Глава 5. Тениш
Розовые свечи горели в золочёных канделябрах, розовым воском светились округлые ягодицы разомлевшей Герти, но уже пора было собираться. Там холод, предрассветный туман; отсыревшие башмаки липнут к ноге. Но надо идти. Встречу с Вехлином пропускать не следует.
— Когда увидимся, милый?
Лукавый чёрный глаз смотрел на него из-под кудрявой чёлки.
— Ты же знаешь. Как смогу — извещу.
Он наклонился к лежащей и нежно коснулся губами мягких губ. Горячие руки обвили его:
— Милый, милый…
— Пора.
Мягкий изгиб тела, умоляющий взгляд, вздох смирения:
— До встречи, милый…
***
Колокол на Соборной площади пробил четыре. Я успевал вовремя.
Тучи над городом уже разошлись, и малое двоелуние давало достаточно света. Едва видимая над горизонтом Белонка подсвечивала розовым абрисы домов, а голубая Белота бросала наискось пласты призрачного света на стены. Призрачный синевато-розовый сумрак повис над Нимом. Фонари в этой части города были редки, а одинокий факел в нише освещал только сам себя.
В дальнем углу площади вместо потёртой казённой берлины — обычного экипажа Вехлина — стоял огромный дормез невесть каких времён. Лишь подойдя поближе я различил на дверце стёршийся герб, похожий на распятую летучую мышь в четырёхчастном поле. Детская память подсказала — Комоэ. Откуда извлекли это чудовище — достояние давно исчезнувшего рода? Когда матушка заставляла меня заучивать эти эмблемы, гербы, родословные — то не для того, чтобы сейчас я мог узнать этот рисунок на сыщицкой карете? Комоэ... Глава рода четвертован за измену, половина его братьев сгнила в казематах, половина была обезглавлена. Род так и не поднялся. Намёк?
Внутри громоздкого экипажа могла разместиться и рота солдат… но зачем? Ради одного начинающего журналиста? Я внутренне усмехнулся: не бредь, Тениш, врядли ради твоей персоны сюда пригонят солдатню или жандармов. Для твоего ареста хватит и одного эмиссара. Скорее всего, берлина сломалась и Вехлин взял первое, что попалось в каретном дворе.
Чёрт! Да не всё ли равно?!
Дверца приоткрылась и Вехлин кашлянул, давая узнать себя.
Я полез внутрь.
Внутри царила кромешная темень. Шторы были тщательно задёрнуты, салон кареты просторен, но я сразу же почувствовал присутствие третьего человека. Не прикосновением, нет, может быть, дыханием? Запахом? Пахло очень приятно, не пряно-женским, а мужским, сухим терпким запахом. Что-то ещё… Ирисы? Лилии?
Вехлин излагал дело своим обычным бесцветным, но внятным голосом, кратко и по обыкновению сухо. Романтическая история похищения и убийства молодой женщины, аристократки, невесты, так и не дошедшей до алтаря, становилась обыденным убийством с целью ограбления.
Я задал несколько необходимых вопросов; тот, кто сидел рядом, никак не реагировал на них, предоставляя Вехлину вести беседу, но к концу разговора я уже был уверен, что этот третий — птица высокого полёта. Сила его присутствия гнула едва не к полу, Вехлин оставался невозмутим — но такова его маска, а быть может и натура — я никогда не мог понять его реакций. Если у него и есть эмоции, то он сам и является их гробом, эдаким сундуком с мертвецами. Его невозмутимый игнор этого третьего почему-то подсказал мне, что именно он, неизвестный, и есть пружина, движущая сила расследования.
Кем приходилась ему эта пропавшая девушка? Не знаю. Может быть, возлюбленной? Или родственницей? Впрочем, тридцатилетняя давность…
Сколько ему может быть лет? Я потянул носом, стараясь учуять запах лекарств, болезни, немощного тела. Но нет. Сидящий в темноте был свеж, крепок, пах так, что... Где-то расцветало лето. Терпко пахла земля, ирисы цвели, горячий песок шелестел в сухой траве...
Ни тины, ни гнили, ни смрада.
Быть может погибшая — его тётушка? И он просто рассчитывает разыскать наследство? Тридцать лет спустя... Хм.
Незнакомец никак не желал выдавать себя и сидел неподвижно и беззвучно. лишь в конце разговора он шевельнулся и я увидел короткий алый взблеск.
Драгоценность?
Рубин?
Странно, что в луч не попала рука...
Кстати, интересно, каковы его руки?
Леазен, о чём ты думаешь? — одёрнул я себя.
Неужто достаточно запаха и рубинового блеска, чтобы ты дрогнул? Какое тебе дело до этого — возможно, одного из сильных мира сего и его расследований? Тебе заплатят, тебя прикроют при надобности — чего ж ещё желать опальному отпрыску погибающего древа? О, Комоэ!..
Я невольно вздрогнул.
Мне есть о чём подумать и без романтических бредней.
Я отчаянно барахтался в волнах своих чувств, тщетно взывая к здравому смыслу, рассудку и всему, чему научила меня жизнь. Но ощущая опасность этого человека, чуя волну его мощи, вдыхая в тесной сырости кареты его запах — ирисов и горячего песка, я всё же терял голову.
Неужели он начинает меня интересовать?
Да. Начинает. Да, интересует.
<предыдущая-глава-следующая>
http://proza.ru/2019/12/16/983 http://proza.ru/2019/12/20/1208
глава 1
http://www.proza.ru/2019/12/10/1757