Поэтесса и переводчица София Яковлевна Парнок (Парнох) родилась в июле 1885 г. в Таганроге, в обрусевшей еврейской семье. Ее отец был провизором, владельцем аптеки. София рано лишилась матери. Отец повторно женился на гувернантке. Отношения с мачехой, да и с отцом, у Софии не сложились. Одиночество, отчужденность, замкнутость в своем собственном мире, были постоянными ее спутниками. В 1903 г. София закончила с золотой медалью Таганрогскую гимназию. В 1903 - 1904 гг. она училась в Женевской консерватории, по классу фортепиано. Возвратившись на родину, София поступила в Петербургскую консерваторию, но проучилась только один семестр. Позже она занималась на Высших женских Бестужевских курсах и юридическом факультете Женевского университета. Диплома о высшем образовании Парнок так и не получила. Профессиональным музыкантом так же не стала.
Над всеми увлечениями Парнок в конце концов взяла верх литература. Ее первыми опытами в поэзии стали переводы с французского и цикл стихов, посвященный Надежде Поляковой - ее женевской любви. София Парнок очень рано осознала эту свою странную наклонность, хотя, вернувшись в Россию, осенью 1907 года, вышла замуж за литератора Владимира Волькенштейна. Но после распада неудачного брака, в январе 1909, Парнок обращала своё чувство только на женщин, данная тематика весьма характерна для её лирики.
Печатать стихи Парнок начала с 1906 г., когда дебютировала в журналах «Северные записки» и «Русское богатство» критическими статьями, написанными блестящим остроумным слогом. С 1910 года она была постоянным сотрудником газеты «Русская молва», с 1913 г. сотрудничала в журнале «Северные записки». Легкость пера, разнообразие языковых приемов, остроумие и оригинальность – все эти качества Парнок-критика высоко ценили современники. Ей принадлежат сжатые и чёткие характеристики поэтики Мандельштама, Ахматовой, Ходасевича, Игоря Северянина и других ведущих поэтов 1910-х гг.
«По долгу службы» Софии Парнок часто приходилось посещать театральные премьеры и литературно-музыкальные салонные вечера. Она любила светскость и яркость жизни, привлекала и приковывала к себе внимание не только неординарностью взглядов и суждений, но и внешним видом: ходила в мужских костюмах и галстуках, носила короткую стрижку, курила сигару... На одном из таких вечеров 16 октября 1914 года, София Парнок встретилась с Мариной Цветаевой. Их роман продолжался вплоть до 1916 года. Цветаева посвятила Парнок цикл стихотворений «Подруга» («Под лаской плюшевого пледа...» и др.) и эссе «Mon frere feminine». Судя по стихам Цветаевой, их любовь вспыхнула с первого взгляда, это была страсть, иступленная, жаркая и всеобъемлющая. В первую зиму их знакомства поэтессы часто появлялись вместе в литературных салонах Москвы. Так, например, музыкальный критик Сувчинский встретился с Цветаевой и Парнок в доме Римского-Корсакова (старшего сына знаменитого композитора): «обе сидели в обнимку вдвоем, по очереди курили одну папиросу». Цветаева писала о своей подруге: «Извилина неярких губ капризна и слаба, но ослепителен уступ бетховенского лба». Сестра Марины, Анастасия Цветаева, вспоминала: «Соня была подобна какому-то произведению искусства, словно оживший портрет первоклассного мастера, - оживший, - чудо природы! Побыв полдня с ней, в стихии ее понимания, ее юмора, ее смеха, ее самоотдачи – от нее выходил как после симфонического концерта, потрясенный тем, что есть на свете – такое…» В стихах Цветаевой Парнок предстает в образе роковой «трагической леди». В чувствах Парнок к подруге (которая была младше ее семью годами), напротив, проскальзывало что-то материнское. Об этом говорит одно из лучших ее стихотворений той поры «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою…»: «Ночью задумалась я над курчавой головкою, нежностью матери страсть в бешеном сердце сменяя…» Своеобразным памятником ее отношений с Цветаевой стал первый поэтический сборник Софии Парнок «Стихотворения» (1916).
После октябрьского переворота в 1917 г. Парнок уехала в Судак (согласно «романтической версии», которую представляют воспоминания ее друзей, причиной этому была болезнь ее новой подруги Людмилы Эрарской, адресата нескольких любовных стихотворений). В Крыму она прожила до начала двадцатых годов, перебиваясь литературной «черной» работой: переводами, заметками, репортажами. Среди её ближайших друзей этого периода — Максимилиан Волошин. В Судаке София познакомилась с композитором Спендиаровым и, по его просьбе, начала работу над либретто оперы «Алмаст». Осенью 1920 г. в Крыму окончательно установилась советская власть. Переворот сопровождался неслыханным, даже по меркам Гражданской войны, разгулом красного террора. В феврале 1921 г. в числе других арестовали и Софию Парнок. Она провела в тюрьме несколько недель, но, благодаря хлопотам друзей, смогла выйти на свободу.
Вернувшись в 1921 г. в Москву, Парнок занималась литературной и переводческой работой, была одним из учредителей кооперативного издательства «Узел». В Москве ей удалось выпустить четыре сборника стихов: «Розы Пиерии» (1922; многие стихи этого сборника написаны «в знойной» манере Сапфо; Парнок постоянно ощущала духовную близость с великой древнегреческой поэтессой), «Лоза» (1923), «Музыка» (1926), «Вполголоса» (1928). В последующие годы Парнок, лишённая возможности печататься, жестоко бедствовала и, как многие другие литераторы, зарабатывала на жизнь переводами. Значительная часть стихов последних (не изданных при жизни) сборников поэтессы «Большая Медведица» и «Ненужное добро» посвящены физику-теоретику Нине Веденеевой — ее «Седой музе». Так же как пятнадцать лет назад с Цветаевой, это была страсть всепоглощающая и внезапная, подобная снежной лавине. Любовь породила новый поэтический подъем, настоящее творческое неистовство, которое не покидало Парнок до самой смерти.
Умерла София Яковлевна в августе 1933 года.
ххх
БЕЛОЙ НОЧЬЮ
Не небо, — купол безвоздушный
Над голой белизной домов,
Как будто кто-то равнодушный
С вещей и лиц совлек покров.
И тьма — как будто тень от света,
И свет — как будто отблеск тьмы.
Да был ли день? И ночь ли это?
Не сон ли чей-то смутный мы?
Гляжу на все прозревшим взором,
И как покой мой странно тих,
Гляжу на рот твой, на котором
Печать лобзаний не моих.
Пусть лживо-нежен, лживо-ровен
Твой взгляд из-под усталых век, —
Ах, разве может быть виновен
Под этим небом человек!
x x x
Еще не дух, почти не плоть,
Так часто мне не надо хлеба,
И мнится: палец уколоть, —
Не кровь, а капнет капля неба.
Но есть часы: стакан налью
Вином до края — и не полон,
И хлеб мой добела солю,
А он губам моим не солон.
И душные мне шепчут сны,
Что я еще от тела буду,
Как от беременной жены,
Терпеть причуду за причудой.
О, темный, темный, темный путь,
Зачем так темен ты и долог?
О, приоткрывшийся чуть-чуть,
Чтоб снова запахнуться, полог!
Себя до Бога донести,
Чтоб снова в ночь упасть, как камень,
И ждать, покуда до кости
Тебя прожжет ленивый пламень!
x x x
Сегодня с неба день поспешней
Свой охладелый луч унес.
Гостеприимные скворешни
Пустеют в проседи берез.
В кустах акаций хруст, — сказать бы:
Сухие щелкают стручки.
Но слишком странны тишь усадьбы
И сердца громкие толчки...
Да, эта осень — осень дважды!
И то же, что в листве, шурша,
Листок нашептывает каждый,
Твердит усталая душа.
Модернизм и постмодернизм http://proza.ru/2010/11/27/375