Элегия А. С. Пушкина Воспоминание (Светлана Федоровна Кузьмина) / Проза.ру

Элегия А.С. Пушкина "Воспоминание"
(в контексте духовных и эстетических традиций)

Общепринятое мнение, что Пушкин гармоничен, является глубоко ошибочным, гармоничен не сам поэт, а его поэзия, которая являет чувство меры, соразмерности земного и небесного, высшего и материального, реалий мира и духовных устремлений, что и является гармонией. Думается, что ее источником является не разум (racio), а сердце, которое, по Пушкину, есть центр, источник, жизнеподатель, сама идея личности.
   "Я на днях прочел очень глубокую мысль по-французски: вера есть награда борьбы, и это столько же борьба с нашими страстями, как и с нашими сомнениями", — сказал Пушкин в разговоре с А. Смирновой. — Слишком часто думают, что сомнения всегда дело разума; сердце сомневается столько же, так как на нем отражаются наши печальнейшие страсти, наши недостойнейшие слабости" (курсив мой. — С. К.)… - (Цит. по: Пушкин и его время. М., 1997. С.127).
      Сердце как таинственный источник и центр личности, по Пушкину, способно сокрушаться и раскаиваться, оно чисто в своих устремлениях и беззащитно перед клеветой и обидами "хладного света". Укоры сердца в ночной тишине побуждают переосмыслить всю жизнь . В стихотворении "Воспоминание", написанном 19 мая 1828 г., прозвучали неведомые дотоле в русской поэзии исповедальные и покаянные ноты:

   Когда для смертного умолкнет шумный день
И на немые стогны града
   Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
   В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
            В бездействии ночном живей горят во мне
            Змеи сердечной угрызенья;
            Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
            Теснится тяжких дум избыток;
            Воспоминание безмолвно предо мной
            Свой длинный развивает свиток:
            И с отвращением читая жизнь мою,
            Я трепещу и проклинаю,
            И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
            Но строк печальных не смываю.

"Воспоминание" было напечатано в "Северных цветах" в 1829 г. Современники не знали продолжения, которое осталось в рукописи:

Я вижу в праздности, в неистовых пирах,
            В безумстве гибельной свободы,
            В неволе, бедности, изгнании, в степях
            Мои утраченные годы.
            Я слышу вновь друзей предательский привет
            На играх Вакха и Киприды,
            Вновь сердцу моему наносит хладный свет
            Неотразимые обиды.
            Я слышу вкруг меня жужжанье клеветы,
            Решенья глупости лукавой,
            И шепот зависти, и легкой суеты
            Укор веселый и кровавый.
И нет отрады мне — и тихо предо мной
Встают два призрака младые,
Две тени милые, — два данные судьбой
Мне ангела во дни былые;
Но оба с крыльями и с пламенным мечом
            И стерегут... и мстят мне оба,
            И оба говорят мне мертвым языком
            О тайнах счастия и гроба.

Среди стихотворных строчек рисунки: "лодка под парусом и труба пироскафа, кинжал и мужские портреты (предположительно А.Мицкевича и П.А. Плетнева)" - (Летопись жизни и творчества А.С.Пушкина: В 4 т. Т.2. М.,1999. С.386), - которые указывают на паузы во время написания, а также на образы плавания, пути, зрения, мести. Проницательный и талантливый современник Пушкина — Адам Мицкевич, часто видевший поэта в 1828 г., свидетельствовал: "Пушкин, очевидно, поддавался внутреннему преобразованию. Те, которые знали его в это время, замечали в нем значительную перемену. Все, что было в нем хорошо, вытекало из его сердца. Погрешности его, казалось, были плодами обстоятельств, среди которых он жил. Он любил обращать рассуждения на высокие вопросы религиозные и общественные, о существовании которых его соотечественники, казалось, и понятия не имели". (Мицкевич А. Биографические и литературные известия о Пушкине. 25 мая 1837 г. – Перевод кн.Вяземского // Вяземский П.А. Полн. Собр. Соч. Т.7.С. 315).
По жанру "Воспоминание" является медитативной элегией с развитием традиционных тем духовных заблуждений и слепоты, преображения и прозрения истины. Созерцание прошлого как сценария личной жизни является созерцанием нечто ужасного и безотрадного, что и заставляет "трепетать и проклинать", лить слезы, признать, что годы утрачены, а вокруг были лишь друзья-предатели и возлюбленные, которые, по всей вероятности, уже мертвы, но могут "стеречь" и "мстить". Образ "змеи сердечной угрызенья", при всей яркости метафоры, включает материально-натуралистические черты (змея угрызает, но это сердечная змея, то есть змея, живущая в самом сердце). Ночной колорит, разлившееся вокруг молчание, немота ночного города ("немые стогны града") усиливают ситуацию борения мыслей, их "избыток" "теснится" в подавленном тоской уме. Все спят "отрадным сном", лишь поэт в "томительном бденьи"; ему не дан, как всем прочим, отрадный покой. Бессонница не метафорична, а реальна, более того, это состояние ясного созерцания пустоты, безотрадности, когда все обмануло и все напрасно, и даже свобода видится как гибельная. Кажется, что в пушкинской медитации нет ни самооправдания, ни радости. Это стенания, которым нет исхода и реального разрешения коллизии, так как все происходящее является внутренней жизнью сердца, его скорби и отвращения к былым заблуждениям.
Трагический пафос стихотворения отнюдь не порождение элегической скорби об утраченном (юность, дружба, любовь), он возникает потому, что прошлое является прямой причиной настоящего состояния духа, которое ужасно, так как невозможно что-либо изменить в "свитке" — рукописании дел и помыслов, которое разворачивается помимо воли.
"Воспоминание" не поддается прямой интерпретации: моральные инвективы поэт не применяет ни к себе, ни к другим. В.Вересаев писал: "Как можно раскаиваться в своей бедности или неволе? <...> во всем этом поэт является лицом страдающим, и никакого тут места не может быть раскаянию. Если понимать стихотворение как "покаянный псалом", то все оно представляется переполненным неточными и совершенно произвольными выражениями. Совершенно ясно, что стихотворение нужно понимать не так. Пушкин здесь не раскаивается, что прожил свою жизнь неморально, а тяжко скорбит о том, что как его жизнь прошла неблагообразно". (Вересаев В. Загадочный Пушкин. М., 1996. С. 262).
Однако в "Воспоминании" тема личной вины присутствует. За нее "мстят" высшие силы — "два ангела"(они были даны судьбой, но по каким-то причинам превращены в потусторонних наблюдателей и судий). Ангелы "с крыльями и пламенным мечом" — библейскими серафимы, один из которых явится в "Пророке" для преображения физической природы того, к кому будет обращено слово Господа. Ретроспективно — после "Пророка" — первая строка "Когда для смертного умолкнет шумный день" и пятая "В то время для меня влачится в тишине...", выявляет явную оппозицию "смертные — поэт", или "смертные" и тот, кто может вспомнить с беспощадной правдой весь свой путь. Смертный и спящий — слова одного семантического ряда, неспящий — помнящий — другого.
Беспощадная правда о духовных падениях невозможна без убеждения в помощь свыше, без надежды на духовное возрождение. Лицезрение грехов — одно из сильнейших испытаний человека. В "степи мирской" человек, как правило, "спит", он не видит себя и рукописание своей жизни — у Пушкина этот мотив передан ёмким образом развертываемого "свитка". Тот, кто может видеть свое сердце, свою жизнь в целом как цепь заблуждений, пороков, грехов и падений, может воскреснуть к жизни новой, он получает силы к возрождению и перерождению. Сердечное сокрушение дает неведомые силы: "не смывать" обычным и ежедневным беспамятством "строк" жизни, а видеть свой грех во всей наготе. Раскаявшись, человек приобретает мудрость и всепрощающую любовь к человеку и миру, но не злу в человеке и мире.
   Во всей поэзии нет более искренних исповедальных строк, в которых бы не содержалось ни йоты "позы" цивилизованного, безоговорочно принявшего "сей мир" и его законы личности, заранее прощающей себя (но не других).
Смысл конца стихотворения "Но строк печальных не смываю" ¬¬¬¬ вызывает некоторое затруднение. О.Проскурин сформулировал его так: "не хочу" или "не могу"? (Проскурин О. Поэзия Пушкина как подвижный палимсест. М., 1999. С.216). Исследователь приходит к выводу, что "не могу", подчеркивая, что "главным оказывается не мотивированность ситуации, а само ее восприятие".(Проскурин О. Указ соч. с. 218). Оставшаяся в рукописи часть стихотворения включает "метафизический", а не только биографический компонент. Их наложение и введение образов ангелов-серафимов объясняют пушкинский "реализм": прошлое не подвластно человеку, за него надо будет отвечать, но без помощи свыше это невозможно.
Митрополит Антоний считал это "Воспоминание" произведением, по своей покаянной и исповедальной силе превышающим "Исповедь" Блаженного Августина (Митрополит Антоний. О Пушкине. М., 1991. С. 19). Исповедь и покаяние, сердечное воспоминание и оценка прошлого связаны у Пушкина с поиском ответа на вопрос: "Жизнь, зачем ты мне дана?"