После школы мы поехали в больницу к Анне Генриховне.
Глядя на учительницу, лежащую в больничном халате на скрипучей железной койке, мне стало ужасно жалко её, правда, ненадолго.
- Здравствуйте, Анна Генриховна, - произнёс папа.
- Здравствуйте, Анна Генриховна, - сказала я тихо. - Простите меня, пожалуйста! Я не хотела сделать вам больно, честное слово. Я хотела растопить ваше холодное сердце.
- Что? – Анна Генриховна приподнялась на кровати.
- Простите, Анна Генриховна, - вмешался папа. - Мы все очень сожалеем. Поверьте, это был не злой умысел, а необдуманный поступок десятилетней девочки.
- Этот акт вы называете необдуманным поступком?
- Да, можно сказать и так.
- Я давно вам хотела сказать, Борис Семёнович, что ваши методы воспитания требуют коррекции. Ваша вседозволенность просто недопустима. Я понимаю, что этой вседозволенностью вы компенсируете девочке отсутствие матери, но вы должны держать вашу неуёмную дочь в ежовых рукавицах, если хотите, чтобы из неё вырос достойный член нашего здорового общества.
- Да, я буду стараться, - сказал папа, а я вся сжалась от страха.
Не понимая, что такое ежовые рукавицы, я представила себе их и то, как папа надевает эти страшные рукавицы с огромными ежовыми иголками на руки и хватает меня этими рукавицами за шею. Я заплакала.
- Будем считать эти слёзы слезами глубокого раскаяния, - произнесла Анна Генриховна и царственно добавила: - Я прощаю тебя, Мария Берман. Но подобного поведения больше не потерплю.
Поблагодарив Анну Генриховну, папа, попрощавшись, взял меня за руку и вывел из палаты. Мы вышли на улицу и дошли до сквера, в котором и начиналась вся эта история. Папа сел на скамейку и я, плачущая, села рядом. Мы так и сидели молча. Мне казалось, что папа вот-вот вытащит эти рукавицы, но папа крепко-крепко обнял меня, поцеловал и прижал к себе.
- Бедная моя Тыковка... Бедная моя девочка... Как же тебе непросто будет в этой жизни.
- Ты любишь меня, папочка? - сквозь рыдания спросила я его.
- Больше жизни, радость моя.
- Больше Лизки?
- Машенька, понимаешь, любовь невозможно измерить. Что касается любви, то нет понятия «больше» или «меньше». Если человек любит – он любит. Нельзя любить чуть-чуть. Я очень сильно люблю и тебя, и маму твою, и бабушку, и Лизу, и всех моих родных. Я просто не умею по-другому. И ты не умеешь, поскольку ты – моя девочка. Да, мне не всегда нравится то, что ты делаешь, но любить я тебя от этого меньше не буду, уж поверь мне.
- А если я не стану достойным человеком нашего советского общества, ты и тогда будешь меня любить?
- Ты обязательно станешь хорошим человеком, правда, не знаю какого общества. Но я верю, что каким бы ни было общество – ты будешь его украшением, Тыковка моя!
- Спасибо тебе, папочка! Ты самый замечательный папа на свете! Я люблю тебя, папочка...
- И я люблю тебя, Тыковка...
Продолжение:http://proza.ru/2020/03/25/681