Зарисовка первая.
— Не жил я и не был, — рассуждал обычно вслух Афанасий Макарович, — но и в обиду себя не дадим. Вона их, развелося тута всяких разных, — зыркал он глазёнками по сторонам, — тока и гляди, как бы не объегорили ни за здорово живёшь.
Обыкновенное утро обыкновенного дня…
— Сынок, я тя умаляю! — говорил однажды он единственному сыну своему — лоботрясу, каких только свет видывал. — Жизнь-то, она, такая… такая штука тоненькая! Не знаешь, где ниточка-то и порвётся, хочь какая шёлковая не была. Ты меня держись, отца свово. Плохого никогда не пожелает родной батька твой.
— Та я чо, я ни чо… — слышалось в ответ.
— Вот и чо… Через плечо! Что не скажешь – отворот-поворот в день погожий, хочь любой! Так, сыночка, тебе сегодня дело ответственное доверяю… Отхожее место почистить надобно, где излишки вонизменные ведром вычерпать в обязательном порядке придётся, а яму, ту самую — лопатой выровнять и чуток расширить по необходимости.
— А може машину наймём?
— Каку-таку машину? Грошей мильёны получаешь? По-умничай… А не то всю жизню в оболдуях протрынькаешь! Иди, давай, к сусиду, Миколе… та лопату на вовремя попроси. Наша-то, старая, в черенке обломилася насовсем.
Прошло три часа.
— Ты куды запропастился, шкодник? Где лопата, я тя спрашиваю?
— Та я так и эдак… Он, дядька Микола, не даёт? Говорит, что самим потребуется в скорости. Я ждал-пождал, та и не выждал.
— Ах, жадобы! Ах, суки невостребованные, прости Господи! Вот суседей нажили… Ох, нажили! Давно уж знаю я семейку енту, ух знаю, скунпердяев городских! Так и быть, идём к сараю… Я там с прошлого году новую лопату заховал. Возьмём свою, неча на других надеяться!