Блестящий поэт-сатирик Александр Михайлович Гликберг, прославившийся в 1900-х гг. под псевдонимом Саши Чёрного, родился в октябре 1880 года в Одессе в семье еврея-провизора. Когда Саше было десять лет, отец крестил его, чтобы он мог поступить в гимназию в обход "процентной нормы". Вопреки традиции (или мифу), во вполне еврейской семье Гликбергов отнюдь не процветало чадолюбие. Излишней опекой и не пахло. И даже наоборот. Когда подростком Александр сбежал из дома, отправившись в Петербург, набедовался там и попросил родителей о помощи, те ему прямо в ней отказали. К счастью, Сашу взял к себе в дом видный житомирский чиновник Роше, недавно потерявший сына. Возможно, представление о действенном сострадании Александр усвоил благодаря своему названому отцу. От него же он почерпнул первые сведения о поэзии. Гимназии Гликберг так и не закончил – в 6-м классе его исключили после столкновения с директором. Два года (1900-1902) он прослужил в армии, а в 1902-1904 годах работал на Новоселицкой таможне. В 1905 году будущий поэт перебрался в Петербург. Некоторое время он исполнял обязанности письмоводителя в службе Сборов Варшавской железной дороги. Здесь же, на службе, он познакомился со своей будущей женой Марией Васильевой. (Мария Ивановна была несколькими годами старше мужа и позже работала преподавательницей в гимназии; она была особой энергичной, аккуратной, практичной; именно она ведала семейным бюджетом, вела литературные дела мужа, ходила за него по редакциям, выручала в кризисных ситуациях).
Иронический склад ума, присущий Александру от рождения, благодаря ранним жизненным невзгодам приобрел ярко выраженную сатирическую направленность. И это оказалось очень кстати. Начавшаяся революция внесла оживление в общественную жизнь. Сатирическая литература была необычайно востребована. После 1905 г. на небосклоне российской словесности появляется целая плеяда блестящих сатириков. И едва ли не самая яркая звезда в этом созвездии – Саша Черный. Первая же его сатира «Чепуха», напечатанная 27 ноября 1905 года в журнале «Зритель» и полная издевки над генерал-губернатором Треповым, привела к скандалу и аресту номера. Но она же принесла поэту громкую известность. 1906-1907 годы Саша Черный провел в Германии. Залатывая прорехи в своем образовании, он в течении одного семестра посещал лекции в Гейдельбергском университете. Первый сборник его стихов "Разные мотивы" (1906) был запрещён цензурой.
Годы с 1908 по 1911 г., когда Саша Черный сотрудничал в «Сатириконе» - одном из самых известных сатирических журналов той поры – стали самыми плодотворными в его творческой биографии. В 1910 г. вышел сборник "Сатиры", иронически посвященный "всем нищим духом". Скрывшись за маской интеллигентного обывателя, Саша Черный едко обличал мелочность, пустоту и однообразие суетного мещанского существования. Его ядовитой, саркастической музе были доступны все сферы общественного и литературного бытия. Публика сразу полюбила молодого поэта и буквально зачитывалась его стихами. (Как писал Корней Чуковский: «…получив свежий номер журнала, читатель, прежде всего, искал в нем стихи Саши Чёрного»; каждое его новое стихотворение мгновенно расходилось не только в экземплярах журнала, но и заучивалось наизусть.). Однако со временем Саша Черный стал, по-видимому, тяготиться сложившимся образом. В 1911 г. он неожиданно порвал с «Сатириконом». Вышедший в том же году сборник «Сатиры и лирика» отразил тяготение Черного к «чистой» лирике, к тонким пейзажным и психологическим зарисовкам.
С началом Первой мировой «рядовой Гликберг» отправился служить в 13-й полевой госпиталь в район Варшавы. Вид страданий, крови и смерти поверг его в тяжелую депрессию. Благодаря хлопотам жены поэта перевели в другую часть, под Псков. С приходом к власти Временного правительства Саша Черный, почти анекдотическим образом, оказался заместителем комиссара Совета солдатских депутатов Северного фронта – ситуация совершенно противоестественная, поскольку к административной деятельности поэт был ни в коей мере не пригоден. После Октябрьской революции (которую он не принял) Саша Черный осенью 1918 года уехал в Прибалтику. В 1920 году – он уже в Берлине, а со второй половины 1923 до начала 1924 года - в Италии. (Впечатления от Вечного города отразились в лирических и юмористических миниатюрах "Из римской тетради" и "Римские офорты"). С 1924 года Саша Черный жил в Париже, сотрудничал в газетах "Последние новости", парижском "Сатириконе" и других периодических изданиях. Эмиграция ни в коей мере не повлияла на его творческую активность. В последующие годы Саша Черный выпустил несколько книг стихов и прозы. Он писал как для взрослых, так и для детей ("Несерьезные рассказы" (1928)). Многие его произведения воскрешали петербургский, московский и провинциальный быт старой России («Чудесное лето» (1929)). В других он писал о скудном быте, материальных лишениях и моральном унижении эмигрантской жизни. Особое место в позднем творчестве Черного занимают "Солдатские сказки" (опубл. в 1933 году), написанные в стиле своеобразного анекдотически-бытового реализма, близкого к сказу Лескова и Зощенко.
Умер Черный в Ла Фавьер, близ местечка Лаванду (Франция) в августе 1932 года от сердечного приступа.
ххх
ОПЯТЬ
Опять опадают кусты и деревья,
Бронхитное небо слезится опять,
И дачники, бросив сырые кочевья,
Бегут, ошалевшие, вспять.
Опять, перестроив и душу, и тело
(Цветочки и летнее солнце - увы!),
Творим городское, ненужное дело
До новой весенней травы.
Начало сезона. Ни света, ни красок,
Как призраки, носятся тени людей..
Опять одинаковость сереньких масок
От гения до лошадей.
По улицам шляется смерть. Проклинает
Безрадостный город и жизнь без надежд,
С презреньем, зевая, на землю толкает
Несчастных, случайных невежд.
А рядом духовная смерть свирепеет
И сослепу косит, пьяна и сильна.
Всё мало и мало - коса не тупеет,
И даль безнадежно черна.
Что будет? Опять соберутся Гучковы
И мелочи будут, скучая, жевать,
А мелочи будут сплетаться в оковы,
И их никому не порвать.
О, дом сумасшедших, огромный и грязный!
К оконным глазницам припал человек:
Он видит бесформенный мрак безобразный,
И в страхе, что это навек,
В мучительной жажде надежды и красок
Выходит на улицу, ищет людей...
Как страшно найти одинаковость масок
От гения до лошадей!
1908
ххх
ОБСТАНОВОЧКА
Ревет сынок. Побит за двойку с плюсом.
Жена на локоны взяла последний рубль,
Супруг, убитый лавочкой и флюсом,
Подсчитывает месячную убыль.
Кряхтят на счетах жалкие копейки:
Покупка зонтика и дров пробила брешь,
А розовый капот из бумазейки
Бросает в пот склонившуюся плешь.
Над самой головой насвистывает чижик
(Хоть птичка божия не кушала с утра),
На блюдце киснет одинокий рыжик,
Но водка выпита до капельки вчера.
Дочурка под кроватью ставит кошке клизму,
В наплыве счастия полуоткрывши рот,
И кошка, мрачному предавшись пессимизму,
Трагичным голосом взволнованно орет.
Безбровая сестра в облезлой кацавейке
Насилует простуженный рояль,
А за стеной жиличка-белошвейка
Поет романс: «Пойми мою печаль».
Как не понять? В столовой тараканы,
Оставя черствый хлеб, задумались слегка,
В буфете дребезжат сочувственно стаканы,
И сырость капает слезами с потолка.
1909
ххх
ЖИЗНЬ
У двух проституток сидят гимназисты:
Дудиленко, Барсов и Блок.
На Маше — персидская шаль и монисто,
На Даше — боа и платок.
Оплыли железнодорожные свечи.
Увлекшись азартным банчком,
Склоненные головы, шеи и плечи
Следят за чужим пятачком…
Темнеют уютными складками платья.
Две девичьих русых косы.
Как будто без взрослых здесь сестры и братья
В тиши коротают часы.
Да только по стенкам висят офицеры...
Не много ли их для сестер?
На смятой подушке бутылка мадеры,
И страшно затоптан ковер.
Стук в двери. «Ну, други, простите, к нам гости!»
Дудиленко, Барсов и Блок
Встают, торопясь, и без желчи и злости
Уходят готовить урок.
1910
ххх
ОКРАИНА ПЕТЕРБУРГА
Время года неизвестно.
Мгла клубится пеленой.
С неба падает отвесно
Мелкий бисер водяной.
Фонари горят как бельма,
Липкий смрад навис кругом,
За рубашку ветер-шельма
Лезет острым холодком.
Пьяный чуйка обнял нежно
Мокрый столб — и голосит.
Бесконечно, безнадежно
Кислый дождик моросит...
Поливает стены, крыши,
Землю, дрожки, лошадей.
Из ночной пивной всё лише
Граммофон хрипит, злодей.
«Па-ца-луем дай забвенье!»
Прямо за сердце берет.
На панели тоже пенье:
Проститутку дворник бьет.
Брань и звуки заушений...
И на них из всех дверей
Побежали светотени
Жадных к зрелищу зверей.
Смех, советы, прибаутки,
Хлипкий плач, свистки и вой —
Мчится к бедной проститутке
Постовой городовой.
Увели... Темно и тихо.
Лишь в ночной пивной вдали
Граммофон выводит лихо:
«Муки сердца утоли!»
1910
ххх
КУХНЯ
Тихо тикают часы
На картонном циферблате.
Вязь из розочек в томате
И зеленые усы.
Возле раковины щель
Вся набита прусаками,
Под иконой ларь с дровами
И двугорбая постель.
Над постелью бывший шах,
Рамки в ракушках и бусах,—
В рамках — чучела в бурнусах
И солдаты при часах.
Чайник ноет и плюет.
На окне обрывок книжки:
«Фаршированные пышки»,
«Шведский яблочный компот».
Пахнет мыльною водой,
Старым салом и угаром.
На полу пред самоваром
Кот сидит как неживой.
Пусто в кухне. «Тик» да «так».
А за дверью на площадке
Кто-то пьяненький и сладкий
Ноет: «Дарья, четвер-так!»
1922
Модернизм и постмодернизм http://proza.ru/2010/11/27/375