна была по достижении тридцати трёх лет смениться не менее тотальной удачей. Вот её-то и перекачивал себе Феликс. Другое дело, двойник оказался, что называется, слишком проблемным. Последнее время Феликс стал замечать, что на выкачивание «топлива» из донора ему приходится затрачивать энергии едва ли не столько же, сколько он получал. Двойник, вряд ли о чём-то догадываясь, каким-то непостижимым образом выстроил некий защитный барьер, препятствующий отъёму у того жизненных сил, подобно строптивой корове, всеми доступными ей способами мешающей процессу дойки. Поначалу Феликс не придал серьёзного значения неожиданному сопротивлению «терпилы». Дела его шли, как нельзя лучше, и будущее виделось в ванильных тонах.
Так продолжалось без малого два года. А потом произошёл сбой… Его по-следняя крупная афера с треском провалилась. Феликсом заинтересовались правоохранительные органы, а вовлечённые в его «проект» крупные инвесторы, к слову сказать, сколотившие свои состояния в «ревущие» девяностые не без мостящих дорогу к рейтингу в журнале «Форбс» многочисленных «скелетов в шкафу», за редким исключением, далеко не в формате идиоматического оборота, били копытом, в желании наказать покусившегося на их «святое» мошенника. Как утверждает мудрость этого мира: «Сколько верёвочке не виться…».
Феликс чувствовал себя загнанной в угол крысой. Да ещё эта встреча лицом к лицу со своим двойником. Пересекшись с ним взглядом, Феликс почти физически ощутил мощную, сродни разряду молнии, заставившую содрогнуться всё его существо, исходившую от того  противоборствующую его магии неведомую силу. Ничего подобного с ним до этого момента не случалось.
«С этим нужно срочно что-то делать», - в тот же день решил Феликс. Двойник нёс в себе угрозу вряд ли меньшую по значимости, чем открывшие на него охоту власти и инвесторы вместе взятые.
Он организовал одно за другим три покушения на двойника, но всё та же не-понятная сила, с которой ему довелось столкнуться, оберегла, казалось, обре-чённого, от неминуемой смерти. А дальше и того хуже. Ольга встретилась с двойником, и что ему наговорила, а главное, поверил ли тот ей, одному Созда-телю известно.
- И что в итоге? – вслух задал вопрос Феликс, и оторвавшись от созерцания урбанистического пейзажа, вернулся к столику с напитками, и уже мысленно продолжил, - в итоге «сладкая» парочка в бегах, а моя ослабшая без подпитки магия не в состоянии выявить их местоположение. Снова подключать детектив-ные агентства? Пожалуй. Правда, скорее всего, это займёт много времени. Но других вариантов нет. Пока будут идти поиски беглецов, нужно будет поправить пошатнувшиеся дела, и главное, «накачаться» отрицательной энергией для по-следующего применения чёрной магии. Материал для этого подойдёт любой. Важно, чтобы тот подольше бы выдержал ожидающие его муки. Дело, конечно, грязное, но, сейчас уже не до чистоплюйства. Слишком многое поставлено на карту. Да что там многое! Всё.
Феликс залпом выпил очередную порцию виски, и нетвёрдой рукой подцепил со стеклянной столешницы чёрную коробочку телефона.

***

Дожди сменил мокрый снег, тяжёлыми хлопьями засыпая окрестности. Пора, когда даже неприхотливая «нива» соседа старика была не в состоянии преодо-леть подобную суспензию – грязь, перемешанную с напитанным влагой снегом.
Борис с Ольгой, словно Робинзон с Пятницей, жили, будто на острове, полярно относясь к вынужденному заточению. Воробьёв решил для себя, что готов жить так вечно – его партнёрша изнывала от желания вернуться к прежней, наполненной нескончаемыми праздниками жизни. Диктат Феликса, казалось бы, был нивелирован, но привычка к сытому житью стрекозы брала своё. Ольга психовала, самоё себе противоречила, но в этом её состоянии, как ни странно, не раздражала Воробьёва, напротив, воспринималась им, как продолжение жизни, вкус к которой он потерял едва ли не с дошкольного возраста. Несмотря на это обстоятельство, ссориться они стали чаще, причём «застрельщицей» свар, как правило, выступала Ольга.
Неизвестно чем бы всё это кончилось, но на помощь Борису, уже с трудом сдерживающего себя от справедливой, на его взгляд, отповеди рефлектирующей «светской львице»  пришли заморозки. Арендовав у соседа «ниву», Воробьёв, по подмёрзшей дороге, стал вывозить Ольгу в город. Поездки заметно улучшили той настроение, и ссоры, как по мановению волшебной палочки, сошли на нет. Они подолгу гуляли по заснеженным улицам Мичуринска, осматривали достопримечательности, обедали в ресторане «Комильфо», или «Пицца».
В одну из таких прогулок Борис обратил внимание на невзрачного с виду мужчину средних лет, словно ненароком, посещавшего те же места, что и они, о чём и не замедлил сообщить спутнице:
- Боюсь показаться излишне подозрительным, но по-моему, за нами следят.
- Кто? – Ольга закрутила головой по сторонам.
- Не показывайте вида, - шикнул на неё Воробьёв, - тип, сзади и слева от вас, в чёрной спортивной шапочке «найк» и сером полупальто.
Ольга, будто невзначай мазнула по незнакомцу взглядом:
- Вы уверены?
- Он уже третий раз попадается мне на глаза.
- Неужели Феликс нас нашёл! – занервничала Ольга.
- Поехали домой. Если за нами увяжется «хвост», то дела наши плохи, не счёл нужным успокаивать её Борис. Он понятия не имел, что им делать, если его по-дозрения подтвердятся. Сходства с профессионально уходящим от преследова-ния условным Джейсоном Борном в нём было не больше, чем у лениво пережё-вывающего бамбук панды с разъярённым гризли.
  Всё оказалось ещё хуже. Когда они сели в машину, и Ольга вырулила со сто-янки, примерно через километр к ним намертво «приклеился» серый седан, с московскими номерными знаками.
- И что теперь? – с интонациями мультяшного ослика Иа, скорее себе, чем Ольге, задал вопрос Воробьёв.
- А вот что! – не доезжая до поворота на деревню, Ольга съехала с шоссе, и чудом не застряв в неглубоком кювете, припустила прямо по полю, покрытом сияющим девственной белизной в солнечных лучах  снегом.
Седан, не решившись на подобный манёвр, остановился напротив оставлен-ной «нивой» колеи. Обернувшись, Боря увидел вылезшую из машины, и энер-гично жестикулирующую троицу: двух крепких молодых парней и невзрачного типа, в сером полупальто и чёрной шапочке «найк».
Оставив слева редкий березняк, Ольга ещё какое-то время ехала по полю, а потом выбралась на дорогу.
- Надолго их это не задержит, деревню они найдут, но мы успеем взять до-кументы, деньги, кое-что из вещей, и уехать, - поделилась она своими планами с ошалело таращившимся на неё Воробьёвым.
Дома, собрав всё необходимое, они отнесли вещи в машину. Борис перего-ворил со стариком соседом, вкратце, не вдаваясь в подробности, обрисовав сложившуюся ситуацию. Тот, пожевав губами, что называется, на пальцах, пока-зал, как окольными путями перебраться в соседнюю область.
- Машину в Скопине около главпочтамта оставите, потом заберу. Сами на по-езд. Куда, мне лучше не знать, - мотнул головой старик.
- Вы уж простите, Степан Фёдорович, что мы вас во всё это втянули…
- Да брось ты, Боря, со всяким может случиться. Люди должны помогать друг другу. На том земля держится.
- А если… эти к вам заявятся?
- Ништо! С самураями в сорок пятом довелось повоевать, неужто заезжей шпаны убоюсь? – усмехнулся в прокуренные в рыжину седые усы сосед.
- Это очень опасные люди, - не разделил «бравады» старика Воробьёв.
- Да поезжайте уже! – нетерпеливо махнул рукой Степан Фёдорович, - деваху побереги. Яловица ещё, но справная, деток, гляди, тебе ещё нарожает, - хохотнул он, подталкивая Бориса к калитке.
- Да о чём вы?! – поморщился Воробьёв, - … Спасибо вам.
- Иди уж, безпелюха.
Воспользовавшись полученной решительными действиями Ольги форой, они без приключений добрались до Скопина, припарковали «ниву» в указанном Степаном Фёдоровичем месте, и поспешили на вокзал. На ближайшем прохо-дящем поезде Минск-Казань, «уговорили» проводника взять их хотя бы до Моршанска.

***
Феликс рвал и метал: «Бездари! Упустить дичь в чистом поле! В прямом и переносном смысле. Столько времени потрачено впустую! Придётся всё делать самому». Подрагивающей рукой, последнее время он много пил, Феликс под-цепил с журнального столика плоскую коробочку телефона…
- Привезите мне донора. Любого. Можно бомжа, главное, не доходягу. Да не сюда, идиот! Свяжите, и оставьте, знаешь где… Как можно быстрее. Доложишь по готовности. Выполнять, - Феликс раздражённо бросил «трубку» на столешницу, недовольно поморщившись, посмотрел на беспорядок в гостиной. Разнока-либерные пустые бутылки и смятые сигаретные пачки, какой-то мелкий сор на полу, скомканный плед на кожаном диване, на котором он, не раздеваясь, спал последние несколько дней. Феликс запретил домработнице показываться ему на глаза, и в квартире уже давно не убирались. Закурив, он откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. «Судя по всему, пора подаваться в тёплые края, куда-нибудь на Карибы, или Сейшелы. Разобраться с одураченными им инвесторами не удалось, слишком много жаждущих его крови, в очередь можно ставить. Прокуратура уже не скрывает своего к нему интереса, в офис приходил следова-тель, задавал неудобные вопросы. Если его возьмут в оборот… Трудно предста-вить их реакцию, когда они узнают, что человек, носящий имя Феликс Юрьевич Уваров никогда не появлялся на свет не только в этой стране, но и в этом изме-рении, на планете Земля… В поликлинику для опытов отдадут, не иначе. «Не любите вы меня! Уеду я от вас!» - невесело ухмыльнулся Феликс, припомнив анекдот о загостившейся у родни тёще, - он «подорвал» бы прямо сейчас, но оскорблённое самолюбие не позволяло оставить безнаказанными Ольгу и двойника. В его мире этого бы не поняли, посчитав слабаком и слюнтяем. Феликс даже себе не желал признаваться, что очень привязался к Ольге, и несмотря на мелькающие в его воображении сцены расправы с неблагодарной преда-тельницей, мечтает вернуть её, чего бы это ему не стоило. Было ещё кое-что… Жизненно необходимо уничтожить двойника. Магия это такая же наука, как и все прочие, вопреки устоявшемуся, костному отношению к ней землян. Если двойник останется жить, вся выкаченная из него Феликсом жизненная сила начнёт к нему возвращаться. Возвращаться от него, Феликса, трепетно собой любимого. Угол падения равен углу отражения. Пример, конечно, не корректный, но смысл приблизительно такой – что забрал, то и отдашь, если своевременно не разорвёшь связь с «донором». Итак, решено. «Запитаться» энергией, самому найти беглецов, нейтрализовать двойника, забрать Ольгу, и, как выражаются здесь в определённых кругах: «валить отсюда к ядрёной фене»».
Уваров, проходя на кухню, с сожалением посмотрел на столик с изрядно прореженными ёмкостями со спиртным, и поставил на плиту турку, с четырьмя, залитыми водой, ложками молотого кофе. Очень хотелось выпить, но нельзя. Если Денис не облажается, в ближайшее время придётся работать с «донором», а это мероприятие с алкоголем абсолютно не совместимо. Без вариантов. Вер-нувшись в гостиную, он лёг на диван, с головой накрывшись пледом.
Около полуночи его разбудил синтетический сигнал смарфона.
- Да, - в полумраке комнаты Феликс не сразу нашёл на столе вибрирующую коробочку.
- Донор на месте.
- Хорошо. Свободны.
«Хоть кто-то может справиться с порученным ему делом, - подумал Уваров, выходя из квартиры, - Денис молодец, хоть я и бываю с ним резок. Такие люди для меня находка. Ни лишних вопросов, ни моральных принципов, ни угрызений совести. Парень неплохо бы устроился в моём мире… впрочем, там все такие».
Оставив машину в промзоне, в квартале от арендуемого им помещения, Фе-ликс быстрым шагом пошёл по едва освещённому редкими фонарями проезду, зажатому между нескончаемыми бетонными заборами, перемежаемыми раз-номастными железными воротами, за которыми темнели коробки зданий, в большинстве своём, заброшенных цехов и складов.
В строении, некогда складе, под потолком, тускло горели несколько ламп дневного света. Под одной из них, словно на сцене экспериментального театра, одиноко стоял стул, к которому накрепко был привязан человек, с матерчатым мешком на голове.
Уваров подошёл к пленнику, рывком стащил с него «упаковку».
- Что тут у нас? – не сказал, промурлыкал он. Настроение у него заметно улучшилось.
На Феликса, часто моргая, смотрел заросший копной рыжеватых волос, с проседью, и такого же оттенка, неопрятной бородой, мужчина неопределённого возраста.
- Больно же, козёл! Что тебе от меня нужно? Может ты попутал чего, мужик? – заполошно заорал он, как только Уваров сорвал с его губ полоску скотча.   
 - Я ничего не перепутал. Помолчите, пожалуйста, если не хотите подвергнуться процедуре глоссэктомии, - раздражённо поморщился Феликс.
- Глосс-эктомия, что за хрень? Запнулся на незнакомом слове «донор», и не-уютно поёжился.
-  Хирургическое удаления языка, - безэмоционально просветил его Уваров, - поверьте, я сделаю это не колеблясь. Но давайте побережём ваше и моё время, тем более, что у вас его не так много осталось.
- Маньяк грёбаный! – не удержался, уже отчаявшийся выбраться из передряги, опустившийся, но ещё до конца не потерявший чувство собственного достоинства, беспомощный, связанный по рукам и ногам пленник.
- Вот, что меня в вас, обитателях этого измерения, всегда поражало, так это неумение проигрывать, и наивная вера в то, что всё как-то само-собой  образу-ется, несмотря на очевидно безнадёжное положение, - Феликс, неожиданно для себя, решил продолжить беседу, если это определение уместно в имеющей место быть ситуации, - едок не вступает в полемику с бифштексом, это контрпро-дуктивно. Один хочет есть, другой против того, чтобы его съели. Компромисс никоим образом не приведёт к удовлетворению обеих сторон. Откушав половину, первый не насытится, а второй вряд ли удовлетворится своим половинчатым состоянием. Налицо неразрешимый конфликт интересов. Впрочем, более ёмко выразился ваш баснописец Иван Крылов: «Молчи! Устал я слушать. Досуг мне разбирать вины твои, щенок! Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать. Сказал и в темный лес Ягненка поволок». В лес вас, как вы, наверное, уже догадались, я не поволоку. Здесь съем.
- Доктор Лектор, мать твою… - сплюнул на пол пленник, и вызывающе по-смотрел на Уварова.
- Ничего не слышал о докторе Лекторе, - подёрнул плечами Феликс, - но ваше поведение вызывает некоторое, скажем… уважение. Многие в подобной ситуации начинают лить слёзы, и молить о пощаде. Особенно умиляет, когда законченный, по вашим меркам, подонок, желая спасти свою шкуру, ссылается на наличие жены и детей, как будто кого-то интересует его семейное положение.
- Хорош бакланить. Собрался меня жрать – жри, урод!
- Мне по нраву ваш деловой настрой, - растянул губы в улыбке кугуара Феликс, - приступим…
Через час всё было кончено. На стуле, словно сдувшийся воздушный шарик, обвисло, ставшее похожим на египетскую мумию тело.
Феликс вышел из помещения склада, дошёл до припаркованного, неуместно чернеющего в тёмном проулке «майбаха», и перед тем, как сесть за руль, по-звонил по телефону:
- Я закончил. Приберите здесь.
Дома, первым делом, Уваров налил себе приличную порцию виски, залпом выпил, уселся в кресло, и напряжённо замер, чем-то неуловимо напоминая го-товящуюся к броску ядовитую рептилию: «Ну, где же ты, дорогая? Я иду искать…».

***

Проведя около четырёх часов в тамбуре, Борис с Ольгой наконец-то сошли с поезда на по-южному низкую платформу Моршанска, поднялись по ступеням, и прошли на выход сквозь одноэтажное здание вокзала.
Справа, в нескольких десятках шагов от выхода, стояло небольшое строение, с плоской крышей, которое привлекло к себе внимание Воробьёва, единственно, зелёной вывеской над входом, с выведенными крупными буквами словом «ПИВО».
- Нам туда, - потянул он Ольгу за рукав…
Погуляв по городу, они сняли двухместный номер в гостинице «Цна». Нужно было отдохнуть, и подумать, что делать дальше. А подумать было над чем.
Боря, закинув руки за голову, лежал на одной из кроватей в более, чем скромном гостиничном номере, и уныло размышлял: «Их сонно-пасторальное пребывание в «имении» окончилось. Беззаботный мирок, с появлением людей Феликса, а то, что это его люди, сомнений не вызывало, рухнул, как некогда многовековой уклад жизни местных помещиков, под неудержимым напором революционных идей и преобразований. И чего ожидать в обозримом будущем? Калейдоскопа городов и мелких населённых пунктов, гостиниц и съёмных квартир? Сколько может длиться подобная «одиссея», даже если допустить, что на этот раз их не найдут? Деньги, в конце концов, кончатся, есть у них такое до-садное свойство, а без денег они будут лишены не только возможности переез-жать с места на место, но и элементарных крыши над головой и куска хлеба насущного. Остаётся только одно, как некогда обозначил свои перспективы, оказавшись в щекотливом положении, инженер Щукин, персонаж бессмертного произведения Ильфа и Петрова – пропадать».
Незаметно для себя Борис уснул. Его разбудил не то стон, не то сдавленный крик, спросонья он не понял. Подскочив на кровати, Боря увидел лежащую на полу Ольгу. Она мелко дрожала, её глаза невидяще смотрели в потолок, губы беззвучно что-то нашёптывали, а пальцы рук судорожно пытались вцепиться в покрытый паласом пол. Воробьёв скатился с постели, положил голову Ольги себе на колени.
- Оля! Что с тобой?! Очнись! – не зная, какие действия следует предпринимать в подобных случаях, он стал похлопывать её ладонью по лицу, на интуитивном уровне осознавая, что искусственное дыхание «рот в рот» здесь неуместно, хотя и заманчиво.
Ольга пришла в себя без его неуклюжих попыток привести её в чувство.
- Он нашёл меня! – испуганно прошептала она, когда обрела дар речи.
- Кто? – помог ей встать на ноги Боря.
- Феликс!
- Ну да. Но мы сумели убежать от его людей, и мы в безопасности… пока.
- Нет! – Ольга обессиленно опустилась на соседнюю кровать, - он установил со мной контакт. Теперь, где бы мы не спрятались, ему будет известно наше ме-стоположение.
- Что ты такое говоришь?! Какой ещё контакт! – Борис почувствовал, что ещё немного, и он сорвётся. Мало ему напастей, так вдобавок Ольга по-новой начи-нает выносить ему мозги бреднями о сверхспособностях Феликса.
- Ты не понимаешь…
- А что, что я должен понять?! Что ты, - Боря и не заметил, как перешёл на «ты», - окончательно свихнулась? Да, есть Феликс. Да, он нас преследует. Согла-сен! Но всё, что касается его сверхвозможностей, полнейшая чушь. Этого не мо-жет быть, потому, что не может быть никогда! Всё, точка.
- Ты зашоренный, закостенелый в своей узколобости баран! – закатила глаза Ольга, - ты поймёшь, что я права, когда будет уже поздно.
- Прекрати, а то поругаемся.
- Да мы уже ругаемся! Ты не заметил?
- Хорошо. Давай без эмоций, - решил Борис перевести перепалку в конструк-тивное русло, - что с тобой только что было? Обморок? Ты эпилептик?
- Нет, нет и нет! Повторяю. Феликс вступил со мной в контакт. Такое уже со мной было. Я несколько раз пыталась от него сбежать, но он всегда находил ме-ня. Не умею объяснить, но он видит моими глазами, слышит то, что и я, и с этим ничего нельзя поделать, - Ольга обречённо покачала головой из стороны в сто-рону. - Мы проиграли. Прости, что втянула тебя в это.
- Глупости. Не твоя вина, что мы с Феликсом двойники. Напротив, ты мне очень помогла, - не принял извинений Воробьёв.
- Чем?
- Предупреждён, значит вооружён. Теперь я хотя бы знаю, что у меня есть враг, и постараюсь, насколько это получится, защитить нас от этого упыря.
- Каким образом? – без особого энтузиазма посмотрела на него Ольга.
- Пока не знаю, - честно признался он.
- Я попробую поспать, - Ольга стянула с кровати покрывало, и не раздеваясь, залезла под одеяло.
Борис подошёл к окну, посмотрел на унылый снежный пейзаж за стеклом: «Скоро Новый год. Народ, ненадолго позабыв о рутинных делах, пребывая в приятных хлопотах, готовится к празднику. Странно, но у нас, русских, эта вполне обычная для всего остального мира смена одного года другим, имеет какое-то сакральное значение. Люди поздравляют друг друга с Новым Годом, нередко добавляя: «С новым счастьем!», не задумываясь над тем, что счастье не бывает новым или старым. Оно либо есть, либо нет, и смена настенного календаря ни-коим образом не связана с наличием счастья, или, при отсутствии оного, с его появлением. Праздничная эйфория, как и необоснованное ожидание чуда, за-кончатся вместе с выходными. Впереди очередной год, с привычными заботами, изматывающей, часто не любимой работой, ворохом старых и новых проблем. Все знают, что так и будет, но те несколько мгновений, что отбивают куранты, кратких, как полыхание бенгальского огня, словно передышка во время марафона, так необходимая для продолжения, кажется, бесконечного бега, - Боря отошёл от окна, досадливо тряхнул головой, - не о том думаю. Обещал Ольге защиту… А я что, герой боевика? Буду направо и налево разить врагов, оставляя после себя горы трупов, в то время, как полиция, деликатно самоустранившись, позволит мне довести это мокрое дело до конца. Джейсон Стэтхэм, блин! Да Феликс будет только рад, если я затею драку с его боевиками. Тогда мною, как злостным нарушителем порядка, вплотную займутся наши доблестные правоохранительные органы, а он займётся девушкой. На какое-то чудо надеяться глупо, даже в преддверии Нового года».
Когда Ольга проснулась, она попыталась, было, продолжить неоконченный ранее разговор, но Воробьёв демонстративно зажал ладонями уши, и затряс го-ловой, словно осаждаемая оводами лошадь:
- Слышать всего этого параноидального бреда не желаю!
Ольга обиженно умолкла, и весь последующий день и вечер они почти не разговаривали, обмениваясь скупыми, ничего не значащими фразами.
Утром, «по-шпионски» выглянув из-за шторы на улицу, Борис обомлел. Из серого седана, припарковавшегося у входа в гостиницу, поскользнувшись, и едва не упав, беззвучно матерясь, неуклюже выбрался мужчина, в сером полупальто и чёрной шапочке «найк».
Мысли в голове у Бори хаотично забегали, как муравьи по занимающемуся огнём муравейнику: «Не может быть! Как они смогли так быстро их отыскать! Неужели Ольга… Да нет! Чушь собачья… Нужно срочно уходить. Споры оставим на потом…».
Воробьёв растолкал Ольгу:
- Они здесь. Собирайся! Будем считать, что я тебе временно поверил, так что, не удивляйся.
Пока она одевалась, Борис побросал в дорожную сумку кое-какие вещи, и… плотно завязал глаза Ольги шарфом.

- Что ты делаешь?! - возмутилась она, но тут же осеклась, - просто веди меня, и ничего лишнего не говори.
Через служебный выход они выбрались на задворки здания. На недоумённый немой вопрос двух работников гостиницы Воробьёв брякнул первое, пришедшее на ум:
- Снежная офтальмия. Нужно срочно к врачу.
Поймав такси, он помог Ольге залезть в салон.
- Зажми уши, - шепнул он ей, стараясь не вызывать подозрений у водителя.
Усевшись на переднее сиденье, повернув к тому голову, негромко, почти од-ними губами произнёс:
- В Рязань. Не обижу. У жены сложное заболевание глаз. Нам сказали, что там помогут, только поторопиться надо.
Таксист понимающе кивнул, и вырулив на улицу Ленина, прибавил газу.

***
 
«Эти кретины опять их упустили! Он же нашёл Ольгу. Он видел её глазами убогий номер гостиницы в небольшом провинциальном городке. Направил туда своих людей, и… никого на месте те не застали, - Феликс зло смахнул со столика на две трети пустую бутылку виски, и тяжёлый широкогорлый стакан. Не раз-бившись, посуда шумно покатилась по полу, - но ведь он и сейчас чувствует её. Ольга куда-то едет на машине. Он почти физически ощущает, как клонится из стороны в сторону её тело на поворотах, слышит шум мотора, но перед глазами непроницаемый мрак. Да этот гадёныш глаза ей завязал!», - догадался Феликс.
Нервно заметавшись по комнате, он прекратил своё броуновское движение у панорамного окна: «Зима. Терпеть не могу зиму (там, в своём мире, ему довелось зимовать в окопах. Тогда он отморозил два пальца на правой ноге, и их пришлось ампутировать). Зима, как война. На неё лучше всего по телевизору смотреть, или, на худой конец, из окошка. Глупости какие-то в голову лезут, - Феликс досадливо ударил ладонью по стеклу, - о деле нужно думать!».
Он уселся в кресло, и сосредоточился. «Найдя» Ольгу, вошёл в её сознание. Через несколько минут… или часов? Феликс открыл глаза. Голова жутко болела. Ничего важного для себя он не узнал. Теперь беглецы шли пешком, судя по зву-кам, какого-то довольно крупного населённого пункта. Разговаривали они мало, избегая даже намёков на своё теперешнее местоположение. И это ещё пол беды. Вдалеке от него Ольга не была столь уязвима, и всеми силами боролась с его присутствием в своём сознании. О двойнике вообще речи не шло, между ним и Феликсом связь полностью оборвалась, тот словно железобетонной стеной отгородился. Феликсу почувствовал себя неуютно. Впервые в этом мире у него появился противник, способный противостоять его воле и даже немалым магическим навыкам.
В тот день Феликс напился до не вразумления, пытаясь алкоголем заглушить головную боль и пока не привычный, зашевелившийся где-то под ложечкой влажный, липкий, вызывающий чувство омерзения страх.

***

В Рязани Боря снял «угол» у женщины, примерно, его лет, но выглядевшей старше, с измождённым лицом, запавшими глазами, и неопределённой, из-за мешковатой одежды фигурой.
В квартиру Боря привёл Ольгу с завязанными глазами.
- Вот уж сюрприз, так сюрприз! – по-своему поняла ситуацию хозяйка, - мо-лодая не нарадуется.
Прикрыв дверь крохотной комнатки, с убогой обстановкой, Борис задёрнул ситцевую занавеску на окне, и только потом снял повязку с глаз спутницы.
- Весёленько, - констатировала Ольга, когда наконец-то «обрела» зрение.
- Не Континенталь, но жить можно, - Боря изобразил на лице улыбку отправ-ляющегося на строительство БАМа комсомольца с агитационного плаката.
- Что дальше? Ты ведь понимаешь, что бесконечно так продолжаться не мо-жет? – Ольга на показ зажмурила глаза, Феликс всё равно найдёт способ нас вы-числить.
- Знаешь, мне, честно, всё это надоело! – Борис в сердцах ударил ладонью по стене, - найдёт, так найдёт. Разберёмся! Я хоть и не из самых удачливых, но за нас постоять сумею.
- Ты хороший, я даже вижу тебя по-другому, хотя вы внешне копия друг друга, - она неожиданно потянулась к нему, и поцеловала в уголок рта, - но Феликс рафинированный негодяй, и с открытым забралом он с тобой сражаться не будет.
- Ну, я тоже на турнир его вызывать не собираюсь. Сделаем так…
В Рязани, взяв «тайм-аут», они пробыли неделю. Ольга, вынужденно не вы-ходя из дома, успела подружиться с хозяйкой квартиры, и её десятилетней до-черью.
- Никогда не думала, что так ужасно можно жить, - поделилась она мыслями с Борисом. Работы в городе нет, Настя, так звали хозяйку, перебивается случай-ными заработками. Муж, не то сгинул, не то сбежал, он у неё дальнобойщиком работает. Дочка болеет, а лекарств купить не на что. Я, к своему стыду, и не знала, что есть люди, которые в такие условия поставлены. Это не жизнь – прозябание.
- Таких больше, чем пол страны. С высоты «Города Столиц» это не особо-то и заметно.
- Ну, зачем ты так? Я же не фифа какая-то. Просто жизнь у меня иначе сложи-лась, - обиделась Ольга.
Боря, помня о её «авансе», приобнял девушку за плечи, и поцеловал в висок:
- Да ни в чём ты не виновата. Просто кому-то везёт, а кому-то не очень. Мне, вот, в первый раз в жизни несказанно повезло… я встретил тебя.
Не лучшее было место, но, как говориться, с милым рай и в шалаше…
Утром, когда Борис ушёл сделать кое-какие покупки, Ольга вышла на кухню. Настя, готовя нехитрый завтрак, пряча за ухмылкой незлую зависть, посетовала:
- Доче пришлось сказать, что зубы у тебя ночью болели. Стонала, как трав-мированная.
- Простите, - Ольга покраснела до корней волос.
- Да, пустое, дело житейское. А мужик у тебя ладный, не знаю, как он в работе, но судя по тебе, с остальным у него всё в порядке,  - снова усмехнулась Настя.
- Что есть, то есть, а с делами как-нибудь разберёмся, - Ольга поморщилась, вспомнив о Феликсе, и дамокловым мечом висящей над ней и Борей опасностью.

***

Феликсу приснился кошмар. Он снова оказался в своём мире. Только что за-кончился артобстрел, уши, словно ватой, заложило от грохота разрывающихся повсюду снарядов, ноздри щипало от кисло-приторного запаха тротила. Точными попаданиями перебило почти всех, в окопной линии, где он и его взвод держали оборону. Командира тяжело ранило. Тот полз по скользкому дну окопа, зачем-то пытаясь дотянуться до своей валяющейся в грязи, оторванной выше локтя руки. Феликс крикнул санитаров, и выглянул за бруствер. Противник, в полный рост, плотными шеренгами шёл в атаку. Оттащив в сторону лежавшие вповалку трупы пулемётной прислуги, он расчистил «гнездо» от засыпавшей его земли, зарядил холщовую ленту с патронами, и взявшись за вытертые до дерева, некогда лакированные рукоятки управления пулемётом, приник к прорези в защитном щитке. Враги были уже совсем близко. Феликс, прицеливаясь в середину тел атакующих, видел пряжки их ремней, латунные пуговицы на грубой ткани шинелей, длинные полы которых были забрызганы грязью. Он поднял глаза выше… Мозг готов был взорваться, отказываясь принимать увиденное. На Феликса, шеренга за шеренгой, надвигался он сам. У всех, без исключения, наступавших было его лицо! Он не мог ошибиться. У каждого был даже посе-ревший от грязи пластырь на левой щеке. Санитар заклеил им царапину, полу-ченную Феликсом от щепы, отлетевшей от взорвавшегося зарядного ящика.
«Этого не может быть! – подумал он, сползая спиной по сырой стенке окопа. – А как же Москва, Ольга…».
Подскочив на диване, он непонимающе уставился в не зашторенное пано-рамное стекло, за которым светились разнотонные прямоугольники окон близ-стоящих небоскрёбов. «Это всего лишь сон! Дурной сон, и больше ничего».
 Спать больше не хотелось. Он привычно «поискал» Ольгу. Феликс зарычал, как дикое животное, увидев её глазами ласкающего её двойника. Это было уже чересчур. «Это ничтожество, само о том не подозревая, отняло у него всё! Удачу, женщину, к которой он, удивляясь себе, так сильно привязался. «Уничтожить! Чтобы памяти о нём не осталось! - Феликс, натыкаясь на мебель, забегал по по-лутёмной квартире, - лично убью гада! А Ольга, за измену, плётки отведает, чтобы неповадно было по чужим койкам прыгать!».

***

Обменяв валюту, Боря, особо не капризничая, купил кое-чего из одежды, смущаясь, выбрал на лотке местного рынка пару комплектов женского белья у симпатичной толстухи, поджавшей губы после приблизительно названных им раз-меров. Странно, но после близости с Ольгой, он, выражаясь высокопарным «штилем», так-таки жаждал встречи со своим двойником-противником. «Пусть всё решится. Проиграть нельзя. На кону стоит слишком много – будущее Ольги». О своей судьбе он  и  не помышлял. Что его теперь унылая жизнь без неё? «Конь вороной»! 
Решение пришло неожиданно. Ему припомнился сюжет американского блокбастера «Жена астронавта», с Шарлиз Терон, в красоте ещё бы посоревно-вавшейся с Ольгой, но это так, мысли «загулявшего поэта». Бориса заинтересо-вала не сама голливудская кинодива, а способ, которым она расправилась в фильме режиссёра Рэнда Рэвича, с инопланетянином, завладевшим телом её мужа.
 У Бориса в Москве был один из его малочисленных приятелей, преуспеваю-щий художник, без особого энтузиазма нечасто продававший свои работы на вернисаже в Измайлово, но востребованный на «западе». Борис нередко зависал, подвыпивши, у того в гостях, и хорошо помнил его студию. Огромные филёнчатые окна, пол, большого, по меркам квартиры Воробьёва, помещения, был залит полированным бетоном полом. В студии, стараниями хозяина, были устроены туалет и ванная комната. Художник отъехал в «Туманный Альбион», продавать картины, а ключи от студии доверил ему, Боре Воробьёву.
То, что Борис забыл о студии и ключах, в свете с ним приключившегося, по-нятное дело, позабыл, а вот сейчас, назревши, вспомнил. Не чуя ног, вернулся домой
- Собирайся, едем!, - кивнул он Ольге , - вы уж простите нас. Деньги за месяц оставьте себе. Так получилось, попрощался, он с Настей.
Завязав глаза девушке, он довёл её до ожидающего их такси. Через несколько часов Боря привёл Ольгу в студию товарища, развязал ей глаза - Неплохие работы, оценила она висящие по стенам помещения картины.
- Да, Сашка талантливый художник.
- Что мы здесь делаем? -  Ольга, медленно передвигаясь, продолжала рас-смаривать картины.
- Сядь на стол, и подожми ноги.
- Зачем?
- Потом поймёшь.
Борис прошёл в ванную, и развернув кран на пол, включил воду.
- Как ты думаешь, обувь с кожаной подошвой пробивает ток? – спросил он девушку, не особо надеясь на исчерпывающий ответ.
- Понятия не имею, - пожала плечами Ольга.
- Ладно. Зови его.
-  Ты уверен?
- Да.
Ольга, даже почувствовав себя плохо, вышла на контакт с Феликсом.
- Я скоро буду, - сказала она его, Бориса, голосом.
Тот, находясь на взводе, этого даже не заметил.

***
Феликс  ликовал. Ольга сама вышла с ним на связь: «Не пришёлся, видать, ко двору нищий любовничек. Вон, по каким «хоромам» барышню  возит! А с её глазами он хорошо придумал, да только девочка свой выбор сделала, с нищебродом-неудачником жизнь коротать, видно, не понравилось. Сейчас он с ним, сам, без идиотов, разберётся, Ольгу подмышку, и в Перу, или Аргентину. Зацепила она двойника! А как говаривал помощник президента Никсона Чак Колсон: «Если вы взяли кого-то за гениталии, остальные части тела придут сами. Жди меня, Борюсик».
Феликс вызвал такси, и отправился по «названному» Ольгой адресу.
Он нашёл их по названному Ольгой адресу. Они, как птенчики, сидели на столе, поджав ноги.
- Что? Перепугались? – Феликс удовлетворённо улыбнулся, - Ольга, ко мне! – он не обратил внимания на залитый водой пол.
- Давай! Пока он колдовать не начал! – вцепилась Ольга в руку Бориса.
Воробьёв, слегка подрагивающими руками, воткнул вилку в переноску, обо-рванные концы которой лежали в заливающий, из открытых кранов душевой водой пол.
Феликс так ничего и не понял. Перед глазами вспыхнуло ослепляющее оранжевое облако, и он вновь оказался в окопах всё той же войны его измерения, из которого его занесло в непонятный, но полюбившийся ему мир.
Боря и Ольга,  не веря глазам, смотрели на место, где только что находился Феликс.
- Так просто? – прижалась к плечу Бориса Ольга.
- Ты не в курсе, что я Гудвин, великий и ужасный?
- Дурак ты… но любимый.
***

- Борь! – выглянула из кухни Ольга, - в холодильнике шаром покати. Пока у нас ещё, какие-никакие деньги остались, сходил бы в магазин, чего не то из продуктов прикупил.
Воробьёв с театральным надрывом вздохнул, поднялся с дивана, и сунув ноги в тапочки, по-стариковски зашаркал в прихожую.
На улице уже уловимо пахло весной, из-за ещё по-зимнему тяжёлых туч робко выглядывало солнышко, пронзая лучами осевший, ноздреватый снег на газонах.  В «Перекрёстке», по случаю начавшихся выходных, проходили всевозможные «акции», народ азартно затаривался продовольствием.
Боря, лавируя между граждан, толкающих тележки со снедью к выходу, про-сочился внутрь супермаркета, безразлично мазнул взглядом по притулившемуся у стены прилавку, с нагловато-призывной надписью: «НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО! БЕСПРОИГРЫШНАЯ ЛОТЕРЕЯ!», и прозрачным барабаном на нём, до половины заполненном красно-белыми прямоугольничками, который лениво покручивала скучающего вида девица.
- Возьмите билетик, - приятно улыбнулась она Борису.
- Почему бы и нет? – ещё не веря, что так легко согласился на безусловно бесперспективную авантюру, растянул тот губы в ответной улыбке.
- Вот, - девушка энергично крутанула барабан, - тяните, который приглянулся.
- А выберите вы, - предложил Воробьёв.
- Нет, покачала головой девица, - у меня рука тяжёлая, никогда не выигрываю.
- Да я тоже не из везучих, - признался Борис, выцепил первый попавшийся билет, надорвал плотную бумагу, и развернул гармошку листка… «СТО ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ», убористым шрифтом значилось на бумажке.
Ошарашенно таращившемуся на билет Воробьёву, в жизни не державшему в руках такую сумму денег, почему-то припомнился случай из времён студенческой молодости. Как-то раз, его, до кучи, пригласили на день рождения к одному «мажору» с их курса. Ничего «выходного», кроме двух-трёх пар новых носков, в Борином гардеробе не нашлось. Вот одну-то из них, со странным чувством, сродни благоговению, с которым вельможа надевает парадный камзол, отправляясь на приём к «самому», он и натянул на предварительно вымытые ступни ног.
«Это сколько же пар носков на эти деньжищи можно купить?», - озадачился подсчётом Борис, и не решившись заявить о выигрыше, убрал билет во внутрен-ний карман куртки, и забыв сделать покупки, мелкой рысцой припустил домой, поделиться с Ольгой неожиданно, как снег с крыши в апреле, рухнувшей на него удачей.

































































Боря Воробьёв уже который день пребывал в перманентном сплине. Причиной тому была не постоянная череда преследовавших его неудач, с этим он с годами как-то свыкся, а один случай, произошедший с ним на прошлой неделе, что подтолкнуло Бориса к доскональному анализу всей его прежней, начиная с нежного возраста, жизни. Результат произвёл на него ошеломляющее впечатле-ние. Герой Пьера Ришара, из кинофильма Франсиса Вебера «Невезучие», блекнул в сравнении с ним, Воробьёвым, которого всевозможные напасти сопровождали, едва ли не с самого рождения, на протяжении всех прожитых им неполных тридцати пяти лет. Единственно, что уравнивало Борю с Франсуа Перреном, так это способность каким-то непостижимым образом выбираться из свалившихся на голову проблем, не без потерь, но избегая, казалось бы, неотвратимого летального исхода. Другое дело, что Воробьёв, в отличие от Перрена, очень болезненно переносил каждый свой промах, в противостоянии с ополчившимся на него миром.
Борис был рослым, физически крепким от рождения, с приятными, правиль-ными чертами лица. С мозгами у него тоже всё было в полном порядке. Вот только везение обходило его стороной, словно Пандора некогда открыла пифус, с заключёнными в нём бедствиями, не столько из любопытства, сколько для того, чтобы отравить существование родящемуся века спустя Боре Воробьёву.
За свою жизнь он несколько раз ломал руки и ноги, попадал в аварии, под-вергался разбойным нападениям. Боря рано потерял родителей. В доставшуюся ему от них в наследство квартиру регулярно проникали, словно у столичных и залётных воров было признаком хорошего тона побывать в его жилище. Пожи-виться там давно уже было особо нечем. Работу он терял чаще, чем лазали к нему домой, причём, вины самого Воробьёва в этом не было. Он, всё же умудрившись получить образование, считался толковым, исполнительным специалистом. Госконторы и частные фирмы, куда он устраивался, через некоторое время закрывались, или банкротились. Складывалось впечатление, что сопутствующее Борису невезение транспонировалось и на места его работы. Благо, что никому, кроме него самого, не представлялось возможности провести параллель между его появлением, и крахом предприятия. Земля слухом полнится. Узнай кто, что он «Иона», его бы и на порог отдела кадров не пустили. Пришлось бы заниматься собирательством, или просить милостыню.
По причине тотального невезения, у Бориса и с семьёй не сложилось. Жен-щины, с которыми он заводил знакомства, к слову сказать, поначалу охотно принимавшие его ухаживания, обладая природным чутьём, очень скоро пони-мали, что с парнем что-то не так, и прерывали с Воробьёвым всяческие отноше-ния.
Несмотря на всё это, жизнь не сломила Бориса. «Неудачник это тот, кто сам таковым себя считает, - нередко, как мантру, повторял он, - у всех бывают не-приятности. Недаром говорят, что жизнь, как зебра, состоит из чёрных и белых полос. Мне и не повезло всего-то один только раз… вместо зебры я оседлал во-роного коня».
Так бы и шло всё своим чередом, если бы не вышеупомянутый случай. Бес-цельно болтаясь по городу (хозяин шарашки, в которой Воробьёв проработал чуть больше двух недель, задолжав работникам зарплату за три месяца, скрылся в неизвестном направлении. Пока суть да дело, контору прикрыли, распустив сотрудников по домам), Борис оказался в Москва-сити. Захотелось, с чего-то, поближе рассмотреть это инородное новообразование.
Около комплекса «Город Столиц», напоминающего поставленные друг на друга неумелой детской рукой кубики, Боря испытал настоящий шок. У одной из башен, в нескольких метрах от него, припарковался, по виду, баснословно доро-гой автомобиль. Из-за руля вылез мужчина, примерно его лет, обошёл машину, и галантно распахнул дверь с пассажирской стороны. Оперевшись на его руку, с сиденья поднялась сногсшибательной красоты молодая женщина. «Меня бы к такой и с опахалом не подпустили…», - подумал было Воробьёв, но случайно мазнув по нему взглядом, армида удивлённо распахнула глаза, и замерла, словно увидела приведение. Заметивший её заминку кавалер недовольно повернул голову в направлении причины, вызвавшей задержку…
Боре показалось, что он сходит с ума. На него недобро смотрел он сам, Борис Андреевич Воробьёв, собственной персоной. Ошибки быть не могло. Ни стильная причёска, ни брендовый костюм не смогли помешать ему узнать в этом лучащемся успехом человеке самого себя, да и реакция его спутницы была лучшим тому подтверждением.
Наваждение длилось всего несколько секунд. Мужчина резко отвернулся, подхватил женщину под руку, и чуть ли не силой, потащил её за собой, быстро зашагав ко входу в здание.
Борис, приходя в себя от увиденного, столбом остался стоять на месте. Про-исшествие настолько выбило его из колеи, что о продолжении прогулки не могло быть и речи. Дойдя до станции метро, Воробьёв поехал домой, всю дорогу размышляя о встрече со своим двойником.
С детства приученный родителями к чтению, Боря и сейчас читал много, хоть и бессистемно. Услужливая память выдала всё, что он когда-либо прочёл об фе-номене двойников. Ему припомнилась статья Николая Дегтярёва, врача-генетика, автора книг о клонировании и генной инженерии. В ней тот писал о некой схеме, по которой сортируется, отбирается и закрепляется разный генетический материал, о рецессивных генах, пребывающих в «спячке» у каждого человека, о биогенных двойниках, у которых ДНК совпадает до мелочей. В статье Дегтярёв задался вопросами: «Зачем природе повторяться? Почему природа, по непонятной пока причине, «выбрасывает» несколько одинаковых «версий» од-ного человека?», и сам же высказал предположение, что появление идентичных людей запрограммировано природой для стабильности и выживания. Копии с грубыми нарушениями: либо с наследственными заболеваниями, либо с чертами характера, не позволяющими правильно развиваться, изымаются, как не «оправдавшие доверия», и их «убирают». Остальные растут, взрослеют, наби-раются опыта, готовятся к своей миссии. Но если на этом этапе совершенствова-ния две копии встречают друг друга, то может произойти что-то вроде анниги-ляции - копии распадаются. Встретил человек своего двойника, ощутил страх, и одна из копий должна уйти. Обычно либо в результате несчастного случая, либо в результате убийства…».
«Этого мне только не хватало! – Боря затравленно огляделся по сторонам, - то-то эта встреча произвела на меня такое гнетущее впечатление. Надо срочно выпить, а то крыша окончательно поедет».
Выйдя из метро, Воробьёв заскочил в «Перекрёсток», в квартале от своего дома, и прикупил бутылку недорогого коньяка и кое-какие продукты. С деньгами у него пока проблем не было. Женщина руководитель, с прежнего места работы, безошибочно распознав в Борисе рафинированного неудачника, решила от него избавиться, щедро подсластив пилюлю «увольнения по сокращению штата» выплатой компенсации аж за три месяца.
Добравшись до своего, прямо сказать, мало презентабельного жилища, по дизайну застрявшего где-то в конце восьмидесятых, Борис переобулся в потёртые шлёпанцы, прошёл на кухню, и разложил упаковки с полуфабрикатами по полкам утробно урчащего холодильника, едва ли не ровесника хозяина. Прихватив бутылку коньяка и блюдечко с тонко нарезанным лимоном, Воробьёв поспешил в гостиную, к компьютерному столу.
Под коньячок с лимоном Боря проштудировал с пару десятков статей о двойниках. Прочитанное ему совершенно не понравилось, особенно то, что по-давалось с точки зрения приверженцев мистики:
«Мистики называют эти случайности судьбой. В чем-то они правы. Если двойники выполняют свою линию развития, если они должны до чего-то дорасти, кем-то стать, то не все могут прийти к финишу. Не может быть двух Пушкиных или Пугачевых…».
«Встреча со своим точным подобием сулит разнообразные несчастья, и даже смерть. Говорят, незадолго до кончины, своих двойников видели русские импе-ратрицы Екатерина Вторая и Анна Иоанновна, лорд Байрон и менее известные личности. Роковая встреча была и у поэта Перси Шелли, мужа известной писа-тельницы Мэри Шелли. Катаясь по озеру, Перси увидел, что в одной из прогу-лочных лодок сидит его точная копия. Вернувшись на берег, Шелли рассказал об этом случае друзьям. Те сочли встречу дурным предзнаменованием... В тот же день поэт утонул».
«Двойники – это плод работы человеческого подсознания. Когда человек встревожен или предчувствует собственную смерть, он испытывает негативные эмоции, которые могут быть настолько сильными, что материализуются в ре-альном мире в виде двойника».
Научные, околонаучные статьи и якобы подтверждённые факты тоже не по-радовали:
«Несколько лет назад в Праге под трамвай попал мужчина. Пострадавший был зеркальным отражением задавившего его водителя трамвая Иржи Глоубека. После экспертизы выяснилось, что у обоих участников происшествия одинаковая группа крови, строение тела и даже список заболеваний. Ровно год спустя Глоубек скончался от инфаркта в возрасте сорока восьми лет.
«По неофициальным данным, каждый человек в мире может иметь до шести двойников, при этом вероятность встретиться с одним из них составляет 9%».
Повеселил, разве что, случай с Чарли Чаплином. Комик инкогнито принял участие в конкурсе своих двойников, и… занял третье место.
- Всё! Хватит с меня этой мути. Вон, монитор и тот, уже двоиться начал, - Бо-рис, незаметно для себя, уже оприходовал бутылку, - пойду-ка я спать.
Добравшись до спальни, и частично раздевшись, он рухнул на охнувший под его весом диван, помнивший Борю ещё студентом-первокурсником.
Воробьёву снилось, что он опаздывает на очень важное для него собеседо-вание. Он вызывает по телефону такси, выходит из подъезда, и садится в уже подъехавшую машину. Занятый мыслями о предстоящем разговоре с работода-телями, он обращает внимание на водителя, только по приезде на место… За рулём, неприятно осклабясь, сидит он сам.
- Не возьмут тебя на работу, - мерзко ухмыляясь заявил двойник, его, Бориса, голосом, - ты не оправдал оказанного тебе доверия! Получше тебя кандидатуры найдутся. Нас, как-никак, шестеро, против одного неудачника.
- А как же я? – жалобно всхлипнул Боря.
-А тебя мы аннигилируем. Не может быть двух Пушкиных или Пугачевых… - таксист достал из-под сиденья пистолет с глушителем, и направил его на Воро-бьёва.
«Из «пушки» по Воробьёву», - глупо хихикнул Борис, и проснулся.
Голова шумела с похмелья, во рту пересохло, а язык воспринимался инород-ным телом. Да ещё этот дурацкий сон…
- Чёрт! – подскочил Борис на постели, от чего всё вокруг поплыло у него перед глазами, - я же вчера и вправду двойника своего видел. Не привиделся же он мне? Да и у фемины его при виде меня чуть челюсть не отвалилась. Я вроде не квазимодо какой, да и профессор Ламброзо моей физией вряд ли бы заинте-ресовался. Выходит, она тоже заметила, что мы на одно лицо, - Боря осторожно принял сидячее положение, - а двойник-то хорош! Барышню в охапку, и дёру, будто кошелёк у меня спёр!
«Жизнь он у тебя спёр, а не кошелёк…», - прервала его ещё не вполне трезвое веселье неожиданно промелькнувшая мысль.
Вот эта мысль и подтолкнула Бориса к инвентаризации своего несуразного бытия, будь оно не ладно, а как следствие, к продолжению злоупотребления спиртными напитками, чего за ним раньше не водилось.
На четвёртый день, не привыкший к таким обильным возлияниям организм взбунтовался, и Боря провёл какое-то время в неудобном положении над раз-верстым зевом унитаза.
- Enough! Верхи уже не хотят, а низы вообще не могут, - перефразировал сформулированное вождём мирового пролетариата понятие Воробьёв, и по-плёлся в душ.
Сквозь шум воды ему послышался переливчатый звук дверного звонка. «Может, я соседей заливаю? - всполошился Боря, и перекрыв воду, выскочил из ванной, на ходу натягивая на мокрое тело махровый халат.
Причина такого поведения вполне объяснима. Времена, когда кто-либо мог запросто позвонить к кому-то в дверь, канули в Лету. Нынче у людей принято перед встречей предварительно созваниваться, или вынужденно обращаться к жильцу посредством домофона. Привилегия, ломиться непосредственно в дверь, осталась только у соседей, которые, если не являются приятелями хозяина, без нужды звонить в квартиру не станут.
Борис опасливо приоткрыл входную дверь, и снова, как несколько дней назад, впал от увиденного в ступор. На пороге его убогого жилища, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, стояла спутница его двойника.
- Можно мне войти? – незнакомке видимо надоело наблюдать, как Боря изображает рыбу, выброшенную на сушу.
- Д-да… Конечно. Вы проходите, я сейчас! – чирикнул Воробьёв, и метнулся внутрь квартиры.
Наскоро одевшись, и пригладив рукой волосы, он вышел к гостье, судорожно размышляя: «Что бы это всё значило?».
Та уже прошла в гостиную, и недоумённо разглядывала интерьер, стоя по-среди комнаты.
«Да. Не все ещё в нашей стране в апартаментах аналогичных «Городу Столиц» проживают, - неприязненно посмотрел в спину молодой женщине Борис.
Словно почувствовав его взгляд, она обернулась, её губы растянулись в не-уверенной улыбке:
- Я будто домой, к родителям попала!
- Вы явно ошиблись адресом, - не пошёл на контакт Воробьёв. Он уже решил для себя, что визит незнакомки ничего хорошего ему не сулит, - потрудитесь объясниться, чему обязан?
Борис сам себе удивился: «Чего это меня на старорежимный стиль изъяснения потянуло? Хорошо ещё словоерс не ввернул, типа «да-с!»».
Женщина перестала улыбаться, и твёрдым голосом произнесла:
- Я к вам по очень важному делу. Важному, прежде всего, для вас самого. Ну… и для меня тоже, но на данный момент это не столь существенно. Вы обязаны меня выслушать, для вашего же блага.
«Сейчас тоже «да-с!» скажет. Водевиль какой-то, ей Богу! Или она надо мной издевается?», - Боря не знал, что и думать.
- Присаживайтесь, - указал он гостье на кресло. - Чаю хотите?
- Может… позже.
Воробьёв заметил, что она, не услышав вполне ожидаемого: «Позвольте-с вам выйти вон», немного расслабилась.
Он сел в кресло напротив, опасаясь ляпнуть нечто вроде: «Николай Ильич Снегирев-с, русской пехоты бывший штабс-капитан-с, хоть и посрамленный сво-ими пороками, но все же штабс-капитан. Скорее бы надо сказать: штабс-капитан Словоерсов, а не Снегирев, ибо лишь со второй половины жизни стал говорить словоерсами. Слово-ер-с приобретается в унижении…».
«Что это меня с этими словоерсами сегодня переклинило? Не иначе побочный эффект запоя», - досадливо поморщился своим мыслям Борис, и поощрительно кивнув визави, изобразил на лице внимание:
- Я вас слушаю.
- Меня Ольгой зовут… - не зная с чего начать, представилась женщина.
На вид ей было лет двадцать пять. Тёмная шатенка, похоже, не крашеная, с большими светло-голубыми глазами. Точеный нос, приятный абрис губ, нежная, матово-белая кожа… одним словом, красавица. Боря поймал себя на том, что получает истинное удовольствие, причём без всяких задних мыслей, любуясь её лицом, изящной, естественной позой, которую она приняла, опустившись в об-шарпанное, продавленное кресло «времён Очакова и покоренья Крыма».
- А вас? – Ольга вопросительно вскинула голову.
Занятый своими мыслями, он не сразу сумел ответить на такой простой во-прос:
- Снегир… Воробьёв… Борис… Очень приятно.
- Борис, я прошу вас, выслушайте меня внимательно! – Ольга заметно нерв-ничала, - то, что я сейчас скажу, может показаться сущим бредом, но это чистая правда. Поэтому постарайтесь меня не перебивать, и не поднимайте на смех. Всё очень серьёзно.
- Я постараюсь, - пообещал Воробьёв, и подумал: «Какой уж тут смех! Как бы не заплакать. Вот что ей, богато одарённой природой, обласканной жизнью, нужно от него, увязшего в уже привычном болоте невезения, как муха в сиропе? И как она вообще его нашла? Москва не условный «кривопупинск», у прохожих адреском не разживешься…».
«А действительно, как?», - запоздало удивился Борис.
- Эй! Вы меня слушаете? – Ольга подалась вперёд, и помахала перед его ли-цом ладонью.
- Извините.
- Хорошо. Я повторю. Нет. Не так, - женщина глубоко, как перед прыжком в воду, вдохнула, - сначала я объясню, как я вас нашла. Несомненно, что вас это интересует. Всё очень просто. Ваш адрес, помеченный словом «двойник», я пе-реписала из записной книжки Феликса…
- Феликс это…
- Ваш двойник. Точнее, не совсем тот двойник.
- Как это?
- Ну, он двойник, но не обычный. Не умею объяснить! – Ольга сложила ладони, как при молитве, и досадливо тряхнула головой, - двойник, если это не близнец, уже само по себе не обычно, а в данном случае, необычно в квадрате, даже в кубе! Феликс вообще не из нашего мира.
- ?
- Вы не ослышались, - ответила она на немой вопрос Бори. - Нет. Он не ино-планетянин, принявший ваш облик, и не какая-то мистическая сущность… Он ваша, как это ни странно прозвучит, полная противоположность. Феликс проник сюда из антимира, где белое, это чёрное, а хорошее – дурное. Этакое кривое зеркало, как в повести Виталия Губарева. Там всё со знаком «минус». То, что здесь хорошо, там плохо. А если плохо здесь, то там во сто крат хуже.
- Откуда вы это знаете?
- От Феликса. Он ужасный человек, если это вообще человек. Портрет Дориана Грея, отражавший сущность не стареющего морального вырожденца – рож-дественская открытка, по сравнению с сущностью этого монстра в человеческом обличье, - Ольга, как от озноба, передёрнула плечами.
- Почему же вы вместе? Вас возбуждают плохие парни? – не удержался Борис от ехидного замечания. Он не верил ни единому её слову.
- Феликс угрозами принудил меня стать его… - женщина запнулась, подыски-вая приемлемое определение их отношений, - компаньонкой.
- Теперь это так называется?
- Не ёрничайте. Вы не представляете, в каком аду я живу. Хотя… может, я это и заслужила, - вздохнула Ольга, - он заставлял делать меня ужасные вещи. По крайней мере, один из ваших двойников погиб по моей вине.
- Как?! Ещё один мой двойник? – Бориса уже начал раздражать этот грани-чащий с шизофренией разговор, более уместный для помещения помеченного номером шесть, - Говорите прямо. Зачем вы ко мне пришли? Я не подпольный миллионер Корейко, не власть предержащий чиновник, не декан ВУЗа, способный облегчить учебный процесс какому-нибудь вашему нерадивому родственнику. Может вы квартирная мошенница? Вряд ли. Машина вашего бойфренда стоит в разы больше этой халупы.
При его последних словах Ольга вздрогнула, как от пощёчины, и сверкнув на собеседника глазами, сменила тон:
- Да знаю я кто вы! Вы законченный неудачник, не проработавший ни на од-ном месте больше года. У вас вечно нет денег, вы постоянно попадаете во всякие неприятности. Все ваши начинания и проекты неизменно претерпевают фиаско. Даже женщины шарахаются от вас, как от хронического сифилитика. Дей-ствительно. Уместный вопрос: что мне, - она сделала ударение на личном ме-стоимении, - может быть от вас нужно?
- Вам лучше уйти, - начал багроветь лицом Борис, - как бы там не было, моя жизнь вас не касается.
- Ещё как касается! Только вы способны избавить меня от того кошмара, в ко-тором я нахожусь последние три года.
- Ищите дурака за четыре сольдо! Сейчас я поверю во всю эту чушь, и брошусь спасать прекрасную Рапунцель от своего двойника, который не всамделишный двойник, а коварно проникший сюда из антимира злодей в квадрате, даже в кубе, реализующий во плоти портрет Дориана Грея, и заставляющий бедную девушку направо и налево подводить под монастырь моих настоящих двойников. Я ничего не упустил? Вы себя хотя бы слышите? Могу посоветовать знакомого врача-психоаналитика. Кстати, он тоже законченный неудачник, и будет счастлив, заполучив хоть одного стоящего клиента, - Борис перевёл дыхание, и уже примирительным тоном закончил свой монолог,  - э-ээ… Ольга? Я действительно не самый удачливый человек, в этом я с вами вынужден согласиться, но это ведь априори не делает меня идиотом?
- Все ваши неудачи напрямую связаны с Феликсом. Он крадёт ваше везение, как украл его у трёх других ваших двойников. Когда лимит, если так можно вы-разиться, на удачу заканчивается, он избавляется от отработанного материала. Остались только вы один. Он, как вампир, высосет вас до капли, а потом уни-чтожит. Можете мне не верить, но ваши дни уже идут на счёт. Как-то раз Феликс обмолвился, что несмотря на вашу исключительность, как «донора», видит в вас  некую угрозу для себя, а это значит, что скоро он и от вас постарается избавиться, - Ольга с неподдельным сочувствием посмотрела на Воробьёва.
Может этот её взгляд, а может быть застарелая усталость от одиночества, за-ставили Бориса взять паузу, и продлить минуты общения, с пусть и сумасшедшей гостьей, на некоторое время.
- Чай с баранками будете? – поднялся он из кресла.
Не услышав в его голосе прежней агрессии, она благодарно улыбнулась, кивнув головой:
-Буду.
Воробьёв гостеприимно выпорхнул на кухню.
Какое то время они молча пили чай из разномастных кружек, мамин чайный сервиз «Розовая сирень», на двенадцать персон, украли три года назад, а потом, поначалу робко, начали обмениваться  нейтральными репликами, не сговарива-ясь, не затрагивая щекотливую тему.
- Ольга, вы москвичка?
- Не совсем. Здесь я три года, а до этого жила в Риге.
- Вы латышка? Я заметил лёгкий акцент.
- Мама латышка, а отец русский.
- Вот такой симбиоз и являет на свет такие лица, - покивал головой Боря.
- Какие?
- Такие. Некоторая русская округлость, подкорректированная европейской излишней жёсткостью, компенсирует друг друга, приводя к практически абсо-лютной гармонии.
- Это вы мне так витиевато делаете комплимент? – Обнажила Ольга без-упречные зубы в улыбке.
- И в мыслях не было. Это констатация факта, - смутился Воробьёв.
Они просидели так около часа. Ольга оказалась интересной собеседницей, и Воробьёв, на время забыв о причине её визита, наслаждался забытым ощуще-нием от общения с умной и красивой женщиной.
Перед уходом Ольга записала на клочке бумаги номер его телефона, одной фразой разрушив иллюзию свидания симпатизирующих друг другу, недавно по-знакомившихся людей.
- Феликс постоянно просматривает информацию на моём айфоне, и осто-рожность не будет излишней, - пояснила она свои действия, пряча бумажку в складках носового платка.
Боря невольно поморщился, решив, что она хочет вернуться к неприятной теме, но Ольга только вздохнула,  потянувшись к нему, мягко коснулась его лица кончиками пальцев, и прямо глядя ему в глаза, словно гипнотизируя, отчётливо артикулируя, произнесла:
- Берегите себя. Вы в большой опасности.
Не дожидаясь ответа, она поднялась с места, прошла в прихожую, и вы-скользнула за дверь, оставив Воробьёва сидеть с открытым ртом, действительно собиравшегося дать отповедь её параноидальным бредням.
В последующие несколько дней ему пришлось в корне пересмотреть своё отношение к предостережению Ольги. Как-то поздно вечером, возвращаясь к себе от одного из немногочисленных приятелей, в скверике, напротив его дома, Воробьёва встретили трое каких-то отморозков, завязали драку. Парням было невдомёк, что «терпила», с детства подвергавшийся подобным нападениям, настолько преуспел в умении постоять за себя, что ему хватило с полминуты времени, чтобы разложить их отдыхать по кустикам. Ещё через два дня его чуть не сбила машина, как чёрт из коробочки, выскочившая из подворотни, а на другой день, когда он проходил мимо реставрируемого здания, в полуметре от него рухнули строительные леса. С Борисом и раньше бывали подобные случаи, но разбросанные в значительных временных промежутках. Такого же повального «экстрима» он, как ни старался, припомнить не смог. Volens nolens, пришлось вернуться в памяти к недавнему разговору с Ольгой, и несмотря на фантасмаго-ричность её рассказа о Феликсе и антимире, отнестись к её словам более серь-ёзно. «Похоже, после встречи со мной, наш антигерой занервничал, и решил больше не испытывать судьбу. Нет человека – нет проблем», - невесело раз-мышлял Воробьёв.
Нет. Он упрямо отказывался верить в иные миры, украденное везение, и прочие «шокирующие гипотезы». Пусть их развешивают по ушам обывателя Игорь Прокопенко и Анна Чапман, получая с этого неплохие дивиденды. Борис постарался найти рациональное объяснение происходящему: «Итак. Что мы имеем? От существования двойника не отмахнёшься. Это не моё разыгравшееся воображение, не галлюцинация, и не синдром Кандинского-Клерамбо, Ольга клятвенно подтвердит наличие Феликса. Также можно предположить, что этот Феликс, мой двойник, действительно отъявленный негодяй, и угрозами, или шантажом принуждает Ольгу к непосредственному участию в своих тёмных де-лишках. Встречу со мной Феликс использовал для того, чтобы запугать, и окон-чательно подчинить легковерную женщину своей воле, наврав ей об антимире и своих сверхспособностях. Печально, но по-моему у Ольги не всё в порядке с го-ловой, раз она безоговорочно поверила всему, что наплёл ей этот тип. Она находит в его записной книжке мой адрес, и приходит предупредить о грозящей мне опасности, возможно, небескорыстно, надеясь, что я помогу ей каким-то образом избавиться от своего мучителя. Как, когда и откуда у того оказались мои координаты, оставим за скобками. Судя по авто, человек он далеко не бедный, а в нашей стране за деньги можно раздобыть любую информацию, впрочем, как и в любой другой. Допустим, Феликс, в полной мере не доверяя Ольге, установил за ней слежку. Ему доложили, что она приходила по моему адресу. Опасаясь, что я мог узнать от неё какую-то его недопустимую к огласке тайну, Феликс принял решение меня ликвидировать… Пока всё логично, хотя и попахивает низкопробным триллером. Эх! Хорошо бы было хоть ещё разок встретиться с Ольгой, возможно, у неё есть какие-нибудь полезные сведения о планах Феликса на мой счёт, да и вообще… Обидно, пропадать вот так, случайно перейдя кому-то дорогу, даже не будучи в курсе закрутившейся вокруг тебя интриги».
На всякий случай Борис стал вести себя осторожней. Не выходил на улицу в тёмное время суток, держался людных мест, и внимательно оглядывался по сторонам, переходя дорогу. Неопределённость лишала душевного равновесия. Если парни в скверике, машина и строительные леса дело рук Феликса, то на этом тот не остановится, и непременно доведёт дело до конца. Понятно, что такое положение вещей оптимизма, и в без того не радужную жизнь Воробьёва, не добавляло. «Еще немного, и я от собственной тени начну шарахаться! - злился он, ощущая себя птицей подранком, обречённо готовящейся к встрече с разыскивающим её охотником. Невозможность хоть что-то предпринять, раз-дражала. «Ну, не торчать же мне огородным чучелом напротив «Города Столиц», поджидая Феликса? – сетовал Воробьёв, - допустим, я его увижу, а дольше-то что? Подойти, заговорить с ним… О чём? Обвинить его в организации на меня покушений? На основании чего? Что я имею ему предъявить? Да он пошлёт меня куда подальше, а то ещё и полицию вызовет. Несомненно, что встреча двойников станет достоянием общественности. Какой-нибудь репортёришка из бульварной газеты осветит это «эпохальное» событие. Хиленькая сенсация максимум на день, сродни: «Вчера на площади Свердлова попал под лошадь извозчика №8974 гр. О. Бендер». Ну, и? В итоге – пшик». Как Борис не напрягал мозги, ни одной мало-мальски стоящей мысли на ум не приходило.
Возвращаясь из «Перекрёстка», запасшись продуктами на неделю, Воробьёв обратил внимание на новенький «мини купер», этакую дорогую игрушку для ну-воришей, припаркованный на подъездной дорожке к его дому. Пройдя мимо машины, он едва сумки из рук не выронил, когда у него за спиной раздался пронзительный звук клаксона. Борис машинально обернулся и, сквозь бликующее на солнце лобовое стекло автомобиля увидел, что водитель, энергично же-стикулируя, пытается привлечь его внимание. Неуверенно сделав несколько ша-гов к машине, Боря разглядел за рулём Ольгу.
- Садитесь быстрее! У нас мало времени, - приспустила она стекло.
Воробьёв неуклюже протиснулся в салон, поставив сумки со снедью на коле-ни. Перья зелёного лука, торчащие из пакета, оказались на уровне его глаз, делая похожим на разведчика, наблюдающего за противником из засады.
- Здравствуйте. Я как раз хотел с вами поговорить…
- Позже поговорим, - перебила его Ольга, лихо сдавая задним ходом.
Вырулив на шоссе, она влилась в плотный поток машин, постоянно погляды-вая в зеркало заднего вида.
- Что-то случилось? – наблюдая за ней, не удержался от вопроса Борис.
- Случилось. Феликс узнал, что я к вам приходила. Он был вне себя. Грозился на цепь меня посадить… Сегодня утром ему кто-то позвонил. По его тону, и об-рывкам разговора, он метался по квартире, как  разъярённый зверь по вольеру, было понятно, что у него возникли какие-то серьёзные проблемы. Он забрал у меня ключи от квартиры, и куда-то уехал. Я давно сделала дубликаты, так, на всякий случай, выждала немного, и сбежала, - выпалив всё на одном дыхании, Ольга ненадолго замолчала, - простите меня, я вас, подставила. Так, кажется, это называется? Феликс в запале признался, что давно приставил за мной согляда-таев, которые докладывали ему о каждом моём шаге. Так он узнал о моём визите к вам. Теперь вы ещё в большей опасности, чем раньше. Феликс думает, что мы с вами вступили в сговор против него. Мне-то он ничего не сделает, а вот с вами…
- Похоже, что он уже распорядился на мой счёт, - Боря испытывал странное, точнее, неуместное удовлетворение, от подтверждения верности своих мыслей.
- О чём вы? – непонимающе посмотрела на него Ольга.
Воробьёв рассказал ей о произошедшем с ним в последние дни. В том, что это не обычное его невезение, он уже не сомневался.
- Назад я не вернусь, - энергично помотала головой из стороны в сторону Ольга. – Давайте, мы убежим вместе. Может, вы знаете место, где мы можем укрыться? Я, признаться, кроме Москвы и заграницы нигде не была, и понятия не имею, куда лучше поехать.
- Вы это серьёзно? – Борис был явно не готов к столь радикальным измене-ниям в своей жизни.
- А что вам терять? Ни родных, ни близких. У вас даже домашних питомцев нет. За любимую работу, по причине отсутствия таковой, вы не держитесь. Наверное, вы сочтёте мои слова бестактными, но это правда, и вы об этом знаете.
- Вот, умеете вы ободрить в трудную минуту, - решил на этот раз не обижаться на товарку по несчастью Воробьёв, - прямо на душе полегчало.
- Простите меня, пожалуйста, - Ольга отпустила руль, и прижала руки к груди, - я нарочно так резко высказалась, чтобы вы согласились на моё предложение.
- Странная у вас, женщин, логика! – пожал плечами Борис, - для того, чтобы заручиться моей поддержкой в вашей авантюре, вы ничего лучше не придумали, чем опустить моё эго ниже плинтуса.
- Так вы согласны со мной уехать, или нет? – Ольга упрямо поджала губы.
- Сударыня! С моими-то деньгами и до Звенигорода не доедешь! - припом-нилась Борису пьеса Островского.
- О деньгах не беспокойтесь. Я не только дубликаты ключей от квартиры сде-лала, от сейфа Феликса тоже…
- Вы предлагаете мне путешествовать за ваш счёт? Неужели в ваших глазах я мизерабль? – дурашливо надул щёки Воробьёв.
- В моих глазах вы человек, чья жизнь висит на волоске, и щепетильничать в подобной ситуации, по меньшей мере, неуместно, - не приняла шутки Ольга. – Итак. Деньги у нас есть. Транспорт тоже, - она похлопала ладонью по рулю. По-казывайте дорогу. Я за МКАД ни разу не выезжала.
- А-аа! Была, не была! – решился Боря, - сначала на эту самую МКАД, а с неё свернём на Новокаширское шоссе, и на Мичуринск, бывший Козлов.
- А что там? – Ольга заметно расслабилась, поняв, что Борис принял-таки ре-шение пуститься с ней в бега.
- Наследственное имение.
- ?
- Избушка там на курьих ножках стоит без окон, без дверей… - с интонациями провинциального актёра продекламировал Воробьёв.
- А серьёзно?
- Я серьёзен, как никогда. Дядя по матери оставил мне в наследство домишко в деревне под Мичуринском. Я там только раз и был, когда права на наследство оформлял. Дому лет сто, с лишним, но пока не развалился, умели раньше строить. Один из моих предков «рэволюционными» идеями загорелся, взялся раскачивать столпы самодержавия. Самодержавие обиделось, и отказало ему в праве проживать в обеих столицах и нескольких десятках других городов. Вот он и осел под Козловом. Построил дом, и зажил созерцательной жизнью. Потом революция, то-сё… Словом, домик у него не попалили, и не реквизировали, как у пострадавшего от кровавого царского режима, - поделился Борис со спутницей частью истории своей семьи.
 Они залили полный бак на заправке Татнефть, километрах в семи от МКАДа, закупили в притулившемся тут же магазинчике продукты в дорогу. Борины по-луфабрикаты для перекуса в движении не годились. Без малого сто километров Ольга гнала свою коробчёнку  по федеральной трассе М 4. Из Московской обла-сти шоссе слегка завернуло в Тульскую. Машина, словно корабль покатые оке-анские волны, преодолевала спуски и подъёмы холмистой местности. Рязанская область. Ольга сбросила скорость. Дорога здесь была не в пример хуже подмос-ковной. Поселок Электрик, ровно половина пути до Мичуринска. Тамбовская область, деревня Изосимово, за которой шоссе поворачивало на Мичуринск.
Борис смотрел на проплывающие мимо перелески, радующие глаз осенним разноцветьем, изредка перебрасываясь с Ольгой короткими репликами.
Город они объехали стороной, свернули на разбитую, с потрескавшимся ас-фальтом дорогу, километров через семь сменившуюся грунтовкой.
- Дожди зарядят, на вашей лайбе и километра здесь не проедешь, в первой же луже по крышу утонет. Как говорится, жизнь в уездном городе начинается, когда туда входит гусарский полк… И вот уже лет, как двести с лишним, замирает до зимы, когда просёлки по осени превращаются в грязевое месиво. Лёгкая кавалерия давно упразднена, а вот такие дороги в нашей стране, похоже, вечны, - поделился с Ольгой мыслями Воробьёв.
В деревушку, цель их путешествия, они въехали, когда уже смеркалось. Борис показал, как проехать к «имению».
За покосившейся местами оградой, с десятком яблонь, засыпавших траву во-круг стволов ещё не успевшими подгнить плодами, да несколькими вишнями, об урожае которых, вероятнее всего, позаботилась местная ребятня, поседевший от времени, стоял двухэтажный деревянный дом, под сложной крышей, с просторной застеклённой верандой. К высокому крыльцу, с кованым ажурным навесом, вели заметно вытертые за годы службы ступени.
Увидев строение, Ольга  даже тихонько вскрикнула от восхищения, вцепив-шись Боре в руку:
- Настоящее дворянское гнездо! Того гляди из дверей выйдет барыня в кри-нолине, и станет недовольным голосом прислугу звать…
- Кринолин носили в середине девятнадцатого века, а из моды он вышел ак-курат,  перед Всемирной выставкой в Париже 1867-го года, дом же построили в начале двадцатого века, - не разделяя восторга гостьи, не удержался от замеча-ния Воробьёв, - да и дворянство предок выслужил, будучи  коллежским асессо-ром. Сорок целковых жалования в месяц получал, пока за «идеи» со службы не попёрли.
- А это много? – озадачилась Ольга.
- Кому как, - вздёрнул плечами Борис, - на один целковый, рубль, другими словами, можно было воз соломы купить, а вот на авто особо не раскошелишься  - семьсот-восемьсот рубликов стоило. Вот, и считайте, много это, или мало. Во всяком случае, аналог вашему «мини» ему уж точно не светил.
Воробьёв поднялся на крыльцо, пошарил по притолоке над дверью, и достал ключ.
- Добро пожаловать, дорогой друг Карлсон! Ну, и вы заходите, - дурашливо поклонился он Ольге, пропуская её вперёд.
Внутри дома, как ни странно, не чувствовалось затхлости нежилого помеще-ния. Пахло старым деревом, тканью, и ещё чем-то неуловимым. Обычно такие запахи присутствуют в домах-музеях.
- Старичок сосед подрядился за домом приглядывать, - заметил Воробьёв, как Ольга несколько раз часто вдохнула носом, - я ему за это сарай подарил.
Боря нашёл допотопный выключатель на стене, и включил свет.
Через веранду они прошли в столовую. Время, казалось, остановилось в этом помещении, хотя старинные напольные часы громко отсчитывали мгновенья, раскачивая латунный диск маятника. Похоже, что интерьер здесь не менялся с начала прошлого века: под матерчатым абажуром большой, добротно срабо-танный обеденный стол тёмного дерева, стулья, с гнутыми спинками, буфет, за-полненный фарфоровой посудой. На тумбе, возле изразцовой печки, граммофон, с потускневшей росписью раструба, тяжёлые, украшенные  кистями гардины на окне.
- Глазам своим не верю! – поделилась впечатлением от увиденного Ольга, - я словно на сто лет назад перенеслась. Всегда мечтала жить в таком доме. У нас, в Риге, на улице Tirgo;u iela, Купеческая по-русски, она так с четырнадцатого века называется, есть жилые дома, с магазинчиками на первом этаже. Как же я зави-довала живущим в них людям! Но это город, а здесь природа, тишина…
- До чего же хорошо кругом! Пахнет сеном и коровьим м-м, - фальшиво попел Воробьёв, - воды да дров в дом понатаскаетесь, «романтизьму» враз поубавится.
- Ну, зачем вы так! Неужели вам здесь не нравится? – укоризненно посмотрела на него Ольга, - почему вас так и тянет выглядеть циничным занудой?
- Нравится, не нравится – ешь моя красавица. Я коренной москвич. А москвич, это не просто прописка – это судьба! Это, то же, что и петербуржец – раз, и навсегда. Нас от наших городов только с мясом можно оторвать. Как написал поэт-песенник Михаил Исаковский: «Не нужен нам берег турецкий и Африка нам не нужна», - пафосно закончил свой «спич» Борис.
- Мне.
- Что «мне»?
- Он написал: «Не нужен мне берег турецкий…», - поправила его Ольга.
- И кто тут зануда? Корректируете полёт мысли, как зашоренная училка.
- Давайте закончим этот беспредметный разговор. Где можно приготовить ваши полуфабрикаты, пока они не испортились? Почему-то я уверена, что холо-дильника здесь нет.
- Вы совершенно правы! Домашнего кинотеатра тут тоже нет, как и музы-кального центра. Наслаждайтесь тишиной, - Боря заметил, что когда Ольга чем-то раздражена, её еле уловимый акцент становится заметнее. – Возвращаюсь к выше изложенному. Нужно принести воды, наколоть дров…
- Вы, прямо, как та печка, - обезоруживающе улыбнулась Ольга.
- Какая печка? – обескураженно уставился на неё Боря.
- Из мультика, про Вовку в тридесятом царстве.
- Двоих из ларца, одинаковых с лица, полагаю, ждать бессмысленно, а посему, пойду-ка я по воду и дрова, - сразу вспомнил он мультфильм, и тоже улыбнулся. Ему понравилось, как у Ольги легко получилось пресечь, готовую разгореться перепалку.
- Вы кто по профессии? – спросил он.
- Психолог.
- Понятно, мадам, понятно, - Воробьёв изобразил наличие подтяжек, озвучил воображаемый хлопок после некоторых с ними манипуляций, и направился к выходу…
Почти две недели их пребывания в деревне прошли незаметно. Они занима-лись немудрёными домашними делами, прогуливались по окрестностям, разго-варивая обо всём, и ни о чём. Борис, пожалуй, за всю свою жизнь не чувствовал себя таким умиротворённым. Ему было хорошо в деревне, хорошо с этой краси-вой, умной женщиной из другого мира, с которой его свёл случай. «Вот было бы так всегда!», - ловил он себя на непривычном в своей жизни пожелании.
 Последние тёплые солнечные дни бабьего лета, радующие прощальными яркими красками, сменили пасмурные и ветреные. Резко похолодало, а потом зарядили дожди. Борис одолжил у старичка, присматривавшего за его домом, древнюю «ниву», и они с Ольгой съездили в Мичуринск, запасшись провизией и прочим необходимым до наступления заморозков. Воробьёв не преувеличивал, когда предупреждал её о состоянии местных дорог. Уже сейчас, всего-то после нескольких дождливых дней, «нива», натужно рыча, месила превратившуюся в подобие каши-размазни грунтовку, по фары ныряя в мутные глубокие лужи.
Игнорируя «вопли Видоплясова» в исполнении Бориса, Ольга купила телеви-зор, музыкальный центр, видеоплейер и три дюжины дисков СD и DVD.
- Извините, Борис, мне приятно ваше общество, но и плоды технического прогресса мне не чужды. Проводить вечера в проникновенных беседах, это здо-рово, но под музыку, уверяю вас, будет ещё лучше. Просмотр же какого-нибудь фильма позволит отдохнуть от разговоров, и  предоставит возможность обсудить увиденное, - обосновала она своё «транжирство».
Воробьёв надувал щёки, грозил пальцем, но весомых контраргументов так и не привёл. Одно слово – «психологиня»!
Позже, когда унылыми пасмурными днями по оконным стёклам барабанили холодные капли, казалось, нескончаемых дождей, сидя в гостиной на старинном диване, с валиками и полочкой для условных слоников, и лениво перещёлкивая ТВ каналы, Боря оценил предусмотрительность Ольги – для него, человека избалованного цивилизацией, без телевизора их вынужденное затворничество было бы сродни пребыванию в «местах не столь отдалённых».
Вечерами, под уютное потрескивание дров в печке, Борис с Ольгой за ужином, под бутылочку сухого красного или белого вина, в зависимости от меню,  вели неспешные беседы.
- Когда-то Гераклит Эфесский подарил миру афоризм: «Нельзя войти в одну реку дважды», - Борис небрежно освежил стакан с вином, - разумеется, я не претендую на его лавры, но, тем не менее, и мне бы хотелось озвучить анало-гичные философические размышления: «Нельзя разбить одну и ту же вазу два-жды». В семнадцатом году прошлого века эту «вазу» так, шандарахнули, что даже Алексей Васильевич Филиппов не взялся бы её реставрировать. Не без помощи «бывших», которых позже устранили, «вазу» кое-как склеили. Грубо, но крепко. Битое не сравнится с некогда целым. Прежнего вида она уже не имела, но хотя бы твёрдо стояла на своём месте, всё лучше, чем черепки. Так нет же! Решили её ещё раз долбануть, и попытаться склеить из осколков то, что сто лет назад так задорно, с огоньком, предки «младореформаторов», под жизнеутверждающий лозунг «Даёшь!», до основанья разрушили. Получилось то, что получилось… Сам я преимуществ социализма на себе ощутить не успел, но с ностальгирующими по тем временам пообщаться довелось. Как-то раз, - Борис отхлебнул из стакана, - я сошёлся в споре с одним уже немолодым индивидом. Тот, с пеной у рта, доказывал необходимость революции в России, аргументируя, как ему думалось, наиярчайшим примером торжества социализма над замшелым монархизмом: «Мои предки в пяти коленах на земле горбатили! И если бы не революция, я бы тоже «крестом» был! А я институт окончил, в люди вышел!». «А что за институт?», поинтересовался я. «Машиностроительный». «И каковы ваши успехи на этом поприще?». Тот замялся: «Да я по специальности не работал…». «Чем же занимались, если не секрет?». «Дядя меня в пункт приёма стеклотары устроил. Хлебное место в те времена было». Вот тут меня, как прорвало: «Получается, для того чтобы вам «на земле не горбатить», а на стеклотаре булку с маслом иметь, на чужом месте в институте штаны протирать, за государственный счёт, страну с тысячелетней историей надо было наизнанку вывернуть?! А может, как от «креста», от вас пользы-то поболе было бы? До революции обучение талантливых детей всех сословий меценаты оплачивали, и отдача от таких «стипендиатов» государству была немалая. А в СССР дипломом только ленивый не обзавёлся, дешевле пипифакса ценился. Да. Немало было и отличных специалистов, так те при любом строе себя, так или иначе бы проявили. Примеров не счесть: Ползунов,  Блинов, отец и сын Черепановы, Кулибин, наконец. Все эти люди были отнюдь не дворянского звания, однако, их имена до сих пор помнят, и чтут. А кто вспомнит о вас, выпускнике института машиностроения, «заслуженном» приёмщике опорожненной посуды от населения? Или вы надеетесь, что табличкой с вашим именем украсят здание, где вы ковали личное благосостояние и «выходили в люди»: «Здесь принимал стеклотару с такого-то по такой-то год имярек?». Деньги, которые государство потратило на обучение вас, и сотен тысяч вам подобных, бездарно слили, пардонте, в унитаз, и это вы считаете одним из преимуществ социализма?»… Словом, разругались мы с ним вдрызг. Он даже здороваться после того спора со мной не стал, - фыркнул Воробьёв, досадливо покачав головой, уже в который раз подливая себе вина.
- Если я вас правильно поняла, - Ольга сделала небольшой глоток из бокала, - вы не разделяете революционных идей своего предка?
- Не разделяю, - поморщился Борис, - революция, от поздне латинского revolutio - поворот, переворот, еt cetera, это всего лишь насильственная смена элит, и далеко не всегда на лучшие. Как точно подметил  Томас Карлейль: «Вся-кую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются ее плодами отпетые негодяи».
- Не могу ни согласиться с вами, ни что-либо возразить, - пожала плечами Ольга, - я никогда не задумывалась о подобных материях. Я просто живу, мечтаю о простом человеческом счастье, настоящей любви…
- А что в этой жизни, собственно, больший провокатор, чем любовь? – легко перешёл к другой теме Воробьёв, - она рушит созданный человеком понятный и привычный мир. Она уничтожает цивилизации. Вспомните Трою и Александрию. Любовь Париса к Елене, Антония к Клеопатре. Попавшие в круговерть страстей, эти люди готовы были утопить мир в море крови. Разве не так? Кто-то решил, что они не могут жить друг без друга, и десятки тысяч людей в сражениях, оставляя жён вдовами, а своих детей сиротами, кладут жизни на алтарь их, не факт, что нерушимого со временем счастья? Разве это справедливо? Смерть Горацио и Тибальда, не убей себя Ромео и Джульета, изменила бы в жизни влюблённых то, что заложено не ими в духе той эпохи? Огрузневший, обременённый семьёй Ромео, проводит время с друзьями, и девицами лёгкого поведения в сомнительных заведениях, а беременная очередным Монтекки Джульета, крикливым голосом отдавая распоряжения нерадивой прислуге, в ожидании мужа, рутинно поддерживает едва теплящийся огонёк в семейном очаге.
- Это абсурд! Любовь делает человека чище, лучше, подвигает на создание шедевров в искусстве, музыке и литературе,– раздражённо воспротивилась его доводам Ольга.
- Яркий пример абсурда, - попытался сгладить разногласия Борис: «Мужчина, заметив в окне полыхающего дома мечущуюся женскую фигуру, очертя голову, бросился спасать погорелицу, но та охладила его пыл, вовремя оказавшимся под рукой, ушатом холодной воды».
- Вы всегда такой оголтелый циник? – не приняла Ольга его шутки.
- За время нашего вынужденного знакомства, у вас было время заметить, что это не совсем так, - не счёл нужным обидеться Борис. Они нередко спорили, от-стаивая каждый свою точку зрения, но до серьёзных ссор дело ни разу не дохо-дило.
Неделя шла за неделей. Жизнь, за сиюминутными заботами, неспешно шла своим чередом. Не сговариваясь, беглецы не затрагивали, несомненно, волну-ющие их вопросы: «Что будет с каждым из них дальше?», «Сумеет ли найти их Феликс?», «Что их ждёт, если тот всё-таки до них доберётся?». Они, словно про-никшись мудростью неторопливой деревенской жизни, радовались каждому прожитому дню, стараясь не задумываться о будущем.

***
Феликс места себе не находил от бурлящего в нём бешенства: «Мало того, что эта дрянь сбежала, так она ещё его ограбила! Нет. Для его мира это норма. Там, женщины и мужчины изначально образуют пары исключительно для про-должения рода. В остальном, для того, чтобы делать друг другу гадости, при этом любыми способами улучшая своё благосостояние за счёт партнёра. Адюльтер и феерическое враньё, плетение всевозможных интриг, способствующих скорейшему  нивелированию своей «половины», как личности, и отъёма у неё, или него, материальных ценностей, чтобы подобно насытившейся пиявке отва-литься от обескровленной жертвы. На фоне же образа жизни и нравов, царящих в тамошнем социуме, подобные отношения между мужчиной и женщиной вос-принимались в порядке вещей. Но здесь, в этом мире?! У них это называется подлостью. Люди, поступающие таким образом, как правило, здесь вызывают у общества презрение, и, за редким исключением, становятся аутсайдерами… Больше всего злит то, что обманутым оказался именно он. Он! Обманувший и обобравший десятки… да что там, сотни землян».
Феликс уже в который раз остановился у столика с напитками, и плеснув в широкогорлый стакан «скотча», пересёк просторную гостиную, остановившись у панорамного окна апартаментов на семьдесят первом этаже башни «Москва», невидяще уставясь на потрясающий вид столицы этой непонятной ему страны, а если точнее, всего этого мира, в который его занесло непостижимым образом.
Его собственное измерение разительно отличалось от Земли. Его обитатели  застряли, если так можно выразиться, в начале здешнего двадцатого века. Его мир пребывал в нескончаемых войнах всех со всеми. Оруэлл, автор романа «1984», который Феликс прочитал на досуге, и вообразить бы не мог такой гне-тущей атмосферы, и непреходящего чувства безысходности, пропитавших всё и вся. Феликс родился во время войны, рос, призвался в действующую армию, и во время массированного артобстрела, накрывшего их окопы, получив серьёз-нейшую контузию, попал в эту «параллель».
Как же ему было здесь хорошо! Любой местный нечистоплотный деляга ему и в подмётки не годился. Освоившись в новых условиях жизни, Феликс развил бурную деятельность по изъятию денежных знаков у местного народонаселения. Великий комбинатор, не будь он литературным персонажем, в гробу бы перевернулся от зависти к близким  к гениальности  мошенническим схемам «пришельца», стремительно превращающим того в долларового миллионера. В мутных водах нарождающихся рыночных отношений, волной накрывших разва-лившуюся на части страну, Феликс чувствовал себя в своей стихии. «Чем хуже – тем лучше!», - нередко повторял он, подсчитывая барыши.
Было ещё кое-что… Отставая в техническом развитии, его мир оставил землян далеко позади в области метафизики, оккультизма, изотерики и практической магии. Последнее вызывало у местных устойчивый скептицизм, что Феликса вполне устраивало. О полезности этой «лженауки»  он знал не понаслышке. До того, как попасть на войну, Феликс окончил два курса факультета оккультных наук в столичном университете. Полученных за время обучения знаний хватило, чтобы успешно применять магию здесь, среди легкомысленно забывших опыт предков людей. Но для того, чтобы она безотказно работала, нужна энергия. Никакой мистики. Даже самому технически совершенному механизму нужно «топливо». Для магии «топливом» являются человеческие эмоции, как положительные, так и отрицательные, в зависимости от поставленной задачи. Здесь тоже о нечто подобном догадывались, и называли это энергетическим вампиризмом. Но такой способ дело хлопотное. Выжимать энергию по капельке занятие неблагодарное. Нужно что-то более радикальное. Самым эффективным способом было черпать энергию у своих двойников.
В его измерении этот феномен был взят под жёсткий контроль. Специальные службы разыскивали двойников, тестировали их, и выявив самого перспектив-ного, с точки зрения «полезности» власть предержащим, с помощью практиче-ской магии, будто насосом, перекачивали позитивную энергию от них, своему протеже.
Феликс был уверен, что и в этом мире у каждого человека есть двойники. Другое дело, есть ли они здесь  у него, пришельца из другого измерения? Он за-платил немалые деньги частным детективам и целым агентствам за поиски своих «дойников», и его затраты себя оправдали. Нашлось четыре его точные копии. Феликс, что называется, взял их в оборот, и стал выжимать из них все «соки». Трое очень быстро иссякли. А вот четвёртый… Создавалось впечатление, что потенциал «донора» неисчерпаем. Не вмешайся Феликс в его жизнь, тот бы с лёгкостью смог разорить казино Монако и Лас-Вегаса, представься тому такая возможность. Тотальная невезучесть, сопутствующая тому с момента рождения, должна была по достижении тридцати трёх лет смениться не менее тотальной удачей. Вот её-то и перекачивал себе Феликс. Другое дело, двойник оказался, что называется, слишком проблемным. Последнее время Феликс стал замечать, что на выкачивание «топлива» из донора ему приходится затрачивать энергии едва ли не столько же, сколько он получал. Двойник, вряд ли о чём-то догадываясь, каким-то непостижимым образом выстроил некий защитный барьер, препятствующий отъёму у того жизненных сил, подобно строптивой корове, всеми доступными ей способами мешающей процессу дойки. Поначалу Феликс не придал серьёзного значения неожиданному сопротивлению «терпилы». Дела его шли, как нельзя лучше, и будущее виделось в ванильных тонах.
Так продолжалось без малого два года. А потом произошёл сбой… Его по-следняя крупная афера с треском провалилась. Феликсом заинтересовались правоохранительные органы, а вовлечённые в его «проект» крупные инвесторы, к слову сказать, сколотившие свои состояния в «ревущие» девяностые не без мостящих дорогу к рейтингу в журнале «Форбс» многочисленных «скелетов в шкафу», за редким исключением, далеко не в формате идиоматического оборота, били копытом, в желании наказать покусившегося на их «святое» мошенника. Как утверждает мудрость этого мира: «Сколько верёвочке не виться…».
Феликс чувствовал себя загнанной в угол крысой. Да ещё эта встреча лицом к лицу со своим двойником. Пересекшись с ним взглядом, Феликс почти физически ощутил мощную, сродни разряду молнии, заставившую содрогнуться всё его существо, исходившую от того  противоборствующую его магии неведомую силу. Ничего подобного с ним до этого момента не случалось.
«С этим нужно срочно что-то делать», - в тот же день решил Феликс. Двойник нёс в себе угрозу вряд ли меньшую по значимости, чем открывшие на него охоту власти и инвесторы вместе взятые.
Он организовал одно за другим три покушения на двойника, но всё та же не-понятная сила, с которой ему довелось столкнуться, оберегла, казалось, обре-чённого, от неминуемой смерти. А дальше и того хуже. Ольга встретилась с двойником, и что ему наговорила, а главное, поверил ли тот ей, одному Созда-телю известно.
- И что в итоге? – вслух задал вопрос Феликс, и оторвавшись от созерцания урбанистического пейзажа, вернулся к столику с напитками, и уже мысленно продолжил, - в итоге «сладкая» парочка в бегах, а моя ослабшая без подпитки магия не в состоянии выявить их местоположение. Снова подключать детектив-ные агентства? Пожалуй. Правда, скорее всего, это займёт много времени. Но других вариантов нет. Пока будут идти поиски беглецов, нужно будет поправить пошатнувшиеся дела, и главное, «накачаться» отрицательной энергией для по-следующего применения чёрной магии. Материал для этого подойдёт любой. Важно, чтобы тот подольше бы выдержал ожидающие его муки. Дело, конечно, грязное, но, сейчас уже не до чистоплюйства. Слишком многое поставлено на карту. Да что там многое! Всё.
Феликс залпом выпил очередную порцию виски, и нетвёрдой рукой подцепил со стеклянной столешницы чёрную коробочку телефона.

***

Дожди сменил мокрый снег, тяжёлыми хлопьями засыпая окрестности. Пора, когда даже неприхотливая «нива» соседа старика была не в состоянии преодо-леть подобную суспензию – грязь, перемешанную с напитанным влагой снегом.
Борис с Ольгой, словно Робинзон с Пятницей, жили, будто на острове, полярно относясь к вынужденному заточению. Воробьёв решил для себя, что готов жить так вечно – его партнёрша изнывала от желания вернуться к прежней, наполненной нескончаемыми праздниками жизни. Диктат Феликса, казалось бы, был нивелирован, но привычка к сытому житью стрекозы брала своё. Ольга психовала, самоё себе противоречила, но в этом её состоянии, как ни странно, не раздражала Воробьёва, напротив, воспринималась им, как продолжение жизни, вкус к которой он потерял едва ли не с дошкольного возраста. Несмотря на это обстоятельство, ссориться они стали чаще, причём «застрельщицей» свар, как правило, выступала Ольга.
Неизвестно чем бы всё это кончилось, но на помощь Борису, уже с трудом сдерживающего себя от справедливой, на его взгляд, отповеди рефлектирующей «светской львице»  пришли заморозки. Арендовав у соседа «ниву», Воробьёв, по подмёрзшей дороге, стал вывозить Ольгу в город. Поездки заметно улучшили той настроение, и ссоры, как по мановению волшебной палочки, сошли на нет. Они подолгу гуляли по заснеженным улицам Мичуринска, осматривали достопримечательности, обедали в ресторане «Комильфо», или «Пицца».
В одну из таких прогулок Борис обратил внимание на невзрачного с виду мужчину средних лет, словно ненароком, посещавшего те же места, что и они, о чём и не замедлил сообщить спутнице:
- Боюсь показаться излишне подозрительным, но по-моему, за нами следят.
- Кто? – Ольга закрутила головой по сторонам.
- Не показывайте вида, - шикнул на неё Воробьёв, - тип, сзади и слева от вас, в чёрной спортивной шапочке «найк» и сером полупальто.
Ольга, будто невзначай мазнула по незнакомцу взглядом:
- Вы уверены?
- Он уже третий раз попадается мне на глаза.
- Неужели Феликс нас нашёл! – занервничала Ольга.
- Поехали домой. Если за нами увяжется «хвост», то дела наши плохи, не счёл нужным успокаивать её Борис. Он понятия не имел, что им делать, если его по-дозрения подтвердятся. Сходства с профессионально уходящим от преследова-ния условным Джейсоном Борном в нём было не больше, чем у лениво пережё-вывающего бамбук панды с разъярённым гризли.
  Всё оказалось ещё хуже. Когда они сели в машину, и Ольга вырулила со сто-янки, примерно через километр к ним намертво «приклеился» серый седан, с московскими номерными знаками.
- И что теперь? – с интонациями мультяшного ослика Иа, скорее себе, чем Ольге, задал вопрос Воробьёв.
- А вот что! – не доезжая до поворота на деревню, Ольга съехала с шоссе, и чудом не застряв в неглубоком кювете, припустила прямо по полю, покрытом сияющим девственной белизной в солнечных лучах  снегом.
Седан, не решившись на подобный манёвр, остановился напротив оставлен-ной «нивой» колеи. Обернувшись, Боря увидел вылезшую из машины, и энер-гично жестикулирующую троицу: двух крепких молодых парней и невзрачного типа, в сером полупальто и чёрной шапочке «найк».
Оставив слева редкий березняк, Ольга ещё какое-то время ехала по полю, а потом выбралась на дорогу.
- Надолго их это не задержит, деревню они найдут, но мы успеем взять до-кументы, деньги, кое-что из вещей, и уехать, - поделилась она своими планами с ошалело таращившимся на неё Воробьёвым.
Дома, собрав всё необходимое, они отнесли вещи в машину. Борис перего-ворил со стариком соседом, вкратце, не вдаваясь в подробности, обрисовав сложившуюся ситуацию. Тот, пожевав губами, что называется, на пальцах, пока-зал, как окольными путями перебраться в соседнюю область.
- Машину в Скопине около главпочтамта оставите, потом заберу. Сами на по-езд. Куда, мне лучше не знать, - мотнул головой старик.
- Вы уж простите, Степан Фёдорович, что мы вас во всё это втянули…
- Да брось ты, Боря, со всяким может случиться. Люди должны помогать друг другу. На том земля держится.
- А если… эти к вам заявятся?
- Ништо! С самураями в сорок пятом довелось повоевать, неужто заезжей шпаны убоюсь? – усмехнулся в прокуренные в рыжину седые усы сосед.
- Это очень опасные люди, - не разделил «бравады» старика Воробьёв.
- Да поезжайте уже! – нетерпеливо махнул рукой Степан Фёдорович, - деваху побереги. Яловица ещё, но справная, деток, гляди, тебе ещё нарожает, - хохотнул он, подталкивая Бориса к калитке.
- Да о чём вы?! – поморщился Воробьёв, - … Спасибо вам.
- Иди уж, безпелюха.
Воспользовавшись полученной решительными действиями Ольги форой, они без приключений добрались до Скопина, припарковали «ниву» в указанном Степаном Фёдоровичем месте, и поспешили на вокзал. На ближайшем прохо-дящем поезде Минск-Казань, «уговорили» проводника взять их хотя бы до Моршанска.

***
Феликс рвал и метал: «Бездари! Упустить дичь в чистом поле! В прямом и переносном смысле. Столько времени потрачено впустую! Придётся всё делать самому». Подрагивающей рукой, последнее время он много пил, Феликс под-цепил с журнального столика плоскую коробочку телефона…
- Привезите мне донора. Любого. Можно бомжа, главное, не доходягу. Да не сюда, идиот! Свяжите, и оставьте, знаешь где… Как можно быстрее. Доложишь по готовности. Выполнять, - Феликс раздражённо бросил «трубку» на столешницу, недовольно поморщившись, посмотрел на беспорядок в гостиной. Разнока-либерные пустые бутылки и смятые сигаретные пачки, какой-то мелкий сор на полу, скомканный плед на кожаном диване, на котором он, не раздеваясь, спал последние несколько дней. Феликс запретил домработнице показываться ему на глаза, и в квартире уже давно не убирались. Закурив, он откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. «Судя по всему, пора подаваться в тёплые края, куда-нибудь на Карибы, или Сейшелы. Разобраться с одураченными им инвесторами не удалось, слишком много жаждущих его крови, в очередь можно ставить. Прокуратура уже не скрывает своего к нему интереса, в офис приходил следова-тель, задавал неудобные вопросы. Если его возьмут в оборот… Трудно предста-вить их реакцию, когда они узнают, что человек, носящий имя Феликс Юрьевич Уваров никогда не появлялся на свет не только в этой стране, но и в этом изме-рении, на планете Земля… В поликлинику для опытов отдадут, не иначе. «Не любите вы меня! Уеду я от вас!» - невесело ухмыльнулся Феликс, припомнив анекдот о загостившейся у родни тёще, - он «подорвал» бы прямо сейчас, но оскорблённое самолюбие не позволяло оставить безнаказанными Ольгу и двойника. В его мире этого бы не поняли, посчитав слабаком и слюнтяем. Феликс даже себе не желал признаваться, что очень привязался к Ольге, и несмотря на мелькающие в его воображении сцены расправы с неблагодарной преда-тельницей, мечтает вернуть её, чего бы это ему не стоило. Было ещё кое-что… Жизненно необходимо уничтожить двойника. Магия это такая же наука, как и все прочие, вопреки устоявшемуся, костному отношению к ней землян. Если двойник останется жить, вся выкаченная из него Феликсом жизненная сила начнёт к нему возвращаться. Возвращаться от него, Феликса, трепетно собой любимого. Угол падения равен углу отражения. Пример, конечно, не корректный, но смысл приблизительно такой – что забрал, то и отдашь, если своевременно не разорвёшь связь с «донором». Итак, решено. «Запитаться» энергией, самому найти беглецов, нейтрализовать двойника, забрать Ольгу, и, как выражаются здесь в определённых кругах: «валить отсюда к ядрёной фене»».
Уваров, проходя на кухню, с сожалением посмотрел на столик с изрядно прореженными ёмкостями со спиртным, и поставил на плиту турку, с четырьмя, залитыми водой, ложками молотого кофе. Очень хотелось выпить, но нельзя. Если Денис не облажается, в ближайшее время придётся работать с «донором», а это мероприятие с алкоголем абсолютно не совместимо. Без вариантов. Вер-нувшись в гостиную, он лёг на диван, с головой накрывшись пледом.
Около полуночи его разбудил синтетический сигнал смарфона.
- Да, - в полумраке комнаты Феликс не сразу нашёл на столе вибрирующую коробочку.
- Донор на месте.
- Хорошо. Свободны.
«Хоть кто-то может справиться с порученным ему делом, - подумал Уваров, выходя из квартиры, - Денис молодец, хоть я и бываю с ним резок. Такие люди для меня находка. Ни лишних вопросов, ни моральных принципов, ни угрызений совести. Парень неплохо бы устроился в моём мире… впрочем, там все такие».
Оставив машину в промзоне, в квартале от арендуемого им помещения, Фе-ликс быстрым шагом пошёл по едва освещённому редкими фонарями проезду, зажатому между нескончаемыми бетонными заборами, перемежаемыми раз-номастными железными воротами, за которыми темнели коробки зданий, в большинстве своём, заброшенных цехов и складов.
В строении, некогда складе, под потолком, тускло горели несколько ламп дневного света. Под одной из них, словно на сцене экспериментального театра, одиноко стоял стул, к которому накрепко был привязан человек, с матерчатым мешком на голове.
Уваров подошёл к пленнику, рывком стащил с него «упаковку».
- Что тут у нас? – не сказал, промурлыкал он. Настроение у него заметно улучшилось.
На Феликса, часто моргая, смотрел заросший копной рыжеватых волос, с проседью, и такого же оттенка, неопрятной бородой, мужчина неопределённого возраста.
- Больно же, козёл! Что тебе от меня нужно? Может ты попутал чего, мужик? – заполошно заорал он, как только Уваров сорвал с его губ полоску скотча.   
 - Я ничего не перепутал. Помолчите, пожалуйста, если не хотите подвергнуться процедуре глоссэктомии, - раздражённо поморщился Феликс.
- Глосс-эктомия, что за хрень? Запнулся на незнакомом слове «донор», и не-уютно поёжился.
-  Хирургическое удаления языка, - безэмоционально просветил его Уваров, - поверьте, я сделаю это не колеблясь. Но давайте побережём ваше и моё время, тем более, что у вас его не так много осталось.
- Маньяк грёбаный! – не удержался, уже отчаявшийся выбраться из передряги, опустившийся, но ещё до конца не потерявший чувство собственного достоинства, беспомощный, связанный по рукам и ногам пленник.
- Вот, что меня в вас, обитателях этого измерения, всегда поражало, так это неумение проигрывать, и наивная вера в то, что всё как-то само-собой  образу-ется, несмотря на очевидно безнадёжное положение, - Феликс, неожиданно для себя, решил продолжить беседу, если это определение уместно в имеющей место быть ситуации, - едок не вступает в полемику с бифштексом, это контрпро-дуктивно. Один хочет есть, другой против того, чтобы его съели. Компромисс никоим образом не приведёт к удовлетворению обеих сторон. Откушав половину, первый не насытится, а второй вряд ли удовлетворится своим половинчатым состоянием. Налицо неразрешимый конфликт интересов. Впрочем, более ёмко выразился ваш баснописец Иван Крылов: «Молчи! Устал я слушать. Досуг мне разбирать вины твои, щенок! Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать. Сказал и в темный лес Ягненка поволок». В лес вас, как вы, наверное, уже догадались, я не поволоку. Здесь съем.
- Доктор Лектор, мать твою… - сплюнул на пол пленник, и вызывающе по-смотрел на Уварова.
- Ничего не слышал о докторе Лекторе, - подёрнул плечами Феликс, - но ваше поведение вызывает некоторое, скажем… уважение. Многие в подобной ситуации начинают лить слёзы, и молить о пощаде. Особенно умиляет, когда законченный, по вашим меркам, подонок, желая спасти свою шкуру, ссылается на наличие жены и детей, как будто кого-то интересует его семейное положение.
- Хорош бакланить. Собрался меня жрать – жри, урод!
- Мне по нраву ваш деловой настрой, - растянул губы в улыбке кугуара Феликс, - приступим…
Через час всё было кончено. На стуле, словно сдувшийся воздушный шарик, обвисло, ставшее похожим на египетскую мумию тело.
Феликс вышел из помещения склада, дошёл до припаркованного, неуместно чернеющего в тёмном проулке «майбаха», и перед тем, как сесть за руль, по-звонил по телефону:
- Я закончил. Приберите здесь.
Дома, первым делом, Уваров налил себе приличную порцию виски, залпом выпил, уселся в кресло, и напряжённо замер, чем-то неуловимо напоминая го-товящуюся к броску ядовитую рептилию: «Ну, где же ты, дорогая? Я иду искать…».

***

Проведя около четырёх часов в тамбуре, Борис с Ольгой наконец-то сошли с поезда на по-южному низкую платформу Моршанска, поднялись по ступеням, и прошли на выход сквозь одноэтажное здание вокзала.
Справа, в нескольких десятках шагов от выхода, стояло небольшое строение, с плоской крышей, которое привлекло к себе внимание Воробьёва, единственно, зелёной вывеской над входом, с выведенными крупными буквами словом «ПИВО».
- Нам туда, - потянул он Ольгу за рукав…
Погуляв по городу, они сняли двухместный номер в гостинице «Цна». Нужно было отдохнуть, и подумать, что делать дальше. А подумать было над чем.
Боря, закинув руки за голову, лежал на одной из кроватей в более, чем скромном гостиничном номере, и уныло размышлял: «Их сонно-пасторальное пребывание в «имении» окончилось. Беззаботный мирок, с появлением людей Феликса, а то, что это его люди, сомнений не вызывало, рухнул, как некогда многовековой уклад жизни местных помещиков, под неудержимым напором революционных идей и преобразований. И чего ожидать в обозримом будущем? Калейдоскопа городов и мелких населённых пунктов, гостиниц и съёмных квартир? Сколько может длиться подобная «одиссея», даже если допустить, что на этот раз их не найдут? Деньги, в конце концов, кончатся, есть у них такое до-садное свойство, а без денег они будут лишены не только возможности переез-жать с места на место, но и элементарных крыши над головой и куска хлеба насущного. Остаётся только одно, как некогда обозначил свои перспективы, оказавшись в щекотливом положении, инженер Щукин, персонаж бессмертного произведения Ильфа и Петрова – пропадать».
Незаметно для себя Борис уснул. Его разбудил не то стон, не то сдавленный крик, спросонья он не понял. Подскочив на кровати, Боря увидел лежащую на полу Ольгу. Она мелко дрожала, её глаза невидяще смотрели в потолок, губы беззвучно что-то нашёптывали, а пальцы рук судорожно пытались вцепиться в покрытый паласом пол. Воробьёв скатился с постели, положил голову Ольги себе на колени.
- Оля! Что с тобой?! Очнись! – не зная, какие действия следует предпринимать в подобных случаях, он стал похлопывать её ладонью по лицу, на интуитивном уровне осознавая, что искусственное дыхание «рот в рот» здесь неуместно, хотя и заманчиво.
Ольга пришла в себя без его неуклюжих попыток привести её в чувство.
- Он нашёл меня! – испуганно прошептала она, когда обрела дар речи.
- Кто? – помог ей встать на ноги Боря.
- Феликс!
- Ну да. Но мы сумели убежать от его людей, и мы в безопасности… пока.
- Нет! – Ольга обессиленно опустилась на соседнюю кровать, - он установил со мной контакт. Теперь, где бы мы не спрятались, ему будет известно наше ме-стоположение.
- Что ты такое говоришь?! Какой ещё контакт! – Борис почувствовал, что ещё немного, и он сорвётся. Мало ему напастей, так вдобавок Ольга по-новой начи-нает выносить ему мозги бреднями о сверхспособностях Феликса.
- Ты не понимаешь…
- А что, что я должен понять?! Что ты, - Боря и не заметил, как перешёл на «ты», - окончательно свихнулась? Да, есть Феликс. Да, он нас преследует. Согла-сен! Но всё, что касается его сверхвозможностей, полнейшая чушь. Этого не мо-жет быть, потому, что не может быть никогда! Всё, точка.
- Ты зашоренный, закостенелый в своей узколобости баран! – закатила глаза Ольга, - ты поймёшь, что я права, когда будет уже поздно.
- Прекрати, а то поругаемся.
- Да мы уже ругаемся! Ты не заметил?
- Хорошо. Давай без эмоций, - решил Борис перевести перепалку в конструк-тивное русло, - что с тобой только что было? Обморок? Ты эпилептик?
- Нет, нет и нет! Повторяю. Феликс вступил со мной в контакт. Такое уже со мной было. Я несколько раз пыталась от него сбежать, но он всегда находил ме-ня. Не умею объяснить, но он видит моими глазами, слышит то, что и я, и с этим ничего нельзя поделать, - Ольга обречённо покачала головой из стороны в сто-рону. - Мы проиграли. Прости, что втянула тебя в это.
- Глупости. Не твоя вина, что мы с Феликсом двойники. Напротив, ты мне очень помогла, - не принял извинений Воробьёв.
- Чем?
- Предупреждён, значит вооружён. Теперь я хотя бы знаю, что у меня есть враг, и постараюсь, насколько это получится, защитить нас от этого упыря.
- Каким образом? – без особого энтузиазма посмотрела на него Ольга.
- Пока не знаю, - честно признался он.
- Я попробую поспать, - Ольга стянула с кровати покрывало, и не раздеваясь, залезла под одеяло.
Борис подошёл к окну, посмотрел на унылый снежный пейзаж за стеклом: «Скоро Новый год. Народ, ненадолго позабыв о рутинных делах, пребывая в приятных хлопотах, готовится к празднику. Странно, но у нас, русских, эта вполне обычная для всего остального мира смена одного года другим, имеет какое-то сакральное значение. Люди поздравляют друг друга с Новым Годом, нередко добавляя: «С новым счастьем!», не задумываясь над тем, что счастье не бывает новым или старым. Оно либо есть, либо нет, и смена настенного календаря ни-коим образом не связана с наличием счастья, или, при отсутствии оного, с его появлением. Праздничная эйфория, как и необоснованное ожидание чуда, за-кончатся вместе с выходными. Впереди очередной год, с привычными заботами, изматывающей, часто не любимой работой, ворохом старых и новых проблем. Все знают, что так и будет, но те несколько мгновений, что отбивают куранты, кратких, как полыхание бенгальского огня, словно передышка во время марафона, так необходимая для продолжения, кажется, бесконечного бега, - Боря отошёл от окна, досадливо тряхнул головой, - не о том думаю. Обещал Ольге защиту… А я что, герой боевика? Буду направо и налево разить врагов, оставляя после себя горы трупов, в то время, как полиция, деликатно самоустранившись, позволит мне довести это мокрое дело до конца. Джейсон Стэтхэм, блин! Да Феликс будет только рад, если я затею драку с его боевиками. Тогда мною, как злостным нарушителем порядка, вплотную займутся наши доблестные правоохранительные органы, а он займётся девушкой. На какое-то чудо надеяться глупо, даже в преддверии Нового года».
Когда Ольга проснулась, она попыталась, было, продолжить неоконченный ранее разговор, но Воробьёв демонстративно зажал ладонями уши, и затряс го-ловой, словно осаждаемая оводами лошадь:
- Слышать всего этого параноидального бреда не желаю!
Ольга обиженно умолкла, и весь последующий день и вечер они почти не разговаривали, обмениваясь скупыми, ничего не значащими фразами.
Утром, «по-шпионски» выглянув из-за шторы на улицу, Борис обомлел. Из серого седана, припарковавшегося у входа в гостиницу, поскользнувшись, и едва не упав, беззвучно матерясь, неуклюже выбрался мужчина, в сером полупальто и чёрной шапочке «найк».
Мысли в голове у Бори хаотично забегали, как муравьи по занимающемуся огнём муравейнику: «Не может быть! Как они смогли так быстро их отыскать! Неужели Ольга… Да нет! Чушь собачья… Нужно срочно уходить. Споры оставим на потом…».
Воробьёв растолкал Ольгу:
- Они здесь. Собирайся! Будем считать, что я тебе временно поверил, так что, не удивляйся.
Пока она одевалась, Борис побросал в дорожную сумку кое-какие вещи, и… плотно завязал глаза Ольги шарфом.

- Что ты делаешь?! - возмутилась она, но тут же осеклась, - просто веди меня, и ничего лишнего не говори.
Через служебный выход они выбрались на задворки здания. На недоумённый немой вопрос двух работников гостиницы Воробьёв брякнул первое, пришедшее на ум:
- Снежная офтальмия. Нужно срочно к врачу.
Поймав такси, он помог Ольге залезть в салон.
- Зажми уши, - шепнул он ей, стараясь не вызывать подозрений у водителя.
Усевшись на переднее сиденье, повернув к тому голову, негромко, почти од-ними губами произнёс:
- В Рязань. Не обижу. У жены сложное заболевание глаз. Нам сказали, что там помогут, только поторопиться надо.
Таксист понимающе кивнул, и вырулив на улицу Ленина, прибавил газу.

***
 
«Эти кретины опять их упустили! Он же нашёл Ольгу. Он видел её глазами убогий номер гостиницы в небольшом провинциальном городке. Направил туда своих людей, и… никого на месте те не застали, - Феликс зло смахнул со столика на две трети пустую бутылку виски, и тяжёлый широкогорлый стакан. Не раз-бившись, посуда шумно покатилась по полу, - но ведь он и сейчас чувствует её. Ольга куда-то едет на машине. Он почти физически ощущает, как клонится из стороны в сторону её тело на поворотах, слышит шум мотора, но перед глазами непроницаемый мрак. Да этот гадёныш глаза ей завязал!», - догадался Феликс.
Нервно заметавшись по комнате, он прекратил своё броуновское движение у панорамного окна: «Зима. Терпеть не могу зиму (там, в своём мире, ему довелось зимовать в окопах. Тогда он отморозил два пальца на правой ноге, и их пришлось ампутировать). Зима, как война. На неё лучше всего по телевизору смотреть, или, на худой конец, из окошка. Глупости какие-то в голову лезут, - Феликс досадливо ударил ладонью по стеклу, - о деле нужно думать!».
Он уселся в кресло, и сосредоточился. «Найдя» Ольгу, вошёл в её сознание. Через несколько минут… или часов? Феликс открыл глаза. Голова жутко болела. Ничего важного для себя он не узнал. Теперь беглецы шли пешком, судя по зву-кам, какого-то довольно крупного населённого пункта. Разговаривали они мало, избегая даже намёков на своё теперешнее местоположение. И это ещё пол беды. Вдалеке от него Ольга не была столь уязвима, и всеми силами боролась с его присутствием в своём сознании. О двойнике вообще речи не шло, между ним и Феликсом связь полностью оборвалась, тот словно железобетонной стеной отгородился. Феликсу почувствовал себя неуютно. Впервые в этом мире у него появился противник, способный противостоять его воле и даже немалым магическим навыкам.
В тот день Феликс напился до не вразумления, пытаясь алкоголем заглушить головную боль и пока не привычный, зашевелившийся где-то под ложечкой влажный, липкий, вызывающий чувство омерзения страх.

***

В Рязани Боря снял «угол» у женщины, примерно, его лет, но выглядевшей старше, с измождённым лицом, запавшими глазами, и неопределённой, из-за мешковатой одежды фигурой.
В квартиру Боря привёл Ольгу с завязанными глазами.
- Вот уж сюрприз, так сюрприз! – по-своему поняла ситуацию хозяйка, - мо-лодая не нарадуется.
Прикрыв дверь крохотной комнатки, с убогой обстановкой, Борис задёрнул ситцевую занавеску на окне, и только потом снял повязку с глаз спутницы.
- Весёленько, - констатировала Ольга, когда наконец-то «обрела» зрение.
- Не Континенталь, но жить можно, - Боря изобразил на лице улыбку отправ-ляющегося на строительство БАМа комсомольца с агитационного плаката.
- Что дальше? Ты ведь понимаешь, что бесконечно так продолжаться не мо-жет? – Ольга на показ зажмурила глаза, Феликс всё равно найдёт способ нас вы-числить.
- Знаешь, мне, честно, всё это надоело! – Борис в сердцах ударил ладонью по стене, - найдёт, так найдёт. Разберёмся! Я хоть и не из самых удачливых, но за нас постоять сумею.
- Ты хороший, я даже вижу тебя по-другому, хотя вы внешне копия друг друга, - она неожиданно потянулась к нему, и поцеловала в уголок рта, - но Феликс рафинированный негодяй, и с открытым забралом он с тобой сражаться не будет.
- Ну, я тоже на турнир его вызывать не собираюсь. Сделаем так…
В Рязани, взяв «тайм-аут», они пробыли неделю. Ольга, вынужденно не вы-ходя из дома, успела подружиться с хозяйкой квартиры, и её десятилетней до-черью.
- Никогда не думала, что так ужасно можно жить, - поделилась она мыслями с Борисом. Работы в городе нет, Настя, так звали хозяйку, перебивается случай-ными заработками. Муж, не то сгинул, не то сбежал, он у неё дальнобойщиком работает. Дочка болеет, а лекарств купить не на что. Я, к своему стыду, и не знала, что есть люди, которые в такие условия поставлены. Это не жизнь – прозябание.
- Таких больше, чем пол страны. С высоты «Города Столиц» это не особо-то и заметно.
- Ну, зачем ты так? Я же не фифа какая-то. Просто жизнь у меня иначе сложи-лась, - обиделась Ольга.
Боря, помня о её «авансе», приобнял девушку за плечи, и поцеловал в висок:
- Да ни в чём ты не виновата. Просто кому-то везёт, а кому-то не очень. Мне, вот, в первый раз в жизни несказанно повезло… я встретил тебя.
Не лучшее было место, но, как говориться, с милым рай и в шалаше…
Утром, когда Борис ушёл сделать кое-какие покупки, Ольга вышла на кухню. Настя, готовя нехитрый завтрак, пряча за ухмылкой незлую зависть, посетовала:
- Доче пришлось сказать, что зубы у тебя ночью болели. Стонала, как трав-мированная.
- Простите, - Ольга покраснела до корней волос.
- Да, пустое, дело житейское. А мужик у тебя ладный, не знаю, как он в работе, но судя по тебе, с остальным у него всё в порядке,  - снова усмехнулась Настя.
- Что есть, то есть, а с делами как-нибудь разберёмся, - Ольга поморщилась, вспомнив о Феликсе, и дамокловым мечом висящей над ней и Борей опасностью.

***

Феликсу приснился кошмар. Он снова оказался в своём мире. Только что за-кончился артобстрел, уши, словно ватой, заложило от грохота разрывающихся повсюду снарядов, ноздри щипало от кисло-приторного запаха тротила. Точными попаданиями перебило почти всех, в окопной линии, где он и его взвод держали оборону. Командира тяжело ранило. Тот полз по скользкому дну окопа, зачем-то пытаясь дотянуться до своей валяющейся в грязи, оторванной выше локтя руки. Феликс крикнул санитаров, и выглянул за бруствер. Противник, в полный рост, плотными шеренгами шёл в атаку. Оттащив в сторону лежавшие вповалку трупы пулемётной прислуги, он расчистил «гнездо» от засыпавшей его земли, зарядил холщовую ленту с патронами, и взявшись за вытертые до дерева, некогда лакированные рукоятки управления пулемётом, приник к прорези в защитном щитке. Враги были уже совсем близко. Феликс, прицеливаясь в середину тел атакующих, видел пряжки их ремней, латунные пуговицы на грубой ткани шинелей, длинные полы которых были забрызганы грязью. Он поднял глаза выше… Мозг готов был взорваться, отказываясь принимать увиденное. На Феликса, шеренга за шеренгой, надвигался он сам. У всех, без исключения, наступавших было его лицо! Он не мог ошибиться. У каждого был даже посе-ревший от грязи пластырь на левой щеке. Санитар заклеил им царапину, полу-ченную Феликсом от щепы, отлетевшей от взорвавшегося зарядного ящика.
«Этого не может быть! – подумал он, сползая спиной по сырой стенке окопа. – А как же Москва, Ольга…».
Подскочив на диване, он непонимающе уставился в не зашторенное пано-рамное стекло, за которым светились разнотонные прямоугольники окон близ-стоящих небоскрёбов. «Это всего лишь сон! Дурной сон, и больше ничего».
 Спать больше не хотелось. Он привычно «поискал» Ольгу. Феликс зарычал, как дикое животное, увидев её глазами ласкающего её двойника. Это было уже чересчур. «Это ничтожество, само о том не подозревая, отняло у него всё! Удачу, женщину, к которой он, удивляясь себе, так сильно привязался. «Уничтожить! Чтобы памяти о нём не осталось! - Феликс, натыкаясь на мебель, забегал по по-лутёмной квартире, - лично убью гада! А Ольга, за измену, плётки отведает, чтобы неповадно было по чужим койкам прыгать!».

***

Обменяв валюту, Боря, особо не капризничая, купил кое-чего из одежды, смущаясь, выбрал на лотке местного рынка пару комплектов женского белья у симпатичной толстухи, поджавшей губы после приблизительно названных им раз-меров. Странно, но после близости с Ольгой, он, выражаясь высокопарным «штилем», так-таки жаждал встречи со своим двойником-противником. «Пусть всё решится. Проиграть нельзя. На кону стоит слишком много – будущее Ольги». О своей судьбе он  и  не помышлял. Что его теперь унылая жизнь без неё? «Конь вороной»! 
Решение пришло неожиданно. Ему припомнился сюжет американского блокбастера «Жена астронавта», с Шарлиз Терон, в красоте ещё бы посоревно-вавшейся с Ольгой, но это так, мысли «загулявшего поэта». Бориса заинтересо-вала не сама голливудская кинодива, а способ, которым она расправилась в фильме режиссёра Рэнда Рэвича, с инопланетянином, завладевшим телом её мужа.
 У Бориса в Москве был один из его малочисленных приятелей, преуспеваю-щий художник, без особого энтузиазма нечасто продававший свои работы на вернисаже в Измайлово, но востребованный на «западе». Борис нередко зависал, подвыпивши, у того в гостях, и хорошо помнил его студию. Огромные филёнчатые окна, пол, большого, по меркам квартиры Воробьёва, помещения, был залит полированным бетоном полом. В студии, стараниями хозяина, были устроены туалет и ванная комната. Художник отъехал в «Туманный Альбион», продавать картины, а ключи от студии доверил ему, Боре Воробьёву.
То, что Борис забыл о студии и ключах, в свете с ним приключившегося, по-нятное дело, позабыл, а вот сейчас, назревши, вспомнил. Не чуя ног, вернулся домой
- Собирайся, едем!, - кивнул он Ольге , - вы уж простите нас. Деньги за месяц оставьте себе. Так получилось, попрощался, он с Настей.
Завязав глаза девушке, он довёл её до ожидающего их такси. Через несколько часов Боря привёл Ольгу в студию товарища, развязал ей глаза - Неплохие работы, оценила она висящие по стенам помещения картины.
- Да, Сашка талантливый художник.
- Что мы здесь делаем? -  Ольга, медленно передвигаясь, продолжала рас-смаривать картины.
- Сядь на стол, и подожми ноги.
- Зачем?
- Потом поймёшь.
Борис прошёл в ванную, и развернув кран на пол, включил воду.
- Как ты думаешь, обувь с кожаной подошвой пробивает ток? – спросил он девушку, не особо надеясь на исчерпывающий ответ.
- Понятия не имею, - пожала плечами Ольга.
- Ладно. Зови его.
-  Ты уверен?
- Да.
Ольга, даже почувствовав себя плохо, вышла на контакт с Феликсом.
- Я скоро буду, - сказала она его, Бориса, голосом.
Тот, находясь на взводе, этого даже не заметил.

***
Феликс  ликовал. Ольга сама вышла с ним на связь: «Не пришёлся, видать, ко двору нищий любовничек. Вон, по каким «хоромам» барышню  возит! А с её глазами он хорошо придумал, да только девочка свой выбор сделала, с нищебродом-неудачником жизнь коротать, видно, не понравилось. Сейчас он с ним, сам, без идиотов, разберётся, Ольгу подмышку, и в Перу, или Аргентину. Зацепила она двойника! А как говаривал помощник президента Никсона Чак Колсон: «Если вы взяли кого-то за гениталии, остальные части тела придут сами. Жди меня, Борюсик».
Феликс вызвал такси, и отправился по «названному» Ольгой адресу.
Он нашёл их по названному Ольгой адресу. Они, как птенчики, сидели на столе, поджав ноги.
- Что? Перепугались? – Феликс удовлетворённо улыбнулся, - Ольга, ко мне! – он не обратил внимания на залитый водой пол.
- Давай! Пока он колдовать не начал! – вцепилась Ольга в руку Бориса.
Воробьёв, слегка подрагивающими руками, воткнул вилку в переноску, обо-рванные концы которой лежали в заливающий, из открытых кранов душевой водой пол.
Феликс так ничего и не понял. Перед глазами вспыхнуло ослепляющее оранжевое облако, и он вновь оказался в окопах всё той же войны его измерения, из которого его занесло в непонятный, но полюбившийся ему мир.
Боря и Ольга,  не веря глазам, смотрели на место, где только что находился Феликс.
- Так просто? – прижалась к плечу Бориса Ольга.
- Ты не в курсе, что я Гудвин, великий и ужасный?
- Дурак ты… но любимый.
***

- Борь! – выглянула из кухни Ольга, - в холодильнике шаром покати. Пока у нас ещё, какие-никакие деньги остались, сходил бы в магазин, чего не то из продуктов прикупил.
Воробьёв с театральным надрывом вздохнул, поднялся с дивана, и сунув ноги в тапочки, по-стариковски зашаркал в прихожую.
На улице уже уловимо пахло весной, из-за ещё по-зимнему тяжёлых туч робко выглядывало солнышко, пронзая лучами осевший, ноздреватый снег на газонах.  В «Перекрёстке», по случаю начавшихся выходных, проходили всевозможные «акции», народ азартно затаривался продовольствием.
Боря, лавируя между граждан, толкающих тележки со снедью к выходу, про-сочился внутрь супермаркета, безразлично мазнул взглядом по притулившемуся у стены прилавку, с нагловато-призывной надписью: «НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО! БЕСПРОИГРЫШНАЯ ЛОТЕРЕЯ!», и прозрачным барабаном на нём, до половины заполненном красно-белыми прямоугольничками, который лениво покручивала скучающего вида девица.
- Возьмите билетик, - приятно улыбнулась она Борису.
- Почему бы и нет? – ещё не веря, что так легко согласился на безусловно бесперспективную авантюру, растянул тот губы в ответной улыбке.
- Вот, - девушка энергично крутанула барабан, - тяните, который приглянулся.
- А выберите вы, - предложил Воробьёв.
- Нет, покачала головой девица, - у меня рука тяжёлая, никогда не выигрываю.
- Да я тоже не из везучих, - признался Борис, выцепил первый попавшийся билет, надорвал плотную бумагу, и развернул гармошку листка… «СТО ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ», убористым шрифтом значилось на бумажке.
Ошарашенно таращившемуся на билет Воробьёву, в жизни не державшему в руках такую сумму денег, почему-то припомнился случай из времён студенческой молодости. Как-то раз, его, до кучи, пригласили на день рождения к одному «мажору» с их курса. Ничего «выходного», кроме двух-трёх пар новых носков, в Борином гардеробе не нашлось. Вот одну-то из них, со странным чувством, сродни благоговению, с которым вельможа надевает парадный камзол, отправляясь на приём к «самому», он и натянул на предварительно вымытые ступни ног.
«Это сколько же пар носков на эти деньжищи можно купить?», - озадачился подсчётом Борис, и не решившись заявить о выигрыше, убрал билет во внутрен-ний карман куртки, и забыв сделать покупки, мелкой рысцой припустил домой, поделиться с Ольгой неожиданно, как снег с крыши в апреле, рухнувшей на него удачей.











































Боря Воробьёв уже который день пребывал в перманентном сплине. Причиной тому была не постоянная череда преследовавших его неудач, с этим он с годами как-то свыкся, а один случай, произошедший с ним на прошлой неделе, что подтолкнуло Бориса к доскональному анализу всей его прежней, начиная с нежного возраста, жизни. Результат произвёл на него ошеломляющее впечатле-ние. Герой Пьера Ришара, из кинофильма Франсиса Вебера «Невезучие», блекнул в сравнении с ним, Воробьёвым, которого всевозможные напасти сопровождали, едва ли не с самого рождения, на протяжении всех прожитых им неполных тридцати пяти лет. Единственно, что уравнивало Борю с Франсуа Перреном, так это способность каким-то непостижимым образом выбираться из свалившихся на голову проблем, не без потерь, но избегая, казалось бы, неотвратимого летального исхода. Другое дело, что Воробьёв, в отличие от Перрена, очень болезненно переносил каждый свой промах, в противостоянии с ополчившимся на него миром.
Борис был рослым, физически крепким от рождения, с приятными, правиль-ными чертами лица. С мозгами у него тоже всё было в полном порядке. Вот только везение обходило его стороной, словно Пандора некогда открыла пифус, с заключёнными в нём бедствиями, не столько из любопытства, сколько для того, чтобы отравить существование родящемуся века спустя Боре Воробьёву.
За свою жизнь он несколько раз ломал руки и ноги, попадал в аварии, под-вергался разбойным нападениям. Боря рано потерял родителей. В доставшуюся ему от них в наследство квартиру регулярно проникали, словно у столичных и залётных воров было признаком хорошего тона побывать в его жилище. Пожи-виться там давно уже было особо нечем. Работу он терял чаще, чем лазали к нему домой, причём, вины самого Воробьёва в этом не было. Он, всё же умудрившись получить образование, считался толковым, исполнительным специалистом. Госконторы и частные фирмы, куда он устраивался, через некоторое время закрывались, или банкротились. Складывалось впечатление, что сопутствующее Борису невезение транспонировалось и на места его работы. Благо, что никому, кроме него самого, не представлялось возможности провести параллель между его появлением, и крахом предприятия. Земля слухом полнится. Узнай кто, что он «Иона», его бы и на порог отдела кадров не пустили. Пришлось бы заниматься собирательством, или просить милостыню.
По причине тотального невезения, у Бориса и с семьёй не сложилось. Жен-щины, с которыми он заводил знакомства, к слову сказать, поначалу охотно принимавшие его ухаживания, обладая природным чутьём, очень скоро пони-мали, что с парнем что-то не так, и прерывали с Воробьёвым всяческие отноше-ния.
Несмотря на всё это, жизнь не сломила Бориса. «Неудачник это тот, кто сам таковым себя считает, - нередко, как мантру, повторял он, - у всех бывают не-приятности. Недаром говорят, что жизнь, как зебра, состоит из чёрных и белых полос. Мне и не повезло всего-то один только раз… вместо зебры я оседлал во-роного коня».
Так бы и шло всё своим чередом, если бы не вышеупомянутый случай. Бес-цельно болтаясь по городу (хозяин шарашки, в которой Воробьёв проработал чуть больше двух недель, задолжав работникам зарплату за три месяца, скрылся в неизвестном направлении. Пока суть да дело, контору прикрыли, распустив сотрудников по домам), Борис оказался в Москва-сити. Захотелось, с чего-то, поближе рассмотреть это инородное новообразование.
Около комплекса «Город Столиц», напоминающего поставленные друг на друга неумелой детской рукой кубики, Боря испытал настоящий шок. У одной из башен, в нескольких метрах от него, припарковался, по виду, баснословно доро-гой автомобиль. Из-за руля вылез мужчина, примерно его лет, обошёл машину, и галантно распахнул дверь с пассажирской стороны. Оперевшись на его руку, с сиденья поднялась сногсшибательной красоты молодая женщина. «Меня бы к такой и с опахалом не подпустили…», - подумал было Воробьёв, но случайно мазнув по нему взглядом, армида удивлённо распахнула глаза, и замерла, словно увидела приведение. Заметивший её заминку кавалер недовольно повернул голову в направлении причины, вызвавшей задержку…
Боре показалось, что он сходит с ума. На него недобро смотрел он сам, Борис Андреевич Воробьёв, собственной персоной. Ошибки быть не могло. Ни стильная причёска, ни брендовый костюм не смогли помешать ему узнать в этом лучащемся успехом человеке самого себя, да и реакция его спутницы была лучшим тому подтверждением.
Наваждение длилось всего несколько секунд. Мужчина резко отвернулся, подхватил женщину под руку, и чуть ли не силой, потащил её за собой, быстро зашагав ко входу в здание.
Борис, приходя в себя от увиденного, столбом остался стоять на месте. Про-исшествие настолько выбило его из колеи, что о продолжении прогулки не могло быть и речи. Дойдя до станции метро, Воробьёв поехал домой, всю дорогу размышляя о встрече со своим двойником.
С детства приученный родителями к чтению, Боря и сейчас читал много, хоть и бессистемно. Услужливая память выдала всё, что он когда-либо прочёл об фе-номене двойников. Ему припомнилась статья Николая Дегтярёва, врача-генетика, автора книг о клонировании и генной инженерии. В ней тот писал о некой схеме, по которой сортируется, отбирается и закрепляется разный генетический материал, о рецессивных генах, пребывающих в «спячке» у каждого человека, о биогенных двойниках, у которых ДНК совпадает до мелочей. В статье Дегтярёв задался вопросами: «Зачем природе повторяться? Почему природа, по непонятной пока причине, «выбрасывает» несколько одинаковых «версий» од-ного человека?», и сам же высказал предположение, что появление идентичных людей запрограммировано природой для стабильности и выживания. Копии с грубыми нарушениями: либо с наследственными заболеваниями, либо с чертами характера, не позволяющими правильно развиваться, изымаются, как не «оправдавшие доверия», и их «убирают». Остальные растут, взрослеют, наби-раются опыта, готовятся к своей миссии. Но если на этом этапе совершенствова-ния две копии встречают друг друга, то может произойти что-то вроде анниги-ляции - копии распадаются. Встретил человек своего двойника, ощутил страх, и одна из копий должна уйти. Обычно либо в результате несчастного случая, либо в результате убийства…».
«Этого мне только не хватало! – Боря затравленно огляделся по сторонам, - то-то эта встреча произвела на меня такое гнетущее впечатление. Надо срочно выпить, а то крыша окончательно поедет».
Выйдя из метро, Воробьёв заскочил в «Перекрёсток», в квартале от своего дома, и прикупил бутылку недорогого коньяка и кое-какие продукты. С деньгами у него пока проблем не было. Женщина руководитель, с прежнего места работы, безошибочно распознав в Борисе рафинированного неудачника, решила от него избавиться, щедро подсластив пилюлю «увольнения по сокращению штата» выплатой компенсации аж за три месяца.
Добравшись до своего, прямо сказать, мало презентабельного жилища, по дизайну застрявшего где-то в конце восьмидесятых, Борис переобулся в потёртые шлёпанцы, прошёл на кухню, и разложил упаковки с полуфабрикатами по полкам утробно урчащего холодильника, едва ли не ровесника хозяина. Прихватив бутылку коньяка и блюдечко с тонко нарезанным лимоном, Воробьёв поспешил в гостиную, к компьютерному столу.
Под коньячок с лимоном Боря проштудировал с пару десятков статей о двойниках. Прочитанное ему совершенно не понравилось, особенно то, что по-давалось с точки зрения приверженцев мистики:
«Мистики называют эти случайности судьбой. В чем-то они правы. Если двойники выполняют свою линию развития, если они должны до чего-то дорасти, кем-то стать, то не все могут прийти к финишу. Не может быть двух Пушкиных или Пугачевых…».
«Встреча со своим точным подобием сулит разнообразные несчастья, и даже смерть. Говорят, незадолго до кончины, своих двойников видели русские импе-ратрицы Екатерина Вторая и Анна Иоанновна, лорд Байрон и менее известные личности. Роковая встреча была и у поэта Перси Шелли, мужа известной писа-тельницы Мэри Шелли. Катаясь по озеру, Перси увидел, что в одной из прогу-лочных лодок сидит его точная копия. Вернувшись на берег, Шелли рассказал об этом случае друзьям. Те сочли встречу дурным предзнаменованием... В тот же день поэт утонул».
«Двойники – это плод работы человеческого подсознания. Когда человек встревожен или предчувствует собственную смерть, он испытывает негативные эмоции, которые могут быть настолько сильными, что материализуются в ре-альном мире в виде двойника».
Научные, околонаучные статьи и якобы подтверждённые факты тоже не по-радовали:
«Несколько лет назад в Праге под трамвай попал мужчина. Пострадавший был зеркальным отражением задавившего его водителя трамвая Иржи Глоубека. После экспертизы выяснилось, что у обоих участников происшествия одинаковая группа крови, строение тела и даже список заболеваний. Ровно год спустя Глоубек скончался от инфаркта в возрасте сорока восьми лет.
«По неофициальным данным, каждый человек в мире может иметь до шести двойников, при этом вероятность встретиться с одним из них составляет 9%».
Повеселил, разве что, случай с Чарли Чаплином. Комик инкогнито принял участие в конкурсе своих двойников, и… занял третье место.
- Всё! Хватит с меня этой мути. Вон, монитор и тот, уже двоиться начал, - Бо-рис, незаметно для себя, уже оприходовал бутылку, - пойду-ка я спать.
Добравшись до спальни, и частично раздевшись, он рухнул на охнувший под его весом диван, помнивший Борю ещё студентом-первокурсником.
Воробьёву снилось, что он опаздывает на очень важное для него собеседо-вание. Он вызывает по телефону такси, выходит из подъезда, и садится в уже подъехавшую машину. Занятый мыслями о предстоящем разговоре с работода-телями, он обращает внимание на водителя, только по приезде на место… За рулём, неприятно осклабясь, сидит он сам.
- Не возьмут тебя на работу, - мерзко ухмыляясь заявил двойник, его, Бориса, голосом, - ты не оправдал оказанного тебе доверия! Получше тебя кандидатуры найдутся. Нас, как-никак, шестеро, против одного неудачника.
- А как же я? – жалобно всхлипнул Боря.
-А тебя мы аннигилируем. Не может быть двух Пушкиных или Пугачевых… - таксист достал из-под сиденья пистолет с глушителем, и направил его на Воро-бьёва.
«Из «пушки» по Воробьёву», - глупо хихикнул Борис, и проснулся.
Голова шумела с похмелья, во рту пересохло, а язык воспринимался инород-ным телом. Да ещё этот дурацкий сон…
- Чёрт! – подскочил Борис на постели, от чего всё вокруг поплыло у него перед глазами, - я же вчера и вправду двойника своего видел. Не привиделся же он мне? Да и у фемины его при виде меня чуть челюсть не отвалилась. Я вроде не квазимодо какой, да и профессор Ламброзо моей физией вряд ли бы заинте-ресовался. Выходит, она тоже заметила, что мы на одно лицо, - Боря осторожно принял сидячее положение, - а двойник-то хорош! Барышню в охапку, и дёру, будто кошелёк у меня спёр!
«Жизнь он у тебя спёр, а не кошелёк…», - прервала его ещё не вполне трезвое веселье неожиданно промелькнувшая мысль.
Вот эта мысль и подтолкнула Бориса к инвентаризации своего несуразного бытия, будь оно не ладно, а как следствие, к продолжению злоупотребления спиртными напитками, чего за ним раньше не водилось.
На четвёртый день, не привыкший к таким обильным возлияниям организм взбунтовался, и Боря провёл какое-то время в неудобном положении над раз-верстым зевом унитаза.
- Enough! Верхи уже не хотят, а низы вообще не могут, - перефразировал сформулированное вождём мирового пролетариата понятие Воробьёв, и по-плёлся в душ.
Сквозь шум воды ему послышался переливчатый звук дверного звонка. «Может, я соседей заливаю? - всполошился Боря, и перекрыв воду, выскочил из ванной, на ходу натягивая на мокрое тело махровый халат.
Причина такого поведения вполне объяснима. Времена, когда кто-либо мог запросто позвонить к кому-то в дверь, канули в Лету. Нынче у людей принято перед встречей предварительно созваниваться, или вынужденно обращаться к жильцу посредством домофона. Привилегия, ломиться непосредственно в дверь, осталась только у соседей, которые, если не являются приятелями хозяина, без нужды звонить в квартиру не станут.
Борис опасливо приоткрыл входную дверь, и снова, как несколько дней назад, впал от увиденного в ступор. На пороге его убогого жилища, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, стояла спутница его двойника.
- Можно мне войти? – незнакомке видимо надоело наблюдать, как Боря изображает рыбу, выброшенную на сушу.
- Д-да… Конечно. Вы проходите, я сейчас! – чирикнул Воробьёв, и метнулся внутрь квартиры.
Наскоро одевшись, и пригладив рукой волосы, он вышел к гостье, судорожно размышляя: «Что бы это всё значило?».
Та уже прошла в гостиную, и недоумённо разглядывала интерьер, стоя по-среди комнаты.
«Да. Не все ещё в нашей стране в апартаментах аналогичных «Городу Столиц» проживают, - неприязненно посмотрел в спину молодой женщине Борис.
Словно почувствовав его взгляд, она обернулась, её губы растянулись в не-уверенной улыбке:
- Я будто домой, к родителям попала!
- Вы явно ошиблись адресом, - не пошёл на контакт Воробьёв. Он уже решил для себя, что визит незнакомки ничего хорошего ему не сулит, - потрудитесь объясниться, чему обязан?
Борис сам себе удивился: «Чего это меня на старорежимный стиль изъяснения потянуло? Хорошо ещё словоерс не ввернул, типа «да-с!»».
Женщина перестала улыбаться, и твёрдым голосом произнесла:
- Я к вам по очень важному делу. Важному, прежде всего, для вас самого. Ну… и для меня тоже, но на данный момент это не столь существенно. Вы обязаны меня выслушать, для вашего же блага.
«Сейчас тоже «да-с!» скажет. Водевиль какой-то, ей Богу! Или она надо мной издевается?», - Боря не знал, что и думать.
- Присаживайтесь, - указал он гостье на кресло. - Чаю хотите?
- Может… позже.
Воробьёв заметил, что она, не услышав вполне ожидаемого: «Позвольте-с вам выйти вон», немного расслабилась.
Он сел в кресло напротив, опасаясь ляпнуть нечто вроде: «Николай Ильич Снегирев-с, русской пехоты бывший штабс-капитан-с, хоть и посрамленный сво-ими пороками, но все же штабс-капитан. Скорее бы надо сказать: штабс-капитан Словоерсов, а не Снегирев, ибо лишь со второй половины жизни стал говорить словоерсами. Слово-ер-с приобретается в унижении…».
«Что это меня с этими словоерсами сегодня переклинило? Не иначе побочный эффект запоя», - досадливо поморщился своим мыслям Борис, и поощрительно кивнув визави, изобразил на лице внимание:
- Я вас слушаю.
- Меня Ольгой зовут… - не зная с чего начать, представилась женщина.
На вид ей было лет двадцать пять. Тёмная шатенка, похоже, не крашеная, с большими светло-голубыми глазами. Точеный нос, приятный абрис губ, нежная, матово-белая кожа… одним словом, красавица. Боря поймал себя на том, что получает истинное удовольствие, причём без всяких задних мыслей, любуясь её лицом, изящной, естественной позой, которую она приняла, опустившись в об-шарпанное, продавленное кресло «времён Очакова и покоренья Крыма».
- А вас? – Ольга вопросительно вскинула голову.
Занятый своими мыслями, он не сразу сумел ответить на такой простой во-прос:
- Снегир… Воробьёв… Борис… Очень приятно.
- Борис, я прошу вас, выслушайте меня внимательно! – Ольга заметно нерв-ничала, - то, что я сейчас скажу, может показаться сущим бредом, но это чистая правда. Поэтому постарайтесь меня не перебивать, и не поднимайте на смех. Всё очень серьёзно.
- Я постараюсь, - пообещал Воробьёв, и подумал: «Какой уж тут смех! Как бы не заплакать. Вот что ей, богато одарённой природой, обласканной жизнью, нужно от него, увязшего в уже привычном болоте невезения, как муха в сиропе? И как она вообще его нашла? Москва не условный «кривопупинск», у прохожих адреском не разживешься…».
«А действительно, как?», - запоздало удивился Борис.
- Эй! Вы меня слушаете? – Ольга подалась вперёд, и помахала перед его ли-цом ладонью.
- Извините.
- Хорошо. Я повторю. Нет. Не так, - женщина глубоко, как перед прыжком в воду, вдохнула, - сначала я объясню, как я вас нашла. Несомненно, что вас это интересует. Всё очень просто. Ваш адрес, помеченный словом «двойник», я пе-реписала из записной книжки Феликса…
- Феликс это…
- Ваш двойник. Точнее, не совсем тот двойник.
- Как это?
- Ну, он двойник, но не обычный. Не умею объяснить! – Ольга сложила ладони, как при молитве, и досадливо тряхнула головой, - двойник, если это не близнец, уже само по себе не обычно, а в данном случае, необычно в квадрате, даже в кубе! Феликс вообще не из нашего мира.
- ?
- Вы не ослышались, - ответила она на немой вопрос Бори. - Нет. Он не ино-планетянин, принявший ваш облик, и не какая-то мистическая сущность… Он ваша, как это ни странно прозвучит, полная противоположность. Феликс проник сюда из антимира, где белое, это чёрное, а хорошее – дурное. Этакое кривое зеркало, как в повести Виталия Губарева. Там всё со знаком «минус». То, что здесь хорошо, там плохо. А если плохо здесь, то там во сто крат хуже.
- Откуда вы это знаете?
- От Феликса. Он ужасный человек, если это вообще человек. Портрет Дориана Грея, отражавший сущность не стареющего морального вырожденца – рож-дественская открытка, по сравнению с сущностью этого монстра в человеческом обличье, - Ольга, как от озноба, передёрнула плечами.
- Почему же вы вместе? Вас возбуждают плохие парни? – не удержался Борис от ехидного замечания. Он не верил ни единому её слову.
- Феликс угрозами принудил меня стать его… - женщина запнулась, подыски-вая приемлемое определение их отношений, - компаньонкой.
- Теперь это так называется?
- Не ёрничайте. Вы не представляете, в каком аду я живу. Хотя… может, я это и заслужила, - вздохнула Ольга, - он заставлял делать меня ужасные вещи. По крайней мере, один из ваших двойников погиб по моей вине.
- Как?! Ещё один мой двойник? – Бориса уже начал раздражать этот грани-чащий с шизофренией разговор, более уместный для помещения помеченного номером шесть, - Говорите прямо. Зачем вы ко мне пришли? Я не подпольный миллионер Корейко, не власть предержащий чиновник, не декан ВУЗа, способный облегчить учебный процесс какому-нибудь вашему нерадивому родственнику. Может вы квартирная мошенница? Вряд ли. Машина вашего бойфренда стоит в разы больше этой халупы.
При его последних словах Ольга вздрогнула, как от пощёчины, и сверкнув на собеседника глазами, сменила тон:
- Да знаю я кто вы! Вы законченный неудачник, не проработавший ни на од-ном месте больше года. У вас вечно нет денег, вы постоянно попадаете во всякие неприятности. Все ваши начинания и проекты неизменно претерпевают фиаско. Даже женщины шарахаются от вас, как от хронического сифилитика. Дей-ствительно. Уместный вопрос: что мне, - она сделала ударение на личном ме-стоимении, - может быть от вас нужно?
- Вам лучше уйти, - начал багроветь лицом Борис, - как бы там не было, моя жизнь вас не касается.
- Ещё как касается! Только вы способны избавить меня от того кошмара, в ко-тором я нахожусь последние три года.
- Ищите дурака за четыре сольдо! Сейчас я поверю во всю эту чушь, и брошусь спасать прекрасную Рапунцель от своего двойника, который не всамделишный двойник, а коварно проникший сюда из антимира злодей в квадрате, даже в кубе, реализующий во плоти портрет Дориана Грея, и заставляющий бедную девушку направо и налево подводить под монастырь моих настоящих двойников. Я ничего не упустил? Вы себя хотя бы слышите? Могу посоветовать знакомого врача-психоаналитика. Кстати, он тоже законченный неудачник, и будет счастлив, заполучив хоть одного стоящего клиента, - Борис перевёл дыхание, и уже примирительным тоном закончил свой монолог,  - э-ээ… Ольга? Я действительно не самый удачливый человек, в этом я с вами вынужден согласиться, но это ведь априори не делает меня идиотом?
- Все ваши неудачи напрямую связаны с Феликсом. Он крадёт ваше везение, как украл его у трёх других ваших двойников. Когда лимит, если так можно вы-разиться, на удачу заканчивается, он избавляется от отработанного материала. Остались только вы один. Он, как вампир, высосет вас до капли, а потом уни-чтожит. Можете мне не верить, но ваши дни уже идут на счёт. Как-то раз Феликс обмолвился, что несмотря на вашу исключительность, как «донора», видит в вас  некую угрозу для себя, а это значит, что скоро он и от вас постарается избавиться, - Ольга с неподдельным сочувствием посмотрела на Воробьёва.
Может этот её взгляд, а может быть застарелая усталость от одиночества, за-ставили Бориса взять паузу, и продлить минуты общения, с пусть и сумасшедшей гостьей, на некоторое время.
- Чай с баранками будете? – поднялся он из кресла.
Не услышав в его голосе прежней агрессии, она благодарно улыбнулась, кивнув головой:
-Буду.
Воробьёв гостеприимно выпорхнул на кухню.
Какое то время они молча пили чай из разномастных кружек, мамин чайный сервиз «Розовая сирень», на двенадцать персон, украли три года назад, а потом, поначалу робко, начали обмениваться  нейтральными репликами, не сговарива-ясь, не затрагивая щекотливую тему.
- Ольга, вы москвичка?
- Не совсем. Здесь я три года, а до этого жила в Риге.
- Вы латышка? Я заметил лёгкий акцент.
- Мама латышка, а отец русский.
- Вот такой симбиоз и являет на свет такие лица, - покивал головой Боря.
- Какие?
- Такие. Некоторая русская округлость, подкорректированная европейской излишней жёсткостью, компенсирует друг друга, приводя к практически абсо-лютной гармонии.
- Это вы мне так витиевато делаете комплимент? – Обнажила Ольга без-упречные зубы в улыбке.
- И в мыслях не было. Это констатация факта, - смутился Воробьёв.
Они просидели так около часа. Ольга оказалась интересной собеседницей, и Воробьёв, на время забыв о причине её визита, наслаждался забытым ощуще-нием от общения с умной и красивой женщиной.
Перед уходом Ольга записала на клочке бумаги номер его телефона, одной фразой разрушив иллюзию свидания симпатизирующих друг другу, недавно по-знакомившихся людей.
- Феликс постоянно просматривает информацию на моём айфоне, и осто-рожность не будет излишней, - пояснила она свои действия, пряча бумажку в складках носового платка.
Боря невольно поморщился, решив, что она хочет вернуться к неприятной теме, но Ольга только вздохнула,  потянувшись к нему, мягко коснулась его лица кончиками пальцев, и прямо глядя ему в глаза, словно гипнотизируя, отчётливо артикулируя, произнесла:
- Берегите себя. Вы в большой опасности.
Не дожидаясь ответа, она поднялась с места, прошла в прихожую, и вы-скользнула за дверь, оставив Воробьёва сидеть с открытым ртом, действительно собиравшегося дать отповедь её параноидальным бредням.
В последующие несколько дней ему пришлось в корне пересмотреть своё отношение к предостережению Ольги. Как-то поздно вечером, возвращаясь к себе от одного из немногочисленных приятелей, в скверике, напротив его дома, Воробьёва встретили трое каких-то отморозков, завязали драку. Парням было невдомёк, что «терпила», с детства подвергавшийся подобным нападениям, настолько преуспел в умении постоять за себя, что ему хватило с полминуты времени, чтобы разложить их отдыхать по кустикам. Ещё через два дня его чуть не сбила машина, как чёрт из коробочки, выскочившая из подворотни, а на другой день, когда он проходил мимо реставрируемого здания, в полуметре от него рухнули строительные леса. С Борисом и раньше бывали подобные случаи, но разбросанные в значительных временных промежутках. Такого же повального «экстрима» он, как ни старался, припомнить не смог. Volens nolens, пришлось вернуться в памяти к недавнему разговору с Ольгой, и несмотря на фантасмаго-ричность её рассказа о Феликсе и антимире, отнестись к её словам более серь-ёзно. «Похоже, после встречи со мной, наш антигерой занервничал, и решил больше не испытывать судьбу. Нет человека – нет проблем», - невесело раз-мышлял Воробьёв.
Нет. Он упрямо отказывался верить в иные миры, украденное везение, и прочие «шокирующие гипотезы». Пусть их развешивают по ушам обывателя Игорь Прокопенко и Анна Чапман, получая с этого неплохие дивиденды. Борис постарался найти рациональное объяснение происходящему: «Итак. Что мы имеем? От существования двойника не отмахнёшься. Это не моё разыгравшееся воображение, не галлюцинация, и не синдром Кандинского-Клерамбо, Ольга клятвенно подтвердит наличие Феликса. Также можно предположить, что этот Феликс, мой двойник, действительно отъявленный негодяй, и угрозами, или шантажом принуждает Ольгу к непосредственному участию в своих тёмных де-лишках. Встречу со мной Феликс использовал для того, чтобы запугать, и окон-чательно подчинить легковерную женщину своей воле, наврав ей об антимире и своих сверхспособностях. Печально, но по-моему у Ольги не всё в порядке с го-ловой, раз она безоговорочно поверила всему, что наплёл ей этот тип. Она находит в его записной книжке мой адрес, и приходит предупредить о грозящей мне опасности, возможно, небескорыстно, надеясь, что я помогу ей каким-то образом избавиться от своего мучителя. Как, когда и откуда у того оказались мои координаты, оставим за скобками. Судя по авто, человек он далеко не бедный, а в нашей стране за деньги можно раздобыть любую информацию, впрочем, как и в любой другой. Допустим, Феликс, в полной мере не доверяя Ольге, установил за ней слежку. Ему доложили, что она приходила по моему адресу. Опасаясь, что я мог узнать от неё какую-то его недопустимую к огласке тайну, Феликс принял решение меня ликвидировать… Пока всё логично, хотя и попахивает низкопробным триллером. Эх! Хорошо бы было хоть ещё разок встретиться с Ольгой, возможно, у неё есть какие-нибудь полезные сведения о планах Феликса на мой счёт, да и вообще… Обидно, пропадать вот так, случайно перейдя кому-то дорогу, даже не будучи в курсе закрутившейся вокруг тебя интриги».
На всякий случай Борис стал вести себя осторожней. Не выходил на улицу в тёмное время суток, держался людных мест, и внимательно оглядывался по сторонам, переходя дорогу. Неопределённость лишала душевного равновесия. Если парни в скверике, машина и строительные леса дело рук Феликса, то на этом тот не остановится, и непременно доведёт дело до конца. Понятно, что такое положение вещей оптимизма, и в без того не радужную жизнь Воробьёва, не добавляло. «Еще немного, и я от собственной тени начну шарахаться! - злился он, ощущая себя птицей подранком, обречённо готовящейся к встрече с разыскивающим её охотником. Невозможность хоть что-то предпринять, раз-дражала. «Ну, не торчать же мне огородным чучелом напротив «Города Столиц», поджидая Феликса? – сетовал Воробьёв, - допустим, я его увижу, а дольше-то что? Подойти, заговорить с ним… О чём? Обвинить его в организации на меня покушений? На основании чего? Что я имею ему предъявить? Да он пошлёт меня куда подальше, а то ещё и полицию вызовет. Несомненно, что встреча двойников станет достоянием общественности. Какой-нибудь репортёришка из бульварной газеты осветит это «эпохальное» событие. Хиленькая сенсация максимум на день, сродни: «Вчера на площади Свердлова попал под лошадь извозчика №8974 гр. О. Бендер». Ну, и? В итоге – пшик». Как Борис не напрягал мозги, ни одной мало-мальски стоящей мысли на ум не приходило.
Возвращаясь из «Перекрёстка», запасшись продуктами на неделю, Воробьёв обратил внимание на новенький «мини купер», этакую дорогую игрушку для ну-воришей, припаркованный на подъездной дорожке к его дому. Пройдя мимо машины, он едва сумки из рук не выронил, когда у него за спиной раздался пронзительный звук клаксона. Борис машинально обернулся и, сквозь бликующее на солнце лобовое стекло автомобиля увидел, что водитель, энергично же-стикулируя, пытается привлечь его внимание. Неуверенно сделав несколько ша-гов к машине, Боря разглядел за рулём Ольгу.
- Садитесь быстрее! У нас мало времени, - приспустила она стекло.
Воробьёв неуклюже протиснулся в салон, поставив сумки со снедью на коле-ни. Перья зелёного лука, торчащие из пакета, оказались на уровне его глаз, делая похожим на разведчика, наблюдающего за противником из засады.
- Здравствуйте. Я как раз хотел с вами поговорить…
- Позже поговорим, - перебила его Ольга, лихо сдавая задним ходом.
Вырулив на шоссе, она влилась в плотный поток машин, постоянно погляды-вая в зеркало заднего вида.
- Что-то случилось? – наблюдая за ней, не удержался от вопроса Борис.
- Случилось. Феликс узнал, что я к вам приходила. Он был вне себя. Грозился на цепь меня посадить… Сегодня утром ему кто-то позвонил. По его тону, и об-рывкам разговора, он метался по квартире, как  разъярённый зверь по вольеру, было понятно, что у него возникли какие-то серьёзные проблемы. Он забрал у меня ключи от квартиры, и куда-то уехал. Я давно сделала дубликаты, так, на всякий случай, выждала немного, и сбежала, - выпалив всё на одном дыхании, Ольга ненадолго замолчала, - простите меня, я вас, подставила. Так, кажется, это называется? Феликс в запале признался, что давно приставил за мной согляда-таев, которые докладывали ему о каждом моём шаге. Так он узнал о моём визите к вам. Теперь вы ещё в большей опасности, чем раньше. Феликс думает, что мы с вами вступили в сговор против него. Мне-то он ничего не сделает, а вот с вами…
- Похоже, что он уже распорядился на мой счёт, - Боря испытывал странное, точнее, неуместное удовлетворение, от подтверждения верности своих мыслей.
- О чём вы? – непонимающе посмотрела на него Ольга.
Воробьёв рассказал ей о произошедшем с ним в последние дни. В том, что это не обычное его невезение, он уже не сомневался.
- Назад я не вернусь, - энергично помотала головой из стороны в сторону Ольга. – Давайте, мы убежим вместе. Может, вы знаете место, где мы можем укрыться? Я, признаться, кроме Москвы и заграницы нигде не была, и понятия не имею, куда лучше поехать.
- Вы это серьёзно? – Борис был явно не готов к столь радикальным измене-ниям в своей жизни.
- А что вам терять? Ни родных, ни близких. У вас даже домашних питомцев нет. За любимую работу, по причине отсутствия таковой, вы не держитесь. Наверное, вы сочтёте мои слова бестактными, но это правда, и вы об этом знаете.
- Вот, умеете вы ободрить в трудную минуту, - решил на этот раз не обижаться на товарку по несчастью Воробьёв, - прямо на душе полегчало.
- Простите меня, пожалуйста, - Ольга отпустила руль, и прижала руки к груди, - я нарочно так резко высказалась, чтобы вы согласились на моё предложение.
- Странная у вас, женщин, логика! – пожал плечами Борис, - для того, чтобы заручиться моей поддержкой в вашей авантюре, вы ничего лучше не придумали, чем опустить моё эго ниже плинтуса.
- Так вы согласны со мной уехать, или нет? – Ольга упрямо поджала губы.
- Сударыня! С моими-то деньгами и до Звенигорода не доедешь! - припом-нилась Борису пьеса Островского.
- О деньгах не беспокойтесь. Я не только дубликаты ключей от квартиры сде-лала, от сейфа Феликса тоже…
- Вы предлагаете мне путешествовать за ваш счёт? Неужели в ваших глазах я мизерабль? – дурашливо надул щёки Воробьёв.
- В моих глазах вы человек, чья жизнь висит на волоске, и щепетильничать в подобной ситуации, по меньшей мере, неуместно, - не приняла шутки Ольга. – Итак. Деньги у нас есть. Транспорт тоже, - она похлопала ладонью по рулю. По-казывайте дорогу. Я за МКАД ни разу не выезжала.
- А-аа! Была, не была! – решился Боря, - сначала на эту самую МКАД, а с неё свернём на Новокаширское шоссе, и на Мичуринск, бывший Козлов.
- А что там? – Ольга заметно расслабилась, поняв, что Борис принял-таки ре-шение пуститься с ней в бега.
- Наследственное имение.
- ?
- Избушка там на курьих ножках стоит без окон, без дверей… - с интонациями провинциального актёра продекламировал Воробьёв.
- А серьёзно?
- Я серьёзен, как никогда. Дядя по матери оставил мне в наследство домишко в деревне под Мичуринском. Я там только раз и был, когда права на наследство оформлял. Дому лет сто, с лишним, но пока не развалился, умели раньше строить. Один из моих предков «рэволюционными» идеями загорелся, взялся раскачивать столпы самодержавия. Самодержавие обиделось, и отказало ему в праве проживать в обеих столицах и нескольких десятках других городов. Вот он и осел под Козловом. Построил дом, и зажил созерцательной жизнью. Потом революция, то-сё… Словом, домик у него не попалили, и не реквизировали, как у пострадавшего от кровавого царского режима, - поделился Борис со спутницей частью истории своей семьи.
 Они залили полный бак на заправке Татнефть, километрах в семи от МКАДа, закупили в притулившемся тут же магазинчике продукты в дорогу. Борины по-луфабрикаты для перекуса в движении не годились. Без малого сто километров Ольга гнала свою коробчёнку  по федеральной трассе М 4. Из Московской обла-сти шоссе слегка завернуло в Тульскую. Машина, словно корабль покатые оке-анские волны, преодолевала спуски и подъёмы холмистой местности. Рязанская область. Ольга сбросила скорость. Дорога здесь была не в пример хуже подмос-ковной. Поселок Электрик, ровно половина пути до Мичуринска. Тамбовская область, деревня Изосимово, за которой шоссе поворачивало на Мичуринск.
Борис смотрел на проплывающие мимо перелески, радующие глаз осенним разноцветьем, изредка перебрасываясь с Ольгой короткими репликами.
Город они объехали стороной, свернули на разбитую, с потрескавшимся ас-фальтом дорогу, километров через семь сменившуюся грунтовкой.
- Дожди зарядят, на вашей лайбе и километра здесь не проедешь, в первой же луже по крышу утонет. Как говорится, жизнь в уездном городе начинается, когда туда входит гусарский полк… И вот уже лет, как двести с лишним, замирает до зимы, когда просёлки по осени превращаются в грязевое месиво. Лёгкая кавалерия давно упразднена, а вот такие дороги в нашей стране, похоже, вечны, - поделился с Ольгой мыслями Воробьёв.
В деревушку, цель их путешествия, они въехали, когда уже смеркалось. Борис показал, как проехать к «имению».
За покосившейся местами оградой, с десятком яблонь, засыпавших траву во-круг стволов ещё не успевшими подгнить плодами, да несколькими вишнями, об урожае которых, вероятнее всего, позаботилась местная ребятня, поседевший от времени, стоял двухэтажный деревянный дом, под сложной крышей, с просторной застеклённой верандой. К высокому крыльцу, с кованым ажурным навесом, вели заметно вытертые за годы службы ступени.
Увидев строение, Ольга  даже тихонько вскрикнула от восхищения, вцепив-шись Боре в руку:
- Настоящее дворянское гнездо! Того гляди из дверей выйдет барыня в кри-нолине, и станет недовольным голосом прислугу звать…
- Кринолин носили в середине девятнадцатого века, а из моды он вышел ак-курат,  перед Всемирной выставкой в Париже 1867-го года, дом же построили в начале двадцатого века, - не разделяя восторга гостьи, не удержался от замеча-ния Воробьёв, - да и дворянство предок выслужил, будучи  коллежским асессо-ром. Сорок целковых жалования в месяц получал, пока за «идеи» со службы не попёрли.
- А это много? – озадачилась Ольга.
- Кому как, - вздёрнул плечами Борис, - на один целковый, рубль, другими словами, можно было воз соломы купить, а вот на авто особо не раскошелишься  - семьсот-восемьсот рубликов стоило. Вот, и считайте, много это, или мало. Во всяком случае, аналог вашему «мини» ему уж точно не светил.
Воробьёв поднялся на крыльцо, пошарил по притолоке над дверью, и достал ключ.
- Добро пожаловать, дорогой друг Карлсон! Ну, и вы заходите, - дурашливо поклонился он Ольге, пропуская её вперёд.
Внутри дома, как ни странно, не чувствовалось затхлости нежилого помеще-ния. Пахло старым деревом, тканью, и ещё чем-то неуловимым. Обычно такие запахи присутствуют в домах-музеях.
- Старичок сосед подрядился за домом приглядывать, - заметил Воробьёв, как Ольга несколько раз часто вдохнула носом, - я ему за это сарай подарил.
Боря нашёл допотопный выключатель на стене, и включил свет.
Через веранду они прошли в столовую. Время, казалось, остановилось в этом помещении, хотя старинные напольные часы громко отсчитывали мгновенья, раскачивая латунный диск маятника. Похоже, что интерьер здесь не менялся с начала прошлого века: под матерчатым абажуром большой, добротно срабо-танный обеденный стол тёмного дерева, стулья, с гнутыми спинками, буфет, за-полненный фарфоровой посудой. На тумбе, возле изразцовой печки, граммофон, с потускневшей росписью раструба, тяжёлые, украшенные  кистями гардины на окне.
- Глазам своим не верю! – поделилась впечатлением от увиденного Ольга, - я словно на сто лет назад перенеслась. Всегда мечтала жить в таком доме. У нас, в Риге, на улице Tirgo;u iela, Купеческая по-русски, она так с четырнадцатого века называется, есть жилые дома, с магазинчиками на первом этаже. Как же я зави-довала живущим в них людям! Но это город, а здесь природа, тишина…
- До чего же хорошо кругом! Пахнет сеном и коровьим м-м, - фальшиво попел Воробьёв, - воды да дров в дом понатаскаетесь, «романтизьму» враз поубавится.
- Ну, зачем вы так! Неужели вам здесь не нравится? – укоризненно посмотрела на него Ольга, - почему вас так и тянет выглядеть циничным занудой?
- Нравится, не нравится – ешь моя красавица. Я коренной москвич. А москвич, это не просто прописка – это судьба! Это, то же, что и петербуржец – раз, и навсегда. Нас от наших городов только с мясом можно оторвать. Как написал поэт-песенник Михаил Исаковский: «Не нужен нам берег турецкий и Африка нам не нужна», - пафосно закончил свой «спич» Борис.
- Мне.
- Что «мне»?
- Он написал: «Не нужен мне берег турецкий…», - поправила его Ольга.
- И кто тут зануда? Корректируете полёт мысли, как зашоренная училка.
- Давайте закончим этот беспредметный разговор. Где можно приготовить ваши полуфабрикаты, пока они не испортились? Почему-то я уверена, что холо-дильника здесь нет.
- Вы совершенно правы! Домашнего кинотеатра тут тоже нет, как и музы-кального центра. Наслаждайтесь тишиной, - Боря заметил, что когда Ольга чем-то раздражена, её еле уловимый акцент становится заметнее. – Возвращаюсь к выше изложенному. Нужно принести воды, наколоть дров…
- Вы, прямо, как та печка, - обезоруживающе улыбнулась Ольга.
- Какая печка? – обескураженно уставился на неё Боря.
- Из мультика, про Вовку в тридесятом царстве.
- Двоих из ларца, одинаковых с лица, полагаю, ждать бессмысленно, а посему, пойду-ка я по воду и дрова, - сразу вспомнил он мультфильм, и тоже улыбнулся. Ему понравилось, как у Ольги легко получилось пресечь, готовую разгореться перепалку.
- Вы кто по профессии? – спросил он.
- Психолог.
- Понятно, мадам, понятно, - Воробьёв изобразил наличие подтяжек, озвучил воображаемый хлопок после некоторых с ними манипуляций, и направился к выходу…
Почти две недели их пребывания в деревне прошли незаметно. Они занима-лись немудрёными домашними делами, прогуливались по окрестностям, разго-варивая обо всём, и ни о чём. Борис, пожалуй, за всю свою жизнь не чувствовал себя таким умиротворённым. Ему было хорошо в деревне, хорошо с этой краси-вой, умной женщиной из другого мира, с которой его свёл случай. «Вот было бы так всегда!», - ловил он себя на непривычном в своей жизни пожелании.
 Последние тёплые солнечные дни бабьего лета, радующие прощальными яркими красками, сменили пасмурные и ветреные. Резко похолодало, а потом зарядили дожди. Борис одолжил у старичка, присматривавшего за его домом, древнюю «ниву», и они с Ольгой съездили в Мичуринск, запасшись провизией и прочим необходимым до наступления заморозков. Воробьёв не преувеличивал, когда предупреждал её о состоянии местных дорог. Уже сейчас, всего-то после нескольких дождливых дней, «нива», натужно рыча, месила превратившуюся в подобие каши-размазни грунтовку, по фары ныряя в мутные глубокие лужи.
Игнорируя «вопли Видоплясова» в исполнении Бориса, Ольга купила телеви-зор, музыкальный центр, видеоплейер и три дюжины дисков СD и DVD.
- Извините, Борис, мне приятно ваше общество, но и плоды технического прогресса мне не чужды. Проводить вечера в проникновенных беседах, это здо-рово, но под музыку, уверяю вас, будет ещё лучше. Просмотр же какого-нибудь фильма позволит отдохнуть от разговоров, и  предоставит возможность обсудить увиденное, - обосновала она своё «транжирство».
Воробьёв надувал щёки, грозил пальцем, но весомых контраргументов так и не привёл. Одно слово – «психологиня»!
Позже, когда унылыми пасмурными днями по оконным стёклам барабанили холодные капли, казалось, нескончаемых дождей, сидя в гостиной на старинном диване, с валиками и полочкой для условных слоников, и лениво перещёлкивая ТВ каналы, Боря оценил предусмотрительность Ольги – для него, человека избалованного цивилизацией, без телевизора их вынужденное затворничество было бы сродни пребыванию в «местах не столь отдалённых».
Вечерами, под уютное потрескивание дров в печке, Борис с Ольгой за ужином, под бутылочку сухого красного или белого вина, в зависимости от меню,  вели неспешные беседы.
- Когда-то Гераклит Эфесский подарил миру афоризм: «Нельзя войти в одну реку дважды», - Борис небрежно освежил стакан с вином, - разумеется, я не претендую на его лавры, но, тем не менее, и мне бы хотелось озвучить анало-гичные философические размышления: «Нельзя разбить одну и ту же вазу два-жды». В семнадцатом году прошлого века эту «вазу» так, шандарахнули, что даже Алексей Васильевич Филиппов не взялся бы её реставрировать. Не без помощи «бывших», которых позже устранили, «вазу» кое-как склеили. Грубо, но крепко. Битое не сравнится с некогда целым. Прежнего вида она уже не имела, но хотя бы твёрдо стояла на своём месте, всё лучше, чем черепки. Так нет же! Решили её ещё раз долбануть, и попытаться склеить из осколков то, что сто лет назад так задорно, с огоньком, предки «младореформаторов», под жизнеутверждающий лозунг «Даёшь!», до основанья разрушили. Получилось то, что получилось… Сам я преимуществ социализма на себе ощутить не успел, но с ностальгирующими по тем временам пообщаться довелось. Как-то раз, - Борис отхлебнул из стакана, - я сошёлся в споре с одним уже немолодым индивидом. Тот, с пеной у рта, доказывал необходимость революции в России, аргументируя, как ему думалось, наиярчайшим примером торжества социализма над замшелым монархизмом: «Мои предки в пяти коленах на земле горбатили! И если бы не революция, я бы тоже «крестом» был! А я институт окончил, в люди вышел!». «А что за институт?», поинтересовался я. «Машиностроительный». «И каковы ваши успехи на этом поприще?». Тот замялся: «Да я по специальности не работал…». «Чем же занимались, если не секрет?». «Дядя меня в пункт приёма стеклотары устроил. Хлебное место в те времена было». Вот тут меня, как прорвало: «Получается, для того чтобы вам «на земле не горбатить», а на стеклотаре булку с маслом иметь, на чужом месте в институте штаны протирать, за государственный счёт, страну с тысячелетней историей надо было наизнанку вывернуть?! А может, как от «креста», от вас пользы-то поболе было бы? До революции обучение талантливых детей всех сословий меценаты оплачивали, и отдача от таких «стипендиатов» государству была немалая. А в СССР дипломом только ленивый не обзавёлся, дешевле пипифакса ценился. Да. Немало было и отличных специалистов, так те при любом строе себя, так или иначе бы проявили. Примеров не счесть: Ползунов,  Блинов, отец и сын Черепановы, Кулибин, наконец. Все эти люди были отнюдь не дворянского звания, однако, их имена до сих пор помнят, и чтут. А кто вспомнит о вас, выпускнике института машиностроения, «заслуженном» приёмщике опорожненной посуды от населения? Или вы надеетесь, что табличкой с вашим именем украсят здание, где вы ковали личное благосостояние и «выходили в люди»: «Здесь принимал стеклотару с такого-то по такой-то год имярек?». Деньги, которые государство потратило на обучение вас, и сотен тысяч вам подобных, бездарно слили, пардонте, в унитаз, и это вы считаете одним из преимуществ социализма?»… Словом, разругались мы с ним вдрызг. Он даже здороваться после того спора со мной не стал, - фыркнул Воробьёв, досадливо покачав головой, уже в который раз подливая себе вина.
- Если я вас правильно поняла, - Ольга сделала небольшой глоток из бокала, - вы не разделяете революционных идей своего предка?
- Не разделяю, - поморщился Борис, - революция, от поздне латинского revolutio - поворот, переворот, еt cetera, это всего лишь насильственная смена элит, и далеко не всегда на лучшие. Как точно подметил  Томас Карлейль: «Вся-кую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются ее плодами отпетые негодяи».
- Не могу ни согласиться с вами, ни что-либо возразить, - пожала плечами Ольга, - я никогда не задумывалась о подобных материях. Я просто живу, мечтаю о простом человеческом счастье, настоящей любви…
- А что в этой жизни, собственно, больший провокатор, чем любовь? – легко перешёл к другой теме Воробьёв, - она рушит созданный человеком понятный и привычный мир. Она уничтожает цивилизации. Вспомните Трою и Александрию. Любовь Париса к Елене, Антония к Клеопатре. Попавшие в круговерть страстей, эти люди готовы были утопить мир в море крови. Разве не так? Кто-то решил, что они не могут жить друг без друга, и десятки тысяч людей в сражениях, оставляя жён вдовами, а своих детей сиротами, кладут жизни на алтарь их, не факт, что нерушимого со временем счастья? Разве это справедливо? Смерть Горацио и Тибальда, не убей себя Ромео и Джульета, изменила бы в жизни влюблённых то, что заложено не ими в духе той эпохи? Огрузневший, обременённый семьёй Ромео, проводит время с друзьями, и девицами лёгкого поведения в сомнительных заведениях, а беременная очередным Монтекки Джульета, крикливым голосом отдавая распоряжения нерадивой прислуге, в ожидании мужа, рутинно поддерживает едва теплящийся огонёк в семейном очаге.
- Это абсурд! Любовь делает человека чище, лучше, подвигает на создание шедевров в искусстве, музыке и литературе,– раздражённо воспротивилась его доводам Ольга.
- Яркий пример абсурда, - попытался сгладить разногласия Борис: «Мужчина, заметив в окне полыхающего дома мечущуюся женскую фигуру, очертя голову, бросился спасать погорелицу, но та охладила его пыл, вовремя оказавшимся под рукой, ушатом холодной воды».
- Вы всегда такой оголтелый циник? – не приняла Ольга его шутки.
- За время нашего вынужденного знакомства, у вас было время заметить, что это не совсем так, - не счёл нужным обидеться Борис. Они нередко спорили, от-стаивая каждый свою точку зрения, но до серьёзных ссор дело ни разу не дохо-дило.
Неделя шла за неделей. Жизнь, за сиюминутными заботами, неспешно шла своим чередом. Не сговариваясь, беглецы не затрагивали, несомненно, волну-ющие их вопросы: «Что будет с каждым из них дальше?», «Сумеет ли найти их Феликс?», «Что их ждёт, если тот всё-таки до них доберётся?». Они, словно про-никшись мудростью неторопливой деревенской жизни, радовались каждому прожитому дню, стараясь не задумываться о будущем.

***
Феликс места себе не находил от бурлящего в нём бешенства: «Мало того, что эта дрянь сбежала, так она ещё его ограбила! Нет. Для его мира это норма. Там, женщины и мужчины изначально образуют пары исключительно для про-должения рода. В остальном, для того, чтобы делать друг другу гадости, при этом любыми способами улучшая своё благосостояние за счёт партнёра. Адюльтер и феерическое враньё, плетение всевозможных интриг, способствующих скорейшему  нивелированию своей «половины», как личности, и отъёма у неё, или него, материальных ценностей, чтобы подобно насытившейся пиявке отва-литься от обескровленной жертвы. На фоне же образа жизни и нравов, царящих в тамошнем социуме, подобные отношения между мужчиной и женщиной вос-принимались в порядке вещей. Но здесь, в этом мире?! У них это называется подлостью. Люди, поступающие таким образом, как правило, здесь вызывают у общества презрение, и, за редким исключением, становятся аутсайдерами… Больше всего злит то, что обманутым оказался именно он. Он! Обманувший и обобравший десятки… да что там, сотни землян».
Феликс уже в который раз остановился у столика с напитками, и плеснув в широкогорлый стакан «скотча», пересёк просторную гостиную, остановившись у панорамного окна апартаментов на семьдесят первом этаже башни «Москва», невидяще уставясь на потрясающий вид столицы этой непонятной ему страны, а если точнее, всего этого мира, в который его занесло непостижимым образом.
Его собственное измерение разительно отличалось от Земли. Его обитатели  застряли, если так можно выразиться, в начале здешнего двадцатого века. Его мир пребывал в нескончаемых войнах всех со всеми. Оруэлл, автор романа «1984», который Феликс прочитал на досуге, и вообразить бы не мог такой гне-тущей атмосферы, и непреходящего чувства безысходности, пропитавших всё и вся. Феликс родился во время войны, рос, призвался в действующую армию, и во время массированного артобстрела, накрывшего их окопы, получив серьёз-нейшую контузию, попал в эту «параллель».
Как же ему было здесь хорошо! Любой местный нечистоплотный деляга ему и в подмётки не годился. Освоившись в новых условиях жизни, Феликс развил бурную деятельность по изъятию денежных знаков у местного народонаселения. Великий комбинатор, не будь он литературным персонажем, в гробу бы перевернулся от зависти к близким  к гениальности  мошенническим схемам «пришельца», стремительно превращающим того в долларового миллионера. В мутных водах нарождающихся рыночных отношений, волной накрывших разва-лившуюся на части страну, Феликс чувствовал себя в своей стихии. «Чем хуже – тем лучше!», - нередко повторял он, подсчитывая барыши.
Было ещё кое-что… Отставая в техническом развитии, его мир оставил землян далеко позади в области метафизики, оккультизма, изотерики и практической магии. Последнее вызывало у местных устойчивый скептицизм, что Феликса вполне устраивало. О полезности этой «лженауки»  он знал не понаслышке. До того, как попасть на войну, Феликс окончил два курса факультета оккультных наук в столичном университете. Полученных за время обучения знаний хватило, чтобы успешно применять магию здесь, среди легкомысленно забывших опыт предков людей. Но для того, чтобы она безотказно работала, нужна энергия. Никакой мистики. Даже самому технически совершенному механизму нужно «топливо». Для магии «топливом» являются человеческие эмоции, как положительные, так и отрицательные, в зависимости от поставленной задачи. Здесь тоже о нечто подобном догадывались, и называли это энергетическим вампиризмом. Но такой способ дело хлопотное. Выжимать энергию по капельке занятие неблагодарное. Нужно что-то более радикальное. Самым эффективным способом было черпать энергию у своих двойников.
В его измерении этот феномен был взят под жёсткий контроль. Специальные службы разыскивали двойников, тестировали их, и выявив самого перспектив-ного, с точки зрения «полезности» власть предержащим, с помощью практиче-ской магии, будто насосом, перекачивали позитивную энергию от них, своему протеже.
Феликс был уверен, что и в этом мире у каждого человека есть двойники. Другое дело, есть ли они здесь  у него, пришельца из другого измерения? Он за-платил немалые деньги частным детективам и целым агентствам за поиски своих «дойников», и его затраты себя оправдали. Нашлось четыре его точные копии. Феликс, что называется, взял их в оборот, и стал выжимать из них все «соки». Трое очень быстро иссякли. А вот четвёртый… Создавалось впечатление, что потенциал «донора» неисчерпаем. Не вмешайся Феликс в его жизнь, тот бы с лёгкостью смог разорить казино Монако и Лас-Вегаса, представься тому такая возможность. Тотальная невезучесть, сопутствующая тому с момента рождения, должна была по достижении тридцати трёх лет смениться не менее тотальной удачей. Вот её-то и перекачивал себе Феликс. Другое дело, двойник оказался, что называется, слишком проблемным. Последнее время Феликс стал замечать, что на выкачивание «топлива» из донора ему приходится затрачивать энергии едва ли не столько же, сколько он получал. Двойник, вряд ли о чём-то догадываясь, каким-то непостижимым образом выстроил некий защитный барьер, препятствующий отъёму у того жизненных сил, подобно строптивой корове, всеми доступными ей способами мешающей процессу дойки. Поначалу Феликс не придал серьёзного значения неожиданному сопротивлению «терпилы». Дела его шли, как нельзя лучше, и будущее виделось в ванильных тонах.
Так продолжалось без малого два года. А потом произошёл сбой… Его по-следняя крупная афера с треском провалилась. Феликсом заинтересовались правоохранительные органы, а вовлечённые в его «проект» крупные инвесторы, к слову сказать, сколотившие свои состояния в «ревущие» девяностые не без мостящих дорогу к рейтингу в журнале «Форбс» многочисленных «скелетов в шкафу», за редким исключением, далеко не в формате идиоматического оборота, били копытом, в желании наказать покусившегося на их «святое» мошенника. Как утверждает мудрость этого мира: «Сколько верёвочке не виться…».
Феликс чувствовал себя загнанной в угол крысой. Да ещё эта встреча лицом к лицу со своим двойником. Пересекшись с ним взглядом, Феликс почти физически ощутил мощную, сродни разряду молнии, заставившую содрогнуться всё его существо, исходившую от того  противоборствующую его магии неведомую силу. Ничего подобного с ним до этого момента не случалось.
«С этим нужно срочно что-то делать», - в тот же день решил Феликс. Двойник нёс в себе угрозу вряд ли меньшую по значимости, чем открывшие на него охоту власти и инвесторы вместе взятые.
Он организовал одно за другим три покушения на двойника, но всё та же не-понятная сила, с которой ему довелось столкнуться, оберегла, казалось, обре-чённого, от неминуемой смерти. А дальше и того хуже. Ольга встретилась с двойником, и что ему наговорила, а главное, поверил ли тот ей, одному Созда-телю известно.
- И что в итоге? – вслух задал вопрос Феликс, и оторвавшись от созерцания урбанистического пейзажа, вернулся к столику с напитками, и уже мысленно продолжил, - в итоге «сладкая» парочка в бегах, а моя ослабшая без подпитки магия не в состоянии выявить их местоположение. Снова подключать детектив-ные агентства? Пожалуй. Правда, скорее всего, это займёт много времени. Но других вариантов нет. Пока будут идти поиски беглецов, нужно будет поправить пошатнувшиеся дела, и главное, «накачаться» отрицательной энергией для по-следующего применения чёрной магии. Материал для этого подойдёт любой. Важно, чтобы тот подольше бы выдержал ожидающие его муки. Дело, конечно, грязное, но, сейчас уже не до чистоплюйства. Слишком многое поставлено на карту. Да что там многое! Всё.
Феликс залпом выпил очередную порцию виски, и нетвёрдой рукой подцепил со стеклянной столешницы чёрную коробочку телефона.

***

Дожди сменил мокрый снег, тяжёлыми хлопьями засыпая окрестности. Пора, когда даже неприхотливая «нива» соседа старика была не в состоянии преодо-леть подобную суспензию – грязь, перемешанную с напитанным влагой снегом.
Борис с Ольгой, словно Робинзон с Пятницей, жили, будто на острове, полярно относясь к вынужденному заточению. Воробьёв решил для себя, что готов жить так вечно – его партнёрша изнывала от желания вернуться к прежней, наполненной нескончаемыми праздниками жизни. Диктат Феликса, казалось бы, был нивелирован, но привычка к сытому житью стрекозы брала своё. Ольга психовала, самоё себе противоречила, но в этом её состоянии, как ни странно, не раздражала Воробьёва, напротив, воспринималась им, как продолжение жизни, вкус к которой он потерял едва ли не с дошкольного возраста. Несмотря на это обстоятельство, ссориться они стали чаще, причём «застрельщицей» свар, как правило, выступала Ольга.
Неизвестно чем бы всё это кончилось, но на помощь Борису, уже с трудом сдерживающего себя от справедливой, на его взгляд, отповеди рефлектирующей «светской львице»  пришли заморозки. Арендовав у соседа «ниву», Воробьёв, по подмёрзшей дороге, стал вывозить Ольгу в город. Поездки заметно улучшили той настроение, и ссоры, как по мановению волшебной палочки, сошли на нет. Они подолгу гуляли по заснеженным улицам Мичуринска, осматривали достопримечательности, обедали в ресторане «Комильфо», или «Пицца».
В одну из таких прогулок Борис обратил внимание на невзрачного с виду мужчину средних лет, словно ненароком, посещавшего те же места, что и они, о чём и не замедлил сообщить спутнице:
- Боюсь показаться излишне подозрительным, но по-моему, за нами следят.
- Кто? – Ольга закрутила головой по сторонам.
- Не показывайте вида, - шикнул на неё Воробьёв, - тип, сзади и слева от вас, в чёрной спортивной шапочке «найк» и сером полупальто.
Ольга, будто невзначай мазнула по незнакомцу взглядом:
- Вы уверены?
- Он уже третий раз попадается мне на глаза.
- Неужели Феликс нас нашёл! – занервничала Ольга.
- Поехали домой. Если за нами увяжется «хвост», то дела наши плохи, не счёл нужным успокаивать её Борис. Он понятия не имел, что им делать, если его по-дозрения подтвердятся. Сходства с профессионально уходящим от преследова-ния условным Джейсоном Борном в нём было не больше, чем у лениво пережё-вывающего бамбук панды с разъярённым гризли.
  Всё оказалось ещё хуже. Когда они сели в машину, и Ольга вырулила со сто-янки, примерно через километр к ним намертво «приклеился» серый седан, с московскими номерными знаками.
- И что теперь? – с интонациями мультяшного ослика Иа, скорее себе, чем Ольге, задал вопрос Воробьёв.
- А вот что! – не доезжая до поворота на деревню, Ольга съехала с шоссе, и чудом не застряв в неглубоком кювете, припустила прямо по полю, покрытом сияющим девственной белизной в солнечных лучах  снегом.
Седан, не решившись на подобный манёвр, остановился напротив оставлен-ной «нивой» колеи. Обернувшись, Боря увидел вылезшую из машины, и энер-гично жестикулирующую троицу: двух крепких молодых парней и невзрачного типа, в сером полупальто и чёрной шапочке «найк».
Оставив слева редкий березняк, Ольга ещё какое-то время ехала по полю, а потом выбралась на дорогу.
- Надолго их это не задержит, деревню они найдут, но мы успеем взять до-кументы, деньги, кое-что из вещей, и уехать, - поделилась она своими планами с ошалело таращившимся на неё Воробьёвым.
Дома, собрав всё необходимое, они отнесли вещи в машину. Борис перего-ворил со стариком соседом, вкратце, не вдаваясь в подробности, обрисовав сложившуюся ситуацию. Тот, пожевав губами, что называется, на пальцах, пока-зал, как окольными путями перебраться в соседнюю область.
- Машину в Скопине около главпочтамта оставите, потом заберу. Сами на по-езд. Куда, мне лучше не знать, - мотнул головой старик.
- Вы уж простите, Степан Фёдорович, что мы вас во всё это втянули…
- Да брось ты, Боря, со всяким может случиться. Люди должны помогать друг другу. На том земля держится.
- А если… эти к вам заявятся?
- Ништо! С самураями в сорок пятом довелось повоевать, неужто заезжей шпаны убоюсь? – усмехнулся в прокуренные в рыжину седые усы сосед.
- Это очень опасные люди, - не разделил «бравады» старика Воробьёв.
- Да поезжайте уже! – нетерпеливо махнул рукой Степан Фёдорович, - деваху побереги. Яловица ещё, но справная, деток, гляди, тебе ещё нарожает, - хохотнул он, подталкивая Бориса к калитке.
- Да о чём вы?! – поморщился Воробьёв, - … Спасибо вам.
- Иди уж, безпелюха.
Воспользовавшись полученной решительными действиями Ольги форой, они без приключений добрались до Скопина, припарковали «ниву» в указанном Степаном Фёдоровичем месте, и поспешили на вокзал. На ближайшем прохо-дящем поезде Минск-Казань, «уговорили» проводника взять их хотя бы до Моршанска.

***
Феликс рвал и метал: «Бездари! Упустить дичь в чистом поле! В прямом и переносном смысле. Столько времени потрачено впустую! Придётся всё делать самому». Подрагивающей рукой, последнее время он много пил, Феликс под-цепил с журнального столика плоскую коробочку телефона…
- Привезите мне донора. Любого. Можно бомжа, главное, не доходягу. Да не сюда, идиот! Свяжите, и оставьте, знаешь где… Как можно быстрее. Доложишь по готовности. Выполнять, - Феликс раздражённо бросил «трубку» на столешницу, недовольно поморщившись, посмотрел на беспорядок в гостиной. Разнока-либерные пустые бутылки и смятые сигаретные пачки, какой-то мелкий сор на полу, скомканный плед на кожаном диване, на котором он, не раздеваясь, спал последние несколько дней. Феликс запретил домработнице показываться ему на глаза, и в квартире уже давно не убирались. Закурив, он откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. «Судя по всему, пора подаваться в тёплые края, куда-нибудь на Карибы, или Сейшелы. Разобраться с одураченными им инвесторами не удалось, слишком много жаждущих его крови, в очередь можно ставить. Прокуратура уже не скрывает своего к нему интереса, в офис приходил следова-тель, задавал неудобные вопросы. Если его возьмут в оборот… Трудно предста-вить их реакцию, когда они узнают, что человек, носящий имя Феликс Юрьевич Уваров никогда не появлялся на свет не только в этой стране, но и в этом изме-рении, на планете Земля… В поликлинику для опытов отдадут, не иначе. «Не любите вы меня! Уеду я от вас!» - невесело ухмыльнулся Феликс, припомнив анекдот о загостившейся у родни тёще, - он «подорвал» бы прямо сейчас, но оскорблённое самолюбие не позволяло оставить безнаказанными Ольгу и двойника. В его мире этого бы не поняли, посчитав слабаком и слюнтяем. Феликс даже себе не желал признаваться, что очень привязался к Ольге, и несмотря на мелькающие в его воображении сцены расправы с неблагодарной преда-тельницей, мечтает вернуть её, чего бы это ему не стоило. Было ещё кое-что… Жизненно необходимо уничтожить двойника. Магия это такая же наука, как и все прочие, вопреки устоявшемуся, костному отношению к ней землян. Если двойник останется жить, вся выкаченная из него Феликсом жизненная сила начнёт к нему возвращаться. Возвращаться от него, Феликса, трепетно собой любимого. Угол падения равен углу отражения. Пример, конечно, не корректный, но смысл приблизительно такой – что забрал, то и отдашь, если своевременно не разорвёшь связь с «донором». Итак, решено. «Запитаться» энергией, самому найти беглецов, нейтрализовать двойника, забрать Ольгу, и, как выражаются здесь в определённых кругах: «валить отсюда к ядрёной фене»».
Уваров, проходя на кухню, с сожалением посмотрел на столик с изрядно прореженными ёмкостями со спиртным, и поставил на плиту турку, с четырьмя, залитыми водой, ложками молотого кофе. Очень хотелось выпить, но нельзя. Если Денис не облажается, в ближайшее время придётся работать с «донором», а это мероприятие с алкоголем абсолютно не совместимо. Без вариантов. Вер-нувшись в гостиную, он лёг на диван, с головой накрывшись пледом.
Около полуночи его разбудил синтетический сигнал смарфона.
- Да, - в полумраке комнаты Феликс не сразу нашёл на столе вибрирующую коробочку.
- Донор на месте.
- Хорошо. Свободны.
«Хоть кто-то может справиться с порученным ему делом, - подумал Уваров, выходя из квартиры, - Денис молодец, хоть я и бываю с ним резок. Такие люди для меня находка. Ни лишних вопросов, ни моральных принципов, ни угрызений совести. Парень неплохо бы устроился в моём мире… впрочем, там все такие».
Оставив машину в промзоне, в квартале от арендуемого им помещения, Фе-ликс быстрым шагом пошёл по едва освещённому редкими фонарями проезду, зажатому между нескончаемыми бетонными заборами, перемежаемыми раз-номастными железными воротами, за которыми темнели коробки зданий, в большинстве своём, заброшенных цехов и складов.
В строении, некогда складе, под потолком, тускло горели несколько ламп дневного света. Под одной из них, словно на сцене экспериментального театра, одиноко стоял стул, к которому накрепко был привязан человек, с матерчатым мешком на голове.
Уваров подошёл к пленнику, рывком стащил с него «упаковку».
- Что тут у нас? – не сказал, промурлыкал он. Настроение у него заметно улучшилось.
На Феликса, часто моргая, смотрел заросший копной рыжеватых волос, с проседью, и такого же оттенка, неопрятной бородой, мужчина неопределённого возраста.
- Больно же, козёл! Что тебе от меня нужно? Может ты попутал чего, мужик? – заполошно заорал он, как только Уваров сорвал с его губ полоску скотча.   
 - Я ничего не перепутал. Помолчите, пожалуйста, если не хотите подвергнуться процедуре глоссэктомии, - раздражённо поморщился Феликс.
- Глосс-эктомия, что за хрень? Запнулся на незнакомом слове «донор», и не-уютно поёжился.
-  Хирургическое удаления языка, - безэмоционально просветил его Уваров, - поверьте, я сделаю это не колеблясь. Но давайте побережём ваше и моё время, тем более, что у вас его не так много осталось.
- Маньяк грёбаный! – не удержался, уже отчаявшийся выбраться из передряги, опустившийся, но ещё до конца не потерявший чувство собственного достоинства, беспомощный, связанный по рукам и ногам пленник.
- Вот, что меня в вас, обитателях этого измерения, всегда поражало, так это неумение проигрывать, и наивная вера в то, что всё как-то само-собой  образу-ется, несмотря на очевидно безнадёжное положение, - Феликс, неожиданно для себя, решил продолжить беседу, если это определение уместно в имеющей место быть ситуации, - едок не вступает в полемику с бифштексом, это контрпро-дуктивно. Один хочет есть, другой против того, чтобы его съели. Компромисс никоим образом не приведёт к удовлетворению обеих сторон. Откушав половину, первый не насытится, а второй вряд ли удовлетворится своим половинчатым состоянием. Налицо неразрешимый конфликт интересов. Впрочем, более ёмко выразился ваш баснописец Иван Крылов: «Молчи! Устал я слушать. Досуг мне разбирать вины твои, щенок! Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать. Сказал и в темный лес Ягненка поволок». В лес вас, как вы, наверное, уже догадались, я не поволоку. Здесь съем.
- Доктор Лектор, мать твою… - сплюнул на пол пленник, и вызывающе по-смотрел на Уварова.
- Ничего не слышал о докторе Лекторе, - подёрнул плечами Феликс, - но ваше поведение вызывает некоторое, скажем… уважение. Многие в подобной ситуации начинают лить слёзы, и молить о пощаде. Особенно умиляет, когда законченный, по вашим меркам, подонок, желая спасти свою шкуру, ссылается на наличие жены и детей, как будто кого-то интересует его семейное положение.
- Хорош бакланить. Собрался меня жрать – жри, урод!
- Мне по нраву ваш деловой настрой, - растянул губы в улыбке кугуара Феликс, - приступим…
Через час всё было кончено. На стуле, словно сдувшийся воздушный шарик, обвисло, ставшее похожим на египетскую мумию тело.
Феликс вышел из помещения склада, дошёл до припаркованного, неуместно чернеющего в тёмном проулке «майбаха», и перед тем, как сесть за руль, по-звонил по телефону:
- Я закончил. Приберите здесь.
Дома, первым делом, Уваров налил себе приличную порцию виски, залпом выпил, уселся в кресло, и напряжённо замер, чем-то неуловимо напоминая го-товящуюся к броску ядовитую рептилию: «Ну, где же ты, дорогая? Я иду искать…».

***

Проведя около четырёх часов в тамбуре, Борис с Ольгой наконец-то сошли с поезда на по-южному низкую платформу Моршанска, поднялись по ступеням, и прошли на выход сквозь одноэтажное здание вокзала.
Справа, в нескольких десятках шагов от выхода, стояло небольшое строение, с плоской крышей, которое привлекло к себе внимание Воробьёва, единственно, зелёной вывеской над входом, с выведенными крупными буквами словом «ПИВО».
- Нам туда, - потянул он Ольгу за рукав…
Погуляв по городу, они сняли двухместный номер в гостинице «Цна». Нужно было отдохнуть, и подумать, что делать дальше. А подумать было над чем.
Боря, закинув руки за голову, лежал на одной из кроватей в более, чем скромном гостиничном номере, и уныло размышлял: «Их сонно-пасторальное пребывание в «имении» окончилось. Беззаботный мирок, с появлением людей Феликса, а то, что это его люди, сомнений не вызывало, рухнул, как некогда многовековой уклад жизни местных помещиков, под неудержимым напором революционных идей и преобразований. И чего ожидать в обозримом будущем? Калейдоскопа городов и мелких населённых пунктов, гостиниц и съёмных квартир? Сколько может длиться подобная «одиссея», даже если допустить, что на этот раз их не найдут? Деньги, в конце концов, кончатся, есть у них такое до-садное свойство, а без денег они будут лишены не только возможности переез-жать с места на место, но и элементарных крыши над головой и куска хлеба насущного. Остаётся только одно, как некогда обозначил свои перспективы, оказавшись в щекотливом положении, инженер Щукин, персонаж бессмертного произведения Ильфа и Петрова – пропадать».
Незаметно для себя Борис уснул. Его разбудил не то стон, не то сдавленный крик, спросонья он не понял. Подскочив на кровати, Боря увидел лежащую на полу Ольгу. Она мелко дрожала, её глаза невидяще смотрели в потолок, губы беззвучно что-то нашёптывали, а пальцы рук судорожно пытались вцепиться в покрытый паласом пол. Воробьёв скатился с постели, положил голову Ольги себе на колени.
- Оля! Что с тобой?! Очнись! – не зная, какие действия следует предпринимать в подобных случаях, он стал похлопывать её ладонью по лицу, на интуитивном уровне осознавая, что искусственное дыхание «рот в рот» здесь неуместно, хотя и заманчиво.
Ольга пришла в себя без его неуклюжих попыток привести её в чувство.
- Он нашёл меня! – испуганно прошептала она, когда обрела дар речи.
- Кто? – помог ей встать на ноги Боря.
- Феликс!
- Ну да. Но мы сумели убежать от его людей, и мы в безопасности… пока.
- Нет! – Ольга обессиленно опустилась на соседнюю кровать, - он установил со мной контакт. Теперь, где бы мы не спрятались, ему будет известно наше ме-стоположение.
- Что ты такое говоришь?! Какой ещё контакт! – Борис почувствовал, что ещё немного, и он сорвётся. Мало ему напастей, так вдобавок Ольга по-новой начи-нает выносить ему мозги бреднями о сверхспособностях Феликса.
- Ты не понимаешь…
- А что, что я должен понять?! Что ты, - Боря и не заметил, как перешёл на «ты», - окончательно свихнулась? Да, есть Феликс. Да, он нас преследует. Согла-сен! Но всё, что касается его сверхвозможностей, полнейшая чушь. Этого не мо-жет быть, потому, что не может быть никогда! Всё, точка.
- Ты зашоренный, закостенелый в своей узколобости баран! – закатила глаза Ольга, - ты поймёшь, что я права, когда будет уже поздно.
- Прекрати, а то поругаемся.
- Да мы уже ругаемся! Ты не заметил?
- Хорошо. Давай без эмоций, - решил Борис перевести перепалку в конструк-тивное русло, - что с тобой только что было? Обморок? Ты эпилептик?
- Нет, нет и нет! Повторяю. Феликс вступил со мной в контакт. Такое уже со мной было. Я несколько раз пыталась от него сбежать, но он всегда находил ме-ня. Не умею объяснить, но он видит моими глазами, слышит то, что и я, и с этим ничего нельзя поделать, - Ольга обречённо покачала головой из стороны в сто-рону. - Мы проиграли. Прости, что втянула тебя в это.
- Глупости. Не твоя вина, что мы с Феликсом двойники. Напротив, ты мне очень помогла, - не принял извинений Воробьёв.
- Чем?
- Предупреждён, значит вооружён. Теперь я хотя бы знаю, что у меня есть враг, и постараюсь, насколько это получится, защитить нас от этого упыря.
- Каким образом? – без особого энтузиазма посмотрела на него Ольга.
- Пока не знаю, - честно признался он.
- Я попробую поспать, - Ольга стянула с кровати покрывало, и не раздеваясь, залезла под одеяло.
Борис подошёл к окну, посмотрел на унылый снежный пейзаж за стеклом: «Скоро Новый год. Народ, ненадолго позабыв о рутинных делах, пребывая в приятных хлопотах, готовится к празднику. Странно, но у нас, русских, эта вполне обычная для всего остального мира смена одного года другим, имеет какое-то сакральное значение. Люди поздравляют друг друга с Новым Годом, нередко добавляя: «С новым счастьем!», не задумываясь над тем, что счастье не бывает новым или старым. Оно либо есть, либо нет, и смена настенного календаря ни-коим образом не связана с наличием счастья, или, при отсутствии оного, с его появлением. Праздничная эйфория, как и необоснованное ожидание чуда, за-кончатся вместе с выходными. Впереди очередной год, с привычными заботами, изматывающей, часто не любимой работой, ворохом старых и новых проблем. Все знают, что так и будет, но те несколько мгновений, что отбивают куранты, кратких, как полыхание бенгальского огня, словно передышка во время марафона, так необходимая для продолжения, кажется, бесконечного бега, - Боря отошёл от окна, досадливо тряхнул головой, - не о том думаю. Обещал Ольге защиту… А я что, герой боевика? Буду направо и налево разить врагов, оставляя после себя горы трупов, в то время, как полиция, деликатно самоустранившись, позволит мне довести это мокрое дело до конца. Джейсон Стэтхэм, блин! Да Феликс будет только рад, если я затею драку с его боевиками. Тогда мною, как злостным нарушителем порядка, вплотную займутся наши доблестные правоохранительные органы, а он займётся девушкой. На какое-то чудо надеяться глупо, даже в преддверии Нового года».
Когда Ольга проснулась, она попыталась, было, продолжить неоконченный ранее разговор, но Воробьёв демонстративно зажал ладонями уши, и затряс го-ловой, словно осаждаемая оводами лошадь:
- Слышать всего этого параноидального бреда не желаю!
Ольга обиженно умолкла, и весь последующий день и вечер они почти не разговаривали, обмениваясь скупыми, ничего не значащими фразами.
Утром, «по-шпионски» выглянув из-за шторы на улицу, Борис обомлел. Из серого седана, припарковавшегося у входа в гостиницу, поскользнувшись, и едва не упав, беззвучно матерясь, неуклюже выбрался мужчина, в сером полупальто и чёрной шапочке «найк».
Мысли в голове у Бори хаотично забегали, как муравьи по занимающемуся огнём муравейнику: «Не может быть! Как они смогли так быстро их отыскать! Неужели Ольга… Да нет! Чушь собачья… Нужно срочно уходить. Споры оставим на потом…».
Воробьёв растолкал Ольгу:
- Они здесь. Собирайся! Будем считать, что я тебе временно поверил, так что, не удивляйся.
Пока она одевалась, Борис побросал в дорожную сумку кое-какие вещи, и… плотно завязал глаза Ольги шарфом.

- Что ты делаешь?! - возмутилась она, но тут же осеклась, - просто веди меня, и ничего лишнего не говори.
Через служебный выход они выбрались на задворки здания. На недоумённый немой вопрос двух работников гостиницы Воробьёв брякнул первое, пришедшее на ум:
- Снежная офтальмия. Нужно срочно к врачу.
Поймав такси, он помог Ольге залезть в салон.
- Зажми уши, - шепнул он ей, стараясь не вызывать подозрений у водителя.
Усевшись на переднее сиденье, повернув к тому голову, негромко, почти од-ними губами произнёс:
- В Рязань. Не обижу. У жены сложное заболевание глаз. Нам сказали, что там помогут, только поторопиться надо.
Таксист понимающе кивнул, и вырулив на улицу Ленина, прибавил газу.

***
 
«Эти кретины опять их упустили! Он же нашёл Ольгу. Он видел её глазами убогий номер гостиницы в небольшом провинциальном городке. Направил туда своих людей, и… никого на месте те не застали, - Феликс зло смахнул со столика на две трети пустую бутылку виски, и тяжёлый широкогорлый стакан. Не раз-бившись, посуда шумно покатилась по полу, - но ведь он и сейчас чувствует её. Ольга куда-то едет на машине. Он почти физически ощущает, как клонится из стороны в сторону её тело на поворотах, слышит шум мотора, но перед глазами непроницаемый мрак. Да этот гадёныш глаза ей завязал!», - догадался Феликс.
Нервно заметавшись по комнате, он прекратил своё броуновское движение у панорамного окна: «Зима. Терпеть не могу зиму (там, в своём мире, ему довелось зимовать в окопах. Тогда он отморозил два пальца на правой ноге, и их пришлось ампутировать). Зима, как война. На неё лучше всего по телевизору смотреть, или, на худой конец, из окошка. Глупости какие-то в голову лезут, - Феликс досадливо ударил ладонью по стеклу, - о деле нужно думать!».
Он уселся в кресло, и сосредоточился. «Найдя» Ольгу, вошёл в её сознание. Через несколько минут… или часов? Феликс открыл глаза. Голова жутко болела. Ничего важного для себя он не узнал. Теперь беглецы шли пешком, судя по зву-кам, какого-то довольно крупного населённого пункта. Разговаривали они мало, избегая даже намёков на своё теперешнее местоположение. И это ещё пол беды. Вдалеке от него Ольга не была столь уязвима, и всеми силами боролась с его присутствием в своём сознании. О двойнике вообще речи не шло, между ним и Феликсом связь полностью оборвалась, тот словно железобетонной стеной отгородился. Феликсу почувствовал себя неуютно. Впервые в этом мире у него появился противник, способный противостоять его воле и даже немалым магическим навыкам.
В тот день Феликс напился до не вразумления, пытаясь алкоголем заглушить головную боль и пока не привычный, зашевелившийся где-то под ложечкой влажный, липкий, вызывающий чувство омерзения страх.

***

В Рязани Боря снял «угол» у женщины, примерно, его лет, но выглядевшей старше, с измождённым лицом, запавшими глазами, и неопределённой, из-за мешковатой одежды фигурой.
В квартиру Боря привёл Ольгу с завязанными глазами.
- Вот уж сюрприз, так сюрприз! – по-своему поняла ситуацию хозяйка, - мо-лодая не нарадуется.
Прикрыв дверь крохотной комнатки, с убогой обстановкой, Борис задёрнул ситцевую занавеску на окне, и только потом снял повязку с глаз спутницы.
- Весёленько, - констатировала Ольга, когда наконец-то «обрела» зрение.
- Не Континенталь, но жить можно, - Боря изобразил на лице улыбку отправ-ляющегося на строительство БАМа комсомольца с агитационного плаката.
- Что дальше? Ты ведь понимаешь, что бесконечно так продолжаться не может? – Ольга на показ зажмурила глаза, Феликс всё равно найдёт способ нас вы-числить.
- Знаешь, мне, честно, всё это надоело! – Борис в сердцах ударил ладонью по стене, - найдёт, так найдёт. Разберёмся! Я хоть и не из самых удачливых, но за нас постоять сумею.
- Ты хороший, я даже вижу тебя по-другому, хотя вы внешне копия друг друга, - она неожиданно потянулась к нему, и поцеловала в уголок рта, - но Феликс рафинированный негодяй, и с открытым забралом он с тобой сражаться не будет.
- Ну, я тоже на турнир его вызывать не собираюсь. Сделаем так…
В Рязани, взяв «тайм-аут», они пробыли неделю. Ольга, вынужденно не вы-ходя из дома, успела подружиться с хозяйкой квартиры, и её десятилетней до-черью.
- Никогда не думала, что так ужасно можно жить, - поделилась она мыслями с Борисом. Работы в городе нет, Настя, так звали хозяйку, перебивается случай-ными заработками. Муж, не то сгинул, не то сбежал, он у неё дальнобойщиком работает. Дочка болеет, а лекарств купить не на что. Я, к своему стыду, и не знала, что есть люди, которые в такие условия поставлены. Это не жизнь – прозябание.
- Таких больше, чем пол страны. С высоты «Города Столиц» это не особо-то и заметно.
- Ну, зачем ты так? Я же не фифа какая-то. Просто жизнь у меня иначе сложи-лась, - обиделась Ольга.
Боря, помня о её «авансе», приобнял девушку за плечи, и поцеловал в висок:
- Да ни в чём ты не виновата. Просто кому-то везёт, а кому-то не очень. Мне, вот, в первый раз в жизни несказанно повезло… я встретил тебя.
Не лучшее было место, но, как говориться, с милым рай и в шалаше…
Утром, когда Борис ушёл сделать кое-какие покупки, Ольга вышла на кухню. Настя, готовя нехитрый завтрак, пряча за ухмылкой незлую зависть, посетовала:
- Доче пришлось сказать, что зубы у тебя ночью болели. Стонала, как трав-мированная.
- Простите, - Ольга покраснела до корней волос.
- Да, пустое, дело житейское. А мужик у тебя ладный, не знаю, как он в работе, но судя по тебе, с остальным у него всё в порядке,  - снова усмехнулась Настя.
- Что есть, то есть, а с делами как-нибудь разберёмся, - Ольга поморщилась, вспомнив о Феликсе, и дамокловым мечом висящей над ней и Борей опасностью.

***

Феликсу приснился кошмар. Он снова оказался в своём мире. Только что за-кончился артобстрел, уши, словно ватой, заложило от грохота разрывающихся повсюду снарядов, ноздри щипало от кисло-приторного запаха тротила. Точными попаданиями перебило почти всех, в окопной линии, где он и его взвод держали оборону. Командира тяжело ранило. Тот полз по скользкому дну окопа, зачем-то пытаясь дотянуться до своей валяющейся в грязи, оторванной выше локтя руки. Феликс крикнул санитаров, и выглянул за бруствер. Противник, в полный рост, плотными шеренгами шёл в атаку. Оттащив в сторону лежавшие вповалку трупы пулемётной прислуги, он расчистил «гнездо» от засыпавшей его земли, зарядил холщовую ленту с патронами, и взявшись за вытертые до дерева, некогда лакированные рукоятки управления пулемётом, приник к прорези в защитном щитке. Враги были уже совсем близко. Феликс, прицеливаясь в середину тел атакующих, видел пряжки их ремней, латунные пуговицы на грубой ткани шинелей, длинные полы которых были забрызганы грязью. Он поднял глаза выше… Мозг готов был взорваться, отказываясь принимать увиденное. На Феликса, шеренга за шеренгой, надвигался он сам. У всех, без исключения, наступавших было его лицо! Он не мог ошибиться. У каждого был даже посеревший от грязи пластырь на левой щеке. Санитар заклеил им царапину, полу-ченную Феликсом от щепы, отлетевшей от взорвавшегося зарядного ящика.
«Этого не может быть! – подумал он, сползая спиной по сырой стенке окопа. – А как же Москва, Ольга…».
Подскочив на диване, он непонимающе уставился в не зашторенное пано-рамное стекло, за которым светились разнотонные прямоугольники окон близ-стоящих небоскрёбов. «Это всего лишь сон! Дурной сон, и больше ничего».
 Спать больше не хотелось. Он привычно «поискал» Ольгу. Феликс зарычал, как дикое животное, увидев её глазами ласкающего её двойника. Это было уже чересчур. «Это ничтожество, само о том не подозревая, отняло у него всё! Удачу, женщину, к которой он, удивляясь себе, так сильно привязался. «Уничтожить! Чтобы памяти о нём не осталось! - Феликс, натыкаясь на мебель, забегал по полутёмной квартире, - лично убью гада! А Ольга, за измену, плётки отведает, чтобы неповадно было по чужим койкам прыгать!».

***

Обменяв валюту, Боря, особо не капризничая, купил кое-чего из одежды, смущаясь, выбрал на лотке местного рынка пару комплектов женского белья у симпатичной толстухи, поджавшей губы после приблизительно названных им размеров. Странно, но после близости с Ольгой, он, выражаясь высокопарным «штилем», так-таки жаждал встречи со своим двойником-противником. «Пусть всё решится. Проиграть нельзя. На кону стоит слишком много – будущее Ольги». О своей судьбе он  и  не помышлял. Что его теперь унылая жизнь без неё? «Конь вороной»! 
Решение пришло неожиданно. Ему припомнился сюжет американского блокбастера «Жена астронавта», с Шарлиз Терон, в красоте ещё бы посоревновавшейся с Ольгой, но это так, мысли «загулявшего поэта». Бориса заинтересовала не сама голливудская кинодива, а способ, которым она расправилась в фильме режиссёра Рэнда Рэвича, с инопланетянином, завладевшим телом её мужа.
 У Бориса в Москве был один из его малочисленных приятелей, преуспеваю-щий художник, без особого энтузиазма нечасто продававший свои работы на вернисаже в Измайлово, но востребованный на «западе». Борис нередко зависал, подвыпивши, у того в гостях, и хорошо помнил его студию. Огромные филёнчатые окна, пол, большого, по меркам квартиры Воробьёва, помещения, был залит полированным бетоном. В студии, стараниями хозяина, были устроены туалет и ванная комната. Художник отъехал в «Туманный Альбион», продавать картины, а ключи от студии доверил ему, Боре Воробьёву.
То, что Борис забыл о студии и ключах, в свете с ним приключившегося, понятное дело, а вот сейчас, назревши, вспомнил. Не чуя ног, вернулся домой
- Собирайся, едем!, - кивнул он Ольге, - вы уж простите нас. Деньги за месяц оставьте себе. Так получилось, попрощался, он с Настей.
Завязав глаза девушке, он довёл её до ожидающего их такси. Через несколько часов Боря привёл Ольгу в студию товарища, развязал ей глаза - Неплохие работы, оценила она висящие по стенам помещения картины.
- Да, Сашка талантливый художник.
- Что мы здесь делаем? -  Ольга, медленно передвигаясь, продолжала рассмаривать картины.
- Сядь на стол, и подожми ноги.
- Зачем?
- Потом поймёшь.
Борис прошёл в ванную, и развернув кран на пол, включил воду.
- Как ты думаешь, обувь с кожаной подошвой пробивает ток? – спросил он девушку, не особо надеясь на исчерпывающий ответ.
- Понятия не имею, - пожала плечами Ольга.
- Ладно. Зови его.
-  Ты уверен?
- Да.
Ольга, даже почувствовав себя плохо, вышла на контакт с Феликсом.
- Я скоро буду, - сказала она его, Бориса, голосом.
Тот, находясь на взводе, этого даже не заметил.

***
Феликс  ликовал. Ольга сама вышла с ним на связь: «Не пришёлся, видать, ко двору нищий любовничек. Вон, по каким «хоромам» барышню  возит! А с её глазами он хорошо придумал, да только девочка свой выбор сделала, с нищебродом-неудачником жизнь коротать, видно, не понравилось. Сейчас он с ним, сам, без идиотов, разберётся, Ольгу подмышку, и в Перу, или Аргентину. Зацепила она двойника! А как говаривал помощник президента Никсона Чак Колсон: «Если вы взяли кого-то за гениталии, остальные части тела придут сами. Жди меня, Борюсик».
Феликс вызвал такси, и отправился по «названному» Ольгой адресу. Они, как птенчики, сидели на столе, поджав ноги.
- Что? Перепугались? – Феликс удовлетворённо улыбнулся, - Ольга, ко мне! – он не обратил внимания на залитый водой пол.
- Давай! Пока он колдовать не начал! – вцепилась Ольга в руку Бориса.
Воробьёв, слегка подрагивающими руками, воткнул вилку в переноску, оборванные концы которой лежали в заливающий водой, из открытого крана душевой пол.
Феликс так ничего и не понял. Перед глазами вспыхнуло ослепляющее оранжевое облако, и он вновь оказался в окопах всё той же войны его измерения, из которого его занесло в непонятный, но полюбившийся ему мир.
Боря и Ольга,  не веря глазам, смотрели на место, где только что находился Феликс.
- Так просто? – прижалась к плечу Бориса Ольга.
- Ты не в курсе, что я Гудвин, великий и ужасный?
- Дурак ты… но любимый.

***

- Борь! – выглянула из кухни Ольга, - в холодильнике шаром покати. Пока у нас ещё, какие-никакие деньги остались, сходил бы в магазин, чего не то из продуктов прикупил.
Воробьёв с театральным надрывом вздохнул, поднялся с дивана, и сунув ноги в тапочки, по-стариковски зашаркал в прихожую.
На улице уже уловимо пахло весной, из-за ещё по-зимнему тяжёлых туч робко выглядывало солнышко, пронзая лучами осевший, ноздреватый снег на газонах.  В «Перекрёстке», по случаю начавшихся выходных, проходили всевозможные «акции», народ азартно затаривался продовольствием.
Боря, лавируя между граждан, толкающих тележки со снедью к выходу, про-сочился внутрь супермаркета, безразлично мазнул взглядом по притулившемуся у стены прилавку, с нагловато-призывной надписью: «НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО! БЕСПРОИГРЫШНАЯ ЛОТЕРЕЯ!», и прозрачным барабаном на нём, до половины заполненном красно-белыми прямоугольничками, который лениво покручивала скучающего вида девица.
- Возьмите билетик, - приятно улыбнулась она Борису.
- Почему бы и нет? – ещё не веря, что так легко согласился на безусловно бесперспективную авантюру, растянул тот губы в ответной улыбке.
- Вот, - девушка энергично крутанула барабан, - тяните, который приглянулся.
- А выберите вы, - предложил Воробьёв.
- Нет, покачала головой девица, - у меня рука тяжёлая, никогда не выигрываю.
- Да я тоже не из везучих, - признался Борис, выцепил первый попавшийся билет, надорвал плотную бумагу, и развернул гармошку листка… «СТО ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ», убористым шрифтом значилось на бумажке.
Ошарашенно таращившемуся на билет Воробьёву, в жизни не державшему в руках такую сумму денег, почему-то припомнился случай из времён студенческой молодости. Как-то раз, его, до кучи, пригласили на день рождения к одному «мажору» с их курса. Ничего «выходного», кроме двух-трёх пар новых носков, в Борином гардеробе не нашлось. Вот одну-то из них, со странным чувством, сродни благоговению, с которым вельможа надевает парадный камзол, отправляясь на приём к «самому», он и натянул на предварительно вымытые ступни ног.
«Это сколько же пар носков на эти деньжищи можно купить?», - озадачился подсчётом Борис, и не решившись заявить о выигрыше, убрал билет во внутренний карман куртки, и забыв сделать покупки, мелкой рысцой припустил домой, поделиться с Ольгой неожиданно, как снег с крыши в апреле, рухнувшей на него удачей.