Поэт, прозаик, драматург и публицист Фёдор Кузьмич Сологуб (настоящая фамилия Тетерников) родился в марте 1863 г. в Санкт-Петербурге в семье портного. Семья жила бедно, положение усугубилось в 1867 г., когда отец Фёдора умер. Мать вынуждена была поступить прислугой в семью петербургских дворян Агаповых, у которых она когда-то служила кухаркой. В доме Агаповых прошло всё детство и отрочество будущего писателя. Свой поэтический дар он ощутил в возрасте двенадцати лет, а первые дошедшие до нас стихотворения датируются 1878 г. В тот же год Фёдор Тетерников поступил в Санкт-Петербургский Учительский институт, где потом учился и жил (заведение было устроено на интернатной основе) четыре года. В июне 1882 г., взяв мать и сестру, он уехал учительствовать в северные губернии — сначала в Крестцы (1882-1885), затем в Великие Луки (в 1885-1889) и Вытегру (в 1889-1892). В общей сложности он провел в глухой провинции десять лет. Осенью 1892 г. исполнилась давняя мечта Тетерникова, - он смог переехать на постоянное жительство в Петербург.
С этого времени начинает расти литературная слава поэта. Особенную роль сыграл в его судьбе журнал «Северный вестник». В начале 1890-х гг. здесь, помимо его стихотворений, были напечатаны первые рассказы, роман, переводы из Верлена, рецензии. Собственно и сам «Фёдор Сологуб» — псевдоним — был придуман в редакции журнала, по настоянию Николая Минского (с которым Федор Кузьмич познакомился в 1891 г.). В 1896 г. вышли три первые книги Сологуба: «Стихи, книга первая», роман «Тяжёлые сны» и «Тени» (объединённый сборник рассказов и второй книги стихов).
x x x
На гулких улицах столицы
Трепещут крылья робких птиц,
И развернулись вереницы
Угрюмых и печальных лиц.
Под яркой маской злого света
Блестит торжественно глазет.
Идет, вся в черное одета,
Жена за тем, кого уж нет.
Мальчишки с песнею печальной
Бредут в томительную даль
Пред колесницей погребальной,
Но им покойника не жаль.
1896
ХХХ
В одежде пыльной пилигрима,
Обет свершая, он идет,
Босой, больной, неутомимо,
То шаг назад, то два вперед.
И, чередуясь мерно, дали
Встают всё новые пред ним,
Неистощимы, как печали, —
И всё далек Ерусалим...
В путях томительной печали
Стремится вечно род людской
В недосягаемые дали
К какой-то цели роковой.
И создает неутомимо
Судьба преграды перед ним,
И все далек от пилигрима
Его святой Ерусалим.
1896
x x x
Поднимаю бессонные взоры
И луну в небеса вывожу,
В небесах зажигаю узоры
И звездами из них ворожу,
Насылаю безмолвные страхи
На раздолье лесов и полей
И бужу беспокойные взмахи
Окрыленной угрозы моей.
Окружился я быстрыми снами,
Позабылся во тьме и в тиши,
И цвету я ночными мечтами
Бездыханной вселенской души.
1896
x x x
Забыты вино и веселье,
Оставлены латы и меч, —
Один он идет в подземелье,
Лампады не хочет зажечь.
И дверь заскрипела протяжно,
В нее не входили давно.
За дверью и темно, и влажно,
Высоко и узко окно.
Глаза привыкают во мраке, —
И вот выступают сквозь мглу
Какие-то странные знаки
На сводах, стенах и полу.
Он долго глядит на сплетенье
Непонятых знаков и ждет,
Что взорам его просветленье
Всезрящая смерть принесет.
1897
x x x
Не говори, что мы устали,
И не тужи, что долог путь.
Нести священные скрижали
В пустыне должен кто-нибудь.
Покрыты мы дорожной пылью,
Избиты ноги наши в кровь, —
Отдаться ль робкому бессилью
И славить нежную любовь?
Иль сделать выбора доныне
Мы не хотели, не могли,
И с тяжкой ношею в пустыне
Бредем бессмысленно, в пыли?
О нет, священные скрижали
Мы донесем хоть как-нибудь.
Не повторяй, что мы устали,
Не порицай тяжелый путь.
1898
x x x
Земле раскрылись не случайно
Многообразные цветы, —
В них дышит творческая тайна,
Цветут в них Божии мечты.
Что было прежде силой косной,
Что жило тускло и темно,
Теперь омыто влагой росной,
Сияньем дня озарено, —
И в каждом цвете, обаяньем
Невинных запахов дыша,
Уже трепещет расцветаньем
Новорожденная душа.
1900
Сложным периодом в творчестве Сологуба стали 1902—1904 годы, когда поэт часто обращается в своих стихах к Сатане, но в духе зла он видел не проклятье и не отрицание Бога, а тождественную Ему противоположность. Свои философские взгляды Сологуб выразил в эссе «Я. Книга совершенного самоутверждения», опубликованном в феврале 1906 года в журнале «Золотое руно». С богоборчеством этого периода связан поэтический цикл, вышедший отдельным изданием в качестве шестой книги стихов в марте 1907 года.
x x x
Когда я в бурном море плавал
И мой корабль пошел ко дну,
Я так воззвал: «Отец мой, Дьявол,
Спаси, помилуй, — я тону.
Не дай погибнуть раньше срока
Душе озлобленной моей, —
Я власти темного порока
Отдам остаток черных дней».
И Дьявол взял меня и бросил
В полуистлевшую ладью.
Я там нашел и пару весел,
И серый парус, и скамью.
И вынес я опять на сушу,
В больное, злое житие,
Мою отверженную душу
И тело грешное мое.
И верен я, отец мой Дьявол,
Обету, данному в злой час,
Когда я в бурном море плавал
И ты меня из бездны спас.
Тебя, отец мой, я прославлю
В укор неправедному дню,
Хулу над миром я восставлю,
И, соблазняя, соблазню.
1902
x x x
Равно для сердца мило,
Равно волнует кровь —
И то, что прежде было,
И то, что будет вновь…
А то, что длится ныне,
Что мы зовем своим,
В безрадостной пустыне
Обманчиво, как дым…
1902
x x x
Мы поклонялися Владыкам
И в блеске дня и в тьме божниц,
И перед каждым грозным ликом
Мы робко повергались ниц.
Владыки гневные грозили
И расточали гром и зло,
Порой же милость возносили
Так величаво и светло.
Но их неправедная милость,
Как их карающая месть,
Могли к престолам лишь унылость,
Тоской венчанную, возвесть.
Мерцал венец ее жемчужный,
Но свет его был тусклый блеск,
И вся она была — ненужный
И непонятный арабеск.
Владык встречая льстивым кликом,
И клик наш соткан был из тьмы, —
В смятеньи темном и великом
Чертог ее ковали мы.
Свивались пламенные лица.
Клубилась огненная мгла,
И только тихая Денница
Не поражала и не жгла.
1903
К середине 1900-х гг. квартира писателя стала одним из центров литературной жизни Петербурга. Среди посетителей «воскресений» Сологуба были Гиппиус, Мережковский, Минский, Блок, Кузмин, Вячеслав Иванов, Городецкий, Ремизов; из Москвы приезжали Андрей Белый и Валерий Брюсов.
В период Первой русской революции 1905—06 гг. большим успехом пользовались политические «сказочки» Сологуба, печатавшиеся в революционных журналах. Помимо газетных статей и «сказочек» Сологуб отозвался на революцию пятой книгой стихов «Родине». Она вышла в апреле 1906 года.
ХХХ
Люблю я грусть твоих просторов,
Мой милый край, святая Русь.
Судьбы унылых приговоров
Я не боюсь и не стыжусь.
И все твои пути мне милы,
И пусть грозит безумный путь
И тьмой, и холодом могилы,
Я не хочу с него свернуть.
Не заклинаю духа злого,
И, как молитву наизусть,
Твержу все те ж четыре слова:
«Какой простор! Какая грусть!»
1903
Еще летом 1902 года был окончен роман «Мелкий бес», писавшийся на протяжении десяти лет (1892—1902). В 1905 г. начало романа появилось в журнале «Вопросы жизни», но тогда его публикация прошла незамеченной. Только в марте 1907 г., когда роман вышел отдельным изданием, книга получила признание читателей и принесла своему создателю лавры «живого классика». В «Мелком бесе» отрицание «данной» жизни доходит у Сологуба до пределов, небывалых в русской литературе, - оно воистину тотально и бескомпромиссно. Главный герой романа – тупой и зловещий учитель Ардальон Борисыч Передонов (который по ходу действия медленно сходит с ума) - воспринимался современниками как мрачный символ эпохи, подлинный «герой» своего времени.
Не менее чем романами и стихами Сологуб был известен своими рассказами. Через все его новеллы проходит символический образ двух миров: «грубой», «бедной» реальности и противостоящий ей «горний мир» высшего, запредельного, истинного. Смерть или безумие – довольно частый финал рассказов Сологуба, планомерно развивающего, по словам Андрея Белого, основную свою идею – приближение смерти.
В революционную эпоху на первое место в творчестве Сологуба выходит философски ироничная драматургия. Первым драматическим опытом писателя была мистерия «Литургия Мне» (1906). За ней следуют «Дар мудрых пчёл» (1906), «Победа Смерти» (1907; была поставлена Мейерхольдом в театре Комиссаржевской) и, в особенности «Ванька-ключник и паж Жеан» (1908).
В 1908 г. Федор Кузьмич женился на Анастасии Чеботаревской - известной в то время писательнице, литературном критике и переводчице. В 1910 г. Сологуб с женой переехали в дом 31 по Разъезжей улице. Стараниями Чеботаревской здесь был устроен настоящий салон, в котором собирался почти весь тогдашний театральный, художественный и литературный Петербург. В начале 1910-х годов Сологуб заинтересовался эгофутуризмом. Особенно близкие отношения сложились у него с Игорем Северянином (в 1913 г. они вдвоем совершили турне по стране с чтением стихом и лекциями о новом искусстве).
Незадолго до Первой мировой войны Сологуб завершил трилогию «Творимая легенда» (1905—1913) - роман-символ, фантастическую утопию, действие которой происходит то в России, то в мифическом государстве Соединенных островов, то в загробном мире. Здесь много дьявольщины, колдовских сил. Но все это лишь внешний антураж. Главный вопрос, на который своими удивительными образами пытался ответить Сологуб – возможно ли творческое преображение жизни? Ответ его однозначен: никакое внешнее воздействие (социальные преобразования, революции) Россию не спасет. Ее преображение возможно только в результате долгой, трудной, неустанной работы в душе каждого человека.
Первую мировую войну Сологуб воспринял как роковое знамение, могущее принести множество поучительных, полезных плодов для российского общества, как средство пробуждения в русском народе сознания нации. Пафос военной публицистики Сологуба лёг в основу лекции «Россия в мечтах и ожиданиях», с которой Сологуб в 1915—1917 гг. объездил всю Российскую Империю, от Витебска до Иркутска. На войну поэт откликнулся также книгой стихов «Война» (1915) и сборником рассказов «Ярый год» (1916).
Февральскую революцию Сологуб встретил с воодушевлением и большими надеждами. Но уже летом 1917 г. поэтом овладевает тревога. Его публицистика той поры полна тяжелых предчувствий и выдержана в жесткой антибольшевистком тоне. После Октябрьского переворота, к которому Сологуб отнесся с безоговорочной враждебностью, он активно выступал в поддержку Учредительного собрания. Всю зиму и весну 1918 года он пользовался любой возможностью опубликовать «просветительные» статьи, направленные против отмены авторского права, ликвидации Академии Художеств и уничтожения памятников. Между тем материальное положение писателя резко ухудшилось - его выселили из квартиры, реквизировали его мебель и книги. Произведения Сологуба больше не печатали, он с трудом перебивался переводами.
«Пайки, дрова, стояние в селёдочных коридорах… Видимо, всё это давалось ему труднее, чем кому-либо другому. Это было ведь время, когда мы, литераторы, учёные, все превратились в лекторов, и денежную единицу заменял паёк. Сологуб лекций не читал, жил на продажу вещей», — вспоминал журналист Лев Клейнборт. Эта невозможность существования, в конце концов, побудила Сологуба, принципиально бывшего против эмиграции, обратиться в декабре 1919 года в советское правительство за разрешением выехать. Ответа не последовало. Через полгода Сологуб написал новое прошение, на этот раз адресованное лично Ленину. Рассмотрение его дела растянулось на много месяцев. С немалым трудом разрешение было получено. Отъезд в Ревель был назначен на 25 сентября 1921 года. Однако томительное ожидание надломило психику жены Сологуба, расположенной к сумасшествию. Вечером 23 сентября 1921 г. Чеботаревская бросилась с Тучкова моста в реку Ждановку. Ее смерть обернулась для поэта непосильным горем. Сологуб не захотел уезжать из России.
x x x
В камине пылания много,
И зыбко, как в зыбке миров.
Душа нерожденного бога
Восстала из вязких оков,
Разрушила ткани волокон,
Грозится завистливой мгле,
И русый колышется локон,
Чтоб свившись поникнуть в золе,—
И нет нерожденного бога,
Погасло пыланье углей,
В камине затихла тревога,
И только пред ним потеплей.
Мы радость на миг воскресили,
И вот уж она умерла,
Но дивно сгорающей силе
Да будут восторг и хвала.
Едва восприявши дыханье,
Он, бог нерожденный, погас,
Свои умертвил он желанья,
И умер покорно для нас.
1918
x x x
Мне боги праведные дали,
Сойдя с лазоревых высот,
И утомительные дали,
И мед укрепный дольных сот.
Когда в полях томленье спело,
На нивах жизни всхожий злак,
Мне песню медленную спело
Молчанье, сеющее мак.
Когда в цветы впивались жала
Премудрых медотворных пчел,
Серпом горящим солнце жало
Созревшие колосья зол.
Когда же солнце засыпало
На ложе облачных углей,
Меня молчанье засыпало
Цветами росными полей,
И вкруг меня ограды стали,
Прозрачней чистого стекла,
Но тверже закаленной стали,
И только ночь сквозь них текла,
Пьяна медлительными снами,
Колыша ароматный чад.
И ночь, и я, и вместе с нами
Томились рои вешних чад.
1919
В середине 1921 г. с началом НЭПа оживилась издательская и типографская деятельность, восстановились заграничные связи. Тогда же появляются новые книги Сологуба: сначала в Германии и Эстонии, а потом в Советской России. Летом 1921 г. в Берлине вышел его последний роман «Заклинательница змей». Первая послереволюционная книга стихов Сологуба «Небо голубое» вышла в сентябре 1921 года в Эстонии. Там же был опубликован последний сборник рассказов «Сочтённые дни». В России: выходят поэтические сборники «Фимиамы» (1921), «Одна любовь» (1921), «Костёр дорожный» (1922), «Соборный благовест» (1922), «Чародейная чаша» (1922), роман «Заклинательница змей» (1921).
x x x
Нет словам переговора,
Нет словам недоговора.
Крепки, лепки навсегда,
Приговоры-заклинанья
Крепче крепкого страданья,
Лепче страха и стыда.
Ты измерь, и будет мерно,
Ты поверь, и будет верно,
И окрепнешь, и пойдешь
В путь истомный, в путь бесследный,
В путь, от века заповедный.
Все, что ищешь, там найдешь…
Ты просил себе сокровищ
У безжалостных чудовищ,
Заклинающих слова,
И в минуту роковую
Взяли плату дорогую,
Взяли все, чем жизнь жива.
Не жалей о ласках милой.
Ты владеешь высшей силой,
Высшей властью облечен.
Что живым сердцам отрада,
Сердцу мертвому не надо.
Плачь, не плачь, ты обречен.
1922
x x x
День и ночь измучены бедою;
Горе оковало бытие.
Тихо плача, стала над водою,
Засмотрелся месяц на нее.
Опустился с неба, странно красен,
Говорит ей: — Милая моя!
Путь ночной без спутницы опасен,
Хочешь или нет, но ты — моя. —
Ворожа над темною водою,
Он унес ее за облака.
День и ночь измучены бедою,
По свету шатается тоска.
1922
Сологуб продолжал плодотворно трудиться и в последующие годы, но с 1923 г. его больше не печатали. В это время поэт с головой ушёл в работу петербургского Союза Писателей (в январе 1926 года он был избран его председателем). В мае 1927 года, в разгар работы над романом в стихах «Григорий Казарин», Сологуб серьёзно заболел. С лета писатель уже почти не вставал с постели. Осенью началось обострение болезни. Умер он в декабре 1927 г.
Модернизм и постмодернизм http://proza.ru/2010/11/27/375