Априори life

АПРИОРИ LIFE.
"Когда надрыв - единственная форма роста. Когда суть пробуждения - важнее сна. Когда голод стремления - важнее сытости и бытового комфорта, а мечты, желания, надежды и цели - сильнее страха неопределенности... тогда-то и начинается настоящая жизнь. Во все времена находятся те, кто требует от себя и от мира большего. Те, кто всей своей сущностью не приемлют любые проявления примитивности, глупости и грубости. Те, кто, ежедневно стоят на краю обрыва и, почти ослепнув от глянца и фальши окружения, все же находят в себе силы и... выбирают жизнь. Априори Life".


                ***
               Все события, возможно, не основаны на реальных событиях;
в основе образов, вероятно, не лежат реальные люди; любые аналогии названий, аббревиатур и мест  с действительными, всего лишь совпадения,
однако сходства нe  исключены.
               
                ***
          
                Априори Life.
       
    Глава 1.

  Осеннее утро субботы. Свободны проспекты, развязки, шоссе и даже «трешка» высвечивается полностью зеленым кругом. Никаких еще пробок будничного характера. Городские законы моря - с утра прилив к центру с окраин, вечером обратный отлив – тоже временами имеют свой штиль.
 
 Лексус –хамелеон RX уверенно проминает извилистые полосы проспекта Вернадского, не спеша и не суетливо, впиваясь рельефным протектором демисезонных шин с литыми  дисками. Легким обтекаемым кораблем Audi A8 рассекает «щелчок», отражая своим безупречным глянцевым покрытием полусонные пятиэтажки. Серебристый Infinity лениво проминал упругим подвесом разбитую от бесконечных ремонтных работ трассу волоколамки. Белая Mazda, матовое BMW в спортивном обвесе, компактный Shevrole и хмурая Mitsubishi с агрессивным прищуром,  ласковая Toyota  и строптивый Nissan, внушительный Voltsvagen и своенравный Mersedes почти раритетной модели, а также плотный рой шустрых пчелок с характерными шашечками на крыше. Все они разогревали моторы, пополняли баки и  спешили в одно и то же место. Кто, выезжая заранее, кто, неминуемо опаздывая в силу собственной нерасторопности, но непременно в отглаженных кипельно-белых рубашках, лакированных начищенных до блеска туфлях, в стильных галстуках и строгих деловых костюмах, всем своим видом,  темпом и настроением,  будто будя этот город, все еще погруженный в субботнюю дремоту. Ведь это был их город. Город возможностей.

 Вы видели когда-нибудь карту Москвы? Этот пестрый лоскут складывающейся бумаги средней плотности  с тремя  кольцами автодорог, опоясывающих ее  между витиеватыми проспектами, узкими улочками, иногда не обозначенными вовсе, и бестолковыми развязками транспортных магистралей.  С символичными значками автозаправок, гостинец и лесопарковых зон. Видели? А теперь представьте, как мигающие точки, обуславливающие автомобили наших партнеров, стекаются в одно единственное место, обозначенное  пусть также символично знаком «икс» на ленинградском шоссе недалеко после съезда по «трешке» сразу после метро «Динамо». Видели? Так вот, точно такую же я сейчас держала в руках, отчаянно пытаясь определить место нашего расположения.

- Я в твоем районе бывал не часто, поэтому понятия  не имею, куда нас выведет эта улочка..- проговаривал Ромка, аккуратно выруливая вдоль плотно припаркованных машин беззаботно спящих владельцев.

- Да я уж тем более,- глупо улыбнулась я и в знак признания своей беспомощности добавила. – Я ж все больше на метре катаюсь.

- А не пора бы оттуда выбираться? – ухмыльнулся он, посмотрев в мою сторону. – Хотя бы так, для разнообразия в пробочках постоять.
 Я лишь пожала плечами в ответ : «Пора. Давно пора, Ромочка. Знать бы только как…»
Но я не знала. Проработав с восемнадцати лет администратором в spa-салоне , я вдруг поняла, что безудержно теряю свое время, упершись в потолок карьерного роста еще  на первом году , после того как мне доверили оформление накладных прихода и расхода, и что ежедневный день сурка стер не только эмоциональные ощущения , но и улыбку на моем лице.
 Но уходить не получалось.  Где-то страшно было, где смысла не находилось суетиться что-то менять, чтоб спустя пару месяцев прийти к тому же. Да и финансовая стабильность, какая-никакая, не предполагала лишних движений. Хоть и жила я одна, и снимала комнату в общаге, все в той же после окончания универа, и питалась в основном йогуртами и плюшками, но и это все тоже требовало средств.
 А потом в моей жизни появился Ромка. Нет, не в том смысле, который первым приходит в голову. Он не был тем сказочным принцем, который внезапно появился и купил мне новую жизнь, - я просто не верила в подобные сказки. Он был просто моим старым знакомым, старым настолько, что мы практически ничего друг о друге не знали, просто знали, что земляки, а это очень сближает в периметрах чужого города. Так же и здесь.
 А потом мы как-то разговорились. Просто по душам. Так редко, иной раз ,получается отвлечься от суеты и погрузиться в свои ощущения, и уж тем более с кем-то ими  поделиться. А тут получилось и как-то очень душевно.
 А потом он пропал. И  объявился спустя пару месяцев внезапным телефонным звонком и предложением встретиться, чтоб поговорить о чем-то очень важном. И мы поговорили.

Сегодня он заехал за мной ровно в одиннадцать, как и обговорил вчера вечером, приятный и улыбчивый, немного на волнение, и несвойственной ему суете. И вот сейчас мы пытались вырулить из замудренных переулков бауманского района. Не важно как, и не понятно куда, но главное, чтоб не опоздать и приехать вовремя, - ровно в 12.00.
 Я, если честно, слабо понимала, куда еду. И зачем. Просто договорились, что меня представят шефу крупной серьезной компании, и если я хоть что-то из себя представляю, то, возможно, что-то из этого получится, в плане вакантного места, желающих на которое, как было известно заранее, много, в следствие неплохого заработка. Непонятно все как-то. Кому я там могу быть нужна? С технической вышкой ни дня не закрепленной практикой и стажем салонной бумажкоперекладчицы. Ну да ладно. Уровень своей проф пригодности я и так хорошо знала, - хуже не будет. И потом это все интереснее, чем просиживать субботний день за совершенно бессмысленными занятиями.
 Я проснулась за час, хотя и уснула почти под утро, до того, как раздался телефонный звонок и чуть взвинченный и нарочисто громкий Ромкин голос ни спросил , не забыла ли я куда мы сегодня едем? «не забыла, конечно. Что ж я, идиотка, что ли, в самом деле? Мы же договаривались, как никак , на сегодняшний день. Или это я что-то там могла напутать….».
 Но уточнить я так и не успела, потому что Ромка оттараторил, что б я была готова к 11 и исключительно в деловой одежде. После чего последовали короткие гудки.
 Я пожала плечами, посмотрела в маленькое косметическое зеркальце и , с мыслью, что глазные капли придутся как нельзя лучше в борьбе с остатками недосыпания, отправилась в ванную марафетиться.

 Ближе к половине одиннадцатого я был полностью готова. Белая блузка и черная юбка ниже колена, интересно, считается  видом деловой одежды? Я разглядывала себя в напольное зеркало в полный рост и никак не могла понять, что же не так. То ли блузка как-то непонятно топырщится в области груди, видимо от  отсутствия нужных размеров для этого фасона, то ли юбка сидит немного ниже положенного, из-за чего горизонтальные сборки придают какую-то неопрятность, то ли туфли не те. То ли… просто волнуюсь.
 Видимо деловитости придает, прежде всего, не одежда, а какой-то особенный блеск в глазах, какая-то неуловимая искорка, характеризующая контроль над собой и любой ситуацией, а уж потом точеный костюм из темных тканей, удивительно облагораживающий любую фигуру. Мне так казалось…
 Я видела себя в таком. Так, когда в особо скучные дни отсидки за ресепшеном, искала свое предназначение в жизни и примеряла на роль представителя какой-нибудь торговой сети элитной косметики или известного бренда. Узкая юбка-карандаш, приталенный пиджак, забранные волосы, в меру яркий выразительный макияж, и, конечно же, шпилька на непременно закрытых лаковых туфлях. Когда чеканная поступь металлических каблуков предвещает твое появление, и все тут же стремятся вытянуть спины, поправить галстук и продемонстрировать  исключительно лучшие манеры, а ты лишь деловито кладешь кипу бумаг на стол и, обведя острым взглядом собравшихся, открываешь собрание. И ничто не может сбить тебя с толку. Я видела, как веду планерки, критикуя и поощряя отличившихся. Как они с уважением и толикой страха внимают каждому моему слову, как открывают для себя что-то новое, что-то нужное из моих уст, а потом в узком кругу коллектива за закрытыми дверями обсуждают каждое твое действие. Но тебе в тот момент глубоко наплевать на эти разговоры,- ты слишком хорошо знаешь себе цену, а людям нужно о чем-то говорить…
 Из размышлений меня вырвал вновь раздавшейся звонок. Роман подъехал. Я как можно удобнее водрузила ноги в непривычные туфли и еще раз окинула себя взглядом.
« А ведь, наверное, мне бы пошел этот образ…. Где только? И когда?»

 В сердцах махнула рукой на эти мысли и вышла на лестничную клетку, с грохотом закрыв  за собой входную дверь. С тех самых пор громко захлопывающиеся двери стали ассоциироваться у меня  с прекращением, с закрытием того, с чем просто не было смысла уже оставаться.
 
 Спустя какое-то время скитаний по переулочкам моего района, мы выехали на щелковское шоссе и резво полетели по пустым полосам. Я разглядывала мельтешащие за окном витрины, вывески магазинов и торговых рядов. Людей на улицах почти  не было, кто оторвется от подушки раньше полудня в законную субботу, если только не являешься служащим одной из этих вывесок. Только солнце настырно пробивалось сквозь затянувшиеся облака и лобовое стекло на торпеду, оповещая о том, что новый день давно вступил в свои права, и что приятная лень потому и приятна, что не продолжительна.
 
 Рома как-то неуверенно начал рассказывать мне о своих планах поменять машину, о предстоящей поездки и, грядущем масштабном корпоративе. Затем как-то резко переключился на мой настрой, на готовность знакомиться с успешными и значимыми людьми, которые в свое время не побоялись все разом перевернуть и поменять свою жизнь кардинально. Он называл какие-то фамилии, - я не запомнила ни одной; он говорил о достижениях этих людей, - молодцы эти люди, думала я, но об успехе не говорят, его просто видят; он призывал быть готовой общаться с ними, так как от их мнения будет зависеть мое присутствие в этой компании, но что я должна из себя состроить лично для меня оставалось тайной,- врать я не буду, но и скрывать все то, что умею и знаю, не собираюсь. А там уж будь, как будет…

  Мы въехали на парковку через автоматический шлагбаум какого-то представительского здания. Лишь приблизившись, я рассмотрела, что это отель. Отель? Очень интересно….
Мы воткнулись на парковочное место прямо напротив главного входа между черным Land Rover-ом и красным  Infinity Fx, который я чуть не черканула дверью при выходе. Ловкость – мое тридцать пятое имя.

- Ты блокнот взяла?- осведомился Рома, доставая с заднего сидения ежедневник.

- Взяла.- Ответила я, оглядываясь. – Даже ручка есть.

- Прекрасно. – Резюмировал он, и одарив меня широченной улыбкой, повлек за собой.

Мы прошли через автоматически разъезжающиеся стеклянные двери. Затем еще одни. И минуя огромные развесистые растения на входе, передо мной открылось фае.

 Вы когда-нибудь  видели осиновое гнездо? А слышали характерные ему звуки? Так вот это было нечто похожее, только их издавали люди. Люди в пиджаках и галстуках, люди с портфелями в руках, люди в классических юбках и  на каблуках, люди с прическами и макияжем. Но самое главное в этих людях была какая-то необъяснимая жизнь, какая-то жгучая энергетика, которая фонтанировала буквально из каждого. Они заполняли все фае. Кучками, парами они вели беседы. Кто-то что-то кому-то напористо объяснял, кто-то негромко смеялся, обсуждая, по-видимому, какие-то недавние события, кто-то здоровался, пожимая друг другу руки (причем женщины использовали только аналогичный жест), кто-то целенаправленно передвигался по фае, кто-то непрерывно говорил по телефону. Рома о чем-то говорил мне тоже, показывая то на одного, то на другого, ( я плохо помню, что именно ),  пока один из этих кто-то не подошел ко мне.

- О! А это господин Янин, – почти торжественно произнес он, указывая ладонью на приближающегося достаточно молодого человека. - Знакомьтесь.

Господин Янин протянул мне руку. Я пожала ее.

- Александр.

- Лера.

- Очень приятно, - как-то ехидно прищурился он. – А Роман мне про вас рассказывал.

 Меня это искренне удивило. Какую же нужно играть роль в жизни человека, чтоб он обсуждал тебя с коллегами? Интересно, Роман.

Я кинула в его сторону вопросительный взгляд, который в последствие остался незамеченным, в виду того, что Александр продолжил свою речь.

- Вы чем занимаетесь на данный момент?

- Я администратор  в spa-салоне . Экономист по образованию.  Доучиваюсь сейчас. - Отчеканила я.

-  Хм… а я занимаюсь ресторанным делом. Помимо этого бизнеса, конечно же. Но это так, больше хобби уже что ли. Основное занятие, конечно же, этот бизнес. Просто когда за неделю зарабатываешь свой месячный доход, раздумывать уже не приходится. – Он вновь ехидно улыбнулся. – И когда появляется возможность за пару месяцев взять себе машину, не в кредит, разумеется – снова ухмылка, - это не требует объяснений. Пауза. – У вас есть автомобиль?

- Нет.- Ответила я.

- Может очень в скором времени появиться, ….. если вас сегодня возьмут. - Пауза. - А берут у нас не всех. Потому что у нас команда строится из целеустремленных людей, готовых рвать по этой жизни. И Роман, со своей стороны, уже очень много для вас сделал, открою тайну, мы знали о вас, мы обсуждали вашу кандидатуру накануне, и Роман отстаивал вас, говорил, что вы именно тот человек, который вольется в наш дружный коллектив, в нашу команду и будет двигаться с нами в ногу. Но самое главное, чтоб вы произвели хорошее впечатление на шефа, так как он будет решать, брать вас или нет. Он у нас человек молодой, но уже успешный настолько, что не многие в зрелом возрасте достигают таких результатов. Так вот его решение будет окончательным. Он скоро подойдет, поэтому соберитесь, настройтесь, но без лишних там женских штучек, он этого не любит. Хорошо?
Я лишь кивнула головой в ответ.

- Все, я желаю вам успеха. Роман подскажет вам по любому вопросу, а мне нужно удалиться по делам,- меня ждут.

 Сказать, что я ничего не поняла - это не сказать ничего. Я стояла с немым вопросом на лице : «Что это было?» и пыталась переварить вышеизложенную речь. Роман меня рекомендовал? Да он меня знать не знает, как специалиста, ни в какой области, вообще. Зачем ему это? Я же ему никто….

 Я глянула на него, пытаясь найти ответ. А он еще о ком-то оживленно говорил, указывая куда-то в сторону кивком головы.

- А вот и Ольга. Наша прекрасная Ольга. У нее одна сумка стоит шестьсот долларов…- донеслось до меня сквозь мысли.

Ольга неспешно подошла к нам, и вяло пожала мою ладонь. Это была молодая особа несколько старше меня, навскидку, но совершенно некрасивой. Просто от природы некрасивой. И все. Она что-то говорила про вчерашний корпоративный отдых в аквапарке, называла чьи-то фамилии, Роман понимающе кивал головой, сожалея, что не сумел присоединиться к этому мероприятию в  виду занятости. А для меня она оставалась по-прежнему НЕКРАСИВОЙ девушкой, пусть и с дорогой сумкой.
 
« Дорогие сумки совершенно не украшают, если с лицом проблемы» , - сделала я для себя вывод. Вот, туфли  - это другое дело! Хотя…

 На мне в любом случае все смотрелось бы лучше! Лучше… Бы! Огромное «БЫ»! Потому что у меня нет ни того, ни другого. И не появится в ближайшее время, - откуда алмазам взяться в том самом месте?! Если только ни Чудо, которое возможно, как утверждает реклама, - сомнительный источник верования, на мой взгляд…

 Я, как бы невзначай, кинула взгляд на пол перед собой, и непроизвольно втянула пальцы ног в своих уже ставших удобными туфлях . Смотрятся вроде бы и ничего… Национальный бренд ниже среднего слоев населения  « Сток-обувь» и 150 долларов за пару спасают положение, если так можно сказать. Не для ценителей, конечно, а больше для глубоких областей самообмана: ноге, не знающей, как можно носить на себе комбинацию из колодки, каблука и куска кожи стоимостью с поддержанный  автомобиль не отечественного производства, причем каждый, вполне достаточно ощущать себя просто в новом, пусть и пошлом подражание мировому шедевру,  умело сотканному искусными руками китайских представителей, где-нибудь в ближайшем подмосковье….
 
Я почувствовала себя золушкой, которую полночь застигла как-то не по расписанию. Еще вроде бы и время не вышло, а вместо платья – лохмотья, и куски раздавленной тыквы взамен искусно напыщенного образа. Почувствуй себя лохушкой, как говорится. И прочувствуй это до конца. Потому что за все свое время ты так и не смогла почувствовать, как это тратить, не задумываясь, подобные суммы на шмотье? И что для этого вообще нужно сделать по жизни? (Вариант, родиться в семье президента мы не рассматриваем.).
 А ведь что-то определенно нужно делать...

Месячная зарплата за неделю, говорите?

- Лер, ну так ты готова к знакомству с шефом? – выдернул меня из новой порции мыслей Роман.
- Ну да… да, вроде, Ром….

Ты бы хоть предупредил, что нужно готовиться было… я ж даже не в курсе, что предстоит какое-то супер значимое знакомство. Да и чего тут, по - сути особенного может быть? Либо да, либо нет. Либо возьмут, либо нет. Одно из двух в любом случае. Нет, так нет,- продолжу вахту на рабочем месте, что еще остается….зато понятно будет, что нефига и соваться туда, где не твой уровень. Всяк, сверчок, как известно…..

 В этот момент надо мной нависло нечто огромное и без пиджака. Я медленно подняла голову, цепляясь глазами за пуговицы бледно розовой рубашки, пока не встретилась глазами с достаточно симпатичным молодым, но конкретным человеком. Его взгляд будто сканером пробежался по мне, от чего ощущение дискомфорта мгновенно распространилось по всему организму.

- …я не знаю, где еще можно заработать на Infinity за три месяца…- донеслось до меня.
Он еще что-то говорил. Так же напористо и конкретно. Я лишь утвердительно кивала головой.  Спорить с таким человеком чревато, - весовая категория не та.
 
 Затем появилась женщина. Стройная, подтянутая, в песочном деловом костюме. Она будто вплывала в раздвинувшиеся перед ней двери фае и, чинно кивая мужчинам в знак приветствия, продвинулась мимо меня. Я уловила ее отточенные жесты, мягкую улыбку и идеально уложенные волосы жгучего черного цвета. У таких по расписанию утренний кофе, тренажерный зал по вечерам и личный водитель в мерседесе. А так же планерки два раза в неделю, и редкие моменты на личную жизнь. Причем опять же, по расписанию.

- А это госпожа Счастная…- пробился Ромкин голос, сквозь пелену гипноза. – Она в прошлом владелица косметического салона и гендиректор туристической компании. Сейчас зарабатывает у нас. Она….

 Она завораживала. Своей грацией и уверенностью. Своей роскошью и владением ситуации в каждом ее жесте. Просто своим появлением.
Каково это? Каково это быть ею?....

 Шеф появился в тот момент, когда я была меньше всего к этому готова. Когда поток информации со всех сторон не успевал перевариваться, поэтому отсеивался на первоначальной стадии понимания. Люди, пиджаки, фразы о шансе, о деньгах, пожелания настроя, собранности, улыбки, чье-то безразличие, снова пиджаки, чей-то цепкий взгляд, смех, снова разговоры о деньгах, о покупках,  о продажах, о недвижимости, смешанные ароматы парфюмов, обрывки паникующих мыслей…. И вдруг. Откуда-то сбоку, будто прорвав суетливую реальность, подчиняя ее себе. Теплая волна энергетики, мощь и открытая ладонь: « Добрый день. Как добрались?»

- Игорь.  – Было уже адресовано мне.

 Я вложила свою руку в открытый жест приветствия : - Лера, - и…. меня сцапали. Резко и нагло. Знаете, как это бывает…  как  в рекламе, что ли: суета, суета, и вдруг ты принимаешь волшебное изобретение химической пищевой промышленности  и,  тут же волна сочности охватывает тебя со всех сторон. Тут же теплый ветер порывами развивает тебе волосы, как в замедленной съемке, и все оборачиваются в твою сторону, а ты поглощенная новыми впечатлениями не реагируешь на все это повышенное внимание. Ты наслаждаешься красками, эмоциями, и миром, который вдруг резко  становится контрастнее, становится ярче и насыщеннее. Все эти три минуты. Пока длится рекламный ролик.  Я чувствовала себя примерно также. Только ветра не было. Зато были вопросы. Острые, четкие, требующие сиюминутной реакции и ответа. Какой, - убейте, не понимала абсолютно. Помню лишь молниеносные парирования и… улыбку. Улыбку, которая исчезла так же внезапно, как и образовалась. И лишь одобрительные кивки Ромки (где-то слева от меня ) позволяли ориентироваться, что диалог прошел сравнительно не плохо.

 Он отошел на пару шагов,  в то  время как я, сквозь туман восторга, волнения и холодной волны  внизу живота пыталась отыскать остатки своего  здравого мышления. Получалось не самым лучшим образом, если честно,- я тупо водила глазами по сторонам, в поиске хоть какой-то зацепки, способной вернуть меня в сиюминутную реальность. Были сливающиеся продольные полоски на мужских костюмах, были лица с незапятнанными эмоциями  и зацепка на чулке близстоящей дамы,- больше  взгляд не фиксировался ни на чем.
Пока передо мной ни возникла наклейка, узенькая такая песочно-желтая с логотипом компании сверху и тонкой линией, явно для заполнения. 

- Поздравляю - улыбнулся Ромка, вернувшись ко мне. - Это пропуск на презентацию. Пиши свою фамилию.

 Трясущейся рукой на весу, опираясь на Ромкин блокнот, я вписала набор букв с инициалами имени меня, и как лакмусовая бумажка она впитала в себя все пережитые эмоции за последние несколько минут.  Куда вписала? Зачем? размышлять на эту тему не было здравого смысла, да и стоило ли...

 И чинным движением Ромка прилепил неподдающийся по началу отклеиванию стикер на левый лацкан в районе груди. При этом легкий румянец разбавил его белизну на щеках... или мне показалось?

- О!  Да, вас можно поздравить! – вновь раздалось откуда-то сбоку, нагло прерывая мои рассуждения на тему Ромкиного смущения. Это был невысокий достаточно молодой человек опять же в полосатом костюме, но с явно выделяющимися не по годам знаками солидности из-под пиджака, и глубокими посаженными глазами. Он настойчиво тряс меня за руку, в то время, как  мы с энтузиазмом были увлечены приклеиванием моей фамильной «путевки» в неизвестность.
-  Первый этап, можно сказать, уже пройден. А это уже не мало! Скажу по секрету, я только что проходил по фае и заметил, как многих уже отправили домой… - не унимался он.

 «Отправили домой?» – пронеслось в голове. Почему? Из-за чего отправили? И почему тогда оставили меня? Я ведь явно не этого уровня, - это очевидно…
Я вновь обвела глазами наполненное фае: люди бизнеса, люди интересных начинаний, люди позитива, люди движения, общения и телефонных переговоров. Они светятся изнутри. Пусть не все одинаково, но светятся. А кто-то даже озарят, скапливая возле себя полукругом энное количество глаз. И они как гирлянды последовательного соединения, несут в себе его свет, воткнувшись всеми сенсорами восприятия в источник питания его существа. Я раньше задавалась вопросом, где есть такие люди, ведь они по определению где-то  есть, пусть они мне пока не встречались (я не так много где и бываю), но точно они есть! Теперь понятно, где они были все это время!!!
 
А ведь хочется быть среди них, черт возьми….как хочется!
 
-…. это не просто наклейка, как может показаться, – донеслось сквозь мысли все из того же источника. Я попыталась сфокусироваться. Фразы тем временем с невообразимой скоростью втыкались мне в голову. – Это уже 5 % вашего успеха.  Пусть пока пять, но сейчас вы получите полную информацию о деятельности компании, и мой вам совет, записывайте! Записывайте все! Информации будет очень много, и пропустить что-то будет очень плачевно для следующего общения с г-н Патаниным, вашим экспертом. Первый раз вы, можно сказать, познакомились, а вот после того, как вы получите информацию, общение будет несколько иным.  Так что, мой вам совет: все внимательно воспринимайте! Очень внимательно!
 
«Очень – очень внимательно? Вот с этим всегда проблемы были , еще с института : о каком восприятие информации может идти речь, особенно с утра? Тело может присутствовать, и может даже что-то говорить, но вот воспринимать…. Эх, надо было вчера все-таки лечь пораньше. Лера-Лера! Ну, почему у меня все всегда через одно место? Рома, блин! Не мог предупредить, что все настолько серьезно!»
-…и возникшие возможности,- вновь ворвалось в слуховой рецептор,  – я сразу же ушел с работы. Потому что просто понял, что риэлторство не то, чтобы не для меня, - мне по части нравилось это общение с людьми, непосредственный контакт, и потом недвижимость,-  это то, что никогда не обесценится, просто какие меня ждали там перспективы?  Зарубежная недвижимость, ну топ-менеджмент - максимум. И что дальше? Потолок! Чтоб развиваться дальше, и открыть хотя бы маленькую конторку,  нужен капитал, которого на оклад не заработаешь. Поэтому я здесь, сам распоряжаюсь собственным временем, зарабатываю хорошие деньги (3000 евро в неделю – не на каждой работе платят, согласитесь) и обзавожусь нужными связями…
 
«Три тысячи евро. В неделю. Это сколько в рублях? Дааа… это мой оклад за три месяца. Или четыре? Не важно, надо будет потом точно посчитать… и чем же они занимаются таким здесь ?  Биржа что ли?  Или разница курсов валют? Но это ж мозги-то какими должны быть! Вообще специфический склад ума. Тогда меня должны были первым делом отправить. У меня же на лице написано, что я  дальше приветливого хлопанья ресницами на ресепшене  и экселевских таблиц не ушла. »
 
- Пойдем, подышим, – раздался все тот же голос, – перед презентацией неплохо было бы мозги проветрить.- заулыбался он и  направился к центру фае.
 
Ты даже представить себе не можешь, насколько я с тобою согласна, Ром.
 
 
 Перед входом практически никого не было, если сравнивать с внутренним заполнением, конечно. Лишь возле  напольных урн-пепельниц, расставленных по периметру входа у колон, небольшими группками сосредотачивались все те же люди в костюмах: где–то чуть небрежнее распахнув пиджак и выдыхая клубы дыма, где-то положа руки в карманы, где-то чуть громче смеясь и жестикулируя. Но было в этой небрежности что-то отточенное, что ли… что-то лаконичное и что-то значимое.
 
  Я наблюдала за отдельными личностями, пока Роман отлучился переговорить с кем-то «на минуточку», о каких-то своих общих делах. Я наблюдала за жестами, за манерой разговора того или иного, за тем как кто-то что-то внушает, будучи определенно центром внимания в одной из небольших группок, а кто-то, напротив, стоит отдаленно и явно ведет настоятельную беседу тет-а-тет. Еще кто-то вообще прогуливается где-то в стороне и, не отпуская мобильник от уха, часто затягивался.
 Я медленно вдыхала в себя ментоловый привкус никотина и разглядывала их. С интересом, с любопытством и с завистью, что ли. Без желчи, - злости не было. Было жгучее желание понять: кто эти люди? Кто?
 
И будто услышав мои мысли, они как по команде оперативно и технично тушили недокуренные сигареты, застегивали пиджаки и дружно устремлялись ко входу в фае. В тот же самый момент Ромка подхватил меня под локоть и несильно, но уверенно потянул за собой:
 
- Начинается запуск на собрание. Пойдем. Тебе нужно быть в первых рядах. – Резюмировал он, уже пересекая внутренний холл, под руку со мной, разумеется, и целеустремленно направляя меня к уплотнившемуся скоплению все тех же людей возле широкой двустворчатой двери, откуда к моему удивлению, доносилась достаточно не тихая музыка. Ловко обогнув медленно продвигающийся поток, мы просочились вдоль стены к самому входу. Кто–то впередистоящий понимающе улыбнулся, опустив глаза на мой «пропуск» и, пропустил нас с Ромкой перед собой.
 
Тут-то открылась еще более интересная картина. Два человека в форме с безучастными лицами умеючи пробегали холодным взглядом по претендентам на проход и запускали их партиями по несколько человек. Рука, преграждающая путь, возникла как раз перед нами. На секунду, буквально, но  этой секунды было достаточно, чтоб стайка мурашек трусцой пробежалась между лопатками и скрылась где-то в районе поясницы. Я успела испытать за эту секунду всю самую адскую в мире смесь: страх, восторг, панику, нехватку кислорода, желание провалиться, сбежать сию же минуту, убиться головой о дверной косяк  и непреодолимое желание шагнуть навстречу вытянутой открытой ладоне, указывающей на  меня, а затем куда-то  в сторону, куда я, после секундного замешательства, засеменила вслед за Романом. Я будто в замедленной съемке продвигалась вдоль рядов красных стульев, огибая их справой стороны,  мимо приветливо улыбающихся  «людей в брючных костюмах» не взирая от пола , не сразу осознавая, что среди них  был и тот, с кем мне довелось уже  познакомиться, умудрялась глазеть на убранство просторного зала и не  отставать от ломанного бита «Mission impossible».
Говорите, перебежать МКАД поперек – это экстрим? Пересеките эту руку и пройдите по залу , просто по пустому залу до того места, куда вам улыбчиво подскажут присесть. Просто пройдите мимо людей, которые дружелюбно встречают вас и сканируют ваши мысли. Просто пройдите и проживите это состояние всем нутром, и, я уверяю вас,  вы начнете делать пробежки трусцой по оживленным магистралям. Но пока что, это была моя дистанция. Знать бы на тот  момент, насколько затяжным он окажется…..
 
  Зал между тем  наполнялся. Люди организованной вереницей протекали в ряды и рассаживались на указанные места, приветливо кивая , и перемигиваясь друг с другом, разделенными людьми и рядами. Какие-то свои знаки,  выражения мимики, понятные исключительно им  и Улыбки. Улыбки! Они будто существовали здесь самостоятельной жизнью. Как там, в «Алисе»: людей без улыбок я лицезрела сполна, но вот чтобы улыбки….да еще и как перманентное состояние, - это вообще нонсенс в наше время. Какие уж тут сказки. И пусть все эти улыбки были предназначены не мне, я не могла не ответить этому всеобщему  настроению тем же, по правде абсолютно не понимая  сути всего происходящего.  Ромка что-то постоянно болтал мне на ухо справой стороны, периодически перекрикиваемый репликами г-на Ярина  слева, но потуги обоих были сравнительно ничем на фоне меняющихся музыкальных треков, сведенных незатейливыми переходами, а зачастую просто идущими друг за другом. Позитивными такими треками, веселыми, непроизвольно заставляющими подергивать ступнями или пальцами в такт. Кто-то умудрялся даже подпевать и выписывать головой синхронные пируэты.
Забавно? Не то слово!!!! Свести бы их по-техничнее только…
 У нас даже на корпоративах , а если точнее, в редчайшие их события, особо дисциплинированные считают подобное – из ряда вон, не говоря уже о повседневности.  А тут презентация! И не на двух калек, а для солидного количества народу. Ну, где–то за триста человек , это уж точно! 
 
Чем вы говорили там заниматься нужно?!!
 
А Рома все говорил… о  событиях компании, о прошедшем мероприятие, где на лотерейном розыгрыше один из  партнеров выиграл автомобиль, об отдельных личностях, периодически указывая на чей-то затылок, покачивающийся в такт музыки, о предстоящих планах и росте. Последнее, что я успела  расслышать, было незамысловатое, но какое-то непонятное на тот момент слово «интра». Я попыталась было раскрыть рот, чтоб переспросить, но низкий  механический голос откуда-то сверху, будто вовсе не из колонок четко и бескомпромиссно заявил : This is the beginning!
Я замешкалась на мгновение, а Ромка быстрым движением выхватил с моих колен заранее приготовленный блокнот и  резко выпалил: - Просто делай как я!
 
Я успела лишь кивнуть, и начался обратный отчет английскими цифрами, каждая из которых сопровождалась одним ровным четким синхронным хлопком , издаваемым ладошами каждого находящегося в зале. На нулевом отчете зал взревел. Как единое целое,  еще несколько минут назад двигающиеся каждый в своих мыслях, в своем ритме, в своих выражениях, люди,  разного  возраста,  разного социального статуса, разных профессий  являлись сейчас  единым организмом.  Я никогда не была на демонстрациях, и мне не удосуживалось ощутить всю насыщенность смысла Толпы,- я избегала этого понятия в принципе. Признаться честно, я боялась любого ее проявления. Просто боялась этого скопления нереализованной энергии на гране бесконтролия.  Но это зрелище меня поразило. Это было нечто иное, нечто  неописуемое. Такое, что колени слегка подрагивали, а дыхание перехватывало.  Но еще больше поражал тот факт, что в данную минуту сама того не осознавая я являлась частью этой мощи. Маленькой, но частью.
 
 
 По сей день, я вспоминаю этот момент с содроганием. И с идиотской улыбкой, расплывающейся морщинками возле глаз. Как много было,- как  мало получается воспроизвести в деталях. Ведь это мои детали. Мои  богатства, которые я заберу с собой. Определенно. И воспроизведение их,- сугубо мое на то решение, если уж на то пошло…
 Но кое-что я , все же, поведаю. Думаю, стоит…
 
А ведь в самом начале пути в нас мало кто верил, не правда ли?


 ***
 Я проснулась от назойливого пиликанья  мобильника. Звук был приглушенным, поэтому я не сразу сообразила мой ли это телефон, но позднее поняла , что мой просто надрывающийся откуда-то из недр сумки, которая сиротливо валялась в углу комнаты. Видимо вчера я даже не вынула его оттуда. Вчера? Я резво подорвалась с постели и кинулась за телефоном.

Входящий вызов: Ромка  Карпаков.

- Але – осторожно озвучила я, стараясь не выдавать своего непонимания.

- Все спишь? Как самочувствие твое? Давай просыпайся и собирайся. На собрание сегодня еще раз усвоишь информацию, поближе познакомишься с партнерами. Я заеду через час примерно. Будь готова.
Я хотела что-то ответить, вернее что-то спросить…. Я точно знаю, что хотела…но..
Слушая кроткие гудки в трубке, я лишь посмотрела на свое растерянное отражение в зеркале на стене и, пожав плечами начала собираться. Что одеть –то, господи?

Натягивая колготки и дорисовывая глаза, я то и дело проваливалась в воспоминания вчерашнего дня. Люди, пиджаки, суета и разговоры. Потом словно вспышка - знакомство с «шефом», собрание, взрыв головного мозга и снова общение с «шефом», потом сквозь туман объяснения сути, выступление регионального директора , от которого мурашки бегут по спине (они до сих пор бегут при воспоминаниях), и персональное собеседование. Ромка должен был организовать какой-то транспорт, потом дождь и мы толкаемся в пробке  к моему дому, Ромка звонит – просит отсрочить время нашего прибытия, мы подъезжаем, я хочу, чтоб Ромка поднялся со мной,- и он поднимается, я беру деньги, переживаю, что они в разной валюте, а ехать в обменник уже совсем времени нет…но Ромка делает звонок и мы уже выезжаем обратно. Мне немного холодно. Это пройдет. Мы приезжаем обратно. Фае уже полупустое. Лишь отдельные крупки рассосредоточенны по углам в непринужденной беседе и ожидание. Меня приняли без ожидания. Дали ознакомиться с уставом, который я якобы прочла, сквозь пелену на глазах. Подписала документ и, забрав сумму, пересчитав ее тут же, при мне, выдали  картонный прямоугольник, где в предусмотренном поле я должна была вписать свое Ф.И.О.
 Я снова кинула взгляд на сумку. Бейджик! Он лежал в паспорте, всунутый под обложку. Так и не подписанный.

Снова раздался звонок, заставивший меня вздрогнуть.
 - Я тут толкаюсь у тебя немного, но скоро подъеду. Ты готова уже?

- Ром, я бейжик не подписала, - вместо ответа выдала я.

На том конце трубки раздался игривый смех: - Я знаю. Ты его не забудь главное. А подписать мы его господину Янину дадим – у него подчерк красивый.

- Ладно…

- Все скоро буду.

-Ага….
И снова короткие гудки. Ага. Скоро будет. А я так и сижу в чулках и с не докрашенным глазом. Ага…
Я схватила юбку и обнаружила на ней темное пятно. Ну, все правильно… Я ж окатила себя и г-на Янина вином, когда мы в ресторане праздновали мой второй день рождения. День вступления в бизнес. А потом вместе орали в трубку, поднимая третий бокал за эксперта, - за нашего господина Патанина. Я тоже что-то там орала , - может оно и к лучшему что не совсем помню что, да и в мужских баритонах  оно явно все затерялось…
 Придется натягивать брюки. Они–то хоть чистые. Но мятые! Мать вашу! Ох, уж эти утренние сборы…..

К третьему звонку телефона я подлетела от гладильной доски и, не глядя, выпалила :
- Ром, пять минут и я выхожу!

- Доброе утро, госпожа Батунина! Вы, как я слышу, бодры и настроены на новый позитивный день! – раздалось мне в трубку, от чего я чуть ее не выронила.

- Еще раз поздравляю вас с правильно принятым решением, вижу, что вы с господином Карпаковым на связи и буду рад вас видеть в фае, где мы с вами обязательно еще пообщаемся. До связи.
 
«Вот это утро!» - пронеслось у меня в голове, когда я едва успела спасти брюки от неминуемого прожжения.  И на мой вопросительный взгляд в машине, Ромка едва заметно улыбнувшись, ответил: - Да, Лер. Сейчас многое начнет меняться.


Если б знать тогда насколько Много! Если б…..
 
***
 … И несколько лет назад был проведен соц опрос. Взяли пятьсот людей.
Пятьсот молодых людей, стоящих на пороге своей самостоятельной жизни.
Их всех спросили, чего бы они хотели добиться в своей жизни, чего бы они хотели достичь?
 Кто-то хотел заработать денег,
Кто-то хотел заработать очень-очень много денег.
И вот спустя сорок лет этот опрос был снова повторен.
И все те же пятьсот , но уже не молодых людей вновь ответили на тот же самый вопрос: чего они смогли добиться в своей жизни? Чего они сумели достичь?
И результаты были, признаться честно, печальны, так как один, так как только ОДИН из всех опрошенных смог добиться полной финансовой независимости.
 И как мы назовем такого человека?

- Счастливчик! Красавчик! – выкрики из зала эхом донеслись откуда-то из-за пелены.

…Везунчик?!
Мы назовем такого человека – Миллионер.
В рублях? Нет, ну в евро, конечно же! В евро.
И, согласитесь, что этот человек что-то делал в своей жизни.

« Не мало делал, мне кажется…  по более, чем многие»

Другие девятнадцать. Это те люди, которых в наше время, в наши дни мы можем встретить в таких местах как тверская, кутузовский, третьяковский проезд, столешников переулок. Они ходят от магазина к магазину, от бутика к бутику: дорогой фирменный костюм – здесь, дорогая брендовая обувь – там, бриллиантовое колье – тоже пригодится. Другими словами, эти люди тратят много денег, но при этом у них кое-что еще и остается.
И как мы назовем этих людей?
 
«Обеспеченные…»
 
Правильно, мы назовем их финансово – независимые люди. Или, проще говоря, богатые.
 
И вот здесь, как бы мне этого ни хотелось, я вынужден провести черную прямую черту, так как оставшиеся четыреста восемьдесят смогли присоединиться лишь к среднему слою.
А сколько в наше время в наши дни зарабатывает средний слой?
 
« По больному режет…»
- Сколько дадут! – раздалось позади меня.
Я рефлекторно повернула голову на звук: «Дают тоже всем по-разному…, если дают.»
 
-Мало!
 
… и чтобы никого не обидеть, мы назовем их абсолютный финансовый минимум.
 
Рука медленно срисовывала  с проектора слова в сокращение:
   
                480 - абсолют. фин .min
 
« min…. Минимум… еще одно определение в характеристики личности.
Здравствуйте, меня зовут Лера. Мне двадцать два года. Я  родилась в Саратове, учусь, работаю салонным администратором  и я – абсолютный финансовый Минимум…»
 
…показывает, что от четырех до максимально пяти процентов всех людей в своей жизни добиваются финансовой независимости.
 
«… но я не хочу… не хочу приписывать  себе  это определение. пусть это и правда на данный момент..»
Я  украдкой посмотрела на Ромку. Он был полностью поглощен диалогом ведущего с залом и записывал вместе со всеми: « зачем ты сделал это ?»
 
… но как же это так?
Ведь изначально все хотели, все стремились, а в результате только  4-5%.
Да потому, что об этом мало кто задумывается.
Давайте рассмотрим такой пример, что все эти четыреста восемьдесят  находились бы над чертой и зарабатывали бы все деньги, а эти двадцать находились бы под чертой. И, допустим, я бы находился среди этих двадцати. И вот только тогда, я бы задумался, почему у всех все так хорошо? Все живут в шикарных домах, ездят на дорогих автомобилях, а я в этом числе неудачников ничего этого не имею. А так все плывут в большой и серой массе.
А кто все эти двадцать? Это люди – владельцы какого-то собственного бизнеса. Им принадлежат рестораны, магазины, те же отели. Эти люди не отсиживают на работе положенное время, после чего приходят домой и спокойно ложатся спасть. Нет. Эти люди работают по 8, по 12, зачастую по 16 часов в сутки, думая о своем бизнесе, как его улучшить, как еще больше денег заработать. Именно поэтому они находятся над чертой
 
А все эти четыреста восемьдесят , - это мертвая рыба. Так как только мертвая рыба плывет по течению и, лишь живая рыба находит в себе силы плыть против течения,- к  источнику. А где же находится этот источник?
 
« где? А ведь я  издыхаю, но еще плыву вроде….или это течение пока не слишком сильное?»
 
… может быть, он находится здесь? – указывает на цифру 480.
 
« Нет…»
- Нет. Он находится здесь – над чертой.
И если бы это было моей основной задачей, рассказать вам, как в наше  время мало возможностей заработать  хорошие большие деньги, то судя по некоторым лицам в зале, я с этой задачей справился.
 
Аплодисменты в очередной раз взорвали зал. Но мне не было весело. Мне было непонятно, почему они радуются…
  Я готова въебывать по 12, по 16, да даже по 20 часов в сутки, чтоб развиваться и зарабатывать, но я не знаю, где это можно сделать… где можно получать доход эквивалентный  твоим стараниям, а не положенному средне статистическому окладу. Не знаю, куда пойти , чтоб организовать свой собственный бизнес. Не знаю даже, где найти струю, чтобы в нее попасть….
 
…но это не было моей основной задачей. И так как нормы авторского права приписывают конфеденциальность, - все идеи, разработки автора не могут быть обнародованы, мы со своими финансовыми экспертами и адвокатами разработали один документ, который я сейчас хочу вам коротко представить.
 
Желтый листок А4 возник в руках ведущего.
Сзади – ничего!
«А должно быть?»
И прежде, чем наши эксперты пройдут по залу….
…Успешные люди стали таковыми возможно потому, что делали те дела, которые менее успешные оставляли….
 
Урывками фразы проникали в сознание, теряя между собой всякую связь, и клейкими стикерами «post it» оседали в мозгу. Один другого ярче и красочнее.
Я пыталась успевать записывать все эти  цитаты и фразеологизмы, но не успевала.
  Мне за эти неполные два дня вообще очень часто казалось, что я что-то отчаянно не успеваю. Что-то очень важное и значимое. Что-то мелькающее передо мной и неуловимое. Что-то…
Что олицетворяли собой эти яркие энергичные люди, меняющиеся в такт музыки и распределяющие по рядам нужное количество желтых листов уплотненной бумаги. Вчера я заполняла и подписывала аналогичный…
 
Сколько же нас,- желающих ознакомиться с уникальной информацией о быстром и качественном способе заработка, о возможности оказаться по другую сторону черты и о значение того, что скрывается за этими приветливыми и неоднозначными улыбками, курсирующих людей в черных деловых костюмах.
 Красиво так курсирующие… слаженно.
 
Что там написано, вы говорите? Да, какая разница…
Что нужно сделать, что быть олицетворением подъема, как эти люди ,- вот это вопрос!
 
И шквал аплодисментов вместо ответа вновь взрывает аудиторию,  очередной раз приветствуя ведущего.
 
 - …и как вы провели эту паузу? Выпили чашечку кофе? Выкурили сигаретку?
 
В пол оборота я обвела взглядом зал,- я не видела, чтоб хоть кто-то из присутствующих вставал с места… табачного дыма тоже не  чувствовала….
 
… не успели, - значит, не хотели…
И дальнейшее свое выступление я хотел бы продолжить одной бизнес фразой….
 
«Не успели…. Значит, не хотели…. Не хотели. Иначе нашли бы время успеть. Если бы очень хотели…. Господи, как просто. И как прозаично. Когда хочешь ,- успеешь все, и всегда найдутся способы. А если некуда успевать, - тогда спроси , чего ты хочешь. И хочешь ли… а если хочешь, и не успеваешь, значит, плохо хочешь… ведь если хочешь, всегда найдется время успеть!
 Это замкнутый круг. И как глупо многие сходят с дистанции…
 Просто не хотели, видимо, на ней оставаться. Просто не хотели…»
 
…. Вам нужно сформировать свою команду. Подобрать туда тех людей, с которыми вам было бы приятно работать и зарабатывать.
 
«Как, Рома? Каким образом? Ведь ты совершенно не знаешь, как я могу работать, а уж тем более зарабатывать. А если я не справлюсь…» - я снова покосилась в его сторону. В этот раз он повернулся ко мне  и, искренне улыбаясь, едва ощутимо пихнул локтем в бок. «Откуда такое доверие, чтоб формировать со мной команду? Тем более бизнес… вы же тут ни в пинг-понг играете.»
…И если вы у нас начинаете, а я думаю, начинаете, в противном случае этот шанс ваш пригласитель дал бы кому-нибудь другому. Вы начинаете как новый надежный партнер…
 
 ***
…И я начала. Как партнер. Уж насколько надежный, - судить, право, не мне. Только отныне в моей жизни появилось что-то большее, что-то не походящее на работу, но и уж никак не на хобби. Дополнительный заработок ,- вот уж действительно «НИЧЕГО СЕБЕ,- ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ!». Что-то , что изменило и перевернуло весь мир, а начало как известно – с меня. Только теперь у меня было будто две жизни: днем я сидела в салоне, (два дня я  упрашивала директоршу, и напрочь поругалась со сменщицей, чтоб поставить себе  дневные смены), а вечера проводила в  отелях и конференц-залах, где несколько сотен людей, одержимых единой волной, мыслящих и двигающихся в одном направление, - только вперед.
Мне так   казалось. Для меня так и было а тот момент. И мне нестерпимо хотелось с кем-нибудь этим поделиться…
Тогда-то стало приходить понимание, что мало по жизни людей, которые готовы тебя поддержать. Еще меньше, способных за тебя порадоваться. И от степени родства это не зависит абсолютно.
 
 Шквал непонимания посыпался в первые же выходные, когда Ритка, - Ритка, с который мы не раз высиживали ночи на кухни ее съемной квартиры после окончания полуночных смен (она работала в интернет магазине и зачастую перерабатывала положенные часы из-за шквала заказов и меркантильных соображений ее малолетнего босса, который, не желая тратиться на оклад еще одного сотрудника списывал и оптовые заказы на нее, хотя в ее обязанности входила исключительно розница), курили самодельный кальян и, истребляя не первую бутылку персикового «КЕСО» мечтали, как замутим что-то свое. Пусть поначалу маленькое, пусть местечковое, но обязательно замутим, и обязательно свое, - с ее-то энергией и моей упорностью! Что-то вроде салончика красоты, поначалу где-нибудь  в спальном районе (там и аренда пониже), и к месту жительства поближе, чтоб на дорогу не тратиться. А потом отрубались на не разобранном диване, чтоб через пару часов встать и отправиться на любимые работы, исключительно с радостью…
 
 Ритка, с которой ни раз могли всплакнуть и пожаловаться на судьбу и безмозглых мужиков, которые ничегошеньки не понимают в тонкой женской душе, а лишь способны меркантильно пускать слюни на молодые тела и умело готовить спагетти, которые тяжким грузом свисают на наших ушах вместо ограненных бриллиантов. Ритка, которая казалась мне порой такой наивно-детской, такой смешной и невероятно своей, сейчас стояла напротив меня, и,  хлопая своими огромными серыми глазами, отчужденно смотрела сквозь меня.
 
- Я только что с Ромой разговаривала. Он договорился с господином Патаниным насчет тебя, чтоб продлить тебе срок организации, - говорила ей я, где-то в глубине понимая, что она меня не слышит. – Ты там понравилась всем, слышишь? Ну и пусть ты первые выходные пропустишь и не сможешь зарабатывать, главное, что тебя взяли, главное, что ты зацепилась, а дальше мы тебя не оставим. Я тебя не оставлю! Я же обещала, ты помнишь?!
 
 Она молчала и нервно курила, пялясь в невидимую точку перед собой.
Мы стояли возле крыльца ее полуподвального помещения, именуемого офисом – складом, местом, где она проводила большую часть своей жизни за последние полтора года и, где постоянно прорывало трубу в сортире. И я искренне не понимала, почему она боялась отсюда уйти… а она боялась!
 
- У тебя появится еще время до организовать,  – продолжала я перефразировать слова господина Ярина, наказанные не более, чем полчаса назад в телефонную трубку, перед тем, как поехать сюда. – Всего-то какие-то тридцать тысяч! Главное, что документы зарегистрированы,- остальное можно варьировать.
 
- Мне не у кого больше занимать, Лер… мне за квартиру платить через восемь дней.
 
- Ритк, ты отдашь на следующей же неделе! Ты заработаешь через две почти такую же сумму, даже больше,-  ты же сама все видела. – не оставляла я попытки достучаться до ее сознания. – А я помогу. Слышишь, я же обещала тебе! Я тебя не брошу! И Ромка, и Ленька Ярин.  И господину Патанину ты тоже понравилась!
 
 Я искренне не понимала, как можно не видеть подобного положительного стечения обстоятельств, как можно не видеть очевидных плюсов и держаться за придуманные причины. Простите, но подвальную работу я иначе назвать не могу…
 
Ведь она была доведена до отчаяния. Она ненавидела свою работу, своего начальника и совсем недавно рассталась  с очередным хахелем. Что ей терять? Скажите мне, что ей, по сути, терять?! А тут еще такие перспективы.  Но ведь даже это не главное. Главное, что мы мечтали, мы хотели, тогда, там, у нее на кухне. Мы же всегда мечтали сделать что-то вместе. Что-то свое, пусть маленькое, но сделать! И сделать ВМЕСТЕ!!! И вот вариант, - реальный вариант, - накосить бабла, ввалить, прокрутить, подрядить нужных людей и сделать! Сделать то, что мы давно хотели!!! А она как будто ослепла…
 
- Давай я сейчас Ярину наберу, ты с ним поговоришь,- может, его ты лучше поймешь, чем меня…
Она покачала головой: -« не надо».
 
- Ритк, это – наш шанс прорваться. Я хочу это сделать с тобой. – я понимала, что разговор этот заходит в тупик, и ждать чего-то кардинального уже было мало вероятно, однако я старалась, я правда хотела, чтоб она меня поняла. – Ты главное приходи в понедельник, там  все понятнее будет. И думай. До понедельника еще время есть.
 
- Я наберу тебе…- обернулась я прежде, чем повернуть за угол и обозначила трубку пальцами, поднесенными к уху. В тот момент я еще думала, что она ее возьмет….
 
 
 Рита действительно появилась в понедельник, хоть и не отвечала на мои звонки в течение двух дней. Появилась с принятым решением и «своим» молодым человеком, с которым якобы встречалась уже второй месяц (откуда он взялся, я не имела понятия).  Они настойчиво требовали вернуть внесенную сумму и больше ей не звонить. Когда на объяснения господина эксперта, что внесенная сумма не возвращается на основание «Устава», с которым госпожа Коростова была ознакомлена прежде, чем давать свой ответ на согласие и подписывать соответствующие документы, и что это было ее трезвое самостоятельное решение, принятое без вмешательств и давления извне, поэтому все эти баталии и повышенные тона в данной ситуации совершенно бессмысленны.
 
После третьего подхода объяснений «молодой человек сорвался на угрозы» и,  мое даже отдаленное присутствие при этих событиях вышестоящие инстанции сочли не нужным.
Ромка деликатно отвел меня в лобби бар на первом этаже и заказал апельсиновый сок.
Диаметр моих глаз говорил, наверное, больше меня…
 
 Все это время, пока шел диалог между господином Патаниным и ее визави, она стояла чуть по от даль за его спиной, и ни разу на меня не взглянула. Ни разу! Даже, когда определенные вопросы были адресованы мне и, все присутствующие так или иначе обращались в мою сторону, она не поднимала глаз. Вот это меня парализовало. Это блокировало мое понимание…
 
Как? Как так?! Бог с ними, - с деньгами. Это все можно решить. Не на этой неделе, так на следующей,- не на следующей, так еще через неделю.  Ведь я же здесь. Можно попросить, можно договориться. Все здесь люди! Тем более, что ты понравилась.
А она стоит за плечом какого-то типа, непонятно откуда взявшегося… и еще врет, что это ее ухажер. О всех ее ухажерах узнавала первая я, задолго до того, как они сами информировались, что теперь они ее ухажеры. Откуда взялась эта ложь, Ритка! Откуда?!
 
 Ромка долго смотрел на меня прежде, чем произнести : - Расстояние между тем, как люди говорят, что хотели бы жить и живут на самом деле столь велико, что нет смысла его даже измерять. Оно эквивалентно тому хорошему, что у них есть и чем они жертвуют, чтоб оставаться на  прежнем месте.
Сказать, что на тот момент я поняла, что именно он имел в виду, - глубоко себе польстить. Изречение его было минимум на мудреца, а он для меня таким и был. Ведь я, как тот  слепой поросенок из Приключений Мюнхаузена, ухватилась за отрезанный хвост кабанихи и поплелась следом, думая, что это его мать.
 Ты мне, конечно, не мама, Ром, но иду я за тобой беспрекословно. Даже если бы сейчас ты просто молчал…
 
Ближе к полуночи мне позвонил господин Патанин. Я, как всегда подорвано заметалась, прежде, чем ответить на звонок.
 
- Добрый вече… ночи, г-н Патанин! – отчеканила я в трубку, застыв посреди комнаты, как истукан. Я всегда, почему-то, разговаривала с ним исключительно стоя.
 Еще бы честь  отдать разве что... тьфу ты, блин! Отрапортовать, имеется в виду!
 
- Доброй ночи, госпожа Батунина! Вы не спите еще? Как настроение?
 
- Не.. нет, конечно же! Что вы! Хорошо!
 
- И правильно! Кто в нашем бизнесе, как вы уже знаете, по началу, мало спит, тот в последствие много зарабатывает.
 
- Да.. это да…
 
- Нам сегодня не удалось пообщаться после собрания, совещание началось пораньше, но вы обсудили ваш бизнес-план со своим ответственным организатором и планы на завтра?
 
- Да. Завтра….
 
- Замечательно. Завтра мы с вами на связи. Набирайте мне в 9.00 и, мы с вами более подробно обо всем поговорим, договорились?
- Да, конечно…
 
- Вот и хорошо. Доброй ночи, г-жа Батунина. До связи.
 
- Доброй ночи… - договаривала я уже коротким гудкам. – Доброй ночи…
 
Будет ли она доброй, насколько хотелось бы. Сказать, что я была на нервозе, - не сказать ничего.
Было бы кому сказать…
 
***
 
 Утро среды ворвалось телефонным гудком. За последнее время каждое мое утро начиналось именно с этого. Я лежала на полу   и резко распахнула глаза. Телефон надрывался недалеко от правой руки. Я обвела взглядом верхнюю часть стен и потолок глазами, - на полу. В углу шипел невыключенный dvd-проигрыватель. На полу?!
 
- Лер, у тебя телефон звони..?
 
 Вопрос повис где-то между полуоткрывшейся дверью в мою комнату и маминым ртом. Она так и застыла на пороге, с опущенной дверной ручкой в руках и распахнутыми глазами, увидев меня лежащую в позе «трупа» посреди своей комнаты возле орущего телефона. Спокойствие, мама, - это просто поза.
 
Картинка вчерашнего вечера восстанавливалась по мере того, как мобильник принимался верещать по третьему разу с перерывами  в несколько секунд. Кому-то было определено что-то нужно.
 
- Мам, все в порядке. Я просто…просто...- я махнула телефоном в ее сторону, уже зажатым в руке, - я отвечу.
Она лишь утвердительно кивнула, и скрылась за дверью, так и не изменившись в лице.
Господи, какой идиотизм…
 
- Да, Ром.
 
- Ты чего трубку не берешь? Названиваю тебе все утро. Янина тоже игнорируешь. Ты в порядке?
 
- Ага. – Получилось у меня на эту тираду вопросов. – Ром, у меня колпак рвет.
 
- Что такое?
 
- Не знаю… сама не понимаю, – замямлила я. – настроение скачет от депрессивности до эйфории, причем по несколько раз  за час может. И я не могу это проконтролировать. Вообще собой как будто не владею. Вчера вот йогой занялась, чтоб хоть как-то успокоиться, - так и уснула на полу. Сейчас вот лежу все еще тут же и с тобой разговариваю. Расслабилась так, что ни чьих звонков не слышала и маму напугала.
 
- Ты сколько спала за последние дни? Спала вообще?
 
- Спала? – я как с бодуна, черт возьми. Пила бы только накануне,- не так обидно было бы. – Я не помню, Ром….
 
- Не переживай, все нормально, – услышала я не совсем уверенный тон. – Приезжай сегодня пораньше на собрание, - там поговорим. Ты, кстати, в курсе, где? После трех будет известно. Я наберу еще. Давай, приходи в себя,  и конверты оформи. Сегодня призы хорошие разыгрываться будут, - один из них по любому твой. Все, до связи. И все хорошо, слышишь?
 
- Да… да, Ром. – Я снова закрыла глаза. – Все хорошо. Я встаю….
 
***
- Ром, я не знаю… что со мой. Не могу объяснить. Какое-то состояние полной просрации что ли…

- Абстракции.

- Вот именно… это у нормальных людей. А у меня точно просрации, – только и делаю, что просираю!
 
Мы сидели в креслах лифтового холла на десятом этаже. Это был уже жилой сектор отеля, как я понимала, судя по шныряющим по коридору иностранцам в махровых халатах и газетами в руках.
Партнеры на эти этажи не поднимались. Я не видела, по крайней мере…

- И что ты просираешь? – он с любопытством рассматривал меня, откинувшись в кресле, в то время, как я сидела, будто на иголках и нервозно что-то калякала в раскрытом ежедневнике.

- Я не знаю… не могу понять.

- Успокойся. – Уже без тени иронии произнес он, видя, как остервенение, с которым я бесцельно трачу чернила, продавливая страницы, все нарастает.

- И это меня бесит больше всего!
Я, наконец, прорвала лист ежедневника и швырнула осточертевшую ручку. Та со звоном приземлилась на стеклянный столик.

- Ты психуешь, потому что у тебя вторую неделю непруха. Но это - не показатель, – он подался вперед ближе ко мне. – Это бизнес, Лер. И это нормально, что кто-то стартует сразу, а кто-то набирает скорость в процессе. Ты же помнишь, что говорил господин Патанин в понедельник : все мы здесь с разным багажом, с разным пониманием и разными способностями, но все мы здесь ради одной цели,- ради своего желания. Вернее, ради его реализации. Просто желания тоже разные в основе своей,- у кого масштабные, у кого не очень… от этого сроки тоже зависят. И не в бизнес-плане, а скорее вот здесь.- Он взял мою ускакавшую ручку и несколько раз потыкал себя ею в  голову. – Мечты, желания, надежды и цели. Не забывай об этом.

«Я помню, Ром. Понимаю…»
Он, не отрываясь, смотрел на меня. Я – куда-то в пространство между нами.

Мое желание расположилось где-то на пятой неделе собрания, а я не приблизилась пока что к нему ни на шаг. Выходит, отпуск тоже откладывается… или просто урезаются сроки?

- Я все это понимаю…Ром.  И дело совсем не в этом. – Я перевела на него глаза. – Не в абсурдной реакции Риты, не в поведение ее товарища, и, конечно,  не в истерике Алки в прошлое воскресение после первой части собрания. Не в том, что я взяла больничный на работе, без понятия, где искать теперь справку для его официальности, потому что выходные мне полностью не отдают. Не в том дело, что мама стала как-то непонимающе наблюдать за мной (она ведь не в курсе вообще ничего, да я и не вижу смысла ей что-либо объяснять, - слишком муторно, а она все равно скоро уедет). Не в том дело, что Сенька не вступил, а ступил, как в последнее время проявлялся во всем. Это уже его сложности, а скорее диагноз, раз в свои 26 он по-прежнему живет в одной комнате с сестрой и считает это нормальным, сетуя еще на сложности в личной жизни. Как говорилось, у нас тут не служба скорой психологической помощи. Мы помогаем, но не всем….
 Дело даже не в том, что мне стали названивать наши общие знакомые и расспрашивать, куда я попала? Куда меня втянули, в какую секту, что я теперь хочу в пиджаке и хлопаю в ладоши…Это все такая чушь по большому счету. И то, что в понедельник г-н Янин рассказывал, как проспал воскресенье до обеда и не поставил телефон на зарядку, поэтому его не было на собрание, и как просил взаймы у Федосейкина, с которым мы отмечали наши традиции вместе. Это, кстати, нормально? Но и это не имеет значения…

 Я запнулась, подыскивая нужные слова, а в глубине души, надеялась, что Рома займет эту возникшую паузу. Но он молчал.

- Мне… Я … Я чувствую себя виноватой, Ром. – я снова замялась. – Перед тобой. Ты вот сидишь сейчас, выслушиваешь мое нытье, хотя тебе, что больше заняться нечем… сидишь, объясняешь мне элементарные вещи, которые и так по жизни должны быть очевидны и уж тем более вероятны. Перед господином Патаниным…. Этот человек.. вообще не знаю, как с ним  разговаривать в последнее время. Ведь я лажаю. Я так лажаю, Ром. И не ему хуже делаю, а себе, а он еще объясняет мне, как быть, как вести себя и как реагировать при общении на людей…. Это же жесть, Ром.  Мне, если честно, очень стыдно порой ему звонить, когда в очередной раз случается какой-то косяк… встреча не состоялась или опаздываю когда, но больше всего бесит, когда приглашение не получается. Вроде все правильно делаю, насколько понимаю, конечно; вроде и с тобой на связи и Янину отзваниваюсь … Кстати, Ром, может я чего-то не понимаю, но он все время рассказывает мне о том, чем он, простите, занимается. Я в нормальном смысле! – мы одновременно захихикали.

- Просто мне кажется, это не совсем в моей компетентности знать, что он ел на завтрак и как выбирал носки…
Ромка хихикнул еще раз и замотал головой: «Янин…»

- Вот… но раз не получается, раз результата нет, значит где-то я не то делаю, где-то не понимаю, и касячу! Но я не могу понять Где, Ром!
 Он не спешил отвечать. К тому же , это не было вопросом.

- Я завалила во вторник два приглашения, ну ты знаешь, о ком я говорю… и опять же, - как так?! Я вроде сделала все, но где я облажалась, черт возьми? Я не понимаю! Почему они как медузы по два часа лили в уши мне какую-то туфту, а к дела я так их и не вывела!
 Мне со стыда сгореть хотелось, когда я эксперту звонила. Так и подмывало сказать (я заведомо искаверкала голос): «Добрый день, г-н Патанин. Звонит вам главный лузер вашей структуры. Что ? Вы спрашиваете, как настроение? Да, хочется самоубиться. Да, да… Нет, ничего не случилось, просто в очередной раз я не смогла сделать элементарных вещей. Вы вот объясняете – объясняете мне и на собраниях, и при персональных беседах и по телефону, как и что к чему, а я сру, причем сру на ровном месте. В буквальном смысле. А в целом настрой очень позитивный…ага.»

Ромка захохотал во весь голос.

- А мне не смешно, Ром! - Я опять уставилась в несуществующее пространство. - Я себя таким дерьмом чувствую…

- Хватит, Лер. Много как-то коричневого вещества в разговоре. – Он осек меня так же резко, как сменил настрой с беспечной веселости на собранность и серьезность. – Слишком много сил и мыслей ты тратишь на обдумывание, в чьих глазах ты не оправдала надежды. Это сугубо их проблемы, - не надо было надеяться, если уж так разобраться. Важно, чтоб ты для себя понимала, куда и зачем ты двигаешься. Тогда все остальное ,- просто мелкая шушера. Она не собьет.
 Теперь я немного отстранилась, и непроизвольно сжала губы, потому что впервые за последние недели увидела в нем подобный напор.

- И давай оставь весь этот бред о том, что ты меня напрягаешь, хорошо? Моя прямая задача – научить тебя зарабатывать здесь. Сделать из тебя рабочий шпунтик в этом большом механизме, ты понимаешь меня? Балласта здесь и так предостаточно…- он осекся. – Но не об этом сейчас.

Я не была идиоткой. Я видела, что точно также люди, которых мне выделяли в фае, работая в выходные, совсем не пересчитывали свои компенсации в понедельник, недовольствуясь только тем, что двое сорвались. Но это было где-то там… за ширмой под названием О.О., а я туда еще не заглянула.

- Я говорил, что квалифицирую тебя, - значит квалифицирую. – продолжал тем временем Ромка. - И никуда ты уже не денешься, ясно?!

- Ром, блин, но ты же не мой ответственный, - тебе своей структурой заниматься надо… просто с Яниным у меня как-то не идет контакт. Вернее контакт-то есть, но как-то не по бизнесу.

- Да какая разница! Я тебе показал этот бизнес, и я покажу тебе все, что знаю о нем сам, раз Янин такой долбоеб…
Я невольно отдернулась. Таких лестных слов в адрес своего ответственного организатора я еще не слышала, хотя для Ромки он уже Бывший, - может в таком случае уже можно..

- Надо будет, по двадцать раз буду объяснять одно и то же, до тех пор, пока до тебя не дойдет! Меня – то вон до сих пор собрание торкает, и каждый раз на разных моментах, хотя, казалось бы, какой раз уже слушаю.- не унимался он. – И господин Патанин, думаю, меня поддержит в данном вопросе. На пару с ним будем тебе в голову вбивать. Ты главное действуй, - и темп не сбавляй, а все эти тараканы по поводу стыдно тебе и неловко – это нормально. Поначалу у всех такое. И похлеще бывает. Ты пойми просто,  некогда стыдиться,- надо действовать. Поэтому соберись сейчас и  давай на этих выходных сделаем все красиво.
 
 Я охотно закивала, почувствовав явное прояснение в голове, - антициклон соплей начал смещаться циклоном здравого мышления, временами с прояснениями. Надолго ли?

- Ты конверты оформила?

Я закопошилась в листах ежедневника, затем в сумке, и в завершение растерянно подняла глаза, судорожно прокручивая в голове, где же можно их сейчас раздобыть.

- У меня они есть ,- не паникуй.
Меня аж отпустило. Вот я ворона, блин. Где только моя голова иногда бывает…

- Ты ешь что-нибудь?
Я вновь зависла,-  к чему он это спросил?

- А… я не помню …

- На, вот, ешь,- для мозгов, говорят, полезно,- он вытащил из дипломата большой «Сникерс» и положил его передо мной рядом с двумя конвертами.  Я немного помешкалась и бросила его в сумку. А я ведь и вправду не помню, когда в последний раз ела.

- Пойдем, собрание сейчас начнется.

- Я на первых неделях тоже ничего не ел,- не мог. – уже в лифте пояснил он. – Главное, чтоб голова работоспособность не теряла, а так ничего страшного.

Как он узнал? Я и сама–то упустила этот момент из внимания, - не до этого как-то..

- На тебе штаны висят, - усмехнулся он, будто прочитав мои мысли.  – А тебе худеть не надо.

***
 - Что ж, поздравляю, госпожа Батунина. Хорошо поработали, но не время расслабляться, – в очередной раз пожимал мне руку за столом персональных переговоров мой эксперт. - А говорили, что приглашать некого… подруга же?

- Подруга, - подтвердила я, усаживаясь напротив, и наблюдая, как он выискивает чистые листы в раскрытой кожаной папке. Я вообще давно заметила привычку господина Патанина делать несколько дел одновременно.

-  Смотрите, сейчас главное организовать на пакет документов. Не надо сразу,- небольшими частями. Она флорист?

- Да, оформитель в основном.

- Так вот, наверняка, у нее найдутся друзья – коллеги такие же флористы, у которых можно перехватить тысяч по десять на пару недель. Ну, конечно…

- Ну, да, я думаю…

- Сейчас сразу в машину, - в фае не задерживайтесь. В машине составьте список к кому можно обратиться и сразу же выезжай. С транспортом договорились уже?

- Да, конечно. Бухарский с нами поедет.

- Хорошо. В машине - поактивнее, о жизни с ней, настройте, поддержите,- вы  все сами знаете и умеете. – Он улыбался  и активно жестикулировал кистями по столу.
Он всегда так делал. Меня это забавляло, если честно. Вообще, всегда, когда мы общались тет-а-тет, все принимало какие-то другие краски и  казалось элементарным.
 На то он и эксперт, наверное…

- Времени я дал вам до двадцати двух, -  вполне достаточно, но мы в любом случае на связи, как бы ситуация ни складывалась.

- Все, госпожа Батунина, действуйте! – добавил он, поднимаясь. – И в 20.30 предварительно жду от вас отзвона по ситуации. – Договорились?

Он открыл мне двери, отделявшие зал и фае, пропуская вперед. Я успела обернуться и ухватить взглядом исчезающий силуэт. «Как же все быстро-то, господи…»

 Ульянка стояла на парковке с Яниным и Бухарским, когда я вышла. Вид у нее был потерянный. Еще бы… Она вообще боялась перемен как таковых, а тут еще такие и в какие сроки! Но я пошла ва-банк. Терять мне уже было некого…

С Ульянкой мы были знакомы с учебы. Она была каким-то неземным человеком: вечно где-то в своих мыслях, вечно где-то витала, за раз могла делать по несколько дел и ни одно не довести до ума. Она всегда громко смеялась, постоянно что-то ковыряла руками, все время была на панике и любила есть на ходу. В целом – полные противоположности. Этим –то мы, наверное, и сошлись. Многие искренне удивлялись, как мы общаемся? Как находим что-то действительно общее? Но мы общались. И совместные занятия идиотизмом переросли в процессе во что-то более крепкое, продолжительное и совершенно не объяснимое. Иногда она раздражала своей суетой, иногда просто выбешивала несобранностью и манерой переспрашивать о  том, о чем совсем недавно шла речь, причем во всех подробностях. Иногда она просто вводила меня в ярость, когда впадала в состояние полного отсутствия своего присутствия, особенно в те моменты, когда нужно было соображать быстро и четко. Но все это отходило на второй план, потому что во всем этом она была настоящей. И после очередного приступа бешенства в ее сторону, через несколько минут оставалось лишь умиление, - ну вот такая она! Этим и ценна!  И цены ей не было за то, что она не умела играть, не умела лукавить, была чем-то чистым, даже наивным, и всегда говорила неподумавши, пусть порой и ляпала абсолютно не в тему. И сейчас она сидела рядом со мной в темном салоне Шевролет и копошилась в своем телефоне. Янин что-то болаболил с пассажирского сиденья, постоянно оборачиваясь в нашу сторону. Мне безумно хотелось остановить этот поток нескончаемых слов непонятно кому адресованных, - слава богу, хоть Бухарский время от времени занимал его внимание на себя.

 Она никогда не гналась за деньгами, - наоборот, поразительно умела жить по средствам. Лишний раз зайти в кафешку, - зачем? Проще булочку по дороге перехватить. Где-то выискивала дешевые шмотки, постоянно экономила и на что-то копила. А сейчас она искала способ их раздобыть. Я наблюдала за ней боковым взглядом, и если честно, мне нечего было ей больше сказать. Все, что можно было, мы уже обсудили и в течение дня, и после, в ожидании персоналки. Сейчас был момент принятия ее решения. Не за столом у эксперта, а именно сейчас: либо она со мной и организация суммы, - лишь технические маневры; либо она засомневается, хоть на секунду, - и у меня не остается больше людей в окружение, кого я могу назвать «Другом». Неплохая, однако, зачистка, за какие-то три недели…

Она сделала пару звонков и назвала адрес. Ехать пришлось в область.
По дороге мы почти не разговаривали. Ее напряжение висело натянутым облаком. Даже Янин на время притих.
« Решай, Ульяна. Решай… Нам обоим это нужно, но решать придется тебе! »

На обратном пути силы окончательно меня покинули. Безвольным телом я моталась по заднему сидению, ощущая на себе все прелести заМКАДных трасс.
Когда все высадились по пути на заправке, я без свидетелей сделала звонок г-н Патанину. Он ждал. Время было хорошо за одиннадцать.
 
***
 Жизнь порой очень не предсказуемая штука. Рулетка, азартная игра,- называй, как больше нравится. Только кто-то очень часто заблуждается в  своем месте в этой игре, считая себя игроком. Практика же показывает, что человек – просто фигурка, она – это поле, а кости бросает уже совершенно кто-то иной…
 В этот раз кости выдали пару.

И с  того дня я все реже называла Ульянку другом, и все чаще партнером – госпожой Щавелевой. Не подвела она, все же, с решением.
И моя радость была бы не полной, если б ни сразу ,-  и полный пакет.
Как? Откуда она взяла вторую часть суммы, она даже не распространялась.

- Я просто поняла, что надо, - объясняла она. – И нашла способы…

Традиция не была бурной. Прокатавшись до полуночи, мы были в состояние лишь доехать до ближайшей узбецкой харчевни и просто перекусить.
Полтора часа я цедила бокал вина,- в меня опять ничего не лезло.

 На утро я не спешила звонить ей, - я находила некоторую неловкость что ли, спрашивать ее нарочито бодрым голосом, как дела и настроение в десять утра, зная прекрасно, что раньше двенадцати она не встает. Есть все таки какие-то привычки и особенности в общение близких людей, нарушать которые, по меньшей мере, глупо. Именно поэтому вы и близкие, потому , что знаете друг о друге нечто большее, чем кто бы то ни был, и что не нужно каждый раз объяснять и давать инструкции в те или иные ситуации, - порой просто взгляда достаточно.
 Это что-то всегда очень хрупко в отношениях людей и особенно ценно. И когда эти тонкие ниточки вдруг начинают рваться под напором общепринятых наставления, - это –то как раз и порождает недоверие.  Одно то, что я стала употреблять к ее фамилии слово «госпожа» уже не слабо коробило ее слух. Чего уж говорить об остальном…

-Как ты? – спросила я, когда, наконец, набрала ее номер, получив предварительно порцию наставлений от господина эксперта.

- Да хрен его знает… нормально.
В ее голосе читалась смесь иронии, негодования и потерянность.
«Интересно, у меня такой же был?»

- У нас собрание сегодня в шесть вечера, ты помнишь? И надо при параде быть.

- Да, я знаю,-  мне г-н Янин звонил. – Блин, опять брюки, да?

- Да, Ульянк! Но должна же быть хоть ложка дегтя …-  я старалась как-то свести разговор к иронии, к тем ноткам, с которыми мы всегда общались, но почему-то какая-то необъяснимая тревога сидела внутри меня в тот момент.

- А во сколько тебе Янин звонил?
Странное вообще дело, - со мной он так и не связывался. Хотя я по идее должна ему звонить, но все же…Обычно он с утра по три раза напидаливает.

- В девять где-то…
«Нормально, он исполняет…»

- Ты хоть выспалась, - он тебя разбудил, наверное? Вчера непростой день был. Да и разъехались мы не рано.

- Да я не спала почти..

- А что такое?

- Ну, вот так.. думала о разном…

-Блин, Ульянк! Хорош!
«Что он там ей наговорил, мать его Янин!»

- Чего ты там думаешь?! Все ж хорошо! Мне тоже поначалу стремно было,  но все проходит. Это просто перед чем-то новым всегда так. Вспомни как мы перед дипломом стремались, - конец света был , не меньше, но ничего, выжили же!

« Что это еще за хрень такая?! Чего она там думает! Да спонтанно, да резко,  все произошло, но иногда такие ситуации в жизни очень необходимы, чтоб встряхнуться и оглядеться по сторонам: кто ты, что ты, и что вообще происходит вокруг. И все самое радикальное всегда происходит не запланировано, - это уже закон жизни, по моим наблюдениям. И что бы она там себе ни надумала, все нормально будет. Сегодня думает- завтра передумает. Прорвемся! Это не самое страшное, что может быть в жизни! Потом еще спасибо скажет!»

- Это да, - усмехнулась она  в ответ, - но там с баблом как-то связано не было.

- Успокойся, слушай!  - я так и знала, что к этому сведется. – Не беги вперед паровоза!
Не в бабле здесь дело! Совсем не в бабле.!

- Ты где брала?
Я осеклась.

- Как и ты… у меня не было такой суммы.

- Отдала уже?
«Понеслась…»

- Слушай, давай не сейчас. И не по телефону. – Я старалась держать интонацию как можно мягче. – Перед собранием все равно же увидимся, - можем пораньше встретиться, если хочешь?
 Меня бесила эта тема о деньгах. И причем не о миллионах, кстати. Такая сумма должна быть в свободном распоряжение, если мы хотим жить, хотя бы на треть от того, как мы хотим. Или у кого-то настоящие желания заканчиваются выкладыванием скаченных из интернета фоток в альбом соц сетей под названием «хочу». А сколько это все стоит и что нужно сделать, чтоб приблизиться ко всему этому.- на это ХОЧУ уже не распространяется. Тогда пускайте слюни, (только осторожно, не забрызгайте монитор - он ведь тоже денег стоит), и ни о чем не зарекайтесь, если на первой же финансовой сложности вы открываете всю свою жалкость.

 В такие моменты я вспоминаю одну из наших немногочисленных с Ромкой встреч. День моего приглашения теперь уже можно четко сказать. Мы встречались в ресторане на десятом этаже дорогого отеля в центре Москвы, - прямо, напротив красной площади. Он тогда задерживался из-за какой-то деловой встречи и, мне пришлось его подождать некоторое время.  Я заняла небольшой столик возле витражного окна с видом на Кремль и утопла в мягком кожаном кресле. Девушка – хостесс приветливо улыбнулась и предложила мне меню. Я прочитала его как книгу, о здоровой и полезной пищи с аналогичными ценами. Если быть честной на меня произвело впечатление, как чай может стоить за тысячу рублей. Из чего этот чай, простите? Про другие блюда я вообще молчу…
 Но с другой стороны, раз эти блюда существуют, раз есть такие цены и подобные рестораны, значит, есть и те, кто пользуется всем этим. Ежедневно, ежечасно и не видя в этом ничего особенного…
 
 Я огляделась по сторонам. Внутри не было много народу. И немногочисленные столики занимали в основном иностранцы и деловые мужчины средних  лет. Они пили кофе, шуршали газетами и вальяжно потягивали толстые сигареты. Нет, не с напыщенным пижонством, как это любят изображать якобы «звезды олимпа сего» и совершенно без намека на вульгарность. В жестах и поведение этих людей читалось одно – уверенность. Ни толики нервозности, ни намека на привлечение к себе внимания, - просто спокойствие и уверенность. Я наблюдала и невольно любовалась ими. Каждый их жест был для меня чем-то вроде откровения. Как они стряхивали пепел, как ставили чашки на стол и передавали салфетки. Как просили счет у официантки и смеялись над чьими-то шутками.
«Достоинство», - пронеслось у меня в голове. «Достоинство и вежливость. И прежде всего к самому себе».  Ведь человек, у которого все организованно внутри никогда не позволит себе проявление примитивности снаружи.
 
Мне безумно было интересно, о чем они говорят, что обсуждают, какие интересы занимают головы этих людей, какие сложности и вопросы они ежедневно решают и, чем радуются, о чем мечтают (хотя, о чем уж можно в их положение мечтать?). Но еще больше мне хотелось узнать, как они такими стали. Ведь за каждым стоит своя отдельная история, - у кого-то длинная, у кого-то короче. Но, так или иначе, история каждого привела их  сегодняшний день такими, и привела их  сюда. И меня, кстати, тоже….

- Привет! – вернуло меня в действительность внезапное Ромкино появление. – Прости, что задержался.

- Да, все в порядке, - я улыбнулась в ответ.
Он выглядел очень сдержанным, приветливым и необычайно галантным. Или это просто моя слабость к воротникам – стойкам дала о себе знать…
Тогда-то я и отдала ему рукописный листок А4  со своими скромными данными.

- Пиши все, чем умеешь заниматься, а там уж люди грамотные, - разберутся. – резюмировал он на мой вопрос, насколько уместны в резюме для компании будут те или иные мои способности.

-Умение вязать макраме тоже учитывается?

- Пиши, – усмехнулся он. А потом добавил: - Я не отдел кадров, поэтому заведомо не могу сказать, по каким критериям они отбирают. Я передам, а там уж как пойдет. Если что-то сложится, я тебе в любом случае наберу.- он сложил листок пополам и убрал в портфель.- Глядишь, коллегами будем.

Все возможно. В конце концов, за спрос денег не берут…
Но на этот раз взяли, - триста рублей на проверку входных документов.

А потом мы пили чай. Тот самый,- за ту самую стоимость. К нему еще прилагалось варенье. Вишневое. Я до сих пор помню его вкус…

***

«Ваше решение добиться успеха важнее любых других решений»
                А. Линкольн.

 В зале было прохладно и шумно. Даже сквозь играющую музыку прорывались разговоры близ сидящих партнеров, их смех. Нас всех вместе направили на первый ряд бокового сектора. Я выбрала место между Ульянкой и Ромкой. Щавелева без эмоционально оглядывалась по сторонам, - мне не хотелось ей больше что–либо объяснять и хоть чем-то занимать ее уши, - музыка ведь и для этого играет тоже.

-  Надо поговорить, – шепнула я, подавшись к Ромке.
Я стала замечать в последнее время, что буквально нуждалась в этом человеке. Мне казалось,  что он - та ниточка, которая держит меня в самые натянутые моменты. А моментов таких становилось все больше, - бардак в голове усиливался. Он зацепил мой взгляд глазами и неуловимо кивнул : «Я понял.»
Я кивнула в ответ и уставилась на  экран  проектора со стола ведущего, боковым зрением наблюдая, как Ульянкиными ушами к этому моменту уже усиленно занялся Янин.
Вот и славно. Им есть, что обсудить. Контакт с Ответственным очень важен, хотя об этом,- чуть позже….
 Ромка пихнул меня локтем в бок и мимикой показал улыбнуться. Не отреагировать не получилось.

…таких  людей также не надо приглашать к нам в команду.
Но постойте, скажете вы. Этих – не хотят, этих – не хотят, этих тоже не хотят. Кого же тогда хотят?
- НАС!!!!

- Вас?! С вами мы и так видимся практически каждый день. Конечно, таких же позитивных жизнерадостных людей, как Вы, Господа!!!

 Шквал аплодисментов, крики и улюлюкивания вновь заняли пространство.
Зал сегодня бесновался. Мощная волна позитива аккумулировалась от каждой маленькой искорки, так профессионально выброшенной со сцены. Ироничные сравнения, имитации, анекдоты, которые уже прочно въелись кому-то в сознание, производили все тот же эффект, - эффект живого общения. Тематического только.
 Прямо таки stand – uр бизнес планирования ,-  комедийные инструкции по заработку. Еженедельно в нашем эфире. Я думаю, перекрыло бы рейтинги тнт.
Сколько же нужно пройти ситуаций, чтоб так легко играться вниманием нескольких сотен людей? Не нудить, не рассказывать, не грузить заумными речами, а именно захватывать их внимание и играться. Как в мяч: он кидает, они подхватывают…

 Кидает – подхватывают… кидает – подхватывают…
Все правильно. Чуть зазеваешься ,- и выбываешь.
Держи волну, как говорится, и будь начеку. Вылетишь, - никто особо и не заметит. Ведь всегда на твое место найдется другой. Может, более везучий и опытный, может менее…
Партия будет продолжаться в любом случае. Изменится лишь ее накал и интенсивность, разве что, - да и то ненадолго.

Игры… все эти игры.
 Люди любят играться. Люди ищут игры, как самое большое развлечение. Кто по- проще, кто поазартнее, -  все зависит от собственной искушенности и степени риска. В любом случае, есть те, кто играет и те, кто играется.
Но здесь же…  О, здесь, пожалуй, предстоит одна из величайших игр во вселенной. Это будет поинтереснее любых компьютерных стрелялок, настольных стратегий и  букмекерских ставок. Здесь играют настоящими жизнями… чужими, своими…как в мяч: кидают, чеканят, подкидывают, роняют непреднамеренно и нарочно, и  берут новый, когда прежний по какой-то причине сдувается.
 Это, по истине, величайшая игра. Оценить ее и по настоящему увлечься, - уже дорогого стоит, не говоря уже о раскладах и ставках, которые можно в ней провернуть. Здесь уже, - насколько хватает смелости…

 Именно поэтому, наверное, Региональный Директор особенно любит пятничные розыгрыши именно с мячом. Символично, по -моему…..


                *
… Приглашение начинается с интриги.
Что такое интрига? Это интерес. Не надо никаких уговоров,- ну пойдем со мной зарабатывать деньги, ну пойдем со мной, тебе же надо, ты же сам говорил!
Нужно просто заинтересовать ваших друзей и знакомых. А чем это можно сделать?.....

Чем интересна жизнь того или иного? Чем можно отвлечь зацикленность человека на самом себе и переключить ее на что-то иное? Каждый день мы начинаем с того, что из кожи вон лезем, чтоб быть заметными. И с каждым днем все изощреннее.
У меньшей части это хоть как-то получается. Большая же…

Насколько ярко нужно гореть, чтоб мотыльки сами летели на твой свет?

…и человек придет с готовым решением что-то в своей жизни поменять. Поэтому наметьте на вторник пять-шесть встреч. Пообщайтесь со своими друзьями. И в пятницу на собрание вам нужно будет кое-что еще с собою прихватить…

На тлеющий уголек не стремятся даже мухи. От него разве что прикурить можно, и то через раз. Но угли, говорят, умеют свойство тлеть и иногда разгораются. Надо бы разгораться. Пора бы уже, я так думаю…

… это не рамочка, - это конверт! Помню, один из партнеров приносит в пятницу конверты и все обведены в черную рамочку. Всех заказал: и себя, и гостей, и эксперта туда же…

 Эксперт…
Это полулюди – полубоги что ли, как мне показалось. Вышколенные, выточенные, подтянутые, с отточенными манерами, природной грацией и улыбкой без тени идиотизма. Если разговоры, то четкие, без лишней воды. Если жесты, то с посылом, сжатые и с долей небрежности. Если юмор, то тонкий, детальный и обязательно к месту. Если взгляд, то нацеленный, острый и говорящий куда более, чем могут озвучить слова. 
 «Не знаешь Что, - спроси меня Как», - бегущая строка  на лбу каждого из них.
Не агитирующая, не призывающая, а просто констатирующая, как факт. И хочется спрашивать, знаете, хочется. Хочется смотреть, изучать, цеплять их внимание, и понять, где же такими становятся, если, все-таки, не рождаются.
 Именно с такими мужчинами хочется быть рядом по жизни (господи, о чем я думаю!) и на таких женщин быть похожей…

 Я невольно пробежались глазами по залу в поиске этих людей. Они сидели на крайних местах через ряды, - слишком уж яркие, чтоб слиться с массой. Они как выдрессированные овчарки, пасущие стадо, - слишком умные, чтоб отвлекать внимание от пастуха, и слишком преданные, чтоб расслабляться. Простите, мне это сравнение, я – лишь взгляд изнутри все того же стада, которое сложно, но все таки можно направлять, для его же блага, как получается.
 
 Он был где-то там,-  в последних рядах. Он всегда находился в конце, насколько я замечала, и никогда не ходил по залу при подписании уведомлений. Он носил классические «Rado»  и каждый раз новые туфли. Он постоянно заставал меня врасплох входящими вызовами, и я вечно подрывалась на них как ошпаренная. Даже по телефону я разговаривала с этим человеком стоя, в перманентном страхе ляпнуть что-то несуразное. Он…

… он стремительно влетел, глядя на часы, одновременно громко говоря по мобильнику.  Кивком  поприветствовал, кинул телефон на пустой стол рядом с папкой и, оглядев нас слева на право, сокрушительно произнес : «Добрый вечер, дамы и господа! Добрый вечер, дорогие партнеры!» 
С первого ряда меня будто накрыло волной его мощнейшей энергетики, что я даже  дико затупила, не зааплодировав вместе со всеми на этот знак приветствия, и как следствие того, что собрание можно считать открытым. Через минуту хлопки стихли, мои, кстати, тоже, но впечатление не отпускало. Его слова и обильная жестикуляция доносились, будто сквозь вакуум. Я, наконец, смогла рассмотреть его так близко.

 Наш руководитель, наш эксперт, Игорь Викторович Патанин был обаятельным сероглазым двадцатичетырехлетним! молодым человеком, с субтильным телосложением, и улыбкой кинозвезды, прожигающей жизнь в ночных клубах. Его немного портили дерганные движения и глубокие синяки под глазами, что наводило мысли о злоупотребление стимуляторами, или же просто элементарный недосып. Впрочем, это не имело значения на общем фоне впечатления. Он завораживал. Он восхищал. Так, что иногда боязно было смотреть ему в глаза, дабы не словить окончательный гипноз и не лишиться рассудка. При этом, не упуская ни единой возможности рассмотреть его более детально в тот момент, когда он в полуобороте к доске расчерчивал схему.
 Таким было мое первое знакомство с экспертом уже в рамках компании, - таким было мое первое собрание среды…

… Почти такими же были и все последующие. Когда страх, волнение и восхищение волнами сменяли друг друга на протяжение пары часов. За это время хотелось удавиться, чувствуя свою абсолютную никчемность, попросить у всего мира прощения за несделанное и содеянное одновременно, и вновь воскреснуть, чтоб, уже с откорректированным пониманием и полной уверенностью в своих силах, изменить все вокруг. И возвращаясь домой далеко за полночь в пустом в холодном вагоне метрополитена, когда дымящийся от переосмысления мозг жалобно молит о пощаде, в такт покачивания вагона ты медленно погружаешься в кутающую усталость, легкие отголоски голода и преданную благодарность этому человеку. Даже, если в очередной раз про тебя забыли перед персональными собеседованиями, даже, когда на твои звонки не берут трубку в часы заявки и подтверждения и, даже, когда тебе так необходимо грамотное напутствие в вопросе той или иной кандидатуры по бизнес плану именно этого человека, а тебя мягко и доходчиво посылают в режим «на связи». Все потому что у него просто нет времени обсуждать и выслушивать те или иные подробности, и тебе приходится импровизировать буквально на ходу. Не всегда успешно, к сожалению…

  В общем, он был не плохим экспертом, гораздо лучше многих. Скажу больше, нам, - его партнерам, завидовала половина компании.
 
Патанин руководил структурой уже два года, насколько мне становилось известно, и все вроде шло хорошо. Даже отлично. Просто  последнее время было его не самым лучшим, если так можно выразиться….. Так говорили. В общем, такое время когда-то наступало для любого эксперта. Но об этом попозже.
 
 На данный момент я ничего этого не знала и не понимала, а видела лишь энергичного молодого парня,  с каждым  мгновением становившегося все симпатичнее и притягательнее, рассказывающего мне о мои новых возможностях, об удаче попадания в эту компанию и  о том, что все теперь будет иначе. Руководителя, который был не на много старше меня, а это уже что-то значило. Многие по статистике жизни принимают на себя и добиваются подобных должностей, разменяв как минимум четвертый десяток, а тут он, и ничем не хуже, смею заметить. Моей начальнице многому бы у него поучиться, - глядишь, развила бы, наконец, свою сеть, вместо внутренних бабских между усобиц. Про материальное составляющее я вообще предпочту смолчать…
Просто передвигаться на автомобиле с личным водителем до собственного загородного дома в том возрасте, когда большинство только мечтает о пижонских замашках и матовом Porshe Cayene, будучи при этом  парнем из семьи военного и учительницы откуда-то с Урала, лично меня заставляло задуматься… Как??!!! Только здесь? Только в этом бизнесе?
 «Ведь если смог один, то сможет и другой», - так он всегда говорил на собраниях. И ему можно было поверить. Ему хотелось верить. И ему верили. Я верила.
Знаете, верю, наверное, до сих пор.

… в таком доме всегда было, есть и будет много ЕВРО!!!!!!

Пора.

***
 Вторник неспешно вошел в мою жизнь, плавно открыв мне веки. Моросил мелкий дождь. Он уныло барабанил по окнам, так и подбивая натянуть одеяло на голову и проваляться как минимум до обеда. Еще бы кого-нибудь большого и теплого под бок,  такого своего и  родного, и непременно спящего, крепко прижимая тебя к себе. И запах, еще обязательно запах, готовящегося кофе и поджаренных тостов откуда-то с кухни. А, да … и музыка, романтично-расслабляющая с тонкими нотками пробуждения, незаметно нарастающими на заднем фоне.
 Камера наводит крупный план, - и я улыбаюсь от нежного поцелую в нос, так и не открывая глаза, и просыпаюсь обязательно уже накрашенной. Да. А потом непременно умиляющая возня под одеялом, битва подушками и нежное занятие любовью…
 
«Нет! Нет! Стоп!!! Ну, дайте же досмотреть, изверги! Ну, что за несправедливость!!!» - надрывающий телефон бесцеремонно выдернул меня из  полу осознанного сновидения, оставленный как нарочно вчера у самого уха.

« Ну, кто же там… кому уже что-то нужно… черт….?!»
Не открывая глаз, я нащупала трубку на прикроватной стуле, умело заменяющим тумбу, и не глядя приложила к уху, недовольно промычав : - Але…

- Да! Да, господин Патанин! Неееееееет! Что, вы! Не сплю, конечно! Да, нет… просто с горлом что-то… ну, что вы, ерунда! Я не болею! У меня цель есть, мне некогда болеть!
 
За секунды этого разговора  я приняла вертикальное положение, полное отсутствие сонливости и в очередной раз осознание собственного идиотизма.

«Господи… ведь даже мелодию специальную поставила на звонок эксперта, чтоб не попадать в подобный просак… а тут….что ж я за дурында-то, елки зеленые!»

- Да, конечно. Планы намечены. Вечером две. По бизнес плану, конечно же. С Яниным обсуждали. Да, уже созванивались, конечно. Разумеется. Будем планировать еще. Да, да понимаю. Да. Да. Да. На связи…

« Вот и поговорили…»
 С бодрым утром, госпожа Батунина! Не расслабляемся! Бизнес не ждет!!!

 Исключительно с «позитивным» настроем я поплелась в ванную, стараясь не смотреть на свое отражение.
Контрастный душ, чашка дежурного кофе и качественное музыкальное оформление все же делают свое дело. А потом понеслись звонки. Нужные и не очень.
 Две из трех запланированных встреч на сегодня срываются по причине болезни- лени – пробок – переезда бабушки – задержки на работе - поноса – золотухи – и – прочей – батвы – в виде – отмазок. С работы сообщили радостную весть, что с уходом Алки в декрет со следующей недели основные ночные смены теперь на мне и обсуждению это подлежит исключительно через факт заявления по собственному желанию. Да, да, все очень здорово складывается, основные – это пятницы, субботы и воскресенья, с девяти вечера до девяти утра. Блеск!
 
 Ромка набрал. Предупредил, что задержится, на мое приглашение, которое мы запланировали сделать вместе, вернее это была больше его инициатива, так как контакт у меня был холодный и, он очень хотел поддержать меня в этом процессе. Я же обрадовала его только тем, что этот человек уже не встретится со мной сегодня, так что он может быть совершенно спокоен и, абсолютно никуда  не рваться. Надеюсь, его дела сегодня сложатся в разы успешнее моих.

Четвертый звонок поднимать не хотелось вообще.
Звонил Сеня, – тот самый, страждующий прошлой недели, с предложением увидеться.

- Зачем? – искренне спросила я

- Почему ты не  сказала мне, что Ритка тоже там была? – последовало вместо ответа. Теперь я понимаю, почему она отмалчивалась при вопросах о тебе.

- Что тебе нужно, Сень? – у меня не было ни малейшего желания в очередной раз рассусоливать те или иные моменты с людьми, которые пытаются прикрыть кучку того самого коричневого, так безвольно обделавшись перед лицом правды и собственной значимости в ней. Не хотелось даже думать об этом , не то, чтобы говорить.

-Почему ты не сказала мне про Ритку?- не унимался он.

- Не сочла нужным. Еще вопросы есть?

- Ах, так!

- Да , так!

- Да ты… ты… ты кроме бабла теперь ни о чем не думаешь, да? Ввалила ее на деньги, а ей не просто сейчас. Ты ведь все знала. Зачем втягивала? Она со своим разошлась. У нее долгов теперь по горло…и нафига вообще? Зачем ты это сделала?!

- Ты за нее переживаешь очень, потому звонишь? Со своими хвостами уже разобрался или опять шефу в ножки покланялся,- он отвалил?

Голос в трубке превратился в ор: -Да тебя  зазомбировали! Точно! Это не ты!!! Я тебя такой не знал!!!
«Конечно, не знал. Удобно знать то, что тебе хочется. Удобно ныть на жизнь среди ночи в трубку, удобно скулить, что на любовном фронте голяк, удобно жаловаться на шефа, с которого сосешь как пиявка и вряд ли когда сможешь оторваться, - пока самого ни вышвырнут за ненадобностью. А хотя бы раз задуматься интересно ли мне все это, хочу ли говорить об этом и, чем я сама озадачена в данный момент, - об этом мы не задумываемся. Зачем? Это ведь не удобно…»

- Я понимаю, ты денег захотела срубить, но друзей- то зачем туда втянешь?

- Друзей?!- искренне изумилась я. -  Друзей? Был бы другом , призадумался бы хоть на минутку и попытался понять,  почему я там и что мне там интересно. Хотя бы! Знаешь ведь меня….друг!

Секундная пауза его замешательства подтвердила все мои домыслы.

- Почитай, что на сайте пишут, – крикнул он мне вдогонку. Не отвечая, я скинула трубку.

«Сайт? Я и не знала, что у нас даже сайт есть»…………….

 А он был. И был это не просто сайт, - модное и актуальное ныне слово Форум! Где молодые и не очень умы нашей с вами современности, скрыв истинные лица под  псевдонимами и кислотными картинками,  выражают свои мнения в письменной форме. Ах, как жаль, что эти мнения никому практически не интересны, за исключением их самих, разве что, и еще горстке подобных онанистов. Было бы кому интересно, - выражали бы в других местах. Там, где спрашиваю, как говорится.
 Здесь же совсем другая история. Здесь те, кто не то чтобы находит, те,  кто тратит свои жизни на подобную вонь ежедневно, ежечасно, ежесекундно. Им совершенно не важно, о чем говорить, им важен сам факт того, что они хоть где-то могут «подпортить воздух» и не получить за это промеж глаз прямо не отходя от кассы. На таких людей не имеет смысла злиться, - их можно только по- человечески пожалеть. Ведь кроме как сидеть с прыщавым от переизбытка нереализованной желчи в организме лицом перед заляпанным экраном монитора, порождать умнейшие мысли, подпитанные привезенным в пластиковых контейнерах фаст-фудом, тут же переводить его на сортир и, не отходя от кассы,  клацать  этими же пальцами по клавиатуре, позиционируя себя критиками мирового масштаба, им в принципе больше не чем себя занять. Они просто не знают, как можно еще самовыражаться. Но страшнее даже не это. Страшно то, что они больше не только ничего  не умеют, они больше ничего и не хотят.
 Любое окружение делится на тех, кто принимает и одобряет твою позицию, тех, кто олицетворяет полную ее противоположностью, и тех, кому вообще ничего не надо, - они-то и есть самые злостные критики.
 Только зависть к меньшинству добившемуся, идущему или хотя бы просто ищущему свой способ успеха , - лучший путь для демагога, господа интернетчики. Завидуйте молча, - не засоряйте эфир!
 Печально осознавать в такие моменты, какой ресурс пропадает на поддержание жизней подобных существ. Еще печальнее, когда кто-то изменяет свои взгляды, оперирую подобными источниками информации. В данной ситуации  вопрос,- почему люди не видят истинности происходящего,  становится риторическим. Очевидным ответом кажется, -  они просто не хотят думать и просто полагаются на чужие слова. Со временем начинаешь понимать, что это еще просто удобнее.
 Изначально в вопросе «за» или «против», люди легче примкнут ко второму. Найди «козла отпущения» в чьем лице ты можешь найти вину всему произошедшему, и ты не успеешь глазом моргнуть, как возле тебя нарисуется масса таких же недовольных. И каждый найдет в нем личную свою обиду. Дальше остается только чиркнуть спичкой. Так было, так будет, - и это работает всегда.

И сидя ночами в прокуренных кухнях, люди  блеют на этих форумах об обмане, гипнозе и растраченном доверии близких людей. Они сотрясают воздух в обвинениях и требуют справедливости и свободы, в глубине понимая, что ничего хорошего с нее не выйдет, - они просто никогда ее не имели, и уж тем более не знают, что с ней делать. Единственное, что им действительно хочет – это иметь чуть больше, чем у соседа,( того самого, который охотно подванивает в окне их сообщений), и как можно глубже и дальше уйти от реальности, потому что не любит ее, потому что знает, что она грустна, но при этом очень желает, чтоб все выглядело так, будто до мечты рукой подать, -не по этому-то ли каждый принял, рассмотрел и ухватился за предоставленную возможность быстро заработать денег. Никого при этом не покоробила мысль: нужно ли ему это действительно. Нет! Жажда быстрой наживы была настолько сильна, что все остальные аргументы стали лишь фоновым дополнением. Она заглуши тогда все вопросы. Отчего же их теперь-то так много?
И ни один из них не задан себе? Обманутые и оскорбленные…
 Чмырили вас и будут чмырить. Не здесь, так в другом месте. Потому что вы любите быть зачмыренными. Это ваш осознанный выбор – собирать объедки с царского стола, в перманентном страхе посягнуть на что-то большее. Поэтому сидите смирно, ждите свой кусок и не воняйте!

Я была поражена всем прочитанным.

Я была поражена и, услышав свою фамилию в  списке тех, кому необходимо задержаться после основной части собрания. Я готовилась к худшему, но сопоставив себя с другими прозвучавшими именами, не могла спрогнозировать предстоящее. Мысль о том, что я нахожусь сейчас  среди ведущих ответственных организаторов структуры и наисильнейших ее звеньев заставляла приятно удивляться и одновременно настораживала.

Эффект скованности и смущения стал почти перманентным на следующий день, вечер, если быть точнее, пока я находилась в фае очередного из отелей, где-то на ленинском,  и, притулившись к широкой мраморной колонне, озиралась по сторонам. Жаль, пальмочки не было,- я бы точно под нее спряталась…без зазрения совести.
 
 Партнеры шумно приветствовали друг друга и разбивались по группкам. Я лишь кивала некоторым из них, кому-то пожимала руку и постоянно улыбалась. В такие минуты чувствуешь себя  бельмом на черном фоне, - броско, заметно и абсолютно  несуразно. Еще обязательно начнет задираться юбка при ходьбе, чесаться между лопатками и гореть ноги, потому что в помещение все с отоплением в порядке, а я уже с дуру залезла в зимние полусапожки на меху.
 К счастью Ромка прибыл почти сразу, как мне захотелось испариться, и перехватил меня на середине планов «выйти- подышать».

- Подмораживает на улице, - пахнул он на меня свежестью со входа и вцепился покрасневшей рукой в мою ладонь. Холод мурашками пробежался по спине до самого затылка. Я невольно вздрогнула. – Где здесь гардероб?
Я кивком указала направление, и, увидев, как он растворяется в толпе партнеров, засеменила за ним.
«И кто меня дернул надеть эту узкую юбку?!» 

 Эксперты выходили, но не на долго, и , как мне показалось, не все. Чинно и технично пробороздив толпу собравшихся, с кем-то обменявшись дежурными улыбками и привычными фразами, про кого-то забыв, они удалились также внезапно, как и появились.
Запуск начался спустя несколько минут.

 Зал был шикарен. Круглые столы,  сервированные по периметру, были расположены так, что с любой стороны и точки сцена полностью просматривалась. Свет не резал глаза своей яркостью, но и не мешал рассмотреть на огромном баннере позади сцены два слова, явно представляющих собой логотип, но не говорящие мне ни о чем совершенно. Эксперты встречали и рассаживали нас заходящими партиями. Нашей выпала честь оказаться практически на первой линии, непосредственно перед сценой. 
На столах томились легкие закуски и  алкоголь.
«Давненько я не видела Таких собраний! Видимо, информация подобным образом усваивается лучше…»
Я оглядела зал. Человек сто – сто двадцать…на мой взгляд.
И только тут меня осенило, что это все были исключительно ответственные организаторы. Исключительно! Кроме меня…. Потому что я еще таковой не являлась! К моему стыду и разочарованию.
«Тогда, почему я здесь?!»
Между лопатками снова зачесалось,  и  разуться захотелось еще сильнее.
Я бы и разулась. Тихонько ,- под шумок, в полутемноте , под столом…хотя бы молнию расстегнула, чтоб  не так сдавливали.
Но тут же оставила свои коварные замыслы и подскочила на месте, потому что на сцене появился тот самый человек, олицетворяющий последний этаж дома, мозг и локомотив всей компании, - региональный директор.
Он взял в руки микрофон…

…Не создай себе идола, но людям свойственно поклоняться. Более того, им нужно поклоняться и восхищаться кем бы то или чем бы то ни было. Им это жизненно необходимо. Гораздо проще двигаться, видя на горизонте опорный пример, при условии, что ты действительно хочешь двигаться. Ты ищешь вариант зацепки для следующего шага, ты присматриваешься, приглядываешься, проверяешь на надежность, а потом  цепляешь и изо всех сил стараешься тянуться к выбранной планке. Это как в альпинизме, - прежде чем подняться на полшага вперед спортсмен тщательно выбирает следующий выступ, и только потом переносит на него основную опору. И счастливы те, у кого есть куда ее переносить.
 С детства нас учат быть на кого-то похожим, брать с кого-то пример для подражания. На подсознательном уровне это – родители, далее яркие сверстники в школе, более успешные коллеги на работе, отчаянно упертые – в спорте. Эти люди интересны нам уже тем, что наглядно показывают собственным примером результат всех своих стараний, а именно тот кратчайший протоптанный путь к светлому будущему. Тут еще наше воспаленное воображение  не забудет автоматически  дорисовать сопутствующие бонусы и привилегии конечного итога. Все исключительно в лоске и искрящемся блеске. Не по - этому ли нас так тянет оказаться на их  месте?
 Со временем таких людей становится все меньше, ведь рюкзачок по имени ЖОП (жизненный опыт) растет прямо пропорционально прожитому времени и однажды начинает чересчур сильно давить на затылок, заставляя применять не дюжие усилия, чтобы просто поднять голову. Но для тех, кто, так или иначе, находит в себе силы разблокировать шейные мышцы, такие люди встречаются. Один из таких стоял сейчас перед всеми нами.

  О нем много ходило слов по филиалу. Половину того, что доходило до меня, я делила на три части, остальное воспринимала. Да и то…
 Что уж говорить, - людям свойственно говорить.  Что и о чем , - дело десятое.
Я верила тому, что видела. Я видела  человека, который всем своим видом олицетворял превосходство, каждым жестом демонстрировал способ, и каждым своим появлением  доводил меня до мурашек…

- Дамы и Господа, я не просто так собрал вас всех сегодня.-  как всегда , небрежно и легко он начал диалог. -  Собрал не всех, потому что не в количестве же дело, как вам известно… Вы понимаете о чем я говорю. Дело в другом…. Мы меняемся, мы растем,  могу отметить, как поменялся тот или иной из вас, вы и сами в себе это отмечаете. . И сегодня смею заметить, что благодаря нашим с вами стараниям, стремлениям и успехам мы вышли на совершенно новый уровень. Уровень , который автоматически подразумевает собой новые масштабы, новые горизонты и соответственно новое название. За последний год мы выпустили ни одного предпринимателя, который с помощь нашего бизнеса смог организовать свое какое-то дело, найти себе партнеров опять же в рамках нашей организации заведомо будучи в них уверенным, стартонуть и выйти на свой самостоятельный путь. Помимо этого появились программы, которые позволяют еще в более ускоренном виде, расти каждому из наших партнеров в своих направлениях, развивать уже существующий бизнес и создавать новый, переходить на более высокие обороты. Все это делается для вас, все это делается вместе с вами. И все ныне существующие программы , они – для вас и они благодаря вам! Потому что успех каждого  из вас, это наш общий успех. Не было бы вас, и я не стоял бы здесь, на этой сцене.
И сегодня в этот вечер я хотел бы представить вам новых Нас. Отныне мы ,- не просто Некоммерческое партнерство, отныне Мы с гордостью называемся Центр Содействия Развитию Бизнеса и Делового Общения НП Априори плюс.
Я хочу, чтоб вы  все сейчас наполнили бокалы и подняли их за это событие, за вас самих. Это ваш праздник, партнеры! Празднуйте!

 Перелив звона бокалов заполнил зал. Поначалу скромный, аккуратный в пределах занимаемого столика он незаметно перетек во  всеобъемлющий, когда партнеры перемещались по  залу и с единым настроением, с единым поводом и стремлением соприкоснуться бокалами. Громко играла музыка, кто-то пел, затем выступали девушки  бразильского шоу, через минуту некоторые из партнеров танцевали в их линейке. Шум, чьи-то возгласы, улыбки, поздравления и удары о бокал откуда-то из-за плеча. Шампанское расплескивалось прямо на руки и просачивалось в рукава. Все мелькало и суетилось вокруг. Я не совсем понимала  происходящее. Я терялась и смущалась, сталкиваясь взглядами с теми, к кому еще вчера в  фае боялась подойти без повода. Да и с поводом-то через раз…
 А тут они пили со мной, дружелюбно похлопывали по плечу, кто-то поздравлял с квалификацией (которой не было!) и в целом вели себя как-то по- свойски что ли…
Я, конечно же, улыбалась в ответ и всячески поддерживала общий настрой, но откровенно  не знала, как себя вести.
 Ситуация изменилась после третьего бокала, когда я в состояние безграничного счастья выводила за галстук Ромку на танцпол. Что уж там играла за музыка, остается на совести звуковика, на моей же, - узкая юбка, бесстыдно ползущая вверх при любом мало-мальски широком расставление ног, и высокий каблук, постоянно цепляющийся за покрытие.
«Черт бы побрал эти ботинки!!!».
  А потом   холод морозной ночи и дорога в душном такси до дома. Душно, потому что эмоции гоняют кровь  куда  более эффективно аспириносодержащих.   Вы когда-нибудь видели жизнерадостного гепотоника? Вот и я не припомню. Хотя  у оптимизма есть свои побочные явления, но не об этом сейчас… чуть позже.

Сейчас я просто приспустила окошко и жадно вдыхала  прорывающийся сквозь узкую щель воздух. Он обжигающе колко хлестал по лицу. Знать бы наперед, сколько всего еще колкого и обжигающего будет приятным…. Знать бы…

***
 Я не спала уже вторые сутки.
 Организм как будто перешел в автономный режим и существовал по инерции, при этом не отягощаясь сонливостью и ватностью мышления. Просто как-то   контраснее воспринималось все окружающее: острее звуки, уже картинки, четче краски. Но это не являлось побочным действием какого-либо из допингов, как могло показаться, просто организму не хотелось отключаться. И все.   
 Более активная деятельность сменялась менее активной, чего, в принципе, было достаточно. В подобном режиме проходило уже порядком два месяца.
 Я не могу сказать, чтоб это особо отражалось на общем физическом состоянии. Напротив, мозг работал как атомный реактор, выбрасывая в кровь все новые и новые идеи, рассчитывая и анализируя их. Иногда, правда, хотелось есть. Иногда. В основном же аппетита не было. Кофе и кусок чего-нибудь глюкозосодержащего зачастую являлись основной, а порой и единственной пищей за сутки. И не вследствие каких-то насильственных ограничений, а банально в отсутствие желания.
 Но отключки порой все же случались. Неконтролируемые. На пару-тройку десятков минут.  Где-нибудь по дороге в автомобиле с напрочь выжженным кислородом из-за качающего кондиционера, или во время особо увлекательного монолога утомительно постоянных клиентов. 
 Непонятным оставалось одно, на каких резервах я еще существовала.

С тех пор, как мне выставили ночные смены, временной промежуток с пятницы по понедельник превратился для меня в единый монолит.
Передав журнал записей и прочую бумажную волокиту сменщице, я едва успевала доехать до дома, по дороге пожелав эксперту доброго утра, принять душ и выезжать за гостями. Порой не успевала и этого, если ее- величество- сменщица-Катерина позволяла себе поспать именно в эту ночь несколько подольше и благополучно опоздать. В таком случае я летела на собрание прямо из салона, и обязательно приспускала окно в машине, чтоб хоть немного выветрить  преследовавший меня запах арома -масел.

 Иногда я отключалась с открытыми глазами. Бывало даже прямо в зале рядом с гостем. Бывало за столиком в кофейнике, обхватив чашку руками. Бывало просто стоя в фае. По- разному бывало… пока что-то рывком ни возвращало меня в реальность. Иногда этим средством служил мой ежедневник, выпавший из рук, иногда чей-то резкий партнерский хук локтем под ребра.
 Главное, что на результате это не отражалось, - не отражалось ничем положительным.
За все эти месяцы я так и не открыла структуры.

Люди были, люди находились, люди обрывали мне телефон и вторники никогда не оставались свободными днями. Мою костолобость ни раз отмечали, поощряли и приводили в пример, но ни это являлось моим мотиватором.
 То, что стояло перед глазами с первого моего момента появления здесь, было куда весомее, плюс добавились еще несколько лиц, в чьих глазах я не могла позволить себе сбросить лапки. Я – не слабачка. И если смог один, я тоже смогу. Расшибусь, но смогу!
 
Никто не знал, что я работаю ночами. Я не говорила. Не хотела. Боялась.
Хотя понимала, что меня поставили в, мягко говоря, адские условия, а я не смогла даже по возмущаться за дверьми руководства в свое оправдание, - просто приняла как должное и приспособилась.
 Внутренний голос же все упорнее и упорнее с каждым разом требовал полюбить себя.
А я не любила. Ну, не может человек любить себя, осознавая, что вынужден заниматься всякой бессмысленной беспросветной херней. А я продолжала заниматься, тратя на это большую часть своей жизни, и с каждой минутой все больше сомневаясь в собственной адекватности. Все таки, не была я уверена, что бог создал меня именно для того, чтоб я занималась продажей абонементов, клубных карт и выдачей ключиков на ресепшене.

  Никто не знал. Никто бы и не заметил...
 Меня лишь выдавали вечно холодные руки и одежда, которая со временем превращалась в бесформенные куски материи на моем весьма исхудавшем теле. Лишь Ульянка молча подсовывала мне конфеты в папку во время собраний на последнем ряду.

 Пожалуй, этот эконом-режим  организма играл мне в определенной степени на руку. Я практически никак не реагировала на вспышки эмоций «друзей», не прошедших естественный отбор, - у меня элементарно не хватало на это сил.   Я вела себя с ними предельно равнодушно. Собственно говоря, как еще можно реагировать на очередное жалкое нытье?...

Так бы, наверное, и продолжалось, если бы однажды я ни пригласила одного человека. Я вам даже имени его называть не буду, ибо какая разница. Мне было на него глубоко наплевать. Как и ему на меня, собственно. Только в довесок к этому еще он начал мне угрожать. Сначала звонками, затем подпаленной входной дверью и ночными встречами у подъезда с претензией вернуть деньги.
 Об этом я также никому не говорила. Мне было стыдно, что я вообще допустила подобного персонажа до фае, но я выступала лишь в роли просеивателя, ситом же, отбирающим алмазы служило собрание. К нему –то я и поставляла сырье.
 
Да и что он мог мне сделать, в самом деле? Убить? Покалечить? Сомневаюсь…
Хотя если в данном случае отсутствует что-либо святое, напрочь, тогда возможно.
 Люди готовы ставить свечи и идти исповедоваться, но никогда не признаются в собственном малодушии, прикрывая духовностью и верой тот факт, что просто хотели срубить по быстрому  бабла на все те же земные похоти.
Что ж, дай бог, чтоб Бог  услышал вас и обязательно учел  перед судом единым, вашу трусость признаться самим себе в собственной же недееспособности. Ведь все что вам хотелось, сидя на собрание , - это иметь чуть больше, чем ваш сосед. Но слишком уж много лени в вас и слишком мало ответственности, чтоб иметь, хотя бы это.

 Поэтому я не боялась. Лишь загнанное нагрузками сердце иногда взволнованно колотилось при заходе в подъезд и панически сжималось в ожидание непредвиденного. Так бы, наверное, и продолжалось, пока я однажды ни отключилась за столом у г-на Патанина. Я искренне старалась собрать воедино двоившегося эксперта в моих глазах, и сохранять стабильное вертикальное положение, но меня шатало, и пол буквально выходил из-под ног. Я  чувствовала, как с каждой минутой веки становились все тяжелее и ватнее, а голова буквально клонилась на бок. В какой-то момент я непроизвольно откинулась на спинку стула, потому что сил не оставалось даже просто держать спину. Сползшая рука на последнем издыхании зацепилась белесыми пальцами за край столешницы, чтоб не раскинуться  плашмя,- у многих экспертов рядом еще шли переговоры с новенькими партнерами, и вид полуживого создания  был бы совершенно не к месту. Картинка перед глазами пошла цветными пятнами, а звук доносился все глуше и дальше.
 Я не потеряла сознание. Я в принципе не знаю, что должно случиться, чтоб я его потеряла. Просто все чувства как будто бы притупились, а тело словно погрузилось в прохладное желе и не могло произвести хоть малейшего движения.
Анабиоз, одним словом. И сколько он продлился, вам определенно расскажет кто-то сторонний.

Первое, что вернуло меня в осязаемый мир, было теплое прикосновение к присохшим к столешнице рукам. Теплое –теплое, медленной волной расползающееся по клеточкам организма, как глоток глинтвейна в двадцатиградусный мороз. Все выше и выше по нервным окончаниям. И вот картинка панорамного вида медленно восстанавливается, открывая встревоженное лицо эксперта и его руки, крепко сжимающие мои кисти на краю стола. Благодаря этому они – совершенно безвольные, все еще оставались на месте.
- ….госпожа Батунина! Госпожа Батууунина!!! – донеслось до меня как сквозь туман. – Вы в порядке?!

Я кивнула. Кивнула достаточно убедительно, как мне показалось, и даже попыталась изобразить что-то наподобие улыбки. В итоге лишь почувствовала натянутость пересохших губ.

- Все хорошо… – получилось у меня где-то с третьей попытки.
Еще со второй мне удалось привести спину в вертикальное положение, уперевшись локтями на стол.

- Вы почему такая холодная?! - последовали вопросы, видимо как следствие того, что я вернулась в способность на них отвечать. Пусть и медленно…

-У меня бывает… все нормально….

- Из-за чего бывает? Почему? вы отравились чем-нибудь?

- Нееет…- меня даже насмешило подобное предположение, но смеяться еще не было сил.

- Это от усталости, наверное… я просто не сплю вторые сутки..

- Почему?
Я решила не врать. И даже не недоговаривать. Я сказала как есть, потому, что так было, и сказать сейчас что-либо другое означало просто соврать. Этого я себе позволить не могла,- не с этим человеком.

- Я же работаю по выходным  ночами. Мне так смены поставили. А оттуда сразу сюда еду. Так и получается, что я с пятницы по воскресенье иногда вообще не сплю…месяца два уже…
 Он как-то глубоко посмотрел на меня. Будто прочитывая…

- А почему мне ничего не сказали? Я что, не человек что ли? Я бы все понял…

- Ну, я же должна быть с командой. Никого не волнуют мои сторонние занятия. Есть гость, есть система, есть заработок, да и партнеры просили в фае пообщаться. Я должна быть здесь, и я здесь. А в каком состояние ,- дело десятое.

Он снова так же посмотрел на меня, только на этот раз уже как-то теплее. Мне стало  приятно и страшно одновременно, - удивительное сочетание. Даже мурашки пробежались по пояснице, что непроизвольно захотелось заерзать.
Только бы взгляд не отводил, еще хоть немного…под ним, очевидно, мое состояние улучшилось.

- Вам отдыхать нужно, - мягко оборвали мой сеанс взглядотерапии. – Сейчас сразу же поезжайте домой, а завтра будем на связи.

У меня наконец получилось улыбнуться : - Договорились.
 
Затем снова горячая рука в замке рукопожатия, которая не отпускала меня до самого выхода из зала. Представляю, насколько комичным было наше такое своеобразное перемещение. Затем открытая передо мной входная дверь, и меня буквально передали в руки кого-то из партнеров, стоящих неподалеку, из последнего числа ожидающих своей аудиенции, со словами, что они несут полную ответственность за мою доставку до дома. К слову, лично я была знакома только с одним из них. Ему –то и довелось нести меня те самые двести метров до припаркованной машины, ему –то и пришлось пилить в мой спальный район и по дороге отпаивать кофе.  И совсем уже ночной звонок, заставший буквально врасплох, от эксперта с одним единственным вопросом : как я себя чувствую? Никаких расспросов о планах на предстоящую неделю, никаких претензий по поводу отработки в фае, никаких разборов причин невступившего гостя и настроя на новую неделю, к которым я уже морально была готова. Просто пожелание доброй ночи и восстановления физических сил. Все. Признаюсь честно, я даже несколько раз в процессе разговора посмотрела на дисплей телефона,- с тем ли человеком я вообще разговариваю. Все правильно, - с тем. На экранчике отчетливо читалась фамилия эксперта.

Сколько негодования я испытала в тот момент. На фоне общего физического переутомления всякая эмоциональная встряска становится невообразимой. Что уж говорить о сегодняшнее дне…
 Мне кажется, даже засыпая, я все еще искала причины подобного поворота событий. Мне кажется, они мне даже снились. И даже проснувшись далеко за полдень, я все еще не могла успокоиться.
Какой тут успокоиться, когда на телефонном дисплее семь неотвеченных вызовов, причем это с не отключённым звуком (это ж надо так спать!). И два из них – от Игоря Викторовича. Блеск!

 Я еще долго сидела на кровати, держа в руках телефон. Ватность головы понемногу отступала, передавая бразды правления  физической слабости. Даже после десяти часов сна организм не смог восстановиться, а мозг судорожно искал пути выхода, потому что пять из входящих вызовов были из салона, - я не вышла сегодня в смену.

Перезванивать я никому не стала. Просто выехала на работу и положила заявление по собственному желанию. Тупо оставила его у Катьки на ресепшене, - директрисы в салоне к тому времени уже не было, и ничего не объясняя, удалилась. Даже вещи свои немногочисленные собирать не стала. Что мне  с этой чашки и прочей  мелочевки? Это как с кладбища в дом нести -  плохая примета, так и я с отмершего места решила ничего не брать. Затем съездила к квартиросъемщице, распотрошив для этого последнюю заначку, чтоб заплатить за предстоящий месяц и устроила встречу с малознакомым товарищем, который так и норовил перейти в разряд виделись-пару-раз. Только после этого  набрала заветные цифры и, заведомо внутренне сжавшись, услышала то, чего, по сути, слышать была не должна.

Бывают такие дни, бывают моменты, когда в тебе словно что-то назревает, что-то вырождается и вылезает наружу. Молча. Без громких лозунгов и истерик. Когда ты, не совсем понимая  Зачем, но точно зная, что надо именно так, встаешь, идешь и делаешь.  В таких случаях тебе не нужно ничье поощрение, ничьи рекомендации и наставления. В таких ситуациях ты есть эпицентр решимости, ты – скопление важности и концентрат стремления. Или просто на какую-то секунду ты смог уловить понимание жизни и себя в ней. На долю секунды, но и этого бывает достаточно…
 Ведь жизнь, она же без размеров, без параметров. Она, в общем-то, исчезнувшая уже наперед. И какая бы ни была временами прекрасная или угнетающая,- ее крайности ровным счетом ничего не значат. Так же как и она сама-то, по сути, ничего не меняет в масштабах мира, хоть и  размазывает в мучениях и возвышает в восторге. Изменит ли она, чья-то отдельно взятая жизнь скорость вращения земли? Вряд ли. А укротит ли разбушевавшуюся стихию? Сильно сомневаюсь. Также как и смену времен года вряд ли сможет остановить, как бы сильно ей этого ни хотелось ( в межсезонье особенно.)   Неизменным остается лишь одно-  нелепость этой жизни. И у каждой по-своему. Поэтому нет никакой разницы, чем я изощрю ее сегодня, главное – не останавливаться.
Как там умно так говорилось…. Зори гибели каждого озаряют своим очарованием все кругом, даже ваши гильотины. Именно! Как заумно и как потрясающе. Почему бы ни озарить сегодня еще парочку? А почему бы и нет, собственно?!

 Ведь, что мне ваши судьбы, как и вам моя, собственно? Просто отрывок воспоминаний  об ушедших моментах, - у кого светлый, у кого в более мрачных тонах. Все мы друг для друга – лишь антураж времени, которое больше не повторится, не более. И у каждого есть свой срок годности, хранения и реализации.
Все зависит от степени зацикленности на собственной персоне  и предела упования своей бессмысленностью.
А все эти громкие слова о вечности, стабильности и  положенности оставьте для дешевых тренингов личностного роста. Они потому и дешевые, что настоящей Личности там редкие гости.
Но вот однажды появившееся яркое пятно в твоей жизни вдруг распахивает перед тобой всю ту серость, в которой ты доселе более или менее комфортно существовал.  И чем ближе становишься к этой яркости, тем контрастнее серость, тем вязче и грязнее вся ее суть. Часть этой сути с моей легкой руки осталась сегодня за дверью салона, в то время как «Яркость» тепло и ненавязчиво рассказывало мне по телефону, кто я и чего достойна по этой жизни.
Я слушала и не верила. Я слушала и не понимала, как кто-то может настолько верить в меня, настолько глубоко заглядывать и поднимать наружу все то, что я когда желала, когда-то загадывала и по-тихому похоронила за плотными слоями реальности. Мягким заговорческим голосом он касался самого сокровенного и зарождал, будто, маленькую тайну между нами: я знаю, что вы хотите, я знаю, что вы можете все это иметь, и я всячески буду вам об этом напоминать, пока вы сами не решитесь заговорить во все услышанье. Я не решалась. Пока…

 Но я стала звонить все чаще. Я слушала. Я верила. Я получала нагоняи и похвалы. Мне хотелось закопать себя заживо, когда я что-то делала не так, или говорила, как не делала, или делала, не как говорила. И хотела объять весь мир от восторга, когда получала одобряющее рукопожатие и все тот же мягкий обволакивающий тембр.
И серость отступала. Иногда ее совсем не оставалось, когда наша немая тайна невидимой нитью пробегала в глазах. Я не чувствовала больше себя одинокой. Я просто знала, что теперь есть кто-то, кто знает чуть больше, чем кто бы то ни было другой. Причем без слов, без фраз и объяснений. Даже Ромке я ничего не рассказала. Я вообще стала очень мало говорить… больше наблюдать и слушать. Со временем это вообще превратилось в мое любимое развлечение.
А пока я всячески берегла это состояние. Неумело и неловко. Иногда с содроганием, что чем-то вдруг смогу не нарочно разрушить и уже  никогда не смогу себе этого простить, иногда с блаженной полуулыбкой и безграничной теплотой невообразимой наполненности где-то в области сердца, и  с  перманентным страхом неминуемой потери, если об этом, хоть кто-то узнает. Не знал никто. Даже он сам, как мне казалось….

И все шло бы своим чередом, пока однажды я ни зацепила взглядом нацарапанное на бархатной скатерти стола персональных переговоров со стороны эксперта , чуть ниже от сложенной стопки бланков потенциальных партнеров короткое слово «УСПЕХ». Явно чем-то не острым, - похоже, что ручкой без стержня. Тем самым «Паркером» с позолоченным наконечником… которым он перечеркнул заявление моего воскресного  «друга».

«Друг» тогда много выеживался по поводу себя, но, при первой же попытки привести хотя бы часть понтов в демонстрацию действия, сильно обкакался и никак не хотел признавать, что это единственное, что может сделать быстро, уверенно и без чьей-либо помощи.
 С долгой организации я с натиском привезла его на отказ.
Отказ был красивым, как я и попросила, послав смс на номер, связь с которым была уже более, чем 24 часа в сутки и все чаще в письменной форме, нежели по звонку.

После эффектного размазывания и выставления за дверь нерадивого гостя,  я как раз и увидела эту надпись. Что-то притаилось во мне в тот момент.  Что-то очевидное, но пока выжидающее. А потом я долго смотрела ему в глаза. И впервые они показались мне уставшими. Я накрыла своей ладонью его безостановочно вращающие мобильник  пальцы: «Ты и я. Вместе против идиотов». Сделала я это мысленно, потому что в реальности просто не могла себе это позволить. Да и не нужно все это было. Ему не нужно. А мне и так хорошо. Главное, что он улыбнулся в ответ. Сначала глазами, потом как положенно. Я лишь незаметно покачала головой в знак подтверждения, и поспешила удалиться. Нужно было успеть на метро.

С тех пор, как я уволилась с работы, определенная степень свободы привнесла в мою жизнь новые возможности, а вместе с ними и отток пусть и небольших, но систематических финансовых средств.
Деньги заканчивались.

 На такси я ездила только, когда заезжала за гостем. В остальное же время обходилась минимальными затратами.  Прибегать к помощи партнеров не доводилось, только если было действительно по пути,- напрашиваться я не умела.
И досидев до последнего, я специально выбирала  самый длинный путь после собрания до подземки, даже когда погода не совсем подходила к прогулкам, - мне почему-то было неловко погружаться туда при партнерах, хотя те или иные группками опускались туда, прихватив по дороге бутылочку пусть и не самого дешевого пива. Это не совсем укладывалось в голове, но возникший откуда-то барьер все равно не позволял присоединиться к ним. Поэтому я заходила, чуть ли, не за полночь на пустые  перроны подземки и ехала в этих неуютных  холодных вагонах с запахом резины и сквозняка.
В мрачноватой палатке возле входа, разбудив стуком в залепленное ассортиментом химических вкусностей окошко немолодую барышню восточной наружности, я покупала себе плитку  шоколада, и поглощала ее пока ехала, разломав прямо в фольге на маленькие кусочки. Потому что очень хотелось есть. Очень. До спазмов в желудке и помутнение в голове. Главной задачей было не заснуть, глюкоза спасала.
 Нужно было отвлечься, нужно было о чем-то подумать… еще пару станций, и там я выйду на переход, а это уже легче.
 Нужно было подумать…
И я думала. Я представляла, как в этот самый момент мой хороший человечек сидит на совещание, может грустит, погруженный в свои мысли, а может смеется, даже может получает люлей от руководства, потому что мы такие балбесы не можем сделать элементарных вещей и заработать себе же на банальные нужды, чтоб хотя бы не ездить на метро, как я сейчас. А просто в раз позволить себе все то, на что раньше хватало только фантазии. Взять так и позволить. Легко. И весело. И ровно настолько же страшно и непозволительно. Но безумно желаемо. Безумно…
 И вот именно здесь начинается война. У кого-то затяжная, холодная с четко  выработанной стратегией самообмана и переубеждения, у кого-то, напротив, атомная, разрушительная с применением тяжелой артиллерии и запрещенных боевых единиц,  сравнивающих  с  землей все старое, отжившее и резко ставшее незначительным.

« Все мы мыслим образами, картинками….» , -как говорит г-н Саров. И как бы вас ни передергивало при этой фразе, живем мы ими же.  «Я говорю вам Эльфилева башня, и вы сразу- оп, представили себе Эльфилеву башню…»
Просто у кого-то эти башни в деталях и огоньках, а у кого-то не хватает воображения даже на хороший сарай. И просто кто-то с упоением тратит большую часть своего времени на  рисование  шедевральных полотен, боясь, порой, прерваться на естественные нужны, а кто-то только озабочен наличием рисовальных принадлежностей. И у того и у другого полотна идут. И у того и у другого полотна проходят. Друг за другом. След в след. Проходят, черт возьми, пока кто-то только намеревается заточить карандаш.
 И в этот самый момент, да, да, именно в этот, - пока я еду в метро, а вы читаете мои разглагольствования, она тоже проходит.
Палитра обычно где-то слева находится, насколько мне известно….

***

 Рисовать я не умела. Так случилось. Еще в школе я только переводила листы и разливала окрашенную акварелью водичку на альбомы, получая четверки в основном за старание.
 Время прошло, - рисовать я так и не научилась. В прямом смысле. А старание и вовсе обесценилось.
 Однако, все случается в очередной раз. Но уж никак я  не думала, что возьмусь еще когда-нибудь за рисование, и уж тем более не предполагала, что это будет не изобразительное искусство вовсе, а целиком и полностью моя жизнь.
С палитрой я, кажется,  разобралась сразу. С набросками тоже становилось худо-бедно понятно. Но вот КАК, - оставалось действительно сложным вопросом…

Но я старалась. Я, правда, старалась. Сначала по памяти, затем перекладывая чужие изображения, добавляя в процессе что-то свое, а со временем даже воплощая какие-то импровизационные задумки.
 Случалось иногда и ковер-апить (cover up) -  перекрывать старую зарисовку более новой и актуальной, поэтому не обижайтесь, если кого-то я не запомнила, кого-то не зарисовала в своей картинной галерее памяти, просто приходит момент, когда берешься за новый холст и место там совершенно для иного сюжета.

В такие минуты главное, чтоб кто-то был рядом….

 Чтобы просто был и понимал. Чтобы был и разделял.
 Чтоб принести  четыре тысячи евро- компенсацию за прошедшие выходные, рывком разорвать конверт , вдохнуть этот исключительный запах иностранной валюты и прыгать на кровати, раскидывая вокруг себя деньги. Прыгать и орать от восторга, прыгать и задыхаться от понимания глупостей, переполняющих голову, прыгать до тех пор пока натужно ни скрипнут пружины пусть и казенного пока дивана, пусть и на съемной пока квартире. А потом валяться, восстанавливая дыхание, запивать роящиеся мысли холодным  шампанским, рассказывая эксперту в трубку свои самые скорые грандиозные планы, и засыпать прямо на этой куче рассыпанных купюр.
 
Чтоб после собрания понедельника – в аэропорт. Пара часов и ты уже босыми ступнями проминаешь песчаный берег, и прохладные волны деликатно касаются уставших ног, не минуя узкой юбки ниже колен. Да и бог с ней с этой юбкой, так же как и со стрелками закатанных брюк. Все равно им одна дорога – в море, когда на рассвете после здоровой дозы янтарного виски так и тянет купаться. И чтобы самой первой, ( исключительно первой!) в четыре часа утра по московскому времени, набрать известные уже наизусть цифры и с вопросом: «Алло, это баня?», пожелать эксперту доброго утра, не заводя при этом будильник.
 
И чтоб, как бы страшно ни было переступить тот самый порог и  оказаться, наконец, по ту сторону шоу «за стеклом». Когда в очередной раз стоишь у огромной стеклянной витрины брендового магазина, практически прилипнув к ней носом,  глазеешь на ту красоту с каким-то нелепым придыханием и восторгом, и  которую кто-то другой так легко и небрежно накидывает на себя в примерочной. А потом  взять и, пересиливая нарастающее внутри волнение, резко отодвинуть тугую стеклянную  дверь с широкой  металлической ручкой и войти. И долго-долго с серьезным лицом  изучать вещи на бархатных плечиках, даже  пальцами ощущая их качество, и стараться,  как можно незаметнее выловить бирку с ценником, якобы рассматривая состав и размер. И пусть дрожат коленки, пусть ехидно шушукаются продавцы у кассового аппарата , и пусть большую часть всего, что здесь представлено я не могу себе позволить, лишь потому что у меня нет таких денег, тупо нет денег. Пусть. Зато я не буду больше смотреть, как кто-то другой,  особо не присматриваясь от приторной усталости хождения по подобного рода местам, отнесет эту вещь на кассу, положит в хрустящий пакетик, чтоб надеть потом на очередное скучное светское мероприятие. Может быть, раз, может пару, а может просто забросить в немалочисленный гардероб и благополучно забыть. Забыть. Мое желание. Оно  ведь МОЕ!  Оно даже сидит на мне как влитое! А потом взять и совсем решиться на отчаянный шаг, -  подойти к консультанту с просьбой отложить, чтоб вернуться за ней в начале  следующей недели. И вернуться, потому что она ждала.

 Тогда – то у меня появился вкус. Появился аромат, который, не смотря на эксперименты с новинками, оставался неизменным. Он присутствует и до сих пор.  Это запах  денег.
И пусть кто-то мудро изрекал, что деньги не пахнут, он был не прав. Пахнут. Еще как пахнут. И это свой особенный неповторимый запах: чуть острый, насыщенный и с тонкими нотками послевкусия. Его сложно с чем-то спутать, и невозможно не узнать, если однажды по-настоящему вдохнул.
 Деньги  как специи придают пикантности жизни. Нужно знать дозу и меру, иначе рискуешь спалить все рецепторы и испортить даже самое изысканное блюдо. Щепотка – другая - то, что нужно, чтоб не загнуться от пресности. А пресность я не переношу патологически. В любом ее проявление. В человеческом особенно…

                ***
 
 Моя структура росла в геометрической прогрессии. Достаточно правильно выстроить работу, найти к каждому мотивационный рычаг и ни в коем случае не спускать на тормоза, чтоб эта прогрессия  прогрессировала еще активнее, давая все новые веточки.
Побочным эффектом в таком раскладе являлся хронический недосып (что не ново), постоянное желание курить и замыливание человеческого фактора.

- Что? Пирамида?- меня переполняла смесь негодования с возмущением. – Пирамида?!
Гость был деревянный или это с энергетика меня так взвинчивало? - А вы, простите, не в пирамиде? Не пашете ли на «дядю» в надежде в конце месяца получить свой скудный кусочек и продолжить с упоением тратить свою жизнь на его обогащение?

 Нет, все таки , деревянный. С ним еще на приглашение какие-то сложности были, - было в нем что-то мерзко-отталкивающее и, никак не хотел человек понимать, что не в том он положение.  Да и Абрамовой моей Катерине, хоть убейся, не объяснишь, что не прогибаться надо, а прогибать, а это разные вещи, и правильно ставить условия, чтоб потом подобных эксцессов мне здесь не происходило.

-  Зато стабильно? Так стабильно плохо, в таком случае! - с самого утра он раздражал меня. Я бы и сама его отправила, но эксперт настоял… - Вы и подохнете на службе своей стабильности, так и оставшись без флага, без родины. И детки ваши даже не  смогут проводить вас в последний путь, потому, как кроме слов о стабильности, они и вспомнить о вас ничего больше не смогут. Или, еще лучше, в этот самый момент будут слишком сильно увлечены вахтой своей стабильности, ярким примером показанной  им в детстве главой семейства. Перспективно, не правда ли?
 
Я заводилась. И больше всего меня бесил даже не тот факт, что это «чудо-в-дешевом –костюме»  не воспринимает, где находится,(всем по способностям, как говорится), а позволяет  вести себя, как последнее чмо и разговаривать в жеманных тонах с людьми, ранга которых он и в следующей жизни вряд ли достигнет…
Отсутствие воспитания и элементарного самоуважения, чтоб  вести себя адекватно на чужой территории в присутствие людей, которые являются ее значимой частью, - вот что бесит больше всего!

 - Пирамида! Между прочим, самая устойчивая фигура, и  ваш последний  шанс возыметь возможность, хоть разок скататься посмотреть воочию это  седьмое чудо света.

 Пирамида!!! Да, вся жизнь,- это пирамида. Город, в который он  зачем-то удосужился притащиться  в свое время, чтоб занимать место в метрополитене в час пик, тоже, кстати, пирамида.  Здесь каждый стремиться к вершине, не брезгая воспользоваться любой подвернувшейся возможностью сбросить вниз другого, чтобы тут же занять его место, если он до сих пор этого не понял. И главное в этом предложение не «сбросить», а «стремиться», потому что, если не стремишься, - катись к подножию. И каждый с удовольствием отвесит попутный пинок. Каждый. И в его этой  стабильности – не исключение. Пусть для тебя это станет откровением, хотя бы под сраку-лет.

 Абрамова, стоящая рядом, буквально вросла в пол. Она была похожа на сову в тот момент: голова была максимально втянута в плечи, а ее и без того большие глаза, стали еще более объемистыми и, доминирующей эмоцией в них читался испуг. Работать и работать еще с ней, - третья неделя, а с места так и не сдвинулись. Что там у нее за затык такой в голове, не понятно. Понятно одно, диалог этот оставлять нельзя? – он ее раздавит. Поэтому либо перенастраивать, либо убивать самой…

- И вот так из недели в неделю ты слушаешь здесь это все одно и тоже? – обратился он к  Катерине после моей выжидающей паузы, и нескрываемая ухмылка вновь озаряла его лицо. – Нда…
 
 Каким же еще более омерзительным стало оно в тот момент, - будь я поплотнее комплекцией, отпечатала бы на нем все четыре костяшки своей правой руки с кольцом по центру. Аккурат на челюсти, ей – богу. Но, к сожалению, это существо не смогло бы даже понять, за что ему вломили, поэтому стоило ли мараться. Стоило ли?
 Катя молчала и неуверенно кивала головой, бросая виноватые взгляды то на меня, то на своего гостя. Жалкое какое-то зрелище, прости господи…
 
Я просто улыбнулась с еще более выжигающей мягкостью и, чуть приблизившись в его сторону, негромко, почти шепотом  произнесла:  - Знаешь, есть один человек, который в течение пятнадцати лет служил управляющим в крупном страховом концерне. Каждый месяц все страховые контакты, издаваемые его компанией, он регулярно прочитывает, – мерзкая ухмылка продолжала цвести на его узком лице, адресованная уже мне…- Да, он читал одни и те же контракты из месяца в месяц, год за годом. Зачем? Да затем, что жизненный опыт научил его, что только таким путем может он удержать в своей памяти условия этих контрактов.
 Ухмылка оставалась, по-прежнему пренебрегая к услышанному, в то время , как  в глазах тягучим сиропом сменялось непонимание.

- Это был богатый человек. Это был ценный и уважаемый сотрудник, который мог организовывать не только работу компании, но и самого себя. Это был достойный человек. Именно поэтому об этом человеке говорят по сей день, а о ком-то не вспоминают и при жизни… Подумай об этом.
Затем я резко отстранилась и, смотря теперь уже со своей высоты на это примитивное создание, закончила:

- Я больше вас не задерживаю. Выход напротив ресепшена.

                *
- Можно, можно было, конечно, переубедить, Игорь Викторович, я знаю. Можно было в очередной раз все разжевывать и проглатывать за место него, но зачем? – митинговала уже я за столом эксперта, прождав как обычно до победного. – Но если человек не понимает элементарные вещи, я не вижу смыла переубеждать его в этом.

- Всегда есть способ переубедить человека в том или ином, - его серые глаза старались излучать участие, но утопали в усталости, скопившейся за день от переизбытка лиц, фраз и мнений. А ему еще собрание предстоит… - И вы знаете, какой именно, г-ж Батунина. Хорошо знаете…

 Знаю, знаю. Все элементарно, – заставь человека просто захотеть сделать то, что нужно тебе. Уж, каким способом, дело десятое. Помню, что грубые методы влекут за собой неблагоприятные последствия. 
Я виновато кивала в ответ, прогоняя в голове все эти мысли, и нервозно скребла маникюром по красному бархату стола.

- А вы опять пережестили. Зачем вы убиваете людей?
Я аж опешила от такого вопроса. И на мгновение уставила на него свои удивленно расстроенные глаза: «Он, что, правда думает, что я могу кого-то убить?»

- Меня не зацепил его вопрос, Игорь Викторович, нет, - залепетала я. -  Любая глупость имеет объяснение. Меня вывела надменность, с которой он выражал все свое никчемное отношение. Вы же сами видели. И как сами же говорили, не незнание страшно, - страшнее нежелание понять. И  ломать такие стены без толку,- есть куда более продуктивные занятия, это мое мнение...
 Он снова улыбнулся и завертел в руках телефон.

- Чего бы вам хотелось, г-жа Батунина? – выдал вдруг он, что я опешила второй раз за последние несколько минут. Не зачастили ли вы, г-н Патанин?!
 Я многозначительно молчала…
 Знали бы Вы, Игорь Викторович, чего я на самом деле хочу…. Любыми способами, любыми методами. Настолько, что сама боюсь себе в этом признаться. Знали бы…

- Что ж вы совсем ничего не хотите? – вторглось в мои мысли. - Не поверю…
Может быть, в этом как раз и причина. Не зная, куда идешь, можно сильно удивиться, когда придешь не туда, не так ли, госпожа Батунина?  Вы как считаете?
Он улыбался, ожидая и заранее зная мой ответ. Улыбался. Черт… Мозги, не покидайте меня.

- Понимаете, господин Патанин, - задумчиво потянула я. – Вы все правильно говорите… все верно …но тут… тут, есть такая штука… что….что все мои самые мудрые мысли дохнут при одном запахе ваших духов.
Я выпалила это на одном дыхание, потому что иначе бы точно запнулась и струсила. На секунду мы притихли оба.
Взгляд. Пауза. Снова взгляд. И улыбка. Эта его чертова улыбка!
 Как? Ну, как мне ему объяснить, что плевала я на эту структуру, плевала на всех долбоебов, которым очевидно, ни к чему в этой жизни уже не прийти, и их последние шансы были давно уже розданы, задолго до сегодняшнего дня (сегодня – это так, агония, ну или очередной порыв благотворительности). Плевала на сплетни и разговоры о чьей-то успешности, на негатив со стороны чьих-то родственников, на мелочность того или иного и отсутствие бизнес-планов (сама уже пустила лички на поток). Единственное, что еще имеет значение, это его эта лукавая улыбка. Улыбка эгоиста, улыбка провокатора.  И единственное желание, откровенно пульсирующее в сознание в данный момент, это желание овладеть им. Прямо здесь, прямо сейчас на этом столе, покрытом бархатной красной материей. Зверски, разметав по сторонам папки с заявлениями. Кусать его губы до крови. Сорвать этот осточертевший, но безумно стильный пиджак, разорвать на куски рубашку, чтобы пуговицы разлетелись по разным углам  гомонящего людьми зала и сдирать кожу рук с остервенением расстегивая пряжку его ремня. Впиться ногтями в его спину. Целовать. Целовать везде и всюду. Прижиматься к  груди, чувствовать его дыхание, вдыхать запах, ощущать его кожу, его тепло. И почувствовать себя очень…. Очень Его.
 
Как можно при таких мыслях говорить о новых приглашениях? Как? Господи, какое же это невыносимое самобичевание, - вести деловые разговоры с человеком, которого хочешь страстно и нежно изнасиловать. Это приятно и изнуряющее одновременно…

 Петрушин появился некстати и вовремя. Вовремя, черт возьми, отозвав его на «минуточку», и  давая тем самым  возможность перевести дух. Было бы куда переводить…

- Так, ну что у нас с личным бизнес-планом? – вернулся он, как ни в чем не бывало. Выдавали только дьявольские огоньки в глазах. – Надо, надо, госпожа Батунина, собственным примером показать, как нужно правильно вести себя с гостями. А вы это умеете.
Я чувствовала себя рыбой без воды: эмоции переполняли, а выхода им не было. Под столом я сильно сдавила рукой обивку стула. Надо сдержаться.

- Сейчас совещание начнется, – продолжил он . – Завтра с утра мы с вами свяжемся и обсудим все, планы же на новую неделю у вас уже есть?
 
 Да уж… интересная ситуация, комичность которой обрисовывалась явной нелепостью и отражалась непроизвольными движениями мышц на губах. Едва сдерживаясь от нарастающей вспышке смеха, я утвердительно кивала в такт его наставлениям и демонстративно подыгрывала этой затянувшейся трагикомедии. Сцена: напутствия эксперта, как правильно расставлять заборы. Актеры те же. Главное, не налажать...

-Все будет хорошо, г-жа Батунина, – добавил он, пожимая мне руку в проеме входной двери. - Я в этом  не сомневаюсь.

- Я тоже.
 И дверь захлопнулась.
Все будет, Игорь. Все еще будет…

***

 
 Мы все проживаем аналогичную жизнь, по сути. Мы все спим, едим, занимаемся сексом время от времени, стоим в пробках, болеем, думаем иногда, говорим что-то умное, как нам кажется, мучаемся бессонницей, переутомляемся, сидим ночами в инете  в поисках ответов на вечные вопросы, переедаем, комментим чьи-то фото с полной уверенностью, что это кому-нибудь нужно, плачем, чувствуем себя одинокими, напиваемся,  мучаемся похмельем, снова напиваемся, занимаемся тупостью с пониманием, что важнее дела нет, а потом вниз по списку,- закрепляем материал. Все мы ищем единомышленников, называя их разными именами, друзьями, любимыми, соратниками; мечтаем, зная порой, что этим мечтам не суждено сбыться; ставим цели, иногда добиваемся; все чего-то боимся и все чего-то ненавидим. Другой вопрос, как мы это делаем. И где. И с кем. И какие при этом испытываем эмоции. Ведь для человека здесь всегда не так хорошо, как где-то там. А когда здесь становится хорошо, как там, появляется другое Там. И так бесконечно.
 И пока не станет здесь хорошо как там, другое там не наступит. Хорошо ли тебе здесь? Хорошо ли мне здесь? Если нет, то чего не хватает? Каждый сам для себя, не правда ли? Ведь кому-то щи жидковаты, а кому-то бриллианты мелковаты. Так было и так будет всегда.
 Вся жизнь сводится к трем вещам, по сути, - это поесть, поспать и продолжить род, все остальное- занятия, чтоб скоротать время в перерывах между этими делами. И градация происходит на уровне, что есть, где спать и с кем продолжать род. Выбор есть всегда. Просто кто к чему готов: решишься ли ты на что-то большее, чтобы поесть получше, поспать помягче и заполучить партнера поприятнее?

Все это время я просто жила, как и все, иногда не понимая зачем. Просто заканчивала институт, встречалась с друзьями, посещала тренировки, читала книги, иногда ходила на дискотеки и напивалась с подружками. Все это воспринималось мной как нечто временное, в ожидание настоящей жизни, настоящей любви, всего того, что сделает меня, наконец, настоящей.
 Теперь мне кажется, что все это время я предпринимала попытки, чтоб не состояться ни в одном из дел, которыми я занималась. По причине…..? по причине банального страха.
Потому что изначально все кажется простым. Все до противного просто. Просто лень, просто причины. Держусь на плаву, - и этого уже достаточно!
 А потом приходит страх. Он не дает спать по ночам, душит, когда ты едешь в транспорте, легонько похлопывает по плечу в моменты мнимого расслабления . Затем ты начинаешь видеть его повсюду – в новостях, в лицах друзей,  в вечернем отражение в зеркале, в ночном алкоголе, который уже  не расслабляет, а который лишний раз доказывает, что без допинга ты даже отключиться не можешь. Традиции откладывают свой отпечаток, - я стала выпивать. Почти каждый день.
 А потом становится страшно. Страшно не успеть. Не успеть сделать то, что можно не успеть сделать в жизни только по одной причине. Страшно не успеть сделать для близкого человека в ежедневной суете то, что для него значимее всего, страшно не заметить этой значимости, не увидеть и не оценить, не сказать и не выразить.

 Страшно, что из года в год ничего  не меняется. И лишь потому, что, казалось, что времени еще вагон и все само устроиться. Скажи об этом вагоне своим престарелым родственникам, для которых ты так ничего и не сделал, и пусть они рассмеются тебе в лицо, если у них еще будут на это силы.

 А потом  ты уже не задаешь вопрос «зачем». Потому что не  знаешь ответа.
 И начинаешь плакать.
Думаю, девочки меня поймут. Все мы плачем. Просто так, без особой причины. Просто сидишь, сжавшись в клубок, и ревешь.

 Я стала очень много плакать в последнее время, пусть  только там, где никто не сможет увидеть, никто не узнает, и не дай бог, начнет  жалеть. Маленькая девочка плакала в полной темноте, сидя на маленькой сидушке  кухонного уголка, поджав под себя ноги, и прилипая босыми ступнями к  бежевому кожзаму сиденья. В соседних домах, расположенных так близко в новостройках спальных районов,  кое-где еще горели окна, но никто в них не смотрел. Люди столицы, я заметила, вообще очень редко смотрят в окна, если это не престижное кафе с панорамным обзором. Но  даже оттуда никто не видит  маленьких девочек, ревущих в темноте. Наблюдает за ними разве что безразличие. Целый город безразличных окон. Хорошо, что они умеют молчать….


 Я не люблю говорить о своем прошлом. И не потому, что там есть что скрывать, отнюдь. Скорее не хочу тратить время на воспоминания, как бездарно я тратила его до сих пор. Но как только я начинаю думать о своем будущем,  передо мной сразу возникает слово «самооценка». А она у меня не то, чтобы заниженная , она справедливая.  Я не могу утешать себя мыслями, что кому-то гораздо хуже, чем мне, что кто-то так же удален от своих жизненных и умственных уровней, как земля от луны. Такое мнимое утешение: «некоторые живут даже хуже – и ничего,» - это удел неудачников. Ставить перед собой цель, и , по крайней мере, пробовать идти к ней – вот нормальный ход развития себя. Только крайняя степень напряжения приводит сейчас к результату. Слишком велика конкуренция, которую создают те, кто идет вперед. Ведь никогда не задумываются, какой ценой был достигнут результат «красавчика», - видишь только, как правило, его результат, который кружит голову.

Вот и я инвестировала три тысячи евро, - я хотела эмоций, хотела пройти этот путь от «серый мышки» к «красавице» со всеми вытекающими оттуда, хотела ощутить это напряжение и этот естественный рост. И  я захлебнулась ими в полной мере. Ведь все это время я была, словно  рыба без воды, - хлопала ртом, выпучив натужно глаза, в попытке жить, чувствовать и просто наслаждаться, а не тупо обеспечивать жизнедеятельность своего организма. Но тут, когда , казалось бы, неоткуда ждать влаги, захлестнула волна и утащила в море, где бури, штормы, смерчи, вихри эмоций. И я захлебнулась. Любовью, дружбой, непониманием, провокациями, радостью, несправедливостью, злостью, страстью, смехом…. И все как на острие ножа. Как на пике, на накалившейся игле.
 
  Все мы ищем этого, все только и озабочены как борьбой с пожизненной скукой. Не все только способны себе в этом признаться.
А я вообще расту только благодаря внутреннему противостоянию, как выяснилось.  Я всегда любила ящики с двойным дном. Я и сама двулична. Не люблю односложностей. Мой удел в этой жизни, как  показывает практика, – лепить мотивации из человеческих мозгов, придавая им формы, какие мне заблагорассудится. И я без этого уже не могу.

- Ты вообще представляешь, как живут такие, как я?
Вечер начался с откровений моего уже можно сказать не новенького кандидата и, принимал этот разговор изначально не совсем приятную окраску, чем вызывал мои сомнения в его необходимости в принципе.

- Представляю.

- Да ни хрена ты не представляешь! Я получаю двадцать пять тысяч рублей. В начале каждого месяца покупаю себе рубашку и галстук, я же должен соответствовать «успешному» - это примерно  три тысячи. Отдаю банку триста пятьдесят долларов ежемесячно на погашение кредита, который я взял, чтоб купить гребанный «Opel» (я ведь должен передвигаться мобильно). Другому банку плачу еще трешку за вступительный взнос. Что-то проедается-пропивается. Кофе там в перерыве. Традиции при регистрации неполного пакета и т.д. К тому же еще жена и ребенок? И это нескончаемый круг. Кредиты, займы, скандалы с женой, и не дай бог, еще какие неприятности. Экономия, наверно, только на мелких радостях, типо пива под футбол по телеку с друзьями, - они все равно все по отворачивались.
 А приходишь сюда, и тебе говорят о «ценностях», о «команде»,  о том, какие у тебя «перспективы», о «самосовершенствовании и общих целях», об  успехе и о том, что ты, Виталий, полный бездарь, но все таки компания позволяет считать себя  партнером, гордо носить бейджик… и приходить на каждое собрание, не дай бог с опозданием, ведь вы все еще нужны команде. А ты думаешь, я сюда не за красивой жизнью пришел?  Миллионером не хочу стать?
 Этот вопрос прозвучал риторически  и растворился где-то между клубов табачного дыма его не до конца затушенной сигареты.
«Все мы за  этим приходим. Только кто-то просто хочет, а что-то еще и делает что-то для этого», - ответила я про себя.

- А тебе не приходила мысль, что мы занимаемся здесь подобным лохотронством?

- Мне? Честно говоря, нет. – А что я еще могла ответить. – Мы работаем с живыми людьми, продаем нормальную систему и получаем вменяемые деньги.

- Вот именно, что мы работаем с живыми людьми…. Как с сырьем. Как с расходным материалом….  Не подошла втулка, не отработала….. ну, что ж.  Другая практичнее будет.
А о том, что это тоже люди не задумывается никто.

«Что за нежный лепет? Откуда только берется эта тонкая душевная организация в людях, когда они тупо потеряны?»

- О тебе-то, кто в последний раз задумался, Васильев? – мне казались подобные вопросы абсурдом. – Много ли кто?
В ответ последовала пауза.

- Это жизнь, Виталик. Либо ты, либо тебя. Снял бы уже розовые очки. Пора бы!

Он ничего не ответил. Он какое –то время увлеченно крутил в пальцах пепельницу, затем рывком толкнул ее в мою сторону и молча вышел из-за стола. Нервозный скрип резко отодвинутого стула и удаляющаяся ссутулившаяся фигура в сером костюме.

«Эх, Виталик, знал бы ты, что приходит мне в голову последнее время! Я гоню от себя эту паранойю, я заставляю себя думать о том, что жизнь циклична, и сейчас просто сложный момент переосмысления ценностей. На самом деле я все делаю правильно,  двигаюсь в нужном направление. А подобные мысли время от времени посещают всех. Но выяснять у партнеров мучаются ли они теми же проблемами, я не стану. Страх показаться неуспешной или сомневающейся  был сильнее, чем страх перед диалогами с самой собой. Их все равно никто не услышит.»

Больше с этим человеком я на связь не выходила. Никогда.

 Поразительное, все таки, существо – человек. Только он может пятьдесят лет прожить плохо, а на пятьдесят первом просто взять все и поменять. А может и не поменять, херея от зависти в чахлом возрасте, что жизнь так и не дала шанса. А может и в двадцать ухватиться бульдожьей  хваткой и выжимать до победного пока своего ни добьется. А может и не взять даже когда в руки вкладывают, когда показывают, как и откуда брать, да еще и сзади подпинывают, когда лупят по щекам, показывая на его нынешнее существование и призывая понять, что если не сейчас, то уже вряд ли когда еще.
 Почему когда протягиваешь руку, в нее максимум могут наплевать? Почему когда посылаешь, за тебя начинают цепляться? Почему нельзя уже просто и нормально? Неваляшка правит бал, мать ее!
Что ты за существо такое, - человек?!

- Проблема не в количестве, проблема в качестве, Ром. – Мы сидели в «плетеном» ресторанчике отеля и не спешили разъезжаться после собрания. – Ни у кого из нас изначально не было идеи. Ни в чем и нигде. Мы просто плыли по течению, как и все. Но признайся, осмелься признаться, что мы всерьез не воспринимали и эту. Не криви душой, Ром. Первое время после вступления ты чувствуешь себя сначала полным идиотом, затем шматком на асфальте, раздавленным чьим-то нечищеным ботинком, а спустя некоторое время редким продуманном, который обманул тут всех и вся, что сумел-таки отбить вступительный взнос, да еще и заработать немного. Лишь спустя еще время ты начинаешь осознавать, где находишься на самом деле и все чаще находить себя в состояние  « Я – Красавчик, мать вашу!». – Ромка заразительно засмеялся. – Все так чувствуют. Все, кто находит в себе силы делать хоть что-то, даже когда силы и нервы на пределе. Просто делать.

- Мы сами себя победили, Ром. Априори – это мы! – Я перегнулась через стол, насколько это было возможно, что еще больше внедриться в его восприятие. – Мы говорили с тобой про Систему, помнишь? Эта система во всем. В школе есть педагоги, на работах – начальники и, это понятно и логично. И какими бы козлами они ни были , они должны быть, они – часть системы. Также и тут. Но это не значит, что система плоха. Ты сам любил повторять, что нет плохих дел, есть плохие люди. Так вот здесь, то же самое. Не поэтому ли ты хотел прорваться туда – наверх?

 Ромка смотрел куда-то сквозь меня. Было видно, что он не совсем хотел обсуждать эту тему. Либо не со мной, либо не сейчас. Но тот факт, что впервые, пусть и  вскользь из его уст было упомянуты слова о некорректности нашего эксперта, заставил меня насторожиться. Никогда, за все время моего пребывания в компании, ни разу я не слышала даже намека на критику в адрес руководства. Разные  догадки  лезли мне в голову, и ни одна из них не казалась мне радужной.

- Ты же хотел стать фигурой позначимее, не так ли, но в рамках все той же системы. Как это сделала Счастная. И она молодец, пусть даже не все у нее идет гладко, судя по вступлениям.

- Лер, ты многого не знаешь. – Среагировал он, при упоминании фамилии Елизаветы, той самой, которая так неизгладимо впечатлила меня в день моего первого появления в филиале, (мы даже успели с ней немного подружиться спустя время) и которая  совсем недавно взошла на следующую ступень дома иерархического успеха, будучи кандидатом. Теперь нас разделяла бездна под названием «шеф-партнер», ни о какой дружбе речи уже идти не могло...
 Но не о ней сейчас.

- Может это и к лучшему. – Я оборвала его на пол слове, чтоб не дать сбить русло разговора. – И, тем не менее, мы все знаем,- самый сложный механизм не будет работать без маленькой шестеренки, но куда приятнее осознавать себя колен валом системы, не так ли? Приятнее, но на данный момент мы  всего  на всего шестеренки, но думающие шестеренками, Рома. И мы исправно работаем, пока нас регулярно смазывают, - корпоративами там всякими, призами, подарками, поощрениями.  А, если нагружают, мы начинаем сопротивляться, а если при этом забывают еще и смазать, то начинали вообще протестовать. Но, а как нас не нагружать, посуди сам. Половина не сдвинулась бы и с места, если бы ни прессинг и грамотные  подсрачники. Это факт. И половина не добилась бы того, что имеет сейчас. Да, ни я и не ты, чего скрывать? Но мы по-прежнему  остаемся деталями системы, мы по-прежнему есть сама система. И нам это нравится. Нравится. Я знаю, что нравится, - вижу это. Так что это за мысли такие, оставить бизнес? Откуда они, Ром?!

Он не ответил.

Он просто больше не появился  в фойе.
Мой пригласитель, моя жилетка, опора и самый яркий пример в филиале.
А я так и не успела сказать ему «спасибо». За то, что показал этот бизнес, за то, что не просчитал и всегда поддерживал, как бы клинически мой колпак ни скатывался…

Стоит ли говорить, что номер телефона его тоже сменился?

Как –то быстро стало все меняться. Слишком уж быстро.

***
 Вообще я люблю перемены. Они как-то ненавязчиво позволяю оставаться на плову. Бизнес же  научил разрушать не сожалея. Он отчетливо дал понять, руины – лучший способ возрождения. И если очень хочется чего-то определенного в жизни, осмотрись, от чего ты готов отказаться взамен.
 
 Отказываться со временем становилось все легче, и жизнь приобретала все новые и новые повороты. Меня все чаще окружали другие люди, другие предметы, другие места  и интерьеры. Мое видение мира и своего места в нем становилось иным, более масштабным что-ли, более емким. Я перестала бояться. Многого перестала бояться. Общественного мнения по массе своей чаще негативного, перестала запрещать себе все то, чего безумно желаю, и меньше воспринимала  сложности в рамках всей вселенной. Так было проще.
Только  внутри что-то не совпадало. Будто никак не мог подобраться последний кусочек мозаики. Не самый основной, но чертовски незаменимый.
 
 Я не сопливилась в подушку, как это могло бы показаться, после упоминаний одиноких ночей, не зависала над романтичной песенкой, играющей на повторе которые сутки, и не изображала из себя героиню сумерек часть вторая – рабочее название « как я умею красиво страдать». Не будет здесь соплей в сахаре, - я приложу все усилия.
Словом, я продолжала жить, общаться, дарить и получать эмоции. Только я уже не всматривалась в лица людей, - их, порой, становилось слишком много. И я ценила их совершенство и убогость одновременно, я понимала их значимость в моей жизни и ее отсутствие, я видела их целиком ,но не вникала в детали. Потому, что это были не те детали. Слишком размытые, если хотите, слишком тусклые, чтобы делать на них сильный акцент.  Вроде и проскальзывает порой что-то интересное, а потом начинаешь всматриваться и понимаешь, что лучше бы не делала этого вовсе. Не то все, не то.  Не та улыбка, не тот запах, не те мысли, не те жесты и совсем уж, не то поведение….
 Я эстетка, как  выяснилось, черт возьми. Мне необходимо созерцать. Мне необходимо восхищаться и открывать для себя все новые и новые идеалы. Мне нужна красота в любых ее проявлениях: от изгибов обработанных тел до видов на морскую гадь, от совершенства линий нового Infinity sport coupe до цветущей вишни, от репродукций Врубеля до панорамного вида с окна небоскреба. Иначе я начинаю страдать. Иначе я начинаю впадать в депрессию и конфликтную ситуацию с самой собой в отсутствие прямого подтверждения, что мир все же не настолько уродлив, как чей-то целлюлитный зад.
 И это болезнь, я знаю. И что в период обострения вытворяю нечто бесконтрольное. Но только как нельзя обвинить диабетика в том, что он диабетик, так страждующего нельзя обвинить в том, что он ищет. Ему лишь нужна периодически доза инсулина, чтоб жить. Так и мне нужна была доза,- просто его видеть, просто с ним говорить. И хоть иногда не о бизнесе…
  Барабанящий дождь вырубил меня под утро.

Сон был тревожным. Такой сон выматывает по более любого насильственного бодрствования. Он и не пускает окунуться в забытье, и не дает сознанию полностью возыметь свои права. Только пиликающий  вдалеке телефон напоминал, что я где-то на гране реальности..
 Утро неловко сползло на подушку низким серым небом  и ватностью в голове. Среди трех пропущенных вызовов от кандидосов  и друзей-полуночников висела смс. Смс с неизвестного мне номера и с кратким лаконичным содержанием : «Как вы относитесь к темноте, г-жа Батунина?».
  Первой реакцией была, конечно, мысль о паранойе. Или о чьей-то глупой  шутке. Я еще раз перечитала высветившиеся цифры в поиске хоть какой-то зацепки, но убедившись в бесполезности данного занятия, вылезла из-под одеяла. Гуляющий по полу сквозняк отозвался мурашками по всему телу, но не коснулся, к сожалению, пришибленности в голове. Я поплелась в ванну.
 Вода умеет творить чудеса, убеждаюсь уже ни раз, пусть это и не моя стихия.  Под теплыми струями душа  медленно, но верно сползала вездесущая сонливость, уступая место любопытству, который, как известно, не порок . Ближе в вечеру мысли стали одолевать окончательно, и я решилась на диалог с этим невесть откуда взявшимся анонимом.

«Без нее не было бы света…» - набрала я в окошке под сообщением.
Что ж, каков вопрос,- таков ответ, как говорится.

  Ушел он, видимо, в некуда, - ответа не последовало. Ни в этот вечер, ни в следующий. Хотя, не стану скрывать, я все чаще поглядывала на телефон, и даже во время структурных собраний держала его в пределах видимости. Интрига работала. И работала, как подобается.

Остатки вечера я провела в ожидание. Ожидание приглашения на персоналку, - меня снова оставили на последок. У великих свои причуды, у Игоря Викторовича – свои.
 Все это время, придерживаясь за высокий подоконник балкона второго этажа, я наблюдала за партнерами - вниз по лестнице неспешно двигалась группка мужчин с ежедневниками в руках. Они громко ржали и подпихивали друг друга под бок. Точно таких же я видела в фае за узким столиком отельного бара, жующих местные бургеры во время обсуждений якобы бизнес плана, и на парковке, выезжая из двора, я видела таких же, организованной толпой вместе со своими кандидатами (новенькими и не очень) шествующих к станции метрополитена, загребая туфлями сезонную грязь. Нет, ну прямо один-в-один.
 
 Я вообще чувствую себя порой как в матрице, только вокруг не скользкие типы в солнцезащитных очках и костюмах, а долбоебы с совершенно пустыми и, тем самым, одинаковыми выражениями лиц. Они ходят кругом, они создают имитацию бурной деятельности, они говорят заученными фразами, совершенно не вникая в их суть, и не отупляя, кто рядом с ними в данный момент находится, и порой мне кажется, что они плодятся прям здесь, – в фае. И мне, так или иначе, приходится с ними работать.  Хотя единственное желание, которое они все вместе регулярно провоцирует, это дать им хорошей ****ы. И откуда во мне столько агрессии?
 
Дожди зарядили с новой силой. Осень. Это просто осень. Как же не хотелось, чтобы она наступила в душе. Но она пробиралась, и туда пробиралась.
 
 
 Снова безнадежно опаздывая, я пыталась выудить из скопившегося бардака платяного шкафа хоть что-то подходящее на деловой внешний вид. Костюм после субботней традиции был  испорчен безбожно, и в возможность его восстановления я верила все меньше. Стягивая с вешалки мятую рубашку, которая, конечно же, повлекла за собой все остальное, висящее под, я больно запнулась босыми пальцами о замшевой сапог, не понятно откуда оказавшийся посреди моей комнаты. Смачно выругавшись, так, по-нашему, по-доступному, я, дотягивая чулок, метнулась за гладильной доской, и , конечно же зацепила ее ножкой стоящий на полке подсвечник. Тот с грохотом приземлился на паркет, рассыпаясь деталями по периметру и оставляя мелкие царапины на ламинате. Как же все это раздражало. Как бесило. Вся эта беготня. Вся эта спешка и постоянная нехватка каких-то гребанных десяти минут. Хотелось просто все бросить и послать в чертям собачьим. Но кандидаты с гостями уже выехали, утренний нагоняй от эксперта получен и на кону сегодняшнего дня стояло пять тысяч евро, поэтому все в том же в темпе я раскладывала гладильную доску, передавливая ногти, и  отпаривала жеванную блузку. Последней каплей в апогее раздражения стала запиликовшая вдруг мелодия смс уведомления. " Твою же мать!"-промелькнуло в мозгу. " Как не вовремя. Как же все не вовремя." С грохотом захлопнув, возникшую вдруг на пути, дверь гардероба, я откопала мобильник из-под вороха разбросанного белья и села...
 Все на мгновенье  зависло на паузе, и через секунду запустилось вновь, но уже в каком-то  ином своем темпе.
 Печатные строчки в узком окошке дисплея: " Вторник  в 20.30. ул. Окрябрьская, д.2. Попробуем темноту на вкус?"
Стоит ли упоминать, что это был все тот же неизвестный номер.
 
 
 
Я не понимала, куда собираюсь. Легкий макияж, любимое платье, пара привычных аксессуаров и клатч. Мой самый удобный, лаковый. И такой же плащ, из тонкого материала, больше несущий на себе роль элемента стиля, нежели утепленного варианта одежды.
 Все мои «балбесы» были переведены в режим автономного существования и, обязуясь провести все встречи без сучка и задоринки, договорились выйти на связь после десяти вечера. Не все, конечно. Да, всех и не надо.
 
 Я поймала попутку. В желающих подвести за энную сумму дефицита никогда не было. Я прыгнула в старенький "форд" кирпичного цвета на заднее сидение. В последнее время именно сзади и именно справа меня прельщали потрепанные дороги мегаполиса.
 Уже стемнело. Быстро стало темнеть. Декабрь как-то резко овладел природой, придав ей  больше серости, опустив на людей  тяжесть небес и холодные капли вместо положенных уже бодрящих морозов. Пелена задумчивости вуалью накрыла блуждающие мысли. Я всматривалась в проезжающие  мимо авто с куда-то спешащими пассажирами, вечно спешащими, вечно куда-то. Куда только? Туда, где ждут. А ждут ли? И куда, собственно, спешу я? На встречу с неизвестным, елки-палки...
 Я улыбнулась собственному сарказму. Да уж....
Это же точно с такой же вероятностью мог быть чей-то прикол. Просто милая шутка.  Глупая, но определенно для кого-то смешная. Потому, что всегда, когда кому-то хорошо, найдется тот, кому от этого будет плохо. Мне же просто хотелось жить сегодняшним моментом и выпивать его до конца. Вот и ехала я непонятно куда, непонятно зачем, прихватив с собой еще  и авоську с сомнениями. Как же они могут иногда изводить и выматывать…
 Но на этот раз нервозности, как ни странно, не было. Было лишь спокойствие и внутреннее легкое напряжение, больше характеризуемое собранностью и ожиданием. Да или нет. Нет или да. И единственный способ это проверить находился уже в десяти минутах езды от пункта назначения.
 
 Вы когда-нибудь ступали в темноту с закрытыми глазами, не имея ни малейшего предположения что там и как?  Когда в голове пульсирует страх неизвестности и самобичевание по поводу не купленного по дороге фонарика. Так вот я чувствовала нечто подобное, когда стояла перед затемненными дверьми ресторана. Стояла и не решалась войти. И не потому, что стеснялась,- потому что боялась. Боялась, что вот сейчас открою дверь, переступлю порог, и возле узкой стойки ресепшена меня встретит приветливый хостес, вежливо снимет мой плащ и проводит в зал, полутемный такой с круглыми столиками. Что я приостановлюсь на его пороге и медленно обведу зал глазами, медленно, очень медленно, чтобы вдруг не пропустить... И не найду. А потом всю дорогу буду чувствовать себя плевком на асфальте, и не из-за обиды и неоправданного ожидания, а из-за того, что так дешево позволила себя развести…
 
Я, наверное, так и не пересекла бы порог, если бы не открывшаяся изнутри дверь. Вышедшая парочка недвусмысленно на меня посмотрела, а улыбчивый хостес, как я и предполагала, любезно предложил мне войти. И я вошла.
 
" Чтоб ты сдохла, трусиха!" - выругалась я на себя в сердцах и, не дожидаясь обходительности, начала стягивать с плеч плащ. Получилось все очень дергано,- потому что на нервах, черт возьми! Ну и хрен с ним! Шаг уже сделан и отступать больше некуда,- позади недоумевающий гардеробщик и отсутствие номерка. Откинув взбудораженные  пряди волос со лба, я переступила порог в фойе ресторана.
 
 Вам, конечно же, хочется знать и как можно скорее, что там было и было ли вообще. Только я не знаю, что вам сказать. Не знаю. Просто не могу потому, что подобной бури эмоций у меня давно уже не было. Я стояла, чувствуя, как внутри набухает какая-то гремучая смесь, неизвестная и потому опасная, как назревает взрыв, мощностью не менее тысячи граммов в тратилловом эквиваленте, как минимум. Но это все было только внутри, а снаружи, лишь мягкая полуулыбка. В ответ на пустоту.
 
 Я стояла, как вкопанная и смотрела в пустой зал. Нет, люди там, конечно же, были, - одна парочка сидела у окна, видимо, только начиная свой романтический ужин, другая, – где-то за полупрозрачной ширмой расположилась на мягких диванчиках, кто-то невозмутимо потягивал кальян, кто-то лениво копался в ноут-буке, кто-то о чем-то оживленно беседовал. Другими словами, все были заняты своими ежеминутными делами, но никто из них точно не ждал меня…
 Я так бы и простояла, как дура, если бы наблюдавший за мной все это время менеджер зала ни проявил инициативу и ни спросил, наконец :" Девушка, это именно вас, вероятно, ожидают. Пройдемте со мной. "
 
 Мы спустились на два пролета вниз в еще более затемненное помещение и, я присела на широкий диван, пока сопровождающий объяснял моменты поведения в темноте основного зала. Я честно пыталась слушать, только мысли сбивались, и перекрученный, видимо при надевание, чулок сильно сдавливал ногу. Я чувствовала себя школьницей на первом свидание в убийственной смеси смущения и ликования. До тех пор пока меня ни пригласили к черной дыре входа. Все металлические и так или иначе светящиеся предметы пришлось сдать в специальные ячейки хранения. Телефон ушел туда же. Вообще отлично!
 
Официант не заставил себя долго ждать,- он появился из плотной черной ширмы в темных очках и наушнике. Он объяснил элементарные действия при входе и посадке, а также некоторые мелкие нюансы, затем просто повернулся спиной и попросил, встав четко за ним, положить руку ему на плечо. Я так и сделала. Это и был тот самый момент, когда отступать было уже некуда.
 
Мы вошли. Темнота. Кромешная темнота. Сначала она пугает. Ты чувствуешь, как учащается дыхание, как потеют ладони и как сердце колотится где-то в висках. Как трясущимися руками нащупываешь стул, кажется деревянный с довольно высокой спинкой, чтобы согнуть, наконец, ватные ноги, успевшие затечь за какие-то считанные минуты. Затем начинаешь прислушиваться к ней, будто знакомиться, ощупывать привычные предметы обихода, с которыми сталкиваешься ежедневно, не придавая им никакого значения, - контуры чашек, изгибы широких блюд и прохладу столовых приборов. Их образы, будто фрагментами, вспыхивают в голове и тут же гаснут, сменяясь новыми картинками. А где-то изнутри прорывался неописуемый детский восторг, как будто ты заново учишься чувствовать.
 
Все оказывается совершенно иным, когда перестает быть привычным.
И я попробовала. Я поднесла свою ладонь вплотную к глаза, но ничего не изменилось. Темнота есть темнота. Она тем и прекрасна, что не имеет оттенков.
 Я не видела собственной руки. Я знала, что она есть, но ее как будто и не было. А если я ее не вижу, как доказать, что она есть? Выходит, что никак. И простое знание без рационального подтверждения, получается, бывает сильнее очевидного…
«Вот это философский приход у меня случился» - пронеслось в голове.
И я улыбнулась очередной своей глупости, - все равно ж никто не видит, а потом  успокоилась, расслабилась и просто стала ждать. Ждать и слушать, как темнота начинает проникать в меня. Медленно вползать, впитываться сквозь поры и будто наполнять чем-то объемным и теплым. Мысли уже не мечутся в панике как телевизионная рябь, а начинают ловить сигнал будто изнутри. Будто нечто более мощное, опирающееся исключительно на сенсорное восприятие, становится твоим новым я.
 Насколько же мы сами себя не знаем.
Я даже закрыла глаза, что не имело в принципе никакого логического значения, а так, скорее привычка на уровне физиологии, и сделала глубокий вдох, чтобы случайно не потерять это состояние. Но оно и не думало теряться, напротив лишь набирало силу, пробуждая вслед за собой желание тут же применить его на деле. И я взяла бокал. Нет, я не видела его, я просто знала, где он находится, знала с точностью до миллиметра по поверхности стола. Я знала, я его чувствовала. Холод стекла резанул мои пальцы, оказавшиеся вдруг такими горячими.
 
- Добрый вечер, госпожа Батунина! - раздалось вдруг откуда-то из глубины шуршащим шепотом.
 Сказать, что я вздрогнула, - ничего не сказать. Я чуть не описалась с перепугу!
Все мои обретенные только что духовные открытия как рукой сняло. И сдерживаясь из последних сил, чтоб ни сорваться на смех, я так же шепотом выдавила: «Добрый…»
 
- Надеюсь, не сильно испугал...? - проурчал он, своим фирмовым грудным голосом, и мурашки новым заходом пронеслись по спине, съеживая затылок.
Голос. Этот голос я не могла не узнать. Этот голос я не могла перепутать. Я уже успела соскучилась по этому голосу, хотя слышала его буквально с утра.
Только утром это был он, но как будто и не он вовсе. С тем, утречным, у нас уже сложилось четкое выстроенное понимание, а с этим… с этим мы будто знакомились заново.
Интересный, однако, получается ход. Человек один, - а линии общения разные.
 Я, кажется, говорила, что люблю ящики с двойным дном? Друзья мои, изъясняйтесь четче в своих предпочтениях!
 
- Скажу так. Впечатлили! - ответила я, всматриваясь сквозь темноту ему в глаза. – В который раз...
 
- Даже так?
 
- Даже!
 
И пауза. Тягучая такая молчаливая пауза. А что я еще могу сказать? Ведь я его даже не вижу! И вообще, я еще от сложившейся ситуации отойти не могу, а тут мне уже диалог вести надо. Да и о чем? Кто сейчас передо мной: друг или руководитель? Где эта тонкая грань, перешагнув которую многое может принять не однозначное русло. Хотя, зачем я сейчас здесь? Бизнес планы на сегодня мы уже обсудили…
 Я подалась вперед, уперевшись локтями на стол, и буквально считывала его мимику. Я уловила тонкий, тот самый запах, его парфюма, и голова снова начала меня оставлять. Вновь, по накатанному, мне захотелось накинуться на него, накинуться в прямом смысле слова, стиснуть насколько хватит силенок тонких рук,  слиться с ним, уткнуться носом "домой" и не двигаться. Просто замереть, даже не дышать, возможно, чтоб не терять на это силы и не отвлекаться.
  Господи, вот это химия! Вот шторит, так шторит! И с каждым разом все сильнее. Это уже диагноз, видимо. До этого момента я иногда еще успокаивала себя, что просто путаю чувство глубочайшего уважения и перманентного восхищения с чем-то более тонким, более сильным и личным. Сегодня остатки самовнушения на эту  тему были выжжены напрочь. И от мыслей на эту тему становилось как-то жарко и страшно… Страшно, потому что избавиться от этого я возможности для себя уже не видела... Ни временем, ни переменами.
Знать бы, что аппозиция думает на эту тему. Неопределенность, она, как известно, имеет свойство угнетать. В моем случае, она принимала уничтожающий характер. И я уже была готова это сделать. Еще секунда, и я бы оказалась по другую сторону стола. Я бы нашла, я знаю, нашла бы, но не успела,- появившийся как из неоткуда официант, принялся заботливо обставлять нас блюдами и тарелками, что-то монотонно объясняя. Что-то, я не помню что, я его не слушала. Я уже ничего не слышала. В очередной раз достигшая апогея решимость должна быть переборота. В очередной раз погашена. В очередной раз... Почему? Я обхватила лицо ладонями, пытаясь удержать себя в руках, и чуть не влезла рукавом в салат.
 
- Да, блин... Как у тебя там успехи?- выдернули меня знакомые нотки. – Я вот уже третий раз пустую вилку ко рту подношу.
 
- А вы руками попробуйте, - встряхнулась я, - так, говорят, вкуснее.
 
- Да и вправду.- хмыкнул он, и холодный звяк, отлетевшей в сторону вилки, был ярым подтверждением отсутствия всяких рамок приличия, хотя бы на этот вечер.
И он теперь обещался быть легким.
 
А мы болтали. Мы просто болтали. О всякой ерунде, о каких-то глупостях, иногда вставляя короткие смешные истории, прикольные именно своим идиотизмом, над которыми мы дружно смеялись. Темнота раскрепощала. Она играла на руку, потому что это был именно тот случай, когда визуальное общение пришлось бы некстати. Оно как всегда оставляло бы в себе недосказанность, и я бы тогда не  сдержалась…
 Так же были только слова, а с ними проще договориться. И он говорил, много говорил, много рассказывал, и это было далеко не общение вышестоящего с подчиненным, нет, скорее двух людей, которым есть чем поделиться друг с другом, легко и непринужденно.
 И он делился, а я впитывала. Я знала теперь, что одно из его любимых блюд - салат из свежих огурцов и помидоров со сметаной (" весенний " он, кажется, в быту называется), а именно соус, который дают овощи, после отстаивания в холодильнике. Что штурмует ночами запасы съестного, от чего немного озадачивается, ведь такие набеги отражаются на том, что в последствие компенсирует спортзал, на который, как известно, никогда не остается времени. О том, что, гоняет на картинге и не любит выпивающих дам. Вообще. И еще много и много всего. С одной стороны, совершенно не важного, а с другой, невероятно значимого, ведь это был первый и единственный на данный момент  раз, когда мы не говорили о бизнесе. 
 Я же,  в свою очередь, рассказала о том, как боялась его энергетики и оглушающего голоса по утрам в телефонную трубку на первых неделях, как не понимала, почему новеньким партнерам именно своей рукой нужно подписывать бейджики, как эксперты могут в действительности не спать по 25 часов в сутки... и, что  люблю его. Да, шучу я! Нет, конечно, не сказала. Не смогла бы.  Струсила. А хотелось, очень хотелось. Буквально срывалось с языка. Во время ужина, в холе, когда вышли из зала, впуская в свой мир мягкие отголоски света, когда делились впечатлениями, будто видя друг друга в первый раз, и особенно, когда стояли  возле распахнутой дверцы такси, уже минут пятнадцать, все не успевая договорить, и чувствуя, как нетерпеливый таксист ерзает, но не находит такта поторопить. Когда его рука придерживала  дверь чуть выше моих пальцев и так тянула прикоснуться к ней, хотя бы украдкой, незаметно своровать его тепло, его запах на память о сегодняшнем вечере.
 
" Господи, останови время, ну пожалуйста. Я ведь так редко тебя о чем-то прошу!"
И я тянула его, как могла. Но повисшая вновь молчаливая пауза оказалась безжалостнее. Тонкое понимание в глазах, что на сегодня пора заканчивать, легкая полуулыбка, кивок и,  я  быстро погрузилась в такси, захлопнув за собой дверь, чтобы сразу сорваться, чтобы сразу уехать, и не поддаться нарастающему желанию остаться и сказать еще что-нибудь ненужное.
 Нервный таксист рвал мотор, а я прислонилась виском к холодному стеклу и ревела. То ли от перенапряжения за этот сумбурный вечер, то ли от нежелания его завершать.  Какая я, все таки, дура.
" Напиши, как доберешься." -продекламировала высветившаяся смс. От него. Я улыбнулась в ответ телефону и тихо прошептала :" хорошо, напишу". И огоньки неоновых вывесок с какой-то приятной грустью сопровождали меня всю дорогу. Я быстро разулась в полутемном коридоре, юркнула в ванную, и только приняв теплый душ, и зарывшись в мягкое одеяло, я написала ответ. Два слова:" Я дома."
 
" Доброй ночи." - Пришло через минуту. И это было самое лучшее завершение дня. Почти что как раньше, только в этот раз несколько иначе. Я уснула мгновенно.
 
***
 Жизнь - куда более интересная штука, чем работа по восемь часов в сутки.
Я бежала по мокрому асфальту с яркими пятнами пряных листьев вдоль бордюра, мимо задумчивых блочных домов и массивных деревьев, уже полысевших от смены сезонов, но так до сих пор и не покрывшихся пушистым настилом.  Старый дворник скрежетал широкой лопатой, собирая остатки листвы их повествований, чтобы потом кто-то бестолковый как я, разбежался и размашистыми движениями разбросал его труды по периметру. Но он ведь не расстроится, верно? Он ведь не об этом думает, хотя кто знает, о чем он думает, шелестя метлой целыми днями. Зато на свежем воздухе. Я правда, немного опоздала с романтическими замашками, и разбрасываться листьями принято по всем законам жанра месяце эдак в сентябре, но никогда не поздно быть глупой, особенно, если счастлива.
 
Я зашла на детскую площадку и присела на веревочные качели. Как же мало нам тогда было надо. Как же быстро мы перестали это ценить. Я включила плейер и стала рассматривать небо, раскачиваясь все быстрее. Спокойствие. Даже в привычных действиях отражается только спокойствие. В шелесте проезжающих мимо машин, уже переобутых по массе своей на шипованную резину, в движениях людей, шлепающих в характерной задумчивости, и даже в мыслях, никогда не оставляющих больную голову. Нет суеты, ей просто нет здесь места.
 А  ведь получается так иногда, все-таки, жить. Без лишних движений, без ненужных метаний, не приносящих никаких результатов, а так доходчиво, глубоко, насыщено, смакую каждым глотком происходящего рядом и чувствуя, как оно наполняет тебя изнутри, а не хватать кусками верхушки, лишь бы только успеть.
 Я качалась на детских качелях, и мне было настолько комфортно в своем задумчивом одиночестве.
 
Так началось мое утро среды.
 
Со вчерашнего вечера я ни кому больше не звонила. Телефон и в данный момент оставался дома на беззвучном режиме, совершенно никак не отзываясь на отдыхающей совести. Не хотелось мне кого-либо сейчас контролировать, что понаделали за вчерашний день, с тем и будут работать. За одно, и посмотрим, как они справляются в автономном режиме. Пусть это будет для них своего рода зачет.
 
 После трех выяснилось, что «неуд» и профилактический нагоняй схлопотала сегодня я, причем по полной программе. Основная ошибка моя заключалась в том, что я наивно полагала, что по ту сторону мне ответит мой вчерашний новый знакомый, а получилось общаться с хорошо известным уже человеком под рабочим именем Эксперт. Мне ясно и доходчиво дали понять, что «дружить» со мной никто не собирается, по крайней мере, не по этому номеру. Поэтому расслабляться не стоит.
Дата пересдачи была назначена на полночь следующего  дня.
 
- Дело не в том, что вы, простите за выражение, просрали день приглашений, а как следствие качественной работы на выходных. Вы показали свое истинное отношение ко мне и к бизнесу, – я сделала внеплановую встречу своей структуры, прихватив за компанию ведущего ответственного филиала Ивсеева, который чуть ли не один в один продемонстрировал своим примером реализацию минимального примера таблицы, и с которым мы в последнее время негласно работали в паре,  к слову, эксперты у нас были разные. - И бог с ним, ко мне, - меня любить не надо. Это моя прямая обязанность вывести вас со ступени кандидата на самостоятельный уровень. Только вывести, это никак не значит сделать все за вас. Не надо путать хорошее отношение со слабостью и на этом фоне пытаться сесть на шею. -Панкин, к тебе претензий нет, - поправилась я, уловив недоуменное покашливание с другого конца стола. – Ты у меня здесь в качестве исключения и примера человека, которому  Надо. Которому без разницы, отвечает мой телефон или вне зоны действия, он идет и делает, не обкладываясь блеющим голосом причинами и форс-мажорами мне в трубку. Потому, что делает это, прежде всего, для себя, а не потому, что я напомню десять раз и, эксперт вдогонку накатит, не так ли Антон Валерьевич?
 
- Так ли, так ли …- не без удовольствия закивал Панкин.
 
Хороший партнер, чего скрывать. Мне с ним было просто работать. На него же я и делала большие ставки, несмотря на то, что поначалу не совсем все складывалось. Тут, как говорится, пригласителей не выбирают. Выбирают свое движение по жизни.
 
- И знаете, что, друзья мои, мне это порядком поднадоело. – Я обвела взглядом всю свою пока немногочисленную, как мне казалось, структуру из восьми человек. - Из недели в неделю одно и то же. Теперь работать я буду исключительно с теми, кому действительно надо. Тянуть и подпинывать больше никого не собираюсь. Вас вон сколько, а я одна. И мне есть, чем заняться, нежели по десятому разу объяснять вам элементарные вещи, которые вы и без меня прекрасно знаете.
Восемь пар глаз молчаливо внимали.
 
- Все. Обсуждать нам с вами больше нечего – бизнес планы, кому надо было, мы разобрали  еще в начале недели. Кто опять проспал – спите дальше. Кто проснулся, - время до конца принятия заявок экспертом у вас еще есть. Действуйте. - я демонстративно бросила взгляд на свои новенькие «кельвины», круглые черненькие без циферблата. Время на них понимала, наверное, только я. Да и не во времени дело, в век мобильных телефонов-то, часы для меня давно уже являлись чем-то вроде стильного аксессуара. – Никого больше не задерживаю.
 
- Я не перебарщиваю, Стас? – обратилась я уже к Евсееву, когда все разошлись. За время всего моего монолога он не произносил ни слова.
 
-Да, нет. Хорошо, Лер, – последовало резюме. -  Они у тебя по струнке ходят. А по твоему виду сразу и не скажешь, что в тебе, оказывается, столько суЧности, когда дело касается дела…
 
- Чего?! -  изумилась я.
 
- В хорошем смысле слова, - улыбнулся он. - Иначе, наверное, здесь никак. Либо черствеешь, либо потопят. 
 
 - Сейчас вообще пошла мода на сильных женщин, как я погляжу, – продолжил он больше как факт размышления, нежели диалога. - Таких остервеневших барышень с ярко выраженными скулами и алой помадой. Они, как правило, все закомплексованы и  зациклены исключительно на своих потребностях, капризах и маникюре…
 
«Но ведь это ваших рук дело, дорогие мужчины», - продолжила я, уже мысленно. « Вам же нравится подобного рода поведение, когда стройная накрашенная дамочка в приталенном деловом костюме решает задачи на уровне вашего. И не плохо так решает, смею заметить. Вы кайфуете от этой жадной смеси красоты и опасности, чей аромат остается еще задолго до ее ухода из поля вашего зрения. Или боитесь ее. А иногда и то и другое. И знаете, в чем основная суть? В том, что  вы сидите в поиске собственных мыслей между головой и штанами, представляя ее образ, и мысленно вспоминаете дату в календаре ее следующего появления, в тот момент, когда она с легкой самодовольной улыбкой просчитала ваши ходы на несколько шагов вперед. Может действительно, прав был дедушка Фрейд…
 
«Аферистка! Сука! Пусть и  с милым лицом, и острой соображалкой.» - скажете вы, спустя какое-то время, когда в положение ваших дел будет очевидное фиаско .  «Хитрожопая тварь! Но жопа отменная…». И вы будете абсолютно правы. Абсолютно, мальчики. И нет приятнее комплимента, после подобной победы. Только не стоните потом, как вам сложно управляться с самоуверенными сучками в ваших постелях, никто из вас даже не задумывается каково это тянуть лямку на вашем уровне и при этом оставаться хрупкой женщиной. Такая смесь вообще дается единицам. И это уже  - искусство!»
 
- Мы к нашим поедем сегодня? – вернул меня из размышлений голос Стаса.
 
-  Разве сегодня? Ах, ну да… четверг же, - опомнилась я  и снова посмотрела на часы. -Они, как обычно, в Лотте?
 
- Ну, да. Всем составом.
 
Я замялась. Это была уже система, – негласный сбор наиболее ярких личностей среди О.О. по четвергам на нейтральной территории. Когда структуры уже заканчивали обзвон с заявками, и вся основная работа перед предстоящими выходными была проделана, можно было приятно провести время в кругу единомышленников и обсудить с коллегами те или иные ситуации бизнеса. Это сплочало, позволяло тоньше и грамотнее чувствовать друг друга в фае и являлось большим комплиментом, когда становишься вхожей в этот круг «избранных». Около месяца я не пропускала ни одного подобного слета, сегодня же имелись дела поважнее. Поинтереснее, я бы даже сказала.
 
 - Я не знаю, успею ли… мне еще в Ренессанс заскочить надо.
 
- А что там?
 
- Да так, встречка еще одна. Надо пообщаться с человечком…- заерзала я.
 
- Составить компанию?
 
- Нет, не надо, Стас. Это так – холодняк, но на будущее можно проработать.
 
- Про лички не забываешь?- улыбнулся он. – И правильно.
 
- Ну, сам же знаешь, сегодня структура работает,  завтра сдохла. А кушать хочется всегда. – пожала я плечами, стараясь придать этому более наигранный вид.
 
- Это да! – подытожил Ивсеев, поднимаясь из-за стола. – Пошли, подброшу тебя…
 
- Может подождать? Ты долго там будешь? – спросил он, притормозив у парадного входа отеля.
 
- Стас,  не могу сказать, - как пойдет.  Сам же знаешь, бывают разные истории. Долго я высиживать не собираюсь, но, может прозондировать придется…. – никак мне не нужно было пускать его внутрь. Раз уж вызвался подвести, было бы странным отказываться, не логичным,  но допустить, чтоб он зашел со мной….  - Да и что тут столько времени делать будешь? Езжай лучше к нашим, я, если быстро освобожусь, тоже подъеду.
 
- Ладно. – он пожал мне руку. – Звони, если быстро освободишься, я, может, еще рядом буду.
 
- Договорились.
 
Я быстро прошмыгнула в отель, убедившись, что он начал движение. Хорошим был он, этот Стас Евсеев. Позитивным. И понимание жизни его мне изрядно импонировало. Побольше бы таких людей, и степень адекватности мира смогла бы выдать прирост. Но не об этом сейчас…
 
Меня ожидали. Я очень надеялась, что ожидали. И встречалась я никак не с потенциальным гостем, как преподнесла это ранее. И даже не со знакомым-другом-любовником, как можно было бы предположить. На часах было начало двенадцатого, - это время не тратят на рядовое общение, в принципе, а мне еще нужно было пересдать зачет.
Он сидел в дальнем кафе и говорил по телефону, поэтому не сразу среагировал на мое появление. Я делала нерешительные шаги в его направление, пока ни встала почти вплотную.
 
-… я перезвоню тебе позже. Все. На связи. – донеслись до меня обрывки разговора, когда я оказалась в его поле зрения.
 
- Вечер добрый,- выдавила я и уселась в кресло напротив.
 
- Так ночь уже на дворе, Лера Михайловна, – было адресовано мне в купе с открытой улыбкой.
 
- Моя ночь еще не наступила.
 
- Какая вы самодостаточная, - даже ночи свои! – ерничал он, явно разряжая обстановку. - Похвально!
 
- Стараемся.-  Я изобразила улыбку, от нервов она, наверняка, получилась кривой.
И пауза.
 
- Закажите что-нибудь? Чай, кофе? Поздний ужин?
 
- Если честно, ничего не хочется. Недавно из-за стола.
И снова пауза.
 
 Не клеился разговор. Ну, не клеился. И все тут.
Я столько ждала этого момента, столько мне нужно было  сказать, столько объяснить и поведать…  Сколько раз я репетировала этот разговор, готовила речь, грамотную, чтоб без воды, и без лишних заминок, а чтоб все о главном, по теме, как говорится, и ничего не забыть. А сейчас сижу как пень и слова родить не могу.  Только откровенно пялюсь в его искрящиеся глаза, которые даже в приглушенном освещение, как всегда взирают из-под лобья, как всегда лукавые и своенравные. Как же я хотела их увидеть, черт возьми! Как же соскучилась по этой легкой безуминке!
 
- И не холодно вам так ходить легко одетой? Зима все таки уже, - последовала очередная  попытка. - Заболеете.
 
- Не заболею, – будто нарочно расставляя акценты на фразах, ответила я. - У меня ЦЕЛЬ есть!
 
- Даже так…- он искренне изумился.
 
 Чего я добиваюсь? Вот, чего я этим добиваюсь?! Что за прикрытая провокация из меня выпирает, не могу понять. Сама часы взглядом изнасиловала, пока ждала времени приехать сюда, а сейчас сижу как еж, - вся такая неприступная, непоколебимая. За каким хреном приехала тогда, спрашивается? Или это от нервов все? Хотя не рано ли в моем возрасте на нервы-то ссылаться? Это, смотря, какие нервы, и смотря как ими пользоваться…
Господи, еще и спор этот непонятный опять в голове. Он меня когда-нибудь с ума сведет, точно!
 Просто, наверное, я всегда ждала именно мужских поступков от своих мужчин. Или просто от мужчин. Или просто поступков. Но складывалось так, что я все время выполняла их сама. В этот же раз я не решалась. Все, на что хватало у меня силы духа сейчас,  это смотреть и ждать, проклиная себя за эту полную дурость.
 
 
Спустя какое-то время мы остались одни. Совсем. Мне казалось, в целом мире на данный момент существовал только этот гостиничный номер. Играла музыка. Легкий женский вокал, приглушенный свет и  наши фигуры. Я не помню, как оказалась здесь, верите? Как гипноз, как провал в памяти… Вроде вот-вот сидели за столом и буравили друг друга взглядами, а потом хоп,-  и уже здесь. Магия притяжения, скажите? Или мне это снится?…
 
 Он обнимал меня нежно и крепко, как мужчина умеет удерживать нечто принадлежащее только ему. А я завидовала сама себе от настолько близкого его присутствия, боясь полностью закрыть глаза, чтоб не задохнуться от нежности его прикосновений, и до сих пор не верила, что это - реальность. Какой же невыносимо приятной реальность иногда может быть…
 
Отсутствие на моих ногах туфель, а вместе с ними и десяти сантиметров роста играли свою роль, - я доставала ему лишь до груди. Неумело как-то обхватив его за торс, я услышала сквозь рубашку пульсирующие удары где-то чуть левее, я почти чувствовала, как они проходят сквозь меня и невольно прижималась еще сильнее. Я закрыла глаза. Его дыхание на макушке моих волос то и дело бросало в жар. Я старалась не вздрагивать при каждом его выдохе, потому что и без того чувствовала себя даже не то, чтобы школьницей, а скорее робким бэмби, трясущимся от каждого шороха, но получалось с трудом. Я не понимала себя. Это как будто не я была вовсе…
 
Теплое прикосновение руки нежно приподняло  мое лицо за подбородок. Я не размыкала ресниц. Я растягивала момент ожидания. Он был изнуряющим и внезапным одновременно. Я чуть вздрогнула и поддалась  влажному  прикосновению. Его губы были нежны, - от таких не убежишь.
 
 Он целовал меня, едва касаясь губами, а я растворялась в каждом из них. Я теряла опору под ногами. Во мне не оставалось уже ничего своего, - я лишь прогибалась на его руках, умирая от прикосновений его губ к моей шее где-то в районе ключицы. 
«Только не останавливайся. Только не прекращай», - мысленно умоляла я. « Иначе я сойду с ума. Сойду с ума от переполняющей меня нежности, от  этой сумасбродной любви… к тебе, Игорь». И будто чувствуя ослабление, я обхватила его ногами за торс,  нарушая естественные изгибы струящейся материи моего платья. Я вцепилась в его плечи обеими руками и жадно прижалась виском к его щеке.
 
- Не отпускай, меня, слышишь? Только не отпускай, – шептала я, не размыкая ресниц.
И он держал. Держал крепко, пока мягкость кровати не сменила его горячие руки.
В этом мире существовал только он.
 
- Оставайся рядом…. тебе понравится,  - тихонько проговорила я, прежде чем  уйти.
А теперь главное не прикасаться к нему, главное пересилить это искушение,  развернуться и захлопнуть за собой дверь, иначе я не смогу поступить иначе. Не смогу. А неваляшкам свойственно отталкиваться…
 
***
- Ты говоришь заученными фразами, друг мой, - Юров был на взводе, хоть всячески  пытался держать себя в руках. Его злость выдавали раскрасневшиеся щеки и чрезмерно сморщенный лоб. Редко он пребывал в подобном расположение духа, насколько я вообще могла судить. Чтоб довести его, нужно было изрядно постараться, но уж если удалось, то единственным спасением для всех оставалось «правило съёба» - в рассыпную, господа, в рассыпную, и лучше не оглядывайтесь!
 
- А ты … Вы ,- нет?! – с не менее яростным лицом парировал его оппонент. То, что он в данный момент подписывал свой приговор, он, видимо, пока не догадывался. Но господин Телясин в последнее время чрезмерно отличался своей недальновидностью, заносчивостью и абсолютной бестактностью. Одним словом «звезда» плотно села на голову и уже начинала давить на  глаза. С чего бы только она вообще появилась,- до сих пор остается загадкой.
 
 Собрание ответственных вообще сегодня прошло как –то напряженно, то, что творилось после него, не хотелось даже комментировать. Я стояла в трех шагах от столика, за которым Николай Юров пускал своих бывших кандидатов в разнос, и не решалась подойти. Пару дней назад я попросила Колю выделить мне время для прояснений некоторых моментов в работе со структурой, потому что чувствовала, что многие ляпсусы, которые порой вытворяют ребята, - это скорее мои косяки. С легкой руки он назначил мне сегодняшний вечер после внепланового собрания. Время подходило, и я просто не знала, куда деться, не желая  прерывать его  речь, протекающую не в позитивной ноте. Как говорится, под горячую руку попадать всегда обидно, тем более человека, который у тебя в авторитете.
 
- Тебя послушать, так  в мире вообще существует только две книги – Библия и Устав. – продолжал в тот момент Телясин. - Ведь если эксперт сказал носить темный костюм, значит, его надо носить, а  если назначены вступления, значит, их надо выполнять. И так до конца дней, пока смерть не  разлучит нас. Так ведь, господин Юров?! – диалог, случайным свидетелем которого оказалась, приобретал совсем уж удручающий поворот. И кое-кто делал это целенаправленно. - Или может Бог сначала создал «Априори +», а потом, в качестве расходного материала, все остальное?
 
Юров на секунду осекся. Было заметно, как его мысли колеблются перед выбором дать затрещину сразу или объяснить, кто что создал и, что следует выполнять уже за пределами здания. Потом вдруг резко откинулся на стуле, и я ненароком попала в его поле зрения. Он секунду водил по мне взглядом, затем, будто вспомнив что-то значительное, кивнул и жестом позвал подойти.
 
- Ей можно… - услышала я негромкое объяснение изумившемуся было Смалову. И сидящий рядом с ними партнер подорвался, уступая мне место.
 
- Присаживайтесь, госпожа Батунина, – было  адресовано уже мне. – У нас, как раз здесь высказывается очень любопытное мнение, жаль только не совсем Успешного партнера. А мы вот пытаемся гадать, это ли является основной причиной его неудовлетворенности или просто врожденная тупость.
 Заканчивая фразу, он вновь обратился в сторону Телясина: - А теперь послушай меня, господин Успешный, и все остальные тоже примите к сведению. Не тебе, очкастой морде, судить, кто и что создал. Ты вообще ничего не создал за всю свою зачахлую жизнь, и вряд ли когда создашь что-то кроме лишнего геморроя. Или может тебе напомнить твою квалификацию?  - Это была уже даже не злость, это были факты, которые выдавались коротко и четко в цель с нотками предупреждения. Обсуждениям места здесь не оставалось совершенно. - Поэтому слушай и выполняй, молча причем, я подчеркиваю, молча, все, что говорят тебе люди, знающие в разы больше тебя, как работает этот бизнес. Если же тебя что-то вдруг не устраивает, можешь собираться прямо сейчас и уеб***ать. Никто особо не расстроится, если что, могут даже помочь. Я помогу лично….
Он сказал бы значительно больше, и я не сомневаюсь, что именно в том же ключе, если бы ни завибрирующий на столе мобильник. «Патанин Игорь»  - уловила я краем глаза имя абонента. Приложив трубку к уху, Николай вышел из-за стола.
 
- Да, да… сейчас подойду , – донеслись обрывки фраз. И обернувшись к столу, он добавил: - Мне нужно отойти. У кого еще есть вопросы, не расходитесь. А с вами, Телясин, я уже закончил.
 
 Смалов, уловив едва заметный кивок, адресованный именно ему, так же молча, встал и последовал за Николаем. За столом повисла немая пауза. Я пребывала в некотором шоке. Все переваривали вышесказанное. Но никто не двигался с места. Не собирался уходить и Телясин.
 
- Ну а вы что скажите, госпожа Батунина? – подал голос он. – Вы же у нас преуспевающий партнер, вроде как, считаетесь. Структурка-то есть, вступления регулярные, никто, правда, не знает, за счет чего эти вступления прут… но мы не об этом сейчас, – его нотки сарказма приобретали совсем уж не двойственный смысл. - Каково ваше мнение, по поводу слов директора? Или вас все устраивает?
 
 Я заострила на нем взгляд. Он меня раздражал. Сильно. Но все присутствующие ждали моего ответа. Стоило ли говорить, что все они были представителями мужского пола…
 
- Прежде всего, меня не устраивает ваша манера общения, господин Телясин, – выдохнула я. – Если я вас лично чем-то оскорбила, давайте обсудим, если же терзает, как вам кажется, несправедливость по отношению к вам, попрошу не выражать ее в мой адрес.
 
- Что вы, что вы… Я просто искренне изумляюсь, как у вас слаженно все получается. Хотя я не сказал бы, что настолько уж гладко работаете и вы, и ваша структура. Однако никто вам мозг не имеет, как нам. Я вот все думаю, ни секрет ли в том, что нужно заходить на общение с экспертом последним, причем далеко за полночь…
 
 «А вот это уже наглость. К чему он клонит, черт возьми?»
 
– Ночами вам работать сподручнее, не так ли? Даже если по прошлой работе смотреть… Да, и почаще проводить время с господином Евсеевым. Он также невероятно успешен, и не только в бизнесе, могу предположить. Как же это он сегодня вас оставил без присмотра? Или другие ведущие ответственные ему не помеха уже?
 
 Откуда такая антипатия в мою сторону? Что я ему такого сделала? И когда успела, простите?
 Мне как-то резко стало омерзительно находиться рядом с этими людьми. С Телясиным лично, потому что он открыто меня провоцировал, в отсутствие более авторитетных личностей, и всех остальных, потому что они тупо молчали, поддерживая его тем самым молчанием. Команда?! Это ли команда, господа? Это ли?
 
 Говорят, наша компания своего рода фильтр,-  просто так сюда люди не попадают. Выходит, даже у этого фильтра имеется свой срок годности, раз сюда просачивается подобная грязь, да еще в одной из самых больших структур у одного из самых сильных экспертов.  Мразь, как известно, не имеет ни пола, ни национальности, ни возраста, в нашем случае, она не имеет и принадлежности к руководительскому составу. А с выкидышами поступают известным способом…
 
- Если послушать вас, в таком случае, господин Телясин, - я набрала в легкие побольше воздуха, - так Бог создал изначально Вас, а уж потом все остальное, как подтверждение вашей никчемности. И никто не виноват, что у вас началось ожирение души, что вам лень оторвать зад и сделать хотя бы что-то, для своего же, собственно, блага. Ни директор, ни эксперты, ни тем более ваш бывший ответственный организатор не обязан быть талисманов ваших собственных  нереализованных амбиций. А господин Евсеев, если уж вас  так интересует его местонахождение, в данный момент находится со своим кандидатом на приглашение, а не сидит здесь и не чешет языком о вещах, которые вас в принципе не касаются. В отличие от вас, мы с господином Евсеевым большую часть времени тратим на встречи и приглашения со структурами и без…. Мне, извините за подробности, лишний раз на свои физиологические нужды времени не хватает, так поэтому у нас и идет народ. Не всегда гладко, конечно, но идет, – тембр моего голоса непроизвольно нарастал, хотя я старалась контролировать его, контролировать, что было силы. – Только я одного не могу понять, мы вам мешаем, что ли? Вот лично вам? Или вы и вправду лошпеты? А если и так, то, я полностью согласна с господином Юровым,- меня понесло,-  вас надо сливать к  чертям собачим, чтоб не негативили народ и херню всякую не разносили по фае. И я лично запишусь в добровольцы вам в этом посодействовать!  Только вот незадача, вас ведь так просто не сольешь. Вы целыми днями ходите,  протирая штаны на стульях, которые стоят дороже ваших штанов, хлопаете на собраниях  в ладошки и собираете информацию по фае у таких же информационных проституток, как вы. И не зная, как еще подосрать, приукрашиваете от себя. Вы думаете, я не в курсе, откуда в тот или иной момент ветер дует. Но даже не в этом суть! Говорите! Говорите, все, что вам взбредет в ваши завистливые головы. Те, кто действительно захочет узнать правду, спросит, как нам всем известно, у первоисточника, на тех же, кто довольствуется шлаком, нет ни желания, ни времени тратить силы. Жаль только, что будучи воспитанником такого ответственного организатора, как ваш, мозгов у вас хватает только, чтоб разводить подобную грязь. Жаль, господин, Телясин. Искренне жаль.
 
 Я еще что-то хотела сказать, но запнулась, переводя дух.
Телясин был готов вцепиться мне в глотку. Он буравил меня глазами и демонстративно играл жевлоками.
 
- Это ты зря, Лерочка, - процедил он. – Очень зря…
 
«Не у себя в Бибирево, мразь, находишься, что басятские угрозы мне кидать.» - пронеслось в голове. « Даже костюм не спасает от твоей быдлядской натуры.»
 
- Брейк, брейк, партнеры! – встрял вдруг Измаилов, не произносивший до этого ни слова.
«Да какие к черту партнеры!»  - пронеслось у меня в голове, однако ж  вышибло на мгновение из конфликтного русла.
 
- Успокойся, Андрей, - обратился он к Телясину. – И ты, Лер, не злись, – повернулся уже ко мне. – Ты вот правильно сказала. Носишься целыми днями. Вроде как  на «подработочку» устраивались, а тут помимо ни на что времени не хватает. А ты не задумывалась, зачем тебе это?
 
- Да я, знаешь, денежек хочу, Артем. - Я искренне оценила нелепость этого вопрос. - У меня без них как-то жить не получается. Да и выживать тоже не особо… у тебя иначе?
 
Да не иначе, ни у кого не иначе. И все мы приходили сюда именно за этим. Все мы видели в таблице то, что не могли себе позволить в данный момент, но фанатично желали. И не надо мне сейчас преподносить это в каком-то ином свете. Чужая идеология всегда особенно хорошо всасывается с денежным допингом. Модель идеологии этого бизнеса изначально была идеальна, потому что допинг и есть его основа. Вся эта чушь о том, что мы занимаемся обманом, разводом или, проще говоря, мошенничеством стали откровенно набивать оскомину. Многие даже ссылаются к религиозным соображениям, оперируя такими понятиями, как вера. Не знаю, в чем уж заключается ваша вера, господа, она, как и правда, у каждого своя, мне кажется. Но я верю не в наивысшую силу, которая обкладывается исключительно запретами, я верю в кого-то, кто поможет мне добиться поставленных целей. Пока что таких людей я находила для себя только здесь.
 
 Люди всегда хотели и хотят одного - денег. Это давным  давно стало всем. И не мне судить, к сожалению или к счастью. Деньгами выражают восхищение, деньгами выражают сочувствие, деньгами показывают отношение, радость и ненависть, и даже любовь все чаще стали выражать  в купюрном эквиваленте. Так есть. Так люди решили сами. И не мне судить эти решения. Есть только два варианта из сложившейся ситуации, - либо принимать данную постановку жизненных позиций, либо оставаться неудачником  и жалко прятаться за религиозными трактатами, если они вообще смогут когда-либо помочь. И если хотите, считайте, что еженедельно мы пополняем войска низшего бога, а в качестве входного билета – вступительный взнос. Считайте, если вам так проще жить. Мне же проще жить с деньгами.
 
- Или ты уже начал сомневаться в правильности принятого тобой решения несколько месяцев назад, если мне не изменяет память? – продолжила я диалог с Измаиловым.
Он вступал на моих глазах. Я помнила его вступление. Он был, выражаясь нашей  внутренней терминологией, идеальным гостем. Адекватность – была его основная характеристика на протяжение всего срока в компании. Я не могла поверить, что она  так быстро начала иссекать.
 
- Я сомневаюсь. Пол года уже сомневаюсь, – честно выговорился он. - Однако ж наблюдаю такую тенденцию, что поставленные нам нормы, хотя они и поставленными – то, по сути, быть не могут, изначально завышены. Нужно выжиматься на износ, чтоб просто оставаться на месте. И удерживаться на плаву могут только отдельно взятые камикадзе вроде вас. – Его тон был мягок и рассудителен, чем не мог не вызывать расположения. - Вся система стоит на винтиках, которые ценой своего хилого здоровья изо всех сил стараются соответствовать критериям, заданным той же Системой. Но винтики ломаются и их тут же меняют на новые. Вернее процесс замены самопроизвольный и еженедельный, чтоб производительность не страдала.
 
 Он на минуту запнулся, оглядывая периметр присутствующих, но понимая, что разговор и без того уже зашел слишком далеко, все же продолжил:
 
- Нам так много говорят о неправильности «той» жизни и уникальности «этой».  Мы верим и делаем все, что им нужно и то, что, как нам кажется, нужно нам. Результаты только не утешительные. И я готов признаться в никчемности своей персоны, но 90% всех показывают подобные результаты, только оставшиеся 10 дают показатели, которые еще хоть как-то могут считаться приемлемыми. А это уже статистика. Не просто нытье, как может показаться. В чем разница тогда отличие от среднего менеджерского звена, прогорающего на своих офисах, также в костюмах и галстуках с незыблемой верой в карьерный рост? Единственное, что может вены себе еще никто не вскрывал от безвыходности, а так я более различий не наблюдаю…
 
- Различия в том,  что у нас каждый в принципе занимается не своим делом, Артем. Инженеры – танцуют, актеры – занимаются бизнесом, содержанки начинают петь, олигархи пробуют  себя в шоу-бизнесе, а то и в меценатстве, а братва лезет в  политику. Поэтому вокруг одно сплошное говно. И малый бизнес, и эстрада, и дороги. Здесь все это сведено к минимуму. Интеллектуальная ценность человека – далеко не основополагающий фактор. С одной стороны печально, с другой – практично. Все равно что «Макдональдс». Совершенно без разницы кто, как и сколько будет там работать, что будут писать в интернете про эксплуатацию детского труда, полную антисанитарию и примеси модифицированных компонентов. Этот концерн процветал, и будет процветать. Так же как и их франшизы были, есть и будут стопроцентно прибыльными, потому что народ жрал и будет жрать. Народ наш вообще любит пожрать. Так же и тут. Бизнес будет работать, пока люди жаждут денег. И совершенно не важно, будешь ты в его винтиком или это буду я, или вообще нас здесь не будет. Понимаешь, о чем я? Ну так, если ему без разницы, а мы все уже здесь, к чему все эти разговоры и домыслы? Наша задача – косить, держась рядом с силой, и каждый день показывать целесообразность своего присутствия здесь. Не делать вид, я подчеркиваю, а именно показывать, преследуя тем самым свои же интересы. А уж боги этого олимпа разберутся сами, я думаю, как делать, чтоб бизнес продолжал держаться на плову. Это уже их прямые интересы…
 
- Вам бы на танк, госпожа Батунина, – прервал меня из-за плеча непонятно откуда появившийся Юров, - и лозунги читать!
 
Я от неловкости прикусила язык.
 
- Мне вам, господа, больше добавить нечего. – Обратился он ко всем присутствующим. – И вам, кстати, тоже, - было  адресовано уже мне. – С пониманием у вас полный порядок. Если сможете хотя бы четверть этого уложить в головах своих кандидатов, темпы будут расти. А у кого будет плохо укладываться, - вы обращайтесь, мы пообщаемся, – он заговорчески улыбнулся. – Мы же команда, как-никак. Правильно, господа? Правильно, Успешные мои?
 
***
- А еще я любила представлять, как можно было бы подойти к тебе сзади, когда ты был полностью поглощен общением с гостями, и так близко, чтоб лицо находится между твоих лопаток. Вдохнуть глубоко твой запах и крепко схватить за предплечья, в тот момент, когда ты непроизвольно вздрогнет от внезапности. А потом держать, крепко держать и в последний момент, резко отпустив,  уйти, не оборачиваясь, оставляя после себя смятый материал на рукавах твоего пиджака….
 
 Я сидела, поджав под себя ноги, закутавшись в плед, и крутила в руках бокал. Меня снова переполнял водоворот чувств. Снова какая-то скованность, снова смущение и опущенные в пол глаза. Мне было стыдно, если хотите. Стыдно, потому что последняя моя выходка вообще не предполагала повторного нашего общения, как мне искренне казалось. Я ведь ушла тогда, - в ту ночь, в Ренессансе. Между нами так ничего большего и не произошло. И как бы ни назревало желание, как бы ни отказывал мозг и ни притягивал своей близостью локоть,  я отступила. В самый последний момент. Просто встала и ушла.
 Ведь у праздника свои правила, а у жизни – свои, думала я в тот момент. Тогда я пыталась убежать от жизни, но она по-прежнему оставалась внутри, не давая счастью законно занять свое место, хотя бы на время. Тогда, ночью, я прижималась к нему сильнее и сильнее, чтоб восполнить, наконец, все эти дни ожидания, но чувствовала, что делаю что-то запрещенное, будто не имею на это право. И сейчас, буквально через несколько мгновений справедливость займет  свое место, обернувшись ко мне кривой гримасой насмешки.
 И насмешки, действительно последовали. Только были они уже над самой собой. И в тот момент, когда я ловила такси среди ночи у отели, пулей проносясь мимо швейцара, когда  трясущимися руками пробивала в магазине двухлитровую бутылку мартини, когда на утро пыталась вести с ним более или менее конструктивные беседы на темы структуры и бизнеса, и как хотела самоуничтожиться, сидя перед ним на собрание во втором ряду. Но персоналки, как всегда, решают. Решили они и тот момент. Иначе не сидела бы я сейчас здесь и не откровенничала, пусть с изрядным смущением, о тех мыслях, о которых, даже изрядно напившись, не рискнула бы обмолвиться. Эти было одни из них…
 
- Ну, чего ты смеешься?-  смущалась я, видя вновь перед собой его улыбку. - Я же боялась тебя тогда!
 
- Почему? – искренне поинтересовался он.
 
- Ну где ты … весь такой прямо Ух! Старший эксперт,  зажигалка и искрометный позитив. А где я… все не то, все не так,- за месяц даже квалифицироваться не могла…. Ходячее недоразумение, а не партнер!
 
Он, то в шоке отводил глаза,  то расплывался в необъятной улыбке, слушая  эти мои откровения.  Девочки, не пейте, когда чувствуете себя счастливыми, вообще не пейте, - голову потом не найдете даже под плинтусом.
 
- А сейчас? – спросил он, остановив взгляд на моих окосевших глазах.
 
- Сейчас? – секундная пауза на размышления. – Сейчас уже нет. Ну, если только чуть-чуть.
« Главное в этот момент глупо не захихикать! Главное, не захихикать….»
 
- Чуть-чуть?
 
- Угу, – и улыбка, от которой уже болели скулы. «Господи, спасибо, что делаешь меня сейчас такой счастливой дурой!».
 
– А если честно, - это уже пошло  в его адрес. – Вот, мы сейчас сидим с тобой здесь, напротив друг друга, и мне невероятно хорошо. Честно. Но через какое-то время мы разойдемся, и ты снова станешь мои экспертом….боюсь, что больше не увижу вот этой твоей улыбки, потому что, когда ты в бизнесе, ты не улыбаешься. А если даже и улыбаешься, то она какая-то другая, не такая совсем… я не знаю, как объяснить, но другая она… другая.
 И снова эти глаза. Снова его глаза – красноречивее всяких слов. Они как наркотик: чем больше смотришь, тем больше хочется. Если б он только знал, как я хочу сейчас к нему под одежду, под рубашку, под кожу, по венам и в самое сердце….
 
- А если я тебя не отпущу сегодня? – разрезало мои разыгравшиеся фантазии. – Ну, чтобы ты не боялась…
 
Это провокация! Чистой воды провокация! – забилось от смеси счастья и волнения то, что где-то слева. Но уже нет выбора,- идем ва-банк:
 
- Тогда тебе придется больше не отпускать вообще…. Привыкнешь!
 
 И он не отпустил меня в тот вечер, как и сказал. Но мы не занимались безудержным сексом где-нибудь в ближайшей гостинице, как можно было бы предположить. Нет. Мы просто пили вино, я просто грелась под его курткой и крепко-крепко прижималась  груди, когда он обнимал меня. Мы проболтали с ним до утра, непосредственно до рассвета, когда пасмурное  небо утомленного города ни начало разжижаться узкой полоской приглушенного света. В тот момент я еще сильнее прижалась к нему, всем телом не желая принимать этот естественный   жест природы. Я не хотела уходить,- он не размыкал своих объятий. Еще час и восемь минут. Час и восемь минут. Каждую секунду из которых, я помню, как сейчас...
 Москва –City, 45 этаж. Отель Marriot. Шумный утренний город  у моих босых ног. Махровое полотенце, обмотанное вокруг тела горячего и свежего от легкого послевкусия фруктовой сыворотки для душа. Все еще влажные волосы волнами спадали на плечи, тонкими кисточками щекотно касаясь лопаток. Дымящаяся кружка обжигающего кофе в руке, как я люблю,  чистая химия  «Nescafe» 3 в 1, и любимый мужчина рядом. Мой мужчина. Только мой. Который так долго был нереален и далек, который перевернул мою жизнь,  просто однажды пожав мне руку. А сейчас он рядом. Стоит и обнимает меня за плечи, а я чувствую его силу, и горячее дыхание на макушке мокрых волос. И я самая богатая в этом мире. Слышите? Я самая богатая! И пусть не в своей квартире, пусть  уеду отсюда,  скорее всего, на общественным транспортом, и пусть не надену сегодня бриллиантов, зато мы вместе, зато я счастлива и у наших ног сейчас целый город. Такой многомиллионный, и такой крохотный одновременно. С его гудящими проводами, мерцающими огнями и безграничными возможностями перспектив. Потому что теперь возможно все. И до этого было реально, но теперь стало реальным вдвойне.
 Он ведь так и не отпустил меня в то медленно наступающее утро. Он просто держал и не отпускал, чтоб я больше не сбежала. Я и не собиралась, и ночь медленно перетекла в новый день, съедая своим наступлением яркость суетящихся огоньков. Где-то там внизу, у подножия нашего мира, в тот момент, когда мы, скомкав простыни, упивались уютом теплого сна.

Мое пробуждение началось с того, что пронизывающая свежесть уверенно порхнула под одеяло. Тело невольно поежилось, не желая отпускать приятную негу короткого сна, и непроизвольно стало зарываться еще глубже в бугристость необъятного одеяла.

Нежное прикосновение сквозь растрепанные волосы окончательно вернуло сознание в этот мир,  шуршащим голосом придавая ему естественные формы:
- Госпожа Батунина., доброе утро. Уже почти полдень….

- ммм…. – потягивание послужило ответом. – Три гостя на субботу и два на воскресенье по структуре, господин Патанин, – все еще не открывая век, отчеканила я.
 
 А так гораздо удобнее, оказывается, - гостей в любом случае успеваешь, и заявить, и подтвердить, в то время, как самые ответственные партнеры за пять минут до истечения поставленных часов начинают разрывать телефон эксперта. И пока Игорь увлечено беседовал с ярыми абонентами своего утреннего call-центра, я, три раза обернувшись одеялом, прошмыгнула в ванну.

«Как-то все правильно происходит. Как-то все подозрительно правильно...» - думала я, разглядывая себя в зеркало. Но больше всего меня потрясал тот факт, что просто находясь с ним рядом можно было хватануть душевный экстаз. Не часто такое случается, по - крайней мере, со мной. Совсем не часто. А голову, все таки, надо помыть….

 Я вышла из душа. Кожа благодарно ластилась после теплой воды и увлажняющего лосьона. Волосы мокрыми прядями вторили изгибам плеч, заканчиваясь тонкими кисточками где-то в области груди. Крупные капли воды то и дело срывались с их кончиков и тут же устремлялись вниз, ведомые могучей силой притяжения, и огибая все выпуклости и впадинки моего тела на своем пути.
 Его взгляд тогда ввел меня в ступор. Он сидел на кровати, с умным видом что-то рассматривая в без звука работающем телевизоре, беспрерывно крутя в руках пульт, так как он умел крутить свой мобильник, перемещаясь по фае. Но мое появление видимо оказалось интереснее. И он перевел взгляд. Он смотрел на меня  так, как хотелось бы, чтоб смотрели, наверно, на каждую. И самая отверженная феминистка,  и мужененавистница тайно желала подобного взгляда, возможно не ощущавшая его на себе никогда, иначе не была бы такой отвязанной. Это был взгляд из любовных романов, тщательно отработанных и переснятых не единожды, чтоб не вызывать никаких подозрений в искренности игры актеров. Это был взгляд, ради которого многие дамы  активно воздействуют на свою внешность вплоть до хирургического вмешательства. Взгляд, от которого бросало то в осознание своей божественной (не меньше) неотразимости, то в неконтролируемое смущение. Потому что приходилось просто тихо и бесконечно плавиться. Как мороженное. Я раньше думала, что это просто словесный оборот такой, сравнение, теперь ощутила это на себе. И растерялась. Просто не знала, что делать, поэтому не двигалась с места, то и дело, переводя взгляд с его глаз на руки  на пол и обратно.
 А теперь внимание! Вздыхайте, любительницы любовных романов. Эти сопли в сахаре для вас в полном объеме и в мельчайших подробностях…

 Я не знаю, сколько прошло времени в этом ступоре, минута, может две, может десять. Но сколько бы это время ни длилось, мне хотелось, чтоб оно продолжалось еще больше. Мне хотелось ощущать этот взгляд вожделения, восхищения и желания и таять под ним. Таять. Таять, когда он медленно подошел ко мне, таять, когда едва касаясь, пальцами провел по моему лицу, смахивая капли, таять, когда нежно прикоснулся губами. Таять. Просто испаряться на белых простынях, немного влажных от моих волос и наших тел, медленно и неспешно.
 Мы занимались любовью, как сумасшедшие. Мы будто узнавали друг друга, выпивали изнутри, при этом, не говоря не слова,- только глаза, только прикосновения, только дыхание. Только правильно подобранный момент сближения, чтоб потом стоять, обнимаясь, возле панорамного окна, пить кофе и досушивать растрепанные волосы, теперь уже с тонким запахом  его тела.

***

 Не любила я эти пятничные розыгрыши. Особенно связанные с пением или едой. Не умела я ни то, ни другое. А когда приходилось исполнять что-то подобное на сцене в самом комичном из представлений, тогда-то и проверялись на прочность все возможные варианты самоиронии. И дело здесь обстояло скорее не в страхе выглядеть смешно, это иногда, как известно, спасает, - другое дело, перед кем. В наш век скрытности чувств, с чувством юмора также обстоят некие сложности. Объясняй потом новенькому партнеру, что слово его ответственного организатора  - закон, когда он видит перед глазами его лицо, перемазанное взбитыми сливками после победного поглощения виноградинок.  Или авторитетное положение к залу, когда целился привязанным вокруг торса на длинной нитке карандашом в узкое горлышко бутылки. Это нас с вами сейчас просто мило улыбнуло, а для кого-то, - слом программы, причем на корню. Так же, как и бегающие вдоль рядов  эксперты в виде «мотоциклов». Проще собрание три раза пересказать, нежели донести до новичка, что это просто метафора и, «у экспертов свои причуды».
А уж когда директор начинал с залом в мячик играть, а самые яркие персонажи за этот мячик наносили друг другу тяжкие телесные, - так это вообще тушите свет. Сложно заставлять людей думать, еще сложнее сбивать стереотипы.

- Ты красивая молодая женщина, Лер. Не могу я поверить, что у тебя никого нет. – Варсов двусмысленно затягивал паузы, проминая остатки сигареты в пепельнице.
«Вот завели-то они тему…»
Видимо, вопросы бизнеса так или иначе со временем исчерпывают себя, хотя обсуждения тех или иных партнеров, порой, не имели предела.

- Хотя бы для здоровья…
« Постеснялся хоть посла бы, иль совсем башкой ослаб…»- первое, что промелькнуло в голову. Нет, ну, действительно, все могу понять, - наболело. Но при «мэтрах»- то наших,- зачем?! И не в сауне вроде как с пивом находимся… Что за тема-то вдруг такая…

- Да перестань ты, Лер. – бросил он, откидываясь в кресле. – Напряглась прям даже как-то. Все свои тут. Просто действительно интересно.

- Просто секс – не самоцель, если ты об этом. Это всего лишь пятиминутное удовольствие. – пожала плечами я.
« Ладно. Ваша взяла. Поиграем…»

- Ну , значит , ты не с теми спишь.  _-перебил он, демонстративно подняв правую бровь. – Мне и пяти часов бывает маловато.

- Я утрирую, Вань,- играть, так играть. - Но, по сути… Да, час, да, ночь. Но на утро ты уже не особо придаешь этому значение. Куда важнее, что остается после…

- И что же остается?

- У всех по – разному.  Кто, как говорится, какие цели преследовал.

- И какие же преследуешь ты?. – не унимался он, чем обострил интерес всех присутствующих. Чего он  от меня добивается все же? И зачем?!

- Ну, хорошо, - я глубоко вдохнула, прежде, чем начать монолог. -  Я не спорю, секс,- это прекрасно. Потому что сладко, потому, что отключается голова, потому, что ощущал себя на вершине мира, а вся жизнь кажется одним сплошным оргазмом. Жаль, что только кажется…. Но куда весомее, тем не менее, кого ты видишь , когда просыпаешься. Что ты чувствуешь в тот момент : «Бицепсы  тебе, конечно, подкачать не мешало бы, милый, но с членом ты управляешься неплохо… »  или же понимаешь, что первое, что ты хочешь увидеть, проснувшись завтра с утра, - это вновь его спящее  лицо. И если так происходит, то никакой минутный оргазм с этим не сравнится. Хотя это и есть, наверное, тот самый оргазм, - оргазм длинною в жизнь. - Я старалась не смотреть никому в глаза. -  Давно уже известно и прописано во всех незамудренных цитатниках, что мы любим человека не за что-то и далеко не вопреки. Мы любим в нем те ощущения , которые он нам дарит, порою даже сам того не осознавая.
 
- Звучит как цитаты из книг, – он ухмыльнулся. - Заученно и не совсем правдоподобно.
 
- Хочешь сказать, что ты никогда не заглядывалась на другого, имея на тот момент постоянного?
 
- Нет в нашем мире ничего постоянного…
 
- Вот именно! – он аж вспыхнул изнутри. – И все эти игры в верность, не более, чем блеф.
 
- Ты путаешь разные вещи, Вань. Непостоянство я имею в виду в рамках всей жизни: люди встречаются, люди расходятся,- каждый день меняется что-то. А измена – это элементарное неуважение на фоне душевной проституции.
Он осекся на минуту. Присутствующие партнеры с любопытством наблюдали за нашим диалогом, прерывать который явно никто не собирался.
 
- Хочешь сказать, ты – олицетворение душевной монахини?
 
- Я не изменяю, прежде всего, самой себе. Не хочу и не умею просто трахаться, если ты об этом. Нет в этом смысла. Можете смотреть на меня , как на идиотку, но я не вижу в этом удовольствия. И мне искренне жаль тех женщин, которые используют трах, как доказательство собственной привлекательности, когда ложась в постель с очередным «поклонником своей красоты и уникальности» она думает : «Ура! Меня все еще хотят.» Сам оргазм – то происходит в большинстве случаев именно от этих мыслей, а количество выпитого накануне здесь, конечно же, не при чем. Комплексы все это, - не более того. И есть элементарный способ удостовериться в моих словах , - просто посмотрите на утро в зеркало и задайте себе один вопрос, всего один: «а смысл?». Ведь сегодняшней ночью на вашем месте будет кто-то другой, кого будут иметь, так же как и вас несколько часов назад. В тех же позах, с тем же дыханием с той же частотой. Вы это, не вы – да какая разница….Льстит? Мне кажется, сомнительно. И мне жаль вас. Что же я? А я просто слишком отчетливо знаю, чего хочу, и слава богу, мне есть кого хотеть. Поэтому и вопрос измены смешон и нелогичен. Не могу я, уж простите, есть мясо с кровью, когда хочется шоколад. Самое последнее в нашей жизни – это изменить своей цели и своему желанию. Слово «Цель» здесь, кстати, тоже выделяется красным!
 
- Но это мое мнение, - рассекла я возникшую паузу и теперь уже в свою очередь откинулась на спинку стула.
 
- Тебе, Батунина, реально надо на митинги с трибун народ напутствовать, - отшутился через какое-то время «посол». – Съели, господа? Теперь сидите и думайте о своих беспечных половых связях. Долго только не думайте, - нам еще корпоративную сценку обсудить надо. У тебя есть какие-нибудь мысли, Лер? Времени не так уж и много осталось, а облажаться не хотелось бы…
 
Корпоратив. Корпоративы – это вообще отдельная тема. Их я, кстати, не любила тоже. И не потому, что приходилось улыбаться тем, кого разве что с  локтя хотелось одарить вниманием (у нас все таки иное устройство бизнеса и взаимоотношений в нем, хотя такие истории тоже случаются), а скорее от того, что грани понимания изрядно стирались. По началу, конечно, нравилось, когда не с того, не с сего вас коллективно грузят в автобусы и под веселье и прибаутки транспортируют в культурно - развлекательный центр где-нибудь в центре Москвы, закрывают для вас огромный зал (или этаж без малого), почивают ресторанными яствами и веселят продолжительными шоу-программами. В то время, как ни каждая достаточно крупная компания позволяет себе подобные гулянья в какие-то крупные памятные даты.  Нравилось,  без причин и особых поводов проводить вечера в подобной атмосфере, укореняя мысли, что праздники в жизни не зависят от календарных  дат, немного хмелеть, и по-идиотски улыбаясь в унисон партнерам орать тосты «за бизнес!». Нравилось. Всем нравилось. И прежде всего, потому, что халява. О! это сладкое слово! Все мы падки на нее и его суть. Не кривите душой, ничто не сравнится с этим щекотливым чувством выпавшего ни-за-что. Просто так, взявшего и свалившегося то ли за какие-то неведомые заслуги, то ли просто , - за красивый разрез глаз. И собственная значимость в такие моменты рвет все рекорды по скачкам в высоту. У кого-то еще срабатывает момент неприятия, с неприкрытой демонстрацией собственной недостойности. Но под дырявым сукном лицемерия, мы же понимаем, что в глубине души каждый позиционирует себя тем самым, ради кого вообще все это затевалось.
И все бы ничего, пока подобное ни начинает восприниматься как должное. Здесь-то динамика проявляет себя в полной мере.
 Поэтому все чаще, на подобным мероприятиях, я находила для себя местечко по отдаленнее от эпицентра событий. Меня вполне устраивала больше наблюдательная позиция за отдыхом собравшихся людей, с характерными потугами изображающих из себя «светское общество»: все эти наигранные дешевые улыбки, обсуждения якобы общих тем, и вечно голодные взгляды, по истине стремящиеся лишь стиснуть что-нибудь совершенно безвкусное, но непременно съедобное со стола. И все по той же причине,- пред халявой нет героев.
 
 В который раз удивляюсь глубине и проникновенности давно избитой фразы: со стороны виднее. Знать бы наверняка, где есть та самая сторона…
Поэтому я наблюдала. Я все больше начинала увлекаться этим процессом. Знакомые мне люди, но несколько в иных условия, - улови разницу, как говорится. А разница была, и больше в эмоциональном плане. Эмоции людей – моя любимая наука, хотя в тот момент я только познавала ее азы. В ней нет правил и, главное, исключений, нет необоснованностей и теоретических предположений, она в корне не изучающая, и слава богу! Эта наука есть аксиома, которая, как нам всем известно, не требует… 
 Поэтому людские эмоции для меня были чем-то, вроде, ярких лампочки в темном лабиринте личностей освещают их слабые стороны. В подобных местах я лицезрела, буквально, калейдоскопы красок. Особенно увлекательными были те, кто по умолчанию распознавались «своими».
 
 Но со временем притуплялось и это. Лица все больше становились для меня приборные панели, куда выводятся все механизмы тела и его физико–химические процессы. И я подолгу всматривалась в эти панели, будто в пазл соединяя их черты: нос, подбородок, разрез глаз, очертания скул. Долго- долго… иногда до слезоточивости глаз. Я ищу там душу, и порой она проступает. Непонятным, неожиданным образом. Все равно как долго всматриваясь в последовательность абстрактных узоров, ты вдруг складываешь отчетливую картинку, и как правило ту, которую никак не ожидаешь увидеть. Эти ощущения чем-то схожи… чем-то. Но проступала она не у всех.
 Не являлось исключением и свое собственное, - причиной долгих порой разглядываний своего отражения была отнюдь не самовлюбленность, как принято предполагать. Это скорее поиск. Ты просто ищешь, ищешь там себя. Просто стараешься не потерять  эту ниточку  в запутанных историях и стереотипах, так приятно и ненавязчиво окутывающих  в рамках социума. Наверно, поэтому эти поиски всегда проходят в отсутствие посторонних глаз.
 
В тот раз мы не облажались. Почетное второе место в капустнике филиала  «Один день из жизни партнера» было справедливо нашим. Тянули бы и на первое, но отсутствие профессионального  звукозаписывающего оборудования среди партнеров нашей структуры дало очевидное преимущество музыкально образованным соперникам. Но тогда это уже не имело значение. Победителей, как известно, не судят. А мы считали себя победителями, хотя Игорь предпочел даже не смотреть на наше творчество, насколько я могла видеть с ярко освещенной сцены. Наверное, это и к лучшему, - меня очень смущали его глаза. Но еще больше хотелось в них смотреть, - запретный плод… вы сами знаете. А он был запретным...
 
 Здесь-то и оттачивались все задатки актерского мастерства (не зря его ввели как дисциплину по продюсерской программе). И разыгрываемый спектакль чем-то очень сильно смахивал на золушку. Только, наоборот: после полуночи я была милым чутким  созданием, растворяющимся в теплоте его рук, а на утро превращалась в стервозную сучку  в пиджаке, едва пересекая порог нейтральной территории и совсем уж бесполое существо ближе к вечеру с под кодовым названием «партнер». По началу это была интересная игрушка , - быстрая  смена амплуа, сцен и декораций. Она затягивала, заставляя создавать все более запутанные ситуации, работать над быстротой реакции и стратегическими расчетами, ограничивать распространения информации и никому не доверять.  В последствие, я могла предположить, – тонкий привкус сумасшествия, и подергивающийся левый глаз. Глаз начал поддергиваться гораздо раньше прогнозируемых  сроков.
 
Тем не менее,  факт оставался фактом, экспертскому составу официально запрещалось иметь какие-либо личностные взаимоотношения с партнерами. Противоположного пола это тоже касалось. Так, что даже «жены» всячески скрывали свою принадлежность к своим половинкам, вплоть до девичьих фамилий на бейджиках, стоит ли говорить об их поведение…
 
 Двуличие приветствовалось в самых сочных тонах, - чем ярче, тем лучше. Ложь во имя светлого чувства,- как это красиво. Классика, как говорится, никогда не выходит из моды.
Только порой немного пугало и выбивало из колеи состояние потерянности: то ли деспотичной «акуле бизнеса» снится, что она – «нежный цветочек», то ли «цветочку», что он заколачивает бабло, идя по головам и трупам. Пойди их разбери. Но одна из них была искренне счастлива в своих победах, другая – в его объятиях. И одно от другого не разделить. Не стоит только скрещивать эти миры. Это не безопасно.
 
Я улыбнулась своему отражению, отпуская уставшие от сдавливающих за целый день шпилек волосы, и нанося прозрачный перламутровый блеск в женской уборной. Корпоратив подходил к концу. Мой же праздник начнется чуть позже…
 
 …Усталость накатила мгновенно, как только мы сели в машину. Прохладный салон с идеально подобранной системой климат-контроля стал долгожданным оазисом свежести, после прокуренного и разряженного алкогольными парами помещения. Икры ног как обычно забились, отзываясь ноющей свинцевой тяжестью. Я аккуратно вынула оттекшие ступни из туфель и, подобрав ноги на сидение под себя, обхватила за торс мое самое любимое создание в этом  мире  (только ему  не говорите, ладно?  Мужчинам вредно слышать такие слова слишком часто). Все. Вот теперь этот насыщенный красочный день заканчивается поистине хорошо.
 
 Игорь, наверное, мне говорил еще что-то, но я вряд ли сейчас это вспомню, - сквозь полусонное состояние, воспринимается только самое необходимое. Я просто чувствовала запах тела, сквозь вуаль его любимых духов, ощущала нежные поглаживания его рук по моим волосам и лицу, и могла украдкой почти бессознательно целовать его в шею.
Это был один из тех моментов, которые просто обязаны длиться вечно.
«Жизнь, будь добра,  остановись, ненадолго…а?»
 
 
В ту ночь мы не занимались сексом. Мы просто приняли горячую ванну. Мышцы ног приходили в норму с каждым разом теперь все сложнее. Я понимала, к чему это все ведет, но не хотела об этом думать. Не сейчас, не сегодня. Я сидела, облокотившись спиной о борт ванны, обхватив его ногами за торс, и сдувала кусочки пены с его мокрых волос. Они пролетали через его плечо и, расслаиваясь, приземлялись на общее покрывало. Изредка он ловил их руками. Чаще я целовала его в плечо. Нам не хотелось разговаривать в тот момент, - многое было уже сказано, многое предстояло сказать позже. А пока мы просто наслаждались временем проведенным вместе.
 
 Ночью у меня начался жар. Я беспокойно ворочалась, то сбрасывая одеяло, то вновь натаскивая его на себя, то вдруг замирала и не могла пошевелиться, чувствуя даже сквозь сон, как горит каждая клеточка организма. Но сон тем временем крепко держал в своем плену, временами подбрасывая поближе к черте реальности, то потом снова опуская в бессознательную черноту. Я в ней тонула. Мне, возможно, что-то снилось, какие-то непонятные обрывки, быстро сменяющихся картинок, совершенно не связанных между собой и безгранично  абсурдных,  - в сознание уже вряд ли упомнишь, только физическая реакция на все действия заплутавшей в ту ночь души, отражались в действительности, о чем я узнала позднее.
 Его рука оказалась рядом именно в тот момент, когда виртуальному телу вздумалось куда-то провалиться. Я резко вцепилась в расслабленное предплечье обнимающей  меня руки, и, по-видимому ,сделала это сильно. Игорь рывком приподнялся на локте и испуганно посмотрел на меня. Должно быть  испуганно, по логике… по реакции. Как было на самом деле, я не могу сказать, потому что просто не было сил для того, чтобы повернуть голову, не было сил просто для того, что бы открыть глаз,- веки казались нереально тяжелыми, а тело абсолютно ватным и безвластным.
 
- Ты в порядке? – донеслось до меня сквозь плотную пелену.
Я что-то промычала в ответ,- это было все, на что у меня хватило сил в тот  момент.
 
- Ты вся горишь.
 
Ответ последовал аналогичный. Затем я вновь провалилась. Что было потом,  я не знаю. Жар, бред, бессмысленные сны, я , он, прошлые знакомые, знакомые их знакомых, их прошлое, все перемешано и перекручено. Это было страшно и интересно одновременно. Затем появился снова он. Вновь сквозь пелену, но на сей раз по-тоньше. Он говорил мне что-то. А мне хотелось ему улыбнуться, но губы были слишком сухие и не послушные. На секунду промелькнула мысль, что ему, наверное, будет неприятно целоваться с такими обсохшими губами и, что надо протянуться за гигиенической помадой, но сил даже додумать эту мысль отчего-то не хватило. Затем появился стакан из его рук и какие-то две капсулы. Я не расслышала слов «выпей», хотя по движениям они слетали с его губ ( как же захотелось его поцеловать в тот  момент), я сделала это скорей рефлекторно. Это тут же повлекло за собой новую волну жара и вновь глубокую пробоину сна.
 Не знаю, сколько прошло времени, после того как тяжесть с головы отпустила и температура тела пришла в норму, оставаясь лишь отголосками слабости.
 Он пришел, когда я вновь начинала проваливаться.
 
- Лер, я сегодня в гостевой лягу. – Он оперся руками в край кровати и чуть нагнулся ко мне.
Я чуть улыбнулась в ответ (кажется, я уже по  нему соскучилась) и проканючила, наверное, так делают дети, когда боятся засыпать в темноте: «побудь со мной, пока я не усну, ладно?»
 Он растекся в ответной улыбке, лихо перемахнул через мое чахлое тельце, завернутое в два одеяла, и крепко обнял меня сзади. «Он в костюме что ли залез… - промелькнуло у меня в мыслях, прежде, чем мозг погасил свою работу. – когда он его надеть-то успел?»
 
 
 Только на следующее утро я поняла, что проспала целые сутки, а вместе с ними и пятничное собрание. Мобильник был кем-то заботливо поставлен в режим тишины. Очевидно, по-моему, кем…
Его как всегда уже не было, - человек-инкогнито, чаще всего покидал наше нейтральное пристанище задолго до моего пробуждения. Только висящее смс гласило о его мысленном присутствие : «как ты себя чувствуешь?»
«Очень твоей» - ответила я, прежде, чем скрыться в душе.
 
Домой я приехала ближе к вечеру, когда мой ослабленный организм вновь затребовал постельно-одеяльного режима. Спорить с ним в данной ситуации было бесполезно.
Я засыпала с зажатым в руке телефоном.
 
 Я не знала, что в тот самый момент Игорь остервеневше массирует себе десна – они зудели. Что теперь ему требуется по грамму кокса каждый день. Начиная с  утра: где-то в перерыве между  стаканом сока, непременно свежевыжатого,- в нем витаминов больше, после очередного выигрыша в Кристалле или концерта Шуфутинского и минут за пятнадцать до того, как трубку начнут обрывать самые обязательные партнеры с желанием отсчитаться. Рас****яи, лоботрясы и просто те, кто,  так или иначе, может брать хоть что-то под  собственный контроль звонят позже. И чтоб бодро и весело приветствовать каждого из них, он сожалел об отсутствие еще пары ноздрей на лице, чтоб занюхнуть еще больше, ведь не зря говорят, что кокаин разводит любую печаль. Он как анестезия снимает все проблемы. Я не знала тогда. Есть вещи, которые лучше вообще не знать. В противном случае  занюхнула бы  вместе с ним. Как не знала и того, что в то утро выдались внезапные заморозками. На обочинах  появился иней, асфальт утопающий накануне в грязи и слякоти заблестел кристаллами льда, провоцируя тем самым доморощенных гонщиков прокатиться  ветерком, в яром стремление обогнать утренние пробки, забывая при этом, что дороги наши построены не для удобства передвижения, а скорее как следствие чьего-то тяжелого чувства юмора. Дорога шла сперва под уклон перед заездом на эстакаду, блокируя тем самым на какое-то время обзор. За ней-то не спеша и терпеливо тащился Игорь на своем внедорожнике после затянувшегося разбора полетов с крышей дома. В ту ночь он еще не ложился…
 В тот же самый момент по случаю по тому же самому проспекту неслась праворульная тойона девяносто третьего года выпуска. И, к сожалению, добротность характеристик автомобиля не могла компенсировать безалаберность и дурачество ее хозяина, двадцатитрехлетнего Валентина, высокого, светловолосого с широкой открытой улыбкой партнера компании Априори плюс. Почти поравнявшись с вершиной эстакады, в левое зеркало Игорь увидел мелькнувшие фары.
 
«Какого черта!» успел подумать он, как перед ним мелькнул борт тойоты и одновременно с этим раздался душераздирающий гудок одновременно нескольких автомобилей. Тойота, не успев перестроиться на скорости за сотню километров, влетела под  ползущий фургон, который от удара перевернулся на бок, и его растянуло поперек двух полос узкого шоссе. Игоря выручила реакция, сработавшая неизвестно как среагировавшего мозга, он успел нажать на педаль тормоза, а руль выкрутить до отказа влево. Эскалейд занесло, развернуло на сто восемьдесят градусов и потащило прямо на фургон, но скорость была низкой, и в итоге получился скорее не удар, а сильный толчок, от которого на машине Игоря разбилась задняя правая фара, и немного погнулся бампер. Мимо проезжающие водители, легко миновав аварию, проезжали мимо. Лишь единицы нашли в себе совесть остановиться и поспешить к месту происшествия.
Игорь смог сконцентрироваться в самый нужный момент, но сейчас сидел с выпученными глазами и широко раскрытым ртом, жадно хватая воздух. Сердце готово было проломить грудную клетку.
 
- Живой? – какой-то мужик рванул водительскую дверь на себя.
 
- Вроде да…
 
- Вылезти сможешь?
 
- Да.- Игорь облизнул пересохшие губы. – Смогу…
 
Игорь осторожно вылез из машины и осмотрелся. Ходовые качества его автомобиля явно оставались в порядке, - поломки были больше косметические. И осознавая свою убивающую усталость, он сел на бордюр тротуара, наблюдая как люди с еще оставшимися человеческими качествами суетятся возле тойоты лежащей на обочине колесами вверх, вызывая ГАИ и скорую помощь.
Скорая приехала быстро. К Игорю обратилась женщина –врач: - Вы пострадавший?
 
- Нет. Я из того кадилака. – Всячески пытаясь совладать с барабанящим сердцем, ответил он.
- То есть, с вами все в порядке. Машина, цела же, вроде..
 
- Вроде да…
Состояние было действительно Вроде. Сердце не успокаивалось. Но разве мог он сознаться…. Единственное, чего ему хотелось сейчас – это забыться.
 
 Как, все таки, много можно упустить, дав себе слабинку, как же много можно потерять, чуть-чуть опоздав…
 
 
***
 
  Все самое «хорошее» в филиале происходило в воскресенье после собрания. Собрания ответственных, тех, кто не занят организацией - «самые успешные», личные выволочки, прокачка «зомби», персоналки с партнерами более длительного характера. Так вышло и в этот раз.
 Не дожидаясь логического разъезда самых патриотичных партнеров, минуя тем самым ночного совещания, наш эксперт перестал таковым являться. Кто-то понял это сразу, видя, как его статная фигура нервозной поступью удаляется через главный вход отеля, кому суждено было узнать это лишь в понедельник, стоя в общей кучке всей его экс-структуры перед почти материнскими глазами руководства и выслушивать, как компания благодарна за весь вклад, за огромную самоотдачу, за время проведенное вместе с компанией, а главное результаты, достигнутые на посту эксперта,(на которые в принципе компания в лице ее руководства наплевала),  что нам ни в коем случае нельзя сбавлять обороты, не вешать носы, а продолжать идти к своим целям с такой невероятной школой, переданной нам нашим замечательным экспертом, который проявил себя настолько невероятно, что был отправлен на обучение и повышение квалификации. Переводя на русский, это означало, что теперь Патанин – никто, полное чмо, предатель, ничтожество, пустое место. И вообще, компания сомневается, был ли такой сотрудник, и что ничто не помешает компании передать вас, стадо баранов, другому пастуху, от которого вы в скором времени зафанатеете не меньше (уж они-то постараются, - продажи много не бывает), чтоб не сбавляя оборотов приносить денежки в компанию.
 
Я смотрела на его удаляющуюся спину с балкона второго этажа фойе. Молча смотрела. И веря и не понимая одновременно, что это сейчас происходит.
С последнего момента, когда мы были с ним вместе, что-то переменилось, - Игоря как будто не стало, а редкое общение по бизнесу я вела исключительно с господином Патаниным.
 Прекратились звонки и ночные смс с его стороны. Мои улетали в не куда. Больше мы не виделись за пределами собраний.
 
 Признаться честно, я ждала чего-то подобного после того, как в очередную ничего-не- предвещающую-пятницу произошла официальная смена власти. Партнеры как обычно разыграли призы и подарки, спели, потянули карты, съели по тарелочке взбитых сливок, веселясь над экспертами-мотоциклами, и готовые уже подорваться на обзвон потенциальных гостей, как под бурный шквал аплодисментов на сцену поднялся нынешний еще региональный директор господин Фамулов. Его речь, впрочем, как  и обычно, не была долгой, - люди действия не тратятся на слова. Он просто поприветствовал нас, он просто открыто поговорил с нами и поблагодарил за все, что дал ему этот бизнес за двенадцать лет, которые пролетели, можно сказать, одним днем, через наши глаза. Он не пытался на этот раз до нас что-то донести, он просто рассуждал, а мы слушали его стоя. А потом он сказал, что уходит. Нет, не бросает нас, конечно же, - он все время будет с нами, будет так же приезжать на собрания, на какие-то коррпоративные слеты и торжества или просто, когда захочет с нами увидеться. Он будет безумно рад быть нашим гостем в любое время. Гостем! Понимаете?!
 
 А потом в его руках появился букет, и он пригласил на сцену своего заместителя Инессу Владимировну Кривощекову. Вместе с цветами в ее руки торжественно перекочевали бразды правления некоммерческим партнерством. И все аплодировали, все восторженно кричали, особенно выходцы ее структуры, а я тайком поглядывала в сторону Игоря. Он не смотрел на сцену на протяжение всей процессии, он стоял чуть позади колонны, но мысленно находился явно в другом измерение. В последнее время я то и дело подсматривала за ним тайком, - другого мне варианта не оставили, и подобное состояние я замечала не раз.   Что-то назревало. Что-то должно было произойти. Не вязался у меня этот человек под руководством госпожи Кривощековой. Ну, не вязался! При всем моем уважение к этой женщине, ко всем ее достижениям и сильной сплоченной структуры.
 Но что именно так, и именно так скоро, я не могла предположить, ни в каком раскладе. Его силуэт давно уже скрылся за стеклянными дверьми, а я все не сводила с них глаз.
В тот момент внутри меня что-то треснуло. Что конкретно, не спрашивайте – не знаю. Только факт в том, что с того дня моя жизнь начала меняться. Сантиметр за сантиметром мной начала овладевать апатия. Реакция на окружающий мир постепенно притуплялась. Мне не хотелось разговаривать, не хотелось никого видеть и слушать очередные бредни значимостью в целую вселенную. Просто хотелось быть незаметной  и даже невидимой.
Я скрывалась по углам фойе, находила по несколько поводов, чтоб посетить дамскую комнату и закрыться в ней подольше, избегала общения с гостями, со своими в том числе и старалась не попадаться на глаза эксперту.  После ухода Патанина нас передали молодой, но перспективной Инне Юрьевне. Она и вправду была молода, моложе меня. Я хорошо помнила момент ее стажировки на эксперта и первые успехи, к тому же период притирки к новому руководителю все равно занимает какое-то время. Притираться с моей стороны не было ни малейшего желания, но понимание того, что она, как и все просто делает свою работу, так или иначе заставлял взять себя в руки. Мы управились где-то недели за две.  Ее основным критерием для меня оказался тот факт, что она была, прежде всего, Человеком.
Дальше все снова вошло в свое русло. Я механически ела. Иногда. Выходила на улицу за чем-то не важным, но нужным для чего-то. Спала в совершенно не мыслимом графике. Отвечала на звонки Инны Юрьевны…
 
  Одним словом, я пребывала в анабиозе. Попытки отвлечься и заняться чем-то «интересным» заканчивались абсолютным безразличием. Книги были пустыми, фильмы – глупые, чужие вопросы и рассказы – смесью книг и фильмов,  не вызывающих никакой реакции. Единственным развлечением было и оставалось наблюдение….
 
Я все чаще и чаще наблюдала за партнерами, которые после подготовительных и не только собраний  твердой и не очень поступью двигались к главному входу в отель, глядя на натянутые улыбки друг друга, выражающие легкое превосходство, и неизменное «Отлично» на абсолютно любого рода вопросы, начинающиеся со слова «как?». Глядя на причудливые временами фигуры «успешных людей», сложно было предположить, насколько способными актерами они являлись и  насколько драматичными были их спектакли.
 
Во внутренней жизни филиала сплошь царили интриги. Они поистине  поражали числом вовлеченных в них людей, изощренностью и мелочностью целей. Борьба шла не то что бы за «золотой» бейджик, - все обстояло гораздо острее. Боролись за первенство общения с экспертом после структурного собрания, за возможность первым занять столик в кофейнике, отслеживали, кто же пьет кофе из бумажных стаканчиков и жует шоколадки в туалете, чтоб тут же усугубить учесть бедняги и донести этой ценнейшую информацию его эксперту. Одним словом все жили единой семьей и действовали отлаженной командой, согласно известному здравому смыслу: толкни ближнего, насри на нижнего. Работая в тесном сотрудничестве, все страшно враждовали между собой, говорю в особенности о старожилах бизнеса, умеющих ловко формировать вокруг себя лагеря, состав которых менялся еженедельно: сегодняшние враги через несколько дней становились союзниками.  Все зависело от того, против кого дружить.
 
 Атмосфера всеобщего недоверия подкреплялась сплетнями. Филиал ими жил. Это был единственный достоверный источник информации. Казалось, каждый партнер живет и появляется в филиале, чтобы опровергнуть самый гнустный слух о себе и распустить еще более омерзительный про соседа. Пик обсуждений приходился на время после собраний субботы и воскресения, когда зарабатывающие отправлялись в увлекательное путешествие по Москве и Подмосковью, а «самые успешные» развлекали себя иными способами.
 
Особняком стояла тема интимных отношений. Если посчитать количество счастливчиков имеющих связь с наиболее эффектными барышнями филиала, то получалось, что они только и делали, что совокуплялись. На что-то иное им просто не хватило бы времени. Изредка случались продолжительные романы, перераставшие в нечто большее. Иногда они распадались, или производили замену партнерами. По моим подсчетам. Через какое-то время наш филиал действительно мог стать «одной большой семьей», а последующее поколение автоматически будет вписываться как пункт, путь и на контракт, но в структуру стабильно.
 
 Сколько тогда нового я о себе узнала. Сколько версий ухода Патанина, сколько подробностей его экспертской и прочей жизней… с кем жил, с кем спал, кому приходился родственником, что служило причиной его столь раннего и быстрого карьерного роста, откуда приехал, и чуть ли ни какие ритуалы использовал перед собраниями, - все это будто шквалом вывалилось мне в уши. Все его личностные взаимосвязи с бывшими и нынешними партнерами (партнершами, если уж быть точнее) во всех красках и подробностях, как их потом целенаправленно сливали или передавали другим экспертам, что б те в свою очередь в жесткой форме держали их рты на замке, так как они теперь, как нерадивые свидетели, знали на тот момент уже несколько больше, чем положено рядовому партнеру, а омрачать честь эксперта – дело недопустимое.
 
 Мне называли их имена, кого-то показывали пальцем, кого-то на фотографиях структурных альбомов, а я впивалась себе ногтями в ладони и до боли сдавливала челюсти, борясь внутри себя с натиском негодования, зачем они мне все это рассказывают и диким желанием  вломить оппоненту. Таким образом, самые осведомленные партнеры развили во мне хроническую антипатию к собеседнику, - это, когда начиная разговор, уже думаешь, куда лучше бить, в печень или сразу в лицо. Все чаще хотелось в лицо, аккурат по нагло-скользким ухмылкам особо заматеревших представителей «элиты» бизнеса, когда те подходили ко мне с недвусмысленными предложениями. Откуда подул именно этот ветер, можно было предположить, но отчего вдруг с таким шквалом,  оставалось только догадываться. Тот факт, что я перестраховывалась, флиртуя с наиболее яркими представителями фойе, иногда даже чрезмерно и демонстративно, для отвода глаз, когда наши отношения с Игорем возымели немного иное русло, автоматически настраивал обо мне какое-то подобное впечатление. Меня это даже забавляло в определенной мере, (двойственность, не забывайте!), но то, что из этого сделают публичный сквозняк, рождало нервозность и неподдельный интерес, кому же, и чем настолько стала важна моя персона, что не проходило и дня, чтобы очередная сплетня ни витала на устах партнеров.
 Поначалу я пыталась как-то с этим бороться: узнавать, опровергать, посылать, наконец, тех, кто совсем уж терял рамки приличия, доходила даже до руководства, но и там мне ясно дали понять, что судьбы пешек в подобных партиях мало заботят королей. Что ж, иметь свое мнение при любых обстоятельствах и научиться его отстаивать, - впиталось в подкорку, благодаря вашему же выбывшему «слону». Настанет мой ход. И с этим ходом я не спешила.
 
 
 

 Игорь по-прежнему не отвечал. Уже которые сутки. Я подолгу могла слушать в трубке бесчувственный  голос о том, что абонент not available now, покачиваясь на краю кровати  где-то далеко под утро, снова и снова набирая его номер. Я не закрывала страницу социального сайта, на котором он как-то показал мне свой профайл, (естественно без фото и личностных данных), демонстрируя при этом и себе и другим свою чрезмерную занятость на этом сервере. Действительно, ведь здесь столько всего необходимого и важного, и все исключительно по делам. Да и сообщений скопилось море…столько дел. Столько!
 Раньше правда я справлялась менее чем за час, когда сообщения в этих информационных помойках действительно скапливались изрядно, теперь и полдня мне хватало с трудом. Почему он не отвечает? Но проверять на его странице последнее время визита , - это же лишнее палево. А показывать свой повышенный интерес,- это же никак не приемлемо. Зато подолгу пялиться на увеличенное фото аватарки,- это нормально. Это в порядке вещей! Умница, конспиратор!

Да, он в какой-то степени свинья, да он просто оттолкнул и исчез, не сочтя нужным что-либо объяснить, перечеркивая тем самым всю значимость того, что между вами было. Да и было ли? Вполне вероятно, что все те сплетни, что доходили до моих ушей в чем –то и являлись правдой, и все, что я сама себе надумала под воздействием обострившихся чувств, далеко таковым не являлось и просто закрыло мне глаза на реальную действительность. Только какой это теперь уже имело смысл? Факт оставался фактом, он не искал со мной связи. А теперь быстренько закрываем ноут бук и сваливаем делать что-то полезное. Пойти спать, например. Или хотя бы погасить не понятно для кого надрывающееся все это время Мtv с каким-то бессмысленным хит-парадом. Сделать хоть что-нибудь, только не думать больше. Ведь, все решения, которые мы принимаем после двух часов ночи,- это неправильные решения. Потому что алкоголь, может, где-то и Dolce & Gabbana, так как якобы в меру, но явно не сегодня и не в моем случае. И пусть ноющее  сердце в ряде случаев действительно имеет тонкий привкус текиллы, такой солоновато кислый, выжатый и растертый до цедры, зато на утро от него остается устойчивый запах перегара, а вместо головы - правильная форма куба. И не ной потом, что совладать с  собою становится с каждым разом все сложнее и все непременно валится из рук. Алкоголь выветривается, - пустота остается, и никуда ты от этого не денешься…

*
 В один из таких моментов мне показалось, что я не люблю Москву. Город -  герой, город – мечта, но чувства остывали. В ней стало как-то слишком много негатива для меня. Порой, казалось, она просто задыхалась в нем. Он шел отовсюду: пробки, переполненные вагоны метро, раскаленные офисные здания, тротуары, торговые ряды, очереди даже за средне доступными развлечениями, заведения общепита…. Он был везде и   передавался с ошеломляющей скоростью, ведь его разносчиков с каждым днем становилось все больше. Каждый пребывал в этот город в поисках лучшей красивой жизни, но не найдя таковой, обвинял в том лишь других, - Всех. Сам город также входил в это число. И с каждым днем таковых становилось все больше, каждый приезжающий на перроны московских вокзалов поезд дальнего и не очень следования ежедневно вываливал десятки и сотни  «будущих коренных москвичей» вместе с их  пыльными пожитками прямо в недра этого уставшего города. Как в свое время  сделала и я…
 Только ночами она еще оживала. Могла вздохнуть хоть чуть глубже, спокойнее; окунуться в канал, облиться дождем или просто полюбоваться своими огнями, осветить ими центральную улицу и встретить рассвет   на мосту с видом на садовое.  Пока еще свежо, пока еще источники негатива не зарядили свои аккумуляторы, а сонно выползали на  ее обновленные улицы.

 Я стала прятаться от них вместе с ней. Особенно после переизбытка ненужной информации и гнилой энергетики скопления масс. Я забиралась на максимально допустимую высоту Lotte Plaza или City Space и наблюдала за ней, за ее дыханием, за тем как потягиваются сбитые судорогой ее дороги, как вздымается диафрагмы высоток, как встряхиваются конечности панельных домов. Я вздыхала вместе с ней и поднимала чашку немного остывшего кофе, а иногда, возможно, чего-то покрепче, за ее здоровье, за ее силу и понимание, которое, возникшее между нами однажды, крепчало теперь с каждой ночью.
Я подолгу могла смотреть как капли мелкого дождя лениво сползающие по склону витражных стекл ее кофеен, на мокрые машины, выстроившиеся в ряд где-нибудь в укромных местах обочин. Вслушиваться в щелестящее похрустывание  шипованной резины по голому изможденному асфальту из приоткрытого окна.
 Нравилось вдыхать отголоски раннего утра, когда сонное солнце только-только вступало в свои права, иногда еле проглядываясь сквозь нависшее небо. В это время все пахнет как-то иначе. Мокрый асфальт, вчерашняя влажность и сладковатый аромат слоеной выпечки.
 Но больше всего мне нравилось молчать. Просто молчать и понимать, как многое мы порой заглушаем собственным голосом. Мы заглушаем все остальные способы восприятия, тогда как оказывается гораздо приятнее просто прислушаться к внутреннему диалогу. Просто найти его, просто осознать, что он есть. А он есть. И это зачастую самый корректный, воспитанный и справедливый собеседник. Он не заискивает, не льстит, не пытается подмаслить неказистыми высказываниями, просто потому, что ему от тебя ничего не надо. Он и так знает о тебе слишком многое, чтоб задавать глупые вопросы, и не требовать от тебя  объяснений. Иногда он  надавливает на больные места, иногда поддерживает в принятии решений. С ним просто. Его бывает сложно найти. В себе.
 Один из таких диалогов привел меня к мысли написать заявление на эксперта.

***
- Ты еще здесь, Лер? – вернул меня из размышлений Евсеев.
Он всегда умел делать это грамотно и незаметно, просто проведя ладонью перед моим потерянным лицом.

Ему в последнее время частенько приходилось этим заниматься, потому что мне было над чем поразмыслить.
Новость о том, что в то утро оборвалась жизнь одного из партнеров, еще до того, как его смогли вынуть из перекореженной «тойоты», заставляла связывать в голове определенные события. Некоторые из них упорно не укладывались друг с другом. Внутреннее напряжение мозга возрастало, сопротивление так и норовило сгореть.
Я прикрыла глаза ладонью и глубоко задышала.

- Ты в порядке? – все тот же голос.
Я не ответила. Я стала уставать от всего этого. Капитально. До боли в висках и тяжести в желудке. До рези в барабанных перепонках и привкуса горечи на языке.
 Мне не хочется говорить. Совсем. Не произносить ни слова. Все, что нужно узнать, можно прочесть по глазам,- просто посмотреть, просто заметить, нежели переваривать замусоренный поток информации. От него случается передоз, и система фильтрации начинает давать сбои, а это непременно приводит к нервному расстройству. В наше время информационно прессинга, нервные расстройства становятся хроническими. А фильтры – одноразовыми. Поэтому, давай просто помолчим. Просто и красноречиво. Как жаль, что это мало, кто умеет. Как прекрасно, что с ним это возможно.
 
- Лер?! – Стас потряс меня за руку.
 
- Да… да… я в порядке.
 
- Лер!
 
- Все отлично.
 
- Ты меня не слышишь?
 
Я подняла ладонь с век и повернулась в его сторону. Он напряжено смотрел.
 
- Заученными фразами будешь говорить кому-нибудь другому, - мы уже не на собрание. – Однако, хороший расклад. – Я не узнаю тебя в последнее время. Что происходит?
«Неужели кто-то из нас еще сохранил способность к проницательности , или это мое лицо теперь, как табло для считывания.»
 
- Да все в порядке, Стас. Не выдумывай…- я попыталась отмахнуться от навязчивых откровений (что с них толку?). -  Устала просто…
 
- Слишком часто я отвозил тебя домой уставшей, что б так наивно поверить. За идиота меня не держи, – он даже немного разозлился на меня, слышно было по интонациям. – Не настроена говорить, так и скажи, но глупые отмазки придумывать не надо. Не со мной, по крайней мере…
 
Я сглотнула. Он прав. Он абсолютно прав. Вот только смысл мне его грузить? Мне с ним в фойе еще работать, недалече, как завтра, а я тут нытье сейчас свое открою. Он еще, не дай бог, заморочится, а мне нужен его здравый рассудок и исключительно холодный.
 
- Ты к смене эксперта, что ли никак не привыкнешь?
 
Цепляет. Цепляет, черт возьми. Наобум ведь бьет, а так как будто знает. Нужно срочно атаковать, иначе выдам себя с потрохами.
 
- Да причем здесь эксперт?! – неподдельно возмутилась я. – Бизнес работает, а чью фамилию на уведомлениях писать, - принципиального значения не имеет. Впрочем, как и то, кто им бейджики будет выдавать.
 
- По сути, да, – воспринял он. – На каком-то этапе становишься более автономным что ли, была бы система, а способы найдем. Это новичкам свойственна привязанность к эксперту. Вон некоторые персонажи в соплях с собрания сбегают при смене руководителя и не появляются потом. Хотя какая в принципе разница, - не для эксперта же зарабатывают, для себя, так что мешает зарабатывать дальше? Глупости какие-то, ей богу.
 
- Ну, да… - и тоскливая улыбка предательски поползла на лицо. – Хотя, знаешь, я им завидую в какой-то степени.
 
- Завидуешь?! Кому? Новеньким партнерам?
 
- Угу. Мне еще при вступление кто-то из «стареньких», когда поздравлял, сказал, что завидует. Я еще удивилась тогда, а сейчас понимаю…
 
- Объяснишь? – не унимался  Стас.
 
- Да ты сам вспомни! При вступление какие эмоции были, сколько впечатлений: новые люди, новые места, эксперты-полубоги, каждый день что-то новое и ослепительное понимание, что наконец-то жизнь дала тебе верный путь и что все теперь будет хорошо.  Я тогда ни капельки не сомневалась , что все будет хорошо. Непременно хорошо. Скоро, совсем скоро. Знаешь, как в детстве, когда мама нежно гладит тебя по голове, успокаивая истерику по поводу разбитой коленки, приговаривает, что все будет хорошо, что  все пройдет, нужно лишь чуть-чуть потерпеть. И ты искренне веришь, что в жизни будет кто-то, всегда будет кто-то, кто спасет, что бы ни происходило, этот кто-то окажется рядом и спасет. Меня тогда спасал Ромка и эксперт, конечно же, Игорь Викторович. Как наставник, что ли.  Такая голова у человека, такое мышление, - я поражалась! Хотя мы одногодки всего на всего, как выяснилось. Лишь со временем вновь убеждаешься, что надежда – это просто очередной переходный период, он проходит, - его нужно просто перерасти. Но тогда мы все были словно как дети переполнены эмоциями, нетерпением и ожиданием, что скоро… совсем скоро. Верили, что все станет лучше, обязательно станет лучше, если  усердно трудиться- выполнять наставления эксперта, прилежно учиться - внимать все рекомендации, и быстро бегать – быть в динамике. Тогда все будет хорошо и, мы непременно всего добьемся. Непременно.
 
- Сейчас не так…
 
- Ну да, раньше и мороженное вкуснее было, в стаканчике за десять копеек….
Стас прыснул ироническим смехом.
 
-Мы с тобой как пердуны рассуждаем. Вот во времена моей молодости – это дааа! А во времена Моей молодости, - это Даааа!!!
 
- Притупилось  это чувство. Со временем все притупляется. Главное, что надежду пока не пережили,- держимся еще пока.
 
Он по-доброму так усмехнулся в ответ, а я продолжила: - Не надо, поэтому, доставать меня расспросами, что со мной.
 
- А что надо?
 
- Валить отсюда надо. Здешняя  духота делает меня нервной склонной к суициду истеричкой.
 
- Тогда поехали скорее, Старая!
***
Чужие чувства, - это очень деликатно. Никогда не знаешь, что там было до этого, какие раны, трещинки, какая радость и боль. Ты просто видишь открытую перед тобой душу и не знаешь, что с ней делать, чтоб не ранить еще раз. Поэтому всякий раз аккуратно прощупываешь каждый новый слой, каждый уровень, и невольно замираешь в приближение к чему-то тонкому и щепетильному. Особенно аккуратны в этом вопросе те, кто помнит и знает каково это, когда твою душу вскрывали без ножа.
«Влюбившись безответно, хочется попросить прощения у всех, кто безответно любил тебя».  Четкая фраза! Автора, к сожалению, не помню. Только, правда это. Моя правда.
И в очередной раз, осознавая вдруг, что человек влюбляется в тебя, хочется насторожиться от возникающей автоматически ответственности. Ведь любовь,- очень мощное чувство, и никогда не известно наперед, каким образом оно отзовется  в дальнейшем. Оно, как любое оружие, может служить во благо, а может и не совсем, смотря, в чьих руках оно находится. И порой это даже опасно. Только нет тут ничьей вины, в том, что она иногда откуда-то рождается. И какая бы она ни была, любовь просто есть и никто ею никому не обязан. Она не призывает, она не обременяет. Но она меняется, и незаметно меняет его обладателя. Сначала любовь побуждает  отдавать. Отдавать часть себя, своей души, своей теплоты тому человеку, но не получив ничего взамен, она начинает требовать, буквально капризничать с открытым негодованием и стремлением вернуть инвестицию в лице самого человека. А еще через какое-то время проходит и это. Остается лишь тихий отголосок где-то внутри и жесткая мотивация неуклонно двигаться дальше под флагом его имени. Чтоб просто не сойти с ума, мне нужно было двигаться дальше. Кроме бизнеса на данный момент у меня больше ничего не было…
 
 *
Она тупо смотрела на заляпанную скатерть и  ковыряла чайной ложкой розовую массу йогурта, к которой так и не притронулась за сорок минут. Я крутила в руках чашку, сидя напротив, и не находила, что ей сказать.

- Ты, вообще, ешь? - не удержалась я задать глупый вопрос. Жалость подкатывала непроизвольно.

- Не лезет.- Вымолвила она, не поднимая взгляда. - Вечером иногда не помню, что я ела за день. И ела ли вообще.

- Мне это знакомо...
И пауза. Тугая молчаливая пауза. А что я еще могла сказать. Мне понятно ее состояние, только что ей с этого понимания.

 С Маринкой мы познакомились в баре во время очередной традиции. Милая худенькая брюнетка с острыми скулами и в меру коротким платьицем неприкрыто проявляла интерес к нашей шумной компании «в пиджаках», когда после официальной части и громких тостов партнеры вылезали из-за стола, рассосредотачиваясь по всему заведению. Я подошла к бару за дополнительной пепельницей, когда она заговорила со мной. Меня привлекли ее со вкусом подобранные и совсем недешевые аксессуары, как и отсутствие тяжелой степени опьянения в глазах, столь не свойственное для  молодой особы в такое время и в таком месте.

- У вас должно быть очень дружная компания, раз даже свободное от работы время, вы проводите вместе, – выдала она вместо приветствия.
Я на секунду задержала на ней взгляд. Ни грамма напыщенности, ни намека на подхалимаж…

- Лера. – Я протянула ей руку. Этот рефлекс уже стал автоматическим при знакомствах.
Она недолго изучала мой жест, прежде чем ответить: - Марика.
Я не отпускала ее ладонь, надавливая чуть сильнее.

- Можно просто Марина.
Перехватив освободившейся ладонью стакан, я последовала обратно к столу.

- Пойдем, – кивнула я ей через плечо. - Что одна –то здесь стоять будешь?

Марина быстро влилась в наш полупьяный коллектив, с любопытством разглядывая каждого, вовремя поддерживала непонятный для нее юмор (основанный по большей части на партнерском сленге) и не выпускала из рук фигурный бокал с красно - оранжевой жидкостью и салатовым зонтиком на дольке апельсина.

- У меня друг жизнь свою сегодня поменял, – вещал ей на ухо поддатый пригласитель только что испеченного партнера. – У него, можно сказать, сегодня второй день рождения. Он, правда, этого не понимает еще пока. Я тоже не понимал, когда вступал. Думал, афера какая-то, а оказалась, билет свой счастливый вытянул. Реально, жизнь шанс дала. Теперь, что ни день, то праздник, - он обвел гомонящий стол бокалом виски. – С такими людьми общаюсь! Один наш директор чего стоит! За нее, кстати!
 
Он чокнулся с бокалом Марины и, ненасытно заглотнул янтарную жидкость с играющими кубиками льда, все больше нависая над нашей новой знакомой:

- А ты –то чем занимаешься?

Я наблюдала за этой картиной практически с противоположного конца стола  и все больше понимала, как на глазах она уходит из-под контроля.
Жестом я подозвала к себе Фадеева: - Ты бы проконтролировал его, Кирилл.- Я кивнула в сторону эпицентра назревающего приглашения. - Что-то разогнался твой товарищ, того и гляди на салфетке схему чертить начнет, да и новенькому не надо бы видеть своего пригласителя в таком состояние, работать еще с ним, как-никак.
Юрка сам изрядно захмелевший спохватился мгновенно и отозвал своего подопечного на «пару ласковых». Я тем временем переместилась к этой смышленой особе. Было в ее поведение что-то близкое. Рыбак рыбака, как говорится….

- Лер, можно вопрос? – улыбнулась она, когда я присела с ней рядом.

- Конечно.

- Чем у вас компания занимается?
«Ах, ты рыбка…» Улыбка ехидно расплылась на моих губах:

- А почему тебе это интересно?...

 Спустя пару недель Марина стала нашим партнером. Фадеев отработал превосходно. Я не стала ее приглашать -  лишь довела до открытого спроса, затем сославшись  на огромную занятость, передала на попечительство Юрки. Результат, - полная незаинтересованность с моей стороны (она же – авторитет при работе в фойе), двойная продажа ее будущего ответственного и пятьдесят процентов с компенсации за каждый пункт ее вступлений.
 Не плохо, по-моему, за один вечер…

Квалифицировалась она за две недели. И пусть мы находились в разных структурах, это не мешало нам общаться. Мы стали даже дружить, если можно так выразиться в рамках нашего бизнеса.
Еще через неделю я узнала о ней много нового, после короткой фразы : - Батунина, нам надо поговорить.

 Мы поговорили за пределами стен филиала, в захудалом районном кафе. Я узнала некие подробности ее жизни, ее другую сторону, так сказать. Отголоски этой  стороны долго еще аукались мне в череде событий. Но все могло бы пойти иначе, если б она ни запросила о помощи…
 
 А сейчас, борясь с нервозом, я не переставая вертела кружку с остатками остывшего кофе в руках. И по-прежнему не знала, что ей сказать. Какие вообще тут могут быть советы, если не рекомендации…
 Бросить все, не жить с нелюбимым ей человеком и оказаться на улице. Так уж изначально случилось в ее ситуации, что кроме как профессиональной содержанкой она никем не являлась. Привезли тепличный цветок в каменный город и закрыли в парнике, а о том, как за его пределами бывает холодно, сообщить не удосужились. А смысл... Пусть уж остается наивной маленькой мышкой, - проще манипулировать.
 Или наоборот, держаться и мучиться, целыми днями развлекать себя телевизором, вечерами реветь в ванной, пытаясь накраситься, и временами  давать себя насиловать олигархам, в надежде, что в ней наконец-то рассмотрят талант не только качественного минета.
 Она ведь и уцепилась за нас в тот вечер, потому что тянуло еще к чему-то живому. Где есть о чем поспорить, есть, что обсудить, есть на кого стараться произвести впечатление и на кого поравняться. Где царит гул, движение, суета. И пусть улыбки тоже встречаются фальшивые, но это, все же, интереснее, чем качать губы и обсуждать чужие ноги, пока «арендатор жизни» шпилит шлюх в сауне. Она и вступительный взнос-то сняла с пластиковой карточки, оправдавшись, что на новые туфли, - кто там будет разбирать, новые они или не новые, когда их количество переваливает за двадцатую пару.
 Думаю, не сложно предположить, кем были ее пункты. Можно сказать, мы их вступали сами. Да и бог с ними, - я свое получила, а Юрка подход найдет. У меня теперь другая появилась забота. И сидела она напротив меня…

 Что я могу ей сказать? Что?! Когда причиной переезда в мегаполис послужило приглашение знакомого по интернету... Где ж голова-то, боже мой, девочки?!
 Я сделала последний глоток остывшего кофе и резко встала со стула. Хватит. Я не могу, я не умею решать чужие проблемы. Мне жаль ее. Очень жаль. И я ненавижу это самое адское проявление внимания. Оно даже хуже безразличия, когда тебе элементарно насрать. А здесь я пытаюсь влезть в ее ссутулившуюся исхудалую шкурку и прожить ее момент жизни. За нее.

 Я положила ладонь на ее оголившееся плечо из-за сползшего халата, и, помедлив с минуту, вышла из комнаты. Я налила ей водки в баре. Да, водки, и пофиг, что сейчас только десять утра. Время относительно, как известно.

- Пей,- сказала я, хлопнув рюмкой четко перед ней, чтоб хоть так встряхнуть с нее это убогое подвисшее состояние.
 Она вздрогнула и  перевела  взгляд на прозрачную жидкость, но не сдвинулась с места.

-Пей!- нагнувшись к самому уху, процедила я.
Злость начинала доминировать, А сопливость раздражать еще больше. Жалость к себе вещь, конечно, затягивающая, но меру тоже имеет. И не надо в таком случае, обращаться к кому-то с наболевшим вопросом,- незачем расходовать время и силы другого человека. Упиваться этим состоянием лучше в одиночку.
 
Она  неуверенно обхватила рюмку двумя пальцами, оттопырив при этом мизинец,  (аристократка, блин),- и медленно поднясла к губам.

 - Пей и одевайся. Через пять минут я жду тебя на улице.
 Она вышла через 15 минут, кутаясь в куртку, как будто было холодно, и не поднимала так и ненакрашенных глаз. Я взяла ее под локоть и повела к дороге. Таксовать долго не пришлось. Я затолкала ее на протертое заднее сидение гнилой ''девятки'', сама села вперед. Наблюдать всю дорогу потупленный взгляд в некуда не придавало особой радости.
 
Я везла ее в лес. Нет, не подумайте, убивать и расчленять я ее не собиралась, да и пакетов мусорных не прихватила.  Хотя вломить хотелось, просто нужно было уйти от каменных коробок и густой серости к чему-то более или менее натуральному.
Ивсеев забрал нас ближе к вечеру. Замерзших, голодных и как всегда полоумных. После того, как я обработала ее мокрым снегом, - там его было еще с лихвой, Маринка начала смеяться, после того, как получила снежком в голову,- даже соображать. Когда мы садились в машину Стаса, я не чувствовала своих конечностей, - пальцы рук и ног были наглухо отморожены, с носу постоянно текло, а замерзшие губы очень смешно, но еще шевелились. Он раздал нам по кофе, заботливо купленным по дороге в ближайшем «МакДоналдсе», - как он, все-таки, умеет, – грамотно и в нужный момент.
Уснувшую по дороге Маринку мы выгрузили у гостиницы, - она сняла там номер, чтоб не возвращаться домой. Трубку она так и не включала, - боялась, что б она там ни говорила. Продолжала скрываться, понимая, что чем больше это затягивает, тем быстрее ее найду. Хотя, по моим прогнозам, там вряд  ли кто-то затруднялся на поиски, все решалось гораздо проще,- птичка сама постучится в окно, когда средства на карте иссякнут. Ей еще услужливо подыгрывали, не заблокировав ее в первый же день. Агония длится не долго, как известно…
 Но, тем  не менее, девочка была довольна и в гораздо лучшем состояние, нежели с утра. Она даже отзвонилась с ресепшена  со словами благодарности и планами на завтрашний день. Они были не менее, чем грандиозные,  прям как новая жизнь с понедельника. Та же информация постигла и Юрку, прежде чем отмороженная за день она, наконец, угомонилась. И я бы с удовольствием последовала ее примеру, но меня еще ждала ночь откровений….
Ивсеев. Кто бы мог подумать! Всегда выдержанный, всегда собранный, всегда пример галантности и обходительности сейчас сидел передо мной потерянным и растрепанным. Он был похож на взъерошенного воробья, сброшенного с ветки порывистым ветром. И я смотрела на него с пассажирского сидения его «паркетника» и не переставала удивляться. Я могла сотворить с ним все, что угодно. Одним взглядом, одним поднятием брови. Он был искренен, слегка неловок и тем самым немного смешон. Он хотел меня всем своим существом, - подавляемое чувство рано или поздно все равно находит  выход, причем, не всегда советуясь с его обладателем. Так и здесь. Всем нутром, всем своим сознанием он сейчас был отдан в рабство собственных эмоций. И они не скупились на вольности. Я знала, он бы сделал все красиво, - льстил тот факт, что все это время он просто стремился быть рядом и быть нужным, не требуя чего-то взамен. Он и сейчас не требовал, - просто выражал как есть, не сдерживая напора.  И все бы хорошо, но я представляла на его месте другого. Это несправедливость, и правда жизни одновременно.
«Стас, ты хороший мальчик, но я тебя не хочу. Не хочу ни минуты, понимаешь? А если б хотела все равно бы не стала. И ты знаешь почему.»
Я гладила его по плечам, нежно прикасалась к ключицам в расстегнутой горловине рубашки. Он ходил с ума от этих прикосновений, с каждым разом все сильнее впиваясь в меня поцелуем. Это была игра на гране, но степень тонкости этой грани определяла все же я.
- Почему?- спросил он, наконец, осознав, что дальнейшая настойчивость не имеет смысла. – Просто скажи почему?

-  Я не хочу тебя….обижать.

- Тогда придется ответить.
С секунду он промолчал.

- У тебя есть кто-то?

- Нет.

- Ты меня не хочешь?

- Нет.

Я понимала суть происходящего, и здесь он был прав. Я прикоснулась к его плечу, нарочисто пощекотав ресницами, и не поднимая глаз, ответила: -  Я не чувствую к тебе того же, что и ты ко мне. Ты понимаешь, о чем я, -  я все же поймала его взгляд. – И с моей стороны было бы свинством играться твоими чувствами.

Он отвернулся, глядя сквозь лобовое стекло перед собой.
- Повезет же кому-то….- куда-то без адреса парировал он,  – но целовать ты себя позволяешь?
Я улыбнулась.

- Это диалог, Стас. Диалог немного другого уровня. Он понятен не каждому……. Я так считаю.
Он долго всматривался в меня. Затем изрек: я провожу тебя?
Я одобрительно кивнула, накрыла ладонью его руку на коробке передач и не отпускала ее все время, пока мы ехали.
Возле подъезда мне не было смысла долго задерживаться и плодить неловкую паузу.

- Я все равно очень хорошо провел сегодняшний вечер и ты…
Я приложила ему палец к губам: гораздо больше было сказано без слов. И поцеловав, вышла из машины.
 Он смотрел мне в след, я знаю. Смотрел, пока подъездная дверь не защелкнулась магнитом. Только в этом момент я смогла по-настоящему выдохнуть, высвобождая нарастающую пустоту внутри. Почему же все так не просто….
 
Да, потому что нет в этом мире подлинного понимания, и никогда его не будет. Во всем принцип двусторонности медали. Когда кому-то хорошо, то кому-то от этого плохо. И эту страницу жизни я бы вырвала и сожгла, и хотя рукописи, как известно, не горят, о них просто забывают. Забывать не получалось. Я по-прежнему косилась на дверь в зал собрания, в надежде, что сейчас выйдет Он, как всегда во главе экспертов. И по-прежнему это был кто-то другой. Но мне нужно было жить дальше, просто жить и пить, но не вино, а саму жизнь. И как же хотелось вновь ощутить эту хмель от осознания собственного нахождения на этом свете. И как же плохо у меня это теперь получалось.
 Новые увлечения как способ забыть старое,  говорите? Что ж…
 Я положила заявление на стол Инне Юрьевне.

 
     ***
 Меня начали стажировать в течение недели. Смена власти повлекла за собой уход многих сильных звеньев. И пусть лучшее, - враг хорошего, мне было с чем сравнивать. Я побывала на границе эпох, если можно так выразиться. И то, что открывалось передо мной с каждым днем, лишь подтверждало мои догадки.
 Всем нам свойственно путать людей и легенды о них. И успешный человек, это, прежде всего, тот, кто считает себя успешным, тот, кто заведомо верит в особенность своей жизни. Тревоги, недовольства, душевные раны и комплексы - вот из чего вытачивается успех. Иначе, зачем стремиться изменить мир и себя в нем, когда тебя все устраивает…
Мои скитания еще не достигли своего апогея, но то, что происходило вокруг меня, давно уже перестало устраивать.
 Такова была оборотная сторона, такова была их истина, и ее вопросы никак не входили в круг общественных проблем. Ни поэтому ли, всегда существовала и существует эта четкая грань между руководящим звеном и партнерами…

 По массе своей люди слепы. Они всегда оперируют только целесообразность данного момента. И  моральные принципы тут совсем не причем. Они никогда не оказывали виляния на общество, - не были исключением и наши рядовые партнеры. Так что, если вам удосужилось попасть в те единицы, которые эту истину не боятся, и если вы действительно нацелены в этом мире чего-то достичь, то вам придется обманным путем добиваться от людей, чтоб они позволяли вам это сделать. Другого не дано. И это правило номер один.
Компания незыблема не потому, что совершенна, а потому, что монументальна.
Только, к сожалению, ее франшизы теряют в цене при снижение человеческого фактора. Кадры решают, как известно, пусть и не все, но решают многое.

Я поправила узкие очки на переносице, вновь вникая в текст персональных переговоров. Заучивала я быстро, пересказывала с выражением тоже не плохо. Оставалось отточить жестикуляцию и прикупить брючный костюм. Симпатичная женщина в деловом костюме – это ваш фетиш, господа, что бы она при этом ни говорила. Вы мечтаете о такой стерве в лице начальства и в вашей постели. И, как следствие, такая особа достаточно  быстро продвигается по иерархической лестнице без особых усилий. За примером далеко ходить не буду,- Инна Юрьевна ярчайшее тому подтверждение. Она сидела через стол напротив, оживленно беседуя с господином Проценко, одним из немногих оставшихся экспертов старой гвардии, и эта красная помада была ей исключительно к лицу.
«Мое восхищение, И. Ю!»

 Меня дрессировали по все правилам. Каждый играл свою партию,  они –незаинтересованность, я – целесообразность своего присутствия. Им нужны были лидеры, а лидерам всегда нужен кто-то, кто вознесет их на вершину.  Поэтому я старалась, как могла. Так или иначе, я планировала задержаться здесь на какое-то время, а  все это в глубине души «на время» слишком хорошо известно. Крепости на время не берут...
 
***

Маринка так и не отзвонилась на следующий день, как и на все последующие. Не нарастила еще пока она хитиновый покров, да и успеет ли теперь. Мне не хотелось влезать, чужая жизнь, сами знаете… только тревожный звонок Юрки заставил встрепенуться. Он не мог ее найти. Нигде. Хотя  перед этим они договаривались о встрече – приглашение. Ее подруга прибыла чуть с опозданием, Марина же не пришла вовсе.

И если за все это время она не набрала мне ни разу, тогда я знала, где ее искать…

Я  объехала четыре клуба. Ни в одном из них ее не было.  Ни среди моделей - консуматорш,  разводящих на бухло жалкую горстку «мачо», неуверенно переминающихся у бара, ни в сумрачных чил-аутах, ни в вип-зонах. Я быстро прочесывала территории массового развлечения ночной элиты, в глубине души понимая, что совершаю сейчас очевидные глупости, и покончить с ними нужно было как можно скорее. По хорошему, мне нельзя было сейчас здесь находиться, более того, в поисках «нерадивого» партнера. Я уже переступила ту бездну, отделяющую меня отныне от партнеров. Теперь весь бизнес делился для меня на три лагеря: партнеры, руководящий состав и жизнь «вне». Всецело я принадлежала теперь второму, пусть находясь только на подножке этого сверх комфортабельного вагона, без права возврата. Однако это ничуть не помешало мне после стажировки на собрание и личных наставлений Инны Юрьевны переодеться в короткое платье, навести боевой раскрас, набрызгаться парфюмом и поехать в клубный рейд...

 В одном месте меня пытались снять пять раз, в другом  - три. «Сдаю позиции, черт возьми!».
 Между делом я невольно наблюдала за людьми и пыталась понять смысл их пребывания в подобных заведениях. Я стояла на балкончике  и видела эти жадные глаза, шаркающие по моим ногам и выше уровня короткой юбки, и лицезрела, что по - настоящему движет ими (клубными людьми) уже давно и далеко не праздность. Комплексы и либидо, прямо пропорционально зависящее от комплексов,- чем больше они, тем сильнее  зовет либидо. Факт. И большой молодец тот, кто осознал это в разы раньше меня и смог зарабатывать на этих двух составляющих  хорошие деньги. Красавчик, просто. Но, к сожалению, модель устаревает, и в скором времени понадобится совершенно новая клубная концепция, если кому-то будет еще интересно взрывать этот гребанный клубный мир Москвы. Как мне казалось, он будет основан на недоступности.
 
 Они пожирали меня глазами... почему? Потому, что я была над ними. И они понимали, что с хрена они смогут ко мне подняться, и хрена с два спущусь к ним я. Однако, смотрели и не отводили глаз.  Мне же оставалось лишь бросать самодостаточный взгляд, чтоб просто подогревать интригу. Но стоило бы хоть на мгновение потерять контроль и каким -то неловким движением охарактеризовала себя как "продается за недорого" - Все! Интерес испарился бы со скоростью горящего шота, - быстро, крепко, в голову дало, и ладно.
 Недоступность. Вот, что манит сейчас наш зажравшейся и бедствующий народ. Ведь быть недоступным, значит быть избирательным! Быть недоступным - значит бережно прикасаться к миру, значит не выжимать все до последней капли и тем самым сознательно избегать истощения  и себя и его. Это значит не поддаваться голоду и отчаянию, как дегенерат, который боится, что не сможет поесть больше никогда в жизни, сжирает  без остатка все, что попадается на пути. И даже на то, что ему недоступно он смотрит  исключительно с потребительской точки зрения.
Люди перестали ценить не только то, что имеют, они перестали ценить даже то, что могут, как им кажется, поиметь. И на этой иллюзии с надменным видом устанавливают свою социальную значимость, пряча под дешевыми маскарадами свое перманентное беспокойство. Именно оно-то и  делает человека доступным. Оно раскрывает и, накатывающая тревога заставляет в отчаяние цепляться за что попало, а зацепившись ты истощаешь либо себя, либо то, за что зацепился. Либо и то и другое вместе. Как бы там ни было, результат идет на разрушение. И разрушения эти кому-то очень играют на руку….
 
 Обламывать иллюзорность, рушить оптическую возможность выбора и направить ее в нужное русло. Нужное, для конкретных определенных задач. Просто кто-то прогибается под эти задачи (ему, как правило, все равно подо что прогибаться), а кто-то их искусственно создает. В этом вся разница. И только в этом.
По какую сторону находишься ты?


 Маринка сидела на красном кожаном диване в одной из приват комнат. Я нашла ее в заведение, которое числилось в моем списке последним. Именно поэтому и числилось, потому, что, побывав в нем однажды, возвращаться не возникало желания. 
 Она сидела в углу, прижавшись головой к стене и обхватив себя за колени. Задравшееся чрезмерно платье открывало ее тоненькое нижнее белье и обилие синяков на бледных ногах. Ее безудержно трясло. То монотонно, то  яркими вспышками конвульсий.
Я присела через стол напротив нее и негромко позвала. Комната была оборудована некой звукоизоляцией и, с танцпола до нас доносились, разве что, низкие частоты, которые ни каким образом не отражались на восприятие голоса. Только не было его, - этого восприятия. Никакого не было. Она не реагировала  ни на голос, ни на стук, ни на крик. Она просто дрожала, временами ударяясь головой об стену, так, что меня тоже начинало трясти. Только внутренне. Яркими вспышками злости.
 Я подсела на ее сторону и рывком развернула за плечо. Лучше б я этого не делала….
Ее лицо походило на полотно, а черты, еще совсем недавно выточенные и проработанные, были будто графические наброски. Глазницы далеко впали, утопая в глубоких синяках, губы синевато-фиолетового оттенка (девочка даже здесь в тренде, что уж говорить) ходили ходуном, и сквозь плотную пелену проглядывались суженные зрачки, смотрящие куда-то сквозь меня.
 Я  с силой тряхонула ее за плечо. Оно было необычайно костлявое и холодное. Безвольный кивок головы послужил мне ответом.  Я влепила ей пощечину. Голова вслед за моей ладонью без сопротивления ушла вправо. Я схватила пальцами ее впалые щеки, сдавливая губы в смешную трубочку и, попыталась заглянуть в глаза. Там ничего не изменилось. Она меня не слышала. Она меня, возможно, даже не видела. Еще возможнее, она вообще ничего не воспринимала.
Понять бы, под чем она…
 
Я рыскала взглядом по столу в поисках зацепки. Бокалы с недопитыми разноцветными жидкостями, полупустые бутылки, тарелки с непонятными остатками, горы бычков в пепельницах не давали мне ни малейшего ответа.

- Что ты пила? – попыталась добиться я. – Ты потребляла что-то?
В ответ ее губы по-прежнему только дрожали, становясь, разве что, только синее.
Кульминацией моего терпения послужили ее закатившиеся вдруг глаза и обмякшее тело, повалившееся на меня. Я успела принять ее на руки и практически волоком вытащить в туалет.
 Я засунула ей два пальца в рот. Красноватая масса вырвалась наружу, скрутив ее спазмом вдвое. Я вскинула ручку крана,- мощный поток струи мигом разогнал содержимое раковины. Другая рука по-прежнему не выпускала ее загривок, сохраняя тем самым возможность ее вертикальное положения. Ее голова странно моталась из стороны в сторону, как будто шейные мышцы отрафировались и полностью отказались удерживать опустевшую черепную коробку, заполненную ли когда, - уже закрадывалось сомнение. Я набрала в свободную ладонь ледяной воды и плеснула ей в лицо. На секунду она замерла и, широко распахнув глаза, судорожно стала хватать воздух пересушенными губами. Вязкая смесь туши, теней и обильного тонального крема медленно поползла по ее щекам, брызгами оседая на моих руках и одежде. Не медля ни секунды, я рывком притянула ее к зеркалу. Какая же злость играла во мне в тот момент.

- Смотри! – орала я ей в ухо, не замечая, как перекрикиваю частоты музыки. - Посмотри в зеркало! Нравится? Нравится то, что ты видишь?! И ты сделала это сама! Собственными руками!!!
 
Я трясла ее, крепко сжимая загривок. Обмякшее тело податливо отзывалось на мои порывы достучаться до изможденного сознания. Бесполезно. Бесполезно что-либо сейчас говорить. Для этого нужно хотя бы чтоб оппонент мог тебя слышать. И поборов в себе нарастающее желание приложить ее лбом о раковину, я выволокла это тело из туалета опять же практически на себе. Оставив Марину ненадолго на попечительство охраны, мне пришлось вернуться  на танцпол и забрать ее манатки. Как они не покинули это заведение без своей владелицы, во истину оставалось загадкой. Однако, сумка оказалась заваленной за диван, видимо поэтому и не тронутой. Ее содержимое тоже. Ключи от ее дома нашлись в боковом кармане, адрес - в моей памяти. Медлить не хотелось…

 Я привезла ее по адресу, про который она однажды обмолвилась. Дверь открыл тот самый человек в махровом халате с поразительно выдающимися чертами даже для такого времени суток (я называю подобных людей породистыми) и, не произнося ни слова, принял «товар» на себя. На последок лишь кивнул в знак признания. Я кивнула в ответ прежде, чем дверь  захлопнулась. Для нас с ней уже навсегда. Да и к лучшему, наверное. Не нужны ей возможности в этой жизни. Она захлебнулась первой попавшейся, да так, что остальные могли и не потребоваться вовсе. Есть кто-то, кто думает за нее и этого достаточно.
Живи, дыши, потребляй и постарайся ни о чем не думать, - для тебя это оказалось слишком опасным занятием, Марина.

Я погрузилась в машину ожидавшего все это время меня таксиста и набрала  Юрке смс: «Она  грузанулась. Качать бесполезно»
Только в пути я поняла насколько устала. Светало. На сегодня сбор был назначен к десяти утра.

***
 Я  пошла вдоль рядов. Он казался мне бесконечным. Выстреливающие и торчащие с крайних мест желтые листы бланков уведомлений заставляли вздрагивать  и без того колотящееся сердце. Перебор с кофеином, энергетиком? Что вы! Чистейший адреналин!
Внезапно ряды стульев оборвались. Путь пройден. Я дошла, причем даже уложилась по скорости, если равняться на партнера и встала с правой стороны от сцены. Руки скрещены перед собой, чтобы не было видно, как дрожат пальцы, трясутся колени и как улыбка пытается перенять все это на себя, наверняка, такая же нервозная и неестественная.
 Я всегда удивлялась, почему новенькие эксперты никогда не успевают перемещаться по залу. Теперь поняла. На каблуках вообще ходить не просто, а на дрожащих ногах – вдвойне. « Главное, чтоб не подвел супинатор. И не забывай улыбаться, - она почему-то всегда сползает от повышенного волнения.»

 Глаза нервно скользили по рядам. Лица, лица, лица… Пустые , кислые и уставшие. Кто-то перевозбуждено крутился на своих местах, кто-то досыпал с открытыми глазами, кто-то всем своим присутствием делал одолжение, кто-то не выражал вообще ничего. Как же на самом деле просматривался каждый в зале с расстояния, когда тот или иной из  нас, спрятавшись на последние ряды или за чьей-то габаритной спиной, пытался заниматься  своими сторонними делами, будучи абсолютно уверенным в своей незаметности. Как это выглядит со сцены, я оставлю без комментариев.

Это же жесть, ребят! Это катастрофа, если не сказать жестче!

Все так погружены в решения своих мелких проблем, вызванных все по тем же причинам,- отсутствием элементарных средств для существования, но непременно с выражением будто решают задачи мирового масштаба. Да какого, к черту, мирового. Тот или иной за собственную жизнь-то ответить не может, о какой тут масштабности может идти речь? Другая часть с потерянным видом рыскает по залу в поиске поддержки, так как истощили весь свой словарный запас и записи надиктованных фраз экспертом на пятничном собрании, отчего напряжение на их лицах выглядит как лампы накаливания, - того гляди перегорят от натуги мысли. И очень жаль, что полы в зале у нас не песчаные, - они с удовольствием засунули бы туда свои головы в ожидание очередного пинка. Остальные ожесточенно эсэмесились, либо активно боролись со сном, выкрикивая временами реплики совершенно не в кассу.
От всего этого зрелища не хотелось не то чтобы хлеба, не хотелось просто принимать то, что ты видишь, - слишком жесткий все таки был диссонанс между предстоящим перед глазами и пониманием, что все эти люди приходят сюда строить «Свой Бизнес».
  Но вдруг улыбка. Солнечная такая и ясная, которой тут же захотелось улыбнуться в ответ. И еще одна. И еще. Они вдруг как маячки стали появляться среди рядов, и как будто сигналить о том, что они меня видят, они меня знают и поддерживают. Я едва заметно кивала им в ответ, сдерживая теперь уже искреннюю улыбку, пока меня не сменили, передав в руки шершавые бланки. Я практически пролетела в другой конец зала, - к своим, и встала, переводя дыхание и успокаивая неуемный восторг от бушующих эмоций.

Улыбки. Ох уж, эти улыбки. Вы когда-нибудь замечали насколько сильна и многозначна бывает улыбка. От заговорчески располагающей до олицетворяющей негласное превосходство.  Они способны сводить с ума и преследовать, как в детской сказке улыбка чеширского кота еще долго витала в воздухе, так и в жизни есть улыбки, которые долго еще после себя не дают покоя. Они встречаются в толпе, они напоминают, они угнетают, они заставляют улыбаться в ответ и проклинать сквозь зубы. А ведь это всего-навсего мимический жест. И как порой не хватает этого жеста, возникшего вдруг из неоткуда и изменившего в тебе разом очень многое, хотя его обладатель может даже об этом и не догадываться. Еще чаще не хватает сил, чтоб изобразить этот жест самой. Искренне изобразить. Но все же приходится. Потому что так  было надо.

***
- Все мы в свое время с ними в демократов играли. Хотели быть ближе к партнерам, так сказать. Издержки корпоративной этики. Лицемерие, другими словами, – закинув в рот очередную сушину, декламировал господин Саров, активно жестикулируя палочками. - Но это всего лишь бизнес,- ты пойми, ничего личного. Скоро привыкнешь. Всего-навсего, деланная открытость.

- Ты не пойми меня не правильно, - продолжил он, дожевывая очередной рисовый шарик, и видя мое молчаливую внимательность ко  всем его речевым оборотам. – Раз уж сама завела эту тему, считаю, правильным говорить с тобой начистоту, - либо правильно воспримешь, либо завтра же сольешься, чем сэкономишь себе время, а нам производственный ресурс. Но любое чмо рождается на этой земле, чтоб совершить в свой жизни что-то хорошее. И, как правило, никто не знает, что именно. Только определенно что-то очень нужное  и хорошее.  Так почему бы ему не послужить средством достижения чьей-то благой цели? Процветанию нашей компании, к примеру. А почему бы и нет? Раз уж он все равно не знает, что именно хорошее он хотел бы совершить, да и за всю жизнь вряд ли узнает. Потому что по массе своей, все, кто приходят к нам с высокими целями,  кто с пеной у рта рассказывает о своих намерениях и желаниях на самом деле сами не знают, чего хотят. Они не хотят быть богатыми, они не хотят зарабатывать деньги, они по сути-то не хотят даже того, о чем говорят. Они хотят лишь ничего не делать, быть при этом непременно хорошими, и чтоб ты был беден также, как и они. Поэтому мы оказываем им благодетель в определенном смысле, - наполняем их никчемные жизни хоть какой-то пользой. Не забывай об этом, когда в очередной раз будешь выслушивать чье-то нытье…

Он говорил слегка небрежно, как будто прописные истины. А я впитывала всеми фибрами восприятия.  Видимо настал тот момент, когда этот урок откровений становился жестоко необходимым.

- Ты просто осознай для себя, что существует тонкая грань между грезами и реальностью. Политика нашей компании строится на грезах. Чужих грезах, которые им создает социум, а мы лишь ими грамотно оперируем. Язык в нашем случае – это орудие производства.

- Они же верят нам…- задумчиво произнесла я, смотря куда-то в сторону, не потому что не хотелось смотреть в глаза, потому что мозг обрабатывал сейчас такой объем задач и новой информации, что тратить концентрацию на зрение было бы халатной небрежностью.

- Нам нужны лидеры, а лидерам нужен кто-то, кто возведет их  на вершину. Этим – то мы и занимаемся. Только важно не переборщить и всегда помнить, что главное все же, - это безликость, однородность и податливость общей массы. Лишь в этом случае все будет работать системно и саженно. Достаточно того, что есть тот, кто думает за всех, поэтому уж очень сильно окрылять их  тоже не стоит. Сильно мыслящие тоже со временем становятся дилеммой.  И не пытайся объяснить себе все это логически. Здравый смысл – давно уже общеизвестный и самый наивный из всех предрассудков, да и не женское это занятие, если уж на то пошло... Здесь также все аналогично и просто,- принимай, запоминай и оперируй, а понимание придет потом.

 У меня не было причин не верить этому человеку. Все таки, семь лет в этом бизнесе, четыре из которых на позиции старшего эксперта, не могли проходить бесследно, и каждое слово этого человека по теме имело куда больший вес, нежели личные домыслы и догадки. Я не упускала возможности почерпнуть с его уст как можно больше, тем более, после того, как все отчетливее и ярче стала отслеживать предвзятость в свою сторону со стороны обновленной главы компании. Смена власти всегда ведет за собой и перемены в устройстве, и лишь в руках действительно умелых правителей обретает новый исторический виток. В противном же случае все как всегда обернется смутой. Поэтому услышанная мной сейчас информация меня ничуть не смущала. Так же как и ясное понимание, что весь экспертский состав негласно делился на два лагеря: за и против. Моя же принадлежность мне была до сих пор не известна, так как вряд ли смогла бы иметь какое-то на данный момент значение, - слишком уж незначительной фигурой являлось пока мое присутствие в этой партии. Пока!
 Пока я лишь осваивалась, хоть и, будучи в процессе, и все отчетливее замечала и не понимала причины  столь притязательного ко мне отношения. Как в тот день, когда меня не впустили на собрание в зал, наряду с другими несоответствующими дресс коду персонажами, из-за галстука. Узкого  женского черного галстука на белой блузке поверх стоячего воротника. Я тогда не стала спорить,  хозяин – барин. Только учтиво проглотила повышенный тон и давление со стороны заместителя регионального директора тогда еще  под приглушенные звуки аплодисментов за закрытыми дверьми зала в опустевшем фойе. Галстук с тех пор я больше не носила, но осадочек остался, как говорится. Это как детская психологическая травма, срабатывает спустя время как дополнительная капля масла в огонь в не подходящий момент при виде того самого  внешнего раздражителя, особенно, когда ты вынужден покладисто принимать оплеухи в виду существующей системы иерархии. Бомба замедленного действия, другими словами. И временной отсчет уже был запущен.

***
 Как там, у Верберта: « становясь богом, поневоле начинаешь худеть». Так и тут, -  на пути к успеху неминуемо скидываешь лишнее. И чем выше поднимаешь, тем под большим давлением  избавляешься от всего отжившего и не нужного. Элементарная физика. И порой мне казалось, я бросала вызов всем ее законам.

 Основными правилами были держать молчание и не высказывать своего мнения до тех пор, пока его ни спросят те, кому оно действительно нужно. Позвали, - встаешь и идешь. А навязывать, - признак самонеуважения. И пусть подобная манера порождала безразличие между людьми, мне стало со временем так проще. Потому что избитую до оскомину истину никто не отменял, - прежде чем что-то кому-то рассказать, удостоверься, действительно ли тебя готовы выслушать. Как правило, убеждаешься в обратом. В такие моменты у меня, в силу женской ранимости, видимо, обострялось чувство собственной неполноценности, - я чувствовала себя беспредельно одинокой, когда нужно все держать в себе, когда некому выговориться, а искренность являлась дурным тоном, или еще хуже, первым признаком к загрузу и, как следствие, сливу. Только было в этом все равно что-то хорошее. Так проще. Одиночки живучее, - они адаптируются быстрее и четко соблюдают границы своего и чужого пространства.

Краеугольным камнем нашего бизнеса было нерушимое правило – глаза в глаза. Налаживать контакт надо было человеческий и исключительно прямой. Опыт, понимание, - все это, безусловно, хорошо работало и приносило плоды, однако самым весомым аргументом против оставалось одно, – у людей тупо не было денег. Партнеры старались, партнеры были настойчивы, партнеры проявляли изобретательность, кто-то даже выжимал из последнего, однако  массовый результат прогрессировал в направление «дороем до ядра земли». Старший «дворник» приглашал младшего «дворника», и об этом уже в открытую говорилось со сцены во время собраний ответственных. И можно было долго декламировать лозунги на структурах, каждый раз все больше изощряясь в их формулировках, можно видеть внемлющие взгляды партнеров и их понимающие кивки в такт твоим словам, можно было детально разбирать бизнес планы почти с каждым задолго после того, как аренда зала заканчивалась, а потом получать сорванные связки, стаканом воды в лицо на «совещание», потому как физиология рано или поздно начинала брать свое, или выискивать свою папку в при отельной клумбе, спущенной из окна, так как нечаянно заикнулся о своем личном. На личном далеко не уедешь в плане дел, а, стало быть, оно мало кого  волнует, если результаты снижаются.

Стратегия победы испокон веков основывалась на поощрение силы и наказание слабых. Плохие парни всегда, как правило, сильнее. С ними-то и стоило иметь дела. А какой плюс от «пластилина»? Они пусть и не навредят, но и толку с них ни на грош. Даже то, что возможно из него вылепить, недолго прослужит без постоянной рихтовки. О вопросе нравственности говорить не будем. И потом, умеренная жесткость всегда помогала избежать масштабного разрушения.
 
По началу, я, конечно,  немного зажималась, - всегда неловко на людях осознавать себя сукой. Однако со временем привыкла. Так же как и осознала, что исключительная лидирующая позиция, как и полное отставание всегда занимает очень много сил. Их было не много. Поэтому поумерила свой пыл в рвение к первенству и  выбрала для себя середину, не отрицающую при этом воспользоваться любой подвернувшейся возможностью продвинуться вперед.
   Единственная моя вина и ошибка была в том, что я не могла донести, как находить общий язык между собой. И там, где собирались двое моих партнеров, возникало три мнения. Позднее из этой ситуации я сделала для себя еще одно открытие, что самая эффективная возможность подавить в человеке природное желание превосходствовать над другими, - это поставить его в необходимость сотрудничать, загружая при этом работой, чтоб предотвращать врожденную аморфность на корню. Загружать мы умели. Умели и создавать ситуации, где необходимо выдавливать из себя все способности межличностных и командных взаимоотношений…
 
…  Я стремительно влетела в переговорную, глядя на часы, и одновременно громко говоря по мобильнику.  Кивком я поприветствовал присутствующих, кинула телефон на пустой стол рядом с папкой и оглядев всех слева на право,  сокрушительно улыбнулась : «Добрый вечер, дамы и господа! Добрый вечер, дорогие партнеры!» 
 Уже через минуту, вскочив со стула, я молча начала выписывать схему «с неваляшкой» по клип-чату. Комната наполнилась тоской и напряжением всеобщего задавленного бессилия, я чувствовала это буквально спиной. Также как и желание почти каждого втянуть голову в плечи или вообще превратиться в  человека-невидимку. То, что нужно…
Управление ведь всегда маятник – от мягкого к жесткому, от жесткого к мягкому. А люди в скопление – это маленький и капризный ребенок, которому вечно чего-то не хватает. И, как известно, чтоб оценить свободу, предварительно нужно крепко держать в тисках. Что ж, я затяну вам тиски по самые гланды. Оставлю лишь маленький зазор для дыхания и  легкое покалывание в области желудка, сравнимое с ожиданием неприятной встречи в кабинете у стоматолога. Отличие будет состоять лишь в том, что дантист сверлит вам зубы, а я буду сверлить ваши головы. Потому что мне ненавистна мысль, что мои результаты напрямую зависят от чьих-то поступков, четности и благодеяния. Какая-то смесь отвращения и скуки не позволяла мне на это надеяться.
 
- Какая к черту команда?! Вам команда доплатит, если по итогам недели? Премию выдаст? – я обвела не мигающим взглядом оставленных по-фамильно ответственных, тех, кто подавал еще перспективы и не истребил остатки адекватности. - Мне нужно от каждого из вас, - пауза, - от каждого!!! Пять вступлений! Не шесть, не семь, и уж тем более не три! Пять, и мне плевать, откуда вы их возьмете! Не можете давить на  «Кандидатов», делайте лички, не получается  личками, качайте друг друга. Делайте, что хотите, меня совершенно не волнуют ваши способы, но результат должен быть достигнут или все дружно вы можете пойти на ***!!! Вопросы есть?

Их, конечно же, не было. Вопросы, как побочный эффект мышления рождаются в головах еще способных включаться. А это нынче диковинная  редкость.
Я опустилась на стул, когда дверь, наконец, захлопнулась, и уронила лицо на ладони. Господи, сколько же сил уходит на борьбу с серостью, заурядностью и дилетантством. В такие минуты особо начинаешь ценить возможности повышения своей  квалификации, причем не зависимо от способов.

***
  Шампанское было холодным, как я люблю. Мелкие пузырьки резвились, поднимаясь со дна узкого бокала, и вили тонкие вереницы. Я любовалась ими, отслеживая их стремительные подъемы и ломаные траектории, пребывая в какой-то меланхоличной понятной только мне задумчивости.

Я сидела за самым дальним угловым столиком своего привычного ночного заведения и буквально чувствовала, как пространство заполнялось  звуками приборов, чьими-то разговорами, шаркающими шагами официантов, гудящим блендером на баре. С каждым мгновением они насыщались, а меня как будто на фоне всего этого становилось все меньше. Все меньше и меньше.

«Тесно здесь сегодня», - подумалось мне. – «Правда, мой город?»

Я наклонилась к окну в попытке вглядеться в ночь сквозь свое же отражение.  И откуда  взялась такая привычка разговаривать с городом? Еще одна из разряда вредных? Или это уже диагноз,  - просто некому выговориться? А она  слушает и ухмыляется. Она умеет слушать, умеет слышать  и как никто умеет игнорировать. Не из-за злости, нет. Не из-за усталости и бездушия. Просто ей все равно. Самый устойчивый и терпеливый слушатель , - тот, кому безразлично, что он слышит. В эти минуты он целостно может наслаждаться своим мысленным уединением. Также и она. Ей безразлично. Хочешь что-то от нее, - иди бери, она давать не будет. Хочешь проклинать ее за нереализованные желания,- ори,- шум ее дорог все равно, сильнее. Хочешь ненавидеть,- дерзай, а она размажет это толпами людей в транспорте в час пик, и даже если захочешь любить,- просто делай это, если считаешь нужным, но взаимности  можешь не ждать. Она дает всем, но любить уже не умеет. И вы сделали ее такой сами.
 Раньше она уставала от этого, она пыталась дать понять, что бывает другой, но сейчас вы настолько вымотали ее, что ей просто стало безразлично, что вы о ней думаете, чего вы от нее хотите. Она давно уже переболела вами. И на ваши предсмертные агонии ей теперь уже глубоко наплевать.

 Бокал приятно холодил руку все это время. Я прокручивала его пальцами за тонкую ножку, не торопясь пригубить. В последнее время я редко пью, еще реже – одна. Для этого должен быть, по крайней мере, повод понятный мне одной. И такой повод был.
 Я перевела взгляд на томящуюся в ведерке со льдом откупоренную бутылку из зеленого стекла. По торчащему горлышку вниз стремились влажные испарины, что делало ее содержимое еще более желанным.
 
«Да,- улыбнулась я своим мыслям, - повод есть. Еще какой повод.»
Я протянула свой бокал и чокнулась с этим манящим горлышком.

« С днем рождения, Игорь Викторович! Где бы ты ни был….»



***
 Любое дело делаю люди, как любил повторять наш эксперт, поэтому нет плохих  дел. Нет даже плохих людей, по сути. Есть просто те, кто занимаются не своими делами. И всегда должен находиться тот, кому приходится показывать, как нужно заниматься теми самыми делами, так как люди по причине своей разрозненности, алчности и скудоумия  могут за всю свою жизнь так до этого и не дойти. Зато с особой степенью значимости будут указывать на твои промахи и ошибки, и, конечно же, с особым рвением давать советы. Давать советы, это, пожалуй,  любимое развлечение людей не зависимо от поколений и времени. Причем непременно из личных соображений или еще чаще из опыта «одного знакомого» и под грифом « Я же тебе добра желаю!»
Сколько катастроф случалось в последствие исключительно благих соображений, одному Богу известно. И мы уже об этом говорили…
 Хотя в наше время уже не разберешь, где черное и где белое,  оно давно слилось в единую серую массу без возможности на градацию. А религиозных людей сейчас  все чаще воспринимают как сектантов, всеми силами пытающихся завербовать себе людей, если ни как шизофреников вовсе. И в этом мы с ними чем-то схоже, если мерить рамками обывателя. Только у нас, знаете, своя религия.

- Мы же ничего не создаем! Мы ничего не производим, ничего не растим и не добываем. И если убрать  всех нас, ничего не изменится. – Игнатов был сегодня в ударе. При всей свое знатности законченного рас****яя, он умел и любил глубоко мыслить. За это и был дорог, что умел аргументировать свои мысли Своими словами, а не заученными шаблонными фразами, жаль только глубину не всегда контролировал и порой его начинало нести.

 - Никто же не умрет с голода, производство не встанет, поля продолжат давать урожай, метро не прекратит свою работу. Даже курс  евро не упадет. От нас нет вообще никакого толку.

- Какие поля, Игнатов?! – меня искренне насмешил этот оборот его речи. – Какие поля?!
Еще скажи, космические корабли не перестанут бороздить просторы вселенной! В тебе оратор нереализованный  загибается, ей Богу!

- Не цепляйся к словам, Михална! Ты ж понимаешь, о чем я!

- Да, понимаю, Вань. Понимаю…

 Он вступил, когда я еще была партнером, в структуру одного из сильных еще на тот момент ответственных. Ответственного спустя какое-то время не стало, а парень задержался, хоть и потерялся на какой-то момент, так и не квалифицировавшись. Я даже не помню, как мы начали плотно общаться, но смыл в том, что общий язык был найден мгновенно, а «свои люди» среди партнеров нужны любому эксперту. Он справлялся идеально.

- А в чем есть толк тогда, объясни? Так, если разобраться… - дискуссия обещала быть продолжительной. - Если смотреть глобально, то действия любого, абсолютно любого человека, по - сути, не имеют значения. Куешь ты или копаешь, поешь или рисуешь, сидишь по восемь часов в душном офисе или занимаешься чем-то «своим», это не имеет значения. Потому что всем, в общем-то, наплевать, чем  занят кто-то другой. Ну, есть ты, ну, нет тебя… Не будь тебя, этим занимался бы кто-то другой. В чем тогда разница?
 Он не ответил.
 
- И коль разницы нет никакой, логичен вопрос : какого хрена ты вообще выкаблучиваешься? Делай то, что хоть как-то для тебя приемлемо в доступных для тебя рамках и не выноси соседу мозг. А если уж совсем приперло, то сгоняй куда-нибудь, смени обстановку. Спустя время вернешься и вновь будешь с новой силой любить ту ахинею, которой занимался до этого. А перестанешь любить,- найдешь другую. Все просто, черт возьми. Все гораздо проще, чем мы себе все представляем.
 
Теперь пропирало меня: - Ты не пойми меня не правильно, - я наполнила свой бокал. – Я не наезжаю и не пытаюсь донести, что если у тебя случился приступ справедливости – бросай  все и иди работать на завод, просто не заморачивайся настолько глубоко. Коль избрал такую дорогу, коль умудрился сюда попасть - потребляй и не причитай о социальных противоречиях.
Он не сводил с меня глаз. Его взгляд выражал смесь удивления, дикости и возмущения.

- Батончики.

- Что?

- Батончики, мать твою! Расслабься!

Я улыбнулась, рассматривая его немного шокированное состояние. Сколько в нем еще человеческого...

- Ты говоришь, как прожженная сука, Лер.

- Спасибо.

- Нет, я серьезно. А как же сплоченность, взаимоподдержка : помогая другому, помогаешь себе? Не об этом ли ты говоришь на собраниях своей структуре?

- Прежде, чем заниматься меценатством, Вань, и духовным в том числе, надо самому стоять на ногах. В нашей ситуации мы максимум – костыль для непризнанных гениев, который под их весом может просто не выдержать. В итоге угробит и себя и весь этот сброд, еще и виноватым останется…

- Это уже какое-то лицемерие…

- Все лицемерят: либо ты, либо перед тобой. Поэтому здесь без вариантов. И мне, кажется, изначально, нас преследовала совершенно иная идеология. Мы хотели сеять вокруг себя одно добро, но это как всегда оказалось невозможным по двум причинам: во-первых, нам  постоянно кто-то мешает, во-вторых, мы сами, в конце концов, отрекаемся от своего намерения. В итоге люди, питающие благие намерения, как раз и становятся  чудовищами.

- Однако… интересная у тебя точка зрения…- он задумчиво потирал лоб. - Я несколько обескуражен.

- А ты оглядись, Вань. Результаты-то на лицо. Наши жизни клонируют… наша сонная дурь, которую мы здесь порем,  становится лозунгами, а одиночество в толпе перманентным. Полное безразличие друг к другу прикрывается телефонным контролем и лже-улыбками. Но нельзя одновременно прогибаться под мир и менять его. Не получится…

- Михална, ты меня пугаешь… - Всегда же можно направлять движение мира, когда его отчаянно  катят другие, при этом просто идя рядом.

- Хмм…. Как вариант…

- Вопрос как всегда в тех, кто потянет это физически и не надорвется.

- Ну, а грамотно выставленная «морковка» решит все остальное… куда ж без нее?

- О, даа!!! Иа-Иа…
Мы почти синхронно рассмеялись.

- Вот именно. А ты говоришь… - он демонстративно затушил сигарету, с силой раздавив бычок. – А весь этот чей-то бунт, и твой, кстати, тоже, - всего лишь потакание собственной значимости. Однажды приходит осознание своей никчемности в рамках вселенной, в ее масштабности. А там совершенно не имеет значения, есть вы вообще или нет, - тогда все становятся гораздо покладистее. Унижение в умеренных дозах дисциплинирует.
 Теперь призадумалась я: - Выходит, нет никакой великости в природе человека. И все эти достижения, - всего лишь последствия естественной эволюции мира, а не рывок в сознание одного из индивидов. И спи Ньютон по другую сторону дерева в тот момент, когда падало яблоко, на чью-нибудь другую голову свалился бы апельсин…

- А то и кокос. Для достоверности!

- Не плохой пример…

- Вот тебе другой: люди приручили огонь. Этот маленький огонечек, тлеющий на конце сигареты,  является олицетворением стихии. И эта стихия покорно зажата в двух пальцах вершины эволюции. Чем не символизм? - он игриво улыбнулся, покручивая перед глазами дымящийся «Давидов», уже пятый за последний час. - А сколько интересных, а возможно даже великих мыслей посетило человека, глядя в ночи на этот маленький огонек в его руке...


- Это при условии, что человек еще сохранил способность думать.


- Безусловно. Именно этот и рассматриваем... - он улыбнулся еще ехиднее.- Прекрати! Откуда эти приступы разочарованности в человечестве? Или это на фоне последних нулевых недель? Сложные люди есть, они будут и это нормально. Никто не просит менять их - не твоего это масштаба деятельность. Определи себе отдельную зону индивидуумов, с которыми комфортно, а остальных воспринимайте как временную вынужденную необходимость. Ключевое слово здесь - Временную!

 Я мягко благодарно улыбнулась.
Вот за что я всегда ценила этого индивида, - за его легкость! За его способность в любой момент хлопнуть по плечу и сказать : Э-ге-гей! Все ж хорошо! Даже, когда на деле - полная жопа. Только глаза его порой выдавали, но это только порой...


- Знаешь, мне иногда кажется, что люди раньше другими были, - Ванька устало откинулся в кресле и выпустил дым очередной сигареты. - Не воспринимайте как отголоски совка - типо в советские времена мороженое 20 копеек стоило и вкуснее было в разы. Я не помню, если честно, ни совок, ни мороженое. Помню, что люди тоже спешили - люди всегда спешат, но тогда они спешили с целью успеть, и, зная куда успеть. Мне так казалось. А сейчас они спешат от страха. Страх стал двигателем - не цель.
 Беги! Убегай как можно дальше и улыбайся, главное улыбайся, не поднимая глаз. Потому что если поднимешь - слишком уж очевиден молящий подтекст этой улыбки...

 Ванька уехал ближе к четырем утра, как-никак структура уже сегодня потребует сил и бодрости духа.  Я же осталась давиться остывшим чаем и рассматривать зачатки жизни города в окне ресторана. Мне не хотелось домой. Мне не хотелось оставаться наедине с собой. Я ждала нового дня, как отмашки к новому этапу эстафеты. Бег от самой себя,- в этом виде спорта я чемпионка.
 Солнце тем временем будто запуталось в недостроенной крыше одного из небоскребов, и подрагивая , стремилось вырваться и зайти за горизонт. Сумерки уже вступали в свои права, но видя, как солнце отчаянно борется с изобретениями человечества, не напирают, а деликатно притормаживают. Человек. От тебя даже на небе тесно.

Я рассчиталась перед самым закрытием заведения и вышла на улицу, не вызывая такси. Ни одной машины, ни одного человека. Солнце явно не торопилось сегодня вставать. Я медленно переступала в свете редких фонарей , обхватив себя руками за плечи, и чувствовала как утренний холод забирается мне под юбку, лезет под нижнее белье и прилипает к чувствительной коже. Извращенец. Даже холод, не тратит  время больше на прелюдии ( пощипать  конечности, к примеру, или отморозить нос), а сразу двигается в кратчайшем направление. Чего уж говорить о «существе разумном»?
 Извратили и опошлили все, что можно было. Давно, окончательно и, боюсь, что бесповоротно. Все низменное и пошлое неискоренимо, потому что безотказно действует на людей. Задай вопрос любому о тонкостях итальянской архитектуры эпохи ренессанс и, через полчаса в унисон с тобой будет рассуждать чей-то протяженный храп,  спроси же о пытках над маленькими голенькими мальчиками во Франции начала восемнадцатого века и, выпученные интересом глаза не отпустят тебя, пока ты не расскажешь в деталях. Но винить здесь некого, - сами же все это и сделали. Нам швырнули,- мы захавали. Несварение – побочный эффект индивидуальной непереносимости. Встречалось редко и в основном локально. Передозировка случалась, но излечивалась его же аналогом. По массе же своей жалоб не поступало, поэтому препарат поставлен на широкое производство и всеобщую доступность. Хавайте, господа. Все для вашего же блага и удовольствия!
Жаль, что выворачивало уже от подобного рода удовольствий. Продолжительно и часто. От вездесущего смрада из неприкрытых углов нашего необъятного города, от абсолютной бессмысленности  всего в нем происходящего, от мелочности чьих-то поступках и от всех этих  тел, позиционирующих суть своего существования как  жизнеобеспечением для гениталий. А хотелось просто глотка свежего воздуха, дуновения чей-то осмысленности и глубины глаз. Его глаз.
***
 В Москве вновь долбанули морозы. Угнетающие и сковывающие. Тогда бизнес открыл для меня зимние туфли. Это не было каким-то концептуально новым изобретением обувных мастеров. Это были все те же классические дамские туфли на каблуке восемь сантиметров и непременно закрытым  круглым носом . Просто и на 20 градусный мороз они оставались все теми же туфлями. И легкий полушубок, накинутый на костюм. Для людей бизнеса даже времен года не существует. Не до этого, собственно говоря.


 В такие морозы могли согревать только тройное «С»: солярий, сауна и секс. Первые два  еще хоть  как-то проявляли себя в моих буднях, третье оставляло желать лучшего. Все-таки  «любить» и «обладать» для меня сильно разные вещи. И второе без первого серо и безвкусно. Неинтересно как-то, разве только погреться в самый отчаянный момент.
 И я даже начала уже привыкать в какой-то степени. К его запаху, его смеху. Его въевшейся привычке разбрасывать все вокруг себя и небрежное отношение к вещам. В последствие это стало просто его особенностью, как цвет глаз, размер обуви, и не вызывало уже совершенно никаких эмоций. Только временами непроизвольную улыбку, потому что в этом был весь он. Отношения с Сергеем выстроились внезапно и непреднамеренно. Просто познакомились, просто обменялись любезностями и просто однажды оказались в постели. Спустя время последнее стало происходить все чаще, пока ни привело к логическому завершению в целях экономии времени, которого у меня становилось все меньше. Сергей не был из «бизнеса». Он о нем даже не знал. А мне не хотелось посвящать, - должно же было в моей жизни быть хоть что-то личное, кроме замороченных мыслей.
  Иногда он был смешной, иногда злой и противоречивый, но очень хороший. Хороший. Пожалуй, самое главное его определение, самое правильное, и вместе с тем противоречивое. Во мне противоречивое. Ведь понимала я, понимала, что этот человек,- то, чего можно искать всю жизнь и упустить, чтоб однажды, научившись ценить  покой и общение без слов, понять, что больше уже не найдешь. И отдергивая трухлявые ниточки прошлого, корить и умиляться собственной глупости. А пока смотреть, как он заботливо охлаждает вино для приятного вечера в твой единственный для него выходной, понимать, что он вот сейчас в данную минуту рядом, теплый домашний и твой, потому что сам очень этого хочет. И тебе хорошо, тепло и уютно в этом его комфорте. Только настырные мысли яркими вспышками диктовали другое имя. Имя. Имя влекущее за собой череду  событий и ассоциаций, нанизанных на твою жизнь как бусины на шелковую нить, и влекущие мыслями куда-то вслед за ними, куда-то … куда-то к нему.  И  ты все сильнее сжимаешь ладонь того, кто рядом, будто пытаясь удержать себя здесь, в реальном мире. И он мягко улыбается тебе в ответ. И тот и другой мягко тебе улыбаются. Только один здесь, а другой  в воспоминаниях. И что реальнее становится уже под вопросом.

 Жизнь всегда заставляет задавать вопросы. Самый мой основной и любимый : «Зачем?»
Зачем люди тратят столько времени на поклеп и усугубление чужого существования? Зачем позиционируют зависть, потакая собственным комплексам, и зачем закручивают болты в работе собственных же кораблей. Не бывает на одной кухне двух хозяек, и пусть в моем случае я исполняла роль максимум посудомойки, главная по пищеблоку не упускала момента и возможности усложнить монотонность существования ее наемной. Я честно пыталась найти ответ на этот вопрос «зачем?», искала даже на вопрос «почему?», но в итоге лишь запутывалась все больше. Дойдя до точки накала, я готова была задать этот вопрос лично, но кроме как классического ухода от прямолинейности и слив сильных партнеров в структуры новоиспеченных экспертов ничего не получала. Когда смысла идти на контакт уже не предвиделось, я решила пойти ва-банк.
 
 Убедив, что у нас нет другого выбора и нам просто необходима встреча с этим человеком, я озадачила Славку раздобыть новые координаты г-н Фамулова. И хотя бы потому, что это был тот самый человек, который изначально побудил нас к нынешней идее и ее продвижению, знающий куда более глубокие тонкости, да и просто потому, что этот человек куда более приятен как союзник, нежели враг. И займи он вторую позицию, - мы раздавлены, к  тому же с большими финансовыми потерями. И мы оба это отчетливо понимали.
 Заручившись поддержкой друг друга, и  достоверными источниками связи, мы  решились на звонок.  Разговаривал Славка. Он представился, озвучив наши фамилии, и обозначил, выходцами чьих структур мы являемся. В характерной ему манере, изредка немного напористо, как мне показалось. Или это были просто нервы? Черт его знает. Но встреча была назначена на четверг вторую половину дня отель «Рица».  Шальная мысль пролетела в голове при упоминании одной фамилии, но тут же была отметена за ненадобностью и глупостью одновременно. Однако напрасно...
 Подходя в обозначенное время и  место без опозданий и с деловым настроем, мы увидели уже ожидающих нас двоих человек. 
« Я не остановлюсь, до тех пор, пока ни отыщу!» - вспомнилось мне в тот момент, когда я по воле случая садилась напротив одного из них.
«Нет!» - показала мне жизнь. «До тех пор, пока ни придет время  необходимости вам найтись». И, кажется, этот момент настал.
 От подобных мыслей спина выпрямилась еще более деловито, и серьезность собственной позиции возросла в разы. Все внимание было сосредоточено на главном человеке сегодняшней встречи, думаю имя называть не нужно. Говорил с ним в основном Слава, я внимала реакцию его собеседника и добавляла деловой антуражности своим серьезным видом, на чью стабильность посягнул ожидаемый мною сюрприз. Он сидел напротив и улыбался. Так игриво и заразительно из-под чуть приподнятой правой брови, как умеет только он. Так близко. «Господи, как же я по нему соскучилась!».
Он не сводил с меня глаз, и вся гамма его мимики была отчетливо видна мне боковым зрением, так хорошо развитом в женской физиологии. И непроизвольная улыбка предательски растопила всю серьезность моего вида. «Что же он делает, паразит?!». Взять себя в руки становилось практически невозможным, стоило только вновь уловить его лукавую улыбку.
 - Вы так усиленно улыбаетесь. Вам кажется что-то смешным? – внезапно обратился ко мне г-н Фамулов, заметив мои потуги совладать с собственной мимикой.
 
 Переговоры подходили к грани срыва. Мямлить не имело возможности. И не скрывая искренности, я пошла напролом : - Да. Потому, что очень рада видеть своего первого и единственного эксперта, некогда внезапно исчезнувшего, целым, здоровым и невредимым, - в этот момент, я, наконец, повернулась к нему фасом, чтоб продолжить свою речь глазами, куда более красноречивую. - И, конечно же, вас, – вернув взгляд на главную персону сегодняшней встречи, – как локомотива нашего бизнеса, в отсутствие которого поезд, очевидно, замедлил свою скорость и траекторию. Но на данный момент это не имеет никакого отношения к делу, поэтому прошу прощения и в дальнейшем постараюсь сдерживать свои эмоции.
 
 Я слышала, как Слава затаил дыхание в ожидании непредсказуемой ситуации. Внутренне я была готова к моральному разносу, но его не последовало. Лишь продолжительный взгляд сканировал меня с пару минут, в течение которых мне хотелось  провалиться  и разломать секундную стрелку наручных часов, тикающую, казалось прямо у меня в ухе, затем неожиданно смягчился одобрительной улыбкой. Где-то внутри я с облегчением вздохнула, внешне оставаясь неизменной, чувствуя лишь, как два огонечка бесенят пляшут в глазах моего немого собеседника напротив.

 В ту ночь мы безбожно напились. Нет, я не уснула лицом в салате, а он не громил все подряд в пьяном дебоше. Напившаяся до соплей девушка, это, вообще, зрелище удручающее, я считаю. Блеска в глазах вполне достаточно, чтобы ценить действие алкоголя. Я и была как раз на той гране, не переступая ее, но и подойдя довольно близко, балансируя, будто играясь спровоцированной легкомысленностью и отголосками здравого ума. И это было безумно приятно, кидать себя по этим волнам и встречать ответные, в его исполнение. Мы смеялись как дети, громко и искренне, мы танцевали на улице, не смотря на мороз, прыгали через бордюры, пихались локтями и бегали через дорогу на перегонки. Мы забавлялись с прохожими, у которых еще оставалось что-то живое внутри, чтоб реагировать на наши выходки с улыбкой, мы махали проезжающим мимо автомобилям  и изображали нелепые движения под доносящиеся с уличными динамиками кафе мотивы песен. А потом мы долго и неустанно целовались, чувствуя, как губы холодеют и обветриваются на ветру. Будто снова пятнадцать, будто вновь все как в первый раз…
 Первый раз – это единственный раз, когда ты воспринимаешь все телом и головой. И не важно, о чем идет речь. Какой-то поступок, навязчивая мысль или непреодолимое желание. Даже спустя продолжительное время этого первого раза ты не отвлекаешься от процесса. Но только в первый раз. То же самое и в сексе. Что там говорить, то же самое и при поцелуе. Нет ничего волнительнее, чем прикосновение к губам, когда ты лишь догадываешься, какие они на вкус, на ощущения, и что последует за этим прикосновением. А потом, как правило, все теряет эту остроту, теряет накал. И самый проникновенный засос не постигает и половины тех ощущений, что ты испытал при первом прикосновение губ. И тебе мало. И пусто. И вот ты отправляешься на поиски чего-то большего. Что тогда говорить о сексе….это сущность человеческая, это беда и гордость нашего поколения. Это одно слово – прогресс. И ты куришь периодически безобидную травку,  не замечая, как садишься на иглу. И ты моделируешь свое тело, начиная с французского жима, а заканчиваешь поеданием стероидов. Болезненное пристрастие вплоть до зависимости стала ключевым результатом во многом, в противном случае, ты – неудачник…
- Почему вы, мужики, такие примитивные? - я истерила перед Сергеем, расшвыривая попадавшиеся под руки вещи. – Стоит телке раздеться, и вы готовы отдать ей последнее. А потом искренне удивляетесь, почему бабы становятся все более самостоятельными и воспринимают вас как жизнеобеспечение для члена.
 
 Что еще может предпринять женщина, провоцирующая беспричинный разрыв, нежели скандал? Мотив в данном случае совершенно не имеет никакого значения. Даже зацепок не надо, - все, что нужно мы способны воссоздать из ничего. Я творила.

- А ты не боишься, что со временем тебя просто некому будет любить? – он, как всегда выражал собой непоколебимое спокойствие, чем только подкреплял мой психоз и раздражение…
 Благодетель - человеческие отрыжки. Ненавижу!

- Бред все это: любовь, чувства! Я – бесчувственная сука, если ты еще не понял. Тварь. И я горжусь этим! Если приходится выбирать между быть любимой и быть ранимой и беспомощной, тогда засуньте себе эту любовь поглубже! Я выбираю третье – быть самодостаточной. Мне есть, чем заняться по жизни, нежели быть обителью твоего тепла и спокойствия.
Я била наотмашь. Я пускала в ход запрещенные приемы, но мне нужно было действовать наверняка. Он  не заслужил всего этого. Он был слишком хорошим. И слишком умным, на что я с забвением уповала, - я надеялась, что он однажды поймет.

- Ты жестокая, Лера. Так нельзя. – Даже здесь он не терял благородства. – Я сейчас уйду, а ты подумай и не спеши с выводами. Ключи пока что оставь у себя, можешь здесь жить, - я не появлюсь, пока ты этого ни пожелаешь. Я очень надеюсь, что ты примешь верное решение.
 «Боже, как мило» - думалось мне, глядя на закрывшуюся дверь и  карты “Visa”, оставленные на тумбочке в прихожей.
Как будто можно закорешиться с душой и навешать ей лапши. Ха! Как там писал Минаев, - на каждую мечту найдется свой Mastercard, человеческая глупость – бесценна.
Знаете, мы даже честнее в данном ключе. Пирамида? Но мы, хотя бы, делаем друг на друге деньги, а вы предлагаете духовно друг друга наебывать.
 
***
- Да потому что говно я, Лерочка, –  утреннее молчание ему на ухо о том, как я счастлива всегда, как правило, заканчивается ненавязчивыми разговорами. Это наше утро обещало быть особенно милым. – Я много курю, матерюсь и, нет у меня совести. Совсем нет.
После классического ожидания полного пробуждения в объятьях друг друга Игорь с чего-то резко подорвался с постели и, высматривая что-то очень важное в окне, закурил. Я ждала продолжения. Когда мужчину пробивает на откровения, зажми рот рукой, больно придави себе чем-нибудь ногу, ущипни ногтями за задницу и слушай. Молчи, жди и слушай.
 
- Нет возле меня никого. Была одна, подвижная вроде, а тоже не выдержала ни темпа, ни напряжения, и мелкого забрала. Все по уходили, Лерочка. Кто по своей воле, кто так. И правильно делали, кстати. А ты вот сидишь, смотришь на  меня своими очаровательными преданными глазами и не понимаешь, что не надо тебе оно это все. Не надо. А я и не знаю, зачем говорю тебе все это. Просто чтоб знала.
 
 Он даже не обернулся, пока он декламировал свое это обращение то ли ко мне, то ли, в никуда. Затем рывком затушил сигарету и начал одеваться.
 
- Пора мне. – Выдал он, стоя на пороге комнаты, полностью готовый сделать свой последний шаг через порог.
 
Все это время я, молча, наблюдала за его метаниями, сидя на кровати в подушках  и одеяле. Только сейчас, - впервые за все утро он удосужился посмотреть мне в глаза. А я выжидала.
 Вот, что можно ответить на такое? Что? Смех, да и только.
Именно этим я и ответила. Я содрогалась заливистым хохотом, откинувшись на подушки. Я озвучивала своим смехом всю бредовость сложившейся ситуации, и высмеивала ее, пока хватало воздуха в легких. Затем резко поднялась, скидывая одеяло на пол  и, вплотную подошла к нему. Когда женщина пристально смотрит тебе в глаза и проводит языком по губам, убегай, пока у тебя есть такая возможность. Никогда  не смотри таким женщинам в глаза, если конкретно не знаешь что делать.
Секунды мне было достаточно, чтоб впиться в него губами. Еще минуты, чтобы снова раздеть. Слом программы,- так вроде вы учили, господин Патанин? А мне еще со школы говорили, что я быстро схватываю…
 
- Ты сумасшедшая! – улыбнулся он, когда сидя на столе в одном полотенце,  я поглощала  суши с его рук.
 
- Я? –  конкретизирующий звук, сквозь набитый рот рисом и рыбой, уточнил вместо меня.
Лоб, как полагается в таких случаях, сложился в  тройную гармошку. – Да, в мире вообще почти нет полностью здоровых людей. По самым скромным подсчетам статистов восемьдесят процентов страдают ожирением, низкой активностью и болезнями сердечно-сосудистой системы, если  ни всем этим вместе, – я запила остатки пищи вчерашним шампанским. - А у меня всего-навсего колпак повернут. Так что мне простительно.
 
- Да уж, конечно! – он стянул меня к себе на колени и принялся убирать растрепанные пряди волос с моего лица. – У меня сейчас не все так гладко, Лерочка. Много недоброжелателей. Ситуации не совсем хорошие складываются…
 
- И что?
Он не отвечал, лишь продолжал непрерывно гладить по волосам.
 
- Ты и в правду не понимаешь? – я обхватила его лицо ладонями. - Мне совершенно наплевать, чем ты занимаешься сейчас. Мне интересен ты сам. Да, ты есть часть того, что ты делаешь, и я согласна, бытие определяет сознание. Но если мне интересно твое сознание, бытие может пойти покурить. А что касается врагов, так чем больше людей тебя любят, тем больше будет ненавидеть. И это нормально. Это баланс. Элементарная физика, что б ее! Поэтому не придавай значения всяким слизнякам, насквозь пропитанным собственной завистью. Не обращай внимания на озлобленность в твою сторону и не задумывайся о желающих погреться в твоих лучах. Это все было, есть и будет. Будет. Будет даже больше, поверь. Но я люблю тебя, а этого достаточно, чтоб все они пошли к чертям!
 Он продолжительно всматривался мне в глаза прежде, чем  отстранить: - Надо закончить кое-какие дела. А там видно будет…
 
- Патанин!- окликнула я, когда он, наконец, уходил. – Какая бы ахинея ни лезла тебе в голову, я поддержу любое твое решение. Просто знай и помни об этом.
 
 Я долго еще смотрела с окна вслед уходящему автомобилю. Неужели, ты – еще одна незавершенность в моей безалаберной жизни? Еще одна. В жизни, которая сама сплошь одни незавершенности. Как бы мне этого не хотелось…
 
***
От нее пахло лаком для волос и дешевыми духами. Она не вздрагивала при моем появление и крепко пожимала руку. Она почти не улыбалась,  держала эмоции под контролем и совершенно беспринципно воспринимала информацию. Такой легкой  персоналки у меня еще никогда не было…
 Мы привыкли ценить, когда на вопрос, почему вы хотите работать и зарабатывать у нас, будущий кандидат отвечал:
- хочу зарабатывать в команде;
- хочу, чтобы мои навыки пригодились компании;
- вижу для себя перспективы.
Или что-нибудь в этом роде. А тут такое откровение:
- Вы знаете, вот у меня есть золотое кольцо, - поделилась со мной Ангелина, демонстрирую на руке украшение, средней дороговизны, надо отметить, - осколок бриллианта в огранке желтого золота. – И я хочу себе заработать ещё на одно!

Мной овладел культурный  шок на тот момент: « Да, неужели!»
То есть компания, её цели, команда, возможность расти и развиваться?
У большинства совершенно  другой взгляд на вопросы работы в компании. А здесь такой экземпляр…
 На меня будто сошло озарение: личные цели и цели компании должны быть увязаны между собой. Чем больше зарабатывает человек, тем он свободнее и духовнее. Именно тогда, у него появляются мысли о чем-то отличном от материального, когда он начинает зарабатывать много и, деньги перестают быть для него вожделением.  Что же касается работы  в компании, где цели, миссия и культура прописаны как постулат, то очевидно, что эти идеи должны как минимум нравиться, если ни вызывать  восхищении, иначе смысл их наличия теряется в принципе.
 
На мой вопрос, почему вы считаете, что сможете зарабатывать в нашей компании, Ангелина
ответила: - Я люблю дорогие украшения,  их у меня должно быть
много.
 Полный пакет был зарегистрирован за пятнадцать минут.
 
****
 Карты пришли ровно в срок. Пухлый конверт с расписанной макулатурой и кусками пластика, с помощью которого мы изменяли жизни. Свои и не только.
 Ребята работали слаженно. Счета взламывались, информация продавалась, выставлялась и обрабатывалась. «Подставные» работали отчаянно, оформлялись, и осознано подставляли  свои жизни за проценты. Меня не переставало поражать, насколько охотно люди переступали закон, ведомые жаждой молниеносной наживы, нежели изначально грамотно распорядиться пусть и минимальными, но все же законными  средствами.   Каждый выполнял свою функцию, четко, отлажено, профессионально. И уникальность нашего союза заключалось еще в том, что, несмотря на тот факт, что людей слова и дела становится все меньше, мы как-то разыскали друг друга.
 У каждого своя по жизни школа за плечами: кто-то вступает в «А+», кто-то переживает столько же, если не больше, сумев при этом сохранить человеческое лицо и не гнилую душу.
 
 Проект продвигался. Это была  мощная и сильная идея, а мы с ним составляли единый организм по его продвижению. Более выгодного и взаимодополняющего дуэта я и представить не могла. Я подсознательно давно искала нужного партнера для чего-то глобально-интересно-прибыльного.  А что еще мне оставалось делать? Когда жизнь катится ко всем чертям, должно оставаться что-то святое.
 
 «Бизнес» снижал обороты. Это было видно уже невооруженным взглядом. Особенно в выходные, особенно по фойе и степени изможденности экспертского состава. В наших жизнях  в рамках компании не оставалось ничего кроме напряжения. Пресыщенность, как может показаться. На самом деле все гораздо проще. Мы мучились от того, что привыкнув к поклонам, уже не могли  кланяться сами. Не допускали этого даже мысленно. Ведь став лицом общественности, ты  не сможешь уже оставаться без внимания. Заимев достаточно, уже пугает вариант вернуться к меньшему. Окружив себя людьми, которые умеют тебя любить, уже не можешь  без любви. И все эти мудрости великих о сущности жизни, ее заурядных составляющих и невозможности все время находиться на пике, оставим где-нибудь рядом с карточкой пенсионного фонда. Организм расточен и после все этих бурь, шквалов и тихих омутов ему не смириться с тем, что если ты нормально спишь и с аппетитом питаешься, то больше ничего и не нужно. Ничего. С нами было иначе.  Да и с аппетитом, если честно, тоже не все гладко.
 
 Приходилось выкручиваться из сложившихся ситуаций и организовывать параллельные с «А+» источники дохода.  Ведь самым весомым мотивационным аргументом по – прежнему оставался тот, который можно продемонстрировать…
 
                *
 Я не стала размениваться на второсортные иномарки класса «не жалко разбить», а взяла Мерседес clc-250, черный металлик – классика не выходит из моды, как известно, по мощности пока хватит,  а дури у меня и своей хватает.
С чувством полного самоудовлетворения я выходила в то утро из дома,  поигрывая брелком ключей. Легкий макияж, позволительный в редкие дни свободные от бизнеса, очки, куртка из тонкой кожи, и неизменные шпильки. Все как полагается. «Сосочка», как это могло бы выглядеть со стороны и называться словом, которым любят выражаться «папенькины сынули». Жаль, что кроме как выражаться они больше ничего не могут.
 
 Я смело выруливала на проспект, и пусть в портмоне лежали купленные права, а стаж насчитывал пару пробных выездов с друзьями за городом на чьей-то отцовской «kia», один из которых в не совсем трезвом виде - здесь, как и в любом другом деле, главное уверенность, а деньги для того и созданы, чтоб упрощать некоторые аспекты нашей жизни. Уверенность была, - я ехала в своей «малышке», в Своей, которую купила сама, и не насосала на нее у какого-нибудь жирного толстосума, как принято думать, глядя на эффектную девушку в качественном авто, а просто  с****ила денег. Грамотно с****ила, поработав головой, как следует, причем поработав так, что еще и не попалась, что еще и не пришлось менять документ удостоверяющий личность и мигрировать в чужую страну, а  потому вдвойне красотка! И мне далеко наплевать, что на развязках я туго соображаю, жестко подрезаю и убого паркуюсь,- я не специально, я просто еще не волшебник, как говорится, но пройдет совсем немного времени, и вы будете стартовать со мной со светофора. Будете. Дерзости и амбиций на то предостаточно.
 А сейчас я ехала к разработчику нашего сайта. Проект продвигался. Медленно, правда, но продвигался. Василий просто проникся, видимо, нашей идеей и фанатично прорабатывал все тонкости. А мы в свою очередь с умным видом выслушивали его теории и правки. Голова иногда разрывалась потому, что напрягается вдвойне, когда очень отдаленно понимаешь, о чем вообще идет речь. Программирование -  явно не наш конек.
 
 Славка уже ожидал в пункте назначения. Встретились мы как всегда в неприметном месте, где контингент не облагорожен интеллигентами. Так было проще. В толпе есть один большой плюс – в ней легко скрыться. Антуражу тоже есть свое время и место.
 
 Славка сидел за неприметным столиком в углу, курил, пил воду, чесал нос, что-то помечал в блокноте и говорил по телефону. Он постоянно был в движение, сколько его знаю, постоянно в деле, на телефоне, в сети, на ходу. Эта его подвижность и заставила обратить меня внимание на невысокого смуглого темноволосого молодого человека. Он был в «бизнесе» еще задолго до того, как я вступила, и его силуэт быстро примелькался на сцене по понедельникам, когда поощряли наиболее целеустремленных партнеров недели. Позднее нас что-то объединило в фойе. Это что-то вылилось в сегодняшний день.
 Он четко знал, чего он хотел, знал, как этого добиться  и добивался. Это –то и подкупило меня.
Один в поле – воин, кто бы что ни говорил, но если  впереди назревает «побоище» следует запастись единомышленниками. Другими словами, я всегда подсознательно видела этот беспроигрышный деловой тандем: мужская стратегия и женская хитрость. С хитростью дела обстояли хоть как-то, - я искала первое. И  нашла. Нашла в его лице. Ошиблась только в том, что не подразумевала при этом его чувств.
 
- Рыбка заглотнула крючок, Лер, – вместо приветствия сказал он, не отрываясь от монитора ноут-бука, когда я подсела напротив – Прострел неминуем.
 
- Это радует. – Я заказала кофе. -  Что с Эмилем?
 
- Эмиль в теме.
 
- Я ему не доверяю, Слав. – Я растворила кусок тростникового сахара в маленькой чашечке. - Причину озвучить не могу. Назовем это чуйкой. Называй, как хочешь, факт остается фактом.
 
- Он нормальный мужик. – Слава, наконец, оторвался от монитора. – Хлебанул некисло по жизни. Семья у него не маленькая, ему необходимо крутиться, - он сделает все как нужно, можешь не сомневаться.
 
- Мне двадцати минут хватило с ним пообщаться, - больше не тянет. На дворе уже давно не девяностые, а он по –прежнему живет по их понятиям. И откуда у тебя такая уверенность, что следующим, кого он повезет за МКАД, ни окажешься ты, после удачно проведенного дела. Про иное стечение обстоятельств я вообще молчу.
 
 Он мягко посмотрел на меня и улыбнулся: - Не волнуйся. Все будет хорошо, девочка моя!
 
- Да… Это аргумент. – Иногда меня просто выводила его эта особенность придавать диалогу солоновато сопливый оттенок.
 
 Говорили же, изъясняться проще. И после пары фривольностей с его стороны я не оставила себе отходных путей по собственной же глупости, дурости или просто желания почувствовать себя хрупкой женщиной в сильных руках. Показав один раз слабость , навсегда подписываешься под чье-то покровительство, чем негласно даешь ему преимущество, но оттолкнув его сейчас как мужчину, я навсегда могла потерять в нем партнера, а это непозволительная роскошь для нашей идеи. Я понимала это как никогда, а потому принимала и действовала. Он же горел и любил… и кого из нас был сильнее, пока оставалось вопросом.
 
- Лер, будь позитивнее. Ты в последнее время чернее тучи, -  он чуть ли ни менялся в лице, пытаясь заразить меня своим настроем. – Все же хорошо. Все идет как надо.
 
- Стас, не надо меня прокачивать, - по части настроя ты мне ничего нового не скажешь. Просто оптимизм без причины это признак идиотизма, на мой взгляд, - извини, конечно. Мы двигаемся очень медленно. И если вдруг, Владимир Алексеевич все же пойдет нам на встречу, действовать нужно будет мгновенно. Это как раз будет та самая ситуация, когда время приравняется к деньгам, вернее к их потерям с нашей стороны, если мы сейчас себя не подготовим. Нам уже сейчас нужна встреча с инвесторами. Чужими деньгами как-то проще рисковать, не так ли?
 
 Может, он и в правду был прав, и я действительно немного на взводе ? Да, нет, что вы… Я была капитально взвинчена! И как ни пыталась отвлечься, эта картина сверлила мне голову, с назойливостью соседской дрели.
 
                ***
Я влепила пощечину  по этому наглому и бесконечно красивому лицу. «Как он смел,  гад?!». Или это было последнее, чем он думал зацепить меня за живое? Неваляшка, мать твою! Чем сильнее оттолкнешь, тем притянусь сильнее? Хватит! Ты зацепил, конечно, как же могло быть иначе? Но рассмотреть это в каком - то внешнем проявлении мог бы даже не пытаться. Закалил уже. Закалил донельзя!
 
- Лерочка, ты очень хорошая, ты знаешь, но мы…– он взял паузу,  всей чистотой своих глаз борясь со злостью, страхом  неизбежной потери, с чувством, будто пойманного на воровстве. О, как хорош он был в своей этой роли! Станиславский бы пустил слезу умиления, не иначе, - мне и самой в тот момент хотелось верить. - Мы все-таки очень разные, из разных социальных лагерей, если так проще объяснить. Я много рассказал тебе о том, как живу, что творится у меня…. – Он сжимал и разжимал пальцы, вроде не заметно, как ему наверно, казалось, подбирая тем временем ничего не значащие слова…. Слова подлеца.
 
 Я уже не слушала. Я уже поняла. Но по-прежнему тонула в глубине его глаз. И весь этот фарс становился бесцветным по сравнению с его  глазами. «Ты можешь врать сколько угодно, Игорь.» - крутилось у меня в голове. « Вот сейчас , когда ты сидишь напротив и вместо того, чтоб просто прикасаться ко мне губами, ты используешь их исключительно как источники лжи.  И вместо того, чтобы сказать, что действительно в тебе сейчас происходит, ты продолжаешь сочинять какую-то несуразную чушь…» Во истину величайшим достижением двадцать первого века стали малодушие, лицемерие и страх. «Ты можешь врать мне сколько угодно, Игорь. Себе только не ври!»
 
 И мне оставалось лишь грустно улыбаться, пропуская через себя смесь запаха его духов, нотки теплоты вчерашней ночи и несуразность самообмана. Едва касаясь, я приложила указательный палец к его губам, как знак, того, что он услышан и, продолжать нелепые объяснения излишне, затем встала и, одарив его своим низким серо-зеленым взглядом, коротким размахом влепила наотмашь, затем молча, развернулась и ушла. Остатки прерывистых слов растворяются в вакууме моих мыслей, так и не достигнув цели. Он смотрел мне в след, я знаю, но я уже не слышала его. Совсем. Лишь что-то маленькое внутри пугливо сжимается, все еще ожидая резкого прикосновения сзади, останавливающего, прекращающего, возвращающего. Поэтому, наверное, ноги нарочито медленно переступают по полу….. Но его не последовало. Трусость? Я так не думаю. Скорее недопонимание происходящего. Хотя решительность и мужество далеко не самые сильные черты генофонда нынешнего поколения мужчин. Проще поверить в оскорбленность собственных чувств, чем сделать попытку догнать.
 
 Щелчок дверной щеколды, захлопываясь, заставил вздрогнуть, знаменуя, что все. Я на секунду замерла.  Плакать не хотелось, лишь лихорадочный блеск на глазах наверняка будет еще какое-то время привлекать чье-то  любопытное внимание. Я опустила голову вниз. «Сегодня обязательно зайду на массаж.»
 
Я еще долго гуляла потом по заснеженным улицам, не замечая мельтешащую вокруг меня суету, - она как будто огибала меня  стороной, как будто не решалась сегодня ко мне прикоснуться. Первое что я заметила с того момента были мои туфли. Было очень непривычно ощущать проникающий холод сквозь тонкие подошвы. Я откинула волосы назад, чувствуя, как на лбу таят мелкие снежинки. Ярость ушла, все эмоции как-то разом погасли, осталась только гнетущая усталость. Я вспомнила, что с самого утра ничего не ела. Но есть не хотелось, хотелось просто спрятаться где-нибудь ото всех и выпить что-то горячее. А затем возможно вызвать такси и уехать домой.


 Я не понимала куда иду, - мне не хотелось сосредотачиваться даже на этом. В торце здания, мимо которого я продвигалась, ютилась маленькая закусочная. Я открыла деревянную дверь и вошла.
 Меня сразу обдало густым кофейным теплом и, только тут я поняла, что замерзла.
Я попыталась закутаться в пиджак еще сильнее, но сшитый исключительно по размеру он не отзывался на мои попытки. Я села в углу и заказала кофе.
 Немногочисленные посетители временами скользили по мне глазами, но в целом никого не интересовало, что может делать молодая женщина в таком месте в одном деловом костюме, когда за окном пятнадцать градусов со знаком минус. А пожилой официант в белой рубашке проявлял ни дюжую деликатность, - просто не задавал вопросов, лишь вместе с чашкой дымящегося кофе он принес еще шерстяной клетчатый плед и, молча, накинул его мне на плече.
Я благодарно кивнула в ответ, он едва заметно улыбнулся и так же молчаливо удалился. Я обхватила чашку ладонями и буквально почувствовала, как тепло от горячий жидкости пропитывало меня сквозь керамические стенки.
Кофе был вкусным. С каждым глотком я чувствовала, как он наполняет мой организм новыми силами. Вкус кофе - это вкус мегаполиса, напряженного ритма цивилизации, с его стремительной теплотой проникающей внутрь, терпким началом и долгим послевкусием. Кто-то мне однажды сказал, что те, кто любят кофе отличаются живым умом, независимостью и утонченностью суждений. Ни по этому ли я отдаю предпочтение именно этому напитку…

 Я огляделась вокруг, - как же много, выходит, можно получить всего за сто пятьдесят рублей.
 Я всю жизнь стремлюсь к красоте, величию и благородным поступкам. Мне всегда казалось это правильным, всегда завораживало, и даже в книжках чаще всего наиболее яркие поступки и сцены преподносятся именно в этом ключе. ( Вот что бывает, когда с детства книга – лучший товарищ). И даже в стенах нашей организации я нашла подтверждение в лозунгах, открыто пропагандирующих подобный расклад: красиво, дорого, богато. Только  что получаю взамен?
А в этом ведь и есть настоящее. В таких вот сиюминутным процессах. Только почему, чтоб ощутить их и оценить, нужно довести себя до предела? Загнать до изнеможения и привести в тупик? Почему? 

 Как там говорится... Раньше я любила лето. Но потом узнала, что если есть деньги лето может быть круглый год. Так я стала любить деньги! А если серьезно, то самые лучшие праздники – это далеко не календарные, и не навязанные обязаловкой, а те, которые происходят внутри нас. Беда только в том, что внутри нас уже давно ничего не происходит, без доведения до жесткой критичности.
 Мы все почему-то не допускаем, что жизнь может быть чем-то легким, лишенным всякого бремени. Нет же! Мы утяжеляем все, что только можем утяжелить, и привязываем. Может потому что именно в этом случае она имеет смысл, и наша жизнь не была бы без всего этого такой – отяжеленной. Но если любовь, это нескончаемая борьба, - у меня нет больше сил бороться….

                ***
 Общество было фальшиво приятным. Простор загородного дома, тепло тлеющего камина, и растекающейся по организму крепкий алкоголь,  отзывающийся где-то в голове легким дурманом. Мы улыбались, говорили о всякой ерунде, в общем-то, в размеренном темпе протекающих мыслей и витающей в пространстве непринужденности. Мы отдыхали физически, не впадая в хмельную праздность, - голова должна работать, даже в такие непринужденные моменты, особенно в такие моменты. По началу, это, конечно, доставляло некую сложность, но со временем начинаешь понимать и оценивать подобные тонкости. Влияние алкоголя на безграничные русские души давно всем известно, воздействие его же на бескостность языка – стратегическое орудие. Пока один из нас принимает огонь на грудь, я играю в поддавки.
 
- Вам не скучно с нами, Лера? – один из собеседующих нас, непосредственно хозяин данного дома жеманно прохаживался вокруг возле камина, потягивая жутко пахнущее сигары.

- Что вы, -  я демонстративно захлопала глазами. – Я вообще люблю мужские компании. Про девушек мне и так все известно.

 Он гортанно рассмеялся, выпуская губам бесформенные клубы дыма, а я сдерживала острые порывы кашля за растянутой улыбкой.  Ненавижу запах сигар, тем более столь концентрированный. Что это за слабость «светлых голов предпринимательства» нашей с вами современности, переступивших сорокалетний порог, к данным табачным изделиям?
С чем они отождествляют эту толщину, простите? Уж, явно не с загадочностью и мыслительным процессом...
 
 Табачный дым искажал очертания лица владельца. Они будто размазывались и расплывались перед моим не пристальным наблюдением. Я нарочито  громко залилась ему в такт захмелевшим девичьим смехом, не менее демонстративно прихлебывая из бокала охлажденное игристое вино.
 
- Забавное суждение для столь очаровательной барышни…
«… а вы не увлекайтесь туманом, - парировала я мысленно. - Он имеет свойство искажать суть вещей, даже со стороны источника.»
 
 Я все больше расплывалась в улыбке. Он все больше пытался шутить…
 Еще один плюс моей внешности в том, что нет нужды особо утруждаться, чтоб вы воспринимали меня наивной дурочкой и, полагая, что видите меня насквозь, открывали к себе прямой доступ. Вы льете мне в ушки тщедушный бред, заботясь об эффектности ваших выходок и содержание моего декольте в тот самый момент, когда я считываю самое необходимое, как вирус, запущенный во все ваше существо, чтобы в определенный момент пустить это против вас.
 Красота нынче должна быть практичной. Уже давно списана на бюллетень плоская картинка, да простят меня рядовые красавицы. В тренде теперь многослойность. Красота, которая поражает постепенно, начиная с глаз и до тонкой грации…
 И я буду продолжать хлопать глазами и заливисто смеяться над вашими глупыми шутками столько, сколько потребуется, чтоб деликатно исчезнуть, когда вам кажется, что ситуация предрешена. И как комплимент оставить после себя тонкий шлейф в ваших мыслях: что-то было в этой красоте подозрительное. В чем, вы будете абсолютно правы, жаль, что это уже не будет играть для вас никакого значения.
 Но не сердитесь. Здесь, как говорится, ничего личного. Что-то разрушило твой прежний мир, но никак не может создать новый, в котором ты был бы так же счастлив, а возможно, и гораздо больше, в котором тебя радовали бы совсем другие вещи, совершенно другое окружение. Вам просто нужно демонстрировать свою влиятельность. Нам просто нужны ваши деньги. Все просто. Все очень просто…Что-то разрушило твой прежний мир, но никак не может создать новый, в котором ты был бы так же счастлив, а возможно, и гораздо больше, в котором тебя радовали бы совсем другие вещи, совершенно другое окружение.  Только у жизни на все свой счет. Эта ситуация не была исключением, и как бы на первый взгляд ни шло все гладко, мы не учли одного, вернее не могли даже предположить о возможности развития таких событий.
  Даня, молодой пацанчик через чур уж деятельный не по годам  и в последнее время все чаще подхватывающий нашу бумажно-административную работу,  попытается вдруг самостоятельно решить давно назревающую с Эмилем  ситуацию. Еще и в присутствие Инки (своей пассии), которую он частенько таскал с собой. Как это выяснилось позднее, телефонным звонком в половине шестого утра, истеричным голосом Ксюхи в попытке выяснить, где живет Эмиль, как его можно найти и прочей несуразицей на сонную голову. Спустя несколько минут ситуация прояснилась. Вывод один: молодых да ранних так поспешно ввязавшихся во взрослые игрушки без няньки оставлять чревато.
Это я о себе? – вы спросите. И о себе, наверно, тоже. Радует хотя бы то, что хватает мозгов не связываться с отморозками подобного вида, и уж тем более не иметь с ним никаких дел, а уж среди ночи в нетрезвом виде и в присутствие сторонних лиц, тем более.
 
 Почти приказным тоном Ксюха была отправлена на поиски Инки, и на максимальный контроль всей ситуации до нашего завтрашнего приезда. На большее сил не хватило. Поспать, правда, больше не получилось, зато получилось не лишить этой роскоши Славку, - в середине ночи количество виски и хроническая усталость, все-таки, сразили его наповал.
 С утра мы выехали сразу же, как только  боль оставила Славкину голову, и характерный запах изо рта был максимально заглушен. Гостеприимные хозяева, для меня по-прежнему возможные инвесторы, остались в ожидание подробного бизнес плана, последних его страниц, если быть точнее.
 Дорога по заснеженным загородным улицам вымотала последние здравые мысли. Полу буксирующая тряска вгоняла в тупняк, окончательный и бесповоротный на сегодняшний день.
 
 
 Полуденная смс оповестила о внеплановом экспертском собрании  в «Корстоне».
 

***
 Я, видимо, слишком сильно склонна к идеализму. Наивность, другими словами, развитое с рождения, превалировала так или иначе в моем существе. Только это -  не то качество, которое пользуется спросом в наше время.
 Я ожидала чего-то особенного, полагая, что смогу проникнуть в другой круг, круг экспертов, с иными разговорами, иной меры доверительности и всем таким, от чего у обычного партнера захватывало дух. Все равно как если бы тебя вызвали к президенту и не по делу, а так просто – поговорить. И каждый момент ожидаешь, что вот-вот тебя посветят в нечто очень важное и твоя жизнь сразу и бесповоротно изменится.

Смыслом же всех этих внештатных сборищ была элементарная необходимость сдвинуть нас с мертвой точки. Очередной раз не бояться показать, что эксперт такой же человек, что он тоже живет теми же проблемами, смотрит те же фильмы, слушает ту же музыку, впрочем, никогда не упуская момент подчеркнуть, что «свой – то» он «свой», но социальный статус у нас с партнерами все же разный. Только с каждым разом все натужнее получалось скрывать свою главную проблему – одиночество.  Мне порой казалось, что наша компания была для всех нас единственным спасением, и что, пользуясь своим положением и людьми, оказавшимися в нашей власти, мы именно от него и сбегали.
Я слушала все его лозунги и почему-то слышала в них лишь лицемерную ложь. «Люди – наша истинная ценность»,  «наша цель – будить людей» , «помогая другому – помогаешь себе». На самом деле же наша истинная ценность -  нажива, а философия – вранье. Хотя в принципе, в извлечение прибыли нет ничего постыдного – это жизнь, и  все мы стремимся к достатку. Подсудность в том, что нас учили утверждать, что мы существуем для людей, тогда как люди живут, чтоб работать на  нас. Сотни новичков, которых ежедневно обнадеживаем пафосными обещаниями хорошей жизни, сотни людей, которым внушаем, что они преднамеренно счастливы с тенью самообмана  на наших лицах.
 Нейтрализовать действие яда может лишь другой его сорт, как известно. Поэтому засадите порцию по-забористее, госпожа Региональный Директор. Засадите, как вы умеете. Кому, как ни вам известно, что хорошенько расточив средние звенья можно сохранить немало винтиков. Однако «винтики» любят срываться и выдавливать друг друга в самый неожиданный момент под звуки музыки, и чаще всего в солнечные погожие деньки, уже не скрывая агрессии друг к другу. И чем меньше места, тем агрессия становится выраженнее. А нам давно становилось тесно. Тесно в рамках собственной значимости, в рамках собственного «успеха». Что-то разрушило твой прежний мир, но никак не может создать новый, в котором ты был бы так же счастлив, а возможно, и гораздо больше, в котором тебя радовали бы совсем другие вещи, совершенно другое окружение. Ты Душа куда более притязательный критик, чем все официальные и общепринятые, при условии, что она есть, конечно. Временами хотелось, чтобы она отсутствовала напрочь…
 Домой я возвращалась далеко за полночь. «Командир» ехал не спеша и аккуратно, а я всматривалась сквозь мокрое тонированное стекло в мелькающие городские пейзажи. Огни, высотки, рекламные баннеры, витрины, фасады и здания.  Дорогой город, дорогие игры, дорогие поступки. Тем не менее, это все тот же город, что из окна раздолбанной колымаги, пробирающейся рядом. И кажется, совсем недавно на подобной передвигалась и я, прилипнув от волнения и любопытства к стеклу, на первом в своей жизни вояже по ночной Москве в обнимку с двумя увесистыми сумками. Направление ему было «Павелецкий вокзал – Неизвестность». Время прошло, а я по-прежнему всматриваюсь в огни этого города, когда езжу на пассажирском сидение. Все, та же я. Все, та же беспокойная, неугомонная и ищущая, чего только…. И все с теми же мыслями в голове, не дающими покоя. Выходит, ни черта  мы не меняемся - меняется лишь атрибутика вокруг нас. И сколько же значения мы придаем антуражу….
                ***
 Все самое интересное в жизни происходит внезапно, поэтому, если хочешь лавировать,   приходится ей доверять.
 Очередная моя трубка с грохотом приземлилась на кафельный пол. Я обзванивала ответственных, обсуждая с ними насущные вопросы предстоящей недели и красила ногти, сидя на ванной. День предвещал быть ординарным, к вечеру я готовилась серьезнее, - инвесторы настаивали на повторной встрече, уже более в формальной обстановке с более конкретным диалогом и конечными цифрами, что в принципе могло означать лишь одно: нажива проглочена.
 Бежать вперед паровоза мы были отучены наглухо, однако ж волнующий оттенок предвкушения копошился где-то внизу живота, не давая спокойствия ни единой мысли. Дело должно было выгореть, просто обязано.
В тот момент, когда раздался параллельный входящий звонок от Славки, я досушивала на ногах последний слой какого-то нового французского лака . Нам нужно было обсудить с ним еще кое-какие детали, чтоб наша песня полностью сложилась в унисон, однако ж кто-то свыше думал по поводу этого дуэта иначе…
- Лер, нам не  получится сегодня увидеться, - услышала я тихий голос в трубке, заглушаемый хриплыми отрывками фраз. Такие фразы свойственны единственным предметам, разобрать суть которых под силу только их прямым обладателям: ментовские рации всегда были, есть и будут передатчиками несуразного шифра неподвластного нормальному обывательскому уху.
- А когда мы увидимся ? – затаив дыхание, рискнула спросить я. Суетливые мысли молниеносно сменяли друг друга в голове, одна краше другой, в попытке найти рациональное объяснение услышанному.
- Задержанный Шарипов, сдайте мобильный телефон … - и последующие короткие гудки послужили мне ответом.
 Я бы так и осталась сидеть, не дыша, если б ни выскользнувший из ладони и с грохотом столкнувшийся с кафелем мой добрый и надежный до сегодняшнего момента коммуникатор. Что было дальше, остается только умалчивать. Несколько раз я впадала в панику, топом в истерику, затем в полную прострацию. Я металась по квартире, совершенно не понимая, что делаю и, тем более, что буду делать дальше. Я включала и отключала мобильник в попытке сначала его реанимировать, собрав по деталям,  затем дозвониться до недоступного номера, а потом скрыться от шквала входящих вызовов, разговор с которыми нужно было выстраивать исключительно в напутствующем ключе. Ключ этот был напрочь потерян, без риска на возвращение. «Галдящих ротиков», в которые нужно было вложить краткое содержание схемы приглашения, боевой настрой, подкрепить уверенность в себе напутствующим словом, напомнить о ближайших материальных целях и возможных сроках их достижения, воззвать к моральной безответственности перед самим собой совсем уж морально обрюсших, и дать забористого пинка в нужное направления вдруг потерявшимся, и всем без исключения напомнить о предстоящем коррпоративе, оставалось не мало. При этом мозг активно искал возможность подорваться к Стасу и найти грамотную причину отмены встречи с инвесторами, а отмена эта могла означать лишь одно, мы в пролете, и я не могла себе позволить этого допустить.
 Затем я долго пыталась найти папку с бумагами, которая никак не хотела находиться,  открыть свой почтовый ящик, который никак не хотел загружаться, и строить планы… планы… планы на дальнейшие действия.
 Только сейчас, оборачиваясь на все происходящее в то время, я поняла, что пока я нервничала и спешила, пока у меня все летело к чертям и я паниковала, жизнь расставляла все на свои места…
Что-то разрушило твой прежний мир, но никак не может создать новый, в котором ты был бы так же счастлив, а возможно, и гораздо больше, в котором тебя радовали бы совсем другие вещи, совершенно другое окружение. Ты Стас был хорошим человеком. Я бы даже сказала, Очень хорошим. Но это, как нам хорошо известно, не профессия, и даже не призвание. И если ты ведешь двойную игру с теми, кто безоглядно тебе доверяет, будь готов вести ее до конца. До полного конца, до завершения всего, что вас связывало, либо найди в себе силы исчезнуть. В противном случае, есть риск, что тебя опередят. Потому что в наше время по-настоящему ситуацией владеет лишь тот, кто мошенничает.  Мошенничать можно, в некоторых случаях даже нужно - нельзя попадаться. Вина Стаса была в том, что он попался. И очень жаль, что причиной тому послужило его минутное пробуждение совести.
 Ни мне было судить его тогда, ни мне судить его тем более сейчас. Факт оставался фактом – все, что мы кропотливо и скурпулезно выстраивали, было разрушено. Минутно, точечно и безвозвратно. Осталась только крупная пыль в виде арендных долгов, невыполненных обязательств и лиц, решающих вопросы исключительно силовыми методами, плотными слоями осевшая на мои плечи. С каждым днем вес ее превалировал и становился все ощутимее: я постепенно училась лишний раз не выходить без свидетелей из дома, «не засорять эфир», общаясь по телефону и «видеть» затылком. С каждым днем концентрация, собранность и внутреннее напряжение возрастали, что провоцировалось элементарным инстинктом самосохранения. В какой-то момент я буквально почувствовала, что мои «пробки», если не вылетят, то определенно сгорят, однако продолжала ждать. Если я и способна разрешить это дело, то мне ничья помощь не нужна. Если нужна, то  гроша я ломанного не стою.
                ***
 Я помню тот день, когда лежала на столе, навалившись на него всем телом. В конференс зале никого уже не было, и я могла себе позволить так лежать. Я очень устала. Я ничего не чувствовала - у меня простой не было на это сил. Единственное что в тот момент хотелось - это не шевелиться. Я безумно устала. Все это время я будто участвовала в нескончаемой гонке со своей усталостью, но вот за все это время, я признаю, что она, все же, взяла верх. А вся энергия, растраченная на искры разных дел, успешных и не очень, тускло еще поддерживала тепло где-то внутри.
А кто рождал эту энергию прежде? Кто поддерживал меня все это время, когда даже в тупиковые момент мне откуда-то приходили ответы? Когда слабость и физические недомогания были слишком слабым оправданием, чтоб не идти дальше? Я медленно приподняла налившуюся свинцом голову и оперевшись дрожащей рукой о стол сквозь усилие привела себя в сидячее положение. Кто? Сквозь полуоткрытые веки я увидела свое мутное отражение в потухшем экране монитора.
Больше этот вопрос я себе не задавала.


К тому моменту все шло своим чередом. На этом фронте моей жизни бои переходили в сражения, битвы осуществляли стратегии, а «фронтовые товарищи» сменяли один другого. Я качала структуру, я делала вступления, я разыгрывала призы, приставляя стулья на структурных собраниях. Я осипла на два тона и практически не спала. Это и было моим спасением какое-то время. В такой динамике я не видела, просто не успевала видеть и ощущать время, и думать о том, что ждало меня в решение отголосков сторонних дел.
Я принимала недюжинные усилия, чтобы придать процессу продаж хоть какое-то подобие игры -  устраивала конкурсы с призами, организовывала внеплановые встречи  в приятных и развлекательных заведениях Москвы, совместные походы на мероприятия с целью сплотить команду, создать новую гамму картинок и показать новые возможности жизни, которые также существуют для них, для каждого. Оплачивала все из своего кармана. Не в жажде благодарности и чувства обязанности с их стороны, - блеска в глазах было достаточно. А самоутверждение приходило с пониманием, что ты – создатель  эмоций для этих людей. Со временем и это стало восприниматься как должное. Озлобившись ввиду отсутствия результатов, я вновь перешла к драконовским методам управления, заставляя их отсчитываться по каждому шагу в жестко определенное время, не делая поблажек никому (лукавлю, исключения все же были, - «правые руки» и сборщики информации нужны всегда), вводя внеплановые собрания и снова прессуя, прессуя, прессуя. Кроме ответной злобы и регулярных «сливов» я так ничего и не добилась.
 В конце концов, я смирилась и вернулась к проверенному стилю управления наставника – жесткий прессинг, создание «любимчиков», нагнетание напряжения и легкие заигрывания «за свою». Как позднее показывала практика, это воспринималось естественнее.

 Со временем стало умирать даже это. Предметно порвав в очередной раз каждого в
  отдельности, и всех в частности, не переходя на личности,  я решила поиграть в диалог, дав возможность высказаться с предложениями и вопросами каждому. Ряды ответили молчанием. Лишь спустя затянувшиеся минуты моего провоцирующего взгляда с задних рядов раздались гнусавые звуки: - А почему собрания заканчиваются так поздно? У меня уходит последний автобус…а…

 Дальше я уже не слышала,- нарастающий гнев блокировал слуховой аппарат, по- видимому. Речевой тоже, похоже, отключился на время. Меня раздавила эта поистине  неискореняемая тупость.
«Да именно потому, чтобы такая тупая скотина как ты, хотя бы смогла призадуматься, кто она и что на этой планете, если еще склонна к процессу мышления. Степень своей никчемности и паразитизма на мире. Именно для того, что подобная тварь существует для того, чтобы только переводить чужой кислород, и отравлять существование нормальных особей своей гнилой энергетикой. Именно для того, чтобы дать тебе понять, кто ты и что ты стоишь. Что все, на что способна твоя трусливая и ленивая душонка, это просиживать «дедовские» штаны где-нибудь в захламленной дешевым дерьмом заплесневевшей изнутри хрущевки где-нибудь в замкадье и  выдавливать из себя неприятные запахи с редкими фразами «мировой значимости». Чтоб понял, наконец, что в твоей жизни, если то, что ты делаешь ежедневно можно назвать жизнью, уже вряд ли что изменится, и ты, тварь, сдохнешь все в тех же «дедовских» штанах и драных тапках, и сгниешь никому и ничему не нужный. И что Это, сука, Этот бизнес,- твой последний, наипоследнейший шанс! Оценить который ты все равно уже не сможешь (если б было дано что-то ценить, степень чмошности была бы ниже). А так просто продлили тебе агонию, мразь. Но ты и тут свой хавальник умудряешься открыть».

 Чей-то мобильник отозвался глухим дребезжанием, оповещающим получение смс. Кто-то хлюпнул носом. И снова все стихло.
 Я сдавила пальцами спинку стула и сделала глубокий вдох. Самообладание, - это когда вместо того, чтобы переходить на крик, просто поднимаешь бровь, правда, же?

- Я вас не задерживаю, г-н Исайкин. Тем более, что заработки, как я понимаю, на этой неделе вас не интересую. Впрочем, как, и на предыдущей, и на следующей, я полагаю. 

- Я, в принципе, никого не задерживаю, - набрав в легкие побольше кислороду, объявила я. – У кого есть индивидуальные вопросы, задержитесь в фае. Всего доброго.
 Задавать стандартные вопросы, и уж тем более делать с ними что-то вместе не было ни малейшего желания.

 Перед тем, как начать запускать на персоналки ярых энтузиастов, среди которых, чего уж кривить душой, оставались адекватные люди, с которыми возможно еще было иметь что-то общее в этом бизнесе, я набрала Его номер. Три минуты я слушала мертвый голос оператора, извещавшего о недоступности абонента. «Где же ты, черт возьми?!».
 Да, я снова звонила ему, спустя все это время, и мне просто нужно было услышать его голос. Любовь губит не время, увы, любовь губят интонации. Тех самых между нами пока не было. Было непонимание, были недомолвки, была даже ложь и рукоприкладство, а вот интонаций не было. Как же часто мы любим по каким-то непонятным причинам и требуем ответных чувств, воспринимая все поступки в нашу сторону как личную обиду и провокацию, и полностью игнорируя всю суть, которую нам хотели ими сказать.
Персоналки прошли так же быстро. Что-то разрушило твой прежний мир, но никак не может создать новый, в котором ты был бы так же счастлив, а возможно, и гораздо больше, в котором тебя радовали бы совсем другие вещи, совершенно другое окружение. 
 А потом у меня начались мигрени. Даже тело всячески противилось его отсутствию. Оно протестовало при каждом удобном случае, не всегда подходящем по ситуации. Оно задыхалось. Оно хотело его. Особенно ночами, когда бессонница настойчиво заявляла о своем присутствие.
 В самом начале ее проявления я успокаивала себя тем, что это просто мозг требует сосредоточенности, поэтому устанавливает для себя активные фазы ближе к утру, когда я остаюсь с собой один на один и могу неспешно подумать о…. о бизнесе, о партнерах и структуре. Я анализировала результаты собраний, делала пометки, изучала отдельных личностей. Все самые удачные решения приходили, как мне казалось, именно ночью. Первые месяцы я этому даже радовалась. Потом все начало резко меняться – голова отказывалась думать, и отключалась в самые неподходящие для этого моменты, в туалете, в такси, на субботних и воскресных собраниях.

 - Кого ты оплакиваешь? – Катька тщетно пыталась скрыть свои глаза на мокром месте.     - Горстку самодовольных , алчных торчков под предводительством бабы-вековухи, не имеющей больше в жизни никаких радостей, чем напыщенная власть? Кучку заносчивых идиотов, которые  понятия не имеют, что такое жизнь и кроме как обосраться перед собственными желаниями они больше ничего не умеют. Потому и ходят еще, что под брызгами слюней эксперта чувствуют  хоть какую-то личную значимость. – Катерина была одной из немногих ярких персонажей, еще наполняющих фойе, и с кем мне удавалось пока  находить понимания.  Ее перевели в мою структуру после того, как мы некоторое время общались, будучи просто партнерами, эта нить, видимо, до сих пор и держала, хотя и натягивалась время от времени. - Я не обсираю этот бизнес, пойми правильно. Ты сама все видишь и понимаешь. Но я также как и ты, да как и все в свое время, смотрела в рот каждому, кто был, как мне казалось, выше  и успешнее меня на данном этапе. И я по-прежнему считаю этот бизнес гениальным и, по истине, самым честным. Просто любое дело делают люди, как нам все время внушали. Так вот тогда его делали другие люди, и я делала его вместе с ними, по крайней мере, пыталась. А сейчас его делаю другие и их методики мне не близки. Рыба тухнет с головы. И ты знаешь, когда она начала тухнуть. Прошло достаточное количество времени, чтоб оценить плоды, а вонь настолько едкой, что ощущается даже на расстояниях.
 
 Она ничего не говорила мне в ответ, потому что все было и так очевидно, потому что прекрасно понимала сама, потому что так же болела и переживала за все происходящее и не имела достаточно сил, чтоб это принять. Как и я. Просто я озвучивала, а она молчала. Подразумевали мы в этом моменте одно и то же.
 
- Ты вынесла из этого бизнеса таких людей, которых могла бы и не встретить вообще. И это самое ценное. Они и без бизнеса с тобой будут. Пусть не в таком количестве, но так оно и не главное. Семья? Команда? Ты искренне в это веришь? В чем команда-то? Когда ты, выдавливая из себя последние силы, зарабатываешь на компанию, давая новее сырье, - ты в семье. Как только начинаешь чувствовать себя значимым в этом обществе, тебя тут же поставят на место, объяснив какое ты - дерьмо. В последнее время, как мне казалось, руководство только и занималось тем, что утверждало свою самооценку, унижая сильных партнеров. Только к чему это приведет? Очевидно, по – моему. Интересно быть лидером среди равных по статусу и уму, - пастуху среди баранов скучно и тоскливо.

- У меня там Примов остался, – выдала, наконец, она.
Меня  это искренне изумило. Как быстро она привязывалась к своей структуре, как и все мы, в сущности.

- Катя, не будь дурой! Сколько он в бизнесе?

- Месяц где-то…

- Ну, еще пара недель и начнет понимать, где находится. Если он адекватный человек, конечно. А пока дружи с ним, продолжай общаться, ты  с ним-то не ссорилась, помогай по работе со структурой, тем более, что квалифицировала ты его быстро и грамотно.  Чего сама не появляешься – временные затруднения, семейные там, не семейные... наплетешь что-нибудь правдоподобное. А через какое-то время, до первого конфликта с Паровым, я полагаю, проинформируешь его по полной программе. И все. Чего тоску-то нагоняешь раньше времени?

- Я-то думала, его хоть у тебя оставят, а Паров этот лошпет-лошпетом, - я его прокачивала еще при вступление, Райкин что ли у него пригласитель был. Он еще за возвратом суммы неделю ходил, помнишь? Выглядит как колхозник, как его вообще допустили до заявления? Еще всему филиалу должен, как будто этого никто не знает. На экспертское заявление собирал что ли?

- Катей, хорош. С Паровым и так все понятно. Он кому-то выгоден, вот и скинули ему в структуру сильные звенья, чтоб сразу не сдулся на первых же неделях, а у кого-то один шлак пооставляли. Ты понимаешь, о ком я, не будем называть имен. Не понятна только политика нынешней «крыши дома», - рубить то, что сами столь активно взращивали…

Катька многозначно на меня посмотрела: - А ты –то что?

- А я пока остаюсь, Кать. Не время еще бунтовать. Хоть и ввинчивают болты за пределы прочности, - пока не время. – Я залпом допила остатки остывшего кофе за узким заваленным всякими бытовыми ненужностями столом ее малогабаритной кухни. - Заодно и за Примовым твоим присмотрю, чтоб не прессовали почем зря.

- Да не задержится он там, - она раздавила остатки сигареты в импровизированной пепельнице из блюдца с остатками кетчупа. - Не хочу только, чтоб он решил, что я на нем просто денег срубила. Не так это. Хотя со стороны-то выглядит именно так…
 
 Она сомневалась, вернее даже искала причины, почему не решается ухватиться за то, что так внезапно и своевременно ей подкинула жизнь. Не прошло и месяца в бизнесе, как ее повысили на основной работе, которую она в отличие от некоторых, возомнивших, что ухватили жар-птицу за хвост, бросать не стала, а лишь грамотно подкорректировала график. Еще через три месяца ее перевели в управляющий отдел, и сейчас предложили взяться за развитие питерского филиала  компании на руководящей должности. Перспективы были очевидны. Ее тормозил переезд  и вытекающие  из него последствия относительно «А+».
 Двигайтесь и развивайтесь, думала я, завернувшись в плед, когда Катька отправилась спать. Пока нас не исключили из этого мира, не сходи с дистанции. Даже если к чему-то привыкла, даже если, что-то боишься потерять, и особенно, если это что-то успело отжить. Оно – лучшее, что было с тобой. Пусть таким и остается в самых ярких и сочных воспоминаниях. И ухватившись за новую лиану, вцепись в нее покрепче, без сомнений отпуская предыдущую. Если уж мы и произошли от приматов по известной теории, то это, пожалуй, наиболее качественный с их стороны пример понимания жизни. Работает на генном уровне, как говорится. Принимай смело то новое, что дает жизнь, тогда каждый день будет неким  событием, а не просто завтра перешедшее во вчера.
 Катька уже спала в соседней комнате, а я все пялилась в мелькающий «голубой экран» без звука и, не могла остановить этот нескончаемый поток мыслей. Я оставалась у нее, бывало. Обычно, если бутылочка-другая чего-нибудь «женского» или не очень, после особо продуктивных выходных или неплохо отработанного вторника, заходила особенно душевно и, все обсасывания подробностей бизнеса плавно перешедшие  в «куриные» разговоры, затягивали этот процесс до рассвета.  Сейчас не было ни того ни другого ни третьего. Я просто не хотела ехать домой, - побаивалась, если честно. Меня пасли уже вторую неделю, это было очевидно, однако прямым текстом никто так и  не проявился, ни звонками, ни личным контактом. Всеми своими познаниями и догадками я могла объяснить это лишь как отголоски нашего несостоявшегося дела, и что на меня тупо собирали информацию. Во что выльются эти сборы, я не хотела даже предполагать, всех изощрений все равно не предугадаешь, а тылы у меня слабенькие, можно сказать вообще никакие, усы да хвост, как говорится. Однако самопальную заглушку на телефон я все же поставила, - разные порой бывали разговоры, разные номера иногда набирались…
 О той истории никто не знал. Даже Катька. Ходила различная информация кто – куда- зачем – и – как, но она знала, что раз я молчу, значит говорить не о чем. Мы многое не проговаривали вслух. Ее отношения с ее первым экспертом, к примеру. Я знала. Она знала, что я знаю, тем не менее, эту тему мы не поднимали никогда. Однажды она задала мне вопрос о нем, вернее об их отношениях с женой, - мне очень тонко пришлось съехать с темы, чтоб не объяснять в открытую, что эксперты тоже люди, а некоторые еще и изрядные извращенцы. Незачем рядовому «холопу» знать, в каких позах боги горшки обжигаю, в самом-то деле…
Она долго их перебаливала, - привязанность партнера к своему эксперту сравнима разве что с разновидностью фанатизма, если же туда прибавляется еще и личностное, то считай, психологическая травма обеспечена до конца здравомыслия. Легкие романы с партнерами не в счет. Они не поддаются счету и не считаются, - рассматривайте их как способ подъема корпоративного духа, если хотите, - чтоб результаты на производстве стремились вверх, их всячески необходимо стимулировать снизу. Да и от человеческой сущности никуда не деться. А подъем, надо сказать, наблюдался изрядный. Жаль, у меня так не получалось. Я все искала пути к разуму, и всякий раз наталкивалась на убийственную стену озабоченности, - не обойти, ни брешь пробить. Можно подкопать, конечно, но есть риск остаться придавленной и замурованной, - в таких конструкциях, как правило, нижняя часть всегда слабовата.  Такие перспективы не радовали…
 Ночь набирала обороты домашним вином в голове и легкой зарницей на горизонте из не зашторенного окна девятого этажа, а я все продолжала раздумывать над тем, как совсем недавно, наконец, случилось то, ради чего были все эти унижения, ломки, нервы, срывы, переутомления. Шанс, который я и ждать-то, по сути, перестала и уже смирилась в глубине души с этим размеренным жизненным течением за ресепшеном спа-салона. А тут на тебе…!               
 Этот поезд не ушел без меня, и я плотно уселась на свободное место пусть тогда еще не первого класса. Но то, что со временем я, именно я, стану той «темной лошадкой», о которой все и думать забыли, было для меня откровением. Передо мной пронеслась вся моя короткая история пребывания в компании. Все друзья и враги. Все обиды и маленькие поражения. Вся нелепость, глупость и моменты безграничного счастья. Все не просто так. Не бывает в жизни подобного просто так. В ней вообще просто так ничего не бывает. «Это все, - звенья одной цепи», как любила повторять одна неординарная личность нашего партнерства. И пусть на данный момент я в растерянности, пусть не знаю, куда двигаться, зачем и от каждого стороннего шороха ожидаю подвоха, я буду бороться, буду бороться и одержу победу. Я порву всех. Плевала я на команду и этику. Либо я поиграю их. Либо они меня. Третьего не дано. Я чувствовала буквально кожей, как ненавижу этих людей, с которыми приходилось делить большее время своей жизни в последнее время, и вынуждено улыбаться им, - у нас же «позитивный» бизнес.
               
                ***
- Здравствуйте, Валерия Михайловна, – прозвучало за моей спиной, когда я занесла руку с магнитом к подъездной двери. Это был ровный мужской голос с легким южным акцентом, чьи тонкие властные нотки заставили меня замереть.
Что ж, рано или поздно это должно было случить….
- Вы сегодня пораньше? – с иронизировал он, когда я осмелилась, наконец, повернуться.   – Я уж было настроился снова ожидать вас до рассвета.
- Вот уж не думала, что у меня имеются анонимные поклонники, – хватило мне сообразительности ляпнуть, мысленно умоляя свой голос не дрогнуть. Язвительность развилась во мне как побочный эффект стресса, по - видимому. Вообще в последнее время я все чаще замечала, что на нервах могла свободно оперировать тремя языками: сарказм, ирония и нецензурная лексика, - воистину, стрессовые ситуации открываю в человеке феноменальные способности!
- Рамир. – Не дрогнув, парировал мой оппонент и протянул мне руку для рукопожатия.
 Я стояла на пред подъездных ступеньках и рассматривала протянутую мне ладонь чуть свысока. Жать руку в таком положение, по умолчанию означало принять доминантное преимущество, и стоящий передо мной человек был прекрасно осведомлен об этом элементарном психологическом приеме, и было совершенно очевидным, что он  целенаправленно поставил меня в данную ситуацию. Это слегка настораживало, если не сказать иначе, однако открытой угрозы пока не наблюдалось.
«Слушай музыку, когда танцуешь с дьяволом…», всплыла вдруг в голове не малоизвестная фраза, и, не затягивая возникшую паузу, я преодолела вниз три ступеньки и замкнула открытую ладонь: - Валерия. Очень приятно.
 Его рукопожатие было сухим, - сразу чувствуется характер и разряд по вольной борьбе или самбо,  лицо же, напротив, было очень необычным. О  таких еще говорят, - порода: острые черты, длинноватый нос, и волевые скулы.
- Я могу быть вам чем-то  полезна, я полагаю? – рубить, так рубить….
- Вы невероятно проницательны, Валерия. Это даже слегка настораживает. -  Он впервые за всю беседу улыбнулся. И от такой улыбки захотелось зарыть голову в бетон. – Нам с вами необходимо побеседовать. Сейчас самое время. Прошу вас.
 Он сделал шаг в сторону, обращаясь рукой к самому неприметному  из возможных автомобилю, припаркованному среди прочих среднестатистических «ведрышек» дворовой стоянки прямо напротив подъезда. При всей своей невзрачности он был наглухо тонирован, однако, открыв дверь со стороны пассажирского сидения, я искренне удивилась тому, что более я в ней никого не обнаружила.  Садясь, я отчего-то еще раз кинула взгляд на подъездную дверь, - «интересно, при конструировании наших многоэтажек факту их прекрасной обзорности отдаются специальные ГОСТы? Похоже, что да…», и усмехнувшись собственным мыслям, я расположилась в кресле плавно стартующего автомобиля. Пока мы ехали ни я, ни мой спутник не произнесли не слова. Я лишь периодически поглядывала на свое отражение в боковом стекле (при пяти процентной проницаемости они дают отражают не хуже зеркала) и все никак не могла поймать там что-то, что-то очень волнующее…. Я словно боковым зрением видела приближение катастрофы, но никак не могла изменить угол зрения, чтобы рассмотреть детально, что мне угрожает.
На дорогу  я не обращала внимания, -  было совершенно нелепым пытаться ее запоминать. Как бы ни сложилась ситуация, ясно было одно: либо меня доставят обратно, либо я уже не вернусь совсем.
                ***
- Неужели вы в правду не допускаете, что существование этой компании кому-то очень даже выгодно, если она существует на протяжение стольких лет, и успешно, смею заметить? Исходя даже из того, о чем вы мне только что поведали, хотя я откровенно сомневаюсь, что вы обладаете исключительно данной информацией.
Мы сидели в лысой комнатенке с шершавыми стенами за обшарпанным дспешном столом. В таких, как показывают в кино, всегда ведут допросы с применением психологического давления, унижения и рукоприкладства.  Физического воздействия, как и прямых оскорблений,  на меня пока не оказывалось, что же касалось психологии…
- То есть, вы хотите сказать, что я вас обманываю? Так, Валерия Михайловна? – Рамир всем своим видом олицетворял совершенство спокойствия. Таким людям если и свойственна эмоциональность, то исключительно  в провокационных целях, либо же в жестком уединение с самим собой. Отсюда  и субтильное телосложение, глубокие глаза и застающий врасплох порок сердца. Ни один организм не способен только внимать, рано или поздно накопленное находит выход, и чем дольше его сдерживали, тем сложнее будут последствия. Любая форма шизофрении должна чем-то уравновешиваться, другими словами.
Ничего более грамотного я не нашла, как  перенять его манеру общения: - От чего же? Я нисколько не сомневаюсь в достоверности ваших слов, Рамир, однако рискну предположить, что вы просто не информируете полностью. Причинами данного обстоятельства могут быть либо ваша некомпетентность, либо отсутствие желания. И что-то мне подсказывает, что истина на стороне второго варианта.
- Залог счастливой жизни в неведение: меньше знаешь,  крепче спишь, как всем хорошо известно, - мой собеседник  как-то отрешенно, но по-отцовски заботливо произнес эту фразу.
- Каждый свое счастье понимает по-разному, если совсем не углубляться в философию. А сон давно уже является для меня непозволительной роскошью, так что в моей ситуации, это не совсем приемлемый оборот.
- Вы же понимаете, чего вам может стоить «приемлемый»?
-А разве у меня есть выбор?
Рамир вновь усмехнулся. Ему как будто доставляли удовольствие наши словесные «кошки-мышки», кто в какой роли, думаю, уточнять не стоит. Степень его превосходства была непоколебима, я же изо всех сил старалась выглядеть спокойной, уверенной в себе интеллектуалкой, но холодок по спине и ватные ноги с каждой минутой обрекали эту попытку на провал.

- А с вами приятно беседовать, Валерия, - зрите в корень.  Если так пойдет и дальше, мы с вами очень быстро найдем общий язык и, вы примите правильное решение.

- Вы же непременно приложите все усилия, чтобы всячески  помочь мне его принять. Поэтому, давайте перейдем непосредственно к прямому вопросу. Не о здоровом сне вы же пригласили меня сюда с вами беседовать, в самом-то деле…

 Не удосужив мою реплику хоть какой-нибудь словесной реакцией, мой собеседник открыл свой темно коричневый кожаный портфель, стоявший все это время подле его стула, и извлек оттуда плотную картонную папку, скрепленную скоросшивателем. Одним жестом это собрание документов оказалось передо мной, с левого верхнего угла главной страницы которого на меня взирала моя фотография.

- Думаю, вам будет интересно взглянуть. Мы давно за вами наблюдаем…
 «Да уж…за три недели многое можно насобирать»

-… последние недели вы даже распознали наше присутствие, однако наше знакомство с вами началось гораздо раньше. Приходилось даже устранять конкурентов за возможность узнать вас поближе…

- Что конкретно вас заинтересовало?
Он осекся. На этот раз удивление на его лице было легко считываемым. И это было приятное удивление.

- Ваша прямая принадлежность к данной компании.
 
- Да ну, прекратите!- мимика, куда больший враг, нежели эмоции, и она  выдала меня с потрохами. -  Вы  пытаетесь взыскать к моей экономической ответственности? Незаконное изъятие денежных средств? Вымогательство? Мошенничество? А обманутые зазомбированные граждане накатали в эту папочку пару десятков заяв, забыв упомянуть, что приходили в компанию за легкой наживой, но облажавшись из-за собственной мелочности и тщедушности, теперь готовы корить весь мир: писать доносы, оббивать пороги ваших учреждений и вести словесный понос на социальных форумах. Ни на что большее потому что мозгов не хватает, даже на то, чтоб грамотно воспользоваться «халявой».  И вам, чтоб по-быстрому  замять столь затянувшееся и набившее оскомину дело, не упустив при этом возможность сменить кресло званием повыше и осадить в собственном кармане приличную сумму, проще как всегда найти крайнего и по тихому его закрыть, нежели повторять  историю «дурака всея Руси Мавроди».

 Меня охватила неконтролируемая злость. И пусть, я понимала, что в данный момент буквально раздражаю быка красной тряпкой, что по одному слову этого товарища, биография в папочке моего имени может оказаться в разы больше и разнообразнее, отступать было уже некуда. И не было позади меня  ни Москвы, ни тылов, ни флага, ни родины. Было лишь четкое понимание, что по жизни всегда приходится расплачиваться за содеянное, еще чаще за то, чего не совершала. Натворить я успела изрядно, не совершить и того больше.

- Люди доверяли вам свои средства…

- Люди ежедневно на моих и на ваших глазах выбрасывают на ветер миллионы. Деньги, которые через несколько часов перевариваются в желудках и будут спущены в унитаз,- я перебила его на полуслове,( наломала дров, так давай стране угля, не отходя от кассы). Поразительным оставался тот факт, что он позволял мне это делать, по какой-то причине… - Я говорю с вами совершенно чисто и откровенно и о тех средствах, которые ежедневно идут на подкуп чиновников, полиции, создание социальных центров, да мало ли на что еще! Это наша страна, и таковы ее устои на данный момент. Плохо ли, хорошо, - не нам решать, - это забота тех, кто у руля. Нам остается лишь приспосабливаться, потому что как бы там ни было, мы никуда отсюда не уйдем. И совершенно естественно, что каждый нормальный и ценящий себя человек хочет иметь уважение, в каких бы условиях он ни находился, а оно нынче стоит не дешево.

- Говно не скроешь позолотой, Валерия Михайловна,- вновь заговорил он, будто ни в чем не бывало. – Уважение не всегда возможно купить.
«Что вы говорите! Прямо проповедь какая-то...»

Улыбка сарказма снова сделала все за меня: - Мы не детализируем конкретные личности в данный момент, мы говорим обобщенно, а это  несколько разные вещи. Да и кто из нас ни без греха. И во мне и в вас этого самого вещества найдется изрядно, не кривите душой. Значение имеет процентное соотношение энного к общей массе тела, - хуже, когда за половину переваливает, в этом случае определенно никакая позолота не спасет.  Только скажите, Рамир, скажите, чем нужно заниматься по жизни, допустим, мне, девочке из провинции, чтоб приобрести посредственные, по сути-то, вещи: жилье, средство передвижения и стабильный доход, позволяющий жить, а не существовать? При этом желательно уложиться в нормы «коричневости» личностных характеристик.

Его молчание было красноречивым. Мой взгляд вызывающим.
- Вот и я не нашла другого способа. Потому что даже из тех незначительных, что существуют, большинство отсеялось еще на стадии аморальности.

- Для многих эти способы вполне приемлемы.

- А мне плевать на многих и большинство, - в нем всегда как-то тесно и воздух спертый.

- Вас отделили от большинства, Лера, – он как-то резко изменился в лице, голос стал более холодным и металлическим. - Вы ему больше не нужны. И я говорю сейчас не про общество в целом.

- А про что вы тогда говорите?

- Меня искренне восхищает, с какой самоотверженностью и убедительностью вы отстаиваете то место, к которому принадлежите,- продолжил он в том же тоне. - Только уверены ли вы, что это место готово защищать вас так же?

Я осеклась. Воздуха стало вдруг неимоверно мало, а света много. Меня буквально колотило от возмущения. Слишком уж это было откровенным оскорблением,- пытаться зарождать зерно сомнения… не серьезно как-то, на одном ведь языке разговариваем.
Я сделала глубокий вдох и перегнулась через стол на уровень глаз своего собеседника:
- Все возможно могло бы быть именно так, - я чеканила каждое слово.- Однако есть одно «Но»,  - Я вам не верю!

В порыве нервов я могла крушить все: от мебели до отношений с окружающими. Что уж говорить о моем будущем…

- Что вам от меня нужно?

                ***

  Тот, кто без оглядки стремится выше, должен быть готов к тому, что однажды  у него закружится голова, и потеряв равновесие, он всем своим существом и молчанием стиснутых челюстей говорит : подними меня, и находится тот, кто терпеливо поднимает. Главное в такой ситуации не задумываться о его  мотивах.
Есть в жизни вещи, которые вообще лучше не просчитывать наперед, иначе рискуешь почувствовать себя частью какого-либо сценария с неудержимым желанием обсудить с режиссером те или иные моменты сюжетных поворот, потому как порой начинает казаться, что любой твой поступок не меняет конечного результата. От перемены мест слагаемых, как говорится. Иллюзия выбора. Пункт номер три в основах продаж…
 А мне давно уже пора было поверить себе. Я не обязана больше идти на компромиссы, сглаживать острые углы и быть благодарной за то, что вы сделали для меня. Вы делали это и для себя тоже, - для своего же эгоизма, если не копаться глубже. И я не намерена больше терпеть чего-то подобного. Вы меня больше не получите. Я создала ту команду, я ее раскачала и я создам дюжину таких же, если потребуется. Потому что у меня есть талант, о котором, вы и понятия не имеете, лишь потому, что это не входит в рамки ваших требований. А не надо требовать! Иногда достаточно просто направлять. И, коль растите себе подобных, осознавайте, что однажды потребуют они. Прессинг и «заборы» оставьте на более податливый материал.
Теперь же я чувствую свою силу, - она была подкреплена гневом и уверенностью. Давно уже пора была начать злиться . Мне больше нечего терять, ни тех, кто хотел бы быть на моем месте, ни тех , кто желает полной противоположности и уж тем более тех, кто вообще ничего не хочет – эти, как правило, самые злобные критики.

Я вышвыривала лирику одну за другой, пока приступ бешенства ни отозвался бессилием.  Все эти игрушки зашли слишком далеко. Слишком размылась грань реальности между истинным и продажным, что повлекло за собой полное отстранение восприятия.  В сравнение со всем этим ****ством и душевным онанизмом я чувствую себя  как маленький отстраненный центр вселенной. И мне совершенно плевать на все и вся. Совершенно. Нет у меня больше чувств и ответственности. Бред все это, - бред сивой кобылы. Я – бесчувственная эгоистка, я – законченная сука и скотина. Сопливые сантименты оставьте второсортным мыльным операм. Нет никаких чувств! Нет их! И души нет. Есть только наши решения и смерть в оконцовке. А я – мерзкая расчетливая прагматичная тварь, и это мое решение. Потому что не осталось в этом мире больше настоящего, ни в ваших однотипных лицах, ни в ваших пустых глазах, ни в тугих кошельках и дырявых карманах, за которые вы все так трясетесь и на которые мне откровенно плевать.  Нет ничего. Только то, что в собственном воображение еще может возыметь какой-то смысл, если ты сама же найдешь силы его не предать. Потому что все мы предаем. Все и вся, -  либо мы, либо нас. И я не была исключением…

 ... Какой уж только жуткой чертовщиной мне ни приходилось теперь заниматься, что порой казалось, эту «контору» покровительствовал сам Люцифер, я предала. Легко и «весело» предала то, что было мне дорого, то, что было смыслом существования на определенный период времени, и сейчас, оглядываясь назад, могу сказать, что предала тогда часть себя, немалую часть, но и не большую, как выяснилось позднее. Ведь когда вокруг ничего не остается: ни друзей, ни врагов, ни флага, ни родины, предавать-то уже особо как нечего. Ни эта ли та легкость, к которой стремится существо несущее тяжесть своего существования?
Никакой легкости в тот момент и в помине не было…
 Истинная победа та, которая доведена до конца. И как бы ни унижали, как бы ни угрожали, если не смогли нанести последний удар, значит противник слаб настолько, что даже не в силах принять свою победу.
« - Не о слабости речь, госпожа Батунина. Вражда, бойни, извечное подсиживание – оно есть, оно было, и оно всегда будет, однако не в этом все дело. Я даю вам  возможность понять, что все можно решить мирным путем.»
« Вы дали мне возможность выиграть время. Время, чтоб восстановиться, провести анализ и стать еще сильнее.» - думала я в тот момент.
- Это ваше право поступать иначе и  я не сужу вас, – продолжала госпожа региональный директор в нашей  последней беседе.
Золотые слова, Инна Владимировна. По истине золотые.  Жаль, не для моего они тогда были слуха. Благородство. В нашей жизни нужно быть сильным, чтоб позволить себе роскошь благородства. Вы могли себе такое позволить. В моем случае, как всегда, все было через одно место.
 Долго потом я отмывалась и пыталась стряхнуть с себя этот пот, стыд и страх. Я чувствовала себя виноватой. Во всем. В каждом несчастье этого мира на любом этапе его существования была часть моей вины. Ты виновата, - вспоминаются мне слова матери, когда я разбила ее любимую керамическую шкатулку. Как же ты была права, мама.
Я как привыкла, - сначала сделала, а понимание пришло потом. Это была моя вина, и мне ничего уже не исправить. Понимание блокировало любые действия. Я не могла ничего произнести. Я лишь сидела с широко распахнутыми глазами, в которых наверняка отражался прогорающий огонь ужаса и интернет страница портала «Человек и Закон».
                ***
 Когда тебе двадцать четыре, ты никакого понятия не имеешь о том, насколько низко можно пасть, но я всегда всему училась быстро и была находчива не по годам, чтоб перманентно осознать единожды, что нет в этом мире ничего вечного,- все потихоньку рассыпается. И нечего терять, это когда ты – последний винтик в этом мире, когда никого, по сути, не волнует, жива ты или мертва, когда уже не больно, и не страшно, а безразличие правит бал, ты отвечаешь всему  взаимностью. Как будто кто-то повернул ручку громкости, и кажется, ничто не может заставить тебя потерять самообладание. Твое решение – закон, даже если весь мир в этом уже усомнился.

В то время я была словно боец после поединка. Мне казалось, что в моей жизни больше ничего уже не случится, поэтому я подумала вырваться из клетки наружу и попытаться найти себе другую жизнь. Лежа на дворовой скамейке и глядя на единственную звезду, которая пробивалась сквозь свет уличного фонаря, я решила уйти из бизнеса…

…После кофейника я выкрикнула пару бессмысленных фраз с последнего ряда  презентационного зала, для того, чтобы собственно просто выкрикнуть, потому что уже на рефлексе, и полу прикрыв глаза начал дремать. Как известно, редким талантом спать с открытыми глазами обладают только солдаты срочной службы, менеджеры среднего звена и эксперты нашей компании. Опять это непроизвольное сравнение с менеджерами…я не специально провожу эту параллель, вы не подумайте.

 Просто чересчур уж все становилось прозрачным, избитым и удручающим, и после нескольких дружных фраз о шансе, бизнесе и уникальности своего руководителя – эксперта среди партнеров начиналось жесткое бухалово. Изможденные за целый день голоданием в целях экономии средств в ресторанах недешевых отелей и принудительной отсидкой на собрании, партнеры дорывались до праздника самого сильного животного инстинкта. Напивались быстро и нервно. К часу ночи прямым текстом выяснялось, что со структурами проблемы у всех, что основная регистрация новеньких идет в основном на пакет документов и, максимум, на карман эксперта; недовнесенные суммы составляют неплохой гонорар трудоголика – ответственного, но шанс увидеть их когда-либо снижался с каждой минутой, зато увеличивался процент вероятности огребания личных ****юлей на собрание Ответственных. Что происходит, в принципе, независимо от твоих показателей,- для профилактики получали все. Что эксперт на самом деле безмозглый кретин-солдафон, умеющий лишь говорить по шаблону, что партнеры ежеминутно пытаются слепить подставу, а в структуре (кому посчастливилось ее иметь) одни сущие бараны. Причем, уже совершенно не придавая значения сидящим по соседству новеньким партнерам, у которых сегодня второй «день рождения». Чтоб на следующий день на пару с  его пригласителем искренне удивляться, чего же он грузанулся - то, такой вроде позитивный был и весь день, и на организации не сдрефил….. начитался, наверное,  идиот, или насоветовался с кем, кретин полный! Тут такой шанс, а он растрепал все.
 А уж совсем под завязку «приятного вечера» в смятых рубашках с закатанными рукавами (пиджаки в лучшем случае располагались на спинках стульев) и перекошенными на стороны галстуками, смотрящимися уже больше, как удавки, нежели стильный мужской аксессуар, в полуразвалившемся состояние, добивая третий литр на пятерых – самых стойких и успешных, - каждый мог заплетающимся языком промямлить о своих целях, что щас вот он соберется, ща рванет и через пару месяцев, максимум, через полгода он будет….. Как традиционно, боже мой!
 Гордые обладатели бейджиков некоммерческого партнерства, молодые лидеры с блестящими перспективами, не способные принять даже такое грошовое решение, кто оплачивает счет, оставленный другими партнерами, расчетливо удалившимися  заблаговременно. Будущее партнерства пошло уныло блевать в унитаз. Хорошо, что еще само пойти сумело.

 Следующий же день давался ведущему особенно приятно, - зал внимал, ровно сопя и изредка похрапывая. Неудачники- новички и просто партнеры, по-прежнему сохранившие свою адекватность, с осуждением косились в сторону подобным локальных сборищ, но оставаясь в меньшинстве, не рисковали  сделать осуждение «акуле» бизнеса, активно переживающей похмелье. Верной дорогой идем, господа!

                *

 - А ты разве не отбываешь на этой земле пожизненное? Так уж, коль не изменить этих чертовых правил, так может, есть смысл хоть как-то разнообразить свое пребывание здесь? Игры закончились, неужели ты не понимаешь?! Ты - не Ленин и не Троицкий! Посмотри на эти дома,- там живут люди, которым игры твоего воспаленного эго на хрен не нужны. Им куда более приемлема своя никчемная, но стабильная жизнь. Никто не поддержит, никто не подставит плечо, и когда ты будешь гореть, максимум на что они будут способны это прикурить от твоего полыхающего тела и сочувственно вспомнить : «не плохой был человек-то»…. А то и просто перешагнут, уберегая подошву своих испачканных в говне сапог. Но главный урод и предатель,- это ты! – я с агрессией ткнула пальцем в зеркальное отражение. Молодая светловолосая женщина с утопающими в синяках глазами и растрепанным воротом блузки вторила каждому моему движению. Она раздражала меня, она никак не хотела меня понимать. - У тебя изначально не было четкого плана. Ты не ожидала, что тебя поддержит столько народу. Завтра ты призовешь спрыгнуть всех с 33 этажа, за тобой снова пойдут и это приведет к мясорубке. И мы никогда не сможем сломать эту Систему. Она слишком сильна, слишком мощна. Она была всюду, она частично есть в каждом из нас. Мы были ее перегоревшими от напряжения схемами. Схемы заменят - Система останется.

- Мы – это кто? – я провела рукой перед ее лицом. – Куча этих пьяных ублюдков? Это они будут сражаться за понимание? У них нет никаких идей. Для всего здешнего сброда,  это  всего лишь еще одна драка после футбольного матча,  понимаешь?

 А она как будто понимала, но совершенно не желала этого признавать. Как будто нарочно изводила потерянным взглядом и стучалась мыслями в голову: - «Лера, ты посмотри на себя! Кто ты? Что ты? Чего боишься и что теряешь?»

- Ничего. У меня и так все в порядке.

- «Лжешь!»

- Говорю же, меня все устраивает.

- «Тогда какого, ты  бухаешь в одно рыло в мужском туалете? Скажи еще, для разнообразия!»
Черт! Я снова посмотрела на свое отражение сквозь тусклое зеркало.

- «Вот и я о том.»

- ЗАТКНИСЬ!

- «Врать –то не заебалась сама себе? И не ори, - не дома!»

- ДА, СТРЕМНО МНЕ! СРАШНО!!!!

- «Толчок рядом», – скривила она губы.

 Твою же мать! Мало того, что я разговариваю сама с собой, я еще и ругаться сама с собой научилась. Браво, Лера! Что еще можно было ожидать!!! Я плеснула себе в лицо холодной водой и, сделав последний глоток, швырнула бутылку в мусорную корзину.  Трех очковый, чтоб меня!!!
 
Я вышла из кабинки, задержалась у зеркала в полный рост, поправляя общую картинку, махнула сливающему в писсуар какому-то иностраннишке и чинно удалилась из этого вонючего в прямом смысле слова заведения.
 Я пробралась сквозь  гудящую толпу в фойе, раздвигая всех на своем пути. Мне нужен был глоток свежего воздуха. Какая-то деваха с дешевым парфюмом чуть ни столкнула меня с ног, кто-то пару раз бортонул тощим плечом в пиджаке с нашивкой «Симачев» на загривке, кто-то призывно заискивающе  улыбался. Спасибо, свою порцию галлюцинаций я уже получила. Не так ли? Голос молчал. Заныкался, гад. Я вывалилась на улицу и жадно хватила прохладного воздуха. Прохлады не было. Я растерянно озиралась по сторонам в поисках чего-то спасительного от этого  удушья. Но все лишь вяло протекало мимо меня. Я встретилась глазами с портье. Всегда вышколенный невысокий мужчинка  в неизменной форме понимающе посмотрел на меня грустными глазами.
 
- Я здесь тоже с ума схожу, - сказал он сквозь выдавленную улыбку.
Я улыбнулась в ответ.
 
- Домой? - тепло уточнил он.
Я улыбнулась еще раз.
 
Такси. Кондиционер. Я жадно глотала этот мертвый перегонный воздух, все отчетливее понимая, что задыхаюсь. И не от жары. Не от изнуряющего зноя. Я задыхалась от тесноты, от лживости, от скуки.
 
                *
 В понедельник я не приехала на собрание. Просто взяла и не приехала. Я ревела. Стоя перед зеркалом, закапав в воспаленные от очередной бессонной ночи глаза по двойной дозе «Визина», замазавшись тенями , подводкой и тушью для ресниц, и застегивая белую блузку на уставшей груди с трудом переводящей воздух из легких, я вдруг заглянула в свое отражение и будто подбитое парнокопытное повалилась на колени и начала реветь. Я ревела и задыхалась, все плотнее сжимаясь в калачик на полу. И далекая мысль еще здравого ума одиноко пульсировала: « Как хорошо, что никто меня не  видит, что никто никогда не узнает, потому, что не спросит, а понять не удосужится, как эксперт филиала корчится на полу своей квартиры, приобретенной в этом бизнесе, в слезах от бессилия и усталости от этой вечной борьбы с собой и собственными чувствами.»
 
 
                ***
  Ему  нравится эта постоянная  тропическая влажность, резкие  заходы солнца и морепродукты на ужин. Он слушает шум прибоя и никуда не торопится. Скорость теперь мешала ему быть собой. Он смотрит на небо и видишь, как проходят дни :
«Все как-то однобоко и немного неправильно получается: у кого есть деньги, те не имеют времени, а у кого есть время, не имеют денег. Бросить работу так же трудно, как и устроиться на нее безработному….»
 А жизнь у парня всегда была сумасшедшая, и ему странно по началу было  оказаться наедине с собой, на лоне природы, без телевизора и телефона. Сейчас уже он научился наслаждаться неспешностью, ценить  красоту тишины. Звезды на небе. Ром и сигары. Море полно воды. Небо в непрерывном движении. Дышать воздухом – занятие на полный рабочий день. Каждая мелочь обретает ценность, когда главное утрачивает смысл.
 
 Он уехал от всего и от всех, и не будет по кому-то скучать. Слишком несовершенен, чтобы к кому – то привязываться, слишком умен, чтоб на кого-то держать зла.  Он пережил величайшую драму нашего общества: положил все, приблизился к финансовой независимости, чтоб однажды понять, как нечаянно забылся в спешке и суете, что деньги – средство, а не цель. Его огромный плюс оставался в том, что он не разменял еще четвертый десяток, не заплыл жиром и не обзавелся женой – одна сплошная пластика. Он достаточно времен провел среди «кошельков мира сего», чтоб осознать, они не вызывают больше зависти. По ним плачат тюрьмы, у них мужицкие замашки и коллекция антидепрессантов среди бутылок элитного алкоголя. Потому, что если ты беден, по крайней мере, у тебя есть отговорка, мол, будь у тебя бабки, все было бы иначе. Но если ты богат отмазки типо: вот будет у меня новый дом на побережье или еще одна манекенщица – и все пойдет на лад, уже не проходят. Когда ты богат, оправдываться нечем.
 Он  больше и не думал оправдываться. Игорь заново учился жить.
 
Откуда я все это знаю? Да я и не знаю. Просто чувствую. Мы, девочки, в некоторых вопросах тоньше организованы, в виду отсутствия врожденного прагматизма и более развитого гормонального фона, или проще выражаясь, - когда любишь, всегда чувствуешь.
 
                ***
 
«Глюкоза» гнусаво и монотонно пилила мозг из хрипящего динамика. 
Ничто так не  сводит с ума, как некачественный звук и московские пробки.

«Ты будешь ехать или нет, баран?!» Я с силой вдарила на сигналку. «Рожай уже,  ведро с гвоздями, без стопоков еще… тридцать седьмой регион… *ля, где это? Что это вообще?»    Раздражение уже не нарастало. Оно буквально повисло  на основании зеркала заднего обзора вместо пресловутой елочки, совершенно не пахнущей, кстати, даже по первости, и монотонно покачивалось, будто проверяя степень прочности и без того натянутых нервов. Оно, будто надутый пузырь с жидкими отходами, по-свойски распространялось по всему доступному периметру, и преодолев предел прочности которого каждый рисковал быть загаженным его содержимым. Гребанная Москва, три снежинки упало, - парализовало весь город. Да куда ты лезешь, урод! Ну, притрись, давай, притрись!!!

 «Бабочки в моем голове, это любовь к тебе… бабочки в моем животе, это…»

Черт! Да какие бабочки в животе? Какие заломленные пальцы? Меня рвет изнутри всю! Меня разрывает на молекулы, когда я просто его не вижу.  У меня ломка, и не поэтическая эта, с одинокой слезинкой на щеке и подписью крупными буквами: «Ты все поймешь, но будет поздно», а самая настоящая, ****ь, ломка! И погода тут не причем. Это даже снегом назвать сложно. Это дермище с небес - осадки твоих недосказанных слов ему на ухо, это - конденсант в голове от постоянных мыслей о его руках. Ты свою душу не знаешь, каким чертям загнать, чтобы хоть раз коснуться его губ.
Ты даже свой почтовый ящик паролишь его именем. Какие тут бабочки, мать их?!

Я с силой лупонула по клаксону,  втопила кнопку аварийной сигнализации, и, схватив сумку с пассажирского сидения, вышла из машины. Дверь с остервенением захлопнулась за моей спиной и, пара выпученных от удивления глаз, томящихся в соседних автомобилях, проводили мой маршрут от брошенного авто до обочины. Третий ряд, забитая волгоградка, адски воняющий «Микоян». Да плевать я хотела! Я не успеваю. Я больше никуда не успеваю. Я не успеваю приехать вовремя, я не успеваю говорить, то, что надо бы, не успеваю своевременно мыслить, я не успеваю просто жить, наконец. И что самое страшное, я не хочу уже торопиться.
 Я просто шла пешком вдоль плотной серости толкающихся машин, разрывая скользкую слякоть узкой полоски тротуара, чувствуя, как влажная мерзость с низкого неба оседает на моих волосах, шла без разбора и направления, а в голове заевшей пластинкой скрипела Глюкоза : «Бабочки в моей голове……»



                ***

  Мой уход из «А+» был тяжелым. Я пребывала в глубокой апатии. Мало спала, мало ела и каждый вечер плакала.

 Мне стали омерзительны люди.   И я не знаю, как на это реагировать. Хорошо это или плохо. Так просто есть. И даже неважно  мнение, увеличенных от удивления  глаз, и тем более неважно их осуждение. Они стали мне омерзительны в своей алчности, мелочности и жестокости. Они омерзительны своим хищным движением к  цели сиюминутного какого-то низменного удовольствия. И вроде это нормальное явление жизни,- человек склонен к похоти, праздности и неадекватности. Это нормально. Но для меня оно стало непонятным и не нужным, что ли. Смысл? Какой в этом смысл?
  Временами мне казалось, что колпачок у меня совсем уехал. А может, никогда и не приезжал. Но в одночасье мне стали не понятны и не приятны эти тела. Я даже не могу назвать для себя их людьми, это максимум тела, причем не производящие даже эстетического впечатления, которые по неровным траекториям перемещались по залу, что-то выкрикивая, что-то пережевывая, заливая горло разными жидкостями без разбора и над чем-то смеясь. Мерзко и отвратительно смеясь. Выдавая этими звуками всю свою суть и никчемность.
Мне омерзительны эти люди. Омерзительны. И я никак не могу понять, с какой стати я должна возлюбить их как себя? Ну, не понимаю. Я в последнее время много чего не понимаю в подобного рода вопросах. Поэтому дабы не мучиться данной  риторикой, я наливала себе очередной бокал шампанского и с головой погружалась в шикарную ванну, доверху наполненную пеной, чтоб залить голову не только изнутри, а еще и снаружи.

 Я все чаще пребывала одна. Мне было приятно в этом спокойствие. Нет глупых вопросов, нет визжащих интонаций, нет пустых рассуждений, совершенно бессмысленных и ненужных. Слишком много времени своей жизни мы проводим в бесполезном трепе, скрывающемся под увесистыми масками бесед, переговоров и обсуждений. Был бы толк от этой болтовни, чтоб называть ее подобными словами. Чаще просто сотрясание воздуха. Не спорю, конечно, - лучше треп, треп, треп, чем война, война, война. Но так иногда хочется пойти наикратчайшим путем,  и просто проломить голову, чтоб остановить чей-то бесконечный поток словесной блевотины. Потому что утомляет. Или это просто усталость?
 
 Со мной всегда был кто-то рядом. Но как будто бы никого и не было. Кто хочет жить проблемами другого, пусть и формально близкого человека? А мне не надо показного участия. Наелась уже. Мне нужна искренность, а  если ее нет, то и вовсе никто не нужен. Так проще.
 Мужчины? Они получают то, чего хотят, им хорошо. Они получают это и уходят. Или остаются, но лучше бы они уходили.
 Дети? Они милые и чистые. Наверное. Ты сама им нужна, они не могут разделить твое одиночество. Хотя в моем случае, это всего лишь теория, - у меня пока нет детей.
 Мама? Слишком мало мамы стало в моей жизни. Слишком редко я ее вижу.
Слишком уж засиделась я в том театре теней, где не заметила, как самой пришлось играть роль тени. Все же удивительно и странно, как быстро и грамотно может чужое русло жизни стать якобы твоим. Как быстро и натурально. Главное не забывать ставить цели  и мечты в пределах этого русла, тогда осуществление их будет гораздо ближе и приятнее. Просто делай как мы, желай того же и не пытайся думать иначе, тогда ты станешь свободной и поддержка тебе обеспечена. Ха. Узкое русло, - жесткие рамки. Но за любовь к деньгам спасибо. Это, конечно, не суть, и далеко не свобода, но с  деньгами есть смысл в дальнейшем существование в трезвом восприятие мира, который тебе нравится потому, что ты можешь купить себе свою персональную его частицу, окружив себя тем, что ты воспринимаешь как «свой мир», в которым ты будешь  в мире с самим собой , потому что этот мир будет создан лично тобой, он будет лично твоим. Миром, который…… в которым…. Ты все решаешь сама.
  У меня есть этот мир. Внутри меня. И он уже прорвется наружу.

                ***
 
 Рейс задержали на четыре часа. Возмущенные пассажиры, в волю разогнав волну вони и негатива, суетливо разбрелись по залу ожидания, размещая свои бренные тела и чемоданы. Я расположилась с края П-образного ряда кресел  и окинула их взглядом. Мне некуда было торопиться, поэтому я могла медленно и детально рассмотреть каждого. Вы знаете, я  люблю наблюдать за людьми: порой это бывает занимательно, порой смешно, но в последнее время все чаще двигало банальное любопытство с цельными кусочками безразличия. Как будто наблюдаешь за рептилиями в террариуме, - интерес заставляет стоять у стекла, хотя отвращение нарастает. Сейчас было что-то аналогичное: ряд уставших однообразных лиц, отличающихся друг от друга, наверное, лишь степенью озабоченности, яркими оттенками серого наполняли полупустой неуютный зал. Их лица выражали многое: растерянность от попадания в неведомую доселе ситуацию, обреченность от вновь сложившейся незапланированности, усталость от визга носившихся по проходу детишек, которых через пару часов нужно будет чем-то кормить, смиренность от нытья грузных мужей, непременно приступивших к потягиванию разливного пива. Отдых ведь начинается с аэропорта, не так ли? Наверное. Смотря, что в это вкладывать.
 
 Я извлекла из сумки старый - добрый  i-pod  и запутанные наушники. Музыка. Только музыка могла разряжать эти плотные сгустки негатива, расползшиеся по открытому пространству. Они как будто по цепочке передавались от источника к источнику, сцепляясь узелками и образуя тем самым некую герлянду взаимообмена. И  лишь звуки музыкальной дорожки «подборка №1», кажется, ограждала меня от коннекта. Создавала что-то вроде защитного поля, если хотите, и позволяла оставаться мне тем самым сторонним наблюдателем, кем я так любила являться в последнее время.
 
 Спустя время взгляды ожидающих опустели. Еще через время они принялись шуршать сумками и тюками, извлекая откуда-то из недр кульки с нарезанным хлебом, подобием колбасы и овощами. Они запивали все это сладкой водой из двухлитровых бадеек или дешевым пивом. Поразительно, насколько увлечены были люди столь значимой для их жизни деятельностью. После окончания трапезной процессии, большинство из них начинало дремать.
 
Я наблюдала, в очередной раз убеждаясь, к чему, по - сути, сводятся задачи существования человека: поесть, поспать, потупить (неконтролируемый процесс мышления, бесполезный и мнимый), снова поесть…. Ну, сексом еще позаниматься. Не публично, правда, - прогресс цивилизации сумел обуздать хоть какой-то инстинкт, запихнуть его в рамки, если уж быть точнее. Природу невозможно забить, - она прорывает любые плотины, либо находит, где тонко.
 Странное, все-таки, человеческое предназначение. Перевод энергии какой-то получается…

 Входящий вызов прервал течение мыслей наряду с музыкальной дорожкой. Мама. Я сказала про задержку и отсутствие роуминга (так как-то проще, так спокойнее что ли), и отправилась за минералкой.
Через полтора часа объявили регистрацию. Организованные толпы дружно ломанулись на первый этаж, волоча чемоданы и капризничающих от усталости детей. К моменту моего спуска очередь пересекала весь зал, делясь из общего строя на два окна. «Совок». Он был и остается, как бы ни пытались оптимизировать зону комфорта для человека, он создаст его даже там, где доблестная американизированная система процветает под лозунгом «fast».
 «Совок» не был дыханием времени, в частности наших родителей, он был в самих людях, и чтоб пережить его требовалось еще ни одно поколение. Генофонд ослабляется временем.
 А пока определенным людям, таким как мне, это просто чуждо. Не так я вижу свою жизнь, не так. Не в очереди с притирающимися и напирающими друг на друга особями (можно подумать очередь начнет двигаться от этого быстрее). Я не люблю это, я не люблю это жгучее амбре потеющих тел, не люблю обрывки чьих-то тупых комментариев, суету и мелочность. Я не понимаю этого. Не понимаю этого счастья  стоять в стоптанных сланцах, бесформенных штанах с необъятным чемоданищем (для меня всегда было загадкой, что они там возят, ведь кроме как в безразмерных футболках и самодельных шортах они не появляются за все две недели отдыха). Не понимаю счастья, чтоб мой мужчина, обвешанный  тремя сумками в сланцах и шортах, стоял с мыслями о скорейшем прибытии к месту халявного алкоголя. Не понимаю я счастья, когда малолетние дети, засыпают на багажной телеге,  в ожидание совсем скорой встречи с морем. Хотя может они и счастливы, эти «нормальные» семейные пары, может, они действительно счастливы. Только я это счастье вижу иначе. Проще, что ли, приятнее. Без очередей, без давок, когда приезжаешь заблаговременно, быстренько проходишь самостоятельную регистрацию через терминал  или просто в отдельном окне, в легком платьице, туфельках на удобном каблучке с легкой сумочкой, в которой умещается все самое необходимое, под руку с любимым мужчиной, уверенным и самодостаточным. И не потому что это фарс, навязанный европейскими фильмами, а потому что я просто женщина, хрупкая и утонченная, не ездовая кобыла, прущая на  себе всю жизнь то тюки, то детей, то сразу все вместе, а легкая и  элегантная, рожденная радоваться и радовать. И вместо того, чтобы потеть в очереди, я трачу это время на любимого рядом, ведь на действительно любимого человека никогда не хватает времени…
 Самое приятное в поездках – это окружение, точнее ее краткосрочность и одноразовость. Тебя окружает все одноразовое: одноразовые пакетики с мылом и шампунем в номере отеля, одноразовые разговоры со случайными попутчиками, одноразовые пластиковые обеды на борту самолета, безвкусные и совершенно не размещаемые при всей своей миниатюрности содержимого на узком откидном столике. Одноразовая пресса, интересная только как средство убивания времени. Даже мысли в дороге какие-то одноразовые, потому что все насущное становится вдруг каким-то далеким и совершенно незатейливым. Особенно остро это ощущается при взлетах и посадках, когда колеса самолета с глухим стуком касаются посадочной полосы. Сзади ревут турбины, салон со скрипом кренится то на одну, то на другую сторону. В такие моменты все теряет значение. Ни сохранность багажа, ни скандал на собрание перед поездкой, ни даже пропущенный сеанс депиляции. Вздох облегчения со стороны вашего одноразового попутчика, нервозные аплодисменты, и еще один момент позади.
 В перелетах я чувствую себя какой-то другой. Или это заблудшей душе становится немного комфортнее в блуждающем теле, или поездка, это просто наиболее комфортная зона между тем, что было и тем, что будет....
И ты снова просыпаешься в одноразовой постели отеля. Ты просыпаешься, и будь этим довольна. Я люблю путешествовать в одиночку.
                ***
  Все в нашей жизни не просто так. Не подумайте, я не стану сейчас рассуждать о тонкости материи и о свойствах первозданного, -  все давно уже сказано за нас. Беда человека в том, что об стенку горох ему эти замысловатые изречения, пока сам не набьет пару шишек в данном направление, чтоб потом с умным видом глубокомысленно кивнуть наткнувшись на высказывания с институтской программы , и найти в нем откровение абсолютной истины. Я - не Нишце, а перефразировать великих оставим современным прозаикам. Что-то разрушило твой прежний мир, но никак не может создать новый, в котором ты был бы так же счастлив, а возможно, и гораздо больше, в котором тебя радовали бы совсем другие вещи, совершенно другое окружение. Ты у них не плохо иногда получается. От себя же скажу, что если чему-то в этом мире нужно случиться, оно случится, и не отвертишься даже с врожденной  изворотливостью. Что-то разрушило твой прежний мир, но никак не может создать новый, в котором ты был бы так же счастлив, а возможно, и гораздо больше, в котором тебя радовали бы совсем другие вещи, совершенно другое окружение. Ты  Я уехала в Египет. Проснувшись  утром просто собрала вещи и заехав в ближайшую авиа- кассу , купила билет до Хургады. Если для кого-то это и будет откровением, что помимо доступного All inclusive с дешевым пойлом, на данной территории берут начало глубочайшие библейские события. Меня давно притягивала культура этой древней страны.. И не только меня. У многих, я заметила, после длительного пребывания в нашей организации открывалось необъяснимое придыхание при упоминании слова пирамида, при котором обычного обывателя бросало в неконтролируемую дрожь.

 Я взяла машину на прокат и самостоятельно отправилась в пустыню. К середине дня начала допекать потливость собственного тела,  сдавливающая голову арафатка и песок во всевозможных местах. Безумно хотелось мохито, - алкогольное, с двумя трубочками. Оазисом среди раскаленного песка послужила туристическая зона. Это был эдакий кемпинг, зона отдыха в знойной пустыне только не в виде водоема с пальмами, а куллера с топчаном. Вопрос, откуда они берут воду, ликвидировался сам собой.   
 Бунгало были оснащены всем необходимым для пребывания неподготовленных людей в пустыне. Адаптированные кафешки с классическим «капучино», плиточные изваяния уборных с жидким мылом и бумажными салфетками на стенах, мягкие топчаны кальянных с куллерами холодной воды.  Как ценны оказались все эти мелочи, и насколько потребительски мы к ним относимся в повседневной жизни, чтоб хоть как-то обращать на них внимание. После использования всех дозволенных окликов цивилизации, я покинула отведенное мне бунгало и отправилась осматривать периметр. Не помню, кого сгубило любопытство,- меня пока оно приводило лишь во все более интересные места. Тем более, что закатившийся круг красного солнца принес с собой прохладу в пустынном понимание этого слова, и желание снова двигаться и жить.
 Мне хватило и двадцати минут, чтоб обойти всю территорию, пятнадцать, чтоб соорудить себе в уборной мини-душ и еще полчаса, чтоб прийти в себя под навесом и отправиться восвояси.

 Заход солнца застал меня на слабоосвещенной полосе имитации шоссе. Резко сгустившуюся темноту прорезали источники освещения, роившиеся вдоль дороги и на линии горизонта, обозначающие местоположение населенного пункта. Туда-то я и направлялась. Только кто бы знал, что естественная нужда заставит меня остановиться именно у этого ресторанчика под открытым небом и посадит за сдвоенный белый диван, чтоб дорваться-таки до заслуженного мохито.

                *
 
 Ему нравилось прыгать со второго яруса яхты. Брызги  красного моря сквозь порывы ветра приятно цеплялись за раскаленное тело. Я стояла, ухватившись  за поручень, другой рукой придерживая растрепавшиеся на порывистом ветру волосы. Если что-то и случается в этой жизни, то оно определенно случается наверняка. Я не зря заехала в тот вечер в открытый ресторанчик с белыми сдвоенными диванами, - мохито оказался на удивление вкусным. Еще более удивительной была фигура за соседним столиком. Впервые я увидела Игоря не в деловой одежде…

 Сегодня мы выехали в открытое море, чтоб насладиться его простором и побыть вдвоем. Только вдвоем. Как же это безгранично насыщенно и интересно. Находясь рядом с ним, я все отчетливее понимала, почему  этого не получалось с другими. Не мое потому что. Не то.
 Я проводила глазами линию берега, тонкой полоской, оставшуюся на горизонте. А вот это мое. Мое. Мой мир, мои ощущения. И все в ней создано для удовольствия и меня в том числе. Но самое главное мое сейчас стояло на корме яхты и целеустремленно из-под солнцезащитных очков взирало вдаль рассекаемых волн. Наверняка, чуть ссутулившись и широко расставив ноги. Я улыбнулась своим мыслям и обернулась. Точно. Неловко балансируя по борту,  я пробралась к нему и, приподнявшись на носочки, поцеловала в мокрое плечо. Ему нравилось нырять со второго яруса яхты, мне нравилось встречать его при выходе из воды, набрасывать на плечи полотенце  и целовать в соленые губы. Он любил эту вездесущую влажность, при которой руки так легко скользят по телу. Она придает поцелуям пряный вкус ожога.
 
                ***

 «Москва встретила сводками метео : плюс десять и порывистый ветер…»
Что сезон, что межсезонье,- этому городу неведомо даже положение земли относительно солнца, - у него своя собственная ось и свое вращение. Плюс эти пробки от ленинградки до третьего, как приятное дополнение к перелету и состоянию медитативного размышления. В таком режиме мозг особенно подвержен прокручиванию недавних событий и их беспринципному анализу.

« У нас все будет, как у Китано
Простого счастья ждать не стоит,- не надо
Все будет странно, спонтанно, никаких планов…»

- Сделайте, пожалуйста, чуть по громче, – попросила я водителя, так услужливо молчавшего всю дорогу.

Люблю «Банд’эрос» за их сто процентное попадание каждой фразой в давно наболевшее, перезревшее и глубоко похороненное где-то внутри, в виду отсутствия толкового собеседника и нужного объема словооборота, чтоб вывести это наружу. А здесь и говорить не надо, как будто сами все понимают. Спасибо, ребят, что знаете, о чем поете. Надо будет диск их закачать…



«… и вынимая из чемодана туфли, я повторяла новое слово… Куркино… »
Надо бы еще, пожалуй, изучить район… говорят, здесь парк есть хороший. Как-никак, возможно, осяду здесь надолго, потому что сняла, наконец, себе двушку-студию с евроремонтом, потому что давно были такие мысли, и по приезду я решила избавиться от них до конца недели, заодно сэкономив время на разборе чемодана.

Жизнь вообще иногда начинает очень резко меняться, особенно, когда перестаешь ей противиться.

Утро в новой обители встретило меня звуками соседской дрели в стену. Адаптация шла тяжело. Я через силу возвращалась в олицетворение цивилизации: люди, много людей, они постоянно и истошно орут в свои мобильные, в переполненном ресторане они напрягают связки в потугах донести свою совершенно не содержательную и малоинтересную информацию, выдыхая при этом друг другу в лицо сигаретный дым. Они кроют матом друг друга и размахивают руками, будучи запертыми в городском трафике, они пихаются локтями и дышат друг другу в затылки, неминуемо создавая очереди,  из себе подобных. Они ходят в театры и оперетты, чтоб повысить свой культурный коэффициент, при этом в процессе спектакля неминуемо ответить на телефонный звонок и распихать всех  на выходе в гардероб. Эти люди оснащают свои жилища домашними кинотеатрами, а автомобили саб-буферами и врубают их на полную мощность, скорее, чтоб заглушить свой мыслительный поток, если таковой имеется, а чаще просто царящую внутри пустоту.
 Звуки, звуки, звуки. Кругом только звуки, причем на гране истерики.
 

Слушать пение птиц - это уже не нормально, слышать пение Шнура из вибрирующей от повышенных частот отечественной колымаги - уже в порядке вещей. Мы ведь давно все, как наркозависимые, плотно сидим на системе: нам надо больше каналов на кабельном тв, мощнее звук, ярче, объемнее картинку и стену «в контакте» исключительно с возможностью комментирования статусов и чужих фотографий.  Мы делает все, что бы себя занять, делаем все, что бы отвлечься. Мы запихиваем в себя столько, чтоб развитый и без того на десять процентов (в лучшем случае) мозг, полностью атрофировался в виртуальной реальности.
 И я знаю этих людей, которым необходимо, чтобы у них всегда орал телевизор или радио. Или любой другой агрегат разрезающий звуками. Я знаю этих людей, которые боятся тишины. Звукоголики, если так можно выразиться.
Я и сама одна из них.

Мне нужно отравлять себя шумом, чтобы однажды тишина стала наградой. Все  потому, что шум имеет одно важное свойство, - в нем исчезают слова. Их так много. В них так мало толку. Поэтому я с радостью глохну от низов. Я бы с удовольствием оглохла на какое-то время. Совсем. Особенно от собственных мыслей…

                *

- Я не понимаю, почему плачу, ведь никто же не умер, правда? - я всхлипывала, уже не пытаясь скрывать слезы. – И ты будешь все равно где-то рядом, ты приедешь, и по-прежнему будешь жить в Москве, с тем же номером телефона …. И всегда можно будет с тобой связаться. Ну и что, что ты ушел тогда из бизнеса. Я тоже его оставила через какое-то время. Это же всего на всего бизнес, как бы там не было….
 
 Он стоял, зажимая левой рукой портмоне на манер папки, и как-то тепло улыбался, так смотрят на детей обычно, когда они говорят какие-то глупости, но настолько милые, что прерывать было бы верхом кощунства. А я лопотала без остановки, потому что молчать было невыносимо. Невыносимо было смотреть на него и понимать, что завтра я его вновь не увижу. Я соберусь в аэропорт, за пару часов ожидания выпью безвкусного кофе в сильно кондиционируемом помещение и буду часто поглядывать на часы, соображая, на какой стадии сейчас его путь. Завтра я возвращалась в Москву, завтра он отправлялся по делам в Европу. Завтра, а пока он стоял, смотря на меня своими большими глазами, и тепло улыбался, а я продолжала лопотать: - Я же на самом деле тебя  очень люблю! Ты же знаешь, да?!!! Сама не знаю в каком отношении и смысле...я искренне хочу, что бы у тебя всё было хорошо… у тебя же, по - любому, все будет хорошо, правда? Ты же обещаешь? Я буду очень хотеть… и скучать. Я уже, наверное, начинаю скучать.
 Я уже не обращала внимания на слезы, безостановочно катившиеся по щекам. Лишь временами приходилось часто промаргиваться, чтоб застилающая пелена не скрывала его черты. А он, по–прежнему, молчал.

- И ещё, честно говоря, у меня до сих пор страх, что раньше нас хоть как-то связывало «Априори»...А сейчас  я не знаю...И  что может быть дальше.  И ты естественно как-то отдалился от меня, а я тебя терять не хочу. Но искреннее хочу,  что бы у такого молодого и перспективного все было хорошо… везде!
 
 «Господи, какую же чушь я тогда несла…. Какой идиоткой выглядела в тот момент… надо бежать, надо уходить отсюда,- ни к чему хорошему этот разговор не приведет уже. Он уходит, я остаюсь… все как тогда. Так, наверное, правильно, так надо…»

Он как-то неожиданно очутился еще ближе и начал медленно и очень сосредоточенно вытирать мои слезы.
 
 
- Ты же знаешь, что нужна мне!  - сказал он. - И я никогда тебя не брошу. А это все такие глупости, это обычная работа, нужно доделать пару дел и я вернусь в Россию. Прекращай, давай.
 
- Я не смогу без тебя… - почти шептала я, потому что голос начал уже срываться на сип. – Не смогу, слышишь?
 
Он слышал. Он прекрасно это знал. И продолжал молчать и вытирать мне слезы, а я не могла остановиться плакать.
 Комичная со стороны ситуация, прятаться со своим бывшим экспертом где-то за лифтами гостиничного фойе, как будто на инстинкте от любопытствующих глаз только на сей раз не партнеров, а обслуживающего персонала чужой страны, реветь, чувствовать его теплые ладони на своих щеках, и плакать от этого еще больше.
 Так началась моя весна.

                ***

 День ватной пеленой забрался под одеяло. Вставать не хотелось. Шел дождь. Хмурый, монотонно барабанящий по карнизу. Я томно потягивалась под толщей ватного одеяла, не желая бороться с обуявшей ленью и отсутствием сил даже открыть глаза. «Весна, мать ее…»
 Мозг тем временем тихо подавал признаки жизни и медленно прокручивал рассеянные мысли: где я?
Тяжело приподнявшись на локте, я осмотрелась. Голова выстрелила тупой болью. Я с силой зажмурилась, затем резко открыла глаза. Маринка спала в размашистой позе прямо на полу, возле узкого кресла,  раскидав свои роскошные волосы по брюху плюшевого медведя, служившего ей подушкой. Вокруг царил типичный женско-холостяцкий хаос: сумки, бумажные пакеты, разбросанные вещи, туфли, обвертки и недобитая бутылка «Вермута».
Классика жанра. Только вчера я была не настолько пьяна, чтоб принимать какие-то важные решения, а сейчас не настолько вменяема, чтобы делать из  них выводы…


- Вообще, все как-то нелепо. Большая девочка в промежутках между мыслями об эпиляции, загаре и «цезаре»  на обед думает о том, что завтра я могу остаться невостребованной. Попросту не нужной. Да, я трясу своей охуенной задницей в масле и блестках перед пресыщенной таким добром аудиторией. Для кого-то звезда, для кого-то стена. Есть даже жалкая горстка фанатиков, возможно и группа в контакте,- не проверяла. Не хочется.
 А я ведь больше ничего не умею. И видя меня на сцене, вряд ли кто задумывается  какой богатый у меня внутренний мир и вышка за плечами, пусть и не оконченная. Я и сама порой уже начинаю в этом сомневаться. Как и все. Потому, что как и все стала  жертвой этого города. Как и все, я покупаю себе туфли на шпильках и узкие платья, питаюсь в ресторанчиках, сижу в твиттере и прочих социалках,  развожу мужиков, чаще которых  сами на это напрашиваются, заморачиваюсь диетами и гладкостью кожи в районе ягодиц  (в моменты полного жизненного застоя), не сплю ночами, восхищаюсь чужими тачками и провожу вечера в компаниях неблизких мне ни по духу, ни по телу людей.  Я потерялась в своих желаниях, и  навязанных подавляющим населением, как в изобилие недешевых аналогов брендовых шмоток, искренне выдаваемых за родные. Вроде похожи, а все равно говно.
А все для чего? Чтоб хотели. Чтоб просто хотели все те, кого я в душе ненавижу, все те, кто вызывают у меня неконтролируемые рвотные порывы, те, кто мне непонятны, неприятны и омерзительны. И лицемерить тут не зачем.  Мне, как и всем  нужны их восторженные, завистливые и похотливые взгляды, потому что, как и всем, мне хочется, чтоб мен хотели…
 
- И круг замкнулся.- Резюмировала я. - Черт, почему человек, - существо социума???! Почему?
 
 Маринка позвонила мне внезапно. Через пару часов мы сидели в ее необжитой комнатенке, куда она только вчера перетащила остатки вещей. Она уехала от своего «небожителя», с треском уничтожив свое моральное здоровье и пару  стекол в его доме, вернулась в модельный бизнес, ночную жизнь в качестве профессии и записалась на йогу. С наркотой она так и не завязала. Божилась лишь, что теперь крайне редко, в виду отсутствия времени и свободных средств.
 С того момента, когда в последний раз я передала ее в руки владельца (того самого «небожителя»), она никак не проявлялась. Как выяснилось сейчас, ее вывезли в доминиканские апартаменты, окружив национальными достояниями (пальмы, ром, кокаин), мулатом – массажистом и бетонным забором по периметру.  Массажист был виртуозом не только в массажных делах, а скрытые камеры по всему дому убивали желание пользоваться всем предоставленным.
 
- Постоянно выраженная агрессия, - это признак гопоты в районах, наподобие того, в котором я сейчас живу, – говорила она. - Исходит из комплексов отсутствия значимости
 
- Да ну… ? – я искренне удивилась подобной реплике в адрес ее бывшего интеллигента.
 
- Лер, а что тут удивительного? Ну, нет у него личного опыта в делах житейских, ты пойми. Он две трети жизни просидел за учебниками, чтобы научиться, как делать деньги, а когда они пришли, то вместе с ними пришли и телки, за которыми ухаживать было не обязательно. Я была одна из них. Что тут не понятного? я была его вещью. В полном его распоряжение: хотел - бил, хотел - имел, хотел - в ссылки справлял под названием частный дом на побережье и под массажистов подкладывал, чтоб потом записи скрытых камер просматривать и дрочить, потому то у самого уже не вставал. И так бы и продолжалось. Так бы жизнь –то и прошла. Ну по крайней мере до того момента, пока мой товарный вид мог еще соответствовать. Но меня сломало тогда, Лер. В тот день. Помнишь, как в бизнесе: сорок лет можно прожить плохо, а на сорок первом взять и все поменять. Мне пока не сорок, - значит, менять будет легче…
 
«Черт, возьми! Это великий бизнес! он творит невероятные вещи - посмотрите на нее- он вытравливает даже колхоз из девушек, который по определению не вытравливается. И пусть не сразу, но …»
 
- Все мужики, Лер, они же, как луноходы, ходят по прямой и никогда не останавливаются на достигнутом, пока не встретят достойное препятствие и не упрутся в него намертво.  Если им нравится девушка, они хотят влюбиться, влюбились –  хотят с ней переспать, переспали – хотят поселить ее под одной крышей, поселили (женили, как вариант) – встречаю другую девушку, которая нравится и снова по кругу. Они – ненасытные животные, и будь мы похитрее, не давались бы в руки, чтобы заставить бегать за нами всю жизнь. Но нет же… нам так хочется быть счастливыми дурами, что аж в подвале мокнет, при виде надлежащей кандидатуры.
 
- Мариина! – я чуть не подавилась, отпивая из бокала.
 
- Ой, ладно, - отмахнулась она. –  Про чрезмерную культурность всех пропащих девок, тебе слишком хорошо известно.
 
Я утвердительно кивнула.
 
- Тебе повезло, что ты можешь относиться к людям так безразлично. И к мужикам в частности – продолжила она, сделав глоток. – Тебе никто не нужен. Тебя никто не пользует. Ты сама по себе. В этом плане я тебе даже завидую…
 
«Да уж….. что тут еще сказать.»
 
 

                ***
 
 На пару дней я буквально выпала из жизни. Не было ни движений, ни суеты, ни истеричный и натянутых разговоров. Не было никого. Только тонкие звуки тишины и теплая чашка зеленого чая в руках. С жасмином. И ватное спокойствие. Я отключила телефон и интернет. Я ушла со связи. Не специально, - так получилось. Но этих дней было достаточно, ведь, не даром, говорят, чтобы это что-то оценить, надо это что-то изменить…

"Время от времени, - забавно просто закрыть глаза и посреди этой темноты шепнуть самому себе: я волшебник, и когда я открою глаза, то увижу мир, который я создал, мир, творцом которого являюсь я и только я. Затем медленно, словно занавес на сцене, приподнимаются веки. И глядите, без сомнения, вот он, мой мир, точно такой, каким я построил его".
- в который раз перечитала я слова Р. Баха. 
 И невольно начинаешь осматриваться по сторонам: то ли я сотворил, в том ли мире нахожусь и, какой из меня волшебник. Не совсем бездарный, вроде как… Ленивый, конечно, время от времени, порой слишком жалостливый к себе, порой капризный. Но задатки, все таки, есть. Нет, ну точно есть! Взять, к примеру, это обшарпанное трехэтажное здание в окне с облупленной на углах грязно желтой краской, осыпавшемся местами кирпичом и кучей мусора в переполненном контейнере. Тоже же мой же мир? Мой! А чей же еще? И  кто еще сможет так  накреативить? Только волшебник. И  без таланта, смею заметить, тут никак не обойтись!
 
 Все  молодые и не очень люди, доходят рано или поздно до такого состояния, что хотят отдать свою жизнь во имя чего-то, просто умереть ради какого-то благого и стоящего в их понимание дела. День за днем, поколение за поколениями они делают то, чего не хотят. Хотя они понятия не имеют, чего они хотят, но продолжают делать. Продолжают ходить на ненавистные работы только что б купить себе что-то ненужное, внедренное в их мозг по средствам СМИ. Не осталось в этих людях духа. Израсходовался на хроническую депрессию, если когда и был.
 
И так живет большинство людей,- в попытке отвлечься они курят дурь, напиваются, сидят в сети. Они отвлекаются, уходят, можно так сказать, и зачастую не возвращаются. А мне хочется прожить не просто, не делая плохого, а напротив, созидая что-то, делая что-то хорошее. Не просто проводить время, смеясь и развлекаясь, - не интересно стало, скучно. Не выслушивать то или иное мнение, не осуждать (эти у нас занимаются все, кому не лень), а создать что-то самой, что-то стоящее создать, нужное что-то. Мне нужно, чтоб рядом был кто-то, кого я могу ежедневно спасать. Тот, кому нужны мои спасения, тот, кто не может без меня ни минуты, для кого я буду супер-героиня, - женщина-кошка, мать Тереза и Мата Хари в одном флаконе. Я могу быть такой. А могу и свернуться калачиком на его коленях и мурлыкать весь вечер, если для него это будет спасением. Я все  могу. Чуть поднапрячься и я могу все. Черт возьми, да я хочу быть его персональным ангелом-хранителем. Чтоб в те или иные моменты подходить к нему сзади, обнимать за плечи, укрывать крыльями и шептать о том, что он самое лучшее, самое нужное и самое совершенное, что есть в этом мире. В моем мире. Вот, что я хочу по этой жизни. Неужели я так много хочу?! Неужели, Игорь?!
 
 Он не отвечал. Он и не ответит, потому что диалоги с самой собой имеют один побочный эффект, - собеседник не имеет собственного мнения. Может, именно поэтому они порой так напоминают реальные. И если обратиться к старому-доброму дедушке Фрейду, то моделью для партнера по жизни является ваш собственный отец. А если при этом ты не знаешь своего отца, если он умер, бросил тебя или его никогда нет дома, как, простите, строить свою личную жизнь, как найти того самого? Выходит, мне и рыпаться не стоит… Хотя, иногда отца может заменить карьера. И это, пожалуй, мой вариант и единственно возможный…
Близится конец света по календарю майя. Так вот до того, как он наступит, мне нужно еще отмыть пару миллионов и посетить стоматолога. Медлить уже нельзя.
 
                ***
 Можно навсегда попрощаться с человека, а потом сидеть за столом напротив, разговаривать и не делать из этого трагедии. Я смотрела на него, как смотрят на солнце без темных очков: щурясь и давая глазам привыкнуть, чтоб еще раз удостовериться в правдивости того, что они лицезреют.
– Мне в последнее время все больше кажется, что моя жизнь в какой-то момент резко и несправедливо изменилась. В одночасье я потеряла все, что с таким муравьиным усердием выстраивала, – начала я издалека. Вопрос хоть и состоял из одного слова, подтекст его был куда многозначительнее, и простым, но действенным  «я хочу, мне надо» здесь, увы, не обойтись. – Я живу по инерции! А всякая инерция имеет свойство заканчиваться, и вместе с ней остановится и жизнь. Насколько меня еще хватит, я не знаю. Может быть, надолго и я просуществуешь так до старости, в чем лично очень сомневаюсь, а может, и нет. Но это будет именно существование, а состояние живого трупа меня несколько страшит, если честно. 
-  Ты все еще сильный человек, но все твои пожелания направлены лишь на то, как бы вновь оказаться в системе, которая однажды тебя уже высосала. Пережевала, отработала, а остатки выплюнула, не особо озадачиваясь безотходностью своего производства. Но ты с упорством пьяного хочешь повторить элементы той своей прежней жизни, в которой тебя радовали совсем другие вещи, совершенно другое окружение. – Рамир сделал паузу. Грамотно выдержанная пауза порой куда весомее заумных фраз. – Ты хотела бы повторить «Априори плюс»…
Я опустила голову и закрыла глаза. Тот, кто сдается на милость другого, наперед откидывает любое оружие. А если  нет никакой защиты против, то стоит ли спрашивать, когда произойдет этот удар. Именно по- этому я  затаилась. Я ожидала удара.  В спину, в бок, поддых... я была для него сейчас, как на ладони, что уж там говорить, с самого первого дня нашего общения я представала перед ним именно  в таком положение, как бы я ни выеживалась, в то время как он вертел в руках мое орудие.
- У тебя есть преимущество во всем этом, Лер, – он впервые назвал меня по сокращенному имени. Я подняла глаза. - Ты свободная. Ты ничья. У тебя же нет спутника жизни, правильно?

Знал бы ты, подумала я, но утвердительно кивнула головой в ответ.

-  Тебе все равно. Тебе никто не мешает, делать то, что ты считаешь нужным и как считаешь нужным. У тебя чистое сознание. Никого не любить — это большое искусство, оно делает тебя непобедимой, и я  искренне поражен, что тебе оно удается. - не терпящим возражений тоном констатировал он.
 Я ковыряла ногтями покрытие стола.
 
«Какая прелесть. Мое самое мощное и безответное при всем этом чувство играет мне на руку. Знали бы вы, насколько я не свободна, знали бы, насколько уязвима в одном единственном аспекте. Знали  бы,  как хочется променять все свои преимущества и способности на присутствие одного человека в моей жизни. Но вы не узнаете. А я не скажу, потому что незачем вам знать мое слабое место, слишком уж оно слабо, чтоб кому-то о нем говорить. Но в одном Рамир совершенно прав, - мне наплевать на всех остальных. Я могу трезво и расчетливо просчитать, если не любого, то почти каждого. Посношу бошки и даже бальзамировать не стану,  хламом, как известно, лучше не обкладываться. В этом уж опыта не занимать, его не пропьешь. Я пыталась…
 А люди давно стали мне чужими. Просто декорации, просто тела. Раньше я наблюдала за ними, пытаясь найти в них частичку себя, потом прекратила. И искренне не понимаю, зачем они все нужны. И теперь я прячусь от них за темными очками. За тонированными стеклами и кривыми зеркалам. Я стараюсь не встречаться с ними взглядом и не слышать их звуков. Не воспринимать. Вообще.
 
- Любовь, доверие, поддержка - я таких котировок на бирже межличностных отношений не знаю…
 
Рамир как-то глубоко и, мне показалось, грустно улыбнулся.
 
- Это наиболее любимые понятия движущегося стада. Именно под ними собирались наиболее трагичные и массовые глупости. Я тоже склонна к глупостям, я, прежде всего, женщина, но проявления чужих мне наиболее приятны. – я не сводила с него прямого взгляда. -  Более того,  я обожаю глупости. Это великое благо в тонком управление разумами стада. Только благодаря глупости так безукоризненно делается все то, что необходимо думающему меньшинству.
Он выжидал.
 
 
- Стадо любит блеять, особенно когда ее мнение никого не интересует, при этом, не умея ничего, кроме как справлять естественную нужду, и  если к чему и стремясь, то к максимальному количеству земных удовольствий за максимально короткий путь. Их эгоизм, жадность и тупость – и есть те самые глупости, которые всегда будут играть на руку тем, кто способен видеть все это извне. И для таких людей совершенно не обязательно, а порой даже не допустимо, чтобы большинство училось мы думать и понимать…
 
- Значит, ты не считаешь себя частью стада?
Я молчала. Не знаешь, что делать,  провоцируй на ход соперника…
 
- Позволь спросить, не кажется ли тебе очевидным, что так думает каждый составляющий этого же стада, также оперируя своим взглядом «извне» основанном на собственной исключительности?
«Приземляет…знакомый прием: моськой в собственную лужу.»
 
- Мне многое не понятно и не приемлемо, но когда что-то явно не нравится, я предпочитаю пройти мимо и сохранить тем самым психику того, что еще способен что-то делать кроме, как критиковать.  Но если уж не дано мне жить своим умом, то я хотела бы выбрать себе наставника, нежели безумно следовать за стадом.


- Ты же понимаешь, рано или поздно, мы закроем эту конторку
 
- Я же понимаю, насколько ее существование  выгодно, и вам в том числе.
 
- Ты собрала достаточно информации, чтоб интерпретировать эту выгоду.
 
- Достаточно ли?
 
Боишься, - провоцируй. Я смотрела страху в глаза:
 
- Жизнь с детства не давала мне надежных тылов, и  при всей шаткости своего положения у меня не было ни единой причины вам стопроцентно доверять. Простите, но никак не вам.
Теперь молчал он.
- У некоторых грязи под ногтями больше, чем на чьих-то целиком продажных шкурах, вам ли не знать, с вашей-то профессией. Вы меня изучали немалое время, я же о вас не знаю ничего. Но недоговорить, не значит дезинформировать. Информацию для вас я не искажала.
 
Он медленно сделал небольшой глоток с нетронутого доселе стакана с минеральной водой, аккуратно поставил его на салфетку и отодвинул в мою сторону:
 
- Думай. Через три дня свяжешься со мной.
 
- Зачем я вам? – я резко встрепенулась, пытаясь остановить его подъем из-за стола.
 
- Три дня. – Последнее, что он  произнес в мою сторону, прежде, чем полностью отвернуться ко мне спиной и удалиться.
Под салфеткой меня ждала его шелковая персональная визитка.
 
                ***
 
 На сцене стоял крепкий мужчина чуть больше четвертого десятка, с румяным лицом, немного полноватый, однако полнота эта ему чрезвычайно шла. Одет он был превосходно: темно синяя пара, выступающие хрусткие манжеты схвачены серебристыми запонками от модного ювелирного дома, галстук идеальной формы, цвета и размера узла, ботинки из окрашенной в черное крокодиловой кожи изумительной выделки и фактуры. Есть, все же, на мой взгляд,  в дорогой одежде особая магическая сила, которая характеризует, притягивает определенного рода людей и обеспечивает их расположение, на каком бы расстояние они ни находились.
 Мужчина вещал, обильно жестикулируя и время от времени обращаясь к стакану с водой со стола, выполняющего роль кафедры и одновременно подставки для слайд-проектора. Он не читал лекцию и не преподносил заумную информацию, оперируя узкоспециальной терминологией. Он говорил от себя.
 
 
 Я на мгновение оторвала взгляд от оратора, воспользовавшись моментом,  когда Ромка отвлекся к своему «правому» соседу , и оглянулась по сторонам. Люди слушали. Люди были поглощены.  Некоторые, кого время от времени касался его взгляд, выглядели совершенно счастливыми, причем, осмысленно счастливыми, без ярого фанатизма, истерики и слез умиления. Так бывают счастливы, разве что, дети, то есть совершенно и без всякой задней мысли. Я же чувствовала себя в тот момент необъяснимо хорошо и невероятно взволнованно:  это было состояние  покоя,  уверенности в себе, в своих силах, в правильности всего происходящего. Законченный циник, глядя на все происходящее со стороны, сказал бы, что эти люди одновременно употребили какой-то стимулятор. Находились и такие, кто с уверенностью это утверждал будучи отсеянным естественным отбором. Только факт остается фактом: ни один стимулятор не способен передать человеку подобного состояния, – слишком уж оно натуральное.
 
« Я не знаю, сколько шансов у вас было. Я не знаю, сколько шансов у вас еще будут и будут ли. Но я знаю, что Это шанс. И это шанс редкий!»
 
С этими словами г-н Фамулов еще раз указал на таблицу в проекторе и вызвал шквал аплодисментов. Затем он долго еще говорил, повторяясь, приводя массу доводов, что « … всех нас объединяет, что у каждого одна жизнь. И все должно случиться в эту одну жизнь!», убеждая, словно гипнотизировал, и, вызывая тем самым всякий раз неконтролируемый табун мурашек по спине.
 
«…Ведь этот поезд и  без вас станет еще богаче и еще быстрее, еще богаче, быстрее, богаче, быстрей, и богаче. Но без вас. А кто-то так и останется стоять на этом сером и мрачном полустанке…»
 
«Неееет! Не останется! Кто-то, может, конечно, и останется, но без меня он не уйдет…»
Так я думала в тот момент.
 
Картинки моего первого в жизни собрания партнерства проплывали перед глазами одна за другой, вызывая все те же эмоции. Глоток свободы среди будничного удушья…
 Как же мне всегда хотелось ощущать эту свободу, пусть даже она есть лишь ощущаемая как свобода. Пусть я даже изначально не понимала этого желания, сидящего где-то глубоко- глубоко и время от времени тревожащего сознание. Я всегда была в поиске чего-то более просторного, более обширного и открытого. Меня везде преследовало какое-то необъяснимое состояние тесноты, даже в собственном теле, - порой казалось, что еще немного и меня разорвет изнутри.  И все это, как выясняется, от осознания того, что я действую по принуждению. И пусть на самом же деле, даже находясь в якобы свободном состоянии, нам постоянно надо удовлетворять свои желания, инстинкты, которые просто необходимы физиологически, - пусть! Пусть это по сути нифига и не свобода. И пусть то, что принято считать свободой, для человека выражается лишь в ограниченном выборе: что лучше выпить – чай или кофе, что лучше заказать из предложенного меню...
Пусть. На тот момент это не имело никакого значения. Я нашла для себя то место…
 
 Все мы, так или иначе, рабы и заложник себя и своих желаний. Люди находятся в рабстве, вовсе не ощущая себя таковыми, они просто встают каждое утро в определенное время, два часа едут на «любимую» работу, десять часов провести на ней, а потом еще и возвращаться с работы два часа или даже больше, простаивают в пробках. И им не остается ничего, кроме как приехать домой, взять бутылку пива, получить от жены какой-нибудь ужин и после этого лечь спать. Разве это не рабство? Ради чего оно? Ради кого?
 
 Мы рождаемся в клетках и бережно носим их  с собой с неистовым желанием однажды от них избавиться, а потеряв, жаждем обрести заново. Покажите людям место, где они на время смогут оставлять свои клетки, и вы станете играючи и безраздельно ими властвовать.
 И он показывал. Стоя на сцене, он показывал людям именно это место. Удел настоящего лидера,  руководить стадом,  потому что у него совершенно иная, чем у стада, система ценностей. Если этого не делать, то так и пройдет жизнь: «поменьше ударов, по больше маленьких наслаждений, не хочу ни о чем думать, принижу себя, буду сидеть тихо до конца жизни». А для него это и не жизнь вовсе.
 
                ***
 
Порой, чтоб сделать первый шаг, нужна малая толика безумия.
 
Я входила в его кабинет с вызывающим и ожидающим взглядом, как воин, который еще пока не знает, входит он как завоеватель или пленник. Он прокрутился в кресле в пол оборота, тем самым оказавшись ко мне лицом, и жестом пригласил присесть. Я села.
 Широкий стол из красного дуба, офисное кожаное кресло, окно с панорамным видом, книжный стеллаж: ничего лишнего. Лишь черный Macintosh и статуэтка Ники из темной меди на столе, как элементы вынужденной прихоти. А в целом обычный офис-кабинет, без изысков.
 
- И каково твое решение, Валерия Михайловна? – начал он после продолжительной паузы. Ох, как он любил эти паузы. Как он изводил мой не терпящий выжидания нрав…
 
Вместо ответа  я поставила на стол бумажный пакет ровно посередине. Он бросил взгляд, но даже не удосужился потянуться в его сторону.
 
- Что это? – спросил он, едва заметно улыбнувшись.
 
- Я готова играть в ваши игры, Рамир. Только на этот раз по-крупному.
С этими словами я пододвинула пакет на его часть стола. Он по-прежнему его игнорировал. Его маслянисто черные глаза на мгновение заиграли лукавством, но тут же вернулись в привычное состояние духовной дрели. Выражение лица при этом оставалось непоколебимым: - Обоснуй.
 
- Видите ли…. – начала я, чувствуя, как ладони начинают потеть, а сердце заходится, как при сдаче экзамена на первом семестре. Всю жизнь одни сплошные институты. И лукавить здесь нечего, я продолжила на чистоту :
 
- Самое изысканное из всех существующих удовольствий, для меня, по крайней мере, это шевелить мозгами. Это невероятно потрясающе мыслить и делать выводы самостоятельно, иногда даже замирая на время от собственных выводов. В такие моменты еще более бесценно, если есть кто- то, кто  ненавязчиво, с помощью нескольких нужных слов направляет твои  мысли в том особенном направлении. А начинают они, как правило, ненавязчиво, порой просто спрашивая твою личную оценку чего либо. Или просто, обосновать….
 
Он ждал.
 
- Я давно чувствую себя на каком-то нулевом километре. Я не знаю, куда мне идти, и не знаю куда возвращаться. Чем больше я задумываюсь о сути своего жизненного пути, тем большая депрессия меня накрывает.  Во мне будто две половины, равносильные по значению. Это все равно, что быть на пятьдесят процентов грешником и на пятьдесят праведником. У меня порой такое чувство, что меня вот-вот разорвет пополам. Очень хочется в такие моменты забросить все к чертовой матери, - пусть оно катится, куда захочет. Только и это нифига не выход….
 
- Скажи мне, Лера, ты  верующая? – выдал вдруг он.


Я заколебалась, но ответила откровенно: - На мой взгляд, все религии мира,  это лишь психологические тренинги, созданные для  превращения человека в послушного осла. С определенного момента я никого и ничего не принимаю на веру. Выходит, и в Бога тоже не верю, по общепринятым меркам. Более того, мне никогда не были понятны все эти строгие правила, ограничения  и  догмы. Почему кто-то, такой же человек, как и все остальные, к слову, может выдавать мне всяческие предписания и принуждать принимать обеты, ставя передо мной статую, доску с изображением или расписанную вязью колонну со словами: «Вот твой Бог, молись ему, бойся его и можешь взамен что-нибудь попросить, быть может, он тебя и услышит». Я верю скорее в себя, высшую силу и безграничную власть над ослами. Но коль батюшкой мне не быть, возможны же и иные варианты, не так ли?
 
- Тобой движет исключительное желание власти?
 
- Мной движет скорее желание понимать ее устройство с естественным применением на практике в последствие. А если уж совсем откровенно, то я хочу иметь право заявить, что обладала величайшей добродетелью в жизни,  что была человеком, который умела и делала деньги.
 
Рамир оторвал от меня свой взгляд, непрерывно сканирующий меня все это время, и придвинул к себе пакет. Зашуршав бумагой, он извлек оттуда бархатную коробку размером тридцать на тридцать. Не было сомнений, он сразу понял что это. Шахматная доска с фигурами из янтаря.
 
- Если ты фигура на поле, значит, ты уже замешан… – прокомментировала я, пока он выставлял подарок на стол. - На поле вы выдвинули меня уже задолго до сегодняшнего момента, причем совершенно без моего согласия. Так что, можно сказать, этот выбор вы уже изначально сделали за меня.
 
- А ты любишь красиво появляться, Лерочка?


- Люблю,- настал мой черед улыбнуться. – Я, прежде всего, женщина!
 
                ***
 
 Ну, а в каком деле вы видели «гарантированные сто процентов годовых»? Когда играешь в подобные игры, нужно помнить, что главное вовремя снять кассу и незаметно вскочить на подножку нужного поезда, идущего, желательно, в максимально противоположном направлении. Никто не даст тебе здесь персональной гарантии успеха. Вся твоя гарантия – это ты сам, поэтому я не рискнула проверять судьбу, я просто тихо выполняла свою работу, старалась держаться грамотно и почти неприметно, и пока ничто еще не предвещало бури, прокладывать себе отходные пути.
 
 Мне часто приходилось бывать в людных местах: презентациях, открытиях, просто тусовках в честь чего бы то ни было, и далеко не с целью наесться на дешевых фуршетах и выхлебать по-больше. Всегда становилось немного забавно на подобных мероприятиях наблюдать, как подъехавшие на четырехколесных членовозках, наши отечественные «celebrity»  и сливки общества отстаивают очереди за тарелочкой канапе. У дам даже диеты на этот день откладываются. По такому случаю можно.
 
 Халява. О,  это сладкое слово. Я смело внесла бы ее в список основных человеческих пороков, были бы на то полномочия, потому что это -  величайшее искушение, противостоять которому практически невозможно,  и источник многих проблем.
 
 Все эти кучки мерзавцев и подлецов, моральных уродов и спесиво-надменных бабенок в открытых кусочках  материи лишь косвенно способных называться платьем, почти синхронно пили шампанское и коньяк, перекидывались репликами, содержащими многозначные цифры, рассуждали о контрольных пакетах и новых предметах роскоши, приобретенных ими, чтобы кичиться перед себе подобными. Между группками наиболее ярких мерзавцев и подлецов сновали юркие дамы, затянутые в блестящие ткани, и отчаянно стремящиеся  поудачней пристроить их содержимое. Все из присутствующих так или иначе были охотниками, ловцами и поедателями, не замечающих в людском скопление и суете, как в этот момент поедают их самих.
 
 Для меня присутствие на подобных мероприятиях было обычной работой. Подслушивать, анализировать, запоминать. Из любой мелочи, любого незначительного на первый взгляд слова собирать мозаичный портрет того или иного персонажа. На вечеринках мое лицо давно примелькалось, со мной охотно разговаривали, женщины делились сплетнями, мужчины оказывали недвусмысленные знаки внимания. Ко мне давно привыкли, для всех я была уже своей " девочкой в теме", у меня даже появились так называемые подружки, - самые ярые «львицы» и болоболки. Большего мне и не требовалось.
 
 Я выполняла роль наводчицы. С моей внешностью и манерой подать себя, мне не составляло труда втираться в расслабленную бдительность властелинов мира сего, являющимися повсеместно врагами государства. Поначалу меня ставили в пару с агентом, толковым к слову молодым человеком с остро фактурной внешностью очень складно гармонирующей с публикой. Позднее я все чаще работала одна. И мне это нравилось больше. Нравилось неспешно преодолев шумящие толпы, присесть где-нибудь поодаль за укромным, но просматриваемом столиком, нравилось поудобнее устраиваться на стуле, как бы невзначай демонстрируя свои стройные ноги, нравилось проводить рукой по волосам, заставляя металлические браслеты мелодично звенеть, спускаясь по тонкому запястью. Нравилось бросать взгляд на большие, почти мужские часы, совсем не с целью проверить время, плавно опускать кисть с идеальным маникюром на бархатную скатерть стола и игриво улыбаться своим загадочным и немного далеким мыслям . При этом понимать, знать и видеть, что все в порядке, что я по-прежнему молода, желанна и красива. И что,  опустошившие изрядную часть фуршетных столов и  временно утолившие  природный инстинкт, неконтролируемо обуявший их при пересечение порога данного заведения, гости по большей части мужского пола начинают жадно поглядывать в мою сторону. Они похотливо скользят глазами по моим очертаниям (я буквально чувствую это физически),  стайками перемещаются ближе и всячески пытаются наладить визуальный контакт. Конечно, более осведомленные сначала уточняют информации обо мне, но более самоуверенные на фоне количества выпитого обостряют стереотипное мышление о женщинах в принципе. Эдакие всемогущие самцы, желающие взять в лизинг любую самочку, даже если на нее уже заведомо кто-то имеет права, совсем ненадолго, буквально на вечерок, что тот совсем не заметит пропажи.
А ты контролируешь боковым зрением всю эту картину, не глядя при этом в глаза. Затем будто случайно роняешь туфлю, демонстрируя хрупкость обнажившейся ступни, и заходишься заливистым смехом, чуть запрокидывая голову назад.
 
Провокация? Да, чистой воды. И мне это нравится. Всем своим существом, каждым движением, взглядом и вздохом демонстрировать свое безразличие к этим рабам  собственной похоти, страха и комплексов потому, что  мне совершенно наплевать, кто вы, что вы, какой толщины у вас пресс и в какой степени его отсутствие на теле, а вы будет долго еще вспоминать тонкий шлейф моих духов, и усиленно вдувать тем, кто ведется на ваши яхты и пентхаусы, пока не надоест.
 
Этим-то я и подкупала всех самых нужных нам товарищей. И мне не приходилось долго разрабатывать стратегии наших взаимодействий, они сами искали встречи со мной. Я  была для них, как какао или  шоколад – соткана из парадоксов: вам кажется, что вы знаете меня? - Хорошо. Что поступки мои предсказуемы? – еще лучше. Что вам не составит труда запудрить мне мозги? – Восхитительно! Значит пущенная пыль, плотным слоем осела на ваши глаза. А это то, что мне нужно. И с каждым хлопком нарощенных ресниц, с каждой улыбкой надутых губешек, вы становитесь все уязвимее. Вежливость – лучшее оружие вора? Доброжелательность – лучшее средство манипуляции, перефразировала бы я на современный манер. Потому что никогда не путайте открытость и расположение с глупостью и наивностью. Ваша недооценка собеседника может обернуться вам слишком дорого.  Пока я доверчиво вам улыбаюсь, вы собственноручно все туже затягиваете удавку на своей шее и медленно раскачиваете шаткий табурет.
 
                ***
 
 Его поцелуи заставляли меня вздрагивать. Я еле сдерживалась, чтоб ни вырваться и не сбежать. Этот покалывающий от лживо брутальной щетины слюнявый холод, казалось, отнимал у меня что-то, и я всячески сжималась, чтоб это что-то не потерять. Терять не моя прерогатива в данной ситуации. Я была на задании. Терять предстояло ему...
 
 Это был типичный мерзавец из разряда «давно наблюдаемых» и «подающих надежд», единственная его особенность была в том, что он за все это время не выдал ни единого повода закрыть его по статье. Он холодный, и отчужденный со всей своей официальностью и невозмутимостью, со всей своей гордостью основанной на том, что никто никогда не мог вызвать у него каких либо эмоций, сейчас сидел передо мной на коленях, уткнувшись лицом мне в живот, и едва заметно вздрагивал, временами что-то неразборчиво бормоча.
 
 Я долго создавала подобную ситуацию, скурпулезно изучая и наводя справки о каждой мелочи, связанной с этим человеком: чем дышал, где бывал и по каким причинам, все привычки, очевидные и не очень, вплоть до того и в какое время,  он начал ходить, сколько раз под себя, и как часто его мать меняла ему пеленки. Благо, структуры данного характера работали четко и слаженно. Все наши сложности из детства, насколько известно, а грамотно вставленная фраза и узкий кругозор оппонента всегда идут второму во вред. Убедительная речь, простые слова, понятные мысли, и вот вам уже кажется, что за всю жизнь вас никто так не понимал и не давал столько уроков. А потом все это очень легко потребовать обратно, но уже в любом из удобных эквивалентов, и вы самолично и с удовольствием подпишитесь в должники.
 
- … если б ты только знала, как я от всего этого устал…- доносилось до меня сквозь складки платья и горячего дыхания в районе живота.
 
"О, да! Сегодня - праведник, а завтра - задница! Как истинно и как мило…"
 
Его рука нырнула мне под юбку и, в буквальном смысле ошпарив мою вечно холодную ногу, начала по-свойски орудовать в поиске главного. Я обхватила его голову ладонями и отстранила:
 
- Мне нужно в душ.
 
 Конечно- конечно. Я мигом, туда и обратно. Потому что нужно охладиться, потому что самообладание начинало давать сбой и всячески провоцировало пульсирующей мыслью приложиться чем-нибудь острым к его незащищенному виску.
 
Это может у фамильных шлюх  душа и тело существуют отдельно. В моем случае, еще присутствовала какая-никакая гармония, и душой я целиком лягу за родину, по долгу службы, как говорится, тело же в этом вопросе оставалось избирательнее…
 
 Ванная  комната находилась аккурат напротив  кухни, оборудованной холодильником, столиком и двух конфорочной электроплитой. Нарочно громко хлопнув дверью и пустив воду в душевой кабине, я  неслышно прошмыгнула туда. Ожидая своего законного часа, в напольном ведерке со льдом охлаждалось шампанское и на столике стояло блюдо с фруктово-ягодным ассорти. А где же шоколадные конфеты для полной картины примитивности и пошлости мужских прелюдий? Даже странно как-то! Недолго думая, я вытащила из бюзгалтера футляр с раствором и дважды нажала на кнопку дозатора. Почти невидимое облачко пыли осело на кусочки ананаса, клубнику и громадные ягоды ежевики. Приправы всегда придают особый штрих пикантности в любое блюдо. Кто бы его ни готовил…
 
 Легкий шелковый халатик, небрежно сползающий с влажного после прохладного душа плеча, слегка растрепанные волосы и томная улыбка, - все что нужно, чтоб скормить все что угодно, и кому угодно. Босяком по ковру мягкими шагами  с едва заметным блеском в глазах прямо к самой цели. Если и существует альтернатива прессингу, требованиям и угрозам при манипуляции людьми, то я предпочитаю более тонкие способы. К тому же, самая неконтролируемая и всеобъемлющая мощь больше остальных  любит есть с рук….
 
 Пояс от халата ему на глаза, тонкая ладонь в вырез задранной рубашки, прерывистое дыхание и огромная ягода клубники вслед за игристым вином проследовала в его рот. Пара минут прелюбодеяний и ничто так не радует, как вид вредителя, лишенного возможности вредить.
 
 Последние штрихи в сборе необходимой информации из личной документации бесчувственного теперь уже тела, оперативные сборы, быстрый осматривающий взгляд напоследок и в этой стране меня уже ничего больше не держит.
 
                ***
 
 Наши отношения, как новый сезон сериала «Клуб», - вроде банально и предсказуемо, но никогда не знаешь, будет ли продолжение.
 Оранжево-раздражающий цвет мигающий окон, маячащая реклама в шапке страницы и маленькое фото слева. Его фото. Настолько маленькое, что в узкой диагонали нетбука, едва читались очертания его силуэта. Но это были его очертания и его силуэт. И этого было достаточно.
«Я хочу тебя увидеть» - известило всплывшее окно напротив его фото.
«Я знаю» - пальцы автоматически отчеканили по клавиатуре. Пауза. «Я тоже»
«Ты прилетаешь двадцать первого?»
«Да. Если все пройдет гладко»
«Я встречу  тебя?»
«Нет». Пауза. «Я возьму такси»
«Я узнаю, что ты здесь?»
«Я позвоню»
Крышка ноутбука легко поддалась уставшей руке. Раннее утро брало свое. Усталость тоже.

Утренний рейс, безвкусный кофе, посадка в Шереметьево. Саша ждал на выходе, как всегда безмолвный и несуществующий  (именно за это я его и ценю). Легкая пробка при съезде на Ленинградку, тяжелые веки, пятнадцать минут и я дома.
« Москва встретила меня дождем» написала я смс, сидя в коридоре на неразобранном чемодане.
«Здравствуй» спустя минуту пришел ответ.
« в 20.30 Room Caf;?»
« красная комната»
« до встречи»

 Душ теплыми струями смыл остатки дороги. Немного свежести аромата, немного глупости с динамиков радиоприемника, немного теплоты в чашке зеленого чая. Непременно с жасмином. Пара звонков с отчетностью, пара посланий, и приятная меланхолия незаметно сменила хроническую усталость. Вечер наступил без предупреждения.

 Он сидел за пустым столом, уставившись в окно. Рука беспрерывно подносила к губам сигарету. С минуту окинула его взглядом и бесшумно опустилась напротив. Поворот головы и глаза в глаза. Пауза. Ни звука, ни слова, ни  дрогнувшей мускулы на лице. Лишь мурашки по спине устроили эстафету. И напряжение, повисшее в воздухе, сдавливало горло.
 
- Игорь, я…

- А я…
Начали мы одновременно. Нелепая пауза. Улыбки.

- Ты первый, – не растерялась я.

- Я скучал…

- Прекрати читать мысли! – я улыбнулась еще шире и отвела глаза.

- И все же… - он лукаво приподнял правую бровь. Как он умел. Как я любила.

- Я рада тебя видеть.

И снова пауза. И вновь глаза в глаза. И явная недосказанность, покачивающаяся на светильники над столом.

- Закажешь что-нибудь?

- Вообще-то, я не голодна…

- Я тоже.

Снова пауза,- глаза сегодня красноречивее нас. Он облокотился руками на стол.

- Давай уйдем?

- Давай.

 И как школьники, едва перешагнув за порог заведения, мы накинулись друг на друга. И картинка поплыла. Мы целовались, стоя на самом проходе первой Тверской - ямской, кто-то огибал нас, кто-то пытался что-то возразить, я не помню. Я лишь помню его губы, теплые и важные. И головокружение, то ли с перемены климата, то ли от его близости ко мне. И жадные поцелуи.

- Что ты делаешь? – выдохнул он, низким шепотом.
 
- Целую тебя – ответила я.
И схожу с ума. Но это я уже не озвучила, - не хотелось отрываться от него ради каких-то слов. Губы сегодня тоже были красноречивее нас.
 
                *
 
«Я люблю смотреть, как ты спишь, даже если только ты притворяешься, что спишь, я пересчитываю твои ресницы, иной раз мне кажется, что ты улыбаешься, или не кажется,  что ты меня слышишь…»
 
 Я лежала на смятой подушке, разглядывая его лицо сквозь остатки вчерашнего сна, и боялась пошевелиться.
 
 «Как же я хочу тебя. Я хотела тебя с первой минуты нашей встречи и стыжусь лишь того, что не понимала этого раньше. На протяжении долгого времени самыми яркими моментами моей жизни были персоналки после собрания, особенно по средам, когда в кабинете я могла смотреть на тебя, по третьему разу обсуждая планы на предстоящие выходные. Мне нравилось рассматривать твои руки,  небрежно выглядывающий браслет из-под манжеты рубашки с золотой запонкой, широкий узел галстука и плотно прилегающий к шее воротник. Мне нравилось смотреть, как ты ведешь персоналки, как жестикулируешь кистями, как чеканишь по полу правой ногой, и ставишь людей в тупики вопросами. Срать я хотела на их вступления. Ради этих моментов я обновляла бизнес план. И оно того, стоило. Я не понимала природы этого желания в твоем присутствие. Теперь знаю….
 
 И можно уехать на другой конец света, можно делать это с неприличной регулярностью, - это всего лишь вопрос денежных средств, но невозможно уехать от своих мыслей. За сколько бы километров я ни сбегала, насколько бы далеко ни удалялся ты, я все равно остаюсь с тобой рядом. Почему же все же что-то мешает сделать этот маленький, можно сказать даже, крохотный шаг, - быть рядом?
 
 Я погладила рукой его непослушные волосы и, чтоб не провоцировать соблазн достучаться до ответа,  встала с постели. Я пила кофе, сидя на подоконнике и смотрела на пробудившийся город, когда он возник возле меня. В руке его дымилась аналогичная чашка. Как там? Супруги ужинают, любовники обедают, только родственные друг другу души делят между собой завтрак. Была в этом определенная толика истины, как мне теперь казалось.
 
- Нам ведь не нужно всматриваться в небоскребы, Игорь, - мы уже достигли их высот?
 
- Смотря,  на каких высотах жить, – он поцеловал меня в плечо, оставляя влажный след отпитого только что кофе.
 
 А я не знаю, что такое жить. Раньше думала, что знаю, - сейчас убеждаюсь, что  нет. Раньше я думала, жизнь – это динамика, бесконечно сменяющиеся события, драйв, впечатления на гране эйфории, когда, едва переварив оное, захлестывает иное. И ты живешь, захлебываясь этими эмоциями, едва успевая дышать. Но со временем приходит, что суть не в этом. Это хороший способ отвлечься, уйти от чего-то, забить голову или же, наоборот, выбить что-то из нее. Это действенно какое-то время. После остается только усталость. И обесцвеченные глаза. Потом я считала, что смысл - в спокойствие, что тихая гавань, - вот истинное наслаждение и суть существования. И все было бы хорошо, если бы ни было так скучно. День за днем приходится бороться с одним текущим вопросом: «чем себя занять сегодня?» И основная убивающая сторона этого вопроса, что он не имеет окончательного ответа. Он не исчезает и не решается с принятыми мерами, как хроническое заболевание может лишь уходить в стадию ремиссии, чтоб через какое-то время обостриться вновь, как правило,  поутру. Затем я думала, что основа существования,- в человеке. В другом человеке. В тебе. Думала, что не могу без тебя. Оказалось, могу. Я жила без тебя все это время, пусть неказисто, пусть полу осознано, но жила. Как получалось, так и жила. Я люблю тебя. Безумно люблю. Я любила и ждала тебя все это время. Но сказать, что не могу без тебя, - сказать не правду. Все друг без друга могут. Другой вопрос –  как? У меня, наверное, плохо получилось. И я не скажу тебе, что не смогу  без тебя  жить. Смогу, если голова есть! Только дышать сначала будет трудно, и глаза станут другим. Они уже поменялись. Поэтому, я не знаю больше, что такое жизнь. Выяснилось в итоге, что она есть то, что есть: вокруг, чуть подальше, по ту сторону экватора…. Во всех этих бессмысленных движениях, перемещениях, копаниях. Иногда, когда особо обостряется восприятие, особенно в моменты, когда хорошенечко пнут в бок в какой-нибудь давке или на ногу наступят, или когда благоухающий прохожий, без очевидного пмж, начнет клянчить на улице мелочь. Так и хочется спросить: « Это и есть жизнь?»
 
 Жаль, что в этот момент никто не ответит. И лишь тихим отголоском где- то внутри послышится: « да, милая. И тебе давно пора уже выйти из обуявшего не по возрасту максимализма и успокоиться».
 
С целью изменить весь мир,  я меняла себя. Усердно очень, продуктивно, наверное, раз определенные задачи давали результаты. Но я -  даже не точка в масштабах карты мира, мне даже больше двух килограмм поднимать нельзя, а цель-то масштабная….
 Да и смысл его менять? Ты уйдешь, а он останется. Если только с целью по развлекаться,  нужно же как-то закрывать этот больной вопрос, который одолевает по утрам… сразу после того, как открываешь глаза.
 
- Ты думаешь, мне легко не видеть тебя годами и выкрадывать несколько дней счастья? – озвучила я вместо прозвучавшей внутри меня тирады.
 
- Ты же знаешь, я всегда с тобой. Я думаю о тебе, где бы ни находился. Только так…
 
- Мы подходим друг другу как две половинки  стоевровой купюры, так почему же..
Я не успела закончить фразу, его губы оказались быстрее. Он всегда целовался убедительнее, чем говорил. Какие тут еще могут быть аргументы?
 
 И мне, конечно, еще очень хотелось сказать, глядя, как он собирается: «Останься со мной, и забудем обо всем, убежим, уплывем далеко, где никто никогда нас не разыщет, убежим прямо сейчас». Как же мне хотелось это сказать! Но вместо этого я еще крепче сжала губы и не проронила ни единого звука, просто не сводя с него глаз. Так молчать умеют только женщины. Главное, чтоб никто из нас не догадался, какие мы с тобой взрослые, умные, самостоятельные и циничные люди.
 
Дверь автомобиля захлопнулась, и расстояние между нами стало вновь стремительно увеличиваться. Чем больше между нами преград, тем больше меня тянет к нему.
Чтоб ты сдохла, «неваляшка»!
 
                ***
 
  Если вы требуете от кого-нибудь, чтобы он отдал свое время и энергию для дела, то позаботьтесь, чтобы он не испытывал финансовых трудностей. Государство как никто умеет заботиться о слугах своих, пока те представляют для него ту или иную ценность.
 
- Стабильные и взаимные отношения должны быть, прежде всего, с деньгами, Лерочка. А дружба - с головой.
 
 Рамир рассуждал, вглядываясь куда-то в янтарную жидкость своего бокала. Алкоголь в его кабинете выполнял скорее роль незаменимого элемента интерьера, как предположение, статусности,  и лишь в последнюю очередь продукта потребления. Не раз я становилась немым свидетелем ритуала его бережного извлечения, продолжительного вдыхания аромата, размеренного разлива и проникновенного наблюдения за этим эталоном насыщенности и выдержки человеческого производства, и заканчивающийся, разве что, деликатным пригублением.  Обычно вся эта процессия  предвещала глубоко философские дискуссии с прозаичным подтекстом. Сегодняшний не был исключением.
 Он явно показывал мне своим тоном, что обо всем прекрасно знает, знает даже о том, в чем я сама в глубине души и закромах сознания побаивалась себе признаться. И мне как всегда не оставалось ничего другого, как принимать эту игру и молча восхищаться его выточенными манерами, всячески стараясь не выдавать своего чрезвычайного внутреннего напряжения в ожидании его первых слов.
 
Я сидела напротив, прилипая от волнения спиной к кожаному  креслу, а Рамир, как ни в чем не бывало, продолжал что-то говорить, все больше о всякой ерунде, не поднимаясь выше уровня рассуждений о погоде и какой-то недавно вышедшей сводке новостей, взболамутящий общественность, но при этом, с его точки зрения, совершенно бестолковой.
 
– У вас есть сигарета? – неожиданно прервала я.
 
Он лишь отрицательно покачал головой, не особо внемля моей просьбе, и продолжил:
- Нам хорошо известно, кто стоит за всем этим массовым разжижением остатков здравого ума, но привлечь этих людей по закону, как бывало раньше, с формулировкой «за идеологическую диверсию», сейчас не удастся. – Он вздохнул. – Играем в демократию.
 
- Знаете, Лерочка, - продолжил он снова выдержав паузу и обратившись уже в мою сторону. - я говорю сейчас с тобой не как лицо официальное, а просто как один думающий человек с другим.
Еще одна его манера в одном предложение стирать границы между «вы» и «ты». Мелочь, а как действенно. Я вытянулась, оторвавшись от спинки кресла и приняв собранную позу.
 
- Какова моя задача?
 
- Помилуй, Лера. Я не в праве что-либо от тебя требовать…
 
- Что мне нужно сделать, Рамир ? – прервала я на пол слове.
 
Он как-то явно с облегчением улыбнулся.
 
- Молодость, красота и разум, оказывается, вполне совместимые вещи. А я думал, это сочетание осталось где-то вне пределов обитаемой реальности. За сегодняшний диалог ты меня  дважды приятно удивляешь, и это не может не радовать. Однако… Мне нужен человек. Мне лично. Между тем я не вижу смысла нанимать толковых людей для того, чтоб указывать, что им делать. Мне нужен толковый человек, чтобы он, прежде всего, думал и затем  говорил о выходах из текущих ситуаций приоритетных для Нас. Ты ухитрились за все это время действовать, оперируя моими направлениями и собственной  сообразительностью, подходя к ситуациям с такой стороны, откуда никто, что называется, не ожидал подвоха. Это похвально, действенно и очевидно. Ничем таким ужасным я вас заниматься не призываю. Просто, как бы вам сказать… – Рамир как-то разом потупился и стал похож на застенчивого убийцу что ли. - Мне нужен человек на роль моей правой руки. Он должен быть моими глазами, ушами, вкусом, слухом и обонянием, словом всеми доступными физиологическими органами восприятия, помимо дополнительных личностных способностей. Ведь вы вполне продемонстрировали, что можете свободно общаться на любые темы и абсолютно с любым типажом? Вот и продолжайте в том же духе, а я в свою очередь буду  задавать вам направление, координаты, снабжать необходимой информацией и достаточно часто задавать вопросы.
 
– Другими словами, я предлагаю вам работать на самую серьезную организацию в этой стране и на себя в частности.
 
Демонстративно осваивая функцию - в режиме ожидания тем временем, я переваривала все услышанное…
 …А ведь действительно, с тех пор, как я переступила порог отельного фойе хорошо известной уже организации, во мне многое переменилось. На смену прежней доверчивой  девушке пришла опытная современная женщина, познавшая и любовь, и разочарование, и обман, и тоску, и более всего на свете от той, прежней меня отличало  нынешнюю это стремление идти сквозь жизненный шторм, находя в этом полное удовлетворение. Когда шторма не было, мне – подсознательно, конечно, – становилось дискомфортно. Сейчас я чувствовала, что шторм, столь долгожданный  для меня, может вот-вот вновь разразиться. И потом, поставить на карту все и не переживать, что как-нибудь все да образуется, вот это я понимаю, нервы!
 
- Можно вопрос? – прервала я тягучую паузу.
Рамир утвердительно кивнул.
 
- Какую по счету проверку я прошла на этот раз?
 
Он вновь расплылся в лукавой улыбке: - Пока справляешься. Неплохо справляешься. Пока…
 
 Похвала из уст человека, чья жизнь похожа на двенадцати томмник трагедий, трогает неимоверно глубоко. А это была именно похвала,- ее выдали его глаза.
Он смотрел на меня с подобострастным лукавством, и черные глаза его маслянисто блестели, напоминая вспыхнувшие огоньки танцующих бесов.
 
  Я перевела дух, непроизвольно расплываясь в ответной улыбке, и рассмеялась так звонко, словно разом на мириады крохотных кусочков разбился хрустальный бокал.
– Ну, тогда все получится.  У НАС все получится!
 
Выходя из кабинета, я на секунду застыла, задержав взгляд на  резной покрытой позолотой ручке массивной дубовой двери. В определенные моменты жизни кажется, что двери, как и новые возможности, открываются перед тобой сами по себе, на самом же деле их в этот момент кто-то тебе открывает. Двери открываются с двух сторон…
 
…Так я  оказался в конторе, стены которой ни больше, ни меньше, напомнили мне все то же место, которое сильно пошатнуло когда-то мое изначальное представления об окружающем мире и заставило задуматься о том, на что прежде я не обращала никакого внимания.
 
«Жизнь – это движение», - вспомнила я слова своего эксперта и захлопнула дверцу нового служебного мерседеса, усаживаясь на заднем сидении.
 
                ***
 
- Ты действительно считаете, что эта кучка ушлепков способны что-то сделать помимо, как бурно и коллективно анонировать на форуме?
 
- Лер! – Ваня был сегодня явно не в духе. Или это мой обостренный сарказм незаметно перевалил за грань уместности и восприятия. – Я – то так не думаю. Никто по сути так не думает. Только факт остается фактом, и эта горстка уже успела наворотить делов.
- Каких делов, Вань?
 
Нет, он определенно был на взводе. Мы не виделись больше полугода, - после своего ухода из «А +» я вообще мало с кем поддерживала связь, - он был из числа тех малых. Я даже не помню, как мы стали общаться, ни структура, ни единый эксперт в свое время нас не связывали в общем, только с определенного момента Ванькин номер частенько фигурировал в моем телефоне. Он осунулся с тех пор, под глазами нарисовались темные впадины, а чуть выше разбитая сетка капилляров от хронической усталости.
 
- Каких- каких… облава была. Удалось им, видимо, что-то родить.
 
- Во время собрания?
 
- В субботу. Фраер подсадной среди гостей был. И во время второй части:  опачки, - добрый вечер, как говорится…- он издал пальцем звук вылетающей пробки, затем нервозно разломал зубочистку и швырнул ее в пепельницу. – Никого, конечно, не приняли. И.В. пообщалась с ними, как полагается. Потом только я и еще несколько ответственных катались в ментовку, показания - все дела...  отличились там тоже некоторые товарищи.
 
- Кто ж такой «красавчЕг-то» был, кто приглашение делал?
 
- Да, *ля, идиоты, говорю же. – Вторая зубочистка пошла следом. – Такое вытворяют иной раз. Что у людей в головах, - я вообще не понимаю. Они не то, чтоб не включены, - у них, такое ощущение, что включатель наглухо отсутствует! А ведь это кто-то из наших. – Он как-то растерянно на меня посмотрел. -  Тот, кто сливает инфу. Причем он и по сей день находится в фойе…
 
- И вы до сих пор не можете его вычислить?
 
- Есть подозрения. Пробиваем сейчас потихоньку всех…
 
- А кто там вообще? Хоть какие-нибудь фамилии известны?
 
- Ты уже мало кого знаешь, хотя есть и те, кто при тебе еще был. Бывшие, в основном, кто вступал и обосрался…
 
- …или обсирается до сих пор. – Я убрала из-под его рук вазочку с целыми пока еще зубочистками, видя с какой прогрессией они превращаются в хлам.
 Теперь мне точно не показалось, - у него был потерянный и  одновременно растерянный вид.
 
- Выдавите их. Сами выдавите, раз бизнес не может. Что вам стоит-то шлак посливать?
 
- Да, не то фойе уже, Лерк. Не то! Нет ярких, нет дерзких! Нет тех, кто немного не в себе! Одни бабки, да соплежуи. Иной раз блевотно смотреть, как они в кофейнике мычат и подлизывают.
 
- А ты?
 
- А я?- Он саркастически усмехнулся. – А я не подлизываю. Потому, что  нихрена не делаю. С личками не работаю, а структура сдувается. Сдулась, можно сказать, - третью неделю без вступлений, на негативе естественно, только и успеваешь из загрузов вытаскивать, а у меня еще одни девки, которые, как выясняется, на меня вступали и никакой бизнес им не нужен, - им отношения нужны.  Да, по - честному, я уже и вытаскивать перестал. Рас****ал, вот что я!
 
- Ээээ, на войне все средства хороши, Вано!- Теперь улыбалась я. – Не драматизируй! Не отходя от кассы, и личная жизнь не хромает.
 
- Да было бы с кем не хромать! – Он театрально отмахнулся, но улыбку все же не скрыл. – На это унылое говно посмотришь, там не то, что не встанет, воспринимаешь, вообще, как наказание. 
 
- Качественных людей вообще мало, что уж там…и к женскому полу  это тоже относится.
И мы оба, как по сигналу, чуть заметно закивали головами в знак подтверждения того, что понимаем, о чем идет речь.
 
- Обидно просто, Лер. – Снова в его голос вернулись тоскливые нотки. - Нет больше ТОГО бизнеса. Одна сплошная ****аболия осталась. У меня такие подозрения, что скоро…
 
- А ты никогда не задумывался, что порой нужно имитировать крушение, чтобы с корабля сбежали крысы?- Он снова придвинул к себе зубочистки и засверлил меня глазами, а я подавляла в себе искреннее желание вцепиться в расстегнутый ворот его рубашки и с силой тряхануть, чтоб вся дурь, откуда-то поселившаяся в его голове, убралась восвояси. - Этот бизнес – это сенсация, Вань, преподнесенная  однажды с высокопробной наглостью. В том, что он имел, и будет иметь далеко идущие последствия, никто и никогда не сомневался. Это оружие с чрезвычайно долгим периодом воздействия. Как радиация, если хочешь! Кто-то приходит и с негодованием выбрасывается из фойе, кто - то вступает и в силу своей примитивности и недоразвитости спустя время начинает протестовать, вопить, писать ночами ахинею на форумах, особо одаренные будут организовывать подобные группки негативщиков, которые не способны ни на что, даже когда они вместе. Кто-то придет и подумает: «А вдруг в этом что-то есть? Помимо крючков и крючищ! » А это уже очень хороший результат, потому, что человек сомневающийся гораздо более управляем, а значит, он, если так можно выразиться, наш клиент.
 
«Опять я неосознанно употребила местоимение Наш. Их! Тебя нет в бизнесе, Лера. Давно…»
 
- Наконец, я даже не говорю о тех, кто воспримет через себя все, о чем говорится на собраниях. Таких будет много, таких всегда хватало. На протяжение тринадцати лет были те, кто ссал и были те, кто зарабатывал. А есть даже те, кто зарабатывал на протяжение всех этих тринадцати лет, в чем они вдвойне красавцы.  И ты себе даже не представляешь, работу какого масштаба и важности люди делали тогда, и делают по сей день. Поэтому, о каком развале ты говоришь? А все эти группки негативщиков – дешевое сборище со сломанными жизнями людей, которым ты придаешь слишком много значения.  Их ненависть и злость исходит именно от понимания собственной никчемности и того, что очнулись они уже слишком поздно, что так долго лгали сами себе, что лгать другому уже сущая безделица. Они, безусловно, искренне хотели и хотят изменить мир. Но беда в том, что дальше разговоров дело не пойдёт. Максимум на что они все способны, это читать Кастанеду, тащимся от Пауло Коэльо, и цитировать слова своего эксперта, чтобы поумничать в глазах себе подобных,  вопя, между тем, на каждом углу о том, как всё плохо, и при этом, совершенно не принимая  никаких попыток что-либо поменять. Они сценку-то  на корпоратив спланировать и сорганизовать  не могут, а ты пытаешь говорить с ними о  планах на жизнь!
 
- Проблема в том…
 
- Проблема в том, что ты засиделся. Тебе уже тесно в фойе, среди тех, кто думают, что активно живут, на самом деле же они лишь неутомимо суетятся. Поэтому побереги нервы, - не надо принимать близко к сердцу нищих духом людей, они на все смотрят сквозь какую-то траурную вуаль, а к могильности пока привыкать рановато.
 
Он смотрел куда-то сквозь меня, не прекращая вертеть в руках пресловутые зубочистки.
 
- Жизнь, это сплошная продажа, если ты не забыл. Богатые люди не стремятся покупать предметы роскоши, этим активно занимаются бедные и средний класс. Большие дома, бриллианты, шубы, драгоценности - все это их предел вожделения потому, что они хотят выглядеть богатыми, они хотят чувствовать, как это, когда так много всего «твоего». Они стараются изо всех сил и выглядят богатыми, тогда как, на самом деле, лишь глубже уходят на дно. Люди, имеющие деньги, долгое время строили свой доход, теми или иными способами, не будем уходить в подробности, что в последствие  приносило им предметы роскоши. А у тебя просто замозолился глаз. Ты просто заручился отличать  «продажу» от «втюхивания».
 
- Но я….
 
- Ты один, Вань, вот, что но. Я прекрасно помню это чувство, но это не страшно. Гораздо страшнее, когда ты ноль. Иди в эксперты, Ваня. Операция перезагрузка тебе нужна! И потом надо быть кретином, чтоб быть в бизнесе и не пройти позицию экспертства.
 
- Так мне… у меня ж структуры даже нормальной нет...- он вдруг встрепенулся и выглядел как напуганный воробей.
 
- Ты еще скажи: а вдруг не получится. Вдруг бывает только,  сам знаешь что! Не получится,  - будет стопроцентная причина считать себя идиотом. Претендуешь на многое, имей смелость и на неудачи.
 
- Прокачиваешь? По старой памяти? - выдал вдруг он.
 
- Говорю, как есть.
 
- Мне И.В. намекала на эксперта.
 
- И?
 
Он виновато пожал плечами.
- Стоит иногда спускаться в метро, чтобы почувствовать разницу потому, что спустя время ты перестаешь ценить значимость того, что имеешь, перестаешь осознавать, насколько это уже изменило тебя, твое сознание, твою жизнь. Порой полезно заглянуть этим людям в глаза, ежедневно трясущимся в грязных вагонах. И на минуту призадуматься, чем они занимаются, на что тратят свое время, чем живут и чему радуются, и радуются  ли вообще. Уходя зачастую от насущных вопросов в забытье при помощи допингов, творческих порывов либо мощных физических перегрузок. Порой, просто боясь посмотреть им в глаза, а порой от жгучего внутреннего протеста что-либо менять в своей затхлой гавани. Но ведь не страшно жить в съемной квартире, страшно , что это на всю жизнь, и не страшно , что до сих пор передвигаешься исключительно на метро , страшно , что всю жизнь. Ты забыл уже об этом. Забыл, как впервые  консьержка в подъезде всегда с любопытством провожающая тебя взглядом, когда ты после полудня выходишь из лифта в костюмчике с кожаным кейсом в руке, бодрой походкой проходишь мимо, кивая ей в знак приветствия,  к ожидающему тебя на тот момент такси бизнес - класса, и на вопрос, прозвучавший в твой след : « и чем вы таким все таки занимаетесь?» , ответом послужит твоя мягкая улыбка уже  самому себе и легкие нотки твоего нового парфюма. Ты забыл, что ты уже не можешь плохо выглядеть, не можешь не чувствовать себя на высоте и не думать в установленных рамках. Ты просто уже стал другим, ты просто выбрал такой образ жизни. И сейчас, остановившись на достигнутом, ты рискуешь встать на путь демогога, и ревность к меньшинству, добившемуся успеха  сожрет тебя изнутри.
 
Он еще долго всматривался мне в глаза: - Михална, может мне тебя в жены взять?
 
- И не мечтай!- я искренне рассмеялась. – По мне, так дружба значит больше, чем любовь. По крайней мере, с тобой! Ни намека на обладание. Никакой Доминанты. Просто способ быть рядом, просто стоять плечом к плечу и двигаться в одном направлении. Примитивным людям сложно состыковать в головах понятия " мужчина, женщина и дружба", они  всецело поглощаются кипению страстей, чтоб заметить другие стороны взаимоотношений. Такова цена скуки. А нам –то где уж тут скучать….
 
- И все же, я бы рискнул, - продолжал подтрунивать Ванька. - Не просто же так это взаимодействие образовалось.
 
- Прекрати, - я даже немного смутилась. - Это всего лишь плод твоего воображения.


-  Я просто мыслю картинками, красочными, заметь. А воображение у меня, что надо, и тебе это хорошо известно…


- Тогда направь его в дело! Что тебе стоит...
 
                ***
 
 Он, конечно же, был в разъездах, и встречали его во всех странах на уровне президиума  и не иначе. Как обычно перед каждой  такой командировкой «государственного» масштаба необходимо было согласовать целый ряд особенных условий, которые ставила перед отелем служба его личной безопасности. И все бы предвещало прекрасное времяпрепровождение с отличное стечение обстоятельств и непременным успехом предстоящих мероприятий, как и всегда, собственно говоря, если бы за энное количество времени до намеченного визита в отель ни  устроилась на место горничной Елизавета - невысокая неприметная " мышка" с польским паспортом. Подлинное имя Лизаветы было, ... я полагаю, вы и таки догадались. При приеме на работу она, как и положено, предоставила рекомендательные письма, к тому же  внешностью отличалась заурядной, к обязанностям относилась добросовестно, с уборкой справлялась прекрасно, поэтому никто не стал проверять ее документы тщательно. В конце концов, всего лишь уборщица, - что с нее  взять?
 
  Горничные работали посменно. Смена Лизы наступила спустя три дня после въезда в отель столь ожидаемой высоко поставленной персоны. Весь персонал, кому посчастливилось контактировать с ней лично, стоял на ушах, выстаивая чуть ли не посменное дежурство в ожидание  очередного заказа непредвиденной прихоти. В ночные часы их усиливали вдвойне, - какому русскому ни приспичит основательно по трапезничать часиков так в три пополуночи.
 
 Заказы в номер комплектовались в техническом, цокольном этаже отеля. Как правило, там присутствовал только обслуживающий персонал.  Пока отлучившийся официант по     "сверхсрочному делу"  надевал брюки, Лиза выскользнула в коридор и огляделась. Никого. Трусцой подбежала к своей тележке, надела резиновые перчатки и по локоть запустила руку в содержимое тележки. Из-под коробок с пузырьками, флакончиками, порошками извлекла крохотный металлический футляр, открыла, достала стеклянную ампулу и надломила ее кончик. Еще раз огляделась, стремительно подошла к тележке с сервировкой, сняла крышку с одного из блюд и потрясла над ним ампулой. После того как закончила, аккуратно убрала осколки в тот же металлический футляр и отправилась в подсобное помещение, - ее  смена заканчивалась через пять часов.
 
 Вечером следующего дня холодный труп Николая на балконе его люкса обнаружила горничная. Елизавета, она же Валерия, в это время мирно дремала в хвосте Боинга , заходившего на посадку в московское Шереметьево. Около часа железная махина кружила над городом, не получая разрешения на посадку. Резкие вибрации по корпусу заставили Леру проснуться окончательно. Это раньше я думала, что подобные страшные истории, - исключительно продукт чьего-то больного воображения из архивов программы «ЧП», что все нечто подобное происходит где-то там, - по ту сторону плазменного экрана, где-то на  срочной полосе бульварных изданий, где-то  там, - далеко и исключительно без моего  непосредственного участия. Что живу  я сейчас, поэтому делаю все, что скажут во благо системы, о которой говорить не свойственно. Надо - в «африку» еду,  надо - и официанткой  в зал выхожу и горничной, и не на день-два (операции бывают годами прорабатываются), все это – лишь технические моменты, но чтоб вот так нелепо оказаться в  авиакатастрофе….
 Я  в организованное убийство  скорее поверю, нежели в случайность. Только не того  я пока уровня птица, чтоб мою ликвидацию  прикрывали гражданскими жертвами.
 
Очередная встряска оказалась наиболее ощутимой. Я рефлекторно нащупала привязные ремни и затянула их еще плотнее. Поневоле в голове всплывали картинки из инструкции аварийной посадки, месторасположение кислородной маски и последовательность надува спасательного жилета, - не зря все же девочки с романтичной профессией стюардесса , чувствуя себя клоунами перед каждым полетом, демонстрируют безразличным пассажирам правила безопасности. Люди вокруг уже не пытались скрывать скопившейся паники: кто-то причитал, кто-то подвизгивал, истерично выкрикивая вопросы без  адресата, плакали дети, кого-то спереди безудержно тошнило. И все происходящее уже гораздо было окончательно свести с ума, пока еще одна, куда более мощная встряска, сопровождаемая жутким скрежетом в районе правого крыла, ни охватила весь салон. Спереди кто-то истошно завопил….
 
 «Пустив в свою жизнь зло, ты никогда уже не загонишь его обратно», - всплыли как неоткуда слова напутствия моего наставника перед первым заданием. «Оно будет следовать за тобой по пятам, ускоряясь по мере того, как твоя жизнь будет набирать обороты…». А они набирались, и, судя по ситуации, набирались неслыханные.
 
 В момент соприкосновения аэробуса с асфальтированным покрытием полосы посадки я была готова к эвакуации души. Честное слово. Еще минуту назад я чувствовала себя маленьким теплым центром, вокруг которого вращалась вся вселенная, а через мгновение могла стать неодушевленным предметом. Всего за какие-то несколько секунд, всего из-за чьей-то непроизвольной ошибки и пресловутой погодной непредсказуемости. Что уж говорить, если ежедневно сотни жизней стоят на кону чьего-то недосыпа и плохого настроения…
 Вам приелся ваш день рождения? Вы не знаете, что и как провести в этот день? Отпразднуйте его на гране смерти,- и вам откроется масса перспектив, я уверяю. А на утро вы съедите самый вкусный в вашей жизни завтрак и  проживете самый незабываемый день.
 
Почему мне все больше кажется, что иногда нужно почти умереть, чтобы тебя полюбили, будто нужно ступить в пропасть, чтобы спастись.
 
                ***
 
 С человеком, который говорит «я так чувствую», невозможно разговаривать и спорить, потому что он не хочет закапываться внутрь своих чувств и смотреть, что же определяет его ощущения, а тем самым и поведение. Что уж говорить о влюбленной женщине, истинным и единственным желанием которой является быть источником  вдохновения объекта своих чувств.  Ей не важны направления  и уровень предполагаемых  высот, для нее не имеют значения причины и обстоятельства, она не обратить внимания на текущую ситуацию и ничего не попросит взамен. Она искренне верит в силу своего чувства и способности выбранного мужчины. Все, что ей нужно, - просто ответная любовь, на которую она имеет естественное право.
 
 «Не могу разгадать, не могу постичь, хотя чувствую очень ясно. Не могу прикоснуться, ощутить, забыть и измерить спешу напрасно», – едва слышным шепотом процитировала я слова известного  тирана, рассматривая  любимые черты.
 
 Это было еще одно утро. Еще один подарок жизни, брошенный мне для затравочки притупившихся ощущений. Время не лечит, что вы! Время – это материал, из которого соткана наша жизнь. Оно может быть прочным, может тянущимся, шерстяным, бифлексным, а иногда даже лаковым, хотя стрейч или хотя бы вискоза мне импонируют  больше. Но, как бы там ни было, невидимой нитью этого самого материала соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на ситуации, место и обстоятельства. Нить может растянуться или спутаться, но она  не порвётся, она просто не может порваться.
 Это утро было одно из подтверждений той самой прочности,  когда совершенно не хотелось вылезать из-под теплоты одеяла, и звук пиликающего звонка, разорвав спокойствие спальни, был послан далеко и надолго, а он такой сонный и горячий старательно пытался ухватить еще хоть кусочек сна, сдавливая руками края подушки. Обычное утро, когда так не хотелось уходить от него. Но нужно было. Нужно было уйти, чтоб через какое-то время встретиться вновь.
 Я, как и обычно, вынырнула из-под одеяла, и максимально бесшумно и незаметно отправилась устраивать ритуалы утренних необходимостей. Он сидел полуодетый на разобранной постели и наблюдал за моими привычными действиями, когда я, увлеченная процессом оперативных сборов, крутилась возле настенного зеркала, поправляя последние детали туалета. Саша уже ждал у подъезда. Торопиться не было необходимости, но и медлить особо не стоило. Все было размеренно, правильно и логично. Именно в такие моменты, наверное, и случается что-то непредсказуемое, что выбрасывает из колеи окончательно и бесповоротно...
Я надевала серьги, естественно гримасничая при этом процессе, пытаясь увидеть свою мочку в отражение. В этот-то момент я и услышала слова. Его слова. Простые, лаконичные, но заставившие меня замереть:  - Батунина, не уходи.
 
 Я застыла, смотря себе в глаза в отражение, так и не убирая от уха руки с сережкой. Что-то не уловимое проскользнуло в них, как искорка, и вновь притаилось где-то за радужной оболочкой. Только как-то тепло стало внутри, или даже жарко.  А он по-прежнему сидел на краю кровати, опершись руками позади себя на скомканную постель. Такой нелепый, такой желанный, такой мой. И он только что попросил меня остаться. Здесь, сегодня и именно сейчас, а я стою, как дура,  так и не убрав руку от уха, и смотрю на него. То ли жду, что узоры на нем вырастут, то ли  фиалки зацветут…
 
 Меня будто шарахнуло. Я резко переместилась к нему на колени, крепко – крепко обхватила за шею, и, перемешивая слова с поцелуями, принялась шептать: - Я больше никуда не уйду от тебя, Игорь. Я больше не хочу уходить. Ты – мое все, слышишь, ты - все. Я ждала тебя все это время, даже, когда уже сама себе не верила, что жду, все равно ждала, а ты все не приходил. Было нелегко. Были тяжелые и очень тяжелые месяцы, но теперь, когда ты, наконец, просишь, я не уйду, никогда не уйду.
 Он намертво обхватил меня за талию,  крепко притянул к себе, одной рукой вытаскивая заправленную рубашку. Снова эти губы, снова этот запах…. Как его можно было не любить?!
 
- Ты – мое все, Игорь. Все…
Все. В тот день я пропустила все.

                ***
 
В офис мне удалось выбраться только к семи вечера. Рамир ничего не сказал, он просто взглянул на меня, когда я, как ни в чем не бывало, пробиралась в кабинет, отчаянно надеясь, что его в тот  момент там не окажется, тем самым взглядом, значение которого уж слишком хорошо мне было известно. Беседа была неизбежна, так же, как и устойчивое ощущения провинившейся школьницы.

- Ты сегодня рано не уходи, хорошо? – произнес он спустя какое-то время, стирая в пыль мою имитацию бурной деятельности за открытом ноутбуком, и идиотски счастливую улыбку с лица. – Я подойду через пару часов, и мы с тобой побеседуем. Есть кое-какие новости.
Я наблюдала за каждым его действием и непроизвольно кивала. Настроение было нейтральным пусть и с нотками концентрации. А это значило, что наверстывание сегодняшних пробелов не горит, но привести голову в состояние хотя бы восприятия информации все же было необходимым.

- Подними бумаги по делу Овчинникова, будь добра,- попросил он, уже выходя. – И…и надень вторую сережку, Лер.
Когда дверь закрылась, я всмотрелась в отражение погасшего экрана монитора. Все это время я лазила по офису с одной серьгой в ухе, в левом причем, с непременно умным и серьезным выражением лица. Нелепая картинка тут же нарисовалось воображением. Я непроизвольно прыснула, отпечатав экран, и расхохоталась в голос.
«Я люблю тебя» - улетело смс по известному номеру.
Документы по делу  нашлись быстро и в полном комплекте.

                ***
 
 Во вторник я заснула в офисе у себя на рабочем месте. Мне снился телефонный звонок (телефон звонил у меня во сне, если быть точнее), в то самое время, когда мобильник надрывно пиликал на столе, перемещаясь от сильной вибрации. Какое-то время мне было совершенно не ясно, то ли реальность вторглась в мой сон, то ли сон стер грани реальности.
 Я подняла голову с рук, только сейчас осознав,  что совершенно не чувствую их. Две ватные сосиски, сложенные друг на друга, просто отказывались подчиняться, и лишь через какое-то время подали признаки жизни, отозвавшись острым покалыванием. Меня всегда вводило в некоторый  ступор осязание собственной конечности, но в тот же самый момент полная ее бесконтрольность. Это пугало. И секундная паника нервного импульса будоражила весь организм.
 Все это время телефон продолжал звонить. Номер не определился. Не люблю скрытые номера. Не люблю с самого начала их появления.

- Лера, это Рудольф. Мы ждем тебя на студии. Кое-что изменилось.  – услышала я по ту сторону, когда посиневшие пальцы смогли отжать кнопку приема вызова.

- Я поняла.- Мне казалось, я все еще сплю и не могу понять, снится мне Рудольф? Или это я снюсь Рудольфу….
 При этом звонок отключился. Я отпустила мобильник и откинулась в кресле. Из погашенного монитора на меня посмотрело помятое женское лицо. Очень помятое. С глубоким узорчатым отпечатком  на лбу. От браслета. Удручающее зрелище, если честно.
Я поднялась из кресла и пошла умываться.
 
                *
 
 - В Одессе он сел на круизный теплоход, в Лондоне сошел на берег. Ничего сложного. Дальше нехитрая процедура покупки недвижимости и получения вида на жительство, затем обретение вожделенного статуса диссидента и политического беженца, вход в местное высокое общество себе подобных, и здравствуй, легкая жизнь. Все до банального просто, потому, до сих пор и действенно.
 Рудольф не принужденно давал расклад ситуации, сопровождая каждую реплику соответствующей бумажкой. Рамир расположился по правую сторону от него и уже не вникал в подробности информации, будучи осведомленным гораздо раньше и детальнее, лишь изредко разглядывал листы следующие из рук его коллеги и образующие уже приличную стопку. Для меня все это означало, в скорости поучение инструктажа, изучение всей этой кипы до дыр и неминуемый вылет в туманную столицу.
Мы нашли того, кого так долго искали…
 

               


                ***
 
 Чтобы вычислить крупную рыбу всегда необходимо отсортировать плотные косяки мальков и рыбешек. Этот процесс зачастую является самым долгим и утомительным, если не использовать творческий подход…
 
 Я закинула ноги на дверь и закурила. Визажисты  уже закончили свою работу, осветители суетились вокруг автомобиля, выставляя зонты, софиты, постоянно о чем-то переговариваясь кивками и жестами, что-то регулируя и делая возле меня светопробы.
Мне же, в свою очередь, оставалось просто наслаждаться своей исключительностью и тонким ароматом шоколадных сигарет с примесью запаха кожи нового, еще девственного салона. Он несравним, не подражаем и, я искренне удивляюсь, почему до сих пор выдающиеся парфюмеры не освоили его как самостоятельный аромат, привнеся разве что легкие нотки свежее напечатанных денег. Лидерство в продажах было бы гарантировано. Кто когда - либо вдыхал либо то, либо другое, тот меня определенно поймет.

 Люди пребывали, люди глазели, люди челками клювами и затворками камер мобильных телефонов, чтобы было потом, что обсосать и, перебирая друг друга, рассыпать свои мнения на перекошенных злобой и завистью лицах. Как много важного вы друг другу скажете, вернувшись восвояси, жаль, что это никому не интересно.
  У меня были накаченные силиконом губы, затянутая талия и легкомысленный взгляд на происходящие вещи. Ничего не выражающее лицо, пустой взгляд с приклеенными ресницами, выжженными в блондинку волосы и характерным акцентом близлежащих регионов. Манеры тщательно отрепетированными и напыщенны пафосом, - словом полный боевой комплект средне статистического тела, именуемого моделью.
 
 Через пару десятков минут началась сама работа и непосредственно съемка, - мое любимое, к слову, хобби, когда работаю профессионалы. Оценить результаты должен был подъехать некий Власов Эдуард Александрович, ради которого мне и пришлось устраивать весь этот маскарад: рекламная фотосессия в рамках презентации нового болида известной марки, большая часть акций которой принадлежит с недавних времен русскому эмигранту в Англии.
  Работа кипела. Каждый наслаждался своим процессом, уходя в него с головой и абсолютно не реагируя на происходящее рядом. Артистов часто спрашивают, как они могут работать при таком скопление публики?
« Что? Здесь есть публика?» - ответят профессионалы. « Зато меня здесь нет. Я нахожусь  абсолютно в другом месте. В абстракции, в нирване, если хотите. Одним слово,- в процессе, а четких координат этого места пока не обнаружено.»
 Разве могу я после этого объяснить процесс вхождения в роль более доступно? Я могла лишь просто в нее вживаться, отдавая ей часть себя.
А вы всё смотрите? Смотрите. Только не трогайте, - не мешайте тому, чего понять не в состоянии. Это чревато…
 А то, что хотите,- да, перехотите. Вам не привыкать ущемлять себя в своих желаниях. У вас слишком много на это причин.
 Спустя еще пару часов с перерывами на кофе и доработки стилиста, реальность приобрела привычные очертания. Первыми меня встретили ополоумевшие глаза наблюдателей за барьером. Жадные, похотливые, скользкие и завистливые. Насколько же вы омерзительны. Затем их сменили мои соратники,- не менее жадные и маниакальные, но до работы, -  до ее результата. Завершающей стадией пришлись глаза того самого Эдуарда: пытливые, алчные и кричащие в пустоту об интеллектуальном сдвиге.
 Что ж, это реальность, и она мне нравится. Я хочу власти, вы хотите меня, - все правильно, все нормально.
 «Мы быстро найдет с вами общий язык, Эдуард. Очень быстро. И вы даже не представляете, насколько результаты сегодняшней сессии превзойдут ваши самые смелые ожидания…»

 В семь за мной приехал Игорь. К тому моменту я успела снять все свое рабочее обмундирование и ретироваться со стенда. Встретившись  ним при входе в павильон, мне безудержно захотелось изнасиловать его прямо на капоте одного из автомобилей. Для начала я просто нашла его губы. Под конец мы безудержно занимались сексом в кабине туалета, пока администрация выставки в рупор не объявила о ее закрытии. Домой мы приехали рано, - рано утром.
  После чего, вновь экономили воду,- снова принимали душ вместе. Долго. Пока все двенадцать квадратных метров ванной комнаты ни покрылись  испариной, то ли от влаги, то ли от наших дыханий. Мы стояли под струями воды и спускали в канализацию наше время. Такое время – не жалко. Я бы спустила всю жизнь, только с его рельефных рук. Я стекла бы в это маленькое отверстие на дне ванны, задыхаясь, захлебываясь струящейся сверху водой, чуть кисловатой на привкус (или это прикусанная в страсти губа), но лишь по пути его тела, по каждой его клеточке, прорисовывая ее, обволакивая,  все ниже и ниже, по трубам, смывая себя, сквозь нижние этажи, под землю, еще ниже, в самый ад…
 Я грешна, потому что я фанатична. Но мне слишком скучна размеренная жизнь. Стала. Нелепы игрушки людей, бессмысленны их стремления, пусты слова и никчемны поступки. И все. Пустота. Лишь он. Только он еще крепко держит мое чахлое тельце в своих мощных руках,  чуть приподнимая над поверхностью ванны, будто чувствуя, будто читая мои мысли. Я ненавижу его за это, - за то, что он почти всегда знает, о чем я думаю. И за это же еще больше люблю. И это ничто. Потому что любовь – это просто чувство, просто набор эмоций, а они проходят. Эмоции всегда проходят, уж поверьте. Но пока, что люблю. Люблю.
 Держи меня крепче, Игорь. Ты же знаешь, что держишь в руках просто еще одну жизнь, мало, что значащую, по сути, но еще пока существующую…. Пока. Мою…
И пока ты держишь, я буду без устали тебя целовать.

                ***

 Их разговор не был похож на обсуждение банальностей деловых интересов, скорее двух мыслителей, обсуждающий бытие материи. Я ожидала Эдуарда в машине и наблюдала за его беседой и выше компетентной инстанцией через окно его личного глухо тонированного Porsche, (а с виду, вроде, взрослый мальчик, - воистину, пижонство мужчин не зависит от возраста) в то время, как он обсуждал дальнейшую деятельность их проекта. Проект предполагал быть масштабным, еще каким масштабным, смею заметить от себя, - люди с размахом вообще ничего не умеют делать убористо. Только знать бы наперед насколько я была близка в своих мыслях к истине, и о каком именно количестве материй шла между ними речь.

- Что ж, звездочка моя,- обратился он ко мне, усаживаясь обратно в машину, и растягивая в самодовольной улыбке свою мерзкую испаньолскую бородку. - Все, как я и говорил, так что можешь уже сегодня готовиться к мировой известности.

Я вопросительно и часто захлопала глазами, будто не понимая, о чем идет речь.
- Тебя утвердили, детка, - он заглотнул приманку. Еще немного, и на чьем-то счете окажется достаточно значительная сумма. Дальнейшие действия я расскажу тебе чуть позже, сегодня же мы едем праздновать!

Я в свою очередь внимательно вглядывалась в лицо моего нового «союзника», и с удовлетворением наблюдала, как при словах о деньгах глаза его заметно оживлялись и радостно забегали. Значит, я не ошиблась при выборе ставки. Значит, нет в нем какой-нибудь двусторонней хитрости, и  передо мной  обыкновенная продажная сволочь, которую волнуют лишь собственная нажива, как, в прочем и большинство в нашем мире, а раз так, то на него можно положиться. И я вся, словно распустившийся на рассвете цветок, открылась ему своей улыбкой, сверкающими глазами в обрамлении пушистых ресниц, грациозным поворотом шеи. Я была, должно быть, так безмерно очаровательна в тот момент, – я все же очень старалась. «Красота, спасающая мир» - мое любимое амплуа. Жаль, что у меня нет возможности лицезреть это со стороны. Восхитительное, мне кажется, зрелище, - не иначе!
 И для пущей достоверности, я запрокинула голову, раскидывая по плечам струящиеся волосы, вытянула руки вверх, переплетя между собой длинные, в обрамление  платины пальцы, и сказала: - С тобой чертовски приятно иметь дело.

Именно. При правильной расстановки приоритетов и грамотной демонстрации выгоды из Эдика получился первоклассный предатель, чья душонка выжжена корыстью, а  мысли завистью и жаждой мести. Такой пусть и не ощущает собственную ничтожность, задурманенный личным тщеславием, но отчаянно жаждет стать хоть сколь-нибудь значительным лицом, и выхватить пусть крохотной, но власти. Такой пойдет до конца.
 Такой-то мне и нужен….

Я демонстративно громко и заливисто рассмеялась.

- Какая ты, все-таки, коварная, девочка! – декламировал он, разливая шампанское.

- Ты даже не представляешь насколько! – я не сбавляла волну. - Богатство никогда  не являлось основой для чистых мыслей. Я же хочу быть богатой настолько, чтоб позволить себе, хотя бы пару раз в неделю, не думать о своих средствах и способах их приумножения.

Его лицо вновь исказила злорадная гримаса: рот презрительно искривился, а глаза заискрились ненавистью. Контролировать себя и справляться с гложущими его страстями, столь явно читаемыми на лице, у него  получалось с трудом : - И мне это безумно нравится!

- За работу в команде!- констатировала я, соприкасаясь бокалами.

Все-таки по-прежнему для большинства самая действенная жизненная мотивация к стремлению на вершину,  - это возможность хотя бы разок плюнуть оттуда вниз. И однажды всерьез осознав свои возможности, слишком сложно уже остановиться, так как все вокруг начинает непостижимым образом изменяться, и те жизненные блага, о которых ранее лишь мечталось, внезапно оказываются рядом – и не просто рядом, ими можно воспользоваться. А когда материальное положение стремительно улучшается, то сохранить в себе душу удается не каждому.


                ***

- Все вы ведьмы, сукины дочери! – резюмировал Рамир мой телефонный доклад по засекреченной линии,  – Кто бы мог сомневаться!

- Еще рано радоваться, Рам. Кое-что в моем раскладе по-прежнему не состыковывается и это меня настораживает…

- Все обсудим при личной беседе, девочка моя. Есть, что обсудить. А пока отдыхай, информация о рейсе  будет чуть позже. И, кстати, по прилету тебе нужно будет выбрать себе водителя, Сашу я отстранил.

- Вот как?

- Были на то причины. Пара кандидатур уже есть, окончательный выбор примешь сама.

- Я бы Баршкова рассмотрела, как вариант, - не упустила я возможность съехидничать.

- Господь с тобой, Лера!- отмахнулся Рамир. - Из Баршкова водитель, как из меня балерина.

–А ведь я не шучу, - ни чуть не смущаясь, продолжила я. - И, кстати, ни вы ли учили меня ни от чего не зарекаться, - балерина из вас может получиться что надо!

- А не упаришься, дитятко?

- Долго ли умеючи, господин наставник? – я засмеялась. – В способных руках и крыса становится кучером, а тыкву запросто можно превратить в карету.

- Умеючи - то долго, родная! Но на кучере потренироваться успеешь!
Тут уж без вариантов,-  придется…

 К слову,  Баршков являлся самой незаурядной личностью в отделе, по непонятным мне причинам, состоящим там до сих пор.  Для краткости процитирую в некотором роде демотиваторов моего эмоционального состояния : « у всех много таких друзей,- они пьют пиво, курят траву, *бут ****ей. С виду они немного туповаты, но в целом они не плохие ребята…». Так же и здесь. Основными характеристиками данного  субъекта являлся неутоляемый аппетит и топографический критинизм в запущенной стадии. Поэтому предложение его кандидатуры на роль личного водителя с моей стороны было не более, чем сарказм.

 Сашу же я ценила, прежде всего, за молчаливость, четкое умение не проявлять своего присутствия, при этом находиться не дальше, чем на двадцать пять - тридцать метров от меня и постоянно держать в поле зрения. Он прилагался, если так можно выразиться, непосредственно к выделенному автомобилю, и зачастую выполнял роль персональной охраны. Что уж послужило причиной его отстранения, оставалось догадываться. И догадки возникали не радужные…
                *
По прилету в столицу после всех формальных и неформальных необходимостей, я так и не добралась до кандидатур на вакантное место водительского сидения, что целиком и полностью легло на плечи уполномоченных людей. И каково было мое изумление, когда очередным утром, погрузив еще не проснувшееся тело на заднее сидение почти родного авто, меня поприветствовали до боли знакомые интонации: - Доброе утро.
- Вот так встреча, – я искренне изумилась. Услышав вчера в полусонном сознание имя своего нового водителя, я не особо придала тому значение. Арсений. Да хоть «ведро», боже мой,  главное, чтоб по функциональности устраивал. Однако жизнь, - любительница перекрестков, и в прерогативе своей неожиданных. Поэтому, разрешите представить, - Сеня Заликин : светловолосый, сероглазый молодой человек среднего роста и худощавого телосложения с уравновешенным характером и неплохим чувством юмора. Образование высшее, прописка московская, проживает с родителями, не женат. Словом, хороший парень, с восемнадцати лет работающий персональщиком у одного из представителей депутатской свиты. Однако хороший парень, как известно, не профессия, и после смены власти  попав под сокращение штата, был вновь вынужден пуститься на поиски хлеба насущного, благо рекомендации остались достойные. По совместительству также мой неплохой в прошлом товарищ и не  состоявшийся первый пункт квалификации в упомянутой не единожды уже компании «Априори плюс». Вот так вот.
 Годы прошли, кто-то искал возможности, кто – то искал причины. Кто-то пришел туда, куда шел, кто-то удивлялся, почему пришел не туда, а кто-то и вовсе не сдвинулся с места. Но ведь изначально все стремились, все хотели что-то поменять в своей жизни, а в результате только четыре – максимум пять процентов. И дело здесь не в шансе или его отсутствие, - он знал, где находится та самая заветная дверь, более того, он стоял прямо на ее пороге из числа моего близкого круга общения (первая колонка – максимальное доверие). Только страх и сомнения, - вот, что мешает иметь все то, что хотелось бы. Но скажите мне, разве это не есть самое низменное в жизни: иметь цель, но бездействовать и предпринимать действия, не имея цели. Потому что даже, если кажется, что уже слишком поздно, даже, если вам  сказали, что ваш поезд ушел, всегда остаются еще такси, самолеты и пароходы, а на совсем крайний случай – велосипед. Однако с тех самых пор дружба, основанная на бизнесе, мне куда более притягательна, нежели бизнес, основанный на дружбе.
 Водителя сменили (не получилось сработаться единожды, не получится и второй раз), - выводы остались.
                ***
 Светлые волосы, ежиком стоящие в стильной стрижке, светлая кожа, смешное маленькое тельце с тоненькими ножками, торчащими из-под удлиненных шорт, курносый нос, любознательность, в тройном размере превышающая его размеры и такие же оттопыренные уши. Малыш уже как с полчаса что-то увлеченно изучал на дне бассейна, что-то непременно важное, что-то чрезмерно значимое, тыкая в это что-то длинной корягой, притащенной откуда-то из сада. Мы наблюдали с кухни сквозь стеклянную дверь-купе за этим созданием после совместного ужина, которого, если быть честной, я немного страшилась. Что уж там говорить, я никогда не отличалась слабостью к детям, тем более не к своим, и тем более трехлетнего возраста. Я никогда не знала, что с ними делать, о чем с ними можно говорить, не разводя при этом «бабулькины рассюсюкивания». Однако смышленость этого малыша оказалась по истине, поразительной, и за какие - то пару часов, проведенных с ним, мои своенравные заблуждения, что дети – это как минимум существа с другой планеты, развеялись, как не бывало. И просто наблюдать за ним сейчас составляло для меня нечто среднее между забавностью и прозрением: какое, все-таки, наверное, счастье, когда за тобой просто наблюдают  две пары любящих тебя глаз. Только две. И именно две. Это вроде так мало, но в тоже самое время, это больше, чем все. Это самое важное. И будто читая мои мысли, он повернулся. Игривая улыбка обозначила его еще по-детски пухлые щечки. Я улыбнулась в ответ. Он помахал мне рукой, указывая на дно бассейна. Я просто кивнула в ответ, и две  маленькие ножки, казалось утопающие в ярких кроссовках, засеменили в нашем направление. Я открыла  дверь, и спутывая ноги, тараторя что-то на своем специфическом сленге, он обежал вокруг стола, и цепляясь за штанины, полез к отцу на руки.  Игорь легко приподнял его с пола и усадил себе на шею. Маленький дубликат своего папаши носом закопался в его волосах и тут же уставился в монитор, ловя каждое движение старшего.
 Я смотрела на них, облокотившись на барную стойку. Если б он только мог понять…
У меня такого не было. А у него уже есть. Значит он уже счастливее, пусть и не осознает пока этого счастья. И не надо. Для детей его возраста вообще понятие счастья должно быть перманентным. А пока это чудо сидит и неуловимо дублирует все самые любимые мною черты человека, который с выражением лица вселенской значимости уже второй час рубится на ноутбуке в Counter-Strike.
 
- Я люблю тебя. Назови хоть одну причину, чтоб не любить твое продолжение? – мы разговаривали с Игорем, завернувшись в плед,  на слабоосвещенной веранде, когда маленький Артемка уже беззаботно сопел в свои две курносые дырочки. - Вот и я не знаю. Мысль, которая  выбила меня из колеи однажды, это та, когда я вдруг осознала, что хочу от тебя ребенка. Пацана. Такого же лопоухого и белобрысого, чтоб также улыбался, постоянно суетился и порол всякую ахинею. Но не получается сейчас. Сейчас и не нужно. Мы идем к цели, которую оба себе обозначили, еще задолго, как наши пути вновь пересеклись. Идем пусть не вместе и не одним путем, но в одном направление, а это немаловажно. И я бы смогла понять острую необходимость, если б у тебя никого не было, хотя даже в этом случае пришлось бы потрудиться. Но у тебя есть продолжение. И это настоящее чудо. Посмотри. Нет, ты зайди сейчас в его комнату и посмотри!
 
 Он не пошел. Я старалась быть как можно убедительнее в своих доводах, чтоб не приплетать сюда еще проблемы со здоровьем. Если женщине приходится выглядеть, как леди, думать, как мужчина и пахать, как лошадь, то, как следствие, слабое место у нее, это здоровье и неминуемо по женской части. Откуда, вы думаете, концентрируется столь высокий коэффициент сучности? Гормональный сбой на фоне всеобщего идиотизма, не иначе. Ведь большинство у нас жалуются и ставят причинами все, что угодно и почти никто - отсутствие интеллекта. И дело здесь совершенно не в позитиве или негативе, просто  у девяносто процентов вообще нет мозгов. Вот и приходится: хороший удар в голову взамен рафаэлло...потому, что тоже вместо тысячи слов, как руководство к пониманию, и хроническое ощущение себя кирпичом – каждый раз обжигаясь, становиться сильнее. Потому, как современные джентльмены у нас скорее на хер пошлют, нежели решатся на что-то стоящее. Или, еще доброго, на фоне собственной малохольности начнут видеть в тебе конкурента. А со мной не нужно соревноваться по уровню силы - это может быть не безопасно для обоих. Просто дай мне почувствовать себя  женщиной, и ты увидишь, насколько ты важен для меня. Настоящие отношения бывают лишь там, где присутствует наполнение одного человека за счет другого, и наоборот, то есть наполнение взаимно. Между нашими душами всегда что-то было и есть, и это сложно отрицать, как бы мы того ни хотели. Ни одна женщина не сможет понимать тебя так, как я. Ни одна женщина не сможет видеть тебя таким, каким вижу я. Ты даже сам себя таким не видишь…
                ***
- Если противник сильнее, не пытайся обыграть его по установленным правилам. В большинстве случаев эти правила им же самим и установлены. – Рамир выставил мне шах и мат. Еще одна партия не продлилась и десяти минут.
 
 Мы сидели напротив друг друга за низким стеклянным столиком в окружение глубокой ночи и теплого приглушенного освещения. Шахматная доска, та самая, послужившая мне входным билетом в иной мир, частью которого я теперь являлась, и бокалы с янтарной жидкостью немыми свидетелями дополняли наше узкое общение. В последнее время мы часто после завершения официальных дневных обязательств, скрывались в его гостиной, чтобы поговорить. Не получить те или иные инструкции, а именно  поговорить.
 
- Твои действия должны выйти за пределы его понимания. Ты должна быть хитрее, наглее,  внезапнее, - все, что угодно, чтобы просто быть на шаг впереди. Только таким способом ты сможешь, как минимум  выжить и, как максимум одержать победу.
 
Я молчала, пропуская все сказанное сквозь свое обостренное восприятие. Информация ,- вот, что действительно ценно по настоящему в нашем мире, тем более та, к которой доступ открыт по заказу. Я не заказывала, я даже меню не держала в руках, если быть откровенной, - этот человек являлся для меня «шведским столом», если так можно выразиться, без ограниченного пока подхода к деликатесам, которыми я никак не могла насытиться.
 
 - В жизни всегда побеждает правый, - продолжил Рамир. - Тот, кто наиболее жесток в своей правде. И не надо приписывать это на милость судьбы и уж тем более доблести, когда оно было добыто без того и другого. Здесь только главное не перебарщивать и сохранять уместность, - жестокость она ведь тоже  хороша именно в тех случаях, где позволительно дурное называть хорошим. Когда проявляешь ее сразу,  по соображениям безопасности и не зацикливаешься на ней, она становится очень приятным и эффективным союзником, но может обернуться самоуничтожением, когда начинаешь ею злоупотреблять. Иными словами, жестокость как хорошее и опасное оружие, применяется бережно и по уместности.
 
- Я полагаю, нужно обладать ни дюжими способностями и пройти неплохой инструктаж, чтоб получить к ней лицензию…
 
- Это оружие массового поражения, направленное кем-то очень расчетливым на истребление человечества извне. Оно не требует изолированного хранения, не нуждается в спецперевозках и распространяется путем социального взаимодействия на все нации и независимо от возраста. Оно по цепной  реакции внедряется в человеческие души, оставляя там свои крохотные личинки, чтоб в последствие они выели их насквозь. И пусть оно срабатывает не сразу, но если с вами однажды обошлись несправедливо, и вы помните это до сих  пор, - будьте уверенны, оно пустило уже внутри вас свои корни. А способности? – он безразлично пожал плечами. – Скорее особенности, я бы сказал. Доброта. Доброта – самая благоприятная среда, для ее развития и размножения. Жестокости больше всех подвержены добрые люди, так как именно они наиболее болезненно переживают, когда об их искренность и чистоту начинают вытирать ноги, а лучшей среды для ее прорастания и не придумаешь.
 
- Выходит, равнодушие – единственное противоядие?
 
- Одно из самых мощных чувств, я бы сказал. Оно настолько едино, что у него даже оттенков нет. А справедливость, искренность,  чистота – вообще термины не с этой планеты. Миру, в сущности, наплевать на самоощущение и самоуважение отдельно взятого индивида. Он, если уж на то пошло, ожидает от каждого для начала, хоть каких-нибудь действий, а вместе с ними  и достижений, чтоб потом, может быть, принять во внимание его чувство собственного достоинства и широту души.
 
- Цель оправдывает средства, не так ли? В самом прямом смысле этого выражения… И понятие: лучше быть хорошим человеком и посылать всех матом, нежели тихой, воспитанной тварью, не испытывающей жалость ни к чему живому, - еще одно заблуждение?
 
- Добрый родственник во власти - вот самое надёжное «средство» в достижение любой цели, если она находится в зоне достойного уровня. И дело здесь не во времени и месте, - так было и так будет всегда. Только запомни одну элементарную вещь, Лерочка, власть никогда не дается тому, кто способен ею воспользоваться.
 
 Я осеклась. Что уж там говорить, он откровенно поставил меня в тупик, и абсолютно этого не скрывая, я уставилась на него непонимающими глазами. А он лишь наблюдал за мной, не выпуская из рук свой неизменный бокал, поигрывая в нем уже подтаявшими кубиками льда, и мягко так, по-доброму, улыбался. Он подводил меня тем самым к чему-то очень близкому, четкому и элементарному. Почти, как в детстве, поставив перед носом банку сгущенки, при помощи подсказок заставляют найти консервный нож…
 
- Но ведь никто не запрещает воспользоваться теми, кому она дается…
 
Он медленно расплылся в довольной улыбке, все чаще в таких ситуациях напоминая чеширского кота, и вытянул руку в мою сторону, призывая тем самым соприкоснуться бокалами: - Ты умница.
 
- За цели и за средства? – несмело предположила я, все еще чувствуя себя первокурсницей на сдаче первого семестра.
 
- За тебя!
 
Мы сделали одновременно по небольшому глотку, и, медленно опустив свой бокал на стекло разделяющего нас столика, я все же не удержалась: - Почему, Рамир? Почему я?
 
  Он снова одарил меня своей теплой улыбкой, но на сей раз ответил: - Видишь ли, когда в женщине роковым образом сочетаются красота, ум и гордость, за этим определенно кто-то стоит. В определенных ситуациях эта жгучая смесь дает мощный концентрат ярости, который в любом случае рано или поздно выльется на своего обидчика, а пока он остывает, ожидая своего десертного времени. Будьте внимательнее, эта женщина не остановится ни перед чем, что возникает на ее пути, - любом пути, абсолютно любом. Я долго изучал тебя, твое детство, твоих родителей, твою биографию. Зерно лучше прорастает в дерьме, слышала такое высказывание? Ты стала для меня наглядным тому подтверждением. От природы тебе дана какая-то особая гибкость сознания. Ты самостоятельно доходила и доходишь до осознания крайностей, и если одна крайность начинала тебе мешать, ты всегда находила способ, как  ее устранить и как можно скорее. Твой анализ всегда был на клеточном уровне, поэтому с тобой невозможно спорить. Ты не привязываешься к людям, лишая себя тем самым самой страшной боли, всегда умело пользуешься одиночеством, хотя время от времени позволяешь одиночеству воспользоваться тобой, и не приемлешь пресности ни в каком ее проявление. Индивидуальность для тебя, как высшая форма инстинкта самосохранения. Ты, как огонь, Лерочка, слишком непредсказуемая сила, тебя практически невозможно приручить и ты так и норовишь нарушить заключенный с тобой договор, потому что подсознательно воспринимаешь, как рамки.
 
- Я - воздух по стихии, если ты о гороскопе, – попыталась нелепо отшутиться я. – Хотя это тебе тоже, скорее всего, хорошо известно. Но характер у меня действительно скверный, это факт.
 
 - Дьявол обитает в мелочах, - он вновь улыбнулся. -  И глядя на тебя, начинаешь как-то  иначе понимать глубину этого выражения. Самая маленькая заноза может изводить  до сумасшествия, и только изящная женщина способна находить изящные решения…
 
 Мне отчего-то казалось, что он сам смакует от тех мыслей, которые сейчас озвучивает. Сладко стелет, ой, как сладко. А ведь все правильно, не прикопаешься даже: ключевое зерно всех отношений — взаимная выгода. У одного есть проблема, у другого есть компетенция в ее решении. Один решает проблемы другого, тот в свою очередь оплачивает это решение. Временем ли, бартером или средствами, - вопрос второй. А к женщинам без комплиментов вообще нельзя, - без комплиментов женщины начинают жрать все подряд, от чего неумолимо свинеют, а потом, кроме как выноса мозга себе и окружающим бесконечной разговорами о диетах, от них вообще ничего не добиться. Излишки на женском организме никогда не были признаком успешности…
 
- В тот момент, когда я родилась, дьявол заплакал, Рамир, – подмигнула я своему собеседнику.
 
- В тот момент, когда дьявол плакал, как ты думаешь, кто поставлял ему кружевные носовые  платочки?
Мы дружно разразились смехом, вновь соприкасаясь бокалами. Этот вечер обещает быть безнадежным. Безнадежно интересным. И это бесценно.
 
- Я ответил на твой вопрос?
 
- С полна, маэстро. С полна!

                ***
- Лихо ты присвоила себе чужого ребенка, - выстрелила она, чинно откидываясь в кресле.

- Злишься, потому что сама не сумела этого сделать?- я картинно приподняла правую бровь. – Поэтому ты такая напряженная ?
Она долго мерила меня взглядом.

- Может, пойдем - выйдем  и, я тебе более доходчиво объясню, почему я напряженная?

- Упасите меня, милая, от этих сортирах променадов,  – пошла я на провокацию, посмотрим, из чего ты сделана. - Если есть что сказать, говори здесь и сейчас. Если смущаешься, нужно было изначально позаботиться о  встрече тет-а-тет. У всех здесь присутствующих достаточно мозгов и такта, не обращать внимания на твою истерику, так что учись изъясняться прилюдно.

- Много ли ты знаешь?- наконец, выдавила она, предварительно уничтожив меня глазами. – Что и как между нами было.

Я театрально вздохнула, отводя глаза в сторону. К чему мне твое «было»! Было, да сплыло, как говорится. Мне не особо интересно чужое прошлое, если меня в том прошлом не было,  - куда важнее то, что существует  на данный момент.  А ошибки тела не в счет, кто из нас ни без греха?  Душа бы с пути не сходил, - вот это весомее…

- Послушай, Ир, чего ты хочешь?- меня стала утомлять эта жалкая пародия «Дом - 2». Скрытая камера. Кухня. – Чего ты теперь хочешь?

- Что я хочу? - нервно прыснула она в обратку. Затем рывком перегнулась через весь стол и зашипела: - Я хочу, чтоб ты, сучка, сдохла!

 Ее глаза сыпали искрами, черты лица даже как-то перекосились. Боже, ничто так не уродует женщину, как вспышки зависти. - Но еще больше, я хочу, чтоб ты почувствовала боль, ту самую боль, – продолжила она, не меняя своей изворотливой позы. - Когда влезают в твою жизнь и разом рушат все самое дорогое, что в ней было. Когда отбирают часть тебя. И зачем?  Чтоб поиграться и выбросить. Ведь тебе, сучке, никто и ничто не нужно. Ты же до мозга костей прожженная самодовольная тварь и умеешь в этой жизни только пользоваться. Как это было со Славой. Также сейчас и с Игорем. Ты выжмешь из него все, что тебе нужно и выставишь на помойку. А ведь я любила его. Любила. У меня были планы на нашу совместную жизнь. У нас, между прочим, совместный ребенок, сын, в котором он души не чает, и все бы со временем устаканилось, - ссоры, это нормальная часть человеческих отношений. Но тут появилась ты, тварь! Где ты была все это время? Использовала других мужиков? Так чего ж не хватало-то, мразь?! Чего?!! – она перешла почти на визг. Каждое слово будто выпрыгивало из   ее напряженного худощавого тела, заставляя его содрогаться. – Ты отняла у меня самое дорогое, сука! Дважды!!! И я ненавижу тебя! Ненавижу!!!
 
 Я смотрела в ее стеклянные глаза, не отрываясь. Я была уверена, что  стоит сейчас сделать хоть одно резкое движение, и она вцепится в меня своими нарощенными когтями алого цвета. Я это знала. Слишком уж зашкаливала степень истерии на данный момент. И перебить ее могла только пауза. И только жесткий контроль проступающих эмоций.
Взгляд. Молчание. Ни движения на мимике лица. Только взгляд и молчание. А внутри что-то слабо трепещется.  Где-то по-женски я ее понимала, где-то даже жалела. Ведь она была слабенькая и просто хотела иметь то, что хотела по каким бы то ни было причинам. И она  слабела с каждой минутой и прямо на моих глазах.
 
 Жалость - самое низкое проявление чувств, как я говорила. Но мне все же было ее жаль.
Я чуть выпрямилась вперед и тихо, будто выпустив  с натянутой тетивы стрелу, произнесла: - Что же ты не сберегла тогда это свое «самое дорогое»?
Она вздрогнула как от кроткого удара.

- Может, потому что забыла поинтересоваться, были ли у твоего «самого дорого» аналогичные планы по поводу вашей совместной жизни? – продолжила я, набирая тональности в голос. - Что помимо твоего желания существует еще  и другая сторона имеющая свои, не отвечающие твоим взаимностью. Такое случается, - это  жизнь. И ты не думала предположить, что у нас могут быть чувства? Не думала? Ну как же, любить ведь у нас умеешь только ты. Поэтому и ребенка пытаешься использовать, как последнюю попытку его привязать, опять же, от большой любви в обоим, не так ли? Но надо отдать тебе должное, пацан у вас получился потрясающий.
 
 Я входила в кураж, каждое слово, будто вбивая в ее нестабильное сознание. И они ржавыми гвоздями входили все глубже, сквозь напыщенную агрессию,  наигранную ненависть и разыгравшуюся злость. Обиды вообще лучше наносить все сразу и скопом, тогда они не успевают распробоваться, оставляя только  потерянность в выпученных глазах и жалость. Ее жалость к самой себе.

- Знаешь, эгоизма вообще в этой жизни никому не занимать,- продолжала я, уже немного смягчив натиск. – Просто есть адекватный, а есть воспаленный. И порой, чтоб найти ответ своему вселенскому несчастью достаточно заглянуть дальше собственного носа. Но это так сложно и так просто одновременно, понимаю. Но можно вопрос? Что ты собиралась сделать, чтоб доставить себе удовольствие упоением моей болью? Что именно?
 
Она молчала. Лишь смотрящие уже куда-то сквозь меня глаза судорожно делали схлопывающиеся движения веками.

- Мне просто интересно. Что? – надавливала я, давая понять, что все же жду ответа.

- Я уже это сделала…
Ее взгляд медленно переполз из необследованного пространства на меня. Секундная задержка, и будто в замедленной съемке, она поднимается из-за стола и, покачиваясь, выходит из  заведения.
 Очень интересно. Безумно, я бы даже сказала. Какой выходки можно было ожидать от этой полоумной истерички, оставалось только догадываться. Или ждать отголоска его проявления. Сюрпризы. Всюду сюрпризы. Я уже начинаю их ненавидеть. Ровно, как и  чье-то прошлое, когда оно начинает затирать мое будущее…
                *
Ох, уж мне эти отголоски чужой семейной жизни! Понасрут друг другу в души под аффектом собственной глупости и гордыни, обвинят весь белый свет, а потом с этим веществом, да в новые отношения, а оно, как известно, не тонет. Спускайте за собой, господа, так и хочется сказать особо усердным товарищам. Пользуйтесь ершиком, на худой конец, если ваши результаты превысили все возможные ожидания. Но берегите Свет, иначе он близок стать коричневым, а не белым. Потому что жизнь слишком коротка для нелюбимых людей, а брак в ней – это деликатес, понятный и ценный лишь настоящим гурманам, единицам потому, как этот деликатес он и на завтрак, и на обед и на ужин. Здесь нужен особый подход, изобретательность и умеренность: тем, что обожаешь, тоже можно обожраться до тошноты. И какими бы мощным ни было ваше чувство, рано или поздно наступает такой момент, когда вы говорите «люблю», и забываете бриться или вымыть голову, по привычке целуясь за завтраком в щеку. В такие моменты начинает тянуть из-за угла могильным холодом, потому как, разом убить отношения, - это не самое страшное. Куда страшнее безучастно стоять в стороне, пока их убивает время. Просто читать газету или сидеть в соц сети. Так чаще всего и случается.
                ***
– Смени пластинку, Эдик. Я проделала всю эту работу не для того, чтобы слышать сейчас, что наши планы рушатся в тартарары. Выкладывай все как есть и не будь настолько самонадеянным,- тот факт, что ты мне явно многое не договариваешь написан у тебя на лбу. – Я злилась где-то за пределами маски невозмутимости. Вся эта затянувшаяся канитель начинала утомлять и настораживать. Дело изначально предполагало быть «очередным», и я выезжала с четко поставленной миссией, – охмурить  одного товарища, по дороге захватив себе в доносчики его подданного «оруженосца», и по совместительству лютого завистника. Информация об объекте как всегда была минимальна, а он предположительно был информирован обо мне гораздо лучше, чем  мог умело воспользоваться. Здесь-то как раз отлично пригождался его ярый ненавистник в качестве рабочего органа, только вот беда, предел прочности энного я рассчитала явно с завышенным коэффициентом.
 
- И это вовсе не от того, что ты не можешь владеть собой, просто ты на пределе находишься. Еще чуть-чуть, и ты сорвешься, а тебе, судя по всему, нельзя. Кое-кто не обрадуется, не так ли?

– Кое-кто, – глухо повторила он,– да. Он не обрадуется. Сволочь. Он никогда ничему не радуется. Просто не умеет.
Эдик прикрыл глаза, запрокидывая голову на спинку массивного кресла. Он был жалок.
Мужчина с закрытыми глазами, - лишь наполовину мужчина. Это был тот самый случай, а мерзкая узкая бородка выглядела сейчас еще более омерзительной.

 -Знаешь, – он тяжело вздохнул, – если ты спрашиваешь просто так, из любопытства, я расскажу... Без деталей.

– А если не просто из любопытства? Если мне нужна информация в полном ее виде, с именами и подробностями, что тогда? – он послан мне во испытание, не иначе. Скользкая тварь никогда не выскажет в глаза и сотой части того, что думает, и, впитав свое двуличие с молоком матери, всячески пытался преподнести сейчас свое личное скудоумие как широкий жест души.

Если человек гондон, то и отношения с ним, как факт, будут натянутые, даже взаимовыгодные!

- Мы с тобою не на рынке, Эдик.  Или кто-то другой уже широким жестом души пополнил все твои счета… «чтоб ты пожил еще какое-то время, служа своим прихотям, не оставив на земле никакого следа, и мерзкое рыло твое забудется на следующий же день после надгробной плиты ? » - продолжила я мысленно, сдерживая повторную волну ярости.

- Ты зациклилась на счетах?  Почему тебя так волнуют мои деньги? – он приоткрыл глаза и слащаво ухмыльнулся.

- Деньги меня не волнуют, они меня успокаивают, прежде всего, – я сделала пару глубоких вдохов и произнесла как можно мягче. – И уж тем более, не твои. А вот останавливаться на полпути уже начатого дела, по меньшей мере, глуповато и трусовато, что с тобой у меня никак не ассоциируется.

Лицемерие - самая любимая и безотказная моя игрушка, ныне обитающая под красивым западным названием коммуникативность. Суть же не реформировалась ни сколько: начните говорить людям правду и меньше, чем за неделю вас выдавят за пределы социума, а то и по судам затаскаю на американский манер.  Однако, какое  другое оружие может быть там, где разум им уже не является? Я вынуждена была уповать на личную заинтересованность, продолжая пылить в глаза, а качественное опыление не производится без четкого контроля над ситуацией,  поэтому спокойствие, или «trankilla, baby», как говорят доминиканцы. «Trankilla», говорила я сама себе, лицезрея физиономию, которую так и тянуло приложить виском об угол стола. Не стоит обольщаться , спокойствие - не слабость. В любой момент я могу, без лишних слов и телодвижений, выбить вам челюсть, затем бережно улыбнуться идеально накрашенными губами и вызвать вам «Скорую». Недаром  ведь,  говорят, что некоторые люди существуют лишь благодаря тому, что застрелить их просто противозаконно, однако с законом в отличие от таких людей всегда можно договориться.

 Я крутила бокал, чтоб хоть чем-то занять руки и аккуратно осматривалась по сторонам. Несмотря на то, что зал ресторанчика, в котором мы частенько встречались для подобного обсуждения деталей и подробностей  был как всегда полупуст  и,  свободных мест имелось предостаточно, на пустующем столике по соседству я  заметила табличку «Зарезервировано», -  везде этот прием - мертвые души, чего ни коснись…
- Между бедными и богатыми всегда будет бездна, малышка, - выдал вдруг он, потянувшись за сигаретами. – Каждый изначально рождается либо по ту, либо по другую ее сторону, и что бы ты ни пыталась предпринять, пересечь эту бездну практически невозможно, так что не тешь себя иллюзиями, ведь дело здесь совершенно не в остановках на полпути, да и не в пути вовсе. Мне только одно интересно, - продолжил он, жестом указав официантке принести зажигалку, демонстративно не найдя ее по своим карманам, - откуда ты взялась вообще, такая деятельная?
Тебе интересно, кто я. Так это же замечательно. Таким как ты далековато до чтения автобиографии по глазам, как ни крути, однако сам факт того, что этот интерес вдруг возник, непроизвольно настораживал. Никогда доселе даже опытный интриган, страдающий хронической болезнью всех негодяев, - подозрительностью, видел во мне лишь выскочку, занимающуюся отчаянными, а временами опасными выходками среди восприимчивых к своим идеям пухлых и невежественных «кошелечков». И этот нынешний поворот диалога заставил меня непроизвольно собраться

- Оттуда, Эдик. А где была,- там уж нет. – Продолжила я в слегка дерзкой форме. – И в одном ты абсолютно прав, - все мы находимся за чертой бедности, только по разные стороны, но раз бедняки умираю, значит, богатые имеют право на жизнь.  А мне с определенного момента стало как-то приемлемее иметь, все то, что я люблю, а не довольствоваться лишь тем, что имею.  Я не формалистка, Эдик, просто везде есть правила. И не качай головой. Встретив меня, ты встал на свой единственно правильный путь, и если все сделать правильно, ты будешь идти по нему еще много лет. «А если сейчас оставишь все как есть, то за твою жизнь не дадут и арбузной корки.» - продолжила я уже мысленно. - И потом, по статистике ежедневно шестьдесят пять людей становятся миллионерами, и не знаю, как тебе, но мне эта мысль безумно не дает покоя.

– Ты говоришь так-то странно. - Он ответил не сразу.

- Мне нужно имя твоей «сволочи», Эдик, и все о нем, если ты до их пор не понимаешь. «Мне-то оно известно, просто я хочу, чтобы ты сам произнес его вслух», – подумала я. - Просто имя, и можешь смело отваливать, если кишка твоя тонка настолько. «Потерянных не ищут, как известно, печальных не хотят…»

 Тем временем столик, пустовавший возле нас, расположившись лицом к окну, и к нам спиной соответственно, занял крупный мужчина лет сорока пяти в добротном костюме, белой сорочке и с шейным платком, заколотым бриллиантовой булавкою. За считанные минуты он умудрился опрокинуть в себя три рюмки коньяку и изрядно выразиться в адрес официантки чистейшим исконно-русским. Что-то в голосе этого сквернослова мне показалось знакомым, я рискнула отыскать его лицо в отражение окна и задержать на нем  взгляд чуть дольше положенного.  Мне не пришлось долго трудиться, так как он  сам зафиксировался на мне,  подтверждая его едва заметным кивком. 

 Выстрел прогремел отдаленно и очень внезапно. Звук его, казалось бы, оглушительный в условиях естественной тишины, был больше похож на громкий хлопок, поглощенный уличным шумом и толщиной витринного стекла. Секундное замешательство, резкое движение где-то сбоку, отразившееся  в непроизвольно расширенных глазах, и что-то объемное повалило меня навзничь вместе со стулом, плотно накрывая собой.  Раздался звон, затем глухой стук, и что-то массивное и безжизненное тяжело рухнуло на пол. Сквозь зазор согнутой в локте руки моего живого панциря я разглядела в нем тело Эдика, распластавшегося  возле стола аналогично мне, с той лишь разницей, что в голове его теперь засела пуля.
 «Вот тебе и ценность человеческой жизни.» – подумалось мне, прежде, чем меня не менее  оперативно сгребли с пола, и убедившись в моей целостности, упаковали в глухо тонированный и, не усомнюсь, бронированный  транспорт с милицейскими номерами.  – «Ценность ценна только если ее действительно ценят….»

                ***

 - Его убрали не случайно, девочка моя. Люди, владеющие подобной информацией, своей смертью не умирают. Мы же подобрались достаточно близко, и кому- то это слишком не выгодно.

- Кому, Рамир? – он дожидался меня в офисе, несмотря на глубокий ночной час, сюда же меня и привезли сразу с места происшествия. Чьих были те люди, выдернувшие меня из пекла событий, не давало ни малейших  сомнений, как только меня погрузили в автомобиль.

- Это мы пока как раз и выясняем. – он выглядел туманно задумчивым и слегка взволнованным. – Не  вяжется здесь очень многое, Лерочка. Вот, не вяжется, хоть ты тресни..

- Он был очень странным при нашей беседе, - я попыталась отыскать хоть какую-то привязку, способную обосновать ситуацию, разом и полностью переломившую все то, что так скрупулёзно выстраивалось ранее. – Более того, он явно не собирался выдавать мне то, ради чего осуществлялась эта встреча. Я не успела его прощупать, но было ясно, что он играет уже не по правилам. Что могло послужить столь резкой причиной? Утечки произойти не могло, - вы же глаз с него не сводили?
- В том-то и дело. Этот товарищ был под наблюдением двадцать пять часов в сутки, восемь дней в неделю, - он и посрать-то без нашего невидимого присутствия не мог, прости за детали, не то, чтобы что-нибудь сотворить. Поэтому, мне очень не нравится, как складывается общий фон. Плохая музыка околдовывает душу, она ее убивает, а кто-то в этой партии явно фальшивит.
- Рам, эта партия слегка затянулась, ты ни находишь? – я ерзала на гостевом диване, наконец, скинув туфли и, силясь найти себе комфортное положение. Безуспешно. - Ни в этом ли еще и причина возникающих сложностей? Мы растянули процесс, и возможно сами упускаем какие-то незначительные на первый взгляд нотки, не потому, что теряем слух, скорее они просто от массовости сами сливаются в унисон. Мы были в полушаге до завершения операции, а какой-то гондон, прости за резкость, от которого вообще по сути ничего не зависело, умудрился обделать все одним своим тщедушным поступком, который, как выясняется, мы даже вычислить не можем. Где эта деталь? Все завязано на самых незначительных деталях, а детали по определению незначительными быть не могут, ты всегда мне об этом говорил. Однако выжидать сейчас, это равносильно снова принять их правила и  подарить преимущество. О своевременности продвижения к поставленной цели можно смело забыть в таком случае.
- Выждем, пока они сами допустят ошибку на своем же поле.  Не стоит поддаваться  эмоциям, - войны не избежать, а преимущество утратишь.
- Вернее, его остатки, ты хотел сказать, – я заводилась, – потому, что не было у нас никакого преимущества. Все сплошь наблюдения и отсчеты. Сорвем мы все к чертовой матери, таким образом. Мне нужно самой выходить на наш объект напрямую. Я же, вроде как, не в курсе, что произошло, контракт подписан, съемки состоятся, а там уж на месте будем разбираться, тылы вы мне усилите, раз уж на то пошло, но мне нужно там быть, Рам, ты же понимаешь, что нужно.

- Нет, не понимаю... – он мерил шагами свой кабинет, барабаня сцепленными друг о друга пальцами за спиной и, не реагировал на мою конфронтацию.

- С другой стороны, даже, если наш «тепленький» вел все это время двойную игру, каков смысл тогда совершенного на него покушения? Каков мотив со стороны оппозиции? – логическое мышление уже явно осталось где-то во вчерашнем дне, а методы дедукции незаметно потушили свет. При падение я все же, наверное, повредила голову…

- Это покушение было организованно не на него, Лера, – разрезал вдруг тишину, а вместе с ней мои заплутавшие мысли голос наставника.

- Не на него?

- Не на него…

- А на того тогда?

- На тебя. - Рамир повернулся, наконец, в мою сторону и говорил теперь, глядя в глаза . - Ребята в последний момент среагировали на ситуацию, я едва успел выслать агента, чтоб не превращать это дело в общественную шумиху. Олегу надо отдать должное, сработал он безупречно. Тем не менее, я не могу сейчас так рисковать, пока ни докопаюсь до истины. Мы где-то сильно облажались, - продолжил он, снизив голос и заметно осунувшись, -  поэтому я приостанавливаю операцию и какие-либо действия, пока не получу дальнейшие инструкции по делу. Тебе же, в  свою очередь необходимо скрыться, испарись куда-нибудь, поезжай в отпуск под хорошим предлогом, при этом старайся быть начеку и как можно тише. Я свяжусь с тобой, как  только в этом возникнет необходимость. Все. Выполняй…

                ***
 
 Босиком, говорят, ходить полезно. На цыпочках я пробиралась из его ванной к входной двери, оставляя на ламинате следы мокрых стоп. А ведь, не поспоришь, - я когда утром в туфлях просыпаюсь, потом весь день болит голова. Туфли сейчас я держала на пальцах  руки, вместе с перекинутыми через предплечье сумкой, стараясь как можно тише отпереть замом  входной двери и неслышно переступить порог. Обувалась я уже в лестничном проеме, чувствуя, как холод кафеля начинает тянуть хронически уставшие мышцы икр.  Голова побаливала, и явно по другой причине, нежели тесные туфли…
 
 С улицы пахнула тяжелой влажностью, солнце едва просачивалось сквозь монотонную серость в попытке обозначить новый день. Город только начинал просыпаться, постепенно наполняясь новыми деталями шума и движения. С низкого неба упали первые дождинки, и я подняла воротник, чтобы не налило за шиворот, хотя какая, впрочем, разница, даже если и нальет?
 Через минуту я стояла на краю дороги, подставляя лицо усиливающемуся дождю.
 
«Почему мне никогда не хватало смелости  не сомневаться во всем. Почему? Ни разу! Ни разу я не позволила себе сказать : это – самое лучшее, потому что я это выбрала. И этого больше, чем достаточно! Нет, же! Я всегда находила какие-то подвохи и отголоски несовершенства, больше всего опасаясь, что принимаю желаемое за действительное, и все то, чего мне хотелось бы больше всего на свете совсем не является тем,  что есть на самом деле. Но я умоляю тебя! Покажите мне хоть что-нибудь в этом мире, что действительно есть то, чем кажется. И не нужно меня жалеть. Ненавижу, это лицемерие. Лучше ненавидьте меня, - это, по крайней мере, честнее. И я не злюсь. И мне не грустно. Я просто давно уже ничего не чувствую. И пусть я обещала себе устраивать свою жизнь до тех пор, пока она сама ни начнет  меня устраивать, я от своих слов не отказываюсь. Все будет, и он, и домик на острове, и успех во всем его понимание, - в этом ****ском мире можно сделать толк, по крайней мере, попытаться, иначе какой в нем еще интерес.
Просто самый сложный вопрос всегда это, заново или новое. И наступает такой пик неопределенности, когда она начинает раздражать на физическом уровне, как зубная боль или хроническая мигрень. От нее хочется разом избавиться, убежать. Я избрала второй способ.  Не потому, что ищу легкости, просто порой бывает очень сложно.

« Буду цветных бабочек ловить сетью переженных нервов»,  что мне еще остается…
Называйте меня «тыковкой», - на данный момент я, – явный овощ.
 
 Сзади вдруг послышались чьи-то быстрые, легкие шаги, я обернулась не сразу.  Он бежал, не окликая, зная, видимо, что обязательно догонит. За пару десятков шагов он остановился, улыбнулся, и развел руки, как бы приглашая меня в свои объятья. В тот момент я мысленно поприветствовала свои глюки, проглотила капли, ручьями стекающие в приоткрытые губы и окончательно сломалась. Я сорвалась с места, добежала и уткнулась ему в грудь.
 
– Зачем ты ушла? - Он гладил меня по голове, а я все сильнее прижималась к его футболке местами промокшей от моих волос, и молчала. - Ты думала, я не замечу?
Я пожимала плечами в ответ: - Я не знаю.
 
– А ты бы вернулась потом?
Я мотнул головой.
 
– Глупая. Чего ты боишься?
 
- Я боюсь, что однажды проснувшись очередным таким утром, нам просто нечего будет друг другу сказать. Может, потому, что все эти ночные  вспышки эмоций вместе с ней же вместе и умирают с рассветом, а нас больше так ничего и не связывает.  – Я подняла на него глаза, и без того переполненные воды, так что скрывать уже было нечего. - Я безумно боюсь, что однажды смогу заглянуть тебе в душу и не найду там  хотя бы отражение себя. Потому что я не знаю, как жить, Игорь. Прости, но у меня нет к ней инструкции. Нет смысла ни в чем, я не знаю больше, зачем и что я делаю. Одного только очень хочу, что б возле тебя был, по истине, стоящий человек, который будет смотреть на тебя также, как я, который будет любить тебя так же, как я, с которым тебе будет действительно хорошо. Поэтому я больше тебя не держу, пытаюсь не держать, и очень прошу, пообещай мне, что как бы там ни сложилось, как бы ни было, ты будешь счастливым человеком, самым счастливым! Пообещай мне, слышишь?
 
 Эти слова уже прорывались сквозь слезы, сопли и дождь. Он стоял, все также прижимая меня за талию и, не прекращая гладить по растрепанным волосам. Он лукаво смотрел на меня и чуть заметно улыбался:
– Тогда правильно, что я тебя догнал.
 
«Домой» он занес меня на руках спящую. Будить не пытался, потому что в этот раз я не притворялась, а действительно спала. Он уложил меня на кровать в спальне, аккуратно стянув мокрую одежду, и задернув плотнее шторы, вышел и тихо прикрыл за собой дверь. Когда я очнулась, не помню, - полумрак царивший в комнате не давал ориентироваться во времени. Помню лишь, что засыпала немного в иных обстоятельствах и, что жутко хотелось принять горячий душ. Выходя из ванны в противоположную дверь и кутаясь в белый махровый халат характерный своей безразмерностью любым отельным номерам, я обнаружила  его, сидящим в кресле напротив окна и небрежно листающим что-то на экране i-pad. Тихонько я обогнула разделяющий нас круглый столик с нетронутыми, будто ожидающими кого-то кофейником, чашками и различными вкусностями в плетеных корзинках, и присела на подлокотник его кресла.
 
- Доброе утро, если так можно сказать, – улыбнулся он, не отрывая глаз с экрана. -  Кофе будешь?
 
- Буду, – ответила я, щурясь от разгулявшегося солнца в окне.
 
Он поднялся, аккуратно переместив меня на свое место, куда я тут же залезла с ногами. Он разлил кофе по чашкам, одну из которых передал мне в руки. Керамическая емкость приятно обожгла ладони.
 
- Как ты себя чувствуешь?
 
- Очень твоей…- ответила я, обжигая губы и пряча улыбку за краями чашки.
 
                *
 
 В этот же момент запиликал мой мобильник, странным образом, оказавшийся на этом столе и, еще удивительнее заряженным. Звонила мама. Мамы всегда чувствуют, когда звонить.
 
- Где я? – переспросила я, косясь на Игоря.- Мама вытри слезы, а иначе быть беде. Глупые вопросы, что я делаю и где? Пропадаю я, смеюсь и пропадаю я….
 
 И я засмеялась. Слова небезызвестной певицы-шансонье пришлись как нельзя кстати. Песню ведь не обязательно петь, ни голосом, ни душой. Ее можно тихо проговорить, а еще лучше прошептать одними губами. Тихо-тихо, чтоб слышали только самые потаенные уголки его души, в которые  он и себя-то не всегда впускает. А ее впустит. Но только твоими губами. Чувственными и горячими. Только…
 
Мама что-то ответила. Что-то свойственное именно мамам, не имеющего никакого логического обоснования. Им говорить-то, по сути, ничего и не надо, они по одному голосу все понимают сами. А я смеялась ей в трубку, какой еще может быть более весомый аргумент, что я в порядке?
 
Я смеялась, даже когда повесила трубку. Я смеялась до тех пор, пока Игорь ни навис надо мной, уперевшись руками в подлокотники:
 
- Выходи за меня?
 
Я осеклась, прекратила ерзать в кресле и заглянула ему в глаза. Настал мой черед глубоко улыбнуться: - Я же говорила, что поддержку любое твое решение, господин Патанин. Даже самое идиотское. Я согласна.
 
Когда весь мир катится к чертям, должно же оставаться в нем хоть что-то святое.
 
                ***
 
  Он выкрал меня в буквальном смысле этого слова. Просто ворвался в открытые двери, схватил меня на руки и вынес. Никаких тебе глупых выкупов, никаких лишних вопросов и тупых шарад на тему совместимости. Просто вторжение, захват и почти силовое воздействие при погружение меня в машину.
 
  Как все началось, я даже не сообразила. Сначала приехала Жанна, рано приехала, я еще только выползала из душа, в своем лучшем платье – синем полотенце в ромашку. Она что-то бормотала с порога, шуршала пакетами и  раскладывалась  на кухонном столе.
Я не прибегала к услугам парикмахера, - гнездо с искусственными цветами в залаченной голове  не стоили тридцати минут сна, и я бы отдала предпочтение полной естественности, если бы ни ярое желание подруги сотворить на мне очередной ее шедевр, приснившийся ей как раз накануне. Тоже мне, Менделеев!
 
-  Жан, я голову все же  помыла, - заматывая волосы полотенцем, выкрикнула я из ванны. – Так что справляйся, как хочешь!
 
 В ответ мне донеслись непонятные звуки, но судя по нотам, сплошь одобрительные.
Когда я вышла в кухню, она была в полной боевой готовности. Двадцатиминутное жужжание феном, шпильки, неведимки, немного мусса, еще каких-то консистенций из различных разноцветных баночек и… мое отражение в круглом зеркале.
 
 Вот умеет она! Умеет! Легкая чопорность на гране небрежности. Отрытая шея и непослушные пряди, спускающиеся тонкими линиями на обнаженные ключицы. То, что нужно. Без объяснений и глупых репетиций. Она просто знает, что мне нужно. За это я ее и люблю, черт бы ее побрал.
 
Я поймала ее отражение в зеркальце. Улыбалась, засранка, искреннее и глубоко.
Я обернулась через плечо: - Жанк, я сейчас тупость спорю, но… чет я очкую!
 
Она выдержала минуту и засмеялась в голос: - Иди, одевайся, Славик! На свадьбу свою хоть не опоздай!
 
 
 С платьем я справилась быстро. Имитация корсета – великий шаг в эволюции человечества. Как и абсолютная ловкость моей боевой на сегодня подруги. Всегда говорила, что если руки у человека не из жопы и сам он – не говно, все в его жизни будет хорошо. Априори хорошо! Последним штрихом послужила маленькая фата, спадающая частично на левую часть лица. Она не мешала обзору и не нависала, как марлевый полог в борьбе с насекомыми. И в этот сладостный, полный волнения и искреннего счастья момент, который акцентирован ни в одной мыльной опере, разжеван, просмакован и выжат до полнейшего безвкусия, когда невеста, -без пяти минут жена, стоит в подвенечном платье перед напольным зеркалом в полый рост и вглядывается в свое отражение, рядом плачут подружки, умиленные ее красотой и собственной завистью, а на пороге с восхищение и гордостью переживают родители, тайком любуясь на плод из творения, моя дражайшая Жаннетт просто вышла из поля внимания, пока я крутилась у зеркала, раскрыла свою безразмерную трубку, несколько цифр и … последнее, что я успела услышать было : «Можно!»
 Что именно, я так и не успела спросить, потому что в эту же минуту меня буквально повязали в четыре руки люди в масках «крика», (у нас Хеллоувин разве в июле?).  Быстро, технично и отработанно, мешка на голове только не было… хотя его появлению я не удивилась бы тоже,- просто не успела бы. Затем деликатно приподняли над полом и в буквальном смысле вынесли из квартиры. Лифт, подъездная дверь и черный наглухо тонированный Gel;ndewagen, на заднее сидение которого меня заботливо уложили. Последнее, что я видела перед захлопнувшейся задней дверью, это картеж  жениха у подъезда.
 Как мило! Свадьба откладывается, судя по всему, только нас об этом, видимо, забыли проинформировать…
 
 Сказать, что я была в замешательстве, - не сказать ничего, однако, с определенного момента мне стало казать это даже забавным.

- Мы далеко едем-то, ребят?- обратилась я  впереди сидящим.
Ответа не последовало.

- Как бы там ни было, нам в ЗАГС к двум успеть надо. Вы адрес-то знаете?

Игнор продолжался, пока тишину ни разбавили звуки Мендельсона в house обработке и режущий слух визг мигалок, с каждым мгновением звучащий все ближе.

- Мы же это не обсуждали! Вот они, гады! – раздалось вдруг с пассажирского сидения, и что-то до боли знакомое мне показалось в этом голосе.

Я заерзала на сидение с целью принять, как можно более сидящее положение, и заглянула, наконец, в стекло заднего вида. Открывшаяся картина заставила меня усомниться в реальности происходящего. Черное ауди плотно преследовало нас, в сопровождение двух полицейских мотоциклетных картежей с мигалками. Не хватало только стального голоса в рупор: «Черный Гелентваген Мерседес с номерами ….. прижмитесь к обочине. Вы превысили скорость!»
«- Черный Гелентваген Мерседес с номерами х000хх 00 региона, прижмитесь в обочине. Вы украли мою жену!»- услышала я в ответ на свои мысли и чуть не рассмеялась в голос.
Что это за цирк такой? Чья это веселая шутка?!

 Между тем мои похитители не желали ни к кому прижиматься, за исключением нерасторопных водителей на их пути, а лишь все сильнее вдавливали педаль газа. Мы отрывались, но не сильно,- пропасть нам из виду догоняющие уже не давали.
 Резкий поворот отвлек меня от наблюдения за положением преследования, больно встретив боковой рамой мой затылок. Я хотела было выругаться, что товар  хоть и похищен, но сертифицирован и дефект не по вине производителя гарантией не обслуживается, а посему просьба относиться бережнее, как резкий рывок по тормозам оборвал меня на полу мысли. Еще секунда и меня активно перебазировали через какое-то поле в незатейливую деревянную конструкцию на уровне второго этажа с козырьком и прорезанным сквозь доски окошком. Окошко выводило аккурат на то самое поле. Только сейчас я поняла, что оно было пейнтбольное.
 
 Еще секунды и ауди буквально пробуравило  неплотный грунт огороженной площадки. Двери распахнулись синхронно и, четверка молодых людей в костюмах вывалилась как  по команде. Браво, ребята! Браво! Как в лучших криминальных сериалах отечественного кинематографа! Не хватает саундтрека «бригада» на заднем плане – для полноты картинки. А так, просто блеск!
- Ну что? Завершающий этап! Оторвемся по-полной! – раздалось со стороны моих похитителей.

Я обернулась и, наконец, увидела их лица. Это были Вовка с Димкой. Вот гады!!! Знала ведь, что кто-то свои!!!
- Вы совсем обалдели?! – заверещала я, закатываясь смехом.

- Мы тебе еще тогда сказали, что без боя не отдадим…. Мы не просто утрировали! – подмигнул мне Димка и выудил откуда-то из ящика  камуфляжную амуницию.

Безразмерные штаны они натягивали прямо на брюки, куртки – поверх пиджаков, подшлемники, маски и прорезиненные перчатки.
 Только сейчас до меня доперло, что они собирались делать…

- Да, вы спятили!!!

 Он козырнул мне в ответ двумя пальцами и, они оба скрылись на лестнице.
Я тут же обратилась к окну.

 Пять таких же фигур стояли возле ауди с ружьями на перевес. Чей-то неразборчивый голос в рупор, отстрел холостыми в почву и… шоу началось. Я никогда не наблюдала за игрой, играть – играла, но чтоб с такого расстояния, когда поле открывается в максимальном обзоре и каждая фигура, как бы ни сливалась в натянутых брезентах и специально выставленных конструкций виднеется как на ладони, все ее  маневры и перемещения, хлопки и разноцветные сгустки краски на пораженных участках… это зрелище впечатляло.
 Будто компьютерная стратегия в формате  «лайф». А у меня места в партере на данное зрелище.
 Догадываетесь, за кого я болела?
Он был ловок, как всегда и элегантен в своей манере. Волевые сосредоточенные движения, и хоть сотни завуалируй в одинаковые бесформенные одежды и идентичные маски, я узнаю его, узнаю. И по походке тоже!
 А пока я любовалась этой «миссией невыполнимой» в его исполнение и ерзала на стуле в нетерпение от  результата схватки.  В мою честь, кстати! Черт возьми, как же приятно! Черт!!!
 «Не торопись там, милый. Разнеси их  всех к чертям собачьим. Покромсай и выбрось. Я с тобой, ты же знаешь. Даже если ты на весь мир пойдешь войной,  я буду стоять за твоим плечом и тихо подавать патроны. Как обычно. Только вышку не подрывай, - я пока в ней еще, да и лишняя разруха  ни к чему, - платье только мять….»
 
 Вышку он разносить как раз не собирался. Просто внесся в нее, как подорванный, на ходу разбрасываясь амуницией, и хищно улыбаясь,  впился мне в губы. Жадно, остро, бесцеремонно.  Как он умеет, как я люблю.
 Я обхватила его взмокшее лицо руками. Крупные капли стекали  вдоль скул с висков и, острый запах его феромонов тут же ударил мне в голову, с тонкими нотками пряности. Я знаю этот привкус, - это гормон победителя.
 Все правильно, все, как должно быть. Он – завоеватель, я – его трофей. И таким трофеем я согласна быть всю жизнь.
Забирай, гладиатор! Забирай, пока сам не передумал!

 Он подхватил меня на руки и  чинно вынес наружу, ловко балансируя на узких деревянных ступеньках. Народ к тому времени выстроился узким проходом и выдал бесперебойную очередь в воздух, пока мы проносились по этому живому коридору.
 Еще минутное замешательство, и мы уже мчались по свободному субботнему шоссе.  Никаких пошлых лимузинов с куколками на капоте, никаких перекошенных лиц желчных подруг. Водитель или полное его моральное отсутствие, Жанка( где она была все это время, сучка-предательница), мы и hero от friqupment из динамиков, как раз к месту, в настроение и в ситуацию. Мой hero со мной лукаво улыбается своим мыслям и таинственно поглядывает в мою сторону, не выпуская из рук. Так прижимают свое, - и как же приятно быть настолько прижатой.
 
 В ЗАГС мы влетели с десятиминутным опозданием, без свиты и с надетыми кольцами,- мне не нужно чье-то официальное разрешение на носку украшения от любимого человека. Он мне его надел в тот момент, когда счел это необходимым, а это куда важнее, чем стандартные фразы торжественной тетки с красной папкой.

- Да! Да!! Да!!! – выкрикивала я, проскальзывая по гладкому полу  зала регистрации, и демонстративно показывая правую руку.

- И я согласен! – поддерживал Игорь, сопровождая наше буйство аналогичным жестом.

 Не люблю глупые вопросы, поэтому стараюсь их пресечь на корню.
Росписи  не заняли много времени. А вместо бокалов на выходе хотелось разбить что-то посерьезнее… чью-то голову, например. Жаль, что звона должного не получилось бы.
Наши подтянулись, когда мы уже отъезжали от места бракосочетания. Эдакая интересная гонка получается,- поймай молодоженов, если сможешь.
 Визжа покрышками, мы сорвались с места.

 Что там дальше по регламенту положено? Ах, да! Фотосессия. Что ж, устроим шоу. И мы устроили. Берсеневская набережная, известный мост напротив храма Христа Спасителя, по-моему, вполне подходящее место. Началось все со страстных поцелуев на фоне грубоватой текстуры камня конструкции моста, закончилось полуэротическими этюдами на капоте Геллика. Жанка знала свое дело, беспрерывно щелкая затвором, мы же просто наслаждались моментами. Ногу повыше ему на бедро, говорите? Больше прогнуться? И не сдерживать страсти? Да, пожалуйста! Это мой мужчина. И я готова кричать об этом на весь мир! Каждым жестом, каждым взглядом, каждой клеточкой организма я заявляю об этом! Мне нечего скрывать! А невесту-куколку на ладошке жениха оставим для людей с особой формой извращения фантазии. Дай им бог, прожить долго и счастливо по регламенту – как все. У нас же несколько иные планы…


…Мы влетели на парковку аэропорта, визжа тормозами и не отпуская сигналки. Мы и ребята, настигшие-таки нас в процессе фотосъемки жадно целующихся на фоне обшарпанной кирпичной стены, и больше не отстающие, мгновенно выгрузились и переместились под купол здания с крупными буковками «Домодедово». Чемоданная  суета, характерная для подобного рода мест, на мгновение поглотила наше праздное настроение, но тут же вернула его сторицей, как только характерные хлопки разбавили гудящее пространство. Ребята бесновались по полной, вплоть до самого паспортного контроля, на который мы пошли в последних рядах, поглощая игристую жидкость прямо из горла. И прежде, чем переступить заветную линию, оделяющую от  любимой страны, я на секунду обернулась на наших безумцев, спаивающих уже даже девушек в форме, затем рывком метнулась обратно, выхватила практически из чьего-то рта недопитый  «Мондоро», сделала последний глоток  и с довольной ухмылкой «мое счастье не измеряется бокалами», шваркнула бутылку об пол. Зеленые осколки стекла с грохотом разлетелись по светлому кафелю в тот момент, когда я так же стремительно скрылась за терминалом контроллера, впиваясь в любимые губы, и оставляя свое  безумие на попечение девушек в форме и подоспевшей на шум охране.
 
 Регистрацию мы прошли самостоятельно, не имея абсолютно никакого багажа, это не составило никаких трудностей. Спасибо «Трансаэро». Так же как и работникам досмотра багажа. Багажа-то не было, но обувь и металлические  аксессуары все же пришлось сложить в отдельный контейнер и отправить на ленту. Вы видели когда-нибудь невесту в бахилах на босую ногу? Нет? А вот некоторым удалось в тот день. Комичное зрелище, как мне показалось. Впрочем, как и стильный костюм с носками. Правила есть правила. И мы по всем правилам повеселились друг над другом. До объявления о посадке мы были центром внимания, незримо прогуливаясь между магазинами duty free и отделениями общепит. Мы честно старались не привлекать к себе внимания, но разве это возможно двум гармоничным источающим позитивные флюиды людям. Это не скромно и практически нереально. Люди слишком истощены до счастья, поэтому они инстинктивно тянутся к его источнику, как мотыльки на свет, но не могут возле него задержаться. Единственный их способ,-  это глазами ухватывать выпавшие на их долю искорки и не задерживать движение. И это правильно: пролетайте, мотыльки, пролетайте. Источник света удаляется на посадку.
 
 Пара-другая необходимых формальностей и мы расположилась на своих местах. Должна отметить, дамы и господа, что сидеть в кресле, пусть и бизнес класса, в корсетном платье – занятие не из удобнейших. Мое Счастье в костюме, пусть и уже без верхней части, чувствовал себя в этом отношение все же комфортнее.
 
 После взлета стюардесса принесла нам ... как вы думаете, что? Правильно шампанское! Эдакий комплимент от транспортной компании. Бутылка была обвязана светлой ленточкой с надписью счастья и томилась в металлическом ведерке с выгравированными спаренными кольцами. Что тут еще сказать: кто-то об этом позаботился. Пить уже не хотелось. Начатое пригубление с самого утра сказывалось, да и много ли нам с ним надо...

 Спустя минут двадцать после набора высоты я отключилась, обхватив и уткнувшись в его руку. Судя по родному сопению мне в щеку, он закимарил тоже. Пробуждение пришло оттого, что в перекрученном корсете дышать не совсем удобно и самолет изрядно потряхивало. Турбулентность была не сильной, но достаточной, чтоб вытрясти остатки сонной пелены. Безумно хотелось снять прицепленную к волосам имитацию фаты, но сделать это означало разрушить всю праздничную конструкцию на голове. Условий для этого пока не было,- придется потерпеть. Я скинула туфли и, поджав ноги под себя, снова попыталась уснуть. Наверное, получилось, раз за оставшееся время полета я могла  вспомнить только поцелуй в весок и, аккуратное прикосновение стюардессы к плечу с просьбой пристегнуть ремень.

По прилету нас встречал представитель турфирмы, но не с привычной табличкой одноименной компании, а с плакатом «just merried» и двумя воздушными шарами в виде сердец, витающими над стойкой. Чья-то рука приложилась и здесь. Пока никаких предположений.  Это даже уже интересно…

  Нас посадили в автомобиль, опять же легко узнаваемый на парковке из-за элементов торжественной атрибутики и стремглав умчали в направление забронированного кусочка рая. Сопровождающий, назовем его так, молодой человек лет двадцати пяти улыбчиво поздравил нас и любезно нарек себя обязательствами доставить нас до места нашего неземного пребывания. О конкретном месте опять ни слова. Сплошные чекисты кругом, черт возьми. Что ж...

 Отель появился на горизонте, как некий оазис: резко, быстро и основательно. Только при приближении я заметила, что эти яркие точки - это люди. Люди в местных колоритных одеяниях приветствовали нас, разбрасывая лепестки цветов, рис и монетки. Было и неожиданно, и приятно, но  больно уж смахивало на сговор.

На ресепшене мы еще раз прослушали поздравление и незамедлительно проследовали за провожающим к нашему домику. Когда мы зашли в бунгало, меня на мгновение хватил ступор. Даже, несмотря на утомление с перелета и рано начавшегося дня, эмоции захлестнули в полной мере. Потому что то, что открылось перед нашими глазами, было воистину потрясающим. Это было нечто не воображаемое и, уж тем более, никак не ожидаемое в рамках предложенной ситуации.
Это было... это была кровать. Да, просто кровать, но круглая и размером во все это бунгало. Белоснежная, под натянутой под потолок вуалью и усыпанная лепестками лиловых цветов.
 Мы с минуту стояли как вкопанные, затем переглянулись и, собравшись было с мыслями, обнаружили, что сопровождающего и след простыл. Еще спустя мгновение мы прыгали на этой кровати, раскидывая вокруг все ее содержимое, в тот же момент ко всем чертям полетела фата и волосяной шедевр на моей голове. Следом отправилось и платье. Мы как два придурка, вместо того, чтоб использовать по назначению этот предмет интерьера, сигали на нем, чуть ни сшибая друг друга и безмятежно смеясь, до тех пор, пока замертво ни  повалились друг на друга.

 - Ты знаешь, а по-моему неплохая свадьба получается,- выдала я, удовлетворенно выдыхая.
- Угу , - лениво отозвалось мне в ответ.

 Каждый окунулся в свои мысли на этот счет. Не берусь предполагать об их аналогичности, все-таки, мальчики и девочки по-разному все это видят, но в окончание мыслительного процесса мы показали верх согласия,- мы отключились.

               


                ***
 Утро ворвалось ласковым рассветом, просачивающимся сквозь широкие пальмовые лапы и тонкое плетение крыши домика. Который был час, оставалось догадываться, но судя по прозрачной легкости, витающей в воздухе и лазурной тишине, он был не поздний. Я приподнялась на локтях, восстанавливая картинку вчерашнего. Хоть голова и кружилась немного, это было не сложно. Тонкий запах океана манил, еще больше это делал его шум, но втройне сводило с ума то, что я видела его, откинув голову назад, видела в шаговой  досягаемости сквозь плетеную стенку бунгало, сквозь живую растительность и вуаль неосознанности. Это от него дурманилось в голове, от одного его вида, - никакой алкоголь здесь и рядом не стоял. Никакой.

Я аккуратно высвободилась из-под его теплых рук, запутанных в полу надетой рубашке, вылезла, наконец, из корсета и прямо в нижнем белье – купальника-то у меня нет и не было, если помните,- бесшумно выскользнула из домика. Это было утро, раннее еще прозрачное утро, но с теплым песком мелким-мелким словно мука и белым аналогично этому продукту. Вокруг никого не было и, не потревоженная еще людским присутствием природа пробуждалась для нового дня. Нового  дня в чьем-то отпуске, нового дня чьих-то забот или нового дня моей новой жизни. С новой фамилией, новым украшением постоянной носки и новым статусом. Ха, звучит как назначение на новую должность. Что ж, с повышением тебя, В.М. ! И идиотская улыбка эхом отзывается на приятные спазмы внизу живота. Дети называют это щенячьим восторгом, я,- просто счастьем, которое хочется прокричать всему миру. Океан встретил меня теплой прохладой.

Обратно я вернулась минут через сорок. В мокром белом нижнем белье с мокрыми спадающими отдельными прядями волосами, с которых щекотливо срывались капли воды и игриво сползали по телу каждый в своей траектории, я появилась в дверном, если его можно так назвать, проеме домика. Игорь уже в бодрствующем состояние распластался  по центру кровати и задумчиво крутил мою подвязку в руках. Я на секунду замерла, любуясь создавшейся картиной, - все-таки, за мужчиной, изучающим женские штучки можно наблюдать долго и обязательно с умилением. И этих минут было достаточно, чтобы он перевел глаза на мой возникший силуэт и, прищурившись, улыбнулся:

-  Доброе утро, жена.- поприветствовал он и внутри у меня что то екнуло. Где-то в области диафрагмы и волной поднялось наверх.

 Я медленно приблизилась к нему, поставив захваченный  с пляжа раскрытый кокос на прикроватную тумбочку, нарочито наступила коленом в пространство между его широко расставленных ног, проползла вдоль тела и почти в плотную приблизилась губами к его губам. В такие моменты между нами было тесно всему, только наше горячее дыхание находило себе там место и нарастающее желание слить их воедино.

- Скажи еще раз,- произнесла я почти касаясь его губ.

Он вновь улыбнулся:  - Жена. Жена!  Моя жена!!!

Это было наше первое брачное утро. Никогда не понимала, чем это время суток уступает ночи? По-моему, так ничем...

 К завтраку мы не вышли, так же как и к обеду и к ужину. На протяжение всего дня самые яркие блюда местной кухни нам приносили к домику. Кто-то явно незримо сопровождал нас и на отдыхе. На все расспросы Игорь так и не раскололся, лишь делал вид, что сам в шоке. А может и не делал, - так или иначе это раскроется позже.  Трапезные тарелки мы обнаружили лишь под вечер, так как весь день почти провели на пляже. Ближе к ночи мое оголодавшее счастье заставило-таки вылезти в люди.

 Выбранное мной платье оказалось поистине многофункциональной и удобнейшей вещью,- одетое на абсолютно голое тело ( белье выполняющее роль купальника оставалось еще мокрым, а сухость и комфорт, как известно, превыше всего) оно нисколько ни умиляло моего внешнего вида, а художественно растрепанные волосы океанским бризом придали естественности. Ужин состоялся на веранде уровня пятого этажа с видом на океан и яркую россыпь низких звезд. И, конечно же, при свечах. Банально? Зато, как красиво! Классика никогда не выходит из моды, вам ли ни знать…


                ***

 К концу третьего дня, вернувшись морской прогулки, мы не сразу, но обнаружили белый конверт с золотым теснением, скромно лежащий по центру кровати. Это было приглашение. Приглашение на национальную вечеринку, предполагающую обилие местного колорита, море текиллы и всех выходящих оттуда последствий. Обещало быть беспредельно, но весело. Стоило ли пропускать такую заманчивую возможность?
 И слившись с типичным монолитом туристов (к тому времени мы уже успели обзавестись надлежащей одеждой на местном базаре), в обозначенное время мы пересекли визуальную территорию танцплощадки. Народ уже собирался в должном количестве, чтоб вновь пришедшие не тратили время на стеснительное шнырянье по углам, а чувствовали себя  «одними из» и тут же перенимали нарастающее настроение, которое так быстро брали под свой контроль курсирующие сквозь толпу текильщицы.
 
 Мы решили не спеша осмотреться и расположились в баре под плетеным навесом.
Всюду цветы, венки, ленты,  загорелые сочные тела, пышные бюсты, гитары, снова цветы, снова ленты  и хороводы. У меня пестрело в глазах. Картинка мельтешила, я боялась потерять его руку, но веселящие толпы в какой-то момент разъединили  наш замок. Я отчаянно пыталась найти его глазами, оборачиваясь через плечо, пока меня не увлекли в какой-то хоровод. Меня хватали за руки, вели за собой под вереницей рук, снова хватали. Это было весело. Как-то суетливо,  шумно, гамно и весело. Так же внезапно мы столкнулись с ним вновь. Он  потерянно озирался, не спуская улыбки с губ ( видимо у меня было такое же нелепое выражение), только еще и с венком на шее. Такой смешной, такой потерянный, такой…. Мой. Я устремилась к нему, но в двух шагах меня снова перехватили чьи-то смуглые руки и закружили в танец. Они все что-то кричали. Viva… aloxa…amora…rosa….

Я понятия не имела, о чем они говорят, время от времени только улавливала наши с ним имена, но энергетика людей была настолько позитивной, настолько захлестывающей и заводной, что не приходилось вслушиваться в суть. Я была пьяная то ли от настроения, то ли от текиллы, льющейся отовсюду рекой, то ли от его  глаз. Я не знаю, мне просто было неописуемо хорошо от того, что все эти люди, совершенно незнакомые люди празднуют сейчас наш праздник, день нас двоих, день, когда мы решили запломбировать наше Вместе, и делают это настолько открыто, настолько искренне и настолько от души. Мне хотелось, и смеяться, и плакать одновременно. Меня переполняло буйство эмоций. Мне хотелось кричать на весь мир об этом, о том, как я люблю его, как я люблю жизнь, и как люблю их обоих вместе, пока не начну задыхаться.
Какая я, все-таки, типично безнадежная влюбленная женщина….


                ***

 Люди любят консервировать время. Чего скрывать, и я не прохожу среди них в последних рядах . Потратить несколько часов в замкнутом пространстве,  что б на выходе спустя какое-то время получить замороженные мгновения на память, - это дорогого стоит. Корячиться в неудобных позах, выносить утомляющий процесс подготовки визажа, прически, работы стилиста, молча отбрасывать их творческие капризы и недовольства, вызванные обострением собственной значимости, чтоб, в смонтированном прямо на тебе одеяние из английских булавок, которые не упустят возможность впиявиться непременно в одно из укромных мест, под толстым слоем профессиональной косметики и ослепляющим с каждой вспышкой осветительным прибором, стоять на сером фоне и вживаться в роль. Всего лишь роль, но кто из нас не видит себя в этот момент, как минимум Кейт Мосс или Джейсоном Стеттемом?

 Все мы стараемся казаться не теми, кто есть на самом деле. Окончательно и осознано. А на выходе лишь грамотный  набор пикселей. Замороженные картинки жизни.
 Все как в реальности. Не так ли? Театр в мыслях, порнография в душе, бордель в подсознание. А на выходе лишь стоп-картинка. Не так ли мы все живем, господа? 

 Люди убеждают себя, что у них есть  проблемы. Они нужны им. Жизненно нужны. Они готовы поверить в любую ересь, выдумывать  недоброжелателей, болезни, маньяков, даже привидения сгодятся,  что бы хоть самому себе подтвердить, что в их жизни тоже происходит что-то волнующее, что-то необычное. И насладиться этим в полной мере своей фантазии. А когда фантазия заканчивается и все проходит, - остается лишь картинка. Просто картинка…

…Он и она. Сидят. Он на постели, она на нем, обхватив его ногами  за торс. Рельефные жилистые руки с проступившими от напряжения венами крепко и трепетно продолжают ее выточенные изгибы тела. Чуть влажного и непременно горячего. Он и она. Та самая картинка, которую каждый с придыханием рисует себе с надеждой оказаться однажды главным действующим персонажем  в подобной, ищет ее в реальности, пытается воплотить, находит, теряет, находит вновь, со злобным оскалом по свету рыщет…. Любовь. Любовь! Любовь…
Он и она. Оба далеки от идеалов. Оба смущенные и искушенные. Оба до сих пор робкие и нетерпеливые. Оба немного жадные и утомленные в своих желаниях.
 
Здесь ключевое слово – оба. И прерывистое дыхание вместо фона. Потому что плевала я на фон, когда есть что-то более интересное на переднем плане. И не в идеалах тут дело. Ничто не завлекает мужчину настолько, как его любимая женщина. Целиком и полностью. С идеалами и без. Поэтому развивайтесь, девочки, интеллектуально,  играйте в шахматы, например, - научитесь хорошо следить за фигурами, выучите немало интересных позиций и сможете часами молчать. Хотя молчать умеет тот, кому есть о чем молчать.  А все эти клятвы перед алтарем и прочий символизм оставьте для дешевых вечерий. Клятва и душу убить способна, когда понадеешься на клятвенное слово, а сам не заметишь, как предашь. Мне же просто нужно знать, готов ли ты разделить со мною все тяготы и подъемы на нашем теперь пути? Если так, то я пойду до конца. Я предскажу тебе все, что будет хоть прямо сейчас, ведь лучший способ предвидеть будущее, - это создать его самим. А я с тобой. Я делю с тобой жизнь, значит и риск пополам. Я разделю с тобой будущее, которое ты хочешь создать. Я буду твоим беркутом, если захочешь. Буду с тобой, буду всегда где-то рядом, незримо и ощутимо, невзирая на обстоятельства. Буду беречь тебя, буду сражаться и убивать для тебя, и самым сложным тебе испытанием  будет отпустить меня, когда наступит для этого срок. А пока что: вся жизнь за миг, - сгореть и не жаль …
…Осипший крик застыл на пересохших губах. А лица здесь совершенно не важны. Пусть и с расширенными зрачками  от вожделения и с разомкнутыми губами, медленно скользящими по ее шее.
 Мы все знаем, как выглядят наши лица, мы помним, как выглядят лица дорогих нам людей. Я же хотела бы, чтоб было видно, что между нами.

И ты постараешься показать это, скорее всего уронив нас на кровать, и возьмешь кадр чуть по диагонали, акцентируя на изгибах и переплетениях, чуть прикроешь тела простыней и словишь фокус на растрепанных волосах по подушке. И обязательно крупным планом кадр с переплетением рук – пальцами, взятыми в замок на скомканном одеяле. Правда, же?
 Его пульсирующая венка на шее, припечатываемая касанием моих пересохших губ, острые ногти по коже, и выступившая капелька крови на его спине. А фоном обязательно ранний рассвет, красящий небо в тон карамельного мороженного.
 Он, она, город  и электричество между…

 Ты же понимаешь, о чем я, незримый фотограф?
Настоящая картинка – это всегда история. Именно поэтому ты есть в данный момент, как молчаливый наблюдатель. Пиши эту историю, пиши  по своему, сквозь объектив,  сквозь свое воображение и останови ее во времени, заморозь ее, - мы, люди, любим это, чтоб дать ей шанс прожить другую жизнь под чужим взором. И оставить легкую недосказанность, как возможность продлить ее чьим-то нескучным воображением. Когда-нибудь…
Глупости?
Ведь это же просто фотография.
Ты просто фотографируй, а я пока не буду открывать глаза.

                ***
 
 «Здесь бы закончить титрами и словом Fin, но настоящий сериал с*** должен быть длинным….
 Я потихоньку привыкала к тому, что солнца много,  а мыслей мало…»

 …именно отсутствие категорий, суеты, точечных раздражителей и обостренной необходимости  рационально мыслить  позволили буквально физически осознавать все тонкости духовного развития, что интуитивное мышление порой оказывается гораздо важнее, эффективнее логического и аналитического анализа. Оно есть в каждом человеке, развитое в той или иной мере, однако типичный городской житель теряет его за  чрезмерной подвижностью. Суета и бессмысленная спешка - вот основной враг эмпирики, вот от чего ее так сложно расслышать сквозь гул мегаполиса. Побочный эффект любой цивилизации – это постоянно возбужденный мозг, и пытаясь его успокоить современный человек делает себе только хуже. За секунды в голове проносятся миллиарды мыслей, которые он не в силах обработать. Они, словно спам, засоряют свободные ячейки памяти. Как тут услышать ценное зерно здравой информации? Приходится проводить регулярные зачистки и своевременную замену фильтров, дабы избежать перегрузок. Случается, что мозг успокаивается сам, - в такие-то моменты и начинаешь по-настоящему ценить сиюминутность…
 
…Пушистые облака выстраивали причудливые фигурки. Я любовалась ими. Вроде, в который раз, вроде, ничего необычного, а все по-прежнему не хочется отрывать глаз, не хочется не отслеживать эту пушистую линию горизонта и мысленно прогуливаться по этим воздушным перинам, робко сначала опуская босую ногу на пуховый настил, чувствуя его теплое сухое прикосновение, затем увереннее и чуть глубже погружая в подушку, будто исследуя ее глубину. А ее нет. Вернее есть, наоборот, она просто непостижима и ее невозможно  почувствовать  физически на  уровне ограниченных возможностей тела. Она чуть за рамками, она немного выше. Поэтому ты медленно погружаешь вторую ступню и чувствуешь, как где-то, в области сердца приятно захватывает мышечным спазмом восторг. Затем выпрямиться в полный рост, вдохнуть глубоко-глубоко и смеясь просто побежать по настилу. Затем  нырнуть в эти воздушные фигурки, те, что больше нравятся своей причудливостью, рассекая их бесплотную текстуру, и отщепив кусочек, сдувать их с ладоней, как пену в наполненной ванне. Все мы в детстве так делали. И смеялись при этом. Всегда. А можно просто взбить себе кусочек помягче, развалиться и, подложив одну ладонь под щеку, другой просто помешивать их маленькие расщепенистые кусочки, как соус. Можно даже зацепить немного на пальчик и попробовать. Вы когда-нибудь пробовали облака на вкус? Нет? А, стоит. Вдруг это станет вашим любимым десертом? Можно даже накрутить их немного на палочку в форме кокона. Но здесь сложнее,- палочки может не оказаться, я, к примеру, их с собой не ношу. Затем перевернуться на спину и тихонько прикрыть глаза, чувствуя как теплые лучи света медленно проникают и передают с собой что-то очень важное и совершенно неуловимое. Ты еще не заешь что это. Но поймешь, обязательно поймешь, только  чуть позже. А пока тебе просто хорошо.
 В такие моменты мир не существует. Или существует где-то там далеко. Вне этого временного промежутка, вне этого пространственного восприятия, вне мыслей и просто вне тебя. Ведь что может быть красивее, чем сидеть на облаке и , свесив ножки вниз, друг друга называть по имени. Это, наверно, и есть бесконечность…


Ритмичное покачивание, шелестящий шепот волн и обволакивающий морской ветер. Я задремала на корме яхты. Сквозь доносящиеся отголоски реальности на гране блаженства меня уносило куда-то в далекое ощущение настоящего. Некогда я пребывала в этом состояние почти постоянно, и какой же глупостью было обесценивания того момента. Сейчас я возвращалась туда вновь.
В реальность меня вернул поцелуй его влажных губ. Я улыбнулась, не открывая глаз.

- Хватит спать, госпожа Хорошая, – соленые брызги застали меня врасплох. – Снаряжение готово.

Я приоткрыла один глаз, еще раз потянулась и, мысленно подмигнув облакам, отправилась вслед за Игорем.


Острые, решетчатые кораллы, белый песок и рыбы, много рыб, целые стаи, толпы, косяки. Разноцветные : красные, желтые, синие, полосатые и в крапинку, с выпученными глазами и виляющимися плавниками. Как они все называются, - я понятия не имею, любые названия теряются на  фоне этой фантастической красоты. В такие моменты я верю, что красота спасет этот мир. Красота. Не только женские изгибы, а в многогранности своего понимания. Красота она же, если не во всем, то во многом. Видишь ли ты ее, - другой вопрос. Не видишь? Установи тарелку и начти хотя бы с канала «Дискавери».
 
 Я подплыла к нему чуть сверху, взявшись за ремни рюкзака, и рывком привела его в вертикальное положение. Игорь растерянно выпятил на меня глаза сквозь маску, но с минуту успокоился и ожидал моих дальнейших движений. Я продолжала держать его одной рукой за ремень, другой положила указательный палец на резервуар, задержала на минуту, затем перенесла палец на его, не отпуская глаз сквозь мутное стекло. Он понял не сразу. Лишь когда я отпустила загубник и, призывно улыбаясь расслабившимися, наконец, мышцами, потянулась к нем  с целью проделать то же самое. Легкая паника слайдом пронеслась в его глазах, но тут же сменилась живыми огоньками. Я улыбнулась еще увереннее и выдернула резервуар из его рта. Секунда и наши губы нашли друг друга.  Вы когда-нибудь целовались в воде? А на глубине  десяти метров? Попробуйте. Вам понравится. Маски, конечно, мешают, поэтому голову сильно приходилось закладывать в сторону. И держаться нужно крепко, и желательно за ремни, что б вас не сносило друг от друга течением. Дорогого человека всегда нужно держать очень крепко, особенно, когда он находится рядом. Но все это теряется на фоне остроты ощущений от этого уже в принципе не нового занятия, когда вокруг почти невесомость, когда доступ к кислороду вроде и рядом, но не доступен в данный момент. И мы дышали друг другом в буквальном смысле. Мы задыхались друг другом. Мы проникали друг в друга до того  критического момент а, когда понимаешь, что если б не снаряжения, гидрокостюмы послетали бы к черту, разорванные на куски, и невзирая на плотность.
 
 Очертания реальности размывались все больше, то ли в усилившемся подводном течение, то ли в нарастающем буйстве гормонов, не спрессованных даже перепадом давлений. Воистину, безграничны возможности человеческого тела в порыве вожделения.
 Дойдя до крайности, я также рывком отстранила его от своих губ, и пока он не пришел в себя, воткнула ему в рот загубник. Секунда на дезориентацию. Мои руки все еще держали  ремни. Еще секунда, и его зрачки разошлись, сигнализируя о надвигающейся паники организма, оказавшегося в стрессовой ситуации.  Я снова прикоснулась указательным пальцем своего резервуара, перенесла на его, и сделала вдох. Пузырьки выдоха вышли у нас почти одновременно. Снова вдох. Снова выдох. Снова вдох.
«… на двоих с тобой одно лишь дыхание», - пронеслось в голове, -  «на двоих одно…на двоих».
 Ты только дыши.


 И он  дышал. Он всегда глубоко и слышно дышал. Я часто просыпалась ночами от этого дыхания, еще чаще – от его отсутствия. Когда вдруг резко очнувшись, рефлекторно ищешь его руку и, лишь уткнувшись в плечо, засыпаешь вновь. Только так. Я будто выкрала его у судьбы, исподтишка и неосознанно, а теперь даже спать не могу спокойно в спазматическом страхе его потерять.

Все это время наши судьбы словно шли параллельно. Да, это он разбередил спокойное болото, в котором я сидела, словно никому не нужная царевна-лягушка, он одним своим «Добрый день! Как настроение?» запустил во мне жадное желание жить, жить по-настоящему, а не довольствоваться, чем перепадет, именно он зародил во мне зерно  к стремлению, дерзости и уверенности, за что я нескончаемо ему благодарна. Не будь его, не было бы и сочности в моей жизни, не было бы красок. Не было бы всего того, что достигнуто и, что есть на данный момент. Все, на что она смогла быть похожа - это на засохшее пирожное в дешевой глазури.
 И даже если ты вдруг решишься расстрелять весь мир, я буду тихонько стоять позади и подавать тебе патроны. Потому что по-другому уже не получится…
 
А пока ты спишь, и я чувствую твое дыхание. Я слышу, как ты дышишь.

                ***
- Вань, звоню, чтоб взорвать тебе голову! Есть минутка?
                *
 По прилету я сразу же поехала в управление. Рамир ждал в своем неизменном кресле, повернутом к панорамному окну. День был солнечным и слегка вальяжным, как и его поведение. Я, молча, встала рядом, разглядывая привычный вид городского пейзажа. Все это время мне его не хватало. Как и низкого мягкого голоса: - Я рад тебе, девочка моя. 
При этом он даже не посмотрел в мою сторону, ровно, как и я не свела глаз с оконного вида. Мы снова молчали, смотря в одном направление, и это было более чем символично.  В безумстве гонок на выживание и страхов чего-то не успеть всегда остается что-то неизменное, оно-то и меняет кардинальнее всего.
                *
-  Это вон та кучка обсосов за средним столиком? – я жестом указала в сторону летней веранды местечкового кафе сквозь тонированные стекла «паркетника».

- Они.

- Вань, ты серьезно? – я рефлекторно сморщила нос, как бывает при скверном запахе. - Это из разряда « даже маленькие и слабые способны на многое, когда они вместе» в другой интерпретации?

- Что-то вроде... – задумчиво протянул он, внимательно вглядываясь в лица собравшихся.

- И кто из них Омарина?

- Вон та блондинка с каре. Хотя, не факт. Не могу  понять с такого расстояния, - у меня же зрение не очень.

- Номер есть ее?

- Есть.

- Так сделай прозвон, вроде номером ошиблись…

Он покопался в мобильном и нажал на клавишу вызова. Девушка за столиком приложила аппарат к уху.

- Мария? – ляпнул Ваня в телефон.

- Нет. Это Вика, - отозвался динамик громкой связи, передавая голосовой импульс той самой блондинки с каре.

- Дура ты, Вика. – Подытожила я, после того, как Ванька, извинившись, скинул вызов, и потянула фиксатор открывания двери.

- Ты далеко?

Я жестом указала на вход кафе: - Видишь тех двоих? Та же братия. Пойду, перекинусь с ними пару словечками…

- Я этих даже не знаю, поэтому, наверное, и внимания не обратил…- по-прежнему напрягая зрение, протянул Ваня. – Как ты их отличаешь?

- Знаешь, у меня какой-то внутренний радар на все поддельное, даже если и  качественное: от людей до шмоток. А любая копия с оригинала, как известно, опасна для здоровья и не многими любима...

- Вон еще двое подгребают, – указывая на пешеходный переход, снова сдернул он. – Тоже рожи не знакомые. И откуда они только берутся?

-  Лох - не мамонт, Вань, никогда не вымрет, – улыбнулась я, цепляя с торпеды очки. – Пойдем, пообщаемся с ребятками… Хотя, мне, наверное, лучше одной, - многим из них ты все еще хорошо знаком, меня же вряд ли кто помнит.
 
Я резво выпрыгнула из машины, на ходу надевая очки, пересекла бульвар и зашла с торца здания, оставляя тем самым себе возможность пройти вдоль всей веранды и оценить картину целиком. Горстка унылых рож, покрытых мелкой испариной, расположилась за сдвинутыми деревянными столиками. Нагретый за день тент парил создавая эффект удушливого тепла наряду с массовостью табачного дыма. Кто-то из них сидел, широко развалившись на стуле, кто-то курил, стряхивая пепел прямо на пол, более активные понукали официантами за нерасторопность в поднесение заказанных унций разливного пива, и блестели глазами, что-то декламируя на обостренную тему. При этом  все непременно в цацках: стодолларовые «Rado», стразы и китайское «D&G» .  Ни дать, ни взять - интелиджент быдло. Прямо – таки источники стремлений и демонстрация успеха, - у них здесь все ровно.

 Я обратилась к девушке–хостесс с просьбой усадить на веранде где-нибудь в уголочке, специально проложив маршрут мимо злополучного столика. Следуя за ней, я как бы совершенно случайно в виду собственной неуклюжести зацепила стул одного из членов партийного собрания.  Тот обернулся,  искажая лицо в гримасе недовольства, и открыл, было, рот, чтоб произнести глубинное  откровение, но не успел, - я опередила его на полуслове: - Простите… ой, да я вас знаю! – ухмылка и демонстративно спущенные на нос темные очки придали театральной натуральности. Маска недовольства непроизвольно сменилась недоверчивым удивлением. – Вы же эти… пирамидчики. Точно! Как там? Две девятьсот и ты – в шоколаде…

Я по-свойски пихнула его в плечо, до кучи выбивая из колеи. Он повернулся ко мне уже в пол оборота, а остальные присутствующие прекратили дебаты и устремили внимание в мою сторону. Ни одного лица я не помнила. Так же как и не могла вспомнить ни одного партнера с таким лицом в свое время. Если подобные и просачивались, то сливались мгновенно. Как эти-то смогли там очутиться? Неужели фильтра бизнеса засорились настолько…

- Мне вас еще представляли… господин какой-то-там. Вы ж там все господа были. Я не помню по фамилии, уж простите. Помню, Ленка говорила, что вы успехов там каких-то достигли за очень короткий срок. Рванули там, как она выразилась. Бизнес что - ли свой какой-то организовали, или что-то типо того… Все познакомить с вами обещала, да что-то как-то не срослось. Как и многое там, по-видимому, - говорится, но не факт, что так и есть…

- А кто вас приглашал? – раздалось со стороны негласного предводителя собравшихся. Интерес всей компании уже был не прикрытым. Бинго.

Я схватила свободный стул с соседнего стола и вклинилась между моим «старым знакомым» и еще какой-то худощавой личностью задротного типа.

- Да знакомая одна. Подругой даже не назвала бы. Позвонила ни с того, ни  сего, на вопрос, как дела, выдала целую тираду, как у нее все в жизни хорошо, потом встретиться предложила. Ну, любопытство – не порок, встретились. В ресторане при отеле встречу назначила, вроде как перерыв между делами у нее будет, - какими она там делами в отеле занимается, я спрашивать не стала, - вроде как в костюмчике пришла.  Она мне и предложила с шефом переговорить на вакантное местечко. А я как раз с работы уволилась, почему бы и нет, думаю. Переговорила… сказала б сразу, что навариться хочет. Я ж внесла часть по заверениям и обещаниям, что отобью все через неделю. А на утро как, зомбешка спала, я вернуть сумму хотела, - какой там…

- Фамилия, какая у нее?

- Петренко, вроде, – быстро вспомнила я какую-то из произнесенных в разговорах с Ванькой. – Она девичью снова носить стала после развода, по-моему….

- А выглядела она как?

- Да серо-русая такая. Ничего необычного. Худее только еще больше стала, с тех пор как не виделись и глаза впали.

- А эксперт кто у тебя был?

- Эксперт? А это тот товарищ, который вроде как шеф ее? – вопросы сыпались теперь со всех сторон. Палитесь – палитесь, ребята, мне нужны лица самых прытких из вас. - Александр Николаевич, кажется,  она его называла, светлый такой и дерганный. На него она все ссылалась по возврату, а чего мне с ним разговаривать, и так понятно, что денег уже нет…

- А ты давно там была? – снова переняла инициативу блондинка. Она же Омарина.

- Год назад где-то… но зло до сих пор берет, как вспомню. – я демонстративно смяла чью-то сигаретную пачку, лежавшую передо мной. Не пустую, как выяснилось после. – А вы-то там еще? У всех по бизнесу уже, наверное, а я к вам села тут, мешаю обсуждать, как еще более успешно вваливать людей по выходным…

Они переглянулись. Незаметно, как им, наверное, казалось. Что ж, покажи те мне, что вы способны с аккумулировать и, какова глубина вашего настроя, если таковая вообще имеется.

- Мы не там  уже, – выдал один из сидящих напротив, когда пауза уже норовила треснуть по швам.

- Навваливали уже? Хватит на первое время?

- Никого мы не вваливали…
- Что даже знакомых не приглашали? Команду не пытались построить из друзей? И программами не попользовались? Вам бы всем юридическая не помешала. – Меня понесло. – Так вы – полные дети, раз не попытались извлечь выгоду, если уж сделали глупость туда влезть.
- На друзьях я наживаться не буду никогда ! – завопил с правой части стола круглолицый очкарик. За живое, видать, зацепила.
- Да, мы были там, да зарабатывали, но мнение наше о компании изменилось спустя какое-то время. По ряду причин. У каждого свои, собственно.
Браво, Вика. Есть в тебе задатки. Не теми заручилась только. Но здесь уж, каков огонь – таковы и мотыльки.
- Лжи там много и обмана. Поначалу этого не разглядели. А сейчас ищем выход исправить свои ошибки, – продолжила она, тоном затыкающим всех желающих высказаться.
- По  мне, так накрыть эту конторку надо, –  диалог приобрел уже нужное русло. Наш с ней диалог с кучей нужных и бесполезных ушей. – Благо, связи есть, но одной мне как-то не досуг все…
                *
- Я  и мое окружение так не считаем, - протянула она сквозь выдыхаемый дым, когда мы вдвоем стояли у входа в кафе. Только вдвоем. «По вчерашним документам», как известно в определенных кругах.
- То, что говорят, как ты  выражаешься, твое окружение, никак не влияет на правду, зато отчетливо характеризует их самих. И ты можешь слушать,  кого угодно и доверять кому угодно, - это твое право. Только вот поражает одна вещь: ты прислушиваешься ко всем, а человека, который может помочь осуществить тебе задуманное, воспринимать не хочешь. Парадокс, не правда ли? – я жестоко раздавила остатки сигареты в напольной пепельнице.

- И задается вопрос, так ли твои помыслы, если общественное слово оказывается сильнее?
 Секундная пауза. Взгляд.

- Мне больше нечего добавить, – снова пауза. – Хорошего вечера, Вика. Приятно было познакомиться.

                *

- О чем ты с ней так долго говорила? – встретил меня вопросом Ванька, когда я залезла в машину, скрывшись за углом. – О чем с ними вообще там можно было говорить?!

- О женском, в основном, – улыбнулась я. – Ее заинтересовало мое предложение. На днях назначили встречу. Это ее номер?

Ваня глянул мне на дисплей: - Да, все верно. Ее. Она дала тебе свой номер в знак благодарности, что ты покромсала их и разложила по полочкам?

- Не всегда надо играть  по принятым правилам, Иван. Иногда достаточно лишь использовать наиболее сильную, отрицательно заряженную людскую единицу в борьбе против массовости. – Я забила имя своей новой знакомой в телефонную книгу. –  Все профанации – ее инициатива. Все, до единой. Более того, никто помимо нее из всех присутствующих ни на что, кроме как на синхронное подванивание, не способен. Либо совсем дела их плачевны настолько, либо собрались не все. Как бы там ни было, я встречаюсь с ней, - приведу к вам. А там делайте с ней, что хотите. Информирование «крыши дома» ты возьми на себя, мне там фигурировать незачем.

- Крыши? – повернулся он в мою сторону, динамично выруливая на проспект. – А почему так шепотом?

- Россия…

Две самодовольные ухмылки одновременно озарили салон автомобиля. Так бывает, когда удачно шутишь в теме понятной не для всех. И вдвойне приятнее, когда еще и в тему.
- И ты хочешь сказать, что «маски шоу» в филиале, это ее рук дело? – вернулась я к обсуждаемой теме, пролонгируя развитие дальнейших событий.
- Угу…
- Не вяжется немного, - ну, да ладно…мы с ней отдельно пообщаемся, узнать мне у нее кое-что нужно, а там уж, думаю, сами разберутся, что с ней делать.
- Да в асфальт ее закатать, что с ней  еще делать!
- Отстаете от жизни, Голубчик. Сейчас модно говорить: не утруждайте себя в поисках профанаций, вместо братанского слэнга.
- Что вы, что вы, госпожа Батунина. Утруждаться не наши методы!
- Гавнюк!
                ***
 Десять тридцать часов утра, прекрасное утро. Игорь уехал по делам задолго до моего пробуждения, а атомный реактор - Артемка уже вовсю громил крошечных человечков на экране монитора у себя в комнате. Ох, уж эти атомные дети,- иногда мне кажется у них вместо мозгов процессор, а в заднице - пятиступенчатая коробка передач, не иначе. Я заглянула к нему в комнату и, убедившись, что все в порядке,  не стала отвлекать от очередного завоевания мира, отправилась на  кухню. 
Через какое-то время белобрысое очарование вторглось в мое пространство, бесцеремонно залез на колени.
- Я есть хочу, - сказал он.
- Хлопья будешь?
-Нет.
- А йогурт?
- Нет.
- Может яичницу?
- Нет. А можно мороженого?
Я задумалась. Вполне возможно, что мороженое гораздо сытнее и питательнее, чем технически обработанные хлопья и куриные яйца, напичканные гмо, но согласно общепринятым убеждениям специалистов педиатрии, нельзя детям начинать со сладкого. А с чего им можно начинать? Почему, собственно говоря, не со сладкого? Как потом доносить им по жизни, что они могут иметь все желаемое, если с самого начала мы задаем  ограничения даже во вкусовых предпочтениях?
- Папа скоро приедет? – он тыркнулся в меня носом.
- Скоро.
- А папе ведь еще долго жить?
- Долго, Артем. Очень долго.
- И тебе тоже?
- И мне тоже. – Я погладила его по голове, испытав при этом  этический шок.
 Что там у него творится под этими мягкими белокурыми волосиками? Где-то внутри я понимала, что однажды жизнь любого малыша приобретает ограничения во времени, и новое формирующееся сознание начинает представлять себя и окружающее с точки зрения неопределенностей и потерь. Все мы через это проходили. Все ломались. У кого-то до сих пор перед глазами всплывают те или иные неизгладимые впечатления детства.  Только когда это было?! Было, да и было, - справились же кто как смог. Что мне сейчас делать в подобной ситуации? Рассказать этому  маленькому человеку о Боге, о спасение и вечности? Или обрушить фразу вроде : «Твое тело – всего лишь оболочка, а после смерти наши души всегда будут вместе»? Или же просто оставить с этой внутренней тревогой  и не делать из него неврастеника? Я не знаю. Я ни черта не знаю о детях. Эти маленькие люди всегда были для меня существами с другой планеты, не поддающиеся никакой логике и аналитике,  а подобные тупиковые ситуации лишь подтверждали для меня тот факт. Но оставаться безразличной к столь ранним вопросам жизни и смерти было бы непростительным кощунством.
Что я могу ему ответить? Что я вообще могу ему сказать? И тут ведь не погуглишь даже, и в Википедию  не зайдешь. Вот и сижу сейчас в полной прострации, будто столкнулась вдруг с какой-то риторической дилеммой, решение которой необходимо было найти сиюминутно.
 Детей, говорят, надо чувствовать, их не обязательно понимать. (Где-то я уже слышала подобную характеристику про женщин, - неужели есть сходство?! ) Ведь, не даром, между матерью и ребенком всегда есть незримая связь и первая всегда знает, что нужно второму, даже если тот сам этого не знает. У меня даже частичная такая связь отсутствовала. И аналогию не провести, потому что не с чем.  Просто классный ребенок, просто любимого человека, в зарождение которого я не принимала ни малейшего участия. Но при всем при этом, данный вопрос он адресовал ко мне, и мне  не хотелось ему врать, не хотелось сочинять на ходу и приспосабливать небылицы из цикла «бабкины отмазки». Мне  просто хотелось донести до него ощущения прочности, что ли, отстранить от него эти неизбежные тревоги и переживания… Но возможно ли это? С крайностями всегда было как-то проще. Даже у нас с этим еще было все прозаичнее: либо на стороне Бога, либо в аду. Третьего не дано. Сейчас же многое по-другому и, все эти крайности не имеют уже такого силового воздействия. Но возможно ли изначально донести до сознания, что Бог, дух – это нечто высшее. Можно ли объяснить, что ад — это всего лишь место в наших умах и сердцах, где гнездятся человеческие ошибки, которые мы не в состоянии простить себе или другим. Что это огромное непригодное для жизни пространство, куда люди собственноручно заказывают себе билет в один конец  из-за собственного эгоизма, гордыни и ложных убеждений. И что зло тоже рождается в душе и тоже очень искренне. Можно ли передать эти ощущения, не травмирую и, не отягощая психику, тем более еще такую хрупкую и восприимчивую? Можно ли совместить несовместимое? И есть ли у меня на это право? Ведь дети, чьими бы они ни были, они никому не принадлежат, даже собственным родителям. Они – ваша плоть, но никак не душа. И пусть самая отъявленная мамаша запустит в меня сейчас десятками использованных подгузников с яростными криками, что, не будучи матерью, нечего и рот разевать, но я действительно так считаю. Мы можем отдавать им свою любовь, а можем, и нет (здесь уж как кому повезет, все равно справляются не все), но не мысли, потому что мысли у них свои, и еще какие. Порой мне кажется, этими мыслями они живут далеко в завтрашнем дне, который мы себе даже представить не можем. И это нам бы стремиться быть похожими на них, а не делать из них свое отражение, потому как жизнь не имеет обратного хода, а они и есть, прежде всего, ее. Они сыновья и дочери, прежде всего, самой жизни.
 Артемка заерзал у меня на коленях, явно заскучав, и я собралась уже с мыслями, чтобы изречь что-то определенно заумное, как он заговорил первым:
- Лера, а пойдем играть в видеоигру? – он называл меня просто по имени. Никаких этих пошлых приставок «тетя». - Это не страшно.
Глубоко внутри я вздохнула с облегчением.
- Да, пойдем. Только сначала сделаем еще кое-что.
- Что? – спросил он, уже сползая с меня на пол.
- Сперва, поедим мороженого.
«Как же ты права была, мама, что выпускала в жизнь, сохраняя тылы, но никогда не предлагала, что делать и как, что просто верила и всегда была незримо рядом. Как и сейчас… » - думала я, глядя, как миниатюрная копия Игоря провисает на морозильнике супермаркета в поисках замороженного лакомства.            
 « Спасибо и тебе, маленький гений….»
                ***
 - Наши люди, придя на работу, стараются работать, как можно меньше, делая не более одной трети от возможной производительности. И если вдруг находится тот, кто стремится к повышению своей выработки, то коллеги - товарищи относятся к нему крайне не дружелюбно. Иными словами, коллектив работников не позволяет ни одному члену коллектива работать лучше, дабы не допустить повышения плана. Поэтому бесполезно мотивировать каждого сотрудника в отдельности, это не принесет результата, пока коллектив ни начнет мыслить в одном направление - рост эффективности предприятия. – я перевернула плакатную страницу флип – чата, снова обращаясь к присутствующим.         -  Менталитет нашей страны диктует неорганизованность и неповоротливость любой структуры,  и никакие модернизации не принесут результатов, кроме издержек по затратам на эти меры модернизации. Чтоб вывести коллектив на новый уровень мышления, необходимо создать для него эту модель. А именно, применить иную систему управления, где есть четкие правила, как строить отношения в коллективе, как трудится, как оплачивать и стимулировать труд, а также как обеспечить управление этими правилами. Как только этот процесс отлаживается, предприятие начинает быстро развиваться, становится высокопроизводительным и конкурентоспособным, и   у руководителя появляется время и возможность для решения стратегических задач своей компании. Вся система основана на логике, простоте и высокой производительности. Именно с такой системой я хотела бы вас сегодня ознакомить.
Я стояла во главе овального конференс-стола под пристальным вниманием около двадцати глаз собравшихся. Чьи-то из них уже успели окрестить меня презрением за заведомо отнятое время на выслушивание очередного умного, важного и вряд ли для них полезного. Полезность вообще плохо согласуется с офисной кастой. Эти представители не признают в мире ничего полезного кроме кофе. Кофе утром, кофе перед обедом, кофе после обеда, кофе до 5 o’clock tea, кофе перед выходом домой. Еще сигареты и туалетные комнаты, спасающие, когда пить кофе уже просто не можется. Даже сейчас некоторые из них сидели с неизменными картонными стаканчиками и пластиковыми крышечками с продавленной надписью «hot», не выпуская их из рук.  Типичные представители топ-менеджмента, убежденные в собственной перегруженности и сверх нужности выполняемой работы, неустанно демонстрирующие это друг перед другом, дабы не вызывать подозрения. Хотя втайне все знают, что окружены бездельниками и потому ведут себя так же. Часть из них, уже сросшаяся с маскою скука, была полностью лишена  эмоций и никак не реагировала на мои попытки привлечь их внимание. Это те особые люди, которые умеют вести диалоги, не слушая, о чем идет речь, которые, как только с ними начинают говорить, утыкаются в смартфон или ноутбук. Они постоянно проверять почту и сами верят в то, что они ОЧЕНЬ заняты и от них ОЧЕНЬ многое зависит. Землисто-серые лица, провидящие на рабочих местах по 12-14 часов, с угасшими эмоциями и избыточным весом из-за углеводных перекусов  и обеденных бизнес-ланчей, которые готовятся из остатков вчерашней кухни, сейчас были моим средством к реализации.

- Девушка, милая, вы предлагаете нам систему, которая позволит сделать из сборища разрозненных балбесов-менеджеров среднего звена сделать единую команду, стремящуюся к коллективизму и единому повышению результатов? – отозвался наиболее занятой и утомленный в самом, что ни наесть небрежном тоне. – Это - втюхивание просроченного товара, вам не кажется?

- Начнем с того, что я вам ничего не предлагаю, - я улыбнулась, как можно лучезарнее. -  И тем более не «втюхиваю», как вы сами выразились, оперируя, видимо, собственным навыком. Тогда вам должно быть не известно, что это -  одноразовая сделка. Я же от лица своей компании стремлюсь к взаимовыгодности, то есть на дальнейшее регулярное и плодотворнее сотрудничество. Так как по всем законам продаж, довольный покупатель в будущем придет еще раз, да и друзей-родственников приведет.

 Я обвела взглядом собравшийся зал, в ожидание демагогии, и на фоне скептического молчания и нелепых ухмылок встретила лицо еще кое-кого. Он сидел в стороне, довольно кивая с улыбкой чеширского кота. Удовольствие буквально читалось в его глазах. Они-то мне и были нужны.

- А в-третьих, - продолжила я, уже найдя адресата своим репликам и бросая в «кота» ответный взгляд. - Втюхивать вредно для кармы, а честно помогать - очень даже полезно.



- Это базовый материал коуч-тренерингов вашей компании или же небрежный жест личной импровизации? – осведомился «кот», задержав меня на подведение итогов прошедшей сессии с его сотрудниками.

- Как вы сами полагаете? – мне почему-то хотелось быть с ним основательно милой. – Мы - не первая компания, предоставляющая подобные услуги, и было бы верхом глупости читать по бумажке и выдавать за авторский, скаченный из интернета материал какого-нибудь американского бизнес – коуча. В отличие от ваших «архаровцев» вы имеете ценность, как деньгам, так и времени, я полагаю. Ни поэтому ли с достоинством оценили услышанный вступительный материал?

Он вновь улыбнулся. И было в этой улыбке нечто обворожительное:
- Мне нравится ваш подход: Вроде и уговариваете, но при этом даете понять, что нисколько в нас не заинтересованы, однако оставляете шанс на сотрудничество.

- С вами приятно иметь дело, - читаете между строк.  – Я вновь расплылась в учтивой улыбке, буквально видя ее отражение в его огромных зрачках. Все-таки, для женщины красота важнее ума, потому что мужчине легче смотреть, чем думать…

 Сложная смесь харизмы, красноречия, неукротимой воли и стремление воплощать все так, как видится. Светлая голова, максималист, много раз был женат и разбирался во всем на свете. Он был проницателен, осторожен, точен в движениях, как человек не иначе как с детства зажимающийся спортом;  никто лучше не разбирался в ценообразование, системы сбыта, маркетинге и финансах. Очень чуткий к эмоциональному составляющему людей, и будто считывающий, как информационный носитель, без труда определял их слабые места. Смотрел, не моргая, мягким и пронзительным, как лазер взглядом. Я будто встретила в нем свое отражение: умен, импульсивен, вспыльчив, нетерпелив, упрям и нетерпим к тем, кто не дотягивает до уровня требований. Мог унизить и вознести на пьедестал. Страх и желание произвести впечатление - самые действующие мотиваторы при управление людьми, он считал. Вычурный, яркий, всегда в окружение «верных соратников», готовых на угоды, переполненный энергией и раздутым самомнением. Такие люди не могут не раздражать. Этим он меня и привлек. Хотя многие до сих пор наивно полагают, что женщин привлекают в состоятельных мужчинах исключительно их деньги, поясняю еще раз, дорогие завистники. Не материальное составляющее привлекает женщин, не автомобили и драгоценности, не рестораны и дорогая одежда, не могущество и богатство, а то, что сделало человека могущественным, богатым и элегантным. Сила, которой наделены одни и полностью лишены другие. И чем больше эта сила, тем интереснее ее источник. 
 При этом Николай никогда не стремился стать главой компании. Ему нравилось управление, летать на частном самолете, получать дивиденды с акций и совсем не хотелось улаживать конфликты и тешить чье- то самолюбие. Если что-то действительно противоречило его желаниям, он попросту это что-то игнорировал. Даже в бытовых вопросах. Категоричен во всем : либо супер, либо полное говно. Так же и в людях: либо придурок, либо можно иметь дело. И ничего он не ценил более, чем стремление отстаивать свою точку зрения. Мне было с ним легко и  неспокойно одновременно. Словно ток переменного напряжения он мог  изменять свои взгляды, и умел заставать врасплох. Именно  этот человек был теневым партнером Виктора, именно с ним они основали группу компаний «N»*, которая девятью месяцами раньше выкупила контрольный пакет акций корпорации Виктора, так резко исчезнувшую с рынка. Правда это мало, кто знал и заметил. Мало кто, но не пытливый взгляд, пусть и допустивший просчет в операции. Виктор оказался  сильным противником. Он переиграл нас на несколько ходов вперед, - расчетливость Рамира и мою неопытность на тот момент в частности. Он обрубил все концы и перекрыл выходы, не оставляя, казалось бы никаких лазеек и следов.  И он был расчетлив, прагматичен и достаточно умен, чтоб не совершать одни и те же ошибки, и лишь время от времени проявлял креативность, чтоб  совершить новые. Этого времени мы и ждали. Не учел он лишь одного, Николай, хоть и вошел в его схему партнером, но был не тем человеком, кто умеет с кем-то делить власть. Он был готов подстроиться на вынужденные условия манипуляции, но не делиться и считаться с людьми. С таким-то человеком мне и предстояло выстраивать долгие и по возможности доверительные отношения.
- Есть древнее изречение: «Раб не хочет обрести свободу; он хочет иметь собственных рабов», – продолжала я детали нашего диалога, перешедшего в соседний ресторанчик, погружая тростниковый осколок сахара в свою чашку. – Человеку подсознательно комфортно в этой тупиковой парадигме «раб — хозяин». В ней любой хозяин — чей-то раб, и любой раб — чей-то хозяин. И чем тупее раб, тем проще его хозяину повышать свою социальную значимость. Ведь он, можно сказать, главный ресурс современной экономики. Ему можно впарить все. Но ваша задача не состоит в том, чтобы впарить.  Вам нужно, чтобы ваши рабы научились впаривать, а затем научили впаривать своих рабов, не так ли? Тогда процесс потребления уже не остановить и результаты будут ошеломительными.

- О чем вы, Валерия Михайловна? – ухмыльнулся он, отправляя в рот кусок жареного тунца, завернутый в лист салата. - Если у нас не хватает дисциплины просто содержать офис в чистоте, то о каких результатах вы вообще говорите? Все на что способна основная масса «архаровцев», как вы выразились, это променять худо – бедно сбалансированную жизнь на офисный уют open-space и бесплатный кофе, причем довольно в сжатые сроки. Не проходит и месяца, как самые отчаянные «революционеры» разучиваются дерзить и привыкните к рабочему темпу. Все то, что поначалу раздражало, что договор согласовывают месяц, а коммерческое предложение кто-то готовит неделю, становится нормой, и они как будто прекращают понимать реальный ход вещей.  С подобной цикличностью и развитием мне их  проще перестрелять…

- Крупным корпорациям и не нужна дисциплина. - Я не спешила обжигаться  о горячую жидкость, медленно помешивая давно растворившейся сахар сервизной ложечкой. -  Им нужен только один тип профессионалов — профессионалы по работе в крупных корпорациях. А заниматься демагогией, выжимая из партне… из сотрудников! последние соки, пропагандируя кардинальные изменения и ближайшие перспективы,   мотивируя карьерным ростом, премиями, и почетным портретом на доске лучшего работника месяца, приведет разве что к истощению. Вы скорее разобьете лбы, нежели докажите, что это нужно, прежде всего, им, а не вам, пусть и будите в этот момент немного лукавить. Если у вас действительно сильная команда, не надо обращаться с ней, как с детьми, нужно требовать и провоцировать, то и дело срываться на крик, тогда она породит вам истинный шедевр, пусть и выльется это поначалу парочкой увольнений и расшатанной нервной системой. 

Николай на какое-то время прекратил жевать: - Так вы – эксперт в данной области, смею заметить?

- Скорее специалист, - я чуть скромно опустила взгляд.

- В этом есть  принципиальная разница?

- Больше закономерная. Специалист - человек, который знает очень много об очень малом в то время, как эксперт - тот, кто знает наиболее короткий путь, как привести все к развалу.

Он рассмеялся в голос, рефлекторно прикрывшись салфеткой:
- Значит, разваливать вы не намерены?

- Даже, если бы и пожелала. Не люблю пыльную работу. – Я также нахально улыбнулась в ответ.

- Выходит, я не ошибся. И не случайно, видимо, столкнулся с вашим разворотом в бортовой прессе самолета. Удивляет лишь один факт, почему я не нашел никакой более рекламы о вашей компании.
- Качество в рекламе не нуждается, Николай Альбертович. Если бы рекламодатели тратили те деньги, которые они тратят на рекламу, на улучшение своей продукции, их продукция не нуждалась бы в рекламе. – Продажи много не бывает, правда же? Что ж, самое время загнать по спекулятивной цене. – Все серьезное только по рекомендации, а она, как известно, дорогого стоит. Та авиакомпания, в которой вы  разыскали информацию о нас, к слову, также является нашим постоянным клиентом, публикующим рекламную полосу о нас, скорее, как жест благодарности за приятное и результативное сотрудничество. Что же касается случайности….
 
… она не случайна, не так ли? Любая случайность, как известно, это хорошо спланированная последовательность действий и толика удачных стечений обстоятельств. Или, как любит выражаться инертная масса, не умеющая принять ответственность  за свои поступки и их последствия, случай – это псевдоним бога, когда он не хочет подписываться своим именем, а Бог - товарищ порядочный по преданию, и у него, как говорится, все по порядку. Так же и в этот раз.
 …Ведь не случайно тогда я упустила след Виктора и сдала себя с потрохами. Не случайно Эдик переоценил свои возможности, так и не успев узнать их истинное назначение в спланированной схеме. Не случайно меня вытащили из-под прямой мишени на лбу, отстранили от дела и вложили в почтовом конверте новые документы с назначением покинуть страну под самым непритязательным предлогом из всех существующих ( Игорь со своим предложением оказался невероятным стечением обстоятельств). Не случайно и в день нашего отлета мой автомобиль пылает возле адреса прописки. Не случайно выходит сводка с моим фотороботом в хронике по подозрению в заказном убийстве генерального директора крупной корпорации в одном из столичных ресторанов. И совсем не случайно Олег идет с «чисто сердечным», как заказчик, прихватив Геру в качестве исполнителя, тупо замкнув систему причастности на мобильных номерах. Не случайно выходит за шестизначную сумму  под подписку о невыезде,  и не случайно выезжает из страны по отработанным каналам, автоматически объявленный в международный розыск, чтобы встретиться со мной для передачи информации, ( Гера тем временем садится, пока дело ни заминается). Не случайно Олег находит меня на пляже того самого отеля, той страны, также выбранной не случайно, где двое новобрачных безмятежно проводят  свой медовый месяц, и передает мне инструкции к дальнейшим действиям, так как через сутки в этот отель совсем не случайно заселяется один интересный товарищ для проведения совместного «week end»-а  со своей очередной не совсем совершеннолетней пассией. Некий Слепских Николай Альбертович, который пока не ясно как, но очень может быть нам полезен в завершенном деле, и который, опять же таки, не случайно сидит сейчас напротив меня, поглощая с явным аппетитом мой профиль после очередного проведенного коачинг-тренинга в рамках искоренения  «совкового пролетариата» из управленцев его компании.

- А результаты не так уж и плохи, Валерия Михайловна, – разрезал он монотонное мое шуршание папками бумаг. - Признаться, я даже несколько удивлен  итогами и тем, что  эти остолопы еще оказывается, способны учиться.

- Человек вообще существо хорошо обучаемое, каким бы кретином от природы он ни являлся, Николай Альбертович, – я бросила в его сторону мягкую улыбку. –  Особенно до семи лет, на тренингах и когда жизнь загоняет в тупик. Сложность ваших сотрудников в том, что у них элементарно нет нужды, а у многих и смысла. Но если со смыслом можно еще хоть как-то разобраться, то с нуждой ситуация стоит проблемматичнее. Потому как нужда - самая мощная мотивация. Это не премия к окладу и не корпоративный отдых, - премию можно и не получить, но оклад все равно остается, и пусть не в ресторане, пусть после увлекательного тура по «Ашану», но семьи свои на этот оклад они всегда накормят. И это не только проблема ваших сотрудников, это нормальное, к сожалению, состояние 95 процентов людей на земле. Но вас, я полагаю, подобные тонкости социума интересую далеко не в первую очередь. Вам же необходимо развитие вашего бизнеса сегодня, здесь и сейчас, и ждать, пока личные результаты ваших работников выйдут на новый уровень, вам, по меньшей мере, не рентабельно, не так ли? – теперь он одарил меня мягкой улыбкой согласия вместо ответа. - Вот и приходится придумывать и внедрять в их головы желание жить, а не прозябать. А подобное мышление не искореняется за два-три семинара, более того, оно не искореняется даже за два-три поколения. Поэтому, смею заметить, мы делаем с вами почти невозможное, и при этом у нас кое-что еще и получается. «Морковки» всегда работают, пусть даже и бутафорские…

- Однако, я поражен. – Его глаза в очередной раз маслянисто заблестели. - Обычно мне приходится тратить массу сил, чтоб донести до собеседника, что именно я хочу сказать. С вами же поразительно иначе. Вы ловите на лету и будто читаете мои мысли. И должен заметить, вы - единственная из всех с кем я общался ранее, кто разбирается в данных вопросах лучше меня.

Я с должной скромностью отвела взгляд: - Думаю, вы слегка преувеличиваете свою некомпетентность. Я не озвучиваю ничего нового и уж тем более не изобретаю, - все уже давно придумано до нас. Просто ко всему должен быть свой подход….

- …Как мне найти подход к вам?

Повисла вакуумная тишина, разом поглотившая россыпь звуков из вне. В ней не было ни капли лжи.
Моя  отстраненность, некоторая неловкость, с которой я общалась с Николаем, завораживали его, и время от времени причиняли ему тайную боль. Он глубоко уже заглотнул ту приманку и все чаще  видел во мне нечто совершенно иное, нежели просто заумную выскочку и карьеристку, желающую доказать себе и каждому, что может легко переть на себе абсолютно все наравне с мужиками. Что даже сидя дома с ребенком можно добиться карьерного роста, и в поле боя не потерять материнский инстинкт, хотя в итоге есть риск не состояться ни в том, ни в другом.
 Всякий раз, когда,  вежливо отказавшись от очередного предложения  на ланч или хотя бы «по кофе », я собирала листы бумаги, имитировала любую другую активную деятельность,  прощалась и уходила,  буквально чувствуя кожным покровом, как ему  хотелось задержать меня под любым предлогом. Однажды он даже превзошел самого себя и готов был схватить меня за руку с настоятельной просьбой остаться  и… но этого Николай себе все же позволить не мог в силу собственных комплексов, вросших в душу, словно метастазы.  Он давно уже стоял на границе того состояния, знакомого многим пресыщенным жизненными благами людям, которое нельзя именовать иначе, чем «рак души». Николай страдал этим заболеванием, оно уже практически целиком поглотил его, но он попросту не знал и не мог знать о его наличии и существование. Последнее, что таким людям хочется посоветовать, найти себе хоть какое-то увлечение. Гораздо проще пережить все, даже неизбежное, когда тебе есть, чем занять руки и голову, и найди, наконец, то, что именно по душе. Сразу увидишь, как станешь терпимее. Счастье облагораживает, друг мой. Однако не всех, и боюсь, что не в этот раз: приманка проглочена, - пора подсекать…
– Знаете, Николай, - я чуть помолчала, словно пробовала его имя на вкус, – я, пожалуй, побегу. Мне неловко в этом признаваться, но я страшно голодна.
– Это можно исправить, – встрепенулся он. - У меня на вечер как раз запланирована деловая встреча в неплохом ресторане, я приглашаю вас с собой.
В очередной раз, деланно улыбнувшись, я мысленно прикинула, сколько таких улыбок мне еще предстоит до конца вечера, я едва заметно кивнула.
 Ресторан особого впечатления на меня не произвел. Ресторан как ресторан: чисто, строго, дорого, в воздухе витают оттенок московского снобизма и звуки живого фортепиано. Посетители – бизнесмены, куртизанки, люди неопределенных профессий с хорошим достатком. Вначале он был заметно напряжен, но, выпив немного вина, расслабился, как-то обмяк, принялся шутить и рассказывать анекдоты – между прочим, замечательные, не заезженные и с тонкой черной пошлинкой, как я люблю, но не забываю в подобной компании заливаться смущенным румяным.  Крепкий, волевой и полный сил, Николай поражал своим умом, но по манерам вел себя как мальчишка.
Тем не менее, ужин протекал, как принято говорить, «в прекрасной атмосфере». Блюда были чудесно приготовлены,  к которым я с аппетитом не притрагивалась, лишь умеючи имитировала округленные глаза и активную деятельность приборами по тарелке.  Он, в свою очередь, непременно старался поразить меня своей осведомленностью во всех блюдах данной кухни, уплетая очередной шедевр и не забывая подливать в мой бокал. С вином я не торопилась, при этом старалась быть максимально учтивой, то и дело демонстративно пригубляя, улыбалась с максимальным участием во всех  не интересных диалогах и, практически не произнося ни слова. Я все больше ожидала  визави деловой встречи Николая, появление которого от мерялось минутами.
- Вы все время молчите, Валерия. – В ход пошла тяжелая артиллерия его обаяния, - не могу не отметить себя чрезмерно интересным собеседником в данном ключе.
- Я просто заслушалась интересной интерпретацией известного хита. – Быстро нашлась я, пробежав по столу пальцами на манер пианиста. – Я вообще предпочитаю больше слушать музыку, нежели людей. Там  автор и исполнитель пытается сконцентрировать и донести хоть какую-то суть. Даже в самой нелепой и дешевой попсе бывает спрятан какой-то смысл, в то время как ежеминутный треп среднестатистического человека – это скорее звуковой мусор. Представьте себе, какая была бы тишина, если бы люди говорили только то, что действительно необходимо и тогда, когда это необходимо...

Он на секунду осекся.
- В тишине нет места лжи. Вы это хотели сказать?

Я утвердительно промолчала.

« Страсти крут обрыв…» - пронеслись в голове давно забытые строчки, когда он, не отрываясь, проедал меня насквозь.  Глаза выдают наши страсти. А страсти его обуревали не шуточные. Такие страсти не скроешь  ни манерами, ни памятью, ни даже возрастом. Как бы ни были глубоки царапины, мужчины все равно чаще всего помнят кошку.  Какая разница, что могла сделать с тобой эта «кошка», если прежде она заставила тебя чувствовать. В таких- то случаях даже  боль, - всего лишь признак того, что ты еще существуешь. Потому, что  лишь подобная страсть еще действует анестетиком на метастазы души, только подобная заставляет еще дышать и задыхаться и балансируют тобой, как на лезвии ножа. Она никогда не продолжается долго, но остается в памяти на всю жизнь.
- Еще вина? Вы совсем ничего не едите. – Он явно пытался отвлечься. И как нелепо, как читаемо и нелепо.
- Благодарю, но я жду десерта…
- Любишь сладкое?
Как быстро стираются рамки « Ты /Вы», когда речь заходит о сладостях. Поразительно…
Я картинно прикусила губу:
- Безумно! Жизнь, вообще, штука короткая, поэтому я всегда начинаю с десертов.
- Сколько же в тебе человеческого!
« А вот это ты зря, Николай…»
- Как будто это может кому-нибудь быть интересным. – еще одна партия скромности не повредит. – Человечность в нашем мире, - слабо конвертируемое качество. Куда больше внимания и предпочтения отдается внешности, нежели достойному содержанию…
Он вновь улыбнулся со взглядом мыслителя, демонстративно  вращая в руках за талию прозрачный бокал, изучая внутри него играющую жидкость:
- В чем-то вы правы, Валерия.  Стекло привлекательно, однако я предпочитаю вино…
- И с чужого стола оно всегда еще более притягательно, не так ли?- он медленно перевел взгляд с бокала на меня. Я наигранно захлопала ресницами.- Как забавно и грустно одновременно. Вы не цените и не замечаете женщин, которые рядом, но не прекращаете думать о тех, которых не смогли поиметь, или тех, кого без причин потеряли. Вот и сейчас тебе не терпится залезть ко мне под юбку, но уверяю, там нет ничего нового. Мы все женщины одинаковые, а голые и подавно. Индивидуальность можно рассмотреть в другом месте, но на это уйдут годы в твоем случае, мой друг, пока ты доберешься до этого места, если изначально тебя интересует содержимое трусов. – Я так же легко и незаметно устранила грань «ты/вы», стертую им уже ранее. Речь шла о слабостях, о его слабостях, - кто ж упустит момент на них поиграть…. -  В этом вы. В этом мужчины. Как же вас сложно при всем этом любить….
- В этом уебищном городе ничего не меняется… - «десерт» появился как нельзя вовремя. – Коль, бля! Это что?- одарив меня беглым взглядом, просил он в мою сторону и рывком отодвинул стул напротив. -  Я же просил без хвостов.

- Я коротал время в ожидание тебя, - освобождая территорию для прибывшего партнера, чуть виновато улыбнулся Николай и протянул руку для рукопожатия.
- Она в теме, что ли ? – партнер смерил меня брезгливым взглядом.
- Не совсем. – еще недавно утопающий в своих чувствах мой собеседник резко сменил тон. - Это мой коач- тренер.


- Могу догадаться, чему она тебя обучает… надеюсь, справляется? - его глаза и голос выражали ум и свирепость. -  Будь добр, избавься от ее присутствия, прежде чем я начну говорить.
 Униженная за вечер дважды я утопала в искреннем желании вылить горячий кофе на колени этого мерзавца. Не произнося ни слова, я поднялась из-за стола и удалилась, боковым зрением замечая, что секундой позже в проходе через несколько столов рывком пытается подняться Олег. «Вот где  все манеры разом пропадают», - ухмылялась я, фирменной походкой продвигаясь к выходу, глазами подавая сигнал Олегу не спешить  и, спинным мозгом отмечая, что на четко выдержанной дистанции за мной следует некий субъект слишком серый, чтоб быть заметным и слишком типичный, чтобы слиться с местным колоритом.
 Я была довольна, что сдержалась, и еще больше, потому что снова вышла на нужный след. И пусть его появление в городе  структура зафиксировала мгновенно, мне было важно что я вышла на него лично, оставляя на нем взгляд безразличия и прикрепленный с внутренней стороны стола под скатертью «жучок» .  Безопасность никогда не являлась для меня весомым аргументом, - большие возможности стоят приличного риска. Выходя на улицу, я отметилась взглядом с Олегом.
«Карты снова розданы и ты опять в игре…» - читалось там прямым текстом.
Я улыбнулась в ответ: « Ах, как страсти крут обрыв. Отойдите, будьте добры…»
 
 
                ***
- Так хорошо. Ты здесь. – Игорь сидит в халате прямо на полу, облокотившись спиной на край дивана. Он только что вышел из душа и, еще разгоряченный и  благоухающий мужским банным парфюмом, неспешно потягивал виски и смотрел куда-то сквозь работающую без звука плазму.

- Выпьешь чего-нибудь?

- Нет. – Я перевернулась на диване, давая халату расползтись на поясе. – Я стала равнодушна к спиртному в последнее время.

- А я ведь ни разу не видел тебя пьяной вдрызг. Ты наверняка забавная в таком состояние.

- Ты же знаешь, я этого не люблю.- Блики экрана отражались на  потолке.

- Не любишь или боишься?

- Ты решил поиграть в психолога?

- С тобой иначе не разобраться. Ты еще та загадка. То юная, веселая, близкая, а то и на выстрел не подойдешь, сплошь шлема, да щиты.
 
Снова эти разговоры обо мне. С чего бы это?
Поначалу, мне, разумеется, это нравилось, - всем женщинам нравится, однако впоследствии все более настораживало.

- Мне все интересно, я смогу когда-нибудь тебя разгадать или мы так и останемся на всю жизнь недосказанностью с сединой на висках. Ты будешь прелестной старой дамой.

Меня что-то передернуло внутри. Будто тоскующий голос отозвался смутным эхом чего-то давно-давно пережитого, в другой жизни или на другой планете. Это вредно, как сильный запах ночью в запертой комнате.

- А я тебе не надоем?

- Вряд ли.

- Да ты еще больший романтик, чем я предполагала…

«К чему весь этот чувственный тон? Я допустила в него эти нотки, уйти теперь будет нелегко…»

Я перевернулась на живот и подтянулась к нему, прикоснувшись щекой. Он как завороженный не отрывался от экрана. Я медленно окунула указательный палец в его бокал с шотландским виски. Холодная жидкость тут же проникла под ногтевую пластину, придавая более насыщенный оттенок идеальному французскому маникюру, даже сквозь искажение стеклом. Красивый получился оттенок. Я люблю теплые тона. Особенно в прикосновениях.
 Я  вытащила пальчик так же неспешно и положила себе в рот. Губы тут же подхватили  эту игру и податливо округлились,  принимая на себе тонкие нотки алкоголя. Чуть обжигающего, чуть будоражащего. Чья незначительная часть успела соскользнуть на его ключицу с явной готовностью устремиться вниз. С явной. Но я оказалась быстрее.

- Ты почти не пьешь, не выходишь из себя, ни разу я не видел, как ты плачешь, - ты боишься утратить самоконтроль. Почему ты боишься?
 
Это как ожог. Ожог  от  его жаркого тела. Плесни мою душу на раскаленные камни, потому что я не дам  тебе ответа. Пустой вопрос: себя не переделаешь. С детства я приучилась владеть своим сердцем.  Только снова этот шторм в голове,- от его запаха. Ключица, шея, скулы и с каждым миллиметром все жарче, с каждым мгновением все ближе… какие тут могут быть вопросы?

- Я сейчас, когда в ванной в зеркало смотрел, заметил,  у меня кубики на животе не проявляются.


- Серьезно?- я даже на секунду оторвалась от поцелуев.


- Ну, да.


- Давай, я посмотрю...


С минуту он медлил, затем встал, поправляя халат, я тем временем спустила ноги с дивана, невзначай оголив коленки. Я привлекла его к себе и поцеловала в верхнюю часть живота, чувствуя, как его мышцы пресса непроизвольно сокращаются. На какой - то момент, мне показалось, он перестал дышать. Я приподняла глаза. Он смотрел на меня сквозь туман полу мрачного освещения.

 - Лер, ты ведь всегда будешь со мной?

Откуда эти вопросы? Мужская душа – потемки…, но когда она начинает скитаться, отвечать нужно быстро: - Я же сейчас здесь.

- Ты сможешь меня не забыть?

Да что же это, в самом деле… Живой, горячий, полный планов, идей, увлеченный тем, что делает, к тому же отличный любовник, красивое тело. Любит крепко и нежно. Привязан к сыну, сходит с ума, когда кто-то из нас грустит. Идеальный муж. Духовное родство возможно не только в литературе, заявляю официально, однако сейчас я совершенно не понимала, что он пытался мне сказать…

- Ты - из тех, кто умеет делать так, чтобы после ничего и никого уже не было.
Он не ответил, по-прежнему не сводя туманного взгляда. Мне отчего-то стало очень неуютно под ним. - А обещаний я не даю, особенно, когда счастлива.
Он улыбнулся.


- Надеюсь, я ответила на твой вопрос и могу продолжить?- улыбка стала еще мягче. -  Мне необходимо отыскать еще четыре кубика.
 
 Ресницами по упругой коже его живота…
Все эти вопросы о страхе, верности и пропавших кубиках, -  к чему они? Что там  у тебя в голове: пустота или тараканы в темноте устроили гонки?

А свечи тем временем тихо таяли, слегка потрескивая и отражаясь в бокалах. Это меня  так распирает от нежности или просто мысли трещат по швам? Те самые, свежие, что в вакуумной упаковке необходимости.  Как великолепно! Говорите, что думаете, не так ли нас всех учили? Но  даже с близкими это не получается, - говоришь то, что люди ждут от тебя. Люди всегда чего-то ждут. Чего ждет именно Он? И является ли ложь ложью, когда все знают, что это ложь? Или когда она - единственная вынужденная необходимость?

- А что мне было еще делать?- его вопрос об осмысленности всего того, чем я занимаюсь, показался мне немного не к месту. – Сам знаешь, как это после бизнеса снова искать себя. Вот и я что-то делала, старалась как-то крутиться. Я искала возможности . Жизнь предоставила их мне. И не в самом плохом варианте, кстати. Тебя не было рядом. И мне каждый день приходилось хоть чем-то занимать себя, чтоб не сойти с катушек, перемалывая воспоминания о тебе. И с течением времени это становилось все сложнее. Сейчас я нахожусь там, куда стремилась. И это интересно. Мне пришлось пройти немало, чтоб мое наивное рыльце начали воспринимать серьезно. – он не доверительно приподнял бровь, не переставая гладить  меня по волосам. – Риск есть, я прекрасно знаю об этом, не надо вот этого… - я спародировала его излюбленную мимику. – Я не хочу останавливаться. Я слишком хорошо знаю, куда иду…
…Сеть салонов цветов "Пион" по Москве и частная фото студия, как официальная версия всей моей деятельности. Я проходила по учредительским документам для полной достоверности, а  массы симпозиумов и мастер классов всегда являлись приемлемой причиной моих разъездов. По заграницам я  моталась достаточно часто и в основном по туристическим визам. Так меньше вопросов по всем сторонам. Прикрытие – хореограф, дизайнер, модель... да мало ли еще кто. И работать приходилось не только ногами. Ножами, иногда пистолетами. Не без усилий, конечно, но все когда-то в первый раз. Да и что уж там скрывать, нравилось. Нравилась такая работа. Вся жизнь игра, а тут сразу столько ролей. Только с каждым днем эта часть работы все больше вызывала во мне невероятное чувство, распирающее душу и образующее в ней разлом, рваные края которого не имели больше шансов сходиться. Потому что среди нас не бывает бывших. Мы пожизненно остаемся «партнерами» с ясным осознанием, что уже никогда не сможем жить обычной жизнью. Ведь «в бизнес» не идут просто так и не попадают по случайности.  Там оказываются  в момент осознания, что терять уже особо нечего и обыденная серость оставляет с каждым разом все меньше надежд.  Так было в моем случае, поэтому нет смысла притворятся. Моя жизнь давно превратилась в чей-то сценарий, и вопить теперь из зала  "Не верю!" было бы верхом лицемерия. Все мы не живем, все мы играем роли. Разные, порой противоречащие и каждый раз на гране. Мы как заигравшиеся актеры,  разница лишь в том, что нам не выдают прописанный до мелочей сценарий и снимается все с первого и единственного дубля. А  самые отчаянные из нас еще умудряются проживать те или иные моменты через себя, в попытке не потерять ту грань между собой настоящим и собой поставленным в данные условия. То ли Джо настолько сильно вжился в роль бабочки, то ли бабочка заигралась в роли Джо…. Поэтому не надо мне рассказывать о тонкостях отношений, потому что они тонкие в смысле хрупкие, ведь мы доверять то толком друг другу не можем. И не потому, что есть поводы этого не делать, просто мы вообще доверять не умеем. Никому. Это уже профессиональное. Так что нам даже приврать друг другу по-человечески не получится, милый, не говоря уже обо всем остальном. Потому что не бывает тех, кто не лгут вообще. Мы выбираем тех, кто не придает, - с ними можно иметь дело. А уж опыт в этом у нас почти равный и бесценный. За одной партой сидели, можно сказать. Опыт - людей разводить, а на что - дело десятое. И ни к чему здесь паузы достойные театральных подмостков…
Он не сводил с меня своих глубоких  глаз, все также перебирая мои волосы,  и будто пытаясь высмотреть хотя бы зацепку, хотя бы направление моих мыслей. Меня всегда искренне забавляли подобные ситуации, несуразность и аналогичность наших подходов к тем или иным  вещам и вопросам. Это было смешно и грустно одновременно.
Как же ты близок к ответу, Игорь, очень близок, но ты его не узнаешь, потому, что я не знаю его сама.
Вы умеете читать мысли? Нет? А вы? Тоже нет?!
Кто-нибудь может прочитать мысли? У меня тут мысли есть - я не могу их прочесть…
                ***
- Что мы нового мэра не найдем, в самом-то деле? – Рамир был как всегда убедителен в своем негодование. - Объяснят ему популярно, почему переоформили карьер, и должок за аренду припомнят. А не захочет понимать…. разделит судьбу директора «Эколмаш.»
 Мы неспешно прогуливались по городскому парку, совсем недавно претерпевшему реконструкцию. Мамашки с колясками, влюбленные парочки  и праздно шатающиеся студенты близлежащих вузов изменению не поддавались ни при каких обстоятельствах. Порой мне казалось, они, как  голуби и бомжи, -  неотъемлемая часть мест массового отдыха. Тем не менее, они же, - парки – самые информированные свидетели, как ни крути. О чем только ни ведутся беседы на этих узких тропинках и вымощенных аллеях. Ни поэтому ли в них любые темы так легко поддаются обсуждениям…   

- Как это смогло в эфир просочиться?

- Оно и не просачивалось...
Я чуть сбавила шаг.

- Что я  упустила?

- У нас ведь как, Лерочка,  люди даже в смертях соперничают. Кого-то тихонько пристреливают в безлюдном парке, из убийства другого делают фейерверк. Статусность – дело тонкое, тут не поспоришь. Сколь велико людское тщеславие, особенно когда речь идет о бесплотной химере. А спрос, как известно, рождает. И мы в свою очередь лишь напоминаем о спектре услуг, - ликвидируем не только  предприятия…

- …но и предпринимателей. – Закончила я фразу в унисон с наставником.

- Именно. 

- Дай, только подберусь поближе, Рам.

Рамир слегка прищурился на играющем сквозь листву солнце: - Ты умеешь ублажать и очаровывать людей, девочка моя, и тебе это нравится. Люди подобные Николаю позволяют себе думать, что подобное отношение основано на глубокой любви и уважении к ним, в то время как ты потакаешь им своей неискренней лестью, на которую они так падки. Ты умеешь очаровывать даже тех, кого ненавидишь и делаешь это с особой легкостью. Вот и продолжай в том же духе…

- Здесь вопросов нет, - я развела руками. - Однако, Виктор – иной случай. Это - настоящий хищник. И уповать здесь исключительно на личную заинтересованность было бы верхом опрометчивости…

- А ты не спеши. Просто спровоцируй взрыв интереса и, волны от нее разойдутся сами собой, создавая цепную реакцию. Только не забывай про улыбку, она тебе очень к лицу,  а люди охотно ведут дела с теми, кто создает им хорошее настроение. Люди — существа эмоциональные. Они желают быть с теми, кто дарит нам ощущение счастья. И каким бы чудовищем он ни был по твоим замечаниям, он, прежде всего человек, не так ли? А дальше просто дай плоду дозреть. Момент сорвать всегда найдется.

- Я бы его на повидло пустила, плод этот…
- Раздавить врага не сложно. Заставить его удавиться самостоятельно,- вот это искусство. И совсем немного требуется, чтобы подтолкнуть человека к самоуничтожению: стоит лишь убедить его в том, что дело, которым он занимается, никому не нужно. Ведь самый большой банкрот – это человек, утративший жизненную энергию. Разори его и делай с ним, что хочешь.
Я приставила ладонь на манер козырька, защищая глаза от солнца:
- Запудрить мозги обоих будет слегка проблематично.- Листья шуршали в такт моим мыслям  в порывах легкого ветерка, - осень в этом году явно обещала быть поздней. - Как быть с Николаем в таком случае? Он мне не союзник, но и убирать его пока рано. Спугнем.
- Пудрят мозги обычно через нос, Лер. Ты слишком буквально стала все воспринимать, - я не наблюдал за тобой подобного раньше. – Окрасил философским тоном  Рамир, еще больше замедляя шаг и сцепляя руки за спиной. – Есть куда более действенные способы, нежели  химия. Нежели все низменное и пошлое, а потому так безотказно действующее на людей в любые времена. Я бы даже сказал, все это – лишь плоды их порождения. Передозировки, если уж быть еще точнее.
 Опять внештатная лекция, Рам. Почему ты не можешь просто сказать, как есть? Буквально? Ты ведь, несомненно, прав, я воспринимаю все исключительно напрямую, пусть даже это сразу и не бросается в глаза. С определенного момента в моей жизни я все воспринимаю только в таком направление: и бизнес, и взаимоотношения.  Познав однажды схему нарисованную маркером с проектора, как сводят все сопутствующие негативные стороны в один аспект – позитивный, я уже бессознательно ищу такие пути...
  - Деньги, Лера, - это наркотик, изменяющий наше сознание на пороге детсадовской осознанности и не отпускающий до самой смерти. – Информация полилась, зарубая на корню все мои возможные выводы. - Деньги — это ревнивая шлюха, которая никогда не спит, и уходит, едва дождавшись, пока ты не потеряешь бдительность и  не перестанешь заботиться о ней. Именно поэтому  деньги не делаются при ярком свете, и  делать их без рекламы может только монетный двор. Твоя же роль в данном раскладе  - десятицентовая монета среди груды пенсов, к тому же женщина, которой достаточно один раз пройти по улице, чтобы остаться в памяти мужчины навсегда, потому как истинная Леди, наряду с абстрактным искусством, лучше видна издалека, ибо близко она к себе не подпускает. И не стоит уповать на отсутствие личной заинтересованности – она есть, она всегда есть. Твоя задача найти его и раскрыть, а когда знаешь где искать, найдешь скелет в любом шкафу.

- Устроить им аукцион, хочешь сказать?
- Как самый – доходный актив. Как наивыгоднейшую «торговую позицию» по всем параметрам. Ликвидностью и безупречной рентабельностью. Все как ты умеешь. Подача и сервировка на высшем уровне. Не забудь только присыпать сахарной пудрой романтики.
- Что ты! - я достала из внутреннего кармана солнцезащитные очки и водрузила их на нос.

- Мы обязательно встретимся с ним в романтической обстановке: над ним  будет шесть футов сырой земли, а у меня в руке две розы.
- Да, уж… жалости тебе ни занимать…
- Жалость, Рам, - страшное оружие. Еще страшнее оно в тех руках, кто использует жалость к себе в лицах других как преимущество.
- Оно у тебя подавляющее, сколько тебя знаю…
                ***
- Вы либо стоящий бизнесмен, либо выдающийся политик. В одном человеке это не совместимо.
 Он даже не взглянул в мою сторону, когда я вошла. Я стояла по центру его невозможно огромного кабинета сплошь из кожи и красного дерева с не везде уместной массивностью в каждой детали  и, чувствовала себя ни больше, ни меньше бактерией под прицелом микроскопа:
- У вас не получится играть по их правилам. Вы - человек, у которого им есть что отобрать…
Он посмотрел на меня равнодушно и не подумал предложить присесть. Униженная дважды за последние несколько минут в купе с отвратным утренним кофе я даже испугалась в какой-то момент, что меня порвет сейчас изнутри собственная ярость. Сдержаться стоило нечеловеческих усилий. Прописная истина: легко быть милым с теми, кого любишь, а вот быть милым с теми, кого ненавидишь, - это наука. Куда мне до ученой-то степени…

 Я сделала несколько уверенных шагов к столу и села без приглашения, демонстративно закинув ногу на ногу, сознательно нарушив тем самым негласный протокол. По его и без того серому и бесконечно отвратительному от чрезмерной желчности лицу пробежала тень. И это не было добрым знаком.

– Я вам сесть не предлагал, а вы сели, – бесцветным тоном декламировал он. Но, не смотря на всю его омерзительность, была в нем, все-таки, какая-то своя особенная харизма. Как и любой рвач, по молодости он стремился разбогатеть с целью рассекать на Кадилаке, курить траву и вести совещания, сидя в горячей ванне. Однако на ряду с приобретенным навыками, развились и обострились врожденные. Деспотизм, чрезмерная самоуверенность и умение гипнотизировать собеседников глазами, начисто лишая их всякой воли несогласия. Что может быть безупречнее? Мне импонировали эти черты.

Я непонимающе уставилась на него: - Логичной реакцией с моей стороны для вас, я полагаю, стало бы - мгновенно покраснеть всеми частями тела  и вскочить так, будто мне в зад только что впилась сапожная иголка. Для вас так привычнее, не так ли?. Однако не стоит переходить границы. Сейчас время не то.

– Садитесь.

Я не сменила позы. Он закурил, я молчала, изучая его короткие пальцы с широкими фалангами. Он начал говорить, но относительность спокойного тона сулила не предсказуемость.

- Смотри, допрыгаешься, - заберут тебя в двуногие хищники. Политический шпионаж – самая востребованная в мире профессия. А с твоей-то мордашкой -  вообще нигде не пропадешь.
 Пепел сигары слетал прямо на столешницу и какие-то бумаги, минуя борта массивной пепельницы и крест в черном квадрате на его безымянном пальце.

- Не оскорбляйте профессию, Виктор. Менты, они и так люди несчастные. Не от них же вы, право, сбежали в свое время, а совершенно от других людей… 

Он смерил меня едким взглядом, под которым голова непроизвольно стремилась вжаться в печи. Дабы не провоцировать саму себя, я выпрямила спину и села еще ровнее:

- Органы, они ведь не только карают, они еще и воспитывают. Но вам есть, за что их ненавидеть…

…Вы торговали автомобилями не малоизвестной марки, были первопроходцем на российском рынке, если уж быть точнее. Не совсем легально, конечно,  но и, не превышая пакта дозволенности. В один «прекрасный день» на очередную пересекшую границу партию наложили запрет. Все было конфисковано, а затем за божеские деньги распродано. Для вас это вылилось в несколько суток административного ареста, но за то время, пока вы сидели, дело ваше чуть не погибло окончательно: в офисах прошло несколько обысков, салоны опечатывались, на счета был наложен арест. Чтоб не извести вас окончательно  они предложили полюбовно отписать им половину бизнеса. Он был для вас не главным, однако выводы вы сделал отсюда исключительно правильные: никто теперь не оставит  вас в покое, пока ни выдоит до костей. Тогда-то вы начали выводить активы…

Он одарил меня еще более презренным взглядом:
- Неплохо накопала. Новая ментовская порода?

- Существуют два типа людей: те, кто копают, и те, у кого заряжен пистолет. Я же пока ни то, ни другое. Мной двигала исключительный искренний интерес.

«Будь достаточно убедительной, даже, когда говоришь с людьми, которых не уважаешь». - Пульсировали в голове слова Рамира из разговора накануне.

- И тот факт, что я слышала невероятное количество клеветы в ваш адрес, не оставляет мне сомнений: Вы — прекрасный человек!
 
- А твои «Тissot t-touch» модели прошлого года, говорят об образованности и смелости твоей натуры. Наряду с остроумием, покоряющим мужчин своей неповторимостью и  отточенного умения  прекрасно симулировать скромность. – Закончил он, скользящей ухмылкой прерывая мою реплику. - Что тебе нужно?

 «Если ты в руках врага, и все еще жива при этом,- преимущество на твоей стороне.»
Я непроизвольно вздрогнула и сделала глубокий вдох: «пора!»
- Виктор, я прошу у тебя милостыню, – еще один вдох, и жар предательски крадется под одежду. - Никогда раньше я не думала, что  люди бизнеса могут что-то выпрашивать. Я всегда считала, что такие люди исключительно оперируют своими возможностями с целью получить взаимовыгодный обмен. Сейчас все уже совершенно не так, и тебе известно это, как никому другому, хотя я по-прежнему искренне сомневаюсь, как можно продолжать существование, поступая иначе. На данный момент я не могу получить нужную сумму, предлагая инвесторам перспективность и прибыльность моего проекта.  Именно эта прибыльность и заставляет их от нее отказываться. Поэтому я стою перед необходимостью просить милостыню.
И тягучая пауза сгущает пространство. Он выжидает. Я перевожу дух, чтоб закончить как максимум двумя фразами: - Я знаю, никакими инвестиционными проектами тебя не заинтересовать, - не твои масштабы. Поэтому я просто прошу у тебя денег. Просто денег. Просто прошу.
– Все? – он растворил меня взглядом как в кислоте.
На новый виток меня бы вряд ли еще хватило, - я лишь молча кивнул: «все».

– Тогда я скажу… - начал он и, растягивая удовольствие, в очередной раз глубоко затянулся.
К слову, я не выносила запах сигар, даже таких искусных с тонким ароматом вишневой косточки. Виктор знал об этом, он давно изучал мои повадки. Он нарочно изводил меня, усугубляя момент. Я терпела. Сейчас был его ход. Мне хотелось, конечно, уточнить, что тесак под ребра - самая выгодная в него инвестиция, но время для вспышек эмоций еще не пришло.


- Если б ты ни была, хотя бы наполовину, такой чертовски хитрой и своенравной сучкой, я бы выставил сейчас тебя за дверь без особых церемоний. Однако твоя привлекательность порождает во мне прилив джентльменства, как очевидно. И хотя мне совершенно наплевать для чего и куда на самом деле пойдут эти деньги, есть одна маленькая неувязочка… - снова затяжка и густой дым сквозь довольно искривленные губы. - Ты не можешь стать гарантом этих денег.


- Тогда кто? – я искренне изумилась.


- Как минимум тот, для кого эти деньги.


Очевидно как божий день, куда он роет.


- Хорошо, - выдавила я. - Кто тебе нужен, Виктор? Назови имя.


- Ты знаешь этого человека. Очень хорошо знаешь.


Что ж, он совсем не оставляет  мне выбора…


…Есть ли человек более скверный, чем тот, чьему сердцу неведома жалость? Жалость. Всего лишь эмоциональная составляющая. И не надо превозносить ее до уровня прикосновений к лику божьему. Жалость, как и любое другое чувство, особо желанна лишь на фоне ее отсутствия. А меня со временем перестали пугать чужие бурные эмоции, хотя их было и много.
 
 При упоминании определенного имени, Виктор рывком поднялся из-за стола, с треском швырнул бумаги и прорычал что-то сквозь сжатые зубы. Я не совсем разобрала, что именно, но мне и не стоило, общее понимание сказанного  на фоне эмоционального окраса дали мне полную картину мысли. Учите язык мимики и жестов, господа, это упрощает понимание мира.

 Затем почти сразу сорвался на отрывистый лай. Кричал, угрожал, называл меня «сукой» и еще по-всякому. Я молчала. Тогда он побагровел, начал приударять кулаками по столу в такт своему лаю и сделался похожим на барабанщика. Я молчала. Он выдохся, охрип, и тяжело осел в свое массивное кресло, накрыв глаза трясущейся ладонью. 
Я молчала. Когда кроешь крупной картой,- комментарии излишне. На столе передо мной лежала матовая карточка девять на двенадцать, с которой открытой  улыбкой пухлощекого ангела взирало на мир очаровательное создание – девочка четырех лет с огромным розовым бантом на белокурых волосах. Точная копия этой карточки в миниатюрном варианте располагалась в бумажнике Виктора, наряду с другими представительскими картами. Она же единственная, являлась из них законной и, как выяснилось самой значимой.

 Преступник. Личность с хищническим инстинктом, обладающая достаточным капиталом, чтобы основать корпорацию. Лицо с ранних лет осознавшее, что успех любого предприятия зависит исключительно от степени личной костолобости и упрямства, а отчеты, графики и другие бумажки не имеют к нему никакого отношения. Человек, который большую часть своей жизни разгребал дерьмо, отрубал головы, а после еще нашел в себе силы принимать решения, четко сформировав на собственной шкуре жизненную догму, что если тратить время на то, что бы делать людей добрыми и понимающими, то они же и тебя казнят. И при всем при этом, ты нет, а он смог. Как можно осуждать какую - либо степень порочности, будучи порочным чуть ли ни в каждой из ее форм? О степени зла не торгуются. Я собственноручно и абсолютно осознано пустила в ход свое оружие, поставив на кон решения вопроса племянницу Виктора.  Тогда кто я такая, чтоб первой кидать камень в его огород? Я лишь об одном прошу, - не унижайся до такой степени, чтоб мне пришлось прикрываться работой.


- Кто ты ?

Этот вопрос застал меня уже в дверях. Я жаждала поскорее убраться из кабинета, где к тому моменту уже догорал разожженный мной разум человека. Он вор, кто спорит. Но кто тогда я?

                ***
- Лера, а зачем мы существуем? - вопрос из тех, который дети обрушиваются нам на голову, в тот время, как мы думаем о покупке гигиенических тампонов.
Я шуршала пакетами из супермаркета, выкладывая продукты и прочие предметы обихода на стол с мыслью о том, что основную причину визита в магазин так и не приобрела, - критические дни всегда застают врасплох, причем во всех смыслах их понимания. Артемка выбежал на звук открывшейся двери, и уселся на кухонном стуле, в глубокой задумчивости рассматривая мои монотонные действия, несмотря на уже достаточно поздний час.  Ни Игорь, ни я никогда не загоняли его силком в постель, считая, что растущий организм, не испорченный еще временными рамками вынужденных подъемов сам определяет интервалы своего сна и бодрствования, однако час ночи было явным перебором даже для столь разборчивого создания. Слегка взъерошенный и немного потерянный он уперся подбородком в скрещенные ручки перед собой и смотрел куда-то сквозь разноцветные коробки со вкусностями. Все чаще в последнее время я наблюдала за ним эти приливы глубокой задумчивости, совершенно не свойственные его возрасту, как я могу полагать.

- Люди существуют, чтоб делать друг друга счастливыми,  – я присела возле него на корточки и погладила по голове. – Почему ты спрашиваешь?

Он развернулся в мою сторону. Откуда столько тоски в этих маленьких глазках? Он смотрит на меня, сонное личико замкнуто. Он думает или скорее ищет слова. Затем просто сползает со стула и, протягивая ко мне ручки, обхватывает за шею. Я обнимаю его:

- Мне было бы очень грустно, если бы ты не существовал. 

- И папе?

- И папе! Папе тем более!

Я поглаживаю его по спинке, чувствуя, как он старается прижаться сильнее и прерывисто сопит мне в шею.

- А маме?

Вот что мне ему ответить?

- И маме. – Я стараюсь быть  как можно более убедительной, только сама вряд ли бы поверила сейчас своему голосу…

Я поднимаю его на руки и несу в детскую. Он обессилено провисает на мне, не ослабляя разве что хватку на шее.

 Почему, воспитывая ребенка, мы сами того не замечая накладываем на него значимость.  Из-за большой любви, как правило? Почему прародители чаще всего оперируют нехваткой, воспоминаниями и чрезмерным проявлением любви к чему или кому бы то ни было через него. Нормальный получится человек? Ведь рождаясь он понятия не имеет что такое полноценные семьи , социум и несовместимость характеров. Своим воспитанием мы зачастую с лихвой прививаем ему  неполноценность и ущербность, чтоб потом с этим всю жизнь бороться в ожидание, что он станет таким, каким мы не сумели. А ведь он нам ничем не обязан. Ему дали жизнь, не уточнив предварительно его желание на этот счет, - как он может отблагодарить и оправдывать или не оправдывать? А все эти «наш», «твой», «мой»… он, прежде всего, «свой» и наша роль лишь помочь ему стать собой, наполнить «чашу растущей души» пока она находится у нас на хранение. И все эти вопросы, - они ведь тоже не из не откуда… его мысли, проблемы и сложности. Жизнь каждому дается по силам, и ему она тяжела, выходит, не менее, а может даже и более, чем нам, ведь у него даже опыта нет…

Я укладываю его в «гоночную» кровать. Он натягивает одеяло и закрывает глаза. Я целую его. Мое присутствие пока его успокаивает.

- Почему тебе было бы грустно? – раздалось вдруг из под одеяла, когда я уже было расслабилась и собралась оставить его сон без своего присутствия.
Я наклонилась к нему совсем близко, так что наши щеки соприкоснулись и, тихонько зашептала ему на ухо: - Знаешь почему? Потому что ты – чудо.  Ты – единственный и неповторимый. За все прошедшее время я не встречала такого ребенка, как ты. В тебе все уникально – ноги, руки, ловкие пальчики, то, как ты двигаешься. Ты можешь стать, кем угодно. У тебя богатейшие способности. Да, ты – самое настоящее чудо! И когда ты вырастишь, ты сможешь создать такое же чудо!
 Я еще долго сидела на краешке его кровати после того, как он безмятежно засопел, поглаживала его волосы, и не гасила ночник.
 По теории здесь должна последовать трогательная речь умиления, что я наблюдала, как спит ангел. Я не знаю, я ангелов не видела. Даже когда по ошибке набрызгивалась акс-эффектом, они ко мне не падали. Хотя может я просто не замечала...
 
 Артемка спал, а я смотрела и, мне просто нравилось смотреть. Разглядывать сглаживаемые в жизни мимикой черты, ровность линий, родинки, длину ресничек, взъерошенные светлые волосы и находить уже заметное сходство.
 
«Не мой», - она говорила…
 В нашей жизни все в одночасье может стать твоим, и так же быстро перестать таковым являться. Что значит, мой – не мой. Как часто физиологический «мой» получает то, что и чужому-то совестно сделать, при наличии таковой, разумеется. Хотя мне сложно судить, я – нерожавшая. И возможно, истинные мамашки сейчас ехидно усмехаются над моими мыслишками, приговаривая, «вот родишь… тогда поговорим». И будут правы по-своему.
А пока так. Я смотрела на этого маленького человека, и ощущение теплоты непроизвольно поднималось из области груди, раздвигая губы в улыбке. У него все должно быть хорошо. И уж, коль так сложилось, что я теперь тоже занимаю некую часть его маленькой жизни, я буду очень стараться, чтоб было именно так. Хорошо. Потому что никогда не можешь знать, кого ты встретишь в ребенке. А этот малыш одним своим присутствием открыл для меня в новом свете элементарные истины. Что мудрость – то она не на вершине прожитых лет, а в песочнице детского сада. Ведь большая часть того, как жить и что делать, прописана еще в песочнице: делись, играй честно, не бей людей. Верни вещь на место, убери за собой. Не бери чужое, проси прощения, когда обидел. Мой руки перед едой, спускай воду в унитазе. Каждый день делай что-нибудь приятное, а переходя дорогу, смотри по сторонам. Помни о чудесах, что рыбки, хомяки, кошки и даже семечко, проросшее в пластиковом стаканчике,  - умирают. И мы тоже.  Что самое большое слово из всех : «Смотри». И подумать только, насколько стали бы лучше люди, если бы весь мир пил молоко с печеньем в три часа по полудню…

 Сейчас уже четвертый час нового дня, а Игоря все еще нет. Где он? Чем занят? Телемост со Штатами или, может, по заданию посещает какую-нибудь исключительно важную закрытую вечеринку? А может, освещает ночные дебаты в парламенте? Интересно, каково это быть закомплексованной дурнушкой в затертом халате, просиживающей ночи напролет в кухонных стенах с целью накрутить несуществующие победы загулявшему супругу, мысленно приписывая в его адрес помимо обостренного кобелизма еще и нерасторопность в деловом плане?

Я даже чуть вздрогнула от внезапного теплого прикосновения к шее.

- О чем мечтает мальчик, и что же будет дальше, и сколько будет фальши, не знает даже он, не знает даже он… - шепотом пропел мой «загулявший» супруг.

- И что же ему снится? И лишь бы не разбиться ему в его мечтах… - поддержала я, целуя между строчками его прохладные губы. От него пахло уличной свежестью, табаком и усталостью, - ни намека на  ****ство.

 Прижимаясь в постели к Игорю сильнее обычного, я тщетно пыталась заснуть, - перед глазами стояло лицо той четырехлетней девочки с фотографии…

                *
 
- Ты научил меня самому главному: делать то, что считаешь правильным, и не думать о последствиях.

 В любом деле сначала нужно определиться с сегментом рынка. Будь то бизнес или личная жизнь, или родственники, или просто случайный антураж. Проанализируйте, для кого и на кого рассчитаны те или иные ваши поступки и действия. Это намного упростит амортизационный период и ускорит сроки отдачи.
В данной ситуации все шло по накатанной. Первый взнос за свой героизм Виктор произвел уже на следующий день. Что ж служба социального обеспечения в его лице вступила в действие, что значительно сэкономило наше время и, это прекрасно. Дело оставалось за малым, а детали я всегда беру на себя, - они –то и составляют большую часть совершенства.
 Все шло по плану. Николай улетел. Скинув, наконец, с себя маску проницательной тоски и привязанности, я вышла из здания аэропорта. Теплые прощания, концентрат лицемерия и чувственной пыли в глаза, - его доверие, как пакт моего преимущества. Он, возможно, любил, я не спорю, но любил не меня, как человека, а скорее лишь мое отношение к себе. Я же просто манипулировала им. И презирала. И чем больше манипулировала, тем больше презирала. Этот круг давно замкнулся. А мне еще многое нужно было закончить. Первым делом я заехала в посольство и, запросив компьютер с шифровальным каналом, набрала письмо. Всего два слова. И хищно улыбнувшись, с силой вдавила клавишу «энтер». В этот же момент я запустила и функцию еще одного человека, о существование которого я не подозревала. Он встретил меня на безлюдной аллее парка - неприметный на первый взгляд молодой человек в спортивном костюме совершающий утреннюю пробежку. Мало ли таких комсомолов? Только этот был чересчур уж напряжен, чересчур собран, а жевлаки его челюстей работали как поршни, совсем не соответствуя ритмике движений всего тела. Сокращая между нами расстояние, он резко отвел правую руку за спину, вынимая из-под куртки пистолет. Секундная реакция и моя "подруга" на миг оказалась быстрее. Мига было достаточно, чтоб спортсмен растянулся поперек дорожки с изуродованным лицом и отверстием между глаз.
 «Если тебя когда-нибудь спросят там - за кордоном, что такое Россия, скажи – это огромное кладбище, где все медленно погибают». Глубину подобных слов ощущаешь именно в такие моменты…
                *
- Мне кажется, я тебя теряю, Лер.
 Я лежала на его груди и вдыхала запах свежего хлопкового белья (на шелке я спать так и не научилась) вместе с ароматом самого сильнейшего для меня феромона – ароматом его тела. Он задумчиво смотрел в потолок, там искаженные цветным стеклом виднелись очертания наших силуэтов. Две фигуры под светлыми простынями. Одна – мощь и власть даже в полуобнаженном образе, другая хрупкость и потерянность где-то на фоне первой. Разные. Очень разные, но вместе. Он, будто обуреваемый демонами и я, милая и воздушная, почти как ребенок. Дерзость всегда помогала ему добиваться от людей необходимого, пусть зачастую прибегая к прямому давлению. Его харизма завораживает, он можешь быть холодными и даже жестоким. Я же робка, застенчива и наивна, пусть и большая умница. Я теряюсь на людях и не знаю, как себя вести. Но это лишь до той поры, пока нам ни приходилось меняться ролями. Тогда я выхожу на первый план, работаю локтями и встаю на тропу соперничества. С особо тугими мы не церемонились, друг с другом же никогда не позволяли себе грубого слова. Другими словами, какова бы ни была ситуация у нас находился идейный подход, ибо два перевертыша в команде - это гремучая смесь. А недостаток харизмы в нашей жизни бывает  смертельно опасен.
- Мне нужно закончить это дело, – я оперлась подбородком ему на грудь. -Ты же знаешь, не в моих правилах останавливаться на полпути.
Он медленно поднял руку и запустил пальцы мне в волосы. Он не пытался смотреть, - он наблюдал за мной в отражение. И этого было достаточно, чтоб понять, о чем он думает.
- Прекрати, - мягко возмутилась я. - Неужели ты думаешь, я так долго тебя ждала, чтоб так глупо потерять и поменять на бизнес? Из-за каких-то денег? Это смешно, Игорь. Слышишь?
Он слышал. Знаю, что слышал. Он едва заметно улыбнулся, не вынимая руки из волос. Мне, если честно, ничего другого и не надо было. Просто лежать с ним, всем телом ощущая его тепло, вдыхать его запах и чувствовать, как он гладит мои волосы. Какой к черту бизнес?! Какие задания?! Гори оно все огнем!!!
Я тыркнулась носом «домой» и прикрыла глаза:
- Я сама устала. Но столько потраченного времени и сил выбросить впустую было бы свинством.
 Как я ненавидела себя в такие моменты. Мне бы научиться для начала не чувствовать, а уж потом стараться их избегать. Я всегда отчаянно вела себя так, будто мне все по плечу, будто способна на все, будто безукоризненно контролирую ситуации, - тогда у людей не остается шанса, они в это верят. Но причем здесь люди, когда речь заходит об одном? 
Я использовала запрещенный прием, - я доверяла ему жизнь.
- Ты слишком многому меня тогда научил, слишком многому  я научилась, ожидая тебя, невероятно многое я постигаю сейчас. С тобой. - я чуть приподнялась на локтях, чтоб встретиться с ним глазами. - Представь, я бы тогда отступила? 
 Он, по-прежнему, молчал. Как мне ему объяснить, чем занимаюсь на самом деле? Каким образом сказать, что это был к тому же осознанный выбор? Что не было его тогда рядом, никого не было, - куча знакомых, куча неопознанных лиц и не одного - родного. Никто не способен выслушать или попросту отвлечь, и ты несешь в одиночку эту хрупкую конструкцию под названием жизнь, а угрозам числа нет. Какие уж тут домыслы, в какие полымя бросаться? Вот и стала жизнь, как у овчарки пограничной, на кого покажут, тому глотку и перегрызу. И что, что не женское это? Что женское – борщи варить? Заниматься мужским делом – не значит по-обезьяньи копировать мужчин. А концепция риска всегда затягивала меня с невероятной силой…
- Дай мне два месяца, я все доделаю, и больше ни одно дело не станет нам мешать.
Он не стал ничего говорить. Может, подтверждал свое мнение о том, что когда слов становится много, они теряют свою ценность, может, просто знал, что запрещать мне что-то бесполезно. Он  притянул к себе и поцеловал. Как бы там ни было, он мне верил, я не подводила его доверия. Было бы полнейшим бредом делить свое счастье между мужчиной жизни и прибыльным делом,- второе всегда можно сделать еще раз. Этого, правда, я уже сказать не успела,- его губы нашли моим более приятное занятие. Не успела я сказать и еще кое-что. Сейчас понимаю, что испугалась. Испугалась за то, что он будет категоричен в своем мнение, что не пойдет на компромисс. Но больше всего я боялась просто осознать, что некоторые аспекты жизни и его и моей в скором времени начнут меняться, и именно этих перемен и следующей за ними неизвестностью я и боялась. Остальные проценты занимал страх не успеть закончить что-то важное, сделать то, к чему подошла уже так близко. И втройне боялась, что он попросит отставить это занятие , можно сказать даже потребует и будет абсолютно прав. Я не сказала ему, что у меня второй месяц. Я и сама-то еще не до конца понимала, что это так. Вот так порой и зарождаются недомолвки в доверительных отношениях людей. Исключительно из благих намерений, упертости и страха.
Жаль, что витражные стекла показывают лишь искажения тел…
                ***
 Мой сон прошили звуки. Раздражающие пиликающие звуки. Бесцеремонно, настойчиво и дерзко, будто это и не сон вовсе. Я даже дернулась от внезапности и скомкала край подушки. Только спустя… не знаю, сколько времени, я поняла, что он мне не снится. Глаза резко распахнулись, рука сама метнулась на прикроватную тумбу. ЖК- экран резко резанул по уставшим глаза: новое сообщение. Рамир. «Ты мне нужна. Сейчас.» и адрес.
 Черт, ну почему сегодня?!
Я быстро метнула взгляд в сторону спящего рядом со мной Игоря. Одно слово – безмятежность. Мне бы такие со сном отношения. Безумно захотелось к нему прижаться, и если не уснуть, то хотя бы просто чувствовать рядом, но вместо этого я бесшумно выскользнула из-под одеяла, воровато оглянулась через плечо (не разбудила ли?), и, не одеваясь, босиком выскочила из комнаты. Ценю все же наши новые двери, особенно за бесшумность…
 Быстро выудив из гардеробной юбку и рубашку, ставшие уже из разряда уютных и комфортных в любое время суток, я заглянула к мелкому. Еще одно создание сопело, сбив под собой одеяло. Господи, они даже спят в одинаковых позах.
 «Это скоро закончится,  мои хорошие. Я обещаю.»
Я послала губами воздушный поцелуй в его сторону и, не искушаясь более подобными задержками,  неслышно закрыла дверь. Еще минут десять, и я разрывала светом фар темноту киевского шоссе.

- У тебя есть преимущество во всем этом, Лер, – слова  Рамира всплывали из недр воспаленной памяти. – Сказать?
- С удовольствием полюбопытствую,- отозвалась я.
- Ты свободная, Лер. Ты ничья. У тебя же нет молодого человека, правильно?
Нет, но знал бы ты, подумала я в тот момент, и  утвердительно кивнула головой.
- Вот. – удовлетворенная улыбка. - Тебе все равно. Тебе никто не мешает, делать то, что ты считаешь нужным и как считаешь нужным. У тебя чистое сознание.- не терпящим возражений тоном констатировал он.
 
 Я знаю, Рамир, знаю. И ты не ошибся. Я не подвела тебя,- я старалась. И не подведу. Слишком хорошо мне известна эта цена, которой я не готова поплатиться. И ты был прав, я могу просчитать на несколько ходов любого, я могу форсировать события на свой лад, я могу манипулировать высокопоставленными чинами (для меня они всего лишь мужчины), я могу быть холодной и бесчувственной, но я не могу больше врать. Я устала, Рамир.  Тогда, когда ты вербовал меня, тогда даже, когда только зондировал меня на предмет перспективности, я была необузданна скукой, я была сгустком энергии нереализованного чувства, которое  прорывалось наружу всеми возможными способами, и единственной движущей силой на тот момент было желание делать, играться с жизнью, и снова, и снова тестировать себя на пригодность. Ты дал мне все это с лихвой. Ты дал, а я использовала. Спасибо тебе, - ты рассмотрел то, что могло быть похоронено заживо. Но я устала, Рамир. Я устала.
 И будто в подтверждение моих слов, руки становились ватными, педали тугими, а веки налились свинцом. Узкий конус дороги доходил до сознания сквозь пелену и уходил в резкий поворот. Поворот? Здесь раньше не было поворота! Черт!!! Я вдавила тормоз и резко выкрутила руль. Машину понесло, но рывок газа смог вытащить мою отзывчивую «малышку» из заноса. Дорога пошла ровнее. Твою же мать!!! Я лупонула себя ладонью по щеке. Я и в правду не та! Нашла время для меланхолии! Знала, на что подписывалась! Знаешь, что нужно сделать, что б все вернуть в нужное руло! Теперь молчи и рули! Нормально рули! А то, некому делать будет! Да, и не за чем!
 Я потянулась сделать максимальной громкость магнитолы, то ли чтоб заглушить внутренний голос нотаций, то ли выбить из головы эти репетиционные диалоги, которые все равно никогда не состоятся, то ли просто вытеснить панику.   Не знаю, что сработало активнее, но через тридцать минут я стояла на месте. Отсчетное смс о прибытие, десятиминутное ожидание, и незаметная невысокая фигура уже нарисовалась на пассажирском сидение. Устойчивый запах перерабатываемого организмом алкоголя наполнил машину. Я включила систему кондиционирования.
- Доброй ночи, Рамир. – улыбнулась я, трогаясь.
- Доброй, Лерочка. 
- Все прошло успешно, я смотрю?
- Коньяк - ключ к знаниям, девочка моя.  Все сказанное после пятого бокала –  достоверная утечка информации.
- Тогда можно предположить, у него было чистосердечное…
Нечто нечленораздельное последовало в ответ.
- Отдыхай, Рамир. Поговорим завтра. Утро, говорят, мудренее.
 Подъезд. Устраненная безопасность. Код. Ключ. Замок. И клиент на месте. Безвкусное кофе на его кухни (не потому что некачественное,- потому что уже не воспринимается в принципе), тусклый свет, органайзер. Завтра в девять встреча в посольстве. Какая прелесть! Оставив едва отпитую чашку, я покинула квартиру наставника.
                *
 Игорь нашел меня потеющей на беговой дорожке. Чувствуя его приближение спинным мозгом, я надеялась, что время его подъема и пробуждения сегодня совпали. Очень на это надеялась. С минуту он стоял сбоку, просто наблюдая. Я нарочисто не сбавляла темп и не выключала плеер. Я выжидала. Что за гадкое чувство нашкодившего котенка?
 Его губы вдруг что-то спросили. Оттягивать момент икс больше не было смысла. Я выдернула капельки наушников из ушей и приветливо вопросительно улыбнулась, повернувшись к нему.
- Ты спала сегодня, спортсменка?- он улыбнулся в ответ.
Кажется, пронесло.
- Если это можно было назвать сном.
- Я опять спихнул тебя с кровати?
- Да нет… - я стянула с рукоятки тренажера махровое полотенце. – не спалось как-то… сумбурность была какая-то всю ночь. Поэтому немного не в форме. А мне в налоговую через час. Там опять что-то напутали - мне нужно быть.
 Я перемещалась перед ним, промакивая плечи и лицо полотенцем. Я бормотала все это, то ли оправдываясь, то ли ставя перед фактом, но отчаянно пыталась не встречаться с ним глазами. И вроде бы ничего не предвещало смены привычного утра, и я уже подходила к аэробному коврику с целью посвятить еще минут десять брюшной области, как вдруг его сильные руки обхватили меня сзади. Не просто обхватили, это не были привычными объятиями, они буквально сцепили меня, намертво и сильно вдавливали в себя. Я не успела даже пискнуть, лишь глаза судорожно метались по сторонам в поисках понимания.  Пот  двойной силой выступил на лице и висках. Тело вмиг стало скользко неприятным. Его рука жестко обвила мое горло и устремилась к затылку, буквально впиваясь под кожу пальцами. Я не знаю, что это было, но я чувствовала какую-то безумную смесь между страхом и нарастающим желанием.
- Никогда больше так не делай – обожгло мое левое ухо дыханием.  – Я слышал, как ты ушла ночью.
Меня будто ошпарило. И передернуло уже на физическом уровне, сдавая тем самым с потрохами.  Нет!
Я медленно  провернулась в его тесных объятиях. Я столкнулась с его глазами. Лучше б я этого не делала. Я люблю этого человека, я живу с ним, я рощу его ребенка, как бы там ни было, и уж поверьте, я видела много выражений его мимики. Много. Таких глаз я не видела еще никогда. Смесь паранои, отчаяния и любви. Меня будто окатило снова, и глаза непроизвольно наливались влагой.
- Игорь, я…..
 Я не знала, что сказать. Я просто впилась в его губы.  Жадно, как целуются после разлуки. Но я успела. На этот раз успела. И внезапно возникающая  отчужденность  душ не успела сегодня пробежать между нами. Но она мирно притаилась на подоконнике, с ехидно улыбкой  наблюдая, как целуясь, двое безумных существа, запутываясь в своих нижних конечностях,  медленно перемещались в душевую. Она знала про их чувство, хорошо знала, но еще лучше знала, что такое пробежавшее меж двоих недоверие. Вы ощущали когда-либо одиночество вдвоем? Ощущали? Так вот, это ее проделки.
                ***
Как бы там ни было, в посольстве я была вовремя. Рамир выглядел пусть и слегка помято, но бодро. Вчерашние результаты сказывались налицо.
 Я отгоняла ползучие мысли, деловито вышагивая чуть позади него c портфелем в руках. Мысли отступали, пока информационный поток и концентрация находились в апогее. С их ослаблением «тараканы»  принимались за свое пиршество, отражаясь маниакальным проблеском в глазах.  Я была загнана ими в тупик, как животное в агонии. К вечеру они взяли верх окончательно.
 Рамир уехал домой пораньше, на фоне вчерашних событий и скопившейся усталости . Я пила, запершись у себя в кабинете,- сегодня был мой черед. Сидя на столе в одной рубашке и белье (все остальное дико насточертело в скованности движений) я смотрела на привычный и не умеющий надоедать пейзаж с окна сорокового  этажа башни Федерации и глотала какое-то долго-выдержанное пойло из  хозяйского бара прямо из горла. Оно глотками обжигало горло, будто за что-то, по какой-то причине, а я морщилась и продолжала заливать.
 Я  очень хотела домой, я безумно хотела к нему, и мне ничто не мешало сейчас быть на полдороги к своему желанию, но я не могла…. Я боялась. Что-то поселилось во мне сегодня утром. Что-то маленькое, копошащееся и колючее. И я боялась даже предполагать, что бы это могло быть. Люди по природе боятся того, чего не понимают. Понимать я тоже боялась…
 Страшно. Очень страшно, когда в отношения начинают смахивать на рынок. И пусть по-прежнему, для меня деньги и чувства - вещи не соизмеримые, однако ж инфляция чувств тоже, как видно, случается. Укрепление отношений в рамках отдельно взятой пары Игоря и Валерии, очевидно, терпит фиаско. Причем без гэпов, интервенций и форс-мажорных новостей. Все как в жизни -   бюджет потрачен, проект не реализован. И исключительно по молчаливому обоюдному согласию не навешивать друг на друга груза собственных сложностей. Настоящий мужчина дважды не обдумывает, - настоящая женщина дважды не озвучивает, - таково, вроде, негласное правило? А вы думаете, им не хочется порою устроить скандал? Или считаете, они не испытывают чувства использованного презерватива, когда мы, начитавшись очередной батвы, ощущаем прилив сучности и вседозволенности  над мужским населением, начинаете отчибучивать уму не постижимые схемы-комбинации-уловки? Тут и шпилька с каблука неожиданно становится чьей-то короной,  и «легко потерять - не по карману содержать – невозможно забыть» по умолчанию формирует  навязчивую идею, а полное собрание сочинений на тему «Я - стерва» переходит на практический уровень. А потом крокодиловы слезы и отчаянные поиски лампочки по ярче, чтоб рассеять темноту на душе, потому как даже реставрация в потемках не производится. А когда же, наконец, определяемся, мы начинаем спасать… Что за бред, дорогие, женщины? Вы действительно считаете, что можете кого-то из них спасти?  Я вас умоляю! Вы не можете порой спасти собственный зад от целлюлита, зато к ломанию сложившейся личности вы готовы почти всегда. Внедрение, запреты, слежки, контроль, тупые звонки, проверки подружек, чрезмерная забота, снова звонки, нравоучения,  секс по принуждению.. этот список можно продолжать до бесконечности. А в итоге лишь стоптанные набойки. Может просто прекратить дышать с ним одним глотком воздуха? И достаточно чем-то заниматься, что б элементарно быть ему интересной и не заступать за территорию его личной свободы и не зарождать, таким образом, к себе отвращение, чтоб в пиковый момент сорвавшихся его нервов плакаться, какой он оказался сволочью, что не оценил масштабность жертвоприношения. Не делайте из отношений алтарь. Любовь – созидательное чувство, прежде всего. Так любите и просто будьте рядом. Или хотя бы поинтересуйтесь для начала, нужна ли ему эта жертва…
 Сколько раз я читала эту нотацию, в том числе и себе. Я не хотела жертвоприношений. Уж тем более, я не хотела его сорвавшихся нервов. Чего ж я тогда хотела, отрезав сейчас себя в офисе от мира?
 Человек – это книга, говорят.  Просто все книги разной толщины. Он – как " война и мир". Читать бы его на ночь по странице, - мне бы на всю жизнь хватило…
…А потом я ревела, сползя на колени вдоль стекла, и прислонившись к нему лбом. Хмель не брала. Уничтожала усталость. Истощающая, высасывающая  последние позывы желаний и ускользающая, оставив высушенный изнутри кокон еще дышащего тела. Дыхание еще было. Тяжелое, с испаринами выпитого алкоголя.  Оно разгоряченными парами оседало на стекле, не успевая сконденсировать полностью. Я  по привычке что-то нарисовала на нем безвольной рукой. Что-то бессмысленное и несуразное. Не помню, говорила я или нет, но  самые сладкие запахи – от его волос в районе затылка. А мои самые изящные рисунки - кончиками пальцев на его голой спине.
 Очнулась я от истеричного импульса мозжечка о полном отсутствие чувствительности своей левой ноги. Сколько в таком положение прошло времени, я представляла смутно, но за окном  уже во всю игралась ночь. С усилием, не без помощи рук, я перенесла свой вес на другое бедро. Чувствительность не возвращалась. Лишь спустя какое-то время яркая вспышка саданула в голову и побежала мелкими  покалываниями по всей ноге так, что непроизвольно захотелось изворачиваться  в попытке уйти от этих ощущений. Изворачиваться пришлось долго, - уйти так и не удалось. Зато удалось окончательно прийти в сознание и понимание своего положения. Жесть. Одним словом, жесть. В трусах на офисном ковролине с початой бутылкой какого-то коллекционного виски,- шик! Умница, девочка моя! Ничего не скажешь, - высокий уровень морального плана! Видимо, тут есть какая-то зависимость: чем выше офис, тем примитивнее поступки. А, жаль! Как бы ни вошло в привычку…
               
                ***
 После убийства агента, Виктора хватил приступ гнева. Он закрылся у себя в кабинете и долго и громко выпускал пар. Затем осушил бутылку хенеси и сделал телефонный звонок.
- Сучка в деле, Сергей. Убит мой агент.


- Ты уверен, что это она?
- Без сомнения.


- Чтоб она могла так действовать, она должна быть внутри системы.
- Раз плоды пошли, значит, она уже там.


- Раз она там, и изначально там пребывала, то это, Виктор Алексеевич, только цветочки…
                *
 …Цветочки смахивали на орхидеи и пахли чрезмерно остро и несколько искусственно. Как и в любом салоне, собственно говоря. Маникюрщица задерживалась безбожно. Сегодня весь день протекал в какой-то тягучей вялости и неспешности, как дымок с остывающего кофе на стеклянном столике, заваленном традиционным женским глянцем с давно истекшим сроком годности. Я безразлично листала один за другим, механически перебирая страницы в попытке отыскать хоть что-то интересное для себя. Интересное нашлось во втором заходе перелистывания какого-то ежемесячного издания для средне статистических почитательниц «глама».
«Готовимся стать мамой» гласил заголовок, и  неестественно счастливая малобюджетная модель, с явно подложенной подушкой под платье в область живота, воодушевленно улыбалась, придерживая себя за выпирающую  часть. Какую, интересно, дезинформацию, редакторы сляпали на этот раз, чтоб  издалека подвести к рекламе очередного медицинского центра с бесплатной диагностикой? Я бегло прошлась глазами по статье, нарочисто игнорирую картинки. Планирование, зачатие, наблюдение… «особо важные первые месяцы, ведь в современном мегаполисе масса стрессов и перегрузок, подвергающих риску правильное зачатие и развитие плода»…… .
Твою же мать! Я захлопнула журнал и швырнула его рядом с остывшим кофе. Затем нервно глянула на часы. Алла задерживалась уже больше, чем на сорок минут. «Ну, где же ты, черт возьми! »
Я нервно закопошилась в кресле, непрерывно перекидывая друг на друга ноги и, временами рефлекторно поддергивая ступнями. И дело обстояло тут совсем не в маникюрщице. Я сделала глубокий вдох, сжала губы и  вновь покосилась на журнал.          « Готовимся стать мамой» стр.68  - тонкими красными буковками пестрело на обложке. Как будто для меня пестрело: посмотри на нас! Посмотри на нас! Да, да, Ты! Вот, ты, для одной, из которых эта статья и написана. Подсветки мигающей не хватало только для полноты картины.
Я долго не сводила с нее косого взгляда: «Может действительно стоит провериться?.»
 Много раз мы спали без контрацептивов, много раз уже были ситуации, после которых мои девки пачками жрали «Пастенор». Я же не беременела и не придавала, по сути, этому особого значения, или же старалась не придавать. Но ни с кем на эти темы не разговаривала. Даже с Игорем. Не стоял у нас с ним как-то остро вопрос деторождения. Он даже тупо не стоял. Зато регулярно и по несколько раз за ночь стояло другое, - это ли ни показатель здоровых отношений? Что вообще есть показатель любви? Когда неистово любя тело, ты как бы говоришь тем самым: "Меня не может обмануть твоя оболочка, я вижу тебя. Твое тело может состариться, но я увидел тебя, бестелесного. Я познаю тебя с каждым разом все больше, и чем больше познаю, тем больше хочу познавать." Симпатия поверхностна. Любовь проникает в саму суть человека, касается его души. Однако, каждый сам выбирает что для него лучше : заниматься любовью без любви или любить не занимаясь любовью…
 Алка появилась в дверях аккурат на пике моих внутренних откровений. Я как подорванная схватила сумку и влетела к ней в кабинет, чтоб как можно скорее смыться от собственных мыслей и засориться на часик-полтора ее пустой болтовней.  Впрочем, вырвать кусочек страницы из журнала с адресом медицинского центра я успела даже в тайне от самой себя.
                ***
- Что папа сказал, когда вы первый раз встретились?
Артемка стоял в дверях нашей спальни, долго не решаясь войти. Он давно уже топал по коридору, но не пытался ломиться в закрытую дверь комнаты, пока ни услышал наши проснувшиеся голоса. Сейчас он сидел на краю разобранной кровати и с любопытством рассматривал нас закутанных в одеяло и неминуемо ожидал ответа.
Что сказал? Я медленно отматывала картинки прошлого в голове и непроизвольно расплылась в улыбке.
- Он сказал : «Здравствуйте, с какой целью вы к нам прибыли?» , и протянул руку к рукопожатию.
- А ты что?
- А я пожала!
- А зачем?
- Да кто его знает, Артем? - я была достаточно серьезна в своем ответе. - Руки у твоего папы, наверное, красивые. И кольцо статусное было.  Только знала бы наперед, во что все обернется, десять раз бы подумала.
Игорь все это время молча наблюдал за нашим ненавязчивым диалогом в некотором шоке, пока двумя резюмирующими фразами ни отправил сына по своим «чемпионским» делам.
- Еще раз так скажешь, и я тебя брошу, – было уже адресовано мне, через плечо в пол оборота.
Я замерла на мгновение. Предательский холодок стиснул спазмом живот. Я медленно обернулась. Он сидел по-прежнему неподвижно, будто выжидая, будто просчитывая мою реакцию. Не прошло и секунды, как его сильная рука обхватила мою талию и с нажимом опрокинула меня на кровать. Я брыкалась, всячески стараясь вырваться из-под его натиска с грубым заламыванием рук, и оперировала даже запрещенными приемами.  Один из них отработал беспроигрышно,  и я тут же соскочила с кровати на безопасное расстояние, тяжело дыша. Я была зла. Я была очень зла.  И зла настолько, что машинально схватила стоящую со стола бутылку минералки и от души засандалила ее содержимое на эту наглую морду. Что было потом,- не спрашивайте. Он сгреб меня в охапку вместе со  скомканным одеялом, и бесцеремонно взвалив на плечо, потащил через балконную дверь на улицу. Я брыкалась и колотила его руками по спине в попытке вырваться. Где уж там! Я всегда ценила в мужчинах способность быстро принимать решения и доводить их до конца, - сейчас принимай личную демонстрацию. Острый порыв холодной свежести после теплого сна, хлюпающие шаги по плитке, секундная потеря опоры под ногами и под сопровождение истеричного визга моего исполнения, мы оба с головой оказались в теплой воде подогреваемого бассейна. Я орала и задыхалась, барахталась и запутывалась в собственных волосах и моментом намокшем одеяле, пока все те же бесцеремонные руки вновь ни схватили меня и с силой ни притянули к себе. Я обвила его ногами, отчаянно прижимаясь, пока сквозь налипшие пеленой мокрые волосы ни нашла его горячее дыхание и улыбку, которую тут же растворила в поцелуе.
- Я же сказал, что брошу. Я бросил. – Продолжал издеваться он, а я все никак не могла отдышаться.
Люди, регулируйте глубину своего бассейна, - иначе есть риск захлебнуться…. от счастья.
                *
- Тебя же Карпаков пригласил? – Игорь крутил прядь моих волос на пальце, когда мы, обсохнув, снова закопались в постели. Не было у нее шансов на сегодня от нас отделаться.
- Да. Ромка.
- Хороший был партнер.
- А я ведь так и не сказала ему спасибо…
 Я даже меланхолично улыбнулась сама себе, чувствуя, как сквозняком из-под двери потянуло ностальгией. Картинки с самыми яркими впечатлениями устроили перед глазами хит-парад. Как же странно, оглядываясь в прошлое, вдруг понимать, что через твою жизнь прошли не один, и не два человека, а целые десятки и сотни людей. Кто-то из них задерживался надолго, а кто-то едва успел коснуться твоей руки... Кому-то не досталось даже твоего взгляда, а у кого-то на губах осталась сладость от поцелуев. Так странно, оглядываясь, вдруг понимать, что ты всегда хочешь быть лучше, честнее, справедливее и добродушнее, а в итоге все равно находятся те, кому ты перешел дорогу. Тебе хочется делиться с людьми радостью, а люди завидуют, тебе хочется взгрустнуть, а тебя начинают считать слабым. Так странно, оглядываясь в прошлое, вдруг понимать, что большинство из нас умеют лгать, глядя в глаза, и лишь малая часть нас решается сказать искренне, не отводя взгляда. Еще более странно, оглядываясь в прошлое, вдруг понимать, что со временем из памяти стираются лица, забываются имена, но события всегда остаются. Они закаляют нас, они служат для нас уроком. Это как театральная пьеса, которая учит нас мастерству игры. А люди... Все люди те же актеры... Просто хорошие актеры переходят вместе с нами из одной пьесы в другую, а плохие уходят. Потому, как не всякую роль, возможно, сыграть, - некоторые из них необходимо прожить, ненавязчиво корректируя при этом сценарий…
И почему же только большинство из нас всю жизнь старается уменьшить свои проблемы вместо того, чтобы строить счастье?
                ***
…Шум ветра в приоткрытом окне пролетел прямо над головой. Я рывком подскочила с подушки. Дома.  А я ведь даже не заметила, как снова уснула. Ровно, как и сумерки за окном. Телевизор молчит, телефон отключен, а время на сегодня отправлено в отпуск – за свой счет, разумеется. Даже посторонние звуки не выдавали своего присутствия. В том ли я измерение? Удостовериться было не в чем, - я вышла в коридор на поиски Игоря. Свет почти нигде не горел, лишь с улицы пробивались проблески фонаря, освещающего веранду. Я направлялась к нему, на удивление крадущимися шагами, стараясь не создавать лишнего шума.
  Все как –то разом стало необъяснимо приглушенным, притаившимся, каким-то тихим, как будто замершим в ожидание чего-то. Я стояла у окна, чуть отодвинув тяжелые шторы, и наблюдала за этой сгустившейся тишиной, пушистые хлопьями, медленно спускающихся с низкого неба, и одиноким силуэтом в рассеянном свете  фонаря. Я смотрела, и странные мысли лезли в голову: что будет, если этого силуэта вдруг не станет? Что произойдет тогда…..?   
Толпы мурашек пробежались по спине, оставляя после себя следы, то ли от холода, то ли от понимания. Мир опустеет, - вот,  что  случится. Мой мир опустеет точно. И как будто в знак подтверждения, меня передернуло снова, и стало еще холоднее.
Холодно. Мне всегда холодно. Но я знаю, где бывает тепло, не зависимо от времени года…
Я накинула куртку прямо на ночную сорочку, засунула босые ноги в «угги» и неслышно проникла на улицу. Ночной холод шквалом ворвался под жалкую имитацию одежды, прогоняя остатки тепла, стараясь занять его место. Снег похрустывал под ногами.
Суетливая тень носилась где-то посередине двора, зарываясь в сугробы, фырча и повизгивая,- Бим в полной мере наслаждался благородным жестом природы и, казалось, не собирался сегодня успокаиваться. Игорь присел на корточки, призывая к себе неугомонного пса, тот в свою очередь и в мыслях не держал отозваться на голос хозяина.  В этот-то момент  я подкралась к нему сзади и зарылась носом в затылок. Он слышал мои шаги, он знал о моем приближение, поэтому никакой внезапности в реакции не последовало. Он просто медленно поднялся и развернулся ко мне. Я нырнула к нему под дубленку, я окунулась в его тепло. Резкий контраст тут же отразился на теле, - оно вздрогнуло и притаилось, обхватив его еще сильнее руками за торс.
- Ты чего раздетая выскочила? – прошептали его губы, где-то в  районе макушки моих волос.  – Ты же заболеешь…
« Моя основная болезнь - ты. Причем, хроническая.» - пронеслось в голове и блаженной улыбкой отразилось снаружи. И снова дрожь, новой волной. Тело не умеет врать,- Оно слишком свободно в своем выборе. Оно не умеет думать, - оно умеет знать и чувствовать.
Я прижалась к нему еще сильнее, еще плотнее, будто стараясь проникнуть  внутрь. ..
У счастья есть запах, я знаю, - он приятный, от него  мое сознание дает сбой, а тело непроизвольно вздрагивает. Он тонкий, порой едва уловимый и мой. Это его запах. Потому что, когда любишь человека, ты любишь его целиком и по отдельности, ты любишь его любого. Когда он злится, когда простуженный, с заложенным носом, и когда полумертвый от усталости. Когда он опаздывает, дергается, раздражается, когда жует на ходу, курит, смеется там, где совсем не смешно, язвит, не высыпается, и думает, что он всегда и во всем прав... Ты любишь его от макушки до пяток с обгоревшим на солнце носом, содранными коленями, трехдневной щетиной, воспаленными от бессонной ночи глазами, шрамами и татуировками. Со всеми причудами, амбициями, страхами и глупостями. Это чувство будто подсвечивает любимого человека каким-то неоновым нездешним светом, в котором все кажется бесконечно дорогим и родным...
…Однако безмятежность и легкость были не вечны, как и все в этом мире. Игорь был переменчив. Как и в бизнесе - то прижимал к груди до треска костей, то забывал. Мог быть теплым, открытым и общительным, а мог пропадать в себе и замыкаться. Наши отношения стали больше походить на американские горки. Мы ссорились. А потом из-за обоюдного упрямства долго не могли помириться. Могли не разговаривать месяцами. Потому что не умели и не находили времени протянуть друг другу руки. Наш брак трещал по швам иными словами. Что тут еще сказать?
                ***
Я набрала его номер повторно. Снова сброс – короткие гудки.


- Слушай, сюда! - рявкнула я в трубку, когда на том конце все же среагировали на звонок.
- Еще раз сбросишь, я тебе клавишу вызова на лбу выдавлю, ясно? Если я звоню, значит нужно ответить, и нужно, прежде всего, тебе! Сбрасывать будешь своих швабр.


- Эээ…


- Договорились?


- Эээ…


- Я не слышу, ДОГОВОРИЛИСЬ?!


Мямлящее да.


- Вот и славно. А теперь по делу: есть информация?

 Воистину говорят, одной мотивации не всегда бывает недостаточно: если у вас есть идиот и, вы его мотивировали, то в результате вы получаете мотивированного идиота. Это расстраивает. Угнетает, если быть откровеннее. Однако прежде, чем диагностировать у себя депрессию или заниженное самоуважение убедитесь, что вы ни окружены полными мудаками. Убеждаться в последнее время приходилось регулярно.
- Иголка в стоге сена, говоришь? – я едва сдерживалась, чтоб не заскрежетать зубами и не запустить мобильником в стену, - останавливал разве что портрет президента, висящий уровнем выше. – Я еще раз повторяю: мне все равно, каким образом ты это сделаешь! Сожги сено, возьми металлоискатель и найди! Плевать, каким способом, - изгаляйся, как хочешь, - мне нужен результат! Результат, мать твою! Знаешь такое слово?!
Понимать людей, которые кретины, - не просто, вдвойне сложнее с ними по необходимости работать.
- Лер, может «Персенчику»? Ты несколько напряжена, мне кажется…
Все это время Рамир безмолвной фигурой стоял у окна, наблюдая с высоты за суетившимся городом. Всякий раз, видя его в подобном расположение, я непроизвольно проводила параллель с медитативным. Существовало ли что-то, что могло бы вывести его из равновесия? 
- У меня творческий кризис, а медицина в этом вопросе все еще бессильна, Рамир.
Он ухмыльнулся, хотя я не видела его лица, - он по-прежнему стоял ко мне спиной. Затем неспешно подошел к стеклянному бару и налил порцию виски. Ни единого резкого движения, ни намека на суетливость, в то время, как мои эмоции крутили из меня оригами.
- Выпей, – он протянул мне бокал.
- Алкоголь не решает проблемы, Рам, – фыркнула я, от части пораженная примитивностью подхода.
- Зеленый чай их не решает тоже. - Он поставил бокал возле меня и вернулся на свою привычную обозревательную позицию.
 Я сделала глубокий вдох. Забавно, все-таки. Я будто бы взяла себя в руки, регулярно пичкая транквилизаторами, антидепрессантами и гормональными средствами. Я всегда была убеждена, что люди должны и способны выпутываться собственными силами, какова бы ни была ситуация. Однако прорубив на своем пути все, что меня стесняло, я вдруг стала беспомощной, барахтающейся в собственном слепом бешенстве. В то время, как спокойствие и уравновешенность разума, по – прежнему, оставались мощнейшим потенциалом успешности и достойных дел. Одна такая невозмутимость, как олицетворение величайших сокровищ мудрости, сейчас сидела напротив меня и пристально наблюдала.
- Возьми себя в руки, Лера! -  Его глаза выражали ум и свирепость. - Если так пойдет и дальше, я отстраню тебя. И не в целях безопасности на время, как это было в прошлый раз, а полностью. Я абсолютно серьезно. Ты становишься неуправляема!
- Рам, прости, но у меня не всегда получается сдерживаться. – Я чувствовала, как приливы слабости нахлынивают с новой силой. Дышать становилось все сложнее. На лбу непроизвольно выступил пот.
- А ты не сдерживайся, - разорвет. Раны не могут исцелиться, пока они не открыты. Чем больше ты их прячешь, тем опаснее они становятся. Они могут превратиться в рак.
Онкология душ – химера двадцать первого столетия. Я непроизвольно вздрогнула и залпом осушила бокал.
- У тебя же получается…
- Человека должно сдерживать шестое чувство, - продолжил он, будто не замечая мои смятения. - Это - его душа. Человек, развивающий душу, сам может определять свою меру достойного их поведения и по отношению к себе, и по отношению к окружающим.  Потому как до конца честным можно оставаться лишь перед самим собой. Что есть грех, и как избежать его, - опции отдельно взятой бестелесной субстанции. Каждый сам для себя, как ты любишь повторять. Однако, развивать душу в условиях существования в материальном мире, среди людей, очень тяжело. Тебя назовут безумной, шизофреничкой или в лучшем случае просто сучкой. И будут абсолютно правы. Потому что Сучка – это любая девушка в чем- то тебя превосходящая. А ты – первоклассная сучка! Ты – женщина, как вид психологического оружия. Ты сложна, неуправляема, непредсказуема. Ты агрессивна и порой неадекватна. Ты оскорбляешь даже тех, кого любишь.  И пусть это понимают не все, но твоя вспыльчивость граничит с получением одобрения от других людей. Ты легко можешь прервать общение с человеком, но и тебе необходимо порой просто объясниться. Потому что ты тоже имеешь право ошибаться. Ты имеешь право даже любить…
И тут я расплакалась. Железная Лера ревела, прикрывая рот ладонью, чтоб не заполнить своим рыданием офис, и скорее, чтоб не услышать его самой. Мне тридцать с хером лет и единственное, что я хочу, это видеть и быть рядом с человеком, которого, не задумываясь, могу назвать особенным. Я ведь не лгала ему. Я и не говорила правды. Все эти слова, которые произносишь! Слова! Но у меня никогда не было ощущения, что я играю молодую женщину, отождествляющую домашний очаг…
Я рассказывала, а слезы непроизвольно скатывались по щекам. Не просто забивать в себе сокровенное, еще сложнее потом доставать его из-под бетонной плиты  внешней непробиваемости, силы и улыбок, порой грустных, но кто видит? Куча знакомых - ни одной подруги. Никого, кто способен выслушать, лишь иногда отвлечь. И не по их малодушию, а скорее по моему не безразличию к их же безопасности. В нашей профессии нет гарантий, а когда гончие выходят на след, ничто святое не имеет значения. Вот и несешь в одиночку эту хрупкую конструкцию – собственную жизнь, прикрывая ею те немногие, кто действительно дороги, а угрозам нет числа. Сплошные взлеты и падения, подъемы и перевалы. Но ведь я уже и не смогу без этого. Что там говорить, скуки я себе никогда не прощу...
И я рассказала. Говорила и плакала, изредка стирая слезы холодными пальцами, стараясь не заехать себе ногтем в глаз, чтоб не разреветься еще больше. Плакала и говорила. Без подробностей, чуть больше обрисовывая  некоторые моменты и делала вид, что это совершенно обычные вещи, ну реву, ну и что? Суть-то не в этом… сути я так и не смогла сказать.
- Лерочка, господи, душа твоя безгранична, не позволяй разуму загнать ее в рамки, - смесь отцовского переживания и искреннего недоумения переполняли тембр его голоса. 
 Он говорил мне еще какие-то, видимо, важные вещи, но слова доносились уже как будто издалека. От нахлынувшей разом сонливости и головной боли я не находила связи между ними. И лишь продолжала не сводить с пустоты полузакрытых глаз, из которых все так же, не переставая катились слезы. Я не заметила, как оказалась на его коленях, и как он тихо, в такт равномерным покачиваниям, начал петь мне детскую колыбельную. Все наши загоны из детства. Всю жизнь я в мужчинах подсознательно искала отца, искала, а не смогла уберечь даже друга…
                ***
- Ты другого времени не нашла, чтоб приехать? – он был зол, он был очень зол, но я решила идти до конца.
- Ты же знаешь мой график. У меня много дел. 
Я не упустила момента выстрелить  нотками укора во взгляде и демонстративно обошла его в направление гардеробной.
- Конечно. Дел у тебя много и времени всегда в обрез.- бросил он, не оборачиваясь. - Это я уже понял.
- Зато у тебя его хватает на всех. И этого более, чем достаточно…
Я нервозно искала бумажные пакеты, не поднимая глаз в его сторону, потому что напряжение нарастало, грань перед отступлением неминуемо пройдена, -  впереди сложный бой. Словесный.
- Главное, что б все довольны и удовлетворены, - добила я, и бомба сработала.
Он резко обернулся и буквально накрыл меня своей взрывной энергетикой:
- Послушай, ты какого явилась? Чтоб снова медленно меня уничтожать? Я объяснил тебе суть произошедшего, рассказал причину, но этого слишком мало! Конечно! Ты же не можешь просто принять. Может, потому что я не достоин или ты у нас чрезмерно святая? Так что теперь?! Мне пасть перед тобой на колени, ползать и убиваться? Ты этого хочешь? Ведь ты же любишь унижать мужиков. Любишь доводить их до осознания собственной ничтожности. Для тебя это уже самоцель, не так ли? Вычислить слабое место, дождаться проявления этой самой слабости, а потом гнобить, гнобить, пока не раздавишь… В этом ты! Ты и сама уже этому не рада, но как же так, сильная женщина не может проявить понимание, не насытившись раскаянием! Не по ее правилам это! Но только мне не в чем раскаиваться! И я не собираюсь нести на себе вину с пожизненным отбыванием, ясно?  Ты нужна мне, ты это знаешь, но это – не причина потакать твоему самолюбию.  Поэтому собирай манатки и уматывай. Так видимо проще. Для всех!
 Я с остервенением кидала скомканы вещи в какую-то  спортивную сумку, а его слова резали и впивались. Его слова проникали в самое сердце и разрывали его на части, так, что хотелось кричать. Вместо этого я сдавливала зубы до едва слышного скрежета  и все безжалостнее комкала вещи, пока не споткнулась о лаковые туфли. Господи, как же больно. Не ногу,- в душе. И еще больнее то, что он прав. Во многом прав. В одном только ошибся,- не за этим я сюда ехала.
- Может тебе помочь? – среагировав на мою заминку, предложил он. – не так много осталось, вроде…
Бьет. Добивает, вернее, потому что знает, куда бить. Я ведь и полюбила его за это, потому что знает…
- Не стоит, – парировала я, поднимаясь. – Не утруждай себя.
Думать о вещах уже не хотелось. Хотелось просто, чтоб эта ругань поскорее закончилась. Какая я, все-таки, дура. Сама развязала, сама страдаю, сама бегу. Все по-умному. Умная женщина и сама знает, что она - дура.
 Я выпрямилась, одергивая без того смятую юбку и медленно направилась к выходу. Полусобранная сумка так и осталась стоять на месте. Минуя рубеж его местонахождения, я медленно подняла на него глаза. Они искрились, и как же он был красив в этой своей необузданной злости.
- Извини, что разбудила, – тихо, не отводя от него  глаз, старающихся выражать безразличие, произнесла я. – Просто не хотелось при мелком все это… не нужно оно ему.
И тут вновь вступил в силу пресловутый закон подлости. Пункт второй: Полная задница. Дверь в комнату медленно зашуршала, и на пороге появилось маленькое белокурое чудо в пижаме и с заспанными и испуганными глазами. Мы непроизвольно затаились.
- Лера, а почему ты вчера не пришла? – пролепетало оно, держась за  дверь и не решаясь войти полностью.
- Ты чего не спишь? – вмешался Игорь, стараясь сдавливать в голосе ноты раздраженности, но фальшивил. Явно фальшивил.
Ответом остались два огромных величиною с блюдца  испуганных детских глазенок. Вы когда-нибудь видели такие  глаза у ребенка? Вот что ему можно ответить в такой момент?
Мне хотелось провалиться…
- А почему Лера уходит? – пролепетал он снова, все больше куксясь и сжимая маленькими пухленькими пальчиками дверную ручку.
Что мне ему ответить? Что?!
Игорь перевел взгляд на меня. В них не было уже ни злости, ни гнева, ни раздражения, лишь немой вопрос : ЗАЧЕМ?!
Какой бы ни была пилорама, такие щепки – слишком жестокая плата.
 Меня медленно окутало чувство вселенской вины перед этим маленьким человеком. Ведь он не виноват, совершенно не виноват, что два таких больших урода, как мы с Игорем, делаем друг другу больно, вместо того, чтобы просто жить и приходить вовремя к тому, кому просто нужно наше присутствие.
Зачем мы все это делаем? Зачем говорим, - зачем убиваем друг друга? Ведь ни у кого из нас от этого не станет стройнее фигура, даже синяки под глазами не пропадут. Тогда зачем? Просто назревший цинизм? Или очередной нарыв красивой ненависти, сопровождаемый вселенским непониманием? Иногда человеческий эгоизм берет вверх настолько, что все становятся обязаны по факту. Иногда – можно. Хуже, когда это становится образом жизни. А становится часто,- редко, кто может противостоять собственной тщеславности. Просто смириться, принять ситуацию как есть, отдавая себе отсчет в том, что на этом поле тебе пришлось, если не пасть, то отступить конкретно. Но какая в этом уже разница? Так вышло. И нет тут ничьей вины. Ни его, ни моей, ни всех тех, кто хоть как-то был с этим связан. И разумно было бы в данной ситуации философски затянуться тонкой сигаретой у окна где-нибудь в полупустом ночном заведение, игнорируя сонного официанта.  Грустно улыбнуться своим выводам и закрепить их бокалом чего-то  горячительно-прохладительного,  да покрепче. Разумно. Но скучно, господа. Скучно. Поэтому выводы сделаны, сигареты выкурены, а горячительное охладило свою крепость, но итоги подводить пока рано. И на извечный вопрос «зачем» уже выстроены логические цепочки ответов. Да, некоторым поступкам порой приходится придумывать алиби заранее. Ложь? Я вас умоляю, - жизнь. Просто жизнь. Разница в том, что у кого-то это в крови,- бить в ответ или бить первой. Это уже не моя война, выходит. Но будучи свидетелем чужих страданий, невольно становишься ее соучастником. Что ж, я предоставлю себе такую возможность в полной мере. Это всего лишь вопрос моих чувств и эмоций.
 И больше ничего  не озвучивая, Игорь отошел от меня и присел на корточки перед сыном.
- Пойдем спать, спортсмен. Уже поздно.
Он попытался взять его на руки, но тот лишь сильнее вцепился в дверь и начал реветь. Сначала тихонько шмыгая носом, затем все сильнее и сильнее, пока эти всхлипы не переросли в рев.
 Я не могу переносить детский плач, я говорила об этом, но вдвойне не выносимо слушать, как плачет малыш, который стал тебе небезразличен. Меня раздирало на куски, меня корежило и ломало. Казалось, что вся мирская несправедливость вырывалась сейчас из этого маленького тельца. А ведь ему не надо было ничего, кроме нас двоих по вечерам или в те дни, когда мы собирались вместе и проводили совершенно незаметно пролетающее время. В определенные моменты я сомневалась, кто какому возрасту  принадлежит. Так было.
А сейчас я  была готова сделать все, что угодно, только бы это чудо перестало кричать.
 Но он упирался даже от рук отца, когда Игорь уже силой пытался поднять его на руки. Он брыкался и пинался своими маленькими босыми ножками, сжимал кулачки и барабанил ими по воздуху. Он что-то выкрикивал сквозь всхлипывающие звуки, я не могла разобрать.
 Картинка искажалась, как фото при умелой обработке в Adobe Photoshop, концентрируя внимание лишь на двух силуэтах. Слишком много контрастов, слишком большой пересвет. Мне показалось, что я на мгновение перестала распознавать звуки, все вдруг стало каким-то далеким, будто отксерокопированным с ксерокопии, которая в свою очередь была тоже отснята на ксероксе. Ты вроде как ничего не касалась, так же, как ничто не касалось меня, но ровно до тех пор, пока тот силуэт, что поменьше, не отделился от главного и не переместился в моем направление. Еще секунда,  и резкое прикосновение к правой ноге молнией пронзило всю мою нервную систему и рывком вернуло к жизни все притупившиеся органы чувств. Сначала  я  услышала плачь. Где-то там,  внизу. Затем почувствовала мокрое тепло в области бедра и что-то цепкое, хватающее меня за кожу. Я опустила глаза. Мое маленькое чудо (я сказала мое?) всем своим тельцем прижималось к моей ноге. Он хватался за нее маленькими пальчиками, сжимая и стягивая колготки, а вместе с ними и мое сердце. Он ревел, вытираясь мордашкой о мою коленку, всхлипывал и  что-то бормотал…
- .. я не буду спать …. Не уходи…. – доносились до сознания обрывки.
А я стояла и не знала, что делать. Я просто не знаю, как реагировать, когда меня убивают. Сейчас меня резали без ножа. Господи, что же мы делаем друг с другом, что же мы делаем сами с собой!
 Я медленно опустилась перед ним на колени, рассмотрев, наконец, его зареванные покрасневшие глазища, но по-прежнему голубые, насыщенно голубые, как чистое небо. Эти глаза не должны плакать,- пронеслось в голове, но не успело перевариться, потому что он тут же обвил меня за шею и плотно-плотно прижался  к груди. Теперь я смога расслышать то, что лопотали его распухшие от слез губешки.
- Я не хочу, чтобы ты уходила. Не хочу. Не уходи,  Лера.
- Я тут, маленький. Я тут. И завтра я обязательно приду. Завтра я приду, ты же знаешь, – я  прижималась к нему щекой и гладила по взъерошенным волосам. Заговорчески я шептала ему на ухо эти слова, сама себе не веря. – Но сейчас мне надо уйти. У тети Леры сегодня еще есть дела. Но завтра я приду, слышишь?
- Мама тоже так говорила….- резануло мой слух. Вот оно -  последствие «родительской любви».
Я прижала его еще сильнее, еще крепче, будто пытаясь выдавить из него это чувство. Господи, так мало лет, - так много боли.
- Я приду, Артем. Я, правда, приду.
Я говорила, не зная, кого больше желая в этом убедить, - его, себя или глаза смотрящие на меня напротив. Большие глаза. Любимые. Со светло-синим оттенком.
 «Игорь, что же мы делаем?!»
 Спустя какое-то время малыш успокоился. Какое время? Понятия не имею! Какие тут могут быть мысли о времени. Мне казалось в тот момент, оно вовсе остановилось…    Мы так и оставались с Артемкой сидя на полу, пока он ни уснул. Игорь отнес его в кровать,  а я успела оттащить в это время полусобранную  сумку в багажник. Чего я там насобирала - одному богу известно.
 Его четкий силуэт появился в свете входной двери в момент, когда я заводила машину. Я смотрела на него сквозь тонированное стекло и больше  всего на свете  хотела, что б он подошел сейчас к автомобилю, открыл дверцу, посмотрел так, как умеет смотреть только он и тихо произнес: « не уезжай». И я бы не уехала. Я не умею держать, но и отдать  тебя я никому не сумею. Я в тупике, милый. Мы в тупике. И мне страшно…
 Я  надавила на педаль газа, видя в боковое стекло его неуверенные шаги с крыльца. Я выехала из ворот, не потрудившись выйти закрыть их, осилила несколько сотен метров за поворотом и, припарковавшись на обочине  темного шоссе, начала реветь. Тихо так,  прислонившись лбом к рулевому колесу, затем сильнее и сильнее, в голос, в вой, захлебываясь собственной усталость, собственной  болью и жалостью. Ревела, пока вся эта смесь тяжелым  полиэстетным покрывалом ни накрыла мое сознание. Я отрубилась.

                ***
 Утро ворвалось в мою жизнь пиликающим где-то снизу телефоном и урчащим желудком. Вот про кого я окончательно позабыла за эти дни, так это про него. Я облизала пересохшие губы и извлекла надрывающийся аппарат из-под сидения. Аня. Краем глаза я успела зацепить циферблат. 10.12. Какая прелесть…
- Да, Ань.
-  Валерия Михайловна,- затараторила трубка, - все уже в сборе, я сдерживаю, как могу. Но где вы?
А где я? И кто в сборе?
Черт! Черт!! Черт!!!
- Аня!- озарение снизошло свыше, быстро и больно. Реакция случилась аналогичная. - Слушай сюда внимательно! Я понятия не имею, где нахожусь, понятия не имею, через сколько времени смогу быть на месте, я сейчас вообще плохо соображаю…
Трубка попыталась что-то спросить взволнованным тоном, но тут же была осажена напором моего голоса.
- Ты берешь все на себя. Ты знаешь, что делать. Все вопросы потом, поощрения – тоже. Действуй!
Я сбросила звонок, с четким осознанием, что становлюсь одной сплошной проблемой для компании. Браво, Батунина! И откуда берутся только эти таланты засирать все, что окружает в последнее время? Риторический какой-то вопрос уже….
 Я резко повернула ключи зажигания. Замок ответил глухим щелчком. И все. Никаких кардинальных изменений. Я повторила это действие медленнее. Реакция аналогична. Картинка вырисовывалась четкая,- аккумулятор был безжалостно разряжен.
Твою же…!!! Еще сюрпризы будут?!
 Я выгребла с заднего сидения папку и плащ, проверила наличие кошелька, документов, брызнулась карманным вариантом «NINA RICHI» из бардачка и, с силой захлопнув  дверцу, двинулась по трассе. Я злостно крошила каблуками изможденную кромку асфальта вдоль обочины, вызывая эвакуатор, я ненавидела в эту минуту диспетчера, которая никак не могла зафиксировать адрес, а вместе с ней целый мир, и безумно хотела кофе. Горячего крепкого кофе.
                ***
 Я люблю самолеты, я уже говорила. Машина резко взмывает в небо, и я буквально слышу, как рушатся стены моей узкой жизни, стиснутой миллионами других, о которых мне ничего не известно. Громады городской урбании и крохотные домики отступают, я лечу поверх всех заграждений, освобождаясь от тяжести. Под ногами стелятся белые пейзажи, над головой – голубое пространство. Я вне всего этого. Я нигде и повсюду. Даже в ненавязчивой улыбки стюардессы присутствует часть меня. «Вероника» написало латиницей на бейдже ее синей формы. «Вероника, значит…», - я улыбаюсь ей в ответ на дежурный вопрос: все ли в порядке? Конечно же, все, если не вдаваться в подробности.  А я как-то закопалась в этих днях, в изобилие алкоголя дорогого и не очень, в лицах, мельтешащих как пейзажи за окнами, в чьих-то улыбках, в чьих-то слезах, в наигранных эмоциях,  кислотных картинках, в допингах, в поменявшихся местами днях и ночах, в абсолютно стертой между ними гранью. Много всего слишком, много. А внутри пустота…
Я все хотела, чтоб путешествия были резкой сменой обстановки, ведь в пути мы всегда находимся между тем, что есть и тем, что будет. Но земля давно уже превратилась в единую страну, где все эти переезды/ перелеты/ отправления лишь некачественный заменитель поиска с побочным эффектом акклиматизации и смены часовых поясов.
Я безразлично перевернула страницу бортового глянцевого издания. « Не откладывай жизнь на завтра!» - гласил рекламный слоган. Завтра? А что сегодня? Cейчас? А сейчас я все так же в поиске идей, формул, просто смотрю, просто дышу. И это превращается в наваждение. Я не знаю, зачем мы что-то делаем. Существуем, делаем и все. Главное, взять разбег по продолжительнее, не обращать внимание, и с единым духом до конца. Но время тянется достаточно длительно, - падения неизбежны. Их сложность лишь в том, что внезапно. Подобно вопросу Артемки тогда. И, похоже, я скатываюсь к нервозу, ловя себя на таких мыслях. Потому что мне все время не хватает времени. Как я ни бронировала свою шкуру, я все равно не достаточно закалена. Мне собственные содрогания порой противны и самое лучшее средство - избегать все, что может их вызвать. Ведь я не упаду снова. Я предупреждена, вооружена, и я держу себя в руках.
 - Я могу чем-то еще помочь? – услужливо допытывается Вероника, ставя передо мной поднос с обедом.
 Что вы, милая, чем вы можете  помочь? Угостите даму кокаином, разве что, или отвалите, наконец. Отвалите, милая. Отвалите. Это пойдет на пользу всем. Потому что если дама откроет полемику, вам захочется слиться, ну, и понятное дело, напиться, потому как все мы в перелетах – психологи, на кухне дома – политики, а в виртуальной сети  - философы. И лишь в жизни, как были долбаебами, так ими и остаемся... Хотя даже не знаю. У меня и слов-то ни для жалоб, ни для сожалений нет, лишь комок в горле мешает глотать. А ем я тоже давно с безразличием.
                *
 Было жарко и влажно, когда я вышла из самолета. Смешанный запах бензина, душный зной и шквалистый сухой ветер ударили в лицо, как теннисная ракетка. Я с прищуром смотрела на пошатывающийся металлический трап, - шаткая конструкция вся эта надежность. В чем, вообще, может быть уверенность, если ее нет даже в следующем шаге? В завтрашнем дне? Каким оно будет, завтрашнее дно? Не иначе двойное….
 И поплыли картинки местного колорита. Сохраняйте воспоминания о посещаемых странах с экскурсионных открыток, - для вас работает группа профессионалов, чтоб показать вам исключительно лучшее. Хотя я терпеть не могу, когда вместо того, чтобы предоставлять возможность думать, людям показывают слайды. Далеко не все вопросы решаются с помощью презентаций, в то время как необходимо, чтобы люди сами хоть иногда включались и обсуждали ситуации, а не разглядывали картинки.


Спустя несколько недель чаша весов моих переполнилась. Я выкрикнул "Стоп!" и ударил кулаком по столу, прервав тем самым обсуждение крупной сделки.
- Что за бред!
В конферанс зале воцарилась гробовая тишина.


- Вы собираетесь выбросить на рынок тысячи номиналов изделий и ничего с этого не поиметь??!- я рывком поднялась с кресла, перекрывая своим силуэтом луч проектора. – Да, вы идиоты, господа.


 Дюжина голов изрядно покрытых сединой  составляющих совет директоров глав компаний отчаянно имитировали работу мозга, явно отражающуюся на лице искренним непониманием. Что еще я могу заявить этим людям? Что симуляция бурной деятельности давно уже вне ротации? Что просиженные кресла рано или поздно поддаются замене, а штаны – утилизации? А вопросы незаменимости снимаются так же легко, как и происходит расстановка на позиции удобных по стратегии кадров? Смешно и грустно одновременно. Взрослые люди каждый со своей историей, кто-то когда-то не побоялся вырвать для себя места под солнцем, кто-то вовремя и грамотно попал «в струю», кто-то с упорством пьяного штурмовал неизведанные высоты, - все так или иначе рискнувшие в свое время на волевые решения и нашедшие силы принять  бремя ответственности, сейчас  походили больше на тлеющие угольки. Где они, спринтеры бизнеса? Где грандсмейстеры стратегии и расчета? Где «Марадоны» маневров? Я вглядывалась в эти переутомленные лица, - время будто делает карикатуры людей самих на себя. Печально порой отходить от оригиналов.
- Вы как дети, честное слово, в ожидание Рождества с подарками под елкой, – я искала слова, чтоб подвести их к логическим следствиям. - Только у  всех детей есть одна общая черта,  они все - кретины. Однако чудеса возможны, при условии, что они четко сформированы и спланированы. Если же в цепочке последовательностей – брешь, чудо автоматически аннулируется. Другими словами, нам необходимо расторгнуть с ними соглашение.
- Это не возможно! - закивал головой совет.
Однако идти путем логики и привычного течения не представлялось возможности, потому как нельзя отдавать на сторону производство тех вещей, от которых напрямую зависит восприятие компании. Мне приходилось действовать быстро, технично и как всегда по-своему. Меньше, чем за год, мне предстояло вытащил баланс компании из трясины. От полного банкротства их отделяло разве что два месяца…
                *
…Я  практически была готова сдаться, но никак не могла признать поражения. Как ни было болезненно, но с самого начала пришлось пойти на неизбежный шаг – отказаться от производства. Необъятные цеха, километры  автоматизированной техники, грохот работающих дробильных установок, - можно часами было смотреть на производственные линии и не выходить из эйфорического состояния от масштабности заявленных результатов. Теперь же пришлось уволить больше половины штата и выставить завод на продажу. На протяжении нескольких лет после с треском расформированной «банковской семерки» компания по инерции еще имела неплохие показатели доходности, но неуклонно теряла свои позиции на рынке. К концу этого года, по всем прогнозам она должна была съехать на ноль. И съехала бы, если б ни оставались столь интересными ее некоторые внутренние аспекты, что ввергало пережитки руководства в нескрываемый ужас. Двуликость данной компании по-прежнему вызвала серию наболевших вопросов: чья же это компания? Кем выступает - подрядчиком или же прокатчиком и распространителем? Ответы лежали на поверхности и где- то посередине. Мне и предстояло их разыскать…
- У меня здесь, все ровно, - не оборачиваясь, я кивнула в сторону диаграммы падения компании по всем показателям. - Если кому- то криво, то это ваше видение искажает. И по статистике, а мы в своей работе опираемся только на статистику, для всех в целом и каждого в частности наступили достаточно мрачные времена. Иными словами, господа, вы в жопе.
 Времени оставалось все меньше, для церемониальных смазок вежливости в изречениях, - тем более. Не с дипломатическим визитом я в данный момент находилась, чтоб применять искусство такта и прикрывать прямоту и откровенный понос в их раскрытые рты  легким привкусом лесных ягод. И пусть резкость в выражениях никогда не украшала представительниц женского пола,  зато всегда делала более понятными все их требования, ни сколько не умиляя при этом  умение, говорить складно и по делу. Ведь люди никогда не утратят чувствительность к красноречию. Человек - говорящее животное, и  слово всегда будет его пленять. А все эти слайды, отчеты, гаджеты не изменят природы человека. Они всего лишь игрушки. А первоклассные игроки любят иметь дело с себе подобными, они схоронятся посредственности. Ведь даже самые высоко оплачиваемые ораторы не выступают стоя за трибуной. Они играют свой мини спектакль. Они управляют аудиторией, устанавливая свои собственные правила.  Проводят ли вебинар или выступают оф-лайн, они – дирижеры. Техническая сторона важна, безусловно, однако наличие управленческого начала – вне конкуренции. Ведь выступление изначально ведется, чтоб достичь поставленной цели – и о чем бы ни шла речь, аудитория должна подчиняться…
 
                *

…Фамулов прошествовал на сцену - живое воплощение магнетизма, уверенности и стиля. Зал все как один вскочили с мест и бешено аплодировали больше минуты. Взмахом руки он призвал всех к молчанию и заговорил. Даже не осведомленным доселе глазам, что за личность сейчас находится перед ними, сразу стало ясно, кто на самом деле правит бал, и независимо, что произносится им со сцены, более осведомленные понимали, кто в действительности держит над всем контроль.
 Этот поезд уже не остановить. Даже во времена, когда компания находилась, казалось бы, при смерти он не няньчился и не давал спуску никому. Максимум, что можно было услышать из его уст в дипломатической форме: «Я хочу, чтоб вы все разом разошлись. И не потому, что вы - плохие, потому, что вы - никакие, просто никакие. Ваша деятельность и занятость здесь никому не интересны, единственное, что идет в ротацию, это результативность, которую вы показываете из ряда вон отвратительно!». И каким бы вздором ни казались его слова в тот момент, они работали безотказно, так как зачастую гениальности и сумасшествие - это всего лишь две грани единого целого.

 А подняться над обществом, сохранив при этом душевное равновесие, совсем не простое занятие. На психическое здоровье успешного человека, как известно, накладывает отпечаток именно то, что вынесло его наверх. Когда условная капитализация составляет десятки миллионов долларов, а вокруг остаются лишь те, кто зависят от него материально, совершенно логично, что поведение человека меняется. Поэтому по-настоящему богатые люди всегда демонстрируют едва уловимый взгляд свысока, разговаривают очень демократично, корректно, но не скрывают эту разницу в положении. И он мог себе позволить говорить все, что считал нужным,  высказываться провокационно, категорично и тщательно отобранными фразами, и по реакции всех сидящих перед ним за переговорным столом легко оценивал, что каждый из них из себя представляет. А каждый и представить не мог, чем может обернуться для того или иного очередное такое «совещание». Только всех присутствующих объединяло прочное понимание, что этот человек свое дело знает, как бы кто к нему ни относился.

«Либо ты возьмешь себя в руки, либо собрание будет вести другой», - вспоминались его слова, перед первым моим выступлением. Я так нервничала тогда, что, беспрерывно репетируя, не спала накануне всю ночь. Он требовал совершенства от окружающих, как от самого себя. Он требовал, и он всегда его получал. Какие здесь еще могут быть доводы?


Прогуливайся вдоль берега, все чаще прокручивая в голове подобные воспоминания, я ловила себя на мыслях вернуться в «А+».

                ***
- Рамир, я прошу тебя! Нет такого понятия, где ты был бы не прав, и я восприму от тебя все, как бы жестко ты ни выражался. Но этой темы попрошу не касаться!
 Я наблюдала сквозь прикрытые жалюзи вновь ворвавшуюся в панорамное окружение, а вместе с ним и в сознание московскую осеннюю серость. Вызов был срочным. С ночного рейса меня прямиком доставили в секретный офис, чтоб внести ясность и обсудить сопутствующие коррективы. Операция «Хромая нога в тылу врага», хоть и возымела несколько вне штатных ситуаций, в целом завершилась успешно. Вся система слаба ровно настолько, насколько уязвимо ее самое слабое звено, - именно таким звеном мне и довелось сработать.
 Все было состроено идеально: фиктивная компания, фальсификация документов, лица, не имеющие отношения к действующему функционалу, распространение активов по временным партнерам, которые, скорее всего, и не догадывались, что они временные, - как следствие «спланированное будущее», а именно банкротство, прикрывающее не законный вывод денежных средств в офшоры. Схема мер пресечения была чрезвычайно проста и надежна. На фоне обострившихся внешполитический отношений, подобные счета могли быть легко заморожены, что в корне усугубляло внутренне самочувствие страны, совершенно не имеющей на тот факт резервов. Зато резерва в лице обездоленного и тем самым непредсказуемого социума хватало с лихвой, - достаточно кинуть на его растерзание пару-тройку «миллиардеров - предпринимателей», чтоб озадачить тем самым более крупную рыбу.  Именно на такую наживу мне и снарядили снасти. И подсекать довелось бы без сучка и задоринки, если б ни чудесным образом возникший во всей истории давно разыскиваемый и единожды потерянный нами элемент. Импровизировать пришлось в интерактивном режиме.
- С другой стороны, его появление объясняет недостающие факты, - слишком уж много неизвестных было в этом уравнение на протяжении всей операции.
- Куда опаснее и сложнее могло бы стать неравенство, случись ему узнать тебя.  А на то было достаточно предпосылок.  Это та самая  ситуация, когда невнимательность к мелочам играет на стороне врага. Сейчас она сыграла на нашей. Но, как бы там ни было я рад, что ты сумела ей грамотно воспользоваться.
- «Покажи мне человека способного быстро и правильно принять решение, и всякий раз я покажу тебе победителя», - как говорил старый и пусть не для всех добрый Рокфеллер. Однако это не мешало ему являться основоположником нефтяной олигархической диаспоры, спровоцировать войну 1939 года и привести к мировому финансовому кризису, хотя семья всегда держала свое присутствие в мире тихим и незаметным. Оно и понятно, деньги, в особенности огромные деньги любят тишину.
- И прохладу, – Рамир улыбнулся глазами. – Их запах становится тоньше.
- А инструменты должны иметь чуть резковатый запах, – мы медленно перетекли в словесную межстрочную баталию. – Искушающий и немного отталкивающий одновременно. Ведь их судьба напрямую зависит от того, в чьи руки они попадут.
Материальное имущество, каким бы оно ни было, – всего лишь зеркало успехов. Но куда приятнее стыдиться своего богатства, нежели гордиться  бедностью. Деньги открывают свободу действия, в то время, как я – лишь отражение своих дел.
«Забавно…» - я усмехнулась мелькнувшим мыслям. «Когда -то от фразы три тысячи евро в неделю перехватывало дыхание и непроизвольно  дрожали колени. Сейчас же ежедневные миллионы в обороте  не вызывают эмоции.»
- Что тебя там держит? – наставник как-то резко сменит тему, а вместе с ней и тональность, что я не сразу сообразила, о чем вдруг пошла речь.
- Я - носитель авторской идеи, Рам. Я - пожизненный ее носитель, видит Бог. У меня там капитальный якорь, если хочешь. И единственная моя просьба, можешь назвать ее блажь, - чтоб эту компанию никто и ни при каких обстоятельствах не смел трогать!
                ***
... У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то... Горячий шелест лета
Словно праздник за моим окном
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом…


 Я лежала поперек кровати, завернувшись в рулончик из одеяла, и подпихнув одну подушку себе под живот, а вторую — под голову, не взирая на то, что световой день за окном медленно и уверенно перемешивался с сумраком. Скомканные фантики из-под  конфет и батончиков тут же на постели формировали некое сходство с баррикадами на страже выработки эндорфинов из поглощенных углеводов, и неминуемые крошки и кусочки молотого ореха на пожелтевших страницах пошарпанного томика Цветаевой, как дань преклонения неизменной королеве женской депрессии.
 А потом я сидела в ванной на раковине голой, красила  ногти на ногах и, дожидаясь пока они высохнут, сковыривала на лице недозревший, но безумно раздражающий прыщ, чтобы после  непременно замазать место покрасневшего нарыва чем-нибудь освежающе тонизирующим. И не кривите носики, вышколенные красавицы - все мы это делаем, да и с каким  удовольствием! Кто-то еще и присовокупляет к этому автопортреты, сделанные в айфон.
Айфон в данный момент не принимал никакого участия в процессе, он лежал все это время в спальне, закопанный в подушках, и молча дожидался своего звездного часа.
- Алло.


- Привет, это я, что делаешь?


- Я в кровати, по-моему, это называется "сплю"


- Ты теперь высыпаешься, наконец?


- В  чём дело?


- Ни  в чем. Просто. Я думаю о тебе постоянно, кто ты, что делаешь, о чём  думаешь…
- Я  есть мужчина, усталый мужчина, сейчас полшестого утра.
- Нет, неправильно, я думаю о НАС постоянно, о НАС.


- Мы можем обсудить это в другой раз? Я сплю.


- Игорь, я скучаю…

« Прекрасно…»

- Я наберу тебе утром. Сейчас мне нужно  спать. У меня важная встреча в девять.



- Я тоже скуч… - понеслось до меня из динамика уже летящего в стену телефона.
Инфляция чувств, говорите? Все-таки, рынок.  Взаимовыгода, страсть к приобретению, - вот они факторы, определяющие не только состоятельность, но и счастье, в нашем простом непорочном мире. Определи себе объект, рассчитайте его привлекательность и вперед, к романтическим переживаниям! Они в последствие приведут к чему-то серьезному, возможно даже к браку, при условии, что объект окажется вам «по зубам», «по карману», при этом будет вас регулярно хотеть и учитывать явные и скрытые ваши достоинства. Ведь привлекательность, не что иное, как набор приятных качеств, пользующихся большим спросом на рынке личностей. А влюбленные это те, кто нашел наилучший из имеющихся на рынке вариантов с учетом своей собственной обменной ценности, и не более того. А как же радостные переживания, состояния невесомости и полета обозначаемого словом любить, спросите вы? Ведь состояние, когда чужие друг другу люди  преодолевают барьер и становятся близкими, одно из самых волнительных, не так ли? Так ли! Так ли! Однако безрассудство страсти как доказательство любви говорит лишь о долгом и глубоком одиночестве все это время. И если вновь обратиться к сравнению, то едва ли найдется другой вид начинания, за которое люди принимаются с подобным рвением и ослепительной надеждой, которое при этом столь же неуклонно проваливается. Если б речь шла о любой другой деятельности, мы бы старались выяснить причины неудачи и узнать, каким образом можно их избежать, либо просто перестали бы этим заниматься. В этом же вопросе мы слепы…
 «Существует ли такая женщина достойная быть им любимой? Нет, конечно, иначе, откуда бы взялась эта складка горечи в уголках улыбающегося рта?», - я рассматривала наши немногочисленные совместные фотографии, в перерывах между штудированием сводок и материалов по новому делу, хотя по срокам меня никто не ущемлял. Будьте заняты, - это самое дешевое лекарство на земле  и одно из самых эффективных, вспоминалось мне золотое правило. Я пыталась. Однако душа к этому не лежала. Вот так разрывается работающая женщина, вспоминала я. Она разрывается куда больше. Дома я подыскивала формулировку своему роду деятельности, на службе я думала об Артемке…
                *
- Да ты посмотри на себя! Деньги, толпы последователей, личный водитель и деловой костюм. Да, что я о мелочном все? Власть, стратегия, политика! Лерка, я тебя по телеку чаще вижу, чем вживую! А ты! Да, как у тебя может что-то не складываться? Ты просто чересчур притязательна к себе! – Катька бесновалась. То ли от эмоций долгожданной встречи, то ли от обостренного негодования. Ее рыжие локоны смешно спадали на то и дело морщащийся лоб, - извечная ее привычка. Выглядела она как-то иначе, хотя внешне почти не изменилась. Мимика, жесты, - все те же, только линии лица стали мягче, и глаза одухотвореннее, что ли, нежнее. Я часто стала замечать подобный взгляд, он присущ молодым женщинам переступившим порог материнства. Мы не виделись почти пять лет.
- Ты и во сне, наверное, летаешь бизнес классом!- продолжала она, беспрерывно хохоча.
- Ага. Сухо и комфортно я ощущаю себя только в дни, когда прибыль на рубль основных фондов составляет не менее восьмидесяти процентов, а тайны и переживания доверяю органайзеру или совету директоров. И еще у меня есть секретарш.
- А сломанный ноготь и пмс могут лишить коллектив премии!
Мы гоготали в голос - две курицы с махровыми полотенцами на голове в инфракрасной сауне спа-салона. Зеленый чай, сухофрукты и вонючая травяная маска на лице, - что еще так способствует женскому взаимопониманию, как возможность не задумываться, как ты выглядишь в данный момент?
- Ты публичное лицо теперь, Лерка Батункина! А я еще помню, как мы с тобой мечтали на съемки «Большой стирки» попасть. Узнавали, где проходят, куда на кастинг идти, а сейчас ты с этими людьми в одном коридоре сталкиваешься. Как все меняется…
- Да, ладно тебе, Катьк! – я отмахнулась надкусанным фиником. - Работа - и работа. Что тут такого? Подумаешь, ведущая сводки новостей. Ты из меня уже звезду какую-то сделала, право слово!
- А разве не так? Звезда – звезда! Еще какая, звезда! – ее раскрасневшиеся щеки выглядели пухлыми и смешными, когда она пыталась изобразить лукавый прищур. – Как попала – то туда? Все-таки, деловой канал, не какой-нибудь «ДТВ».
- Все средства массовой информации созданы, прежде всего, для развлечение, - не стоит воспринимать их серьез,  новостные, так тем более. А как попала? Да, по знакомству, как же еще…
 …По заданию. Для связи с общественностью, как говорится. Известный факт, что публичное лицо, зачастую, всего лишь управляемая марионетка в чьих-то скрытных руках. Настолько скрытных, что порой сам национальный герой не ощущает себя марионеткой. О широких массах и говорить нечего. А в политике, как и в жизни ничего не происходит случайно, выражаясь словами великого правителя. Если что-то и случается, - значит, это было четко спланировано. Кем и с какой целью, - это и есть вопрос. Хочешь выйти на кукловода, - подружись с его куклой, ну или хотя бы возымей с ним одну сферу деятельности. Быть соведущей информационного блока было больше, чем достаточно…
- Ну да, у нас иначе к славе не пробьешь. Хорошо, когда есть влиятельные знакомые.
- Знакомые должны быть адекватными, - адекватным свойственно по жизни подниматься. Если вы еще и единомышленники, так впереди вообще серьезный путь. А слава - товар не выгодный. Стоит дорого, да и сохраняется плохо. Только, что это мы все обо мне. Ты-то как?
- Да я –то чего! – замычала Рыжка, прихлебывая из пиала. – Поженились мы с Виталиком после универа, я на тебя злилась тогда, кстати, очень сильно, что не ты приехала! Я до последнего думала, что появишься. Дела там твои, все дела, презентации по субботам какие-то… ну, ладно, дела минувшие.  Свадьбу шумную не устраивали, мы ж и так с ним сколько жили вместе, так что никаких изменений я особо не ощутила, кроме фамилии и геморроя с заменой документов.  А через год  Димка родился, там пеленки, подгузники и все сопутствующие радости. Так, что архитектором я так и не стала, да и не рыпалась уже, если честно. Семейный замок возвожу. Туда сил ого-го сколько уходит! У Витальки сейчас перспективы хорошие, есть возможность в штаты переехать по работе, рвет и мечет теперь у себя там, домой полуживой приплетается. Я его по выходным даже особо не трогаю, ему бы выспаться нормально, с утра с Димкой пораньше гулять выхожу, чтоб не кричал, - он у нас парень ранний и шумный. Гуляю с сыном, а сама иной раз так думаю, вроде и замужем, а мужа не вижу, когда вижу, он в состояние беспомощнее сына. И светло и грустно как-то на душе, - ради нас ведь надрывается. Мне и хочется помочь ему как-то, но что я могу… - она допила остатки остывшего чая. – Это ты у нас бизнес вумен, Лерка. Строгая и властная, - у тебя даже черты лица заострились.  Все сама. У тебя это упрямство еще на учебе просматривалось. А я придаток мужа своего, Витальки. И никто я без  него и ничто. Мне даже страшно иногда становится, что будет, если останусь вдруг одна…
- У тебя откуда мысли такие? Вы с Димкой для него - самое ценное!  Он вон как рвет для вас! Ты просто будь рядом с ним, просто будь, даже когда не рядом. Пусть он не может сейчас уделить вам должного внимания и времени,  - это пока не может. Он ведь стремится, чтоб его потом стало больше, и жили вы, ни в чем не нуждаясь. Это очень важно и ценно, поверь. Хотя личным примером я, увы, похвастаться не могу…
Как же здорово мы учим тому, чему самим бы не помешало учиться.
А потом я долго всматривалась в мельтешащих за витражным окном искаженные фигурки людей, куда-то спешащих по центральному проспекту. Затем как-то резко перевела взгляд на мою рыжую собеседницу, пребывающую в ностальгической дымке о студенческих временах, и спросила, перебив ее упоительный рассказ о каких-то общих знакомых:
 - Кать, а как это? Как это быть столько с любимым человеком? Как это жить с ним, просыпаться, и видеть его каждый день?
« Я, кажется, начинаю забывать…»
                *
« Все люди приносят счастье: одни своим присутствием, другие – отсутствием»,-  с такими мыслями я возвращалась домой после насыщенной встречи с прошлым в лице  Катеринки и, порядочно за полночь. Многие мысли крутились в голове, многие выкручивались, оставляя пустоты на своих местах, главное теперь наполнить их чем-нибудь качественным. Чем-нибудь, раз кем-нибудь не совсем получается… 
 Зайдя в квартиру, я сняла, туфли не зажигая свет, и первое, что ухватил мой слегка уставший и помутненный взор, был отчетливый силуэт на фоне панорамного окна. Этот силуэт я узнаю при любых условиях, освещениях и ракурсах.
- Как в дешевых блокбастерах. Неужели даже оригинальность иссякла? - со звоном я швырнула ключи на стол, разделяющий наши фигуры и, обошла его с правой стороны. Свет я по-прежнему не включала.
- Привет, Лерочка, - отозвался он, не оборачиваясь.
- Зачем ты явился? Мы и так наговорили друг другу достаточно гадостей. Или у тебя еще что - то осталось?
Я открыла холодильник, чтобы вынуть бутылку холодной воды. Воды не нашлось, зато желтый свет на мгновение резанул царящий полумрак, а вместе с ним и мои зрачки, уже успевшие привыкнуть к отсутствию света. Не найдя искомого, я рывком захлопнула дверцу, и не успев обернуться, была прижата к ее холодной текстуре спиной.
- Осталось, - протянул он и чуть отстранился.
Он стоял на расстояние своих вытянутых рук, уперев их в холодильник на уровне моей талии, не давая тем самым свободно уйти, но и не прижимаясь в личное пространство. Я часто моргала, пытаясь вернуть себе возможность снова привыкнуть к сумеркам. Я чувствовала его дыхание и могла поклясться, он улыбался.
Как он смог за считанные секунды преодолеть разделявшее нас расстояние? Анонимное вторжение - это его конек, никто и не спорит. Но не в мою жизнь…
… Как же убийственно мы любим. Бессознательно, отрешенно, самозабвенно. Мы слепнем, сходим с ума, самоуничтожаемся и искореняем все дышащее своим необъяснимым и необузданным чувством. Мы как бомбы замедленного действия, - наводи на цель и, у нее не останется шансов. Любовь. Химера всего человечества. Его жандарм, прародитель и палач. Любовь, - биологическое оружие массового поражения, паразитирующее в живом организме на генном уровне. Иначе как объяснить тот факт, что ее столь легко и  уверенно подписывают на роль примы смысла жизни, даже не озадачиваясь сценарием. А жизнь - неопределенная, ненадежная, и всего на всего открытая среда. В чем тут можно вообще быть уверенным? Разве что в прошлом, да, и в том, что рано или поздно умрешь. Причем не по своей воле, точно так же как не по своему желанию здесь появился. Все что остается на этом отрезке времени - вечная борьба с отчужденностью. Страхом, что мир может в любой момент посягнуть на тебя, а тебе просто нечем ему будет ответить. Здесь-то и появляется это кроткое создание, неслышно заходя со спины. Трепетно опускает свои тонкие руки на твои плечи, безмолвно окутывает слабостью, нежностью и ранимостью. Ты, если прислушаешься, сможешь даже услышать ее дыхание на затылке.  Так дышит теперь твой надзиратель. Запомни. Ты узнаешь его, когда она начнет сдавливать свои бледные пальцы на твоей сонной артерии. Она будет медленно разрывать тебя изнутри своей невесомостью на маленькие-маленькие кусочки, чтоб смаковать затем только выборочно. Да, она не ест все подряд – она гурманка. Однако самое лучшее в тебе она выжрет со временем основательно. И уйдет, оставляя лишь догнивающие отходы перманентного одиночества, с которыми ты и будешь бороться весь свой остаток жизни. Любовь? Ха! Я знаю, у ненависти много подобных имен...
- Ты уже не ждала меня? – Игорь без усилий удерживал власть над моим тщедушным в сравнение с ним телом, впрочем, я и не предпринимала попыток уйти. Дверь холодильника неприятно холодила поясницу. Глаза все еще привыкали ко тьме.
- Ты не писал, не звонил. Что я еще могла подумать, - В АДУ ГОРИШЬ, НАВЕРНО…
- Не сгорел, как видишь.
- Знаешь, даже не удивительно,  ты и в воде не тонешь…
- Не припоминаю, чтоб ты пыталась меня топить, - его голос выдал едкие нотки. И мне вдруг открылись вся комичность данной ситуации и  любопытство, чем она в итоге сумеет закончиться. А любопытство для женщины если и не первейший враг, то, во всяком случае, недруг – это уж точно.
- Не люблю «мартышкин труд», - ты ведь даже по гороскопу водный знак. Но будь уверен, если б надумала, то хватило бы и одной попытки.
-  То есть можно считать этот жест комплиментом.
- Можешь. – Я,  как можно демонстративнее ухмыльнулась, начиная различать перед собой его черты. Он же, похоже, даже не напрягал зрение.
- И с чего же такое великодушие с твоей стороны? - ирония подтекста набирала обороты. - Я больше ждал от твоей чуткой натуры некой мести. Ну, в крайнем случае, меры наказания.
- Ты сам себя наказал, - и улыбка резко растворилась в палых скулах. -  Когда мужчина начинает гулять, он деградирует и теряет себя. Некоторые, конечно, полагают, что  в этом есть счастье, на самом же деле они просто теряют волю, решимость и распускают свои чувства. Толку нет от такого человека, сам он не счастлив, и сделать счастливым, увы, никого не способен. Мужчина интересен, прежде всего,  как личность, с персональным набором  достижений, решимости, твердости характера. Говорят надо сначала нагуляться прежде, чем жениться... но для чего? Если мужское начало развито на высшем уровне, транжирить собственную энергию в холостую, по меньшей мере, не логично, если же ты по определению жидкий понос, то для чего вообще тогда делалось предложение?
Он молчал. Слишком красноречиво молчал. И прерывистое обжигающее дыхание выдавало бурлящую внутри него смесь. Эта смесь вот-вот была готова вырваться наружу. И вырвалась. Нежно режущим  прикосновением, заставившим непроизвольно вздрогнуть от внезапности. И мурашки - предатели  толпами выдали марафон по спине.
«Как же я скучала по тебе, черт возьми!»,- мысли вспышками гасили недосказанность.
 И пусть он перепахал мою жизнь вдоль и поперек, словно разделив ее  на две части: жизнь до Игоря и после, а между ними недолгий срок, имеющий содержание, то самое время, когда мы были вместе и наполняли друг друга счастьем. Мне не хочется вспоминать обиды, у меня это плохо получается в отношении него. Многое в нем спорно, многое не поддается объяснению, кто-то называл его негодяем, кто-то считал подлецом. Я любила в нем душу. За то, что он настоящий и живой. А все эти рациональность, доказательства, логика - лишь трудяги аналитического мышления. Открываем мы благодаря интуиции, - она не умеет врать.
-  Вот уж действительно ситуация, когда нам бы сейчас переспать для начала, а там бы и доводы нашлись, – его голос стал еще ниже, дыхание ближе, а прикосновение напористее.
- Любовь деятельность активная, хочешь сказать?
- Как и все значимое в этом мире.
- Тогда действуй, Деятель. Я на столе люблю, если помнишь.
Какие тут еще могут быть доводы….
                ***
 Полюбите всей душой человека, который не способен о ком-то заботиться, который сконцентрирован только на себе, переживите его пренебрежение, как форму личного оскорбления, и я уверяю, вы научитесь отдавать, не ожидая ничего взамен. Отдавать с удовольствием, отдавать с  благодарностью, с беспринципностью и легкой улыбкой умиления, проникая тем в самую суть понимания «лучше давать, чем получать».  Для большинства, к сожалению, это фраза имеет некую модель жертвенности и означает буквально: лучше терпеть лишения чем, испытывать радость. Такие люди собственноручно  лишают себя  возможности ощутить свою  истинную силу, власть и  богатство. Потому как отдавать это наивысшая форма проявления могущества.
 Мое могущество было в нем.
«Аккуратно смотри, не задень провода                С утра было пасмурно, - я разогнал облака                Все правильно. Жду тебя завтра в два.                Будем летать до рассвета, если не испугает высота…» 
- нашла я, проснувшись, рукописный листок на подушке.
Его уже не было. Был сквозняк  с приоткрытого окна и первый час по полудню. Безумно хотелось есть. Еще безумнее снова его увидеть.
 Что в этом такого особенного? Что в этой жизни вообще может быть особенного? В ней легко можно стать пред пенсионной толстухой с сигареткой, которая счастлива после окончания рабочего дня; можно - взрослой влюблённой тётенькой, у которой абсолютно всё впереди и ещё порядочно наросло сзади, но это не мешает ей быть счастливой; а можно нищенкой с прямой спиной прогуливаться по самому центру города, мимоходом заглядывая урны с таким же потребительским любопытством, с каким другие смотрят на витрины – и не выглядеть несчастной. А можно, и вполне преуспевающей бизнес леди средне моложавого возраста, вглядывающейся сквозь витражные стекла уютного городского кафе на всех этих дам и прохожих в тесном обществе чашки капучино  и малинового тирамиссу. Можно, отложив все бумаги и переговоры, так легко и приятно, то и дело, погружаясь в блуждающие мысли, начинать пятничный день, - и опять же не выглядеть при этом несчастной. Можно. Многое можно. Почти все. Невозможно только избавиться от этого тихого и перманентного состояния одиночества.
 И это не меланхолия в канун межсезонья, что вы!  И тем более не светлая грусть о потерянном времени на склоне прожитого, так что соло саксофона в аккомпанемент здесь несколько излишне. Легкого souldeep будет вполне достаточно, потому что я вряд ли скажу сейчас что-то новое. Все уже озвучено до нас. Все разложено, переложено, выявлено и выдвинуто, даже доказано и записано в виде аксиом, которые, как известно, не требуют доказательств. И сколько бы я ни выдвигала сейчас вступительных слов, тезисов и витиеватых эпитетов, факт остается единым:   человек абсолютно любой эпохи и культуры сталкивается с одним и тем же вопросом: как преодолеть одиночество. Пещерный человек, кочевник, египетский ремесленник, римский солдат, средневековый монах, японский якудза, председатель колхоза, современный чиновник,  и топ менеджер, - а в итоге один и тот же вопрос. Один. И пусть порой очень тянет напустить на себя философской задумчивости, сдвинуть брови и с упоением продекламировать свои доводы на заданную тему, в сердцах поражаясь глубине собственных суждений, я не стану разводить демагогию. И все по одной причине, - я не знаю ответа. Не знаю. И вряд ли когда смогу приблизиться к его горизонту. Не в моей компетенции предрекать рамки мирового масштаба, а личные позиции давно уже определены и выработаны, что вряд ли имеют какую-то жизненную ценность. Просто потребность понять себя время от времени возникает особенно остро, пронзая насквозь совершенно насущные вещи, такие, как пропитание и выживание.  У каждого человека часть жизни уходит на то, чтобы создать себе какие-то условия для существования, но если повезет, то остается еще время, чтобы задуматься о себе, о своем месте в этой жизни, о поиске, о своем способе отрешения от пресловутого одиночества, когда оно вплотную вытесняет душу и виснет слезами. Ведь он так необходим этот способ, чтоб хоть чем-то заполнить эту вездесущую пустоту внутри, и еще какое-то время прожить в относительном спокойствии, - ровно до следующего приступа. И здесь уж каждый сам для себя. Кто – то получает свою порцию экстаза через нос,  кто-то через вену, а кто-то чрез гениталии. И мне искренне жаль этих людей, если честно. Пресловутое на сегодняшний день, ставшее буквально эпидемией двадцать первого века  постоянное желание потрахаться не исходит из бешенства гормонов, хотя такие случаи тоже не исключены. С наибольшей вероятностью это всего лишь способ уйти от одиночества, получить свою порцию удовольствия.  Но по сути это аналогично с алкоголизмом и наркоманией. Перекинь мост между людьми через пропасть, но разве что на мгновение. А после снова режущая пустота, и моральная импотенция, а с ней наравне и фригидность, как вытекающие по логике  последствия. Потому как единственная возможность найти  решение – это стремление достигнуть меж личностного единства. А тело?  Тело – лишь оболочка.  В моем случае, это скорее антенна, воспринимающая весь мир, и все ощущения, которые я испытываю, в том числе и самая сильная боль, означают, что я существую. Поэтому, мне совершенно без разницы, кто ты, - тот, с кем свела нас жизнь на дороге поиска единства:  белый, черный, низкий, высокий, худой, толстый, бедный, богатый. Если ты добр ко мне, то и я буду добра к тебе. И какую бы религию ты ни избрал, прежде всего, будь верен своей вере и богу, каким бы именем ты его ни называл. Но главное, включи в список значимости, прежде всего, самого себя, а уж потом превозноси чью бы то ни было оболочку.
                *
«Но надо думать, с такой высоты упасть не больно не выйдет, увы…»
- Иногда мне кажется, что мы нарочно создаем себе все падения. Осознанно. Это сродни мазохизму, - в  очередной раз подвести себя к краху, чтоб удостовериться, что и в этот раз найдутся силы подняться.
- Не страшно десять раз падать…..
 Снова эта избитая риторика. Но что я могу еще сказать? Как могу желать, чтоб он принадлежал частично мне, когда он сам себе не принадлежит. Мы давно уже себе не принадлежим, хотя даже этого не признаем. Все больше по умолчанию встроены в конкуренцию и в иерархию. В безудержном стремлении к независимости, свобода - осознанная необходимость. Не поэтому ли мы платим за нее любую цену?
 Я впервые в жизни об этом задумалась, глядя как Игорь устало закрывает глаза. У настоящих героев всегда жесткое табу на откровенные разговоры и проявление жалости в свою сторону. Им никак нельзя говорить, об этом своем нарастающем одиночестве, а на фоне обострения женской самостоятельности они становятся еще более одинокими и заброшенными. И наступает однажды такой момент, когда он больше не хочет видеть ни свой бизнес, ни свою женщину, ни глобальную ответственность за все вместе взятое. У него одно объяснение, если что-то не получается, он мудак. Из-за чего морочится еще больше, чем по поводу материального состояния, не понимая, что нужен порой просто он сам и этого более, чем достаточно.
- Не похож ты на мазохиста. Ты слишком волевой и часто рискуешь. Ты целостен, порой мне кажется, даже чересчур. Этим ты меня и привлек в свое время, видимо…
- Вряд ли ты смогла бы восхищаться неудачником.
- Безвольные красавчики – не моя тема, ты прав.
- Я знаю. И это не расчет. Истинная женщина всегда выберет успешного и сильного.
- Я свой выбор уже сделала.
- Не считаешь, что ошиблась?
 И снова эти отголоски онкологии души.  Экспертская болезнь - неваляшка. И сколь глубоки все эти метастазы, раз  он продолжает меня отталкивать. Больно отталкивать. Очень больно. Одинокие одинаково, выходит, мы. Почему же не рядом? Пусть между нами как-то разом пробежали недосказанность, непонимание, злость и его бывшая женщина в лице Артемкиной матери, которой в доходчивой форме объяснили, что если она будет вести себя некорректно в адрес бывшего супруга и его новой семьи, пойдет по статье 119 УК . Ирина оказалась женщиной не глупой, и без лишних вопросов исчезла из жизней моих мальчиков, в очередной раз доказав, что мир не так уж и безнадежен, когда среди твоих друзей есть медик, политик, юрист и сотрудник правоохранительных органов. Игорь, разумеется, не был в курсе данных манипуляций, - ни к чему ему женские баталии. Кто-то, возможно, бросит в мою сторону ряд уже подоспевших осуждений, ваше право. В свою очередь скажу,  не можешь сделать семью счастливой, - не мешай другим.  Это жизнь и никаких в ней гарантий быть не может: ни в любви, ни в радости.  Но если все же остаются два взрослых человека, по-прежнему стремящихся сделать друг для друга что-то хорошее, поддерживающее, дружеское, если есть еще притяжение , уважение и желание просто принять, понять, и молча, сделать чай с двумя кусочками сахара, и не только сегодня и завтра, а долго, долго, пока все не наладится - тогда мне кажется, есть смысл побороться. И все эти попытки «укусить», зацепить и спровоцировать, это как сигналы SOS,  кричащие о тонущей душе. Потому что, когда человек причиняет нам боль, то, скорее всего, сам он — глубоко несчастен. Счастливые люди не хамят, не ругаются, не сплетничают, не изменяют любимым, им это ни  к чему. Счастливые люди – они в другой реальности. Как  бы нам снова там оказаться…
- Ты, правда, думаешь, у нас смогло бы получиться? Ну, как это… как в черно белом кино: супруги, вновь обретшие друг друга после многих лет, чтоб встретить вместе надвигающуюся зрелость, а за ней и старость?
- Я боюсь старости, Игорь. Где-то в глубине души, я просто не знаю, что с ней делать. Как в ней быть? Но еще больше, боюсь, что тебя вдруг начнут раздражать мои морщинки, выцветшие черты и потускневшие глаза и, что тебе будет стыдно за это. Что придется симулировать маразм, как некогда по молодости созвучное с этим слово…
- Стоп, минуточку, – он резко перебил мою душевную проповедь. -  Ты симулировала ?!
Кто – о чем! Мужчины….
- Раскрываю секреты: этим, так или иначе, промышляют все барышни без исключения. Но в отношении тебя, официально заверяю, - ни разу! Так что не переживай!
 И от понимания возникшей нелепости мы разом расхохотались. И был бы этот смех явным олицетворением радости, если бы не было в нем столько грусти. Он стоит на коленях возле кровати и ощупывает мою кожу, сантиметр за сантиметром, сжимая ее между горячими пальцами. Меня трижды за это время бросает в озноб. Он больше не смешит меня. Я больше не хочу смеяться, и от чего-то боюсь, что с этого момента я начну умирать в его сознание, как женщина.  Мне становится дико страшно, что  тело буквально сводит, а конечности теряют ощущения. Я будто перестаю дышать, и живот становится каким-то упругим и втянутым. В этот момент он поцеловал меня в место пульсации на левом запястье, и слезы беззвучно покатились с уголков глаз.
Не поместится столько тоски в этой тесной комнате, - нам бы выйти на улицу…
                ***
- Данный метод иначе можно назвать «проблема-реакция-решение»?
- Совершенно верно, девочка моя! Создается проблема, некая «ситуация», рассчитанная на то, чтобы вызвать определенную реакцию среди масс именно с тем, чтобы оно само потребовало принятия мер, необходимых для их решения и непременно выгодных правящим кругам. За  примером далеко ходить не надо…
- Организованные стычки и кровавые теракты с целью принятия законов об усилении мер безопасности и проведения политики, ущемляющей гражданские свободы, по требованию самих же граждан.
- Именно.
- Или вызвать экономический кризис, чтобы заставить принять как необходимость перераспределение государственных активов, нарушение социальных прав и сворачивание работы городских служб.
- Как вариант.
- Рам, из логики напрашивается вопрос: на более глобальном уровне система остается идентичной, не так ли? Меняются лишь фигуры, масштабы и ставки? Но суть. Суть-то не меняется
?
- Не в бровь, а в глаз, Лерочка! – Рамир просиял.
 С некоторых пор даже сквозь пелену личностных эмоциональных переживаний, так или иначе притупляющих обзорное восприятие, я все чаще замечала в нем некие перемены. Некие. Пока не яркие, пока не выраженные и не обговариваемы, но тот факт, что уже читаемые означал совсем скорую дискуссию, - Рамир не был бы Рамир, если б ни начинал издалека.  Зайти с угла, кинуть фразу среди совершенно посредственного разговора и наблюдать за твоей реакцией на услышанное, сканировать степень заинтересованности, уровень внимательности и уходить от ответов поставленных в лоб, - это его методика. Это простые истины ведения беспроигрышных диалогов. Со временем они стали и моими. 
- Иными словами, произойдет вакцинация экономики страны. Не всей, разумеется, отдельными ее отраслями, и не сразу. Аграрная, демографическая, -  пойдут в первую очередь, за ними по цепочке все остальные. Реализация ста шагов восстановления. Законопроект и юридическое обоснование уже ждут своего часа, чтоб в полной мере вступить в силу.
- Когда система начнет работать, полетит много голов, надо понимать…
- Не то слово, Лерочка. Очень много. Только как иначе? Только крупные ставки. Большой риск, большая работа и большой куш в случае удачи. Третьего не дано. Третьего и не надо.
- Третьего и не будет, Рам. – Он был на редкость эмоционален сегодня: блеск в глазах, лукавая улыбка, фразы, будто смакующие мысли на вкус. – Но ты же понимаешь, эта система будет работать, если в ее главе будешь стоять исключительно ты. При таком подходе кто угодно сможет улучшить сферу своей деятельности.
- Этого они и ждут, милая. Ребята там подкованы не меньше нашего, однако они не совсем предполагают, насколько информированы мы. Этим – то мы и переиграем их комбинацию. Девять шагов Герберта.
- И волки сыты, и овцы целы, и пастуху вечная память…
- Можно и так сказать. Ты же понимаешь, насколько важно шито-крыто и вовремя сойти со сцены, а идеальнее схемы без ненужных жертв  и смены передового звена просто не сыскать.
Он демонстративно сменил наши кофейные чашки на его рабочем столе местами, не переставая своенравно и довольно улыбаться. Одно движение, и «король» в опасности. И пусть они считают ее пешкой. Жалкой маленькой пешкой. Но пешкой ли?
- Он не уйдет от нас, Лерочка. На этот раз не уйдет. – Рамир как-то разом сменил тон. Теперь он звучал больше, как обещание. – Это, как недоделанное дело, камнем ложащееся на плечи и мешающее двигаться вперед, высасывает все большие силы. Дважды эта личность возникала на нашем пути. Третий будет финальным, потому как, если я беру на себя обязательство, оно не может быть оставлено или забыто, и рано или поздно оно приходит к своему логическому и хорошо с прогнозируемому результату. Мне же  важно твое решение.
 Каждый делает что-то, когда видит в этом свою выгоду, - ничего нового. В руках Рамира я - все тот же  инструмент, я знаю об этом и принимаю. Все мы, так или иначе, куклы в чьих-то руках, но куда приятнее, когда эти руки действительно умелые. «Мы себе не принадлежим,» - снова эта фраза, как нервозный прострел и все чаще и чаще в последнее время. А нам ведь всем не мешало бы избавиться от иллюзий и надуманных представлений о других людях и друг о друге. Он вроде бы и ставил меня перед осознанным выбором, заведомо направив его в нужное себе русло, заведомо подведя и закрепив его за мной. Все, как и в жизни: вы имеете возможность выбирать, - вы выбираете. Но выбираете ли?
- Ты же знаешь, Рам, дай мне точку опоры, и я переверну весь мир.
Он молча протянул мне через стол открытую ладонь для рукопожатия и обхватил мою кисть с ответного жеста обоими руками. Жаром обдало мою вечно холодную конечность, рефлексом отдавая в голове. Игры контрастов, говорите? Кругом сплошные игры. Как бы не заиграться…
                ***
Люди по природе своей не знают толком, чего они хотят, пока ты им этого ни покажешь. Какая уж здесь опора на исследование рынка. Картинки. Картинки. И еще раз картинки всегда двигали, и будут двигать разумами людей. Наша задача лишь четко и своевременно их прорисовывать, какую бы область они ни затрагивали. Наша задача прочесть  на странице то, чего еще нет. Прочитать вслух, громко и с выражением. Одним словом, сделать это красиво. Если вы торгуете ламинатом, продавайте не деревянные полы, - продавай надежность, успех и капельку поэзии. А люди всегда будут платить за интеграцию - потому что у них на ряду бытейности жизни просто нет времени думать о тонкостях организации. Они найдут себе любое занятие, чтоб не думать.
 Они с радостью подчиняться вашему решению, потому что они хотят подчиняться, гораздо больше, чем их на то вынуждают, причем большинство даже не осознают этого желания . Все они свято уверены в своей индивидуальности и уникальности своего мышления, а тот факт, что их мнения совпадают с мнениями большинства –  всего лишь чистая случайность. Вот и выполняют у нас люди одинаковую работу, одинаково развлекаются, одинаково чувствуют, одинаково думают.   Из этого получается скорее единообразие, а не единство.  Разница в последнее время стирается даже между полами под кричащими лозунгами «душа не имеет полового признака».  Дамы выстроили феминизм: но мужчины и женщины не становятся равными, они становятся одинаковыми. Можно сказать, происходит некая стандартизация человека под общественное развитие, как это происходит на производстве, где своевременно происходит стандартизация товара.
 И это пугает. Временами буквально кожей ощущаешь, как грань между собой и общественным становится полупрозрачной, а форматирование разума почти неизбежным. В такие минуты начинается внутренняя паника, удушье и неконтролируемый зуд, - все виды аллергической реакции, иными словами. Все потому что я ненавижу общественное, особенно питание, мнение и туалеты. Патологически не переношу. Но как сохранить свое внутреннее и настоящее? Как не раствориться во всех этих приторных картинках о красивой  жизни,  с масштабным размахом рисуемых для других? Как заботливо внедряя образы  в чужое воображение, не спроецировать их на себя, и не выдавать их жалкое подобие за свои. Ведь расстояние между тем, как люди живут и как должны  бы  жить, неимоверно велико.  И  тот, кто все же находит в себе силы отвергать действительное ради желаемого, должен быть готов столкнуться со множеством тех, кому  это «добро» будет чуждо. Что с такими делать, - давно изведано  не мной: дальтоник вряд ли разделит насыщенность вашего заката в полной мере. Да, и не за чем ему это. Куда важнее, чтоб всегда находился тот, кто сумеет питать почву для ваших фантазий. Тот, кто уже этой жизнью живет.
«Не мечтайте всю свою жизнь, живите в своей мечте, только делайте для этого что-нибудь…»
 Все чаще и чаще в последнее время я вспоминала эти слова. Сидя на мягком откидном кресле с бардовой обивкой  все мы представляли себе это Просто, а вместе с ним и Легко, Красиво, Дорого и Богато. Ходить от магазина к магазину, от бутика к бутику, тратить много денег, при этом кое-что еще и оставаться будет. Нет слова нужда, экономия и «не по карману», когда меню в ресторане читается не по правому столбику и есть возможность выбирать действительно то, что нравится, а не в рамках  дневного бюджета из расчета месячного перечисления на карточку. Когда вечером, выходя поужинать, случайно захватываешь с собой загранпаспорт, и также случайно завтракаешь уже в другой стране. Все мы видели тогда перед собой это Просто. Все мы страстно желали его. И оно настало. Только было ли оно тем самым Просто. Для той девочки, которая не просто мечтала, а знала, практически знала на сто процентов, что именно так и произойдет,- возможно. Для нынешней меня все выглядело несколько иначе.
 Я часто ездила в свой частный дом, - мой маленький мирок где-то между синей гладью и каменных гор, ограждающих от воздействия извне, - я любила наблюдать за этой природной мощью. Она будто неслышно говорила всей своей непоколебимость, что я - в безопасности.  Именно это чувство повлияло на приобретение данного куска еще строящейся тогда территории, что в последствие превратилось в мой мир. Я любила, просыпаться часов в пять утра, причем самостоятельно, либо не ложась совсем, искупаться в море,  прозрачно тихом, ожидающим нового дня, либо волнующимся, шуршащим, пытающимся поведать что-то чрезвычайно важное и абсолютно недосягаемое, заварить себе кофе на баре, самой и расположившись в уютном плетеном кресле, слушать дыхание нового дня. А оно было во всем: в аромате еще горячего кофе, в колыхание скатерти от свежего бриза, от тонкого запаха соли и йода и в песочной сухости пробуждающегося зноя. Затем я открывала  ноут-бук, проверяла состояние своих активов, курсы падения и роста основных валютных пар, отслеживала мировые новости, временами делая записи и отправляя конкретизирующие запросы.  Любой бизнес любит внимание, а пассивы – тем более. «Мы сидишь, а денежки идут», актуально лишь в том случае, когда действительно сидишь, а деньги в этот момент идут мимо.  Своевременность и регулярность дивидендов же всегда следствие повышенной умственной активности и обостренного внимания.
 Временами я отвлекалась на Дольку, - неизменную любимицу Карена (управляющего и смотрящего за домом в мое отсутствие ). Я попросту наблюдала, как она резвится в мягкой траве газона, то выкорчевывая какой-то шланг, то перекатываясь и зарываясь в земле, то исчезая где-то в кустах цветущих…. Каких-то красных и невероятно душистых цветов. Большие такие. До сих пор не могу запомнить, как они называются.
 После кофе я любила тренажерный зал. В частности беговую дорожку и коврик для растяжки. Свежевыжатые соки и книги.
Я купила себе плетеную шляпу с огромными полями. Как  у J. Lo в клипе «Jenny from the Bronk», только кофейного цвета. Лет в десять – двенадцать я часто видела этот клип в ротациях музыкальных телеканалов. И всегда представляла себя в такой шляпе и огромных почти в пол лица солнцезащитных очках. А теперь я сидела в шезлонге возле собственного бассейна с прозрачной лазурной водой, не намазанная солнцезащитным кремом, потому что кожа уже успела адаптироваться. На низком столике яркий коктейль в запотевшем пузатом бокале с долькой ананаса на краю, фактурная безмятежность пейзажа, и мне снова было двенадцать лет…
 Просто? Вы так думаете? Возможно. Все становится просто, когда понимаешь, ради чего. Только не было больше остроты моментов, не было солоноватого привкуса внезапности, не было тонкого писка в ушах недосказанности, не было яркости вспышек риска и не было отчаяния игры. Было все хорошо. Меня не было.  Не поэтому ли я, не раздумывая, согласилась на новое задание, и теперь с каждой минутой все сильнее ждала отмашки к его выполнению. Я прислонилась лбом к прохладному стеклу бокала, из которого не отпила и глотка. Что же я, черт возьми,  вытворяю!  Там где комфортно всем – мне тесно, там, где светло – я слепну…. Я погибаю, чувак, ты слышишь? Мы погибаем.  Внутренний голос молчал. Молчание – знак согласия. Да, знаю я, знаю…
 Игорь все это время находился в Москве. Дела, знаете ли, штука не отложная. Я вылетала завтра. Я соскучилась. Очень соскучилась. Завтра обязательно скажу ему об этом. И не только словами. Засыпая, я думала о его губах.
                ***
 Звонок поступил как всегда неожиданно и долгожданно. Краткие фразы, четкие установки и сжатые сроки, что означало, - придется работать сверхурочно, ночами и без выходных. Кто против, могут в любой момент застрелиться, - табельник под рукой. Остальные же  будьте готовы понимать Наполеона: спать придется не более  3-4 часов в сутки в лучшем случае, поэтому в скором времени  странность, агрессивность и поголовное желание убивать станут основными характеристиками. А как иначе? Дорога, ведущая к большему, вечно обновляется. Поэтому успех – это поступательное движение, а не точка, которую можно достичь. Так же как и счастье — это всего лишь побочный эффект правильно организованной жизни. Но никто не говорил, что движение и организация – вещи легкие, доступные и простые…
 В то утро я собиралась от чего-то нарочито поспешно, хотя как всегда проснулась с достаточным запасом времени. Он еще спал, в тот день у него не намечалось особых планов, так пара мелких встреч ближе к вечеру, поэтому я даже не стала его будить. Лишь когда под шуршание уже шипованных шин я бросила взгляд в зеркало заднего вида, я обнаружила его стоящим на крыльце и смотрящего мне в след. Что-то встрепенулось во мне на секунду. Он никогда так не делал раньше. Так наверно бывает. Когда живешь с человеком энное количество времени и вам все еще есть чем заняться ночами, то непроизвольно начинаешь считывать с человека его жесты, взгляды. И мне нужно было в тот момент остановиться, выйти из машины и распроститься его, - почему он смотрит мне в след? Почему Так смотрит? Но я слишком спешила. Слишком боялась успеть...
 Он налил себе крепкого чая и, пропустив сегодня утреннюю пробежку, вышел подышать на балкон. В тот момент он как раз и заметил, как по проселочной дороге к его дому сворачивают три одинаково черных джипа. Такие гости были не редкими и к подобным визитами он давно привык, только сегодняшнее предчувствие шептало иное. Он поставил чашку на балконе и пошел встречать недорогих, но всегда ожидаемых гостей. Стоит ли говорить, что открывать двери ему не пришлось, - замков от таких визитеров еще не придумали. А потом они сели в бронированный звуконепроницаемый микроавтобус и уехали в неизвестном ему направление. И было бы слишком банально узнать вдруг о залежах наркоты и оружия в доме, или получить снимки скрытой камерой в неглиже  в окружение таких же неодетых тел противоположного пола, или еще лучше узнать , что близкий человек ведет за его спиной двойную жизнь, - то все затертые сюжеты политических триллеров, но не реалия жизни. Здесь было что-то иное. Кто-то...


 Не знала я и того, что они долго ехали, нарезая круги по объездной, не знала, что посадили его в одиночную камеру без окон, и где единственными звуками были звон ключей при открывание железных дверей. Его не водили на допросы, регулярно приносили кормежку и никогда не гасили свет.


Откуда я все это знаю? Я не знаю. Просто по моему возвращению, как всегда за полночь,  дом был пуст. Не  в том смысле, что в нем не было мебели, - напротив, все оставалось, по-прежнему, на своих местах. Но он  был пуст. Как-то необъяснимо пуст.  Я вышла в прихожую и набрала его номер.
«The number is tempоry blocked…» - проинформировал меня безжизненный женский голос, и ушел в тишину. Я набрала снова. Затем снова. Снова, снова, и снова. И бесчувственная запись каждый раз вежливо просила «call back later.»
Лишь его фото на заставке абонента задумчиво смотрело на меня с узкого экрана, как будто пытаясь что-то сказать. И сковывающая тревога колючим клубком свернулась в области сердца.
- Ты меня пугаешь, родной,- произнесла я, обращаясь к вызываемому абоненту. – Где ты?
Он не ответил. А я еще долго сидела на нашем балконе и держала в руках его нетронутую чашку с чаем. Я слушала, как глухо и все ниже и ниже опускается сердце внутри, и думала, что теперь делать дальше.
                *
 В тот вечер он так и не снял трубку. Он не снял ее и на следующий день. И спустя еще сутки. И спустя неделю. Я пыталась прозвонить сначала общих знакомых, его друзей и коллег. Часть из них оказывалась недоступной, те же, кто отвечал, виделись с ним достаточно редко, а в последнее время и вовсе. Страницы в социальных сетях отсутствовали, либо блокировались, как при вводе  неверных паролей. Я знала его пароли, прекрасно знала (нам нечего было скрывать в данных глупостях), если кто-то не сменил их за кратчайшие сроки. Родственникам я не решилась позвонить, ни его, ни своим. Что я могла сказать в данной ситуации:
« Здравствуйте, Светлана Васильевна, как ваше самочувствие? что вы, все хорошо. Просто я проебала своего мужа…ну, да,- ни с того, ни с сего. Вы за ним такого раньше никогда не замечали? Да? Ну ладно… нет, нет… все в порядке. А в салат оливье морковку лучше по крупнее резать, да? Спасибо. Ну, всего доброго, берегите себя…»
Примерно такими представлялись мне разговоры, и от этих мыслей кидало в истерику. …
 На третью неделю я впала в анабиоз. Поиски и запросы не давали никаких результатов. В более глубокие и глобальные структуры я не полезла, не рискнула, руки коротковаты, как говорится, да и привлекать повышенное внимание, как к нему, так и ко мне было сейчас совершенно не к месту. Ровно, как и в моей голове, оставался неуместным тот факт,  что в наше время коммуникаций, тотального контроля, GPS-навигации и анонимной службы ФСБ человек смог просто потеряться. Вот так взять и потеряться. Испариться, исчезнуть, провалиться, если хотите…. Как?!!! Как, черт возьми?! Это же не голливудский блокбастер, мать его! Не триллер в графике 4D! Хотя, лучше было как в кино, - я бы нажала на паузу. Но мы - не актеры, и жизнь не играют на хромоке, чтоб потом сделать выгодную нарезку. Сегодня – и есть тот самый дубль. И он, к сожалению, только один….

Глава 2.
 Ржавые тески запоздалой на этот раз осени прохладой сдавливали голову. Ее, как обычно, никто не ждал, она, как обычно, пришла без предупреждения. Хозяева положений не оповещают о своем появление, - тот, кто информирован, осведомляется заранее, остальным же и знать не положено.  Она знала. Она всегда знала о ее наступление. И не из блока прогноза погоды после  новостных сводок, не из ежечасных радиооповещений  и не со стартовой страницы неизменных поисковиков, - просто накануне руки становятся чрезмерно холодными, а тело непроизвольно сковывается, будто в ожидание побоев. И еще мигрень. Токая россыпь монотонных постукиваний среди беспрерывного потока расчетов, планов и стратегических ходов, будто бомба замедленного действия, оповещающая о ее приближение. Она ждала ее. Ждала, но не сегодня. Сегодня предстояло завершить последние штрихи этого крупного дела, чтоб чуть позже в полной мере уже насладиться ее обществом, где-нибудь в Сан-Морено, к примеру. Поэтому неловко моросящий дождь сейчас не имел никакого значения в соотношение с показателями Shanghai Stock Exchange и задержкой Рамира.
Она волновалась, не скрою, все же миллиардные проекты мирового масштаба заключаются не каждый день.  Однако правильному пути всегда сопутствует  нарастающие напряжение и страх.  Они как локаторы направления. Какие уж тут могут быть промахи, в самом деле….
И она волновалась. Сильно волновалась, но самообладание сегодня проснулось пораньше, и  безэмоциональное ее лицо не отрывало глаз из-под узких очков с широкого экрана монитора. Лишь очерченные скулы (природой и выраженной худобой в последнее время) иногда похаживали вверх-вниз. Не совсем добрый знак, конечно, но лишь для тех, кто был в курсе.
 Боковая ручка неизменно черного Rolls-Royce Phantom глухо щелкнула и, пропуская в  дверном проем с левой стороны от нее невысокую фигура в темно синем костюме. Правая нога в одном из легендарных творений от A. Testoni на секунду застыла на пороге, затем быстро перевелась в согнутое положение, вовлекая за собой оставшиеся части тела.
- Нам надо ехать, Рамир, – произнесла она, так и не изменив положение головы относительно портативного компьютера. – Меня ждут!
- Да, да, Лер, – переключаясь с предыдущего разговора, повернулся к ней он. – Так, что там в итоге с акциями? Мы в доле?
- Я подписала все необходимые бумаги. Остались формальности.
- Тогда едем скорее, - не скрывая победоносной радости, резюмировал мужчина.
И холодный жест узкой женской ладони указал водителю трогаться, и тот, в свою очередь не замедлил  исполнить требуемое. Без лишних слов, без ненужных эмоций. Она вообще не любила говорить, эта женщина. Она была категорична, расчетлива, и безупречно красива. Как и подобает истинному олицетворению власти, которую боятся, уважают, и желают до умопомрачения. Ее руководство -  разум, ее кредо – холодный расчет, ее улыбка – только на ее условиях. Разрешите представиться, эта женщина –  я.
                *
- Либо вы принимаете наши условия, либо дверь находится четко позади вас. И я незамедлительно покину это помещение, ввиду безрезультатности нашего дальнейшего разговора, предварительно пропустив вас вперед. И это будет последний жест моего к вам уважения. – Таковы были последние слова перед одним из самых ключевых моментов, изменивших в последствие многие судьбы  до неузнаваемости. Среди них была и моя...

- Когда полностью доминируешь в экономике, вам никакие реформы не нужны, Михаил Яковлевич.
- А ведь не поспоришь…
- Да и не надо, – я вежливо улыбнулась. – В споре рождается лишь убитое время, а оно этого не любит.
- И то верно. Однако как в таком случае быть с холдингом?
- Есть негласная теория заката великих компаний, - я предпочла начать издалека. - Сначала люди работаю блестяще, двигают новаторские идеи и становятся почти монополистами.  Но наступает такой момент, когда качество продукции постепенно теряет свое значение, и ценность представляют уже не профессионалы своего ремесла, а талантливые продавцы, потому что от них напрямую зависит доход. В итоге во главу компаний встают торговцы. Приоритеты этих людей не мне вам рассказывать, однако дело здесь совершенно не в деньгах. Прибыль важна, бесспорно, потому что без нее не возможно высокое качество. И смена приоритетов по началу вроде и не сразу заметна, но в конце концов она определяет все : с какими людьми начинаешь вести дела, о чем беседовать. Нам же не нужны деньги. Как и не нужна мировая. У нас достаточно средств, чтоб поставить на колени экономику ни одного государства. Но и это не приведет к  выигрышному положению, хоть изрядно пошатнет их политику. Все, что нам нужно, это чтобы они освободили эту нишу на мировом рынке.
« А все, что мне нужно, чтоб ты исполнил это своими  руками...»
Что было абсолютно в его силе, надо отметить.
 Человек – аккумулятор, человек - контроль. Личность, чьи страсти, коварство, артистизм и одержимость тесно переплетались с его методом ведения дел. Он умел расставлять приоритеты, концентрироваться на выбранном и отсекать все стороннее. Такая способность помогала говорить нет всему остальному, туда же входили и семейные отношения, к слову. Не давала лишь внутреннего спокойствия, - я часто заставала его в нервозном состоянии, которое он совершенно не стремился скрывать. Фильтр между языком и мозгом в такие моменты отсутствовал напрочь. Однако его молчание и взгляд в упор могли быть куда более хлесткими, чем буйствующие высказывания, что неминуемо вводило людей в ступор, а иногда попросту пугало. Абсолютизм, манеры проповедника и полная политическая неприкосновенность давали ему возможность диктовать, что ничтожно, а что значимо. Он всегда осознавал себя причастным к какому - то священнодействию, был готов к любым проблемам и падениям, не любил крепких рукопожатий и часто причесывался. Другими словами, миллиардер громко и с почестями, заявивший о себе на политической арене страны, с которой не менее громко его попытались сдвинуть, чем лишь спровоцировали его более агрессивные и прагматичные ходы. К правилам и нормам, он относился все с большим презрением, негласно устанавливая свои, мешающие людям противиться его воле. Он хотел выглядеть человеком, сумевшим преуспеть, не изменяя себе, поэтому всячески демонстрировал свою незаинтересованность в деньгах, но при этом стремился к крупным прибылям. А человек, утверждающий, что ему не нужны деньги, становится опасным. Этим-то он и стал нам интересен.
- Что мы получаем в долгоиграющей перспективе, Валерия?
- Боюсь, не удивлю вас, – я скромно пожала плечами. – Власть.
- Тоталитарность – опасная штука.
- Власть –  прежде всего, ответственность, а не  возможность, вам ли не знать. Сдерживать возможность проявления силы, в буквальном смысле, это и есть чувство истинного могущества. Когда получаешь власть, нужно понимать, для чего это, что ты хочешь сделать. И если я не ошибаюсь, наши интересы в данном ключе совпадают.
- У нас с вами поразительно многое совпадает.

Недаром говорят, хочешь проверить человека, надели его властью. Неконтролируемая власть - плохая штука. Но в ней-то как раз все и дело...
                ***
 Одиночество —  типичный синдром бизнесмена, который заработал свои деньги с нуля. На жизненном пути таких людей всегда случалось и случается слишком  много всего страшного и неприятного, но они не приемлют, чтоб их жалели, потому что  не жалею прежде всего  себя сами. Их успех не сбивает их с толку, потому что он пришёл как результат упорной и напряженной работы, а не упал с неба. Когда такой человек чувствует что прав, он просто идет дальше, вместо того, чтоб тратить время на сомнения. Он прекрасно знает, что  любой бизнес - это соотношение иллюзий, фантазий и реальности, а система проб и ошибок помогает отличить иллюзию от реальности. Они довольно трепетно относятся к интуиции, и сколько бы дипломов у них ни имелось, всегда стараются прислушиваться к внутреннему голосу. Они обращают внимание на детали, всегда прибывают вовремя и ходят немного ссутулившись. И чаще не от малоподвижного образа жизни или чрезмерно высокого роста, а от ответственности за материально зависимых от него: «Любимых» женщин, которых непременно должно быть несколько, и которые по большому счету, о нем и не думают вовсе, а  думают только о том, любит- не любит, делает-не делает, приедет-не приедет, изменит- не изменит; о сотрудниках, которые отдали себя в добровольное рабство на чужие цели ( за неимением своих), сделали из денег культ и,  обменяв состояние «быть» на «казаться», обросли долгами из-за статусной мишуры;  перед самим собой, в страхе ударить в грязь лицом, потому как степень отвратительности к людям , называющих себя громким словом предприниматель, хотя на деле желающих лишь по быстрому организовать старт ап , срубить бабла и отчалить, столь высока, что граничит с омерзительностью. Они же желают оставить после себя, что то действительно стоящее, а это и есть самое сложное, потому что команда в таком случае должна находиться на высочайшем уровне и, если не он сам, то кто будет этим заниматься? И вот такой человек с подобными мыслями выходит по утрам из дома, где родные ходят на цыпочках, садится в машину с темными стеклами и приезжает в офис, в котором подчиненные всякий раз вытягиваются по струнке. Как тут не потерять связь с реальностью?
- Не всегда нужно быть привлекательным, чтобы тебя понимали,  не всегда нужно быть богатым и знаменитым, чтобы быть лучшим. Просто  отдавай больше, чем у тебя когда-либо было… – я мягко откинулась в широком кресле с высокой спинкой и резными вставками из красного дерева, старательно подавляя мимическую реакцию на простреливающую боль внизу спины. Третий день она изводила меня, блокируя любые движения, прерывая мысли и провоцируя раздражение на все происходящее извне. А беседа предполагала быть продолжительной.
- До тех пор, пока отдаваемое не начнет восприниматься как должное и, тебя не разорят до нитки.
- А это уже отголоски страха, Михаил. Или синдром Плюшкина. – Я улыбнулась, чуть запрокинув голову назад, и переложив ногу на ногу незаметно прикрыла непонятно откуда образовавшуюся зацепку на чулке чуть выше колена. И где я только успела? – Речь не идет о бесцельном разбазаривание средств и ресурсов, напротив, о грамотном их финансировании, с одной лишь поправочкой: они всегда должны быть чуть больше, чем вам кажется, что вы имеете.
- Иными словами…
- Иными словами, рискните, для начала, наряду с материальной поддержкой научиться говорить своим близким о своих чувствах…
 Пара глубоко посаженных серо голубых глаз пронзили меня вниманием. Конечно-конечно… немного сентиментальных соплей в ходе неформально деловой беседы всегда делают свое дело, - порождают гибкость, так сказать, открытость, а еще дисциплинированность и настойчивость в приближение к цели. Моей, разумеется.
- …а закончить еженедельным посещением детских домов и благотворительностью.
- Ну что вы! – я рассмеялась почти в голос, небрежно опустив кончики расслабленных пальцев к вырезу на груди. - Вся эта клоунада с благотворительными фондами, олицетворяет лишь то, как люди стремятся выгодно использовать пожертвования. Те, кто действительно знает цену средствам, не кичится своей щедростью. Это пошло и примитивно. И равносильно призыву полюбить бога, чтобы добиться личностного успеха: сделай бога своим компаньоном по бизнесу, он ведь давно превратился в далекого ген. директора «Вселенная Инкорпорэйтед».
- А это не лишено здравого смысла, Валерия, – мой оппонент, наконец, заулыбался. - В наше время это особенно актуально. Да и что там, в наше, испокон веков вера и власть были несменными инструментами органов управления. 
- Вера и власть - взаимоисключающие  друг друга вещи, если говорить об истинной вере. – Теперь настал мой через заострить скулы. - Рациональной же веры во власть попросту не бывает. Власти можно либо подчиняться, либо - для тех, кто ее имеет, - подчиняться стремлению ее сохранить. И хотя приумножение власти кажется самой реальной из всех реальностей и самой желанной из всех возможностей, а потому и не для всех предназначенной, вера требует все же куда большего мужества, чем достижение власти.
- Вы так считаете?
- Уверена.
- И в чем же обоснование?
«А вот это уже интереснее. Игра обещает быть занимательной…»
 Я выдержала непродолжительную паузу, вновь устраиваясь в кресле и, деликатно поправила подол неизменно маленького черного платья:
- Да, прежде всего в том, что она требует рискованности, готовности терпеть и придать тем самым некоторым ценностям исключительное значение, превышающее все остальное.
- А как быть с тем, для кого все остальное столь же немаловажно?
- Тот не способен верить.- И плечи непроизвольно дернулись вверх, как знак очевидности. -   Кто замыкается в благополучии и собственности, как в защитной системе, тот скорее заложник собственных вещей.
- Но ни к такому ли заточению стремится каждый отдельно взятый индивид?
- А не вы ли собственноручно рождаете в нем такое стремление? – Я отбросила непослушную прядь волос со лба. - Я не имею в виду вас лично, как человека, но структурные организации. Ведь если взглянуть на дилемму сверху, то наше капиталистическое общество основано, прежде всего, на принципе политической свободы и принципах рынка. Необходимые вещи как и полезные человеческие умения есть товар , который обменивается якобы без принуждения, согласно рыночным условиям. Иными словами, капитал распоряжается раб силой, то есть накопленные вещи (материал вещи) ценятся выше, чем живой труд, живые человеческие ресурсы, потому как именно  владелец капитала покупает раб силу и заставляет ее работать.
- Что ж, экономическую систему иерархии ценностей никто не отменял. И тем  более, ее развитие. Это нормальное развитие общества, вы не находите?
- От развития никто не застрахован, однако важно, на мой взгляд, не закрывать глаза на  побочный эффект, которые влечет за собой мутированный ген. И если не устранять его, то, по крайней мере, внимательно отслеживать и его прогресс тоже. Ведь, выражаясь медицинским языком, период ремиссии всегда заканчивается внезапно и превращается в онкологию с необратимыми последствиями. 
- И каков же этот  ген?
«А глубоко копаем, - обороты набирались все более интересные». 
- Централизации. И неумолимый ее рост. - Я снова поправилась в кресле, спина изводила все больше. Важная и временами такая мешающая особенность организма концентрироваться полностью при высоких умственных и моральных нагрузках. Жаль, в такие моменты, что предел прочности тела, - это всегда лишь нижняя ступень возможностей мозга. Но всегда большее по массе имеет влияние на точечный раздражитель, такова природа. – Большие предприятия подавляют мелкие. Владение капиталом, вложенным в эти предприятия, все более отделяется от управления ими. Предприятиями " владеют" сотни тысяч акционеров, управляют же ими хорошо оплачиваемые третьи лица, которые заинтересованы в распространение собственной власти за счет расширения этих же предприятий.
- Все верно. Глобализация  – здоровая эволюция бизнеса. Я не вижу в этом ничего сверхъестественного и тем более трагического. – Он рассуждал так, будто пролистывал очередной бизнес проект, легко и непринужденно взвешивая противоречащие стороны вопроса, лишая их всяческой эмоциональной окраски. И в этом был некий специфический шарм, заставляющий меня все глубже и глубже раскручивать тему. - Да, она перемалывает ресурсы, как сырьевые, так и человеческие, не придавая особо значения их качеству и происхождению. Однако на результат это не оказывает практически никакого влияния, так как процесс стал полностью автономен от человеческого фактора.
- Так как человек стал всего на всего быстро изнашивающейся и легко заменяемой деталью. Его прямые задачи - работать в команде и без сбоев, потреблять, быть податливым под влияние и легко изменять свои предпочтения. При этом неминуемо почитать свою независимость и выполнять все, что от него ждут. Другими словами, просто должен быть частью машины, которая управляет им без принуждения , побуждает к действию без особой цели, кроме одной : что-нибудь производить , быть в движение, функционировать и куда-то идти.
- Но так и есть, он - товар и воспринимает свои жизненные силы как капитал, которые он может выгодно обменять и которые приносят ему прибыль.
- Именно об этом я и пытаюсь сказать, имея в виду побочный эффект. Стерлась человеческая грань, отношения людей утратили всякую ценность. Каждый только и озабочен тем, чтоб обеспечить свою безопасность, не выделяться из толпы, не отличаться мыслями, словами, действиями. При этом непременно быть счастливым, потому что это лучше привлекает клиентов.
- Позитивное мышление. – Он ядовито усмехнулся, и, сложив пальцы на манер Victory (V), картинно поиграл «ушками». - Don’t worry, как говорится…
- Вот именно: Be happy. - Я подыграла его жесту. - Вы сами-то в это верите? Когда технологии уже теряются в изощрениях, как доставить людям это самое Happy. В ход идет все: и те же шаблонные увеселения, - потребление звуков, зрительные впечатления, приобретение новых предметов с быстрой заменой их на другие, и все более и более новые порождения цивилизации. Мир стал одним большим объектом для поглощения. Товары, зрелища, пища, разнообразные допинги, люди, книги, искусство, масс медиа. Все духовное и материальное стало просто предметом обмена и потребления.
- Но ведь это не так уж и плохо.
- С одной стороны, да. Сытый, хорошо одетый, сексуально удовлетворенный, но напрочь лишенный своего «Я» человек, - прекрасная машина для выполнения  монотонной и однообразной работы. Но ведь кто-то должен это делать.
 - И, я вам больше скажу, получать от этого удовольствие, - его негодование срывалось с грани сарказма. -  Потому что им это нравится. Им действительно это нравится. Человек, загнанный в тупик, доведенный до ручки, становится страшнее разъяренного зверя, и никто и ничто не способно его удержать, пусть даже на кон поставлено все его существование. Здесь же очевидная картина добровольной адаптации к предоставленным условиям, только и всего. За годы достаточно успешного бизнеса, я обнаружил это особую привязанность к выполняемым ими функциям и жгучего страха все это вдруг потерять. Потому что им нравится. Им нравится получать существенно меньше заработанного, им совершенно без разницы, что продавать: терабайты интернета или готовую продукцию, - гораздо важнее, чтобы это своевременно обеспечивало им кров и простую еду. Им важно чтоб у них было пару отпусков в году; 2-3 командировки за границу, -  это совсем требовательным, претендующим улучшить свой имидж в глазах себе подобных. Им нравится хотеть авто, как у коллег, и покупать его в кредит, а на фоне системного появления денег на пластиковой карте, наглухо притупляющего чувство самосохранения, влезать в такие долги, которые еще вчера казались невозможными. Им нравится не задумываться, сколько начальственных слоев лежит над их головами, чтобы, не дай бог, не понять, какие силы могут потребоваться для преодоления внутреннего сопротивления компании, если отчаянные все же и найдутся. Им нравится все чаще и чаще болеть простудными заболеваниями, обвиняя в этом пресловутую систему кондиционирования. Много болеть и получать от этого удовольствие, - не пропадать же страховке, в конце концов. Им со временем даже становится приятным  их излишний вес и некрасивое тело. Потому что они скорее откажутся от своих естественных нужд, нежели от корпоративного кофе с сахаром  и печенюшек по десять раз на дню. И совершенно не из-за высокой потребности в глюкозе ввиду повышенной работы мозга, а от разжиревшего на фоне стресса зада, наглухо прилипшего к стулу. А еще им очень нравится проявление всякого рода апатий и депрессий. Для них  – это первый признак того, что ты неудачник, и чтобы почувствовать себя в форме, надо зайти в аптеку и купить какой-нибудь антидепрессант. И что самое интересное, многие из них все это понимают, но тем самым привязываются ко всей системе еще больше.


- Своего рода садомазохизм. Еще одно душевное изощрение.
- Своего рода, - да. Абсолютно осознанный ежедневный выбор каждого из них: либо взять себя за одно место, начать воспитывать выносливость с предельной готовностью, либо так и  оставаться удачником на антидепрессантах. И в девяносто девяти процентах из ста выбор идет в пользу привычного.
 -  Для того, чтобы оставшийся один процент мог использовать их по прямому своему назначению, не так ли? Ни в этом ли заключается ваша ежедневная, я бы даже сказала ежеминутная работа?
- В этом. И вы считаете это нормальным?
« Как он, черт возьми, прав!»
- Считаю, хотя какая, по сути, разница, кто как считает. Так есть. Этот мир придуман не нами и, не нам с вами судить, что правильно, а что нет. В наших руках, случается, бывают некие возможности повлиять тем или иным способом на ход развития ситуаций, но вряд ли в корне изменить положения вещей.
- Ход развития зачастую в корне меняет положение вещей, как ни странно. И кардинально меняет, смею заметить.
« И как мне нравится ваше это замечание…»
Я мягко улыбнулась: - Так давайте менять…
                *
… У него не было выбора, - показанная выгода была чересчур очевидна, реальная  – также имела место быть. Тем не менее, факт оставался фактом: пакет документов о внедрении проекта под защиту правительства был рассмотрен, принят и своевременно утвержден. Следом пошел и фонд развития, берущий на себя обязательства в нашем лице, разумеется, на поддержание «штанов» государства в наиболее протертых его местах. Иными словами, благотворительный. И как не хотелось мне  употреблять этот термин, все же пришлось, - не люблю я его. Благотворительность. Что вообще это значит? Творить благо? Выходит, все остальное, что делаешь, это уже не благо? Полный бред, примитивный и узкий, на мой взгляд. Вся наша деятельность основана исключительно на благо, другое дело, если это благо кто-то не понимал, совсем другое, если не принимал, однако смысл его не страдал ни в одном из подходов. Благими намерениями создавалась концепция, благими намерениями прорабатывалась стратегия и набиралась команда; благими намерениями монополизировались наиболее мощные ветви рынка и экономики, благими намерениями забирались еще не развитые ниши и исключительно благими намерениями слетали головы тех, кто бездумно возникал на пути.  Равносильно тому, как в свое время слетела за ненадобностью, неактуальностью и чрезмерной амбициозностью  работа многолетней подготовки на двадцатипятилетний срок по региональному  развитию.  С характерной особенностью, чтоб спустя неделю в более сжатом виде вступить в силу новым законодательным проектом, но уже от лица государства. Какие нас обуревали в тот момент эмоции, боюсь, не передать словами. Спущенное в унитаз достоинство, а вместе с ним и вся проделанная работа, заставили о многом задуматься в рамках государственной власти и отечественной политики в целом, что уж тут говорить. Скажу лишь, что не утонули и не потеряли своей актуальности. Изменились лишь сроки, подход и стратегия. Потому как не важно, кто ты: олигарх, президент или папа римский, - если ты ведешь себя как мудак, найдутся те, кто и к твоей заднице подберут хороший болт.
                ***
 Он был мультимиллионером, по совместительству лицом с политической неприкосновенностью,  я же для него - относительной знаменитостью, не особо известной и совсем не богатой. Прекрасная модель для отвода глаз и входа в ареал его обитания. Все- таки, есть у медийности весьма полезная особенность: при грамотном позиционировании она во многом играет тебе на руку. Не подвела и на этот раз. Да, и кто из сильных мира сего не падок на красивую лапку?
 Он во многом был для меня загадкой. По крайней мере, он так считал. Я искренне им восхищалась, что уж скрывать. Присутствие рядом силы, власти, незаурядного ума и  харизмы в лице подтянутого ухоженного мужчины не лишенного джентельменских манер, - редкий и всегда желанный комплимент для любой женщины. В подобном внимании непроизвольно чувствуешь себя  не «любой», а именно особенной. Каждая женщина всю жизнь ищет этого ощущения.
Однажды за ужином в самом начале этой истории, он говорил мне о магазине: - У них есть милая коллекция платьев, я думаю, одно из них тебе очень подойдет, - сказал он и повез меня в шоу-рум. И это было как сон, пусть я и заигралась в тот момент немного. Я подумала тогда: « Невероятно. Рядом со мной богатейший мужчина и он хочет купить мне платье.»
  Платье доставили на следующий день, так как пришлось подгонять по размеру, в огромной блестящей коробке и с букетом белых  орхидей. Совершенно. Я бережно ставила цветы в вазу с мыслями об этом человеке, и не потому, что это был пламенный порыв страсти, - нет. Просто они красивы и совершенно не виноваты в том, что на них возложена лживая миссия. Все эти подарочки, сюрпризы, непритязательные знаки внимания - всего лишь компенсации чего-то. Чего-то несуществующего и возможно без шанса к существованию. Так уж вышло, что чем старше становимся, тем сильнее крепнут наши женские убеждения, что мужчины редко способны любить кого-то кроме себя. Они выбирают  свободу, как возможность не иметь обязательств, а бизнес, как естественную потребность в созидании. У них все проще. Они удивительно умеют радоваться жизни и изредка грустят над поступками, которых так и не совершили. Изредка и не долго. Какой смысл постоянно винить себя за что-то,  обвинил разок, и спокойно живешь дальше, - удивительный иммунитет к самообману.  Иногда мне кажется, мужчины ему не подвластны. Это мы, женщины, годами можем жить на привычке,  уволив себя из жизни по собственному желанию ради какой-то идеи. Они же – нет. Максимум что может произойти в состояние их беспомощности это запой или другого рода уход от реальности.
 Но, по мне так, мужское одиночество все равно страшнее. Эта якобы заложенная  природой якобы неиссякаемая сила, не позволяющая говорить им даже об усталости, ведь ты – мужик, играет с ними злую шутку. Эти слова остаются в них, и раз за разом откладываются в коростины, заставляя в определенный момент отдаляться. Потому что так легче. Они всегда ищут способ, как легче. В то время как любовные отношения – это всегда постоянный вызов. И дело не в том, царит ли конфликт или гармония, куда важнее, что двое все еще стремятся сохранять состояние единства друг с другом, а не пытаются убегать от самих себя.
 И ни в  этом ли причина абсурдности данного чувства в нашем развитом и больном обществе. На фоне всеобщей взаимной выгоде, мы легко адаптировали туда же и  любовные отношения под принципы поведения в команде. Двое теперь объединяются по жизни, преследуя, прежде всего общие цели и чтоб вместе противостоять враждебно настроенному миру.  Приспособить свое поведение к выраженным потребностям другого – вопрос самообладания и коммуникабельности, не более. Иными словами, любовь как работа в составе команды стала всеобщей  нормой. В такой концепции норма – это  благосклонно относиться к ее новым туфлям и ущербным собачкам, и хвалить безвкусно приготовленное блюдо. Норма с ее стороны - проявлять внимание к его недовольству, внимательно выслушивать рассказы о неприятностях на службе, не сердиться и понять, если он забудет о ее дне рождения. Некая отлаженная система норм между двумя людьми по спасению от чувства  одиночества, основанная на взаимной вежливости и полной отчужденности, ну и еще, разве что, как  половое удовлетворение, и скорее всего на стороне в не прекращаемом поиске чего-то более нового и эмоционального. И, казалось бы, полное и беспрепятственное удовлетворение всех физиологических инстинктов неминуемо должно приводить к душевному здоровью и счастью, а в результате лишь учащающиеся формы неврозов с фригидностью женщин, и импотенции у мужчин на рубеже третьего десятка, также ставшие нормой.
 Эти цветы не были нормой. Как и все в принципе происходящее.
                ***
– Ты работаешь на " черного", – протянул он, мусоля жирными пальцами остатки тлеющей сигары. Ничего не изменилось с тех пор. Все те же манеры, все тебе интонации, все тот же неизменный крест в черном квадрате на безымянном пальце. – С каких это пор?
– С тех самых. А я всегда на него работала, – не моргнув, выпалила я, что даже сама поразилась твердости своего голоса. Школа. Против школы не попрешь. Хоть и тупость несусветная так говорить. –  А что тебя удивляет? Иначе как, по-твоему, я здесь оказалась?
«Порешь чушь – пори уверенно!» -  незыблемое правило на все случаи и времена. Да и отступать было уже некуда, - позади километры проваленных стратегий, литры крови, соплей и слез и  остатки здравого смысла. Когда на кону стоят жизни и огромные «бабки», неминуемо наступает такой момент, когда предел отчаяния и терпения не выдерживает нагрузок. Тогда в ход идет все, абсолютно все, запрещенные приемы, тем более. И зверь постепенно становится умнее своего охотника, потому что рискует больше.
– Только мне надоело на него работать. А Мы с тобой неплохо знакомые, как-никак. Дай думаю, пособлю по старой памяти, он ведь давнишний твой обидчик, насколько мне известно. Да и мне – не брат, и не сват. А ты, глядишь, за это обеспечишь мне сносную жизнь в этой дорогущей стране. Куплю себе домик в деревне, займусь хозяйством, - прямыми женскими обязанностями.
– Чего ты хочешь, Доча? - он нарочито выделил интонацией последнее слово, прерывая мои дифирамбы, пока они окончательно не слепили ему зад.
– Я чего хочу?- я старалась, как можно более мерзко улыбаться кончиками губ, мысленно пропарывая ему брюхо. - Да чего и все. Много денег. Не ценит меня структура, мало платит. Вот думаю, может, ты чего подбросишь? Не за так, разумеется. Я все сделаю, что попросишь. Мне деваться некуда…
 Невозможно было скрыть, как он уповал происходящей ситуацией. Он цвел и пах, так что шерсть его ластилась от удовольствия: путь к сердцу подлинной твари всегда лежит через неприкрытый подхалимаж, - если эта тварь еще и самодовольная скотина, смело мажь двойным слоем.
– Даже не знаю, в качестве кого ты можешь мне пригодиться, – протянул он, мерзко потирая пальцами уголки своих оттопыренных губ. Пересушенная кожа поверх синеватого оттенка делала их еще более отвратительным. - Можешь сделать мне минет.
 Я чуть было ни кинулась на него. Самообладание балансировало на гране фола, а вся операция готовилась обернуться полным провалом с глубочайшими и тяжелыми последствиями. Я отчаянно старалась не заскрежетать зубами, чувствуя буквально на физическом уровне, как глаза наливаются бешенством. В ушах зазвенело. Ногти непроизвольно впиявились в похолодевшие ладони.
-  Выдохни. Я тебя проверял, – бросил он, ухмыляясь, и победоносно откинулся в кресле. - А ты не меняешься, - все тот же запал внутри. Чревато, ой как , чревато, деточка... он же тебя и погубит…
- А вот этого не надо. Я к тебе не ностальгировать пришла. – Я выела его глазами при всем своем положение глубокого «прогибона». - Если есть что по делу, говори.
- Есть. – И тень засаленного безумия отразилось в его маслянистых зрачках. – Для начала убери Рамира…
                *
- Да, он - псих! Он окончательно съехал с катушек! Это переходит уже все границы! Никогда я не пойду на это! Никогда! Рам, все что угодно, но это выше моих сил. Хочешь, я прям сейчас пойду и раскрою ему голову, - его ублюдскую свиноподобную голову! Пожалуйста! И сделаю это с превеликим удовольствием, - дело двух минут, ты же знаешь! Но не проси меня! Больше я не вытерплю! – искры моего бешенства наряду с бумагами и прочей настольной атрибутикой летали по комнате. - Нам еще что-то с твоей смертью надо делать.
- Спокойствие, девочка моя, только спокойствие! - Рам пытался размышлять, шутить и держать мои бушующие эмоции под присмотром одновременно. - Человек он, конечно, говно, но идея хорошая. А хорошая идея, придуманная " говном" не является плохой.
- Но оттенок определенный приобретает. Так же как и запашок…
Рамир жестом отмахнулся от моего скептицизма: - Лера, ты смотришь на жизнь глазами проктолога. Откуда это, не пойму только. Нужно исходить из того, что имеется и максимально использовать все варианты, попадающие на данный момент под руку. Так сложилась ситуация, ее необходимо переиграть.
- Я – не скептик, Рам! Я скорее реалистка. Мне совершенно плевать на то, полон там какой-то стакан наполовину или же он наполовину пуст. Куда важнее, что в стакане. А в этом плавает явное дерьмо.
- Идея - очень хрупкая вещь. Пока она на стадии зародыша, с ней надо обращаться бережно и осторожно.  Он хочет моей смерти – он ее получит. Дело не в этом. Нам необходимо узнать, кто за всем происходящим стоял и стоит до сих пор, как я полагаю, а он – единственный, кто может вывести на первоисточник. -  Рамир монотонно скручивал табак в фильтровальную бумагу, курить которую не собирался, - деятельность рук всегда физически необходима, пока голова обрабатывала терабайты информации. - Не складывается у меня мозаика. Детали не хватает. Единственной детали из самой середины. Без нее любой шедевр валится ко всем чертям.
- Детали, детали….
 Я засмотрелась на его короткие ловкие пальцы, как быстро, напористо и своенравно они скатывали в хрупкий фильтр рубленые листы растения. Решимость. Все в ее власти: совместить несовместимое, возродить давно забытое, бросить вызов и не струсить перед самым лицом желаемого. Та самая мелочь, скользкая и своенравная, но без которой все великое не сдвинулось бы и с места. Нужно действовать, пока есть решимость. Промедлишь, и она быстро утечет сквозь пальцы, оборачиваясь сомнениями,  которые с новой силой возьмутся топить тебя.
- Упущенные детали всегда обрекают на неприятные сюрпризы. Упустили мы и так предостаточно, – он сдул остатки пыльцы с неровного цилиндра и посмотрел на меня. - Рано пока срываться с цепи. Потерпи, милая.
 Я молча не сводила с него глаз, пока он поджигал и закуривал свое новоиспеченное произведение. От первоначального психоза не оставалось и следа, лишь глубокая смеренная задумчивость увлекала все ниже. Я давно не видела его курящим…
 Все меняется. Изменения неизбежны. Все мы сталкиваемся на жизненном пути с чем-то новым, и если это новое идет в разрез с новым другого человека, того, что рядом, и если к тому еще принятие нового идет  неравномерно и имеет различную направленность – расхождения неизбежны. Однако сотрудничества без жертв не бывает, ни личностного, ни по бизнесу. Всегда приходится поступаться либо принципами , либо возможностями, - это закономерность. Наполняя смыслом идеологию другого, опустошаешь свою. Все равно, что сообщающиеся сосуды. Но здесь главное, чтоб отдача была добровольной, в таком случае результат не заставит себя долго ждать.
- Мне одно не совсем понятно, Рам, - я проводила взглядом клубок растворяющегося над его лицом дыма, - что со смертью твоей  делать будем?
Он растянул в улыбке пересохшие губы:  - Попробуем с ней договориться. Жизнь – штука конкурентоспособная...
                ***
 Мы сели в машину.  Разговор был продолжительный и не легкий. Официант с усталыми глазами трижды деликатно успел намекнуть, что заведение закрывается, прежде, чем наш немногословный диалог возымел хоть какое-то завершение. Тупиковое и совершенно нелогическое. Слово завершение здесь вообще мало приемлемо. Скорее результат коротко срочной перспективы.  Выдавленный, можно сказать из самых недр еще одной такой же покалеченной души. Инвалидность сердца стала куда более распространенной, нежели физическая. Только за нее группу не выдают и привилегий, пусть даже в лице липкой жалости и обязаловки.  Атрибутики никакой в качестве распознавательных знаков: ни очков, ни льгот, ни даже значка спец парковки. Этих  людей будто вывернули душой наизнанку и затем научили жить в таком положение. Они и живут. Живут, еще и делать при этом что-то умудряются. И неплохо делают, ставя на кон все больше и больше. Своего рода пара-олимпийские игры. Отдельная категория. Потому что понимают, нет ничего более страшного в жизни, чем опустить руки. Это с одной стороны легче всего, но куда страшнее подниматься и находить в себе силы карабкаться вверх, срываться и пробовать снова, снова и снова. Этим людям слишком хорошо известно, что значит суметь не потерять того, что доставалось с таким трудом…

 Упираюсь виском в окно, чтоб охладить воспаленную голову,  и наблюдаю за бегущей лентой городского пейзажа, будто пытаясь разглядеть  в ней свое место. Немного напущенной задумчивости не повредит на фоне шебуршания шипованных шин по асфальту и низкого неба накануне дождя. Мысли в такие моменты особенно неторопливы, и самые правильные решения медленно витают в порыве свежести приоткрытого окна. Они, как и расчет, несомненные любители холода. Ни поэтому ли его стальной отблеск в глазах  в минуты внутренней собранности был временами столь притягателен…

 …Громкий голос, крупный, эффектно седеющий, проницательный взгляд, резной профиль. Он привязан, прямолинейно, горделиво. Его бас преимущественно накрывает мой шепот в те моменты, когда шепот вежливо уступает ему зону покрытия. Он же стремится покрыть, как можно больше. Но не первостепенно  завладеть, скорее, продемонстрировать ответственность - проявить способность и готовность ответить. По собственной воле, без навязывания извне. Его желание быть рядом - не из цели удержаться на плаву, потопив в собственной горечи, скорее – попытка зацепиться и перевести дух. Сильное вытягивает слабое - известный закон. Мы соединяем свой маленький мир с внешним, чтобы просто не потеряться в себе. Невозможно ограничиться только личностным восприятием, также как и найти счастье в себе, не почувствовав его однажды в прикосновениях другого человека.

 Он перекидывает руку через сиденье, дотрагивается до моей руки. Я не отдергиваю. Примерно представляю, как его сейчас тянет прикоснуться губами к моей шее или ложбинке между ключицами. Я понимаю его порывы и не подаю вида, временами поглядывая на него с полуулыбкой. Нужно выждать. Мужчины становятся безвольными перед женской щедростью принимать перемены, уважая все то, что было до нее. Это  умение способно перевернуть страницу жизни, на которой они застревают.

Машина едет быстро. Из окна с его стороны бьет холодный ветер. Курит – пытается сдерживаться. Еще не время. Мужчины чаще начинают действовать, когда не действовать уже просто невозможно, мы же по большей части ждем, когда за нас возьмут ответственность. Но порой встречаются индивиды у обоих полов, которые не вписываются, совершенно, ни в какие исключения.


- Мне иногда кажется, что тебе действительно никто не нужен…

 Вот оно. Попытка найти себя через потребности другого человека. Безмолвное течение двух разных жизней в одном направление, - кому это может быть неинтересно? Лишь тем, наверное, чей процесс самоуничтожения уже давно запущен, - какая разница возле кого произойдет его последний отсчет. Здесь же другое. Здесь поиск, - поиск через понимание. Но если по правде, то никто не может встать на место другого, мы можем, лишь попытаться и тем самым стать ближе друг другу. Он пытался.
- Между двумя людьми нет ничего более важного, чем желание быть вместе. – я ответила пальцами на его прикосновение, не отводя взгляда с дороги. -  Отдавать друг другу все, что есть, все, что осталось и  не с целью получить что-то взамен. Всем это нужно. Не все это понимают.
- Я понимаю.
Я не ответила, лишь сильнее сжала его крупную ладонь, по-прежнему не поворачиваясь в его сторону. Мне и не нужно  было. Между пальцами я буквально чувствовала его одиночество; чувство тревоги, вины, неуверенности,  появляющееся всякий раз, когда не находится сил вновь его преодолевать. И еще страх. Липкий такой, нарастающий. Он возникает где-то на подсознательном уровне, - так боятся  того, что изведано в нежелание вновь повторить, потому как совершенно не факт, что на этот раз итог окажется аналогичным . В разборках с прошлым вообще никаких гарантий нет, - одни синяки да болячки. Но всякий раз, снова ввязываясь с ним в схватку, не забудь удостовериться, что настоящее бьется, все же, на твоей стороне. В знак подтверждения очень важно, чтобы в этот  момент кто-то держал за руку.

Я не выпускала его всю дорогу, вплоть до самого дома, пока пауза прощания ни затянулась унылыми нотками. Ни к чему вся эта минорность. Что с нее толку? Все прозрачно: чтобы быть любимым, нужно, прежде всего, не бояться любить, а чтобы вновь полюбить, необходимо мужество. Мужество найти в себе силы, не требуя ничего взамен, без остатка снова открыться. Это и просто и невозможно одновременно. Кто-то после первой же душевной раны вовсе теряет такую способность, кто-то подпускает к себе только после трех-четырех шагов навстречу. И я пройду эти шаги. Пройду в данном случае. Не спроста же последними при моем выходе из машины расцепились наши руки…

                ***
 Добродетель – вот мое орудие. Все хотят быть нужными, быть важными и принятыми за собственные слабости, о которых, вопреки заблуждениям, знают лучше других. И все стремятся казаться лучше своего собственного мнения о себе. Не стоит так сильно утруждаться, - вам и без того предоставят такую возможность. Хотите быть нужными, - и я позволю вам решить мои проблемы, по мере ваших сил, разумеется (не обольщайтесь). Хотите быть мужественными, - и я предоставлю вам свою ранимость, в самом ярком ее проявлении. Хотите быть сильными, и я позволю вам себя спасти. Стану живым доказательством вашего успеха, дам ощутить так желаемое  вами чувство собственного превосходства. Но до поры - до времени. Все, что необходимо,- это вовремя быть слабой, ранимой и благодарной. И как только вы поддадитесь неистовому соблазну спасения этой тонкой души, вы собственноручно передадите в ее цепкие пальчики бразды правления над вами. Власть. Абсолютную власть. Потому как с того самого момента вы уже не принадлежите себе …
 Китайская народная мудрость: если кто-то спас тебе жизнь, - он за тебя в ответе. Навсегда.
 А пока что я плачу, уткнувшись ему в плечо, и демонстративно всхлипываю. Плакать не сложно, если эти слезы не настоящие. А он неловко и осторожно обнимает меня своей огромной лапой за плечи и отчетливо не знает, что делать. Но ничего, еще каких-нибудь пять-десять минут этой ломаной комедии, и… буквально ощущаешь физически, как он наливается гремучей смесью мужественности и ответственности. Ведь только он способен меня понять и утешить. Только он. О, Боже, какое счастье! Что бы я без него делала….?!
  Я обессилено затихаю. Он притаскивает мне чашку воды, и я трясущейся рукой неумело подношу ее к распухшим губам. Пытаюсь пить, иногда ударяя краешком керамики по зубам, и целенаправленно сдавливая веки, чтоб остатки слез и размазанной туши, как бы ненавязчиво стекали ко рту. Его круглое побледневшее лицо полно сострадания. Я для него теперь – ребенок. Во всей своей недееспособности, во всей своей немощности, и это именно то, что нужно. И мне даже не нужно казаться хорошей,- я все равно в выигрыше. Дальше немного импровизации: отпускаем фантазию и пару раз вздрагиваем, прикусывая нижнюю губу.
- Я….мне так неловко… - лепечу я сдавленным от рыдания голосом, и стыдливо опускаю глаза. – Устроила тут тебе истерику…- снова всхлип. - Просто… Просто, это очень важно для меня. Этот проект по моему дизайну, - в нем как будто часть меня. Никогда еще я не вкладывала столько души в проектирование здания. А здесь…будто наваждение. И все из-за отказа финансирования в строительстве компании моего прямого заказчика. Я, конечно, не сильно во всем этом разбираюсь, но как вообще такое возможно? Просто так взять и отказаться за такой короткий срок, когда договор же вступил  в силу, насколько мне известно. Что это за самопроизвол такой! - И глаза бездонными блюдцами в поиске ответа сиротливо взирают на него, якобы непроизвольно снова наливаясь слезами, чтоб пролить их новым потоком.
- Ну, что ты, - тут же подхватил он. – Все хорошо. Ты, главное, успокаивайся, а все остальное поправимо, в самом деле.
  Прекрасно. Главное, не отступать сразу. Пара-другая новых вспышек заботы с его стороны, - вот идеальное завершение. Угли должны прогореть, как  следует, чтоб потом всколыхаться при малейшем дуновение. Я вымученно улыбаюсь.
- Вот увидишь, все будет хорошо. Я обещаю…
Он извлекает бумажные салфетки и осторожно принимается  вытирать, сочащиеся с уголков рта, остатки слез и воды. А с ним приятно играть в паре, - столько моментов для развития…
- Это все - такие мелочи, господи…. – продолжал он, наращивая уверенность в голосе. - Не стоит расстраиваться. Я понимаю, было бы что-то серьезное, а это все решатся  одним звонком… и всего делов. Завтра же позвоню и все улажу.
 Браво. Просто музыка для моих ушей.
И финальная сцена: еще раз улыбка, искорка надежды в мокрых глазах и едва слышное «спасибо тебе». Его умиленная улыбка в ответ и кулисы. Дамы и господа, благодарю за внимание. Оно, как известно, лишним не бывает. Наряду с финансами, собственно говоря, которые с этого момента потекли рекой, вдохновляя наш проект новой жизнью: работы по подготовке объекта незамедлительно сдвинулись с мертвой точки, и  строительство незамедлительно началось еще на стадии не подготовленных на то документов. Но что есть бумажки с чьей-то подписью, когда отмашки отдаются свыше? Вертикаль иерархии ни кем и никогда не отменится, и тип государства здесь абсолютно не причем, хотя бы потому, что любой его тип – лишь разновидность ее олицетворения.
 Какие же возможности, все таки, дарует нам внешность… особенно ухоженная, особенно дофинансированная и особенно правильно преподнесенная. Не бывает  развитого интеллекта в запущенном человеке, кто бы что ни говорил, так же как и в существе с накладными прядями и раздутыми губешками вряд ли встретится  богатый внутренний мир. Грамотная речь, разум и уверенность в себе – вот, что никогда не выходит из моды. И помимо маленького черного платья в гардеробе истинной леди в наш век неотъемлемо должна быть еще и маленькая черная карта - Visa Platinum. Такая  женщина всегда добьется того, чего не сможет добиться женщина в халате. И пусть «простого - девичьего» вряд ли кто туда ей сможет перечислить, да и молодости траншем не переведет, - есть все же в этом именном аксессуаре некая маниакальная отдушина. Это, как пистолет с глушителем, - тихо, а эффективность не падает.  Так же и она, - как наличка,  но только без запаха. А законы – законы все те же: за деньги невозможно купить друга, зато можно приобрести врага поприличнее.  И по мне так лучше умный враг, чем хитровы*банные друзья…

                ***

 Идти по жизни с теми, к кому тянет,
С теми, кто тебе и брат, и друг,
С теми, кто тебя не покупает,
С теми, кто не выпустит из рук...

 Дружба всегда значит гораздо больше. В ней мы отдаем частички себя, не задумываясь для чего и за что, с полной уверенностью в чистоте своих порывов. Это невероятно наполняет верой. Так наполняет, что вновь начинаешь верить в существование той самой чистоты взаимоотношений вокруг, - просто мы ее не сразу замечаем.
 Сегодня люди перестали воспринимать друг друга как, собственно, людей. Их интересует всё, что угодно - как ты одеваешься, сколько зарабатываешь, на какой машине ездишь - только не ты сам. Люди теперь все реже открываются, подпуская к себе лишь после вереницы шагов навстречу и ни единого – вдогонку. Многие стали почти профессионалами в разделении прибыли, и лишь единицы – в переживании и труде, а способность отдавать так вообще приняла исключительно рыночное значение. В то время, как истинная вера в другого человека - это уверенность в его надежности, неизменности сути его личности, где уважение к жизни и человеческому достоинству составляет часть его самого. Таким же образом мы верим и в себя. Если верим…

 Вот и выходит, что в наше время дружить способен либо мученик, либо сумасшедший.

- Смерть и налоги неизбежны – бросила я, снова сидя напротив.
Он булькнул смехом в ответ и растворил его в густом дыме своих неизменных и отвратительных сигар.

- Люблю твое чувство юмора. Оно у тебя всегда довольно едкое, но сегодня как-то особенно режет слух.

- Не будь у меня чувства юмора, я бы давно уже покончила с собой, - продолжала я, понимая, что концентрация риска зашкаливает. Однако рано или поздно, очередная такая встреча должна была принять подобное русло.

 Мне давно уже передавали намеки и послания, которые я упорно не замечала. С каждым разом сигналы становились все напористее и изощрённые, - было понятно, что долго так продолжаться не может и подобные люди из жизни сами собой не рассасываются. Необходимо было принять действующий шаг. Один. Один единственный. Я выжидала до последнего. Когда ситуация накалилась до предела и грозила перейти свой запас текучести, я приняла встречу. «Переговоры» как всегда проходили на его территории. Он встретил меня со товарищи, – девять мордоворотов не обезображенных доброжелательностью. Прямо таки полная  готовность к русскому реалити-шоу. И всего-то ради меня одной, - лестно, черт побери.

- Слушай, Ферзь, нам не к чему эти ссоры… - начала было я, в попытке хоть как-то сгладить острые углы, уже насквозь пропитанные сгустками его ядовитой желчи. Но Ферзь потому и был «Ферзь», потому что приравнивался по силе девяти своим пешкам и умел перемещаться на любое число полей исключительно напролом. Собственно говоря, он только это и умел, что для любой легкой фигуры всегда означало верную смерть. Однако в этот раз не учел он лишь одного – сия партия дебютировала совсем недавно.

- У тебя не хватает фантазии, Доча, - в свойственной ему манере прервал он мой порыв. - Ссоры - не самое худшее, что может произойти.

 Да, действительно. Здесь не поспоришь. Гораздо хуже оказался тот факт, что среди всей немалочисленной шайки этого весомого в определенной степени авторитета не оказалось того самого не достающего нам элемента, на поиски которого и была организована вся эта операция. Уравнение по-прежнему оставалось нерешенным, ясным стало только одно – он был явно не из их числа. И чтобы благополучно продолжить поиски, необходимо было сначала удалиться из этого логова также грамотно, как и происходило внедрение. Осложняла ситуацию лишь одна маленькая деталь, - удаление из таких мест, как известно, происходит единственным способом, и чаще всего ногами вперед, а это совсем не входило в мои планы, по крайней мере, в ближайшее время.  Входило посетить стоматолога до конца недели и отмыть пару миллионов. А пока я сидела напротив на узеньком стульчике и внимательно слушала весь этот прорвавшийся поток угроз и наездов, временами улыбалась, качала головой, и всячески старалась удерживать нарастающие приливы бешенства, от которых сразу же закладывало уши. Фразы его тем временем приобретали все больший характерный нажим, и когда финальная реплика, сродни крылатой из уст президента о некоторых манипуляциях в сортире, наконец, донеслась до моего сознания, я восприняла это, как отмашку. С абсолютной холодностью и равнодушием на лице я уставилась на него в упор и медленно поднялась со стула. Никаких эмоций. Никакого повышенного тона. Нам ведь, женщинам, как – не позволено быть «какой угодно», к тому же женский повышенный тон всегда раздражает, да и весовая категория не та, чтоб давить. Поэтому тихо, спокойно, а главное внятно и очень кратко, я изложила им все свои доводы в четко выраженной последовательности: первое, - твоя просьба выполнена; второе, – должков за мной больше нет; третье и последнее,- под тобой ходить не стану. И не ты меня замочишь, а я тебя, если что. Потому что, ты всех достал уже со своей кодлой. Одни понты от вас, и никакой эстетики. Я женщина культурная и образованная, а вы вынуждаете опускать до общения на вашем сленге. Неприемлемо. Да, и не к лицу мне это. На этом все. Провожать не надо, - джентльменов среди вас нет, как я заметила, да и никогда не числилось.

 Затем медленно развернулась и, буравя каблуками паркет, вышла из кабинета, не оборачиваясь, подсознательно зная, что ничего со мной не случится. Если и случится, то явно не сейчас.
 
 Такой язык всегда чрезвычайно понятен, особенно мужицким лицам с садистскими наклонностями, поэтому я по умолчанию оставляю за собой право в некоторых случаях вести себя грубо и жестко, особенно когда мне отчаянно необходимо переломить ход разговора. И пусть я буду стократ миленькая и двести симпатичненькая, если кто-то видит, что я не в состоянии защитить себя, то, как я смогу защитить в этой жизни то, что мне действительно может быть дорого.

 У мужчин в этом вопросе все проще. Конфликты между ними решаются громко и с прямым столкновением, чаще лоб в лоб. Можно и в морду дать при случае. Кто сильнее, тот и прав, одним словом. Сила, правда, с прогрессом цивилизации измеряется теперь не только физикой,- туда же приравниваются деньги, банки, фирмы, – у кого что. В бане иными частями меряются. Женщине же не прощается тупая агрессия. Ни мощность голоса, ни болта между ног. Поэтому нам и приходится уходить от конфликтов, а если не получается, то пропускать, ярко представляя, как размазываешь противника по стене. Нас оскорбляют, унижают – а мы игнорируем. Нам хамят, а мы снова игнорируем. Интеллигентненько так, спокойненько,  тихонько сдавив зубы. А потом наступает момент, когда бровку так медленно приподнимаешь и возвращаешь все, что накопилось в двойном размере. Главное правильно выждать время, когда враг уже не ожидает удара.

                ***

- Жильцы на вас жалуются. Говорят, вы их кровью заливаете, - я присела на край ванны, слегка подобрав под себя подол платья.

 Рамир лежал с закрытыми глазами под гудящим напором открытого крана. Его тело было полностью в воде, а дыхание едва заметным. Набравшийся уровень уже захватил его подбородок и того гляди норовил вырваться за борта ванны.
 Вода для Рамира была если не всем, то многим. Открытым источником энергии, стабилизатором, носителем информации, лекарством и прежде всего первичной стихией, способной приводить материю в движение. Она ведь, как известно, и камень точит. Сколько таких «камней» было «заточено» хотя бы на моих глазах, озвучивать не стану, с ее ли помощью или без,- также утверждать не возьмусь. Однако, по случаю ли или же с четкой закономерностью, но каждый из них после «огранки» явно напоминал ту или иную форму икосаэдра. Да и оригами этой формы у него получались на славу, особенно в моменты размышлений и особенно из евровых купюр. А наиболее предпочтительным и комфортным микроклиматом  для него всегда были холод и влажность.
 
 Вот и сейчас он находился в своей среде и общался с ней на одном языке, если так можно выразиться. В то время, как я ловила в себе сдавливающее понимание, что совсем не скоро теперь  смогу увидеть эти черты. 
 
Жизнь всегда дает нам выбор, но иногда она тактично делает выбор за нас, провоцируя и подталкивая на определенные шаги. И мы шагаем.

«Даже если не понимаешь, просто сделай, а понимание придет потом…»

Так научили однажды, так донесли, и приняв это просто на веру, мы уже не в силах мыслить иначе. Ведь  совершенно не важно, что происходит, куда важнее то, как ты действуешь в сложившейся ситуации. А ситуация давно уже сложилась, и явно с душком. Но, тем не менее. Карты сброшены. Стратегия идеальна. Риски оптимизированы и доведены до максимума. До критического максимума, я бы даже сказала. А как иначе? Лишь с таким подходом появляется возможность прикоснуться к самому величайшему богатству во вселенной. Это - жизненная энергия.  Ее не купишь, в долг не возьмешь, да и месторождения пока не разработаны. Она рождается сама внутри каждого, когда человек ставит перед собой грандиозные задачи.

 « - Времени цедить уже совсем не осталось, пора пить эту жизнь большими глотками,» -говорил мой наставник, когда вся операция еще только созревала в теории и домыслах. Эти слова с тех пор немым лозунгом пульсировали у меня в голове. Рамир в тот день был как-то по-особенному напорист, не так как обычно. Невероятная собранность, холодность, концентрация тянули от него свои тонкие щупальца, окутывая любое сознание глубиной и белесостью света его глаз. Необъяснимый магнетизм. В очередной раз убеждаюсь, насколько человек с явно выставленной целью и просчитанным путем к ее достижению может быть обворожительным.

 И мы отдавали себе отчет в том, что риск неизбежен.  Риск, в принципе, не разовая акция, это, скорее, стиль жизни, причем осознанно выбранный. Всячески стараясь его избегать, вы рискуете выглядеть идиотом, как среднестатистический гость на первом своем подготовительном собрание: он хочет быть главным, очень хочет иметь свой бизнес, хочет жить красиво, всего хочет, но при условии: что с ним никогда ничего не случится и никакую ответственность ни за что, а прежде всего за самого себя, он брать не намерен. А так не бывает. Случится. Случится обязательно. И в самое ближайшее время. И случится, может все, что угодно. Поэтому, если отсутствие рисков для вас приоритетное составляющее – забудьте об этом бизнесе, как говорится. Забудьте обо всем заветном, обо всем желаемом сейчас или когда-либо, и спокойненько отправляйтесь догнивать свои дни. Потому, как никогда более вам не доведется почти физически ощутить этот липкий холодок страха перед неопределенностью, и тем более не предстоит вкусить однажды его последствий. А единственный и неизбежный побочный эффект риска – жизнь становится  интереснее, и пусть временами под звуки легкой минорности и покалывания где-то внутри.

 Все мы, живем, так или иначе, привязанные  невидимыми нитями к тому, нам дорого, и самое сильное из всего – это люди. А выбору свойственно временами ставит на кон все самое  ценное, - слабость у него такая, что уж поделать. Расставания неизбежны. И когда они происходят, нити натягиваются как струны, а иногда лопаются, образую тем самым острую боль и унылые звуки. В такие моменты очень важно продолжать жить в реальности, а не в своей голове. С вами случались моменты, с вами случалось неизбежное, случалось то, чему никто не смог противостоять. Я не призываю мириться с разлукой, - просто, как бы ни было, нужно идти дальше. И на фоне всех этих человеческих лиц, таскающих  еду в пластиковых авоськах к себе в дома, пьющих дешевый алкоголь на ходу и хрустящих китайскими шмотками, суметь сохранить внутри себя эту миссию, свою тайну, свой секрет. Сохранить и никому не давать к нему доступа. Никому. Пока все они возятся в своем навозе, она теплым комочком в груди не позволит вам с ними слиться.

 

- Пора, девочка моя, - Рамир рывком поднялся из воды, создавая собой контрастные всплески. - Ты знаешь, что делать.

 Я быстро соскочила с борта ванны, изрядно передавившего мне ногу, и вышла, не оборачиваясь. Лишь на пороге квартиры я чуть задержалась, слыша, как отбойным молотком колотится сердце, предчувствуя предстоящее натяжение, - нити гудели, как провода. Стало тесно. Удушливо тесно, будто весь город сжался в проем этой тесной прихожей. Только не оборачиваться. Глубокий вдох, и порог остался позади.

                *

 Машина рванула красочно. Грохот крошащегося кирпича и парадной облицовки здания накатил пыльным облаком и попытался оглушить. Поздно. Я оглядывала периметр с высоты соседней многоэтажки в поиске нерадивых свидетелей. Таковых не оказалось, по случаю их везения, надо отметить. Пустой переулок, горбатая арка и повисшая тишина, как бывает в преддверии  чего-то внезапного. Яркая  вспышка в миг озарила спящий двор оранжевыми тонами и подарила волну обжигающего дыхания под истошные вопли сорванных  сигнализаций ночующих на соседних улицах автомобилей. Языки разноцветного пламя с оголодавшей жадностью принимали  незапланированную подачку. Как ни крути, огонь – все же, лучший стервятник...
 
 Не без наслаждения я наблюдал за открывающимся  зрелищем. Полыхающая четырех колесная гордость немецкого автопрома на фоне городской исторической ценности, - есть в этом нечто символичное. И глядя на подобный изыск, невольно вспомнилась затертая фраза вахтерши древней, как сам этот дом, затерявшийся в дебрях столицы. Хотя она и была фирменная идиотка, мне отчего-то захотелось сказать именно ее словами: что красиво, то красиво; что правда, то правда.

 А правда заключалась на данный момент в том, что под грудой перекорёженного металла и коптящего пластика догорало сейчас бездыханное и немощное тело Рамира. Каждый человек однажды в корне меняет сложившиеся жизненные дилеммы: кто-то своим присутствием, кто-то отсутствием. У кого, на что хватает мужественности и ответственности. Рамиру необходимо было уйти. И унести с собой омертвевшие клетки не отработанной стратегии, чтоб более свежие и молодые коррективы смогли изменить ход истории, внести новизну и напрочь лишить меня регулярных ночных смс об очередном внеплановом выезде или сборе аналитического отдела. Так случилось. Так сложилось. И нам ничего не оставалось более, как быстро и правильно адаптироваться к новым возникшим условиям, изучить их, чтоб позднее грамотно обойти.

 Внутренняя пустота распространялась равносильно задымленности в тесном дворе. И хочется выть, или на стену лезть, в кровь раздирая ногти. Когда на твоих глазах, пусть даже инсценировано, умирает близкий человек, сложно оправдать, - что все, что ни делается, к лучшему. Мне уже не хватает его одобрительной улыбки, его взгляда с прищуром, его тонкой реакции, чтоб противостоять тревогам в пустые дни. Они, как дождь в разгар осени,  появляются без предупреждения и не зависят от настроения. Теперь мне самой предстояло работать, предстояло ткать быстрыми и ловкими  пальцами наш саван, который в одночасье покроет все...покроет… в один прекрасный день… обязательно покроет…а может и…

 Неопределенность - это конец?
Совсем нет. Потому что даже в самой густой неопределенности есть вера. А вместе с ней и настрой.  Люди всегда сильнее обстоятельств, иначе бы их не случалось. И мне кажется, я слегка теряю эту «парочку», - меня снова стали мучить бессонницы.

                ***

 Жизнь имеет привкус поединка и рискованной игры с самим собой. Сознательный авантюризм – увлекательная вещь. Я давно наблюдаю, у основных игроков на него чуйка, как у гончих. Савки серьезные притягиваются по умолчанию, и не замечаешь, как сама в таких условиях становишься идеальным игроком.
 
 После успешной и правдоподобной имитации убийства моего куратора, выполненного по адресованному мне же заказу в лице вышеупомянутых фигур, и организованного по четко сформированному и отработанному нами с ним плану, наступило некоторое мнимое затишье. Рам залег на дно, причем настолько глубокое, что координаты его нахождения абсолютно нигде не проходили. Не были они известны и мне. И не по причине недоверия, скорее, безопасности, дабы не провоцировать соблазн и лишний раз не подавать повод. В должное время он, как это всегда и бывало, самостоятельно выйдет на связь. Это время пока не наступило.  «Вышеупомянутые фигуры», немного порамсив, утихомирились, получив столь долгожданное плесибо и убедившись, тем самым, что в мою сторону предъявлять более нечего, да и на фоне ряда правительственных постановлений, в корне изменивших отношение к их брату, лишний раз  старались не привлекать к себе повышенного внимания. Я же, не медля ни минуты, приступила к выполнению дальнейших проработанных действий. На кону стоял проект. Дерзкий и емкий проект, для реализации которого необходимы были полномочия куда мощнее денежной влиятельности. Мне необходима была власть. При возможности абсолютная…

 …Политика. Грандиозная игра! От нее можно получать удовольствие. Жаль только в правилах, увы, ничего концептуально нового. Все то же изобилие суеты и скопления амбиций на один квадратный метр. Все тот же подхалимаж. Чтоб чего-то здесь добиться, нужно преодолевать не только свои слабости, но и неустанно бороться и бетонными джунглями полу атрофированных лбов. Получив что-то весомое, неминуемо приходится исполнять неимоверное количество ритуалов с точки зрения субординации, интриг и разведки, устраняя соперников всеми возможными и не всегда дозволенными способами. И что бы добиться чего-то стоящего, не сбив при этом ноги о ступени роста, приходилось снова учиться летать. Благо мышцы помнили…

 Михаил задумчиво перелистывал странички законопроекта, задержав ненадолго взгляд на заключении «Рекомендовано правительством к принятию». Он сегодня был на редкость хмур и неразговорчив, обложив с самого утра секретаршу в несвойственной ему хамской манере. Я стояла в дверях его кабинета, и старалась быть как можно менее заметной, так как вломилась без гласного позволения и понимала, что обратной дороги нет. Я волновалась. Сильно волновалась. То ли от замеченного в его руках документа, то ли от лаконичного телефонного звонка из его приемной известившего меня о необходимости срочных переговоров, то ли из-за состоявшегося намедни жеста нетяжкого телесного в моем исполнении. Не знаю. Просто вчера я влепила ему по физиономии, и не потому, что имел место быть пакт домогания с его стороны, не было даже ни намека на физическую и тем более словесную грубость. Просто провокационные вопросы зашли слишком уж далеко или же это бессонница меня извела в конец, и мне отчаянно захотелось разрушить что-нибудь статусное. Одним словом, я врезала пощечину человеку, от которого, в принципе, зависело все дальнейшее мое существование в этих стенах и как следствие всей проделанной и предстоящей работы. Какой оборот могли принять дальнейшие события, я не могла и предположить и, стоя сейчас перед лицом неизвестности, в очередной раз сожалела уже о содеянном, нежели об упущенной возможности.

 Реакция последовала не сразу, с грамотно выдержанной паузой и легкой тягучестью. Его мощная фигура медленно  повернулась вместе с креслом в мою сторону и жестом предложила войти. Я сделала глубокий вдох и, одернув пиджак, обхватила папку в руках еще крепче и проплыла по кабинету навстречу неизвестности.
 Перед смертью не надышишься, слышали такую фразу? Я шла и не на смерть, но дышать  хотелось глубже и чаще.

 Начинать диалог первой было бы верхом провала и абсолютной недальновидностью, поэтому я терпеливо ждала, сидя напротив него и стараясь сдерживать нарастающие с каждой минутой количество иголок в заднице и естественное желание заерзать на широком кожаном стуле в то время, как он демонстративно продолжал игнорировать. Крыть любое испытание на выдержку возможно лишь способностью отвлечься. Умение абстрагироваться в данных ситуациях – лучший соратник, но при единственном условии, - то, на что осознанно концентрируешь внимание действительно должно быть занимательным. Мой взгляд прицепился к печати заключения на кипе бумаг в руках Михаила, и ни в какую не желал менять места дислокации, все больше нагнетая во мне волну любопытства. Ранее мне уже доводилось наблюдать подобную отметку на определенного рода бумагах и, соизмеряя сейчас их дальнейшую судьбу, сомнения развеивались окончательно. Одному из тысячи представленных проектов суждено было получить одобрение, и совершенно не в виду своей правильности и исключительности или громогласности представляющего его с трибуны оратора. Сколько бы ни накалялись ситуация и страсти, закон проваливался, если этот закон был кому-то не совсем симпатичен. А значит, имел место быть тот, невидимый для неопытного взгляда режиссер, кто принимал все эти решения, где-то за семью печатями в закрытых резиденциях федерального правительства, (причем закрытых, скорее всего, в прямом смысле слова). И спускал с цепи своих верных гончих, эдаких серых кардиналов, незаметно скользящих по коридорам белого дома и никак не обозначающих своего присутствия. Такие ребята выглядят разве что чуть ярче размазанной тени и никогда не заходят в залы, они лишь изредка поглядывают с напущенной задумчивостью на ключевые фигуры, беседуют с ними тет-а-тет, когда необходимость достигает апогея, а затем растворяются, будто и не являлись вовсе. На выходе, вопрос якобы решается сам собой, а проделанные работы тонной изведенной бумаги летели в мусорное ведро. Просто классика жанра. Закономерность, не веющая новизной. Как и везде, кукловоды прячутся далеко за кулисами, выставляя наиболее выгодные фигурки на публичный пьедестал. Однако ж, если это «игольное ушко» все-таки существует, мне ничего не остается, как разыскать его, - там уже врожденная скользкость вступит в свои права и сделает все, чтобы туда протиснуться.


-Ну, хорошо. Допустим, ты не из их числа, – начал он, разом прервав ход моих разгулявшийся мыслей. -  Но получается, со мной ты тоже встретилась не случайно.

- Все имеет свою хронологию причины и следствий. Его величество Случай, частенько к этому прикладывается. – Я философски затянула суждение, - теперь моя очередь размазывать время соплей по асфальту.

- Ты за мной следила? – он крепко сжимал в руках нить разговора, придавая ей своенравный фон, будучи уверенным, что полностью контролирует ситуацию.

Я же смотрела на него абсолютно спокойно, лишив на время лицо всяческой мимики. Зашторим окна эмоциональности, и поиграем теперь по – серьезному : – Чем хочешь, поклянусь, но это и есть та самая - чистая случайность.

 И я, конечно же, соврала. Какая там случайность? Все это время, прежде чем вступить в прямой контакт с объектом я частенько  располагалась в соседнем доме, вооруженная мощной фотокамерой без наружной вспышки, и снимала все. Абсолютно все. Портфолио, надо сказать, получилось выдающимся. Когда начинаешь работать по-настоящему, всегда необходимо максимальное количество ракурсов, хорошая экспозиция, выдержка и глубина резкости.

 Он смерил меня сканирующим взглядом. Я выжидала. Я знала, чего жду. За время наблюдения мне доводилось видеть его разным: нервозным, растрепанным, самодовольным и собранным; сколько протоптала я километров улиц по пятам на нужной дистанции; сколько просиживала в машине напротив питейных заведений закрытого типа, давая ему время за поглощение ударной дозы алкоголя, чтобы однажды появиться в самый расслабленный момент и довести его до сегодняшнего дня. Он должен был сработать, априори должен. Потому что был тем самым связующим звеном, и если у меня не получится с ним здесь и сейчас, то придется начинать все заново, а это время, которого у меня почти не было…
 
- Более того, к прекрасному миру правительства я  прикоснулась также совершенно случайно, – я бережно перехватила его взгляд. – Вы ведь знаете, как бывает: вот живет себе обыкновенный человек, симпатичный, милый, за что ни возьмется, все более или менее спорится. И тут появляется в его жизни некий товарищ, - тоже милый и симпатичный, к слову, да еще и философ, при финансах и ресурсах. Вот тут-то и начинается превращение…

- … и длится до тех пор, пока ни выжмут из него все самое сочное и ни  оставят на обочине в виде кучки зловонных отходов. – небрежно бросил он, буквально сорвав фразу с моих губ. - Именно поэтому ты решила идти по головам?

- Я говорила уже, что изначально воспринимала тот проект скорее, как игру. - Я старалась сводить на минимум, повышающийся в крови концентрат сучности, - слишком уж откровенно он накалял обстановку. – А вы из личного опыта полагаете, что любой, кто прикасается к власти – гарантированно превращается в говно?

 Посыл вошел в десяточку. Он еще сильнее прищурился и едва заметно зашевелил губами, будто пробуя услышанные слова на вкус: - Хорошие люди не становятся резко плохими, так же, как и плохие – хорошими. Но в любом есть самолюбие, стремление к тщеславию и власти, кто бы что ни говорил.

- Так же как и предел само-не-уважения, и каждый сам решает перейти его, либо не перейти. Каждый сам для себя, как известно. И совершенно глупо, по-моему, утверждать, что человек порядочный не сотрудничает с властью, а сотрудничает лишь непорядочный. Если человек говно,  он по жизни говно, и совершенно неважно, с кем он сотрудничает. По факту известно множество ярких личностей – абсолютных умов и профессионалов, которые при этом всегда были и остаются кончеными уродами.

- Однако это поприще безумно помогает делать карьеру в любом бизнесе, не так ли? Ни за этим ли ты сюда пришла?

- Не за этим. - Он начинал откровенно меня раздражать. - Слишком уж большая это несвобода.

- Тогда, к чему все эти разговоры и жесты?

«Просто, чтобы вызвать твой открытый интерес». Я ядовито улыбнулась своим мыслям, едва заметно расправив плечи.

- Да все к тому, Михаил, что пока  ты нужен, «страна» будет почивать тебя подачками в виде недвижимости и соц. пакета расширенного действия. «Страна» даже выпишет медаль за геройство, звание и именные часы. Тебе дадут заработать приличную сумму, а затем одним ничего не предвещающим днем срочно вызовут в отдел и отправят в неотложную командировку сроком на несколько лет. Там же резко организуется какое-нибудь сверхсекретное задание, которое также займет ни один год, а следом за ним и гриф секретности со всеми вытекающими «заключениями» и беспрекословном ожидании, когда родина вновь позовет. Стране нужны герои? Увы. Герои стране не нужны. Ей нужны мелкие хапуги, стремящиеся урвать с пирога кусок пожирнее. Бросишь им шматок, и они душу дьяволу продадут, лишь бы никогда больше не отходить от кормушки, хотя понятие душа здесь вообще мало приемлемо. Пообещаешь таким дежурный коврик возле,  и делай с ними, что хочешь. А герои, - чего с них взять? Героям размах подавай, действия. Им вся эта возня с дележкой примитивна, им куда важнее сам процесс. Они порой как кость в горле со своим патриотизмом. И я знаю, что вы знаете все это, куда детальнее меня и отнюдь не понаслышке…

- А тебе, выходит, кусок с пирога не  нужен? – он держался превосходно. Своди диалог на личность, когда тебя расковыряли. Переходи в самое прямое и жесткое нападение, и пусть глаза играют лучше агрессией и адреналином, чем прошлой, но так и не пережитой обидой. - Судя по словам, на патриотку ты не сильно тянешь.

- Я не враг своей стране. Право, очень печально порой наблюдать, как извращенно ее имеют. А пироги я не ем, видите ли, фигуру берегу. То, что мне нужно - это всего лишь десертная вишенка и находится она, как правило, на вершине данной кондитерской конструкции.


- Ты думаешь, твои кураторы тебя так легко отпустят?

Интересный способ сойти с ответа. Должен быть же здесь какой-то крючок…

- Отпустят? – я демонстративно и не особо естественно рассмеялась. - Я там кровью вроде как не расписывалась. – Оппонент мою шутку юмора решил не воспринять и прямолинейно выжидал обоснований. -  Отпустят. Легко отпустят. Пинка дадут, и найдут еще штук пятьдесят таких же, потому что незаменимых, как известно не бывает. Вопрос – то в другом…

- Так и в чем же?

- Видите ли, - момент затяжного удовольствия перед решающей репликой. – Я наблюдаю за вами в последнее время некоторое беспокойство. Эти круги под глазами явный признак бессонницы, отсутствие аппетита как факт пропущенных приемов пищи и чрезмерное потребление кофеина. При этом вы почти каждый день пропадаете в спортивном зале, изнуряете себя тренировками, после чего валитесь без сил и все равно не можете уснуть. Про либидо не возьмусь утверждать, но делая выводы из всего вышеперечисленного, логично предположить, что оно едва ли на подъеме. На лицо явная потеря гармонии с собой. Если вовремя не понять первопричину таких модификаций, дальше будет только хуже. Таблетки, врачи, психотерапевты, - бесполезно. Можете даже уехать куда-нибудь, - эффект будет не продолжительным, пока вы не найдете в себе силы признать, что это прежде всего от несоответствия вашего положения и внутренних потребностей. Смена жизненной позиции в таких случаях - лучшее, что может помочь.  И что-то мне подсказывает, буквально нашептывает откуда-то справа, что моя идея и ваш потенциал, вместе могут составить большой и интересный бизнес…

…И он принимает подачу. Как же иначе? Было видно, что он  прокручивал ситуацию в голове и пытался поймать правильное ощущение, будто выбирая необходимые критерии для решения. Пауза повисла изнуряющая и бесконечно красноречивая в своей предсказуемости.


 Уходя я, как всегда, не оборачиваясь, захлопнула дверь. Лишь внутренняя собранность и  невозмутимость снаружи держали до самого вечера.



                ***

«Только продажа приносит денег». И если максимальная цена складывается из исключительного профессионализма и терпения, я готова развиваться и ждать. 

 Чем же я смогла стать лучшей среди сотни хороших? Возможно, когда-нибудь я отвечу себе на этот вопрос. А пока мне предстояло быть пресмыкающейся. Роль знакомая, - сменился лишь актёрский состав на более прожженный, матерый и влиятельный. Однако плюсы данной позиции играли в данный момент существенно на руку: комфорт, как возможность присмотреться, минимальные риски, можно аккуратно подпихнуть свои идеи, и если получится запустить их реализацию чужими руками,- главное, преподнести это, как проявление гениальности вышестоящего звена и быть ему верной и удобной, положив на алтарь свои собственные амбиции. А они у меня большие! Огромные, можно сказать! Совсем не под стать физическим размерам. Но я готова быть серым кардиналом, сколько бы времени это ни потребовало. Ведь мало кто понимает, что настоящие лидеры, - это не обязательно статус. Лидеры – те, кто напрямую принимают и влияют на принятие решения, оставаясь  при этом совершенно неизвестными личностями.

- Да, куда мне в политики, в самом деле, Михаил?!

- А что такого?

- У вас проблемы со зрением? Я раньше не замечала, - я демонстративно приспустила на кончик носа очки без диоптрии и бросила взгляд поверх оправы. - Какой из меня политический деятель?

 Он обошел свой массивный письменный стол и рывком крутанул меня в кресле, остановив  четко напротив настенного зеркала. Затем одним шагом переместился мне за спину и заглянул через мое плечо, ловя наши лица в отражение.

- Да, нормальный, собственно. Гораздо симпатичнее других, если на то пошло.

Я рассмеялась в ответ, запрокинув голову, и толкнула его затылком в грудь, - ценю в мужчинах своевременную непринужденность.

 Подобные утренние кофепития в его кабинете стали уже некой традицией. Сначала в этом была скрытая необходимость, так как часы до официального рабочего старта были единственными, когда мы могли обсудить некие вопросы с глазу на глаз, а со временем это превратилось в привычку. И не  самую вредную, надо сказать. Очень полезно иногда уходить от поведения деловой швабры и выделять ежедневно хотя бы час в своем органайзере под пункт «я - слабая женщина». На это время обязательно должно быть запланировано крепкое мужское плечо. И если такового не имеется в собственности, берите в лизинг, и лучше в долгосрочный. Это не блажь, - это естественная необходимость, потому как любая женская неудовлетворенность, прежде всего, вызвана недостатком красивой  одежды, ласковых слов и нежного с ней обхождения. И ничего более. Тот, кто подумал что-то другое – глубоко заблуждается. А женщина бизнеса – это вообще отдельный нюанс: она и сама себе наряды покупает, сама себя сладостями балует и сама себе ласковых слов наговорит. Такая и сексом с мужчиной занимается исключительно для пролонгации рода, - настолько со временем привыкает все делать сама. И вопрос здесь совершенно не в том, нужен ей  кто-то или не нужен вообще. Холодность такой барышни объясняется элементарно, - ее просто не устраивают те, кто находится рядом в качестве потенциальных спутников жизни. Иными словами, ей не интересны отношения, а в частности брак как сам процесс – быть с кем-то / быть замужем, им нужен равный и интересный мужчина рядом. Это в юности достаточно влюблённости, в более зрелом возрасте и статусном положение проявление химии влечения – лишь  фактор чувства. А чувство приходит и может уйти. Как можно полагаться, в таком случае, что оно будет вечным, если действия не основаны на сознательном решении? Любовь это акт воли и решительности, не иначе. Если бы любовь была просто чувством, незачем было бы обещать любить друг друга вечно. И я скорее поверю в неожиданные серьезные отношения двух случайных друзей, которые однажды стали любовниками…
 
… Любовниками мы так и не стали. Потому, как и дружба была относительной. У него была привязанность, у меня тактика — убедить соперника в том, что он делает всё правильно, иметь смелость оперировать на все своим мнением и проявлять мудрость его не афишировать. Ведь одно неверное слово или один непродуманный жест, и весь замысел мгновенно мог обратиться против его инициатора.
 
 Так я приобрела союзника в лице Порохова Михаила Яковлевича, - состоятельного мужчину, влиятельного политика, а по совместительству главу компании, вбирающую в себя львиную долю металлургии страны. И к слову, без него вся эта  глобальная сеть представительских и сбытовых офисов по России и других крупнейших эпицентров макроэкономики была бы всего лишь кучка затертых пиджаков, а вся компания - полное дерьмо. С нескрываемым удовольствием я имела честь наблюдать, как мастерски он выстраивал и совершенствовал систему экономического принуждения своих «рабов» к постоянной работе, используя как хорошо проверенные классические методы, так и вводя экспериментальные, а временами и авторские приемы управления. Не скрою, я любовалась им в такие моменты.  Это один из тех фактов, когда человека, заурядного, в общем-то, физически, власть делает магнетически привлекательным. Здесь бы и самое время влюбиться, оценить широту натуры, да и составить идеальный союз: чертовски красивая женщина и дьявольски умный мужчина, - романтика на сломе правительственного устоя, чем не сюжет мелодрамы?  Но у нас здесь скорее трагикомедия, и хэппи-энд не совсем обязателен. Гораздо выгоднее быть для мужчины праздником на расстояние, нежели доступной посредственностью, а здесь нужен здравый ум и холодный расчет. Ни к чему все эти температуры 39 градусов, грязные волосы, вытянутые майка, халаты и  впалые от недосыпания глаза. Мужчина в таких случаях может впасть в растерянность: он либо в шоке, потому что не знает, что теперь делать, либо в панике упивается эгоизмом, мол, зачем такая нужна, - по жизни и так полно праздников. И как быть в такой случае? Контроль над ситуацией теряется полностью. Да и каково это осознавать такого партнера рядом? Именно поэтому слово выгода в подобных отношениях становится превалирующим, - куда  проще перевести их в товарно-денежные, нежели забивать голову взаимопониманием. Тем более что и схема давно известна: пару раз переспали - везете девушку на море на выходные; месяц - уже ювелирочка; а родить - так вообще долгосрочный бизнес проект, - тут тебе и квартира и счет и дивиденды на всю оставшуюся. И девушки стали легко соглашаются на подобные замены, - как иначе объяснить их стремление беременеть, зная мужчину три-четыре месяца? И пусть это звучит не совсем вежливо, зато откровенно и в рамках глобального мирового принципа - мужчины всегда платят за отношения с женщиной. Ни в этом ли счастье, милые дамы? Ни в этом ли?

А вот не в этом!

 Счастье наступило, когда я, наконец, получила пост. Год пролетел как одно мгновение, сил отнял, будто за пятилетку без выходных. Полгода ушло на понимание ситуации, приспособлению к машине Госаппарата, страдавшей явным ожирением из-за непрерывного слизывания жирных денежных сливок с госбюджета. Вторые полгода ушли на подготовку постановлений, программ, законов и беспрерывную борьбу по внедрению «свежего воздуха». Особняком во всех вопросах стояла воспаленная проблема, как сделать так, чтобы власть перестала считать своих граждан баранами. Потому как за все происходящее в социальных структурах убийствовать нужно, прежде всего, тех, кто организовывает все эти процессы, кто подталкивает человеков на все эти бездумные поступки. Люди здесь сами по себе не при чем, - они всегда были лишь организованное стадо.

 Тем временем политическая температура росла пропорционально климатической. Зной, жар, удушье, - и все в раскаленных железобетонных конструкция. Съезды, регистрации, формирования списков лидеров и тд. Время от времени там царила атмосфера единства и понимания, за что в последствие те или иные платили за это высокую цену, - сложности противостояния воле некоторых личностей заставляли их совершать глобальные ошибки. А чьи-то ошибки всегда играют кому-нибудь на руку.


- Ты лихо замахнулась, Валерия, ты не находишь? - Михаил задумчиво буравил столешницу глубоким взглядом. – Последствия могут быть печальными.

- У меня хорошо развит инстинкт самосохранения, Михаил Яковлевич, я сразу же уеду из страны, если что-то пойдет не так.


- Если страна тебе это позволит, но боюсь, будет уже поздно, если что-то пойдет не так.

- Значит, выбора нет – у нас априори все должно получиться.

Он поднял на меня глаза и тяжело вздохнул: - Скажи мне, откуда в тебе столько уверенности?

- Чтоб заниматься аналитикой нужно, как минимум, высшее образование. Купить. А у меня гуманитарка со скрипом окончена,  – я улыбнулась, пожимая плечами.  -
Это я  называю - непрофессионализм, Миш. Ни в чем. Нет узкой направленности ни в одной из деятельностей, поэтому так легко удается переключаться с одной сфера на другую. Я профи лишь в своей ****утости,- какая бы ни была ситуация, она позволяет гнуть свою линию. Вот и сейчас я отчетливо понимаю возможную картину развития. Критическая отметка приближается, - а это и есть тот самый момент, когда нужно сделать решающий прорыв. Ни с этой ли планкой вы с самого начала подходили к проекту? Вы нашли в себе силы и настрой взяться за абсолютно для вас новое, причем сразу же после того, как разочаровались в старом. Поначалу ты будешь в меньшинстве, а финансы и влияния – всегда на стороне большинства. Зато сейчас ситуация здорово изменилась. Какие еще могут быть сомнения?

 Он молчал, а я не сводила с него взгляда и буквально видела, как его глаза наполняются каким-то необъяснимым блеском, который не встретишь даже в самый хороший день. Такое случается, когда прикасаешься к мечте. Он хитро растянулся в улыбке: - Что тебе потребуется для начала?

- Ваша поддержка. – Моя улыбка сработала отражением.
Лестное слово, - любому «нарциссу» приятно, как говорится.

- Это по умолчанию. Что еще?
 
– А еще мне нужно имя, – я просто смаковала каждым произнесенным словом. - Имя того, кто напрямую имел отношение к тому, чтоб ты упал на самое дно, да еще и подземный тоннель оттуда вырыл. Я знаю, он есть. И не спрашивай откуда. И тот факт, что он до сих пор не отведал твоего холодного блюда, не дает тебе спокойно спать по ночам, а это уже очевидно отражается на твоих нервах.

Он снова затянул паузу с искрами замешательства: - Это здесь зачем?

- Все просто. Отсутствие гармонии с самим с собой не просто сказывается на  цвете лица, оно еще может навредить общему делу. При таких рисках рассудок должен быть чист. Так ты назовешь его имя?

– Игорь. Игорь Федерман.

 Да что вы!? Я напустила на себя задумчивость и как бы невзначай, обронила, что знавала в Москве одного Игоря. Неужели тот самый? Как его фамилия? Ах, ну да! Фамилии, конечно, могут и не совпадать. Кто бы мог подумать?! В таком случае я была бы очень признательна, если Михаил расскажет все, что знает о нем с того самого времени. Зачем? Хочу нанести ему дружеский визит. Вот увидишь, Игорь мне обрадуется. Нет, сопровождать меня не надо. Лучше озвучь, где и при каких условиях я могу повстречаться с моим старым знакомым, как можно в более непринужденной обстановке.

 Информации прозвучало достаточно.
И не было уже никаких сомнений и  случайностей, - нам нужен был один и тот же человек.

                ***

 Встреча проходила в закрытой резиденции под кодовым названием «Всероссийское общество рыболовов и охотников». И «рыболовы» и «охотники» находились здесь исключительно с целью взаимовыгоды, каждый ради своей, ловко прикрывая ее прозрачной паранджой единства. Еда и вино сочетались так же плохо, как и  сами гости, надо отметить.
 
 Я неспешно прогуливалась на публике с теплым уже, оттого абсолютно безвкусным, бокалом игристого напитка среди множества влиятельных людей и лениво выискивала информацию. Все они о чем-то говорили. Было скучно. Они над чем-то смеялись. Я смотрела по сторонам. Они пили, ели, курили, снова ели. Кто-то сказал что-то умное. Снова бессмыслица. От безделья я много и услужливо улыбалась. Все не то. По описанию Михаила мне нужен был скользкий и тощий. Скольких было полно, тощих – нет. Я снова и снова рассекала гудящее общество, с усилием вникая в суть происходящего, и буквально кожей ощущала, как впустую в данный момент проходит мое время. Затем я снова возвращалась в парадное фойе и, спрятавшись за массивной колонной,  подолгу всматривалась сквозь стеклянные стены в темный горизонт. Я ждала. Точно не представляла чего, но была абсолютно уверена, что сейчас то самое время. Дождь с новой силой забарабанил в окно. Его сползающие капли оказались мне куда интереснее. Я наблюдала за ними, уже откровенно игнорируя происходящее вокруг. Слишком много фальши. Эти люди считают замечательным вино, явно отдающее пробкой, но продолжают разыгрывать из себя знатоков. Они смеются, шутят, но совершенно  не кажутся забавными. Мне и раньше - то было как-то особенно тесно на подобных мероприятиях, но я всегда старалась подстроиться. Сейчас нет желания принуждать себя, - слишком утомительно. Мы все стараемся, - бережем время, силы, сердце, когда не знаем, куда девать свое время, силы и сердце. Чересчур заполненная жизнь? Чересчур пустая? Заполненная пустыми вещами? Я ждала. Отчаянно захотелось глотка свежего воздуха. Ветер, будто услышав мои разрозненные мысли, с новой силой ударил в окно. Ветер. Ветер перемен. Перемен ли? Мне всегда казалось, что он будто знает ответы и умеет подгонять время. Я же стараюсь не обгонять его, хотя бы просто идти с ним в ногу. Но оно все равно опережает. Так бывает, тщательно стараешься балансировать между еще успею и счет пошел на секунды. В итоге, все равно упускаешь момент. Потому что время - единственное, кто относится без купюр : неумолимо, жадно и безжалостно. И не стоит искать с ним компромисс. Время - не самый лучший доктор для души, да и тело бы я ему не доверила. Главное, не злиться на него за свой страх не успеть. Это твой страх. А ждать оно всегда учило превосходно...


 Я внезапно поймала себя на мысли, что внутри стало как-то пусто. Самое странное, что это была не угнетающая пустота. Наоборот. Она как будто подтверждала, что меня больше не беспокоит то, что раньше изматывало. Это хорошо. Пустота давно уже стала частью меня, моей уравновешенности, которой раньше почти не было. Возможно, еще именно поэтому я потеряла всяческий интерес к еде, - которые сутки уже только кофе. Выходит это единственная потребность, когда мыслей и воспоминаний по горло. Это единственное от чего не тошнит. Или просто в еде, как и в жизни, я, скорее всего, была гурманка. Имея ярко выраженное предпочтение к чему-то конкретному, я всегда давала себе  возможность откладывать удовольствие до того момента, пока ни найду искомого или ни добьюсь желаемого. И именно поэтому, возможно, я стала еще более поджарой. Я выучилась смотреть на собеседника, не моргая, подолгу молчать и выражать свои мыли в четко встроенной форме, которые звучали скорее как команды и инструкции. Одновременно замкнутая и напористая, - и одухотворенность может ужиться с жесткостью при грамотном подходе. Кто - то стал считать меня еще более сумасшедшей, кто - то перестал в этом сомневаться, кто - то находил все это во мне интересным. Кто-то, кто-то, кто-то…

… И кто-то с шумом вошедший в парадную дверь отчаянно привлек мое внимание: порыв свежести, насыщенности и высокой контрастности. Все как в первый раз. Черный костюм в талию, белоснежная сорочка и лакированные туфли делали его похожим на гламурного адвоката. Манжеты сорочки были слегка выпущены из-под рукавов пиджака, в них искрились в лунном свете граненые платиновые запонки. Это был Мистер Федерман собственной персоной, и он как бы там ни было шел, словно Бог, по воздуху.
Он и вправду изрядно уменьшился в мышечных объемах, однако это никак не отразилось на его притягательности. Наоборот. Фигура стала куда более статной и подтянутой, а лицо приобрело еще более выраженные очертания, где глаза казались просто огромными. И глубокими. Еще более глубокими, чем те, что я помнила.

- Добрый день. Как настроение? – настигло меня откуда-то сбоку уже возле фуршетного стола, где я отчаянно пыталась слиться с ненасытным бомондом.  Теплая волна энергетики, мощь и открытая ладонь снова прорвали мою реальность, утягивая ее к себе. Я медленно повернулась, демонстрируя как можно более непринужденный вид, и нелепо улыбнулась.

- Так уже добрый вечер.

- Серьезно? – он заулыбался в ответ. - Как быстро летит время.

- Иногда оно даже бежит впереди, подтягивает за собой: « Держись меня, мы все успеем!»

- Успевали?

- До сегодняшнего момента – вполне.

 И снова улыбки, красноречивее слов. Что скрывать, время меняет все, перманентным остается лишь истинное.

- Теряетесь с выбором? – продолжил он, заметив пустую тарелку в моих руках.
Я непроизвольно пожала плечами. Что говорить, есть не хотелось вообще. Было  такое чувство, что если я съем что-нибудь, исчезнет вновь возникающая легкость внутри.

- Порекомендуете что-нибудь?

- Здесь все зависит от настроения, – он завораживал своей манерой. - Замучила хандра - берите шоколадные трюфели с нежным ореховым пралине и сахарной пудрой. Переживаете неразделенное чувство - яблочный штрудель то, что необходимо. Корица поднимает иммунитет - самое средство от эмоциональных трудностей. Замучила рутина, хочется чего-нибудь необычного - марципановые печенья,  с глазурью или без...


- Сегодня я возьму, пожалуй, вишневый пай, – пришлось прервать его словестный поток, пока он ни захлестнул окончательно. Невероятно эмоциональный. Воодушевит, а потом забудет. Так уже было однажды.

- Будьте осторожнее, - он вновь задержал взгляд и широко улыбнулся, - вишневый пай усиливает привязанность.


- Ну что вы! Не переживайте, – я ответила тем же. - Точно не в этот раз.
 

 А потом были продолжительные светские разговоры в уединенной части резиденции. И внезапное прикосновение его горячей ладони, бережно и чересчур знакомо убирающей прядь волос с моего лица.  Прерывистое дыхание сменилось нежно режущим  прикосновением в области ключицы, и тут же непроизвольные толпы мурашек выдали по телу марафон.

- Я невероятно рад тебя видеть, Лерочка, - спустя бесконечность проговорил он. - Почему ты молчишь?

- Мне столько времени хотелось назвать тебя по имени, что у меня до сих пор ком в горле стоит…

                *

…C того дня прошло пять лет. С того самого октябрьского дня, когда потеря превратилась в образ жизни,  изменилось многое. Поначалу были истерики, я не спала, не ела и все время плакала. Алкоголь не брал, успокоительное тоже,  эмоциональное состояние  было натянуто настолько, что любые транквилизаторы были пилюлями. Затем все вытиснилось вселенской озлобленностью, я ненавидела всех и каждого. Все были виноваты в том, что его сейчас нет, и я готова была разрушать. Ненависть к людям к жизни и себе в первую очередь, поглощала меня с каждым днем все больше. Со мной было невозможно общаться, да и я не особо жаждала контактировать, но стены дома убивали еще сильнее. Это было самым тяжелым самобичеванием сидеть в кресле, в котором мы вместе проводили вечера под клетчатым пледом ( да, да, как в лучших французских новеллах ), и я засыпала в его руках под биение пульса его сонной артерии.  Было пыткой насыпать себе кофе в чашку и слушать шипение электрочайника, вспоминая, как мы сидели по утрам за столом, потягивая по третьей чашечке никуда не спеша, а временами использовали этот же стол не совсем по назначению. Было безумием принимать душ, видя буквально наши силуэты в мраморной чаше ванны. Я сходила с ума. Я просто тихо сходила с ума, пока суицидальные мысли не стали проникать в мою постоянно болящую голову. Спустя еще время я вышла на тропу войны. С самой с собой. Я пыталась что-то делать, снова вернуться туда, где хоть как-то имело место мое применение, потому как спустя пару месяцев многое перестало таковым являться, - я переоформляла и закрывала все из своих начинаний с одной лишь просьбой - не задавать лишних вопросов. Мой внешний вид послужил, видимо,  весомым аргументов действительно этого не делать. Между делом  я отрубила все связи  и свои и его. Те, к кому я обращалась, больше не давали о себе знать, искать с ними контакта повторно я не видела смысла. Это характеризовало их как друзей или меня в степени компетенции данной ситуации, да и куча ненужных вопросов, не подкрепленных никакими последующими действиями,  были в данной ситуации, мягко говоря,  не к месту, - тешить чье- то любопытство не было ни сил, ни моральным возможностей. То, что я сменила номер телефона можно даже не обговаривать, однако старая симка осталась при мне. Потому что я ждала. Я все так же ждала. Чистая  страница жизни заполнялась коряво неразборчиво и мимо линеек. Иногда с провалами, иногда с пробелами, иногда с кляксами и даже дырами насквозь. Я снова стала находить себе какие-то занятия и через силу получать от них удовольствие, - самообман заглушал на время пустоту, но приливы обострений накрывали в тройном размере. Я переехала из дома. Я сняла себе квартиру в другом конце Москвы, я пыталась как - то уйти. Если честно, я просто не знала что еще делать, во мне будто что-то надломилось и никак не желало сходиться обратно.

 Так проходили дни и месяцы. Рамир отправил меня в вынужденный «отпуск» после того как я в очередном приступе истерии вынесла стулом офисное окно, разревелась и уснула прямо на полу между столами. Когда безнадега совсем припирает к стенке, нужно всегда найти способ отключиться, даже если бессонница упрямо  сидит на краю кровати. Нужно в любом случае ложиться спать – утро непременно наступает, и в нем всегда есть некое очарование наряду с пробками на выезде, сонного состояния до обеда и безвкусного кофе. Он буквально сгреб меня в тот день с ковралина и уложил на гостевом диване, укрыв своим пиджаком. Первое что я увидела, очнувшись, это закрытые жалюзи и чашка nespresso arpeggio на стеклянном столике.

- Кофе, как и мужчина должен быть крепким, – озвучил он, протягивая мне чашку. Дымящуюся, только что приготовленную, будто он точно знал время моего пробуждения. А потом мы до поздней ночи сидели в тишине за закрытыми изнутри дверьми кабинета. Я держала чашку, свою любимую из темного стекла и с потрескавшимся ободком в обеих ладонях, которая остывала, не уменьшившись ни на глоток. Он же медленно затягивался скрученным табаком и всматривался в клубы густого дыма. Рамир умел лечить молчанием. Таким наполненным молчанием, когда суть не в словах, а в присутствие рядом. Где нет места пустым вопросам. Есть только взгляд, принимающий все твои мысли. В такие моменты мне казалось, что некая мудрость присуща всем людям востока - она у них, как будто, в крови.

  Он дал мне время прийти в себя. Для него, как и для всех, мое состояние было всего лишь нервным перенапряжением на фоне рабочего перегруза, а лечилось оно одним единственным способом – сменой среды обитания. В ту же ночь я выехала в аэропорт с билетом в один конец. Обратный рейс датировался исключительно моим желанием. Но как бы далеко ни приходилось выбираться, и как бы ни прельщала новизна и разнообразие, ты везде берешь с собой себя. А это не так легко вновь радоваться каждому яркому оттенку, противостоять внутренней боли и снова пытаться верить в людей. Не людям, а именно в людей. Просто встречать человека и не выискивать значения в том, чем он занимается, что он делает. Просто принимать его и всё. Со всеми словами, поступками и недостатками, даже если недостатков больше, даже если - одни недостатки. Они у всех - эти недостатки. Только это неплохо, это совершенно нормально. И некоторые из них иногда меня даже цепляли. Каким-то своим внутренним теплом. Бывало, просто вылавливаешь неприметный на первый взгляд силуэт и смотришь. Смотришь, пытаясь зацепить что-то неуловимое, что и является таким притягательным. И это не влечение. Ты просто смотришь, и внутри становится тепло. Так бывает. Ты встречаешься взглядом с этим человеком, ты заглядываешь куда-то глубже радужки зрачка и понимаешь, что еще не совсем один, что есть еще такие же потерянные, такие же уверенные и такие же одинокие. Но вам не хочется сближаться. Ты просто чувствуешь ответное прикосновение взгляда где-то в области солнечного сплетения и едва уловимую улыбку в качестве одобрения. Легкий кивок и мягкий шлейф теплоты, после его ухода. Так бывает. И это ценно. Иногда даже случаются  продолжительные разговоры двух разнополых людей в пустых ночных барах, - обычная история, когда, прикончив бутылку чего-то легкого и приятного, хочется рассказать о многом. И ты рассказываешь. Рассказываешь куда больше, чем смогла бы открыть давнешнему другу, если таковой еще имеется. Просто так проще. И незаметно наступающий рассвет деликатно намекнет, что ваше время подходит к концу. И комкая последние минуты, вы по – прежнему тепло улыбаетесь друг другу, понимая, что вряд ли еще когда встретитесь. Даже обмен контактами чаще остается избитой формальностью, - все равно звонка не будет. И вы знаете это оба, но мысленно, все же, благодарите друг друга за этот глоток кислорода, за эту легкую вакцинацию к жизни, чтобы на утро снова пить воду без вкуса, заставлять комнату ненужными вещами и честно пытаться уловить аромат нового дня. Хотя бы в запахе свежей выпечки из кондитерской в конце квартала, так напоминающий вкус мягких ватрушек родом из детства. А в итоге лишь хлебный мякиш, скатанный  пальцами и продолжительный взгляд в никуда сквозь узкое окно. Без интереса. Без смысла, без попытки его найти. Я поднимаю руку в призыве официанта, чтобы спросить, где здесь располагается уборная, но даже этот жест выходит утомительно. Все стало каким-то утомляющим в существе своем. Апатия верной подругой ходила со мной теперь даже в дамскую. Нет веры, нет надежды, нет злости и даже ненависти нет. Ничего нет. Только кисловатый привкус на языке, не перебиваемый ни какими «Wrigley’s» и «Spearmint». И усталость. Усталость на гране хронического утомления. Утомительно стало вставать, утомительно объяснять что-то, отвечать на телефонные звонки. Город будто погряз в утомленности, абсолютной бесцветности и обыденности. Обыденность как связующее звено во всем этом многообразии. Мне стало некому больше завидовать, мне некого ненавидеть и некому подражать. Просто некому. Оставалось лишь ждать. И с некоторых пор меня перестала тревожить  эта необходимость. Я сумела бескомпромиссно усвоить, что умение ждать – это непоколебимый козырь, если найти в себе силы отбросить страх. И страх этот, прежде всего, не в том, чтоб получить не то, чего ждешь, а скорее вновь столкнуться с тем, чего хотелось избежать, - куда печальнее, когда пауза завершается, а ничего так и не изменилось. В такие моменты старые раны ноют особенно сильно, пусть слегка и обработанные антисептиком времени. В любом случае, рано или поздно происходят ситуации, когда их сковыривает острие очередного разочарования, - без них не обходится ни одно начало и ни одно продолжение. Но чтоб заслужить спасения нужно иметь мужество смотреть вперед.

 И я старалась. Я отчаянно старалась не превратиться в ходячую бессознательность: неосознанно дышать, неосознанно жить. В бою все средства хороши, как известно.  Только каждый день наступали ночи. Ночи. Их я боялась больше всего. Иногда спасал круглосуточный фитнес центр. Я специально выбирала самый дальний от дома филиал сети, чтобы потратить еще немного времени на дорогу туда и обратно.  Порой уже под самое утро, когда «нормальные» люди забивали проспекты плотными рядами жаждущих как можно скорее добраться до любимых работ, я только выходила из комплекса здорового образа жизни. Для тела, разумеется. Для тела. Кто-то разве здесь вообще говорит о душе? Душа засыпала на шезлонге возле бассейна завернутая в казенное полотенце под звуки релаксирующей музыки, которые не расслабли, а лишь перехватывали усталость и на время забирали под свой контроль. Порой забивалась в обтертые кресла сетевых кафешек, где уставший бармен сонно варил мне кофе, и отчаянно делала вид, что увлечена еще одной абсолютно неинтересной книгой. Порой я просто утапливала гашетку и шла по трассе. Без разбора -  куда. Просто шла, видя перед собой кусок грязно серого асфальта в отрезке освещения фар, и глушила мысли басящими динамиками. Шла, чтоб проснуться в одной из самых дешевых гостиниц близлежащего городка, чтоб открыв глаза, видеть что-то иное, - то, к чему не успела привыкнуть. Только все почему-то по-прежнему не отличалось разнообразием.
 
А порой я срывалась…. Тогда боль снова перевешивала снова запас радости.
Потому что можно научиться жить за себя. Придумать себе какой-нибудь смысл и верить в него по собственному желанию. В пространство, ощущение в котором находишься сейчас, в идею, но невозможно заставить себя перестать чувствовать. Рубец от любви он ведь как от инфаркта остается на всю жизнь.



 Рамир позвонил первым. Как всегда немногословный, как всегда деликатный и ненавязчивый. Низким голосом с нотками просьбы и легкого давления он сообщил мне очевидные вещи, но именно в такой очевидности всегда скрыт глубочайший и значимый смысл. Истина она всегда где-то рядом, - не ниже поверхности, нужно лишь найти в себе силы и толику мудрости, чтобы опустить взгляд и разглядеть. А отказаться от собственной атомной силы, означало навсегда выпасть из обоймы. И пусть время не лечит ( какая досада ), беспомощность все же состояние проходящее, разве что с последствиями : цвет глаз изрядно тускнеет, да и дышать иногда становилось тяжко. Но иногда, и жить с этим все таки можно. И я должна была найти в себе силы жить и идти дальше, пока еще не зная куда, но точно должна.

 Моя обойма ждала меня в течение суток.
 
               
                *

  В то же утро на моем столе появилось досье. Подробное, с именем, фамилией и полным послужным списком  человека,  деятельность которого шла в абсолютный разрез с возложенными на него функциями, что в корне мешало движению тех или иных дел межгосударственного масштаба и нашего узкого круга в частности. Около полугода ушло на более детальный сбор информации. Еще столько же на проверку ее достоверности, и этим я взялась заниматься самостоятельно. Где-то на третьем месяце расследований понимание о том, кем являлась эта личность, бросало меня в состояние стресса, но в виду врожденной упертости я до последнего не желала верить собранным фактам. Были даже мысли, а главное возможности передать это дело другому агенту, но все же  это была моя война. Война с самой собой. Любое перемирие рано или поздно заканчивается.

 Информатор, как сапер ошибается лишь единожды. Мне предстояло стать  умнее, хитрее, быстрее, хотя бы на долю секунды, чтоб быть в том самом месте в тот самый роковой и решающий одновременно момент. И сколь ни глубоко было желание упустить его, я была, потому как нет в жизни тяжкого бремени, есть незавершенные дела.
 
Все это время я позволяла себе не замечать, сколь похожими были наши линии судеб, сколь аналогичными роли и подобны сценарии, и умело жила в постоянных иллюзиях. Однако куда страшнее, когда иллюзий не остается. Начинаешь явно понимать, по каким и чьим правилам играешь. Иногда это бывает удар ниже пояса. В такие моменты нужно собраться с мыслями и решить, что делать дальше. Когда есть силы, - режешь по живому, когда нет - продолжаешь игру, хотя ничем хорошим она все равно не заканчивается.

                ***

- Боже мой! Все эти годы без секса. Лерочка, как тебе это удавалось? – Игорь взирал на меня сквозь теплоту приглушенного освещения и заботливо разливал только что заваренный жасминовый чай.


- Нормально удавалось. Мысли всякие умные  в голову лезли,  – я расположилась на гостевом диване, подобрав под себя ноги и набросив на плечи его пиджак.

- Они когда-нибудь определенно сведут тебя в тупик.

- Именно это они со мной и сделали. – Я тщательно старалась не свести на эмоции эту словесную баталию, что давалось мне крайне не просто. Так или иначе, наш диалог должен был свестись к отправной точке, и важность в нем определялась лишь его форматом. Формат был куда более, чем непринужденный, и тем самым стремился к непоправимому. - Почему ты держал меня в неизвестности?

Он тяжело опустился напротив и многозначительно промолчал.

- Все это время я жила в неопределенности. Она убивала меня.

- Она не убила бы тебя так, как могло бы случиться, выдай я хоть как-то нашу связь, Лера. Это было слишком рискованно. – Он как-то разом осунулся, и мрачная тень легла на его лицо.

- Что значит слишком рискованно? Я была с тобой. Я делила с тобой жизнь, а значит и риск пополам. Я и сейчас разделю с тобой будущее, которое ты хочешь создать, если в нем по-прежнему есть для меня место. Если нет, - скажи сейчас. Будет тошно, но я приму. Только не пренебрегай, этого я точно не заслуживаю.

Он еще долго молчал, потупив взгляд в отколотый край столешницы, прежде чем тихо и гортанно произнес: - Лера, все очень не просто…

 Конечно, не просто. О простом уже давно не могло быть и речи. Здесь и сейчас мне было необходимо войти в стопроцентное расположение к человеку, от одного вида которого будоражилась вся суть моего существования, и единственным здравым желанием было  уткнуться носом в его сонную артерию, послать весь мир к чертям и снова понять, что я достойна продолжения счастья. А вместо этого приходилось наглядно демонстрировать свое безразличие и скрывать природную слабость за собранностью и узкими очками. Потому что в данной ситуации он был даже не человек, он – просто объект, связующее звено в цепочке расследования, по средствам которого необходимо было выйти на вышестоящую над ним инстанцию. И если быть уж откровенной до конца, то охота изначально велась на куда более крупную рыбу.  Игорь был давно и напрямую связан с этим человеком. Слишком уж давно и слишком уж напрямую. И, по стечению обстоятельств, это был человек, которого я уважаю; человек, который в свое время показал мне правильный путь в этой жизни, который меня и многих людей вел к успеху длительное время. Этот человек - господин... ( но давайте все же не будем переходить на фамилии здесь, все таки этот рассказ не протокол по даче показаний ). И лицо этого человека сейчас взирало на меня с настенного портрета в гостиной его собственного загородного дома, в стенах которой сейчас пытались общаться двое, некогда особенно близких друг другу. Именно, что пытались, потому, как тот диалог сложно было назвать общением. Спустя столько лет недомолвок и полного отсутствия в жизнях друг друга они снова искали точки соприкосновения и остатки того, что смогли пронести сквозь года. Однако проверка временем нередко подводит. То, что связывает двух людей в настоящем, порой бывает в разы сильнее проверки прошлого, и единственным спасением в таком случае может выступить лишь попытка принять друг друга новыми. И пусть абсолютное понимание между мужчиной и женщиной в принципе невозможно, нам удавалось долгое время быть рядом, потому что никто из нас и никогда не рассчитывал на благосклонность судьбы, но мы оба имели привычки добиваться желаемого. 

 Вот и сейчас я страстно желала забыть, как еще десять лет назад начала работать на правительство, была внедрена в одну очень крупную бизнес-структуру, тайно передавала информацию обо всем происходящем внутри компании и вообще работала очень успешно. Что у меня есть офицерское звание и награды, которые хранятся у моей бабушки в бельевом шкафу, а бабуля  живет где-то далеко под Тулой. Что после того, как я выполнила свою задачу, компанию пытались прикрыть, а  руководство засадить в тюрьму, но при своевременной рокировке вышестоящих звеньев, компания осталась на плову, за исключением лишь своего «хозяина», которому в срочном порядке пришлось выехать за границу. После этого  интерес к самой компании всячески поугас, хотя были предпосылки растащить ее на части у лиц с мародерской наклонностью в пагонах, только ничем хорошим это для них не закончилось.  То ли по случаю, то ли…
 Я же в свою очередь сразу получила новое задание и последовала за уже бывшим руководителем компании, чтоб не упускать его из виду ни на шаг, пока на то ни будет вышестоящего распоряжения. И с Михаилом я познакомилась не просто так, и самым наилучшим образом я знаю о поставленной перед Игорем задаче, а встреча наша на закрытом мероприятие, так же, никакая не случайность. Не бывает их, этих случайностей, если до сих пор у кого-то сомнения. Не бывает и все тут.  А так хотелось бы, чтоб были. Так хотелось...

 Но вместо этого была усталость. И захмелевшая и слегка растрепанная я безотрывно следила, как по плазменному экрану  бегут строки, заполняясь зеленым цветом,   и  крепко сжимала микрофон домашней караоке системы. Все тот же дом,  соседняя комната с гостиной и совершенно незнакомый голос из акустических колонок, не отставая следует всплывающим строкам и вливается в слух. Я не умею петь. Более того, я не практикую этот процесс за редким исключением душевой кабины в изолированных гостиничных номерах, потому как звучание моего голоса предназначено разве что дня кафельной плитки и пары махровых полотенец.  Но этот был все равно, что не мой вовсе, какой-то глубокий, резонирующий  в груди, и будто силы необъяснимые тянули его все к более высокой ноте. Мне сложно их брать, но что в нашей жизни просто? И пусть дрожат руки, пусть горят щеки, снова делаю вдох глубокий. К черту все эти заскоки!  Ведь в жизни еще столько всего…
 А пока :
 
 Я теперь совсем другая, ты меня не угадаешь
Одиноким ветром в море ночью к звездам улетаешь
Я теперь совсем чужая и могу с душой расстаться
Я теперь совсем другая и должна другой остаться…



 Мы оба давно другие. И я, наверное, никогда уже не смогу до конца простить, что он столько времени держал меня в неведение, какими бы благими намерениями он ни оперировал. Пусть это выглядит, исконно бабской чертой, - все мы в душе истерички, но мужчина, ни при каком условии, не должен заставлять женщину жить в неопределенности. Мы сначала поплачем, а потом найдем в себе силы принять. Мы умеем любить даже в ожидание, но рано или поздно такая любовь может превратиться в ненависть. Потому что ничто в мире не может расходоваться вечно без эффекта бумеранга, без принятия и понимания. Любая энергия ищет возвратной связи, так же как и любовь всегда ищет обратного адреса. И моей снова повезло его найти. И пусть ожидание изволило меня, пусть раздирало все это время на части и сводило с ума, если бы оно хоть на мгновение ушло из моей жизни, я потеряла бы единственный смысл просыпаться с утра. И уже ни одно занятие не смогло бы заставить меня подниматься с постели, чтоб провести еще один день никчемного и безрадостного времени.


 Сколько времени Игорь молча стоял и наблюдал за мной в дверях комнаты, я не возьмусь ответить. Просто на последних словах мне отчего – то захотелось повернуться, и я обнаружила его силуэт. Он просто смотрел на меня, и смотрел так, что невольно все воспламенялось внутри. А я ж с рождения была натура особенно романтичная, но своеобразная, поэтому-то, наверное, и ждала всю жизнь чёрта на чёрном козле. Передо мной же был настоящий дьявол, потому как по его глазам было отчетливо видно, - ему нужна моя душа.

- Мы не имеем право отказываться от счастья, – почти одними губами проговорила я, и слезы безвольными ручейками побежали вниз.

Он рывком подошел и буквально подхватил меня на руки, а я будто обмякла на нем и не могла пошевелиться, лишь временами издавая всхлипывающие звуки.
 
- Ты так много говорил о шансе в жизни, который дается лишь единожды. Ты научил меня не упускать ни один из них, - лопотала я ему в плечо. -  Так почему же мы свой так настырно проебываем? Это же наш шанс, Игорь. Шанс на наше счастье!

 А он все молчал и бережно гладил меня по волосам. Я снова чувствовала его руки, запах и глубокое дыхание. Все как раньше, как будто ничего и не изменилось между нами с тех пор. Спаси меня от воспоминаний, Игорь. Победы над прошлым никогда не достичь, но я не могу больше только лишь помнить, я еще умею и хочу созидать. С тобой вместе. Вместе, слышишь? Как тогда: « И мы сделаем это вместе! ». И мы делали. Потому что именно вместе нет ничего невозможного. Ведь мы не всегда равны и каждому время от времени нужна помощь, - сегодня мне, завтра тебе. Но это не означает, что один в этот момент беспомощен, а другой всемогущ. Это значит, что мы готовы восполнить друг друга в те или иные моменты, чтобы снова идти дальше. И, не взирая на всю свою внешнюю независимость, я всю жизнь стремилась к опоре и всю жизнь пыталась это опровергнуть, тем самым подтверждая еще больше. Ты был мне опорой, с того самого дня, когда наши руки впервые скрепились рукопожатием, и всегда ею оставался. Не поэтому ли я так любила засыпать за твоей спиной, прижимаясь как можно сильнее. Мне кажется, я до сих пор знаю каждый миллиметр твоей спины. Ты спал, а я всегда рассматривала ее.  Переход плеч, затылок, начало коротких волос. И каждый раз ловила себя на мысли покрыть все эти переходы поцелуями,  - такая переполняла нежность, но сон всегда оставался для меня чем-то святым и неприкосновенным. Твой сон - в особенности.
 Вот и сейчас ты безмятежно спишь, крепко прижимая меня к себе, а я отчаянно думаю, что же теперь будет дальше…

                ***

- Вот бы, как это принято, упасть в кровать в воскресенье, а наутро с понедельника первого числа месяца – совсем другая. Сильнее, свежее, циничнее. Легкий румянец на впалых скулах и новые шпильки, как точка зрения. – Я расслаблено откинулась в крутящемся кресле, закинув ногу на мужской манер: лодыжкой на противоположное колено, и запрокинув голову на подголовник, мысленно улыбнулась.

- И ты туда же, -  Михаил, по сложившейся уже утренней традиции сидел за своим столом напротив и потягивал уже третий по счету эспрессо. – Откуда это  перманентное стремление к цинизму? Прям, чума нашего века.

- Ты утрируешь, - я вернула голову в естественное положение и недоуменно повела плечом. - Цинизм – это как кофеин для кофе, чтоб крепче быть и насыщеннее.

- А как же душевность? Уже совсем не котируется? – продолжил он, демонстративно всыпая в чашку тростниковый сахар, переломав одноразовую упаковку четко посередине.

- А что душевность? От душевности никто не отказывается, но и разбрасываться ею, чтобы доказать кому-то свое превосходство (мол, посмотрите, какое великодушное у меня сердце),  - куда больший цинизм, если вдуматься. Важна она тому, кто ее действительно ценит, а это случаи редкие. Единичные, я даже сказала бы.

- Но не узнаешь – не проверишь. И даже эти единичные случаи происходят изначально из чего-то прозаичного.

- Из чего-то…

- … что в последствие становятся чем-то большим, чем-то необъяснимым, чем-то… - он деликатно помешивал кофейную жидкость в чашке, задумчиво глядя на ее содержимое. - Или же тебе просто повезло быть не такой как все, либо не повезло пережить что-то, что сильно изменило тебя и всю твою жизнь.

- Мне просто надоели эти бесконечные скитания. Одни проводишь – так следующие уже на пороге с тортом и шампанским наперевес терзают кнопку дверного замка. Только, в конечном счете, все равно приходишь к пониманию, что мне выбирать, сражаться с ними или  не обращать внимания. Абсолютного избавления никогда не настанет, зато отношение к ним можно изменить.

- Ты перечитываешь Коэльо? – он бросил в меня колючую насмешку, не прекращая помешивать кофе. - Знаешь, люди, убежденно рассуждающие обо всем на свете, как правило, не могут разобраться даже с собственной жизнью.

 - А я не претендую на вселенскую мудрость, - так же насмешливо парировала я, но отчего-то внутренне собралась. – Я, прежде всего, девочка, но совсем это не значит, что я исключительно  в платьях понимаю.

- Ты их, кстати, не часто носить стала, - он сделал акцент взглядом на оголившуюся из-под брючины голень. - Теряешь сноровку в модных тенденциях?

- Твоя буквальность меня  доконает когда-нибудь! – Попыталась отмахнуться я, уже не совсем понимая, в какое русло уходит нить разговора.

- А это типичная, кстати, психология современных людей, для которых подумать немного – уже труд. Что уж тут говорить о тонкостях взаимоотношений, где нужно усердно работать, чтоб понимать другого человека, нежели постоянно заниматься самолюбованием.

- И это я слышу от явного нарцисса – метросексуала…

Он резко осекся: - И как же ты уличила меня в нарциссизме? 

- Да, очень просто. Понять, что руководитель движется в сторону этого психиатрического диагноза легко — его портреты висят на стенах. – И, для пущей аргументности, я обвела взглядом стену позади него.

- Знаешь, в чем твоя проблема, Лера? – его тон как-то резко сменился, приобретая все более холодные ноты, так же как и само его месторасположение относительно меня. Впервые за все наши «утренние дискуссии» он встал из-за стола и переместился на соседнее кресло. – Мало того, что ты по натуре своей циничный скептик, - это еще полбеды – нормальное дуновение тренда на сегодняшний день, - продолжал он уже с нескрываемым давлением, - так по физиологии, ты остервеневшая недотраханная сучка, что в купе с первым пунктом дает в корне необратимый и самоуничтожающий результат.

- Даже так? - А вот это было уж совсем неожиданно. Что ни день, то все новые повороты, даже интересно, право слово. – Что ж, выходит, я не оправдала ваших царственных ожиданий  в отношении себя? Или просто несоответствие желаемого к возможному привело к самопроизвольной спермоинтоксикации, что неминуемо сказалось на вашем настроение? Однако, как бы там ни было, в чем- то вы, возможно, и правы, - спорить не буду. В любом случае, когда двое спорят - один аферист, другой идиот.

- И в данном случае твоя попытка выставить меня идиотом, потерпела фиаско. – И снова эта самодовольная улыбка, рикошетом отбивающая все мои попытки задеть его за живое. - Увы. Ты просчиталась, Валерия Михайловна. С самого первого дня. Однако надо отдать тебе должное, играла ты бесподобно, я любовался порою. Из тебя вышла бы неплохая актриса,  если б не твое воспалённое мышление и склонность к недооцениваю. Оно тебя и сгубило. Это все молодость, понимаю, - твоя прекрасная молодость, которую ты так бережно, но все же бессмысленно использовала. И как жаль, что некий Игорь Патанин, он же Федерман, которому она принадлежала все это время так преданно и без остатка вряд ли сможет уже ей насладиться, даже если это будет его последним желанием. Однако у меня есть на этот счет предложение….

- … у меня есть встречное предложение, –  перебила я, стискивая зубы и из последних сил сдерживаясь, чтоб не вцепиться ему в  глаза. – Отправляйся в ад и поспеши, пожалуйста!
И все еще не тронутая чашка сладкого эспрессо из его рук рывком выплеснулась ему на лицо. Когда ярость затмевает рассудок, нет места для домыслов, что собственно будет потом…

… А потом он бил меня по голове, глушил по ушам, не прикасаясь к  лицу. Несколько раз я теряла сознание, но ватка с нашатырем под нос быстро возвращала меня в реальность. Он бил как умеют бить мужчины, жестоко, властно и с неприкрытым удовольствием демонстрации собственной силы. Несколько дней я приходила в себя, пока он ни появлялся снова и побои ни начинались по – новой. Все в том же кабинете офиса, все в то же утреннее время и все по тем же причинам -  моего холодного молчания на все интересующие его вопросы.  Их было не так много, но как бы там ни было, лидерская позиция всегда остается у того, кто их задает, и если нет возможности  перебить их встречными, то «забор»  по-прежнему никто не отменял.

- Ты мне только одно скажи, - начал он, в очередной раз, опустившись возле меня и тяжело вздохнув. На этот раз ярость не колыхала в его глазах, как это было ранее, и что обязательно заканчивалось побоями в попытке меня разговорить. Но, видимо, наступил тот самый предел, когда до него все же дошло, что рукоприкладством он едва ли чего-то добьется. Разве что, не рассчитает силу в определенный момент и возьмет на себя ответственность перед всевышним за бездыханность тщедушного тельца. Однако гнетущей озлобленности на сей раз будто и след простыл, оставив вместо себя лишь глубокую усталость. - Ты в серьез полагаешь, что можно одной рукой гнуть свою выгоду, а другой козырять честь по одному звонку сверху?


Я молчала. Молчала и внутренне все же ждала внезапного шлепка по затылку или куда-то в область ребер. Однако минуты тянулись, а реакции по-прежнему не следовало, лишь гудящая тишина повисшего напряжения тяжестью давила на плечи. Я ждала.

- Да, не бойся. Я больше тебя не трону, – выдохнул он скопившимся от чего-то бессилием. – Давай поговорим. Мне почему-то стало не хватать наших с тобой разговоров.

 Я продолжала играть в молчанку, невольно поглядывая за ним боковым зрением. Он не шевелился, лишь смотрел куда-то перед собой. В жизни каждого случаются переломные моменты, и ломают они нас, прежде всего, изнутри, а не резкой сменой внешних факторов, как это чаще всего принимается. Что могло в раз изменить это олицетворение власти и единоличности в мужском обличие, пока я сидела здесь взаперти? Я медленно разлепила ссохшиеся вдруг губы и …

- Может по кофе? – И два маслянисто черных зрачка повернулась, наконец, в мою сторону. Лучше бы он ударил, нежели так смотреть. Я не смогла ничего ответить, лишь едва заметно кивнула, судорожно сглатывая образовавшуюся во рту сухость.

                *

- Я никогда не понимала необходимости лезть на амбразуру, - медленно начала я, после того, как несколько глотков горького напитка обожгли мне верхнее нёбо. - Для меня политика всегда являлась инструментом. Возможностью, преимуществом, чтобы продвигать свойственные мне ценности, ставить цели и решать задачи. И в отличие от тебя, я всегда четко понимала, что делаю.


- Я замечал. Однако некоторым они не всегда были понятны. Как случай с той компанией и твоим партнером.  – Он снова сидел напротив за своим столом и, не откидывая на спинку кресла, как и всегда во время наших утренних бесед. Кстати, который сейчас час? Восемь до полудня. Что вы говорите?! Прямо таки дежавю какое-то. Разница была лишь в том, что я сейчас пребывала не совсем в подобающем виде и в абсолютно отвратительном состояние и, смотрели мы друг на друга уже совершенно иными глазами.


- Ты снова меня провоцируешь. – Я наблюдала за ним поверх запачканных краев чашки.


- Вот именно. – Как –то горько усмехнулся он уголками губ.

- Враг не дремлет.


- Не принимай все на свой счет - ты мне не враг.

- Я и не принимаю. На свой счет я, кроме денег, вообще ничего не принимаю.

Он осекся на минуту, улыбаясь уже заметнее: - Ты не исправимая сука!

-  Да, я знаю. Знаю. Ты забыл к тому же про меркантильную заразу и бездушную тварь, не имеющую в жизни ничего святого. А еще задница у меня крепкая, на которую не было ни дня, чтоб ты не пялился. Еще скажи для полноты картины, что основная причина всего происходящего кроется в том, что я – сволочь эдакая, сдала своих и не даю вашим.

 Весело. Господи, как же весело! Весело так, что хочется убиться в истерике  или выброситься с окна. Все правильно, невозможно изначально понимать ценность жизни, потому что нам просто не с чем было сравнивать. Только прочувствовав до конца, что такое плач, угрызение совести, смертельный ужас и горе подлинной утраты,  начинаешь по-настоящему осознавать целостность каждого ее момента. Чуть хуже, чуть лучше. Одна жизнь стоит другой. Вот и сейчас я впервые за долгое время вновь почувствовала себя живой. И вместо инстинкта самосохранения перед не разрешенной еще ситуацией в голову лезли мысли о сложности собственной персоны и, не поверите, схема приглашения. Пункт « козыри ».

- А как, по-твоему, может ли мужчина одновременно понимать и хотеть?

 Вот оно. Неизменный камень преткновения половых различий. Корень бед и первопричина бесконтролия, междоусобиц и войн. И не было никогда никакого равноправия, в каком бы ключе оно ни рассматривалось, бизнес то, дружба или же отношения, и никогда не будет. А все потому, что  мужчины по массе своей убеждены, что женщины уже должны им хотя бы на том основание, что у них есть член - их самое большое достояние. А  если еще и в кармане зашуршало - так вообще пиши «пропало», самооценка подлетает до небес. У нас это называется жлобство, и очень хочется спросить в таком случае: если мозг у подобных представителей сильной половины человечества?
Я отвечу : Есть.  Но только пока мужчина ни кончит.

 Любые взаимоотношения рушатся, прежде всего, от того, что большинство придурков не понимают, что это, прежде всего, духовная связь, а не просто замер ху*ми. Почему ведь некоторые женщины теряют себя? Вроде и мужчина рядом и даже с членом, да только внутри этот мужчина и не мужчина совсем, хуже бабы - он и стерва, и эгоист – и все в одном лице. Все только себе, все только для себя. А две бабы по природе не смогут ужиться вместе. Вот тут-то и начинается упоительный процесс мерения ху*ми, а так как женский х*й - понятие виртуальное, он априори не победим.

- Может, – парировала я. – Может понимать и страдать при этом. Потому, что какой бы сильный и могучий он ни был, внутри каждого сидит маленький обиженный ребенок. И для вас даже провал в бизнесе и проблемы со здоровьем не столь страшны, нежели женское предательство.

- Предательство не имеет полового признака. – Он нервозно передернул плечами.


- Вот именно. Однако всегда есть выбор, но делая приоритет в одну сторону,  всегда предаешь другую.


- Менее значимую?
 
 Я задержала паузу под его буравящим взглядом. Что уж тут говорить.
Провокация на провокации, и никуда от нее не деться.  Кругом нескончаемые интриги и сплошь мирового масштаба.  Хотя,  в то время, как наши космические корабли бороздят… можно себе представить, что только в нашей галактике - сотни обитаемых планет, а мы больше похожи на кур, запертых на птичьем дворе, и мнящих из себя центры вселенной.

- Ты меня прости, конечно, но один идиот может такой вопрос задать, на который и сто умных не ответят. Здесь уж каждый сам для себя решает .


Он ждал. Кто умеет ждать, тот определенно что-то знает. Мне же искренне надоели эти его препирания к стенке. Моя позиция была ему хорошо ясна, и мне нечего было добавить.

- Ты снова меня провоцируешь. Ответь я, что не придаю этому значения, получится, что я не согласна с твоей позицией. А скажи, что всегда выбираю приоритетное, выйдет, что эту битву ты проиграл. А принимать проигрыш ты так и не научился...

- Выбирай: либо называешь кандидатуру, либо расстрел. – Напор в голосе стал категоричным.

- Я выбираю расстрел. 

- Не было и  сомнений.

- Теперь ты понимаешь, почему я не могла поступить иначе?

- Я понимаю одно, - кем бы он ни был, он либо счастливчик, либо полный  козел, потому что любовь, как известно, зла. И еще слепа. А на дуру ты не похожа, и видишь стопроцентно по последним данным окулиста. Я узнавал.

- Любовь - способность, а не объект, Миш. – И вся вселенская тоска отразилась, наверное,  сейчас в моих глазах. Как хорошо, что он не пытался в них заглянуть, все больше опуская взгляд на узкие лодыжки, подобранные под себя на гостевом диване, ставшем почти единственно родным за последние дни. - Любовь требует энергии и высокой жизнеспособности, которые не возникают на ровном месте. Абсолютно невозможно жить насыщенно в любви и пассивно в остальных сферах жизни.


- Отсюда твой такой интерес к спорту высоких достижений во всех его проявлениях, нежели к обычной физ культуре?

- Именно.

- Эх, Лерочка, – протяжно выдохнул он. – А ведь могли же быть у нас с тобою достижения. Высокие. Небоскребные, я бы даже сказал.  Жаль, не дотянули мы до такого уровня. Жаль. Хотя могли…

- Просто сильные люди разных полов чаще отторгают друг друга.

- Потому что используют чаще одни и те же методы.

- А как же быть с искренностью в таком случае? Сплошные поддавки получаются.

- Искренность - всегда слабость. – Он был неприклонен. - Она определяется дружбой, прежде всего, и в словах и в поступках. С истинным другом не надо все время играть супер героя, особенно когда на это совсем не остается сил. Это каждому нужно…

- Но как же бытующее мнение, что любовь - чувство дружбе противоположное...

- Примитивно так бытующее, в таком случае, - резко прервал он. -  Когда мужчина ищет в женщине дружбы - это есть высшая форма любви. Ты умеешь дружить, Лера. Этим ты и интересна.

- Но третий игрок на поле в корне изменил твое суждение? – немного сарказма не повредит.

- Это вызвало дополнительную сложность, внезапность и пару разъяренных решений, а факт его причастности к некоторым хорошо тебе известным событиям в корне усугубил  ситуацию его восприятия.

- Любое осложнение среды, правил, как и любая конкуренция усиливает игроков, как известно. Это закон бизнеса.

- Это закон эволюции.

- И в чем-то эти законы совпадают.

 Мы на секунду  осеклись, понимая, как незаметно друг для друга снова вошли в привычное русло наших утренних дискуссий. Души нашедшие друг друга без полового ориентира называются единомышленниками. И видеть отражение собственных мыслей в глазах другого, – куда больший оргазм, нежели физический.

- Что с ним, Миш? – прервала я слишком уж затянувшуюся паузу.

- Жить будет, – и глубина его глаз снова провалилась в бездну. - Но фасад ему ребята подпортили изрядно, ты уж прости. Некоторые методы в некоторых структурах со временем мало меняются.

 Я медленно сглотнула, довольно громко, как мне показалось, и непроизвольно сжалась в области солнечного сплетения. Мне вдруг четко представилось, как Игорь сидит в непроветриваемом помещение, как ему хочется свежего воздуха, и как он время от времени, может, теряет сознание либо от побоев, либо от удушья. Тогда ему небрежно подносят ватку с нашатырем, как проделывали это со мной, и эффект тут же отзывается паникой в организме и головной болью. Как вооруженный охранник водит его на допрос по грязному коридору, как клацает ключами от камеры и закрывает его там, где возможно присутствуют еще какие-то люди. Они потею, кашляют, несут истерический бред в предосудительной агонии, и он не в состояние куда-то от этого деться. Как от истощения его постоянно клонит в сон, но спать, наверное, тоже не получается, потому что невозможно спать в подобных условиях, мне кажется. И как он все время считает дни, просто проговаривая их про себя. И тихо надеется, что в любую минуту придет охранник в черной униформе, даст расписаться на каком-то листе бумаги, выдаст одежду, ремень, шнурки и, спровадит на улицу.

- Он в одиночке, успокойся. – Оборвал Михаил, видимо узрев сгустки ужаса на моем лице. – С ним недолго общались. Пусть вся значимая информация у него, мне куда важнее было, что скажешь ты. Ты не сказала, и я услышал. – Он как-то горько усмехнулся уголком рта и опустил свои маслянистые бездны глаз в сторону. – Поезжай, забирай его. Машина внизу.

- Спасибо. – Едва слышно проговорила я, изо всех сил стараясь сдержать нагнетающую изнутри дрожь, лишь веки тяжело опустились на воспаленные глаза, непроизвольно пустив влагу по щекам.

 Секундная слабость – непредсказуемые последствия. Женская – еще и внезапная. Она всегда появляется, когда почувствует силу рядом. «Сила» больше не сказала ни слова, лишь изучающе продолжала утягивать меня взглядом. Прежде чем уйти, я медленно встала, через боль, распрямив затекшие ноги, и чинно обогнув большую часть стола, подошла к нему сбоку и опустила кисть на его плечо.

- Мне придется пойти против тебя, ты же понимаешь. - Тихо выдали мои губы в сторону его неподвижного силуэта. – Игра не окончена.

- Что ж, - он чуть повернул голову в мою сторону, - значит, скоро увидимся.

 Резкий срыв пальцев с его пиджака, взмах слипшимися  волосами и фирменная  походка к выходу, несмотря на нарастающее головокружение и ватную усталость. Главное, не рухнуть в дверном проеме и не оборачиваться. Ни в коем случае не оборачиваться.
Что я делаю? Схожу с ума, вы разве не видите?



                ***
 
 Вечной любви не бывает. Все эти душевные скитания о настоящем, истинном и обязательно на всю жизнь, - те же промыслы врожденного эгоизма. Каждый из нас капризная сволочь, желающая всего, непременно сразу и чтоб ничего ему за это не было, ставящая во главу исключительно свои личные амбиции и совершенно не умеющая беречь то, что присутствует на данный период жизни. Случаются, конечно, моменты просветления, когда начинаешь оглядываться по сторонам и заново осмысливать, то, что происходит вокруг, всматриваться в значимость и ценность каждой привычной мелочи, но происходит это, как правило, под воздействием жестких внешних внезапностей и длится, увы, совсем не долго. В  такие моменты чаще всего охватывает такая пустота, что кровь леденеет. Осознание собственной ненужности и никчемности, - что может быть страшнее  ожиревшему эго, извратившему душу на свои жалкие прихоти? Тут – то резко и становится необходима любовь, желательно бескорыстная, безвозмездная и непременно вечная, как единственная вакцина, способная насытить этот удручающий голод. Все мы хотим, чтоб нас любили. Просто так, ни за что, сиюминутно и навсегда. Только лишь за одно наше присутствие здесь. Только лишь за ту самую неповторимость, так лихо дарованную генетическим кодом при слияние яйцеклетки и самого шустрого сперматозоида. Только лишь…
 А ее нет. Нет этой любви. Потому что все мы хотим одного и того же, причем вместе и одновременно, мы хотим, чтобы нас любили. Нас. И не иначе. А так не бывает. Это, разве что, матери умеют любить безусловно, да и то не всегда. Это им все равно кто мы и кем станем, - они любят и будут любить, будут заботиться, защищать, дарить тепло, даже тогда, когда нам самым уже пора окружать их всем этим. И во всех непонятных нам и абсолютно нелогичных поступках они желают нам только счастья, но даже об этом мы склонны вспоминать, когда по закону жизни стоим на пороге ее лишения. И пусть для кого-то сейчас это звучит, как укор, но это данность, какая бы резкая она ни была, а разводить демагогию на тему человеческой не совершенности оставим тем, у кого по жизни язык – основной рабочий орган, - пусть совершенствуются.

- Тебе бы родить пора, Лерочка, – выдал Игорь после того, как вдоволь насмотревшись на мой изможденный растрепанный вид на фоне железобетонной стены обнесенной колючей проволокой, наконец, крепко обнял. – Столько в тебе силы и нежности.

- А я уж думала, ты так никогда и не предложишь. – Улыбнулась я, все сильнее зарываясь носом под ворот его грязной рубашки. Его дыхание было прерывистым, голос сиплым, а на коже попадались остатки запекшейся крови.

- Ты понимаешь, в каком мы дерьме?

- В полном.

- Вот именно! – И он хрипло засмеялся в попытке подавить нарастающие в груди приступы кашля. 

- Боюсь, у нас нет выбора. - Я чуть отстранилась, что бы снова увидеть его глаза. Они стали еще более глубокими.  -  «Якудзы» уже в пути, Игорь, но ты будешь моим талисманом. Потому что иначе – уже невозможно. Иначе – уже никак.

 Потому что вечной любви не бывает. Бывает лишь  удачное сочетание привычек. Бывает приятно в постели. Бывает чувство уюта от того, что вы рядом. Бывает надежность. А бывает, что жизнь отвратительна, но ты вовсе не хочешь умирать и лишь потому, что есть еще на свете тот, кого не долюбила.  Вот, собственно, и все, чего вполне достаточно для счастья. И пусть большая часть жизни уходит на одно лишь его ожидание, - смерть стоит того, чтобы жить, любовь стоит того, чтобы ждать.

                ***

 В тот день Рамир проснулся непривычно поздно. На протяжение последних пяти лет он обычно вскакивал в семь утра и бегал трусцой около получаса, но в тот день все началось по-другому. Был полдень, за окном скупой свет буднего дня напоминал сквозь плотные шторы о том, что все относительно, и даже такая на первый взгляд малость, как погода, в состоянии задать настроение на весь оставшийся день. Обычной живости в теле не было, словно оно вдруг стало чужим. Никаких неприятных ощущений, если не считать некоторой слабости и совершенно непреодолимого желания спать дальше. Совершив над собой форменное насилие, он встал и на ватных ногах проследовал в ванную, где, принимая холодный душ, ему пришлось ухватился рукой за душевую стойку, чтоб только не потерять равновесие. Все это одновременно и удручило и настораживало, а холодное предчувствие колючим комком сворачивалось где-то в области солнечного сплетения и спазмами отзывалось в желудке. Он не любил это ощущение, еще больше не любил то, что следовало обычно за ним. И пристально всматриваясь в своем мокрое отражение будуарного зеркала он пытался найти ответ. Вместо этого позабытый на угловой тумбочке пережиток прошлого века - городской телефон пронзительным звонком разразился из коридора. Вдруг, неожиданно! Рамир вздрогнул и поглядел с недоверием в сторону исходящего звука, однако с места не двинулся. Он терпеливо выждал всю комбинацию кодового прозвона, накинул халат, словно пастушью бурку, на плечи и стремительно вышел из ванны. Сомнений больше не оставалось, так же, как и вялого состояния, а вместе с ними и времени на сборы, чтобы покинуть пусть уже и обжитую, но все же временную обитель.

                *
 
Я ковыряла вилкой в нетронутом салате, вымученно слушая беспрерывный поток слов, исходящий отовсюду. Мы условились встретиться в достаточно многолюдном месте, отдавая себе полный отчет в том, что она может оказаться для обоих последней. Я ждала уже третий час, стараясь не терять из виду главный вход и не сойти с ума от удушливого табачного дыма и перебивающих, перекрикивающих друг друга голосов людей, разбавленных постукиванием приборов о тарелки и звоном стаканов. Сколько суеты, сколько бесполезных телодвижений. Порой мне кажется, что весь мир, это один сплошной кровосос, созданный чтобы выкачивать как можно больше энергии, выжимать до нулей и выбрасывать на обочину, как отработанный материал.  И на моих глазах подобные генераторы, рожденные и выращенные явно в искусственных условиях, судя по повадкам и взглядам, все плотнее набивались в питейное заведение, чтобы набить свои утробы, залить глаза, а параллельно и уши друг друга совершенно не интересными никому, даже им самим, cловами. Я сделала глоток воды, чтоб подавить кислый привкус на языке. Душу воротит, когда видишь, что определяет вкусы людей. Недовольство и потребление, потребление от недовольства, и неминуемое недовольство от недостаточного потребления. Люди поглощают в таких количествах допинги и  изощряются в постоянном их разнообразии лишь потому, что их жизнь однообразна и томительно уныла.  Отсутствие чувств и абсолютная пресность, - вот что действительно способно свести с ума. Человек уже давно и полностью подавлен техникой, он порабощен, отчужден, оглуплен,- все из-за нескончаемого роста потребностей, и, порождая все новые и новые их вариации, не понимает, что тем самым лишь усиливает чувство обездоленности в себе.

 Вот и я сижу сейчас и не знаю, зачем я здесь. Вроде бы и здесь, а вроде как и нет меня вовсе. Я везде, и нигде. И причем одновременно.
 Да, я всегда искала свободы в том смысле, который я сама в него вкладывала, который есть в финале свободы, и мне довелось испробовать ее на вкус! Этот вкус мне понравился! Я ищу его вновь и вновь, хотя очень смутно уже понимаю, чем и как теперь руководствоваться, а на что уповать. К хорошему-то, как известно, быстро привыкаешь. Начинаешь думать, что оно теперь априори с тобой и всегда будет рядом. А потом раз и обстоятельства резко меняются, - вот тогда-то и появляется тот самый признак удушья и солоноватый привкус безвыходности. В такой момент самое главное не сорваться ненароком и не начать себя жалеть. Нет, конечно, такого человека, который ни отдавался бы этому процессу полностью и с упоением, но, как и в любом рисковом деле, здесь нужно явно знать свою личную точку невозврата, когда еще возможно перехватить этот нарастающий в горле ком. Я в таких случаях обычно улыбаюсь, потому что, знаете, ведь очень приятно себя жалеть: что вот какой я несчастный человек на земле и как все у меня не складывается. Хотя это может просто  такая выпала интересная участь - жить быстрее, жить насыщеннее, жить направленно. Ведь только упав на колени в вонючую яму, начинаешь иначе всматриваться в звезды. Тогда и силы откуда-то вдруг находятся, и именно в такие моменты начинаешь жить действительно по-другому. Начинаешь рисковать, начинаешь пробовать, искать до тех пор, пока ни находишь тот самый источник, из которого можно черпать каждый день и каждую минуту без остановки. И для этого не нужны никакие допинги. Жизнь – самый мощный наркотик, все остальное – дешевые подделки, поэтому оставьте их для нищих на фантазию.  А смысл ее именно в том, чтобы жить в мире с самим собой,  не терзаться сомнениями, и заниматься делом, которое является твоим продолжением. Да и нужно-то для этого всего – ничего: все то же желание и немного возможностей в денежном их проявлении, - без них – это не жизнь, а издевательство разве что. Вот поэтому, я и сижу сейчас на продавленном стуле многолюдной забегаловки в полной неопределенности и абсолютной неизвестности, - жду и верю, потому что не имею права отступать.
 
 Он неспешно опустился рядом на свободный пластиковый стул, сняв предварительно с него мою куртку и положив ее себе на колени. Как всегда размерен в каждом своем движении, как всегда спокоен, как всегда молчалив, лишь немного осунувшийся на этот раз и заметно напряженный. Коротким жестом он подозвал к себе официанта и заказал зеленый чай, классический без добавок. Многое мне хотелось сказать ему сразу и быстро, но достаточно было и взгляда, чтобы даже не открывать рта. Пока пузатый приплюснутый чайничек ни появился между нами на столе, мы не проронили ни слова.

- Ты считаешь, нам комфортно будет разговаривать в таких условиях? – первой обмолвилась я, наконец, увидев в его глазах одобрение.

- Человек всегда стремится к комфорту. А комфорт имеет свойство снижать мозговую активность, Лерочка.

 Вот это был он. Весь он. Не под дых,- так оплеуха. Воспитательный процесс  - дело провокационное и редко, когда заканчиваемое. Все это время именно его-то  мне и не хватало. Я тут же прикусила язык, мысленно проклиная себя за собственный прилив идиотизма. Как  же полезно иногда быть просто усидчивой посредственностью, - как же сложно я всегда с этим справлялась.

- У нас, к сожалению, не будет иной возможности к обсуждению. У нас и эта может оборваться в любую секунду. Поэтому выражайся четко, лаконично и на доступном языке. – Рапортовал он, видя, как я непроизвольно расплываюсь в улыбке. – Я тоже рад тебя видеть, Лера.

 И ответная улыбка сработала двоеточием к моему монологу. Я выдала все, выражаясь на негласно принятом и выработанном нами лексиконе, что ускоряло и четче формулировало понимание между нами. Я выражалась лаконично, кратко и тезисно. Рамир не перебивал, в свойственной для него манере, лишь время от времени задавал наводящие вопросы. А время между тем все уходило, вытекало сквозь пластиковые трубочки коктейлей и тонкие папки расчетных счетов, и с каждым освободившимся столиком, я понимала, насколько оно играет сейчас не на нашей стороне.

- Получается, что мной двигало мое ожидание. – Чем еще можно подытожить любую изложенную информацию, как ни выявлением собственных мотивов. - Все эти годы я ждала. Выходит, я  - просто дура с типично бабскими бытовыми наклонностями?


Он не ответил сразу. Он еще продолжительно смотрел на меня слегка туманным взглядом и, лишь потом сказал: - Ты хорошая, Лера.


 Я отрешенно кивнула, безвольным жестом скинув с края столешницы тонкое запястье. Что тут еще добавить? Разве что преданность и поддержку, - как бы там ни было, твои люди всегда остаются с тобой. Как бы ты ни ныла, какие бы истерики ни закатывала, и чего бы ни творила по собственной дурости, где бы ни пропадала, они есть,  и они рады быть рядом, осознавая всю краткость случившейся встречи и неминуемость расставания.

- Ты наломала кучу дров,  – продолжил мой наставник, разливая по пиалам остывший чай, - но в этом нет твоей вины. В случае любви перемены изменяют наше представление о нас самих. Глубина взаимоотношений, жизненность и сила каждого из двоих, - вот истинное доказательство присуще этому чувству, но вместе с тем любовь усиливает нашу слабость. Любовь делает нас уязвимыми.

- Это не может служить оправданием, Рам, – я виновато подняла на него глаза, заведомо зная, что не увижу там ничего, кроме понимания. – Столько проделанной работы, столько сил наших, столько нервов в этом проекте. Сколько времени мы шли к его реализации, сколько междоусобных войн выдержали, скольких потеряли на переправах, и можно сказать в шаге до его успешной реализации я одним движение все перечеркнула. Одним. Всего одним движением, основанном исключительно на личном интересе, я в итоге подставила и тебя, и себя, и его. Да так, что ни один из нас теперь не может существовать, не оглядываясь, не то, чтобы жить и продолжать какую бы то ни было ранее начатую деятельность. А скажи, кто мне давал такое право? Кто?! А никто! В том – то и дело!

- Все совершают ошибки,- произнес Рамир еще более тихим голосом, - но я не могу навязывать тебе прощение. Тебе решать, сможешь ли ты принять в себе свою слабость.

 Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить нервозность. Когда эмоции выходят, нужно дать им дойти до конца. Лишь в таком случае разговор сможет найти разумную истину.

- Мне нечего здесь решать, Рам. Философия бессильна там, где необходимы действия.   

- Действия бессмыслены, если не имеют духовного составляющего. Это всего лишь пустая суета. Только  связанные между собой частности являются залогом идеального произведения. – Он выжидающе подливал спирта в огонь. - Что ты собираешься делать?

- Может, мне в спорт удариться? – Я резко пожала плечами. Старалась, как можно  небрежнее, но  в итоге это больше  походило на тик. - В детстве я танцами занималась, там и до гимнастики недалеко. В нашей стране, смотрю, спорт - панацея, - столько спортсменов в Госдуме, особенно женского пола.

- О! Там вообще, если приглядеться, одни чекисты и гимнастки, - подхватил Рамир, заметно просияв во взгляде. 


- А чекист и гимнастка – это вообще идеальный тандем. Что-то из разряда рабочий и колхозница: он защищает родину, она машет флагом в шпагате на манер ленты за его спиной и непременно умеет готовить.


- Ты не умеешь готовить.

- Зато махать могу не только флагом, – тут же нашлась  я. – Пойдет, как преимущество при утверждении на роль?  У меня, кстати, и напарник имеется.   

- Как мне нравится, что даже в таком ключе ты не теряешь иронии.– Трезвость суждения вернулась к  Рамиру, когда приступ колкого юмора логически съехал на нет. - Ты не сможешь успокоиться, да Лер?

- Я и не собираюсь успокаиваться, Рам. Ты считаешь нормальным позволить им высосать концепцию, а нас выбросить на помойку, как отработанный материал?  Не для этого мы проводили бессонные ночи в подвальных помещениях,  прорабатывая детали буквально  на коленке, чтоб так просто уступать.  И мне совершенно все равно кто там стоит за всем этим –   олигарх, президент или сам господь бог . Если он считает, что может вести  себя, как мудак, - это не простительно. Я пустила нашу стратегию под откос , - мне ее и выруливать. И пусть я вызываю сейчас раздражение даже у тебя, пусть я слаба, пусть растеряна, но я еще жива. И грош мне цена, если я не попытаюсь хоть что-нибудь сделать.

 На секунду мне показалась, я увидела страх в его глазах. Скользкий и глянцевый, как змеиная чешуя, но лишь на секунду, - затем он быстро растаял в привычной глубине хладнокровия. Он ровно спросил: - Ты же понимаешь, чем это может закончиться? 
 
Я кратко кивнула: - Есть только одна жизнь, которую стоит прожить, Рам. Это жизнь по своим правилам.

- Мне больше нечем тебе апеллировать, - на выдохе произнес он. - Ты все понимаешь сама. Мне самому туда дорога закрыта, против структуры я не пойду, но ты можешь все изменить. Ты профи, Лера. Давно профи. Посмотрим, что можно сделать. Собирай команду.



                ***
 
 Самое опасное для человека время, когда он успокаивается. Как бы ни прельщала оазисная жизнь со всем ее спокойствием и изысками, всегда нужно оставлять себе шанс стать еще немного другим и способность оглядываться по сторонам. Отказаться от всего достигнутого, ради овощного образа жизни где-нибудь на островах, расслабиться и жить спокойно, - объяснимо нынче и очень типично, особенно для нашего поколения. Все сдают квартиры, чтоб уехать в страны третьего мира, целыми днями курить траву и чувствовать там себя королями. Комфортно, что сказать.  Только скучно и мелко как-то. Когда ты находишься в куражном состояние, ты как бы пытаешься проверить мир на прочность, - далеко ли до края пропасти. Но невозможно с первого захода взять все самое лучшее и понять все самое главное. Важно не бояться и пробовать снова…

 Первые месяцы я существовала будто в каком-то призрачном измерение. Полная безъязыкость, монолитное молчание, отчаяние без просвета. Но можно пять лет посещать психотерапевта, а можно взять волю в кулак и посмотреть в глаза страху.

 Да, по мне проехались асфальтоукладчиком - это факт. Но, черт возьми, это всего лишь люди, а человек слаб и немощен, время от времени, и все его беды от этой слабости.  Мне отчего-то верилось, что я могу вернуть свое вдавленное в грязь имя. Только очевидно, что путь этот будет не быстрым и не совсем ровным, но земля, как известно, круглая…
Осталось определиться с чего начинать. Да просто начинать, даже если и не понимаешь с чего. Просто сделай, а понимание придет потом, - прописные истины не меняются. И нечего изводить себя в поиске объяснения, почему кто-то оказался быстрее, а ты в сто раз умнее, креативнее и сильнее, по-прежнему далека от желаемого места. И что с того?! Ты просто продолжай работать. И пусть это тяжело, а иногда невыносимо, ты все равно делай! Женщины, говорят, гораздо выносливее и упорнее мужчин! Возьми измором!

« Ты – профи, Лера », - слова Рамира эхом гуляли в голове. Вот он ключ к золотовалютным дверям истинной поддержки. Никаких соплей и усюсюкиваний, - простая констатация факта, как очевидного, после которой хочется глубоко вздохнуть и расправить плечи. Поэтому борись до конца. И я нашла в себе силы бороться. Но на этот раз нужен был рывок покачественнее, позволяющий решать, а не только говорить. Нужно прорываться. Надо идти и брать на себя личную ответственность. И конечно же нужна команда. И команда слаженная мощно и плотно, взаимодополняющая и заменяющая,  схватывающая на лету, потому как времени набирать узконаправленных специалистов, пусть и редкостных профессионалов в своих стезях, и сплочать их в единый организм совершенно не было. Некогда сидеть за партами, да и парт у меня не было вовсе. Мне нужна была горстка людей, готовых прорываться вместе, и из любого поражения претворять преимущество, непрерывна увеличивая свой собственный ресурс. Как точно это сделать, - я не знала, только где-то глубоко в сознание непроизвольно  маячили едва различимые контуры…

 Черт возьми, а почему бы и нет?!

Первому я позвонила Ваньке:
- Добрый день, господин Игнатов! Как ваше настроение? Впрочем, неважно. Дело в том, что Мы создаем союз, и твоя кандидатура рассматривается в тройке лидеров. Это тебе интересно?  – Все как положено, - кратко, осмысленно и без смазки ненужной вежливости. Просто классика деловой этики. Просто экстаз партнерского жанра.

- Чем конкретно нужно заниматься? – Ответили мне сквозь годы все те же знакомые нотки.

- У меня есть пульт с двумя кнопками. Я буду тебе звонить, ты будешь только нажимать. Красная - синяя, красная - синяя, красная – синяя, синяя - красная. Все, что заработаем, поделим пополам.

- Sell/buy, что ли, Михална? Это мне знакомо. А кто приглашает?

- Я приглашаю.

- Ты?

- Я лично. Соглашайся, Вань.

- И как всегда, без лишних вопросов? Да?

- Схватываешь на лету!

               
                *

- Для успеха любого предприятия, как показывает практика, необходимы три человека, Вано: мечтатель, бизнесмен и сукин сын.

- Как интересно. И с кем ты позиционируешь меня? 

 Мы сидели в известном и обтертом чуть ли ни за каждым столиком со времен плотных традиций и от того по-прежнему горячо любимом заведение. Здесь можно было и поесть и попить и потанцевать, если к тому располагало настроение. Но настроения не располагало. Оно было напрочь вытеснено какой-то смесью меланхолии и пульсирующей радости, так свойственной для неких особо значимых воспоминаний.

- Нууу, - протянула я, -  глядя на твою отросшую «солидность» за это время и неизменно улыбающееся лицо, на «сына» ты явно не потянешь, а тот факт, что до сих пор отсиживаешься в этой тщедушной конторке, пусть и, пуская руководство в разнос, говорит, что и с бизнесменством тоже не шибко сладилось.

Он с минуту измерил меня продолжительным взглядом, а затем открыто расплылся в довольной улыбке: - А ты все такая же вопиющая сука, Михална.
 
- И заметь, натуральная! – И я уже с трудом балансировала в ответной улыбке, чтоб не сорваться на смех. 

- Вот и я говорю, - ничуть не изменилась.

- Время все меняет, Вано, и людей – неизбежно. Просто кто-то продолжает меняться синхронно, - в этом и есть, наверное, секрет постоянства.

- Ну, да. Только чьих-то перемен и на двоих хватает с лихвой, а чьих-то…
Он саркастически ухмыльнулся чему-то внутри себя, и продолжил добивать остатки давно потухшей сигареты в пепельнице.
 
 Он изменился. Он стал заметно спокойнее, уравновешеннее и обзавелся легкой брутальностью. Эдакий «классный парень»  со временем ставший солидным мужчиной. Приобрелась некая глубина во взгляде, - когда мужчина становится сильнее, это всегда находит отражение в его глазах.  Женщины замечают подобные изменения в первую очередь, - они-то и служат им маяком к пресловутой мужской надежности. На хлюпиков-то никто особо не смотрит, - только на развитых, потому что каждая хочет быть рядом с мужчиной, который время от времени позволяет себе быть мальчишкой, а не с ребенком, строящим из себя мужчину. А эти же – с подобным взглядом, они как копилки,- чем плотнее у них становится внутри, тем меньше они гремят, - больше думают, больше предъявляют претензий к себе и живут уже с ощущением "я мудак", которое с каждым днем становится все устойчивее.

- Как там Машка-то? – Свернула я тему разговора, чтоб хоть как-то удержать ее наплаву.

- Машка как-то… - отмахнулся он. - Что ей станется?

- Вы же…?

- Да, вместе. Куда она денется… - снова усмехнулся он, перехватывая мои сомнения. – Выдала тут, мол, мелкий – мой самый сильный прорыв в личностном развитие.

- Оооо! Да, у тебя растет IQ?! – Тут же съерничала я.

- Ага. Ему скоро 2 года. Прикольный, все таки, пацан получился. – И новая сигарета тут же последовала за основательно измочаленным  окурком, а я непроизвольно отметила, с какой теплотой он это произнес, в то время как снова ненадолго ушел в свои мысли.

 В каждом, должно быть, рано или поздно возникает такая природная необходимость видеть в другом маленьком человеке свое продолжение. Как правило, случается это, после явного осознания хрупкости всей жизненной конструкции собственного существования, - ведь мы не сами выбирали, как рождаться, так же как и не нам выбирать свою смерть, но пока живы каждому в полной мере и с персональной ответственностью дается право сделать это за другого, и, причем не единожды. Ответственность, правда, не всегда является обязательным составляющим, все больше и чаще это - личный осознанный выбор, только суть при этом незыблема – в твоих руках остается то, каким будет твое продолжение, и целиком и полностью оно зависит от тебя. Только старайся при этом не ждать, что оно будет полной твоей аналогией или таким, как ты хочешь. Очень важно не упустить момент и пресечь на корню в себе это исконно эгоистическое желание - сотворить из него свое подобие, и найти время и силы, чтобы помочь ему обрести себя в этом мире, помочь ему стать собой.

 Бессознательно я поймала себя на мысли, что думаю об Артемке. Незадолго до того рокового дня, Игорь отвез его к матери в свой родной город, - с того момента мы больше не виделись. Я очень скучала по нему. Я вспоминала о нем постоянно. Все это время моим истинным желанием было, чтоб мой ребенок рос не так, как я, чтоб у него было все то, что априори должно быть у маленького человека на пороге большой жизни, чтоб на любые потребности всегда находились возможности, и главное, чтоб он не знал, что такое безденежье. Вообще. Никогда. Чтобы он не умел одного в своей жизни - не умел жить без денег, и никогда бы этому не учился. И пусть Артемка не являлся моим биологическим сыном, он давно уже и сразу занял в душе моей место, предназначенное, видимо, именно ему, так же как и желание это никуда не исчезло, а лишь продолжало расти и назревать внутри в ожидание возможности проявиться наружу.  Потому что нет сложных обстоятельств, есть слабые желания. Истинное желание всегда находит подходящие возможности. И это не требует доказательств.

- Что-то тренд разговора у нас несколько спал, - Ванька резко вернул нас обоих из продолжительных размышлений. – Мы ж не бытовуху обсасывать собрались, в самом деле.

- А и в правду, - несколько встрепенулась я, поправилась в кресле и жестом позвала официанта.

- И кто он, - этот третий? Если я – предполагаемый второй. – Продолжил Игнатов наш деловой диалог после того, как я заказала двойной экспрессо.

- Да, есть одна личность.
 
- Я могу его знать?


- Косвенно, лично вы не успели познакомиться.

- Что значит, не успели? Были предпосылки?

- Были. – Я улыбнулась. - Можно сказать, вы разминулись. Причем совсем немного.

- То есть? Он из….

- Совершенно верно, Вань. – Я перехватила набегающие вопросы. Интерес его явно нарастал, - интрига работает повсеместно, как ни крути. - Познакомитесь, - это все детали. У меня же к тебе встречный вопрос: что значит предполагаемый? Я с тобой сейчас абсолютно прямо и предметно разговариваю. Мне нужна твоя кандидатура в команде. Давить и заставлять я, конечно, не собираюсь и права на то не имею, но  размазывать сопли по тарелке не вижу смысла. Не те мы уже, чтоб сомневаться. Либо бьем по рукам, либо еще по кофе и закрываем тему.

 Он замялся. Было видно, как внутри него сейчас происходила борьба привычно-обжитого присыпанного уже нафталиновым слоем обыденности с еще жгучим и бессонными ночами беспокоящим душу желанием делать в этой жизни что-то действительно стоящее и как минимум завоевать весь мир. И с каждым разом такие баталии все сильнее отражаются на общем эмоциональном и физическом состояние, потому как среди «наших» бывших не бывает, и если человек однажды искренне проникся идеей партнерства, то сколь б неопределенного в его голове и жизни ни происходило в те или иные моменты, одно он осознает ясно, - он никогда уже не сможем жить обычной жизнью. Никогда. Сумеет ли найти выход этот зародившийся запал во что-то глобальное, - это уже другой вопрос. Однако факт остается фактом, а эта штука, как известно, недвижима.

- Мне очень льстит твое доверие и оценка моих способностей, но… - он замешкался, будто в поиске нужной формулировки, и опустил глаза, - … мне кажется, сейчас не совсем подходящий для этого момент. Я оброс обстоятельствами, их причинами и следствиями, и как бы оправдательно это ни звучало, дела обстоят именно так.

- Ты все ждешь идеального момента? А ведь он никогда не настанет, – начала я тихо. С некоторых пор я вообще старалась говорить все тише и тише, так обычно лучше воспринимается то, что искренне желаешь донести до сознания. – В жизни вообще их не бывает, - этих подходящих моментов. Ты всегда для чего-то будешь либо слишком молод, либо слишком стар, либо слишком занят, либо слишком устал. Всегда будешь недостаточно умен, недостаточно красив, здоров или талантлив для чего-то. Всегда будет либо слишком холодно, либо слишком жарко, либо же вот-вот должна будет прийти тучка, которая непременно все испортит. Обязательно кто-то наступит на ногу с утра, ты встрянешь в самую длинную пробку по дороге, или еще того хуже съешь на досуге что-то несвежее. Ты что-то забудешь, непременно самое важное, не выспишься из-за очередной ерунды, и обязательно запачкается воротник в самый ответственный момент. И еще много и много факторов, которые неминуемо наводят на мысль, что там наверху, если кто и есть, то у Него явно извращенное чувство юмора и все Его занятия заключаются лишь в том, чтоб вводить тебя в подобные ситуации, то и дело, проверяя на прочность. Только в этом, наверное, и есть сама жизнь, а умение создавать из всего скопления несуразиц истинный шедевр - есть смысл и мастерство жизни. И тебе, сколько я помню, всегда это блестяще удавалось.

 Он молчал. Долго и напряженно. Безотрывно вглядываясь в текстуру деревянного стола, он будто пытался разглядеть в ней ответы. Их, очевидно, не было. Были разве что сомнения и концентрированный запах табака, резко ударяющий в нос, -
сигарета, намертво зажатая в его пальцах, тлела, осыпаясь пеплом прямо на скатерть. Я ждала. Ждала хоть какой-то его реакции, то и дело, отвлекаясь на официантов, пиликающие смс и круглые настенные часы. Терпение явно давало сбои, и чтобы хоть как-то занять себя и свои руки я нехотя стаскиваю кусок сыра с тарелки, жую, совершенно не чувствуя вкуса, и пытаюсь смотреть в окно на сереющий техногенный пейзаж мегаполиса. Без интереса. Без смысла, без попытки его найти. А так просто.

- Почему, все таки, я? – Вырвалось, наконец, сбоку. - Откуда такая уверенность в моих силах?

Я повернулась на Ваньку, вглядываясь ему в глаза: - Здесь для ответа очень сгодится женское «потому что». Потому что! Я не знаю. Просто так чувствую. - И для убедительности я пожала плечами.

 И тут на меня обрушился, наконец, шквал реплик и монологов. Он говорил много и быстро, обильно жестикулировал, сверкал глазами  и искренне верил, что для меня имеют значения все его закаменелые как шлаки в прямом кишечнике причины. Он произносит слово «понимаешь» раз двадцать за последние пять минут, а я не понимаю. И даже не пытаюсь, если честно. Потому что не хочу и не буду понимать, как это возможно ежедневно заниматься самобичеванием и собственноручно ставить на себе крест серой посредственности. Жизнь под грифом и так сойдет, - житейски, не спорю, но как-то пошло и дешево, когда изнутри выпирает совершенно иное.  В новой жизни всегда жить труднее, никто и не спорит, зато и возможностей не в сравнение больше. К тому же, пройдет время, и ты забудешь о трудностях, возникших на пути, или даже найдешь мудрость посмеяться над ними, а яркие  воспоминания останутся на всю жизнь. Поэтому я задеваю людей за живое далеко не из-за отсутствия чуткости, - откуда такая способность нащупывать в человеке его тонкие тайные ниточки, затрагивать их, сыграть или же вырвать с корнем , я не могла объяснить порой и сама себе. Однако в основном именно подобными действиями мне доводилось выводить людей на результат - многие обиженные до сих пор на меня люди под такими манипуляциями в итоге добивались того, чего и сами от себя не ожидали.

- Поезд снижает скорость на повороте, Вано. Запрыгивай! – И я протянула в его сторону руку, положив ее раскрытой ладонью на стол. - Запрыгивай. Мы заработаем вместе. Всегда есть ради чего зарабатывать.

Он буравил взглядом то меня, то раскрытую перед ним ладонь, явно стараясь унять свой разыгравшийся эмоциональный фон, который прорывался уже даже через поры лица. Он что-то еще говорил, но меня, честно признаться, как-то мало интересовал исторический эпос на тему сложности натуры, приобретенные в раннем детстве, гораздо интереснее было наблюдать за ним самим. Мне с этим человеком еще работать…

- Как компания называется? – Услышала я низкий грудной голос, и холодная влажная ладонь накрыла мою руку.

- «Ведро».

- Мммм…. Где-то я о ней слышал.

- Да, не иначе!

 И мы одновременно зашлись в приступе смеха, разрывая звуки фоновой музыки и общую размеренность заведения. Это все нервы. Это все напряжение. Синхронность действий всегда была следствием понимания, а понимание, в свою очередь, - залог любого старта. Завербовать бы еще госпожу удачу под руку с настроем, он же господин ответственность, и команда укомплектована полностью.


- Хорошо, – снова начал Ванька, когда мы, наконец, отсмеялись и восстановили дыхание. – Но ответь мне все-таки на оставшийся открытым вопрос? – Я сконцентрировалась во внимание, ожидая присущею в такие моменты каверзность.  – Кто он – тот самый третий?

- Мой друг, - я вновь улыбнулась. - Он отлично разбирается в финансах. Когда мне нужна поддержка, я всегда прошу его рекомендации. Я никогда не делала ни одной крупной покупки без его совета, ни единой стоящей сделки, потому как в свое время без его прямого участия я не осмелилась бы на очень важный шаг в своей жизни, повлекший, собственно говоря, все последующие ситуации и все те же «покупки». 

- И… - Игнатов был непреклонен. Он выпытывающе глазел на меня.

- Это - мой пригласитель. Господин Карпаков. Роман.

- Так вот оно что…

- Знаешь, - я попыталась внести ясность, не дожидаясь его каких бы то ни было опрометчивых выводов, - по мне так есть единственный способ поблагодарить за предоставленную однажды возможность – это показать ее результат на деле, порождающий, в свою очередь новую возможность, пригодную уже для совместных последующих действий. В этом и есть суть деловых взаимоотношений. Я ее так понимаю. И …

- Я услышал тебя. Не продолжай, - он жестом прервал мою речь и недвусмысленно улыбнулся, - в этом вопросе он понимал меня, как никто другой, можно было не сомневаться. – Только, выходит, если он – бизнесмен, а я, как только что выяснилось, – мыслитель, то, стало быть, из всей нашей троицы ты получаешься «сукин сын»?

Вот что еще от него можно было ожидать: - Твоя дедукция беспредельна, черт возьми!

- Ну, если с таким раскладом, - то у меня более нет сомнений.


                ***
 
 Ромка был во многом прав,  семейный бизнес имеет двоякое значение. С одной стороны, он несет в себе проблемы, основанные, прежде всего на личностном взаимоотношение, где напрочь стираются рамки иерархии, с другой, - есть прямая возможность все каверзные ситуации обсуждать открыто и честно, так как в процессе работы теряется понятие, кто в доме главнее. Это приносит несоизмеримую пользу, так как можно раскрывать все вопросы без купюр, однако  при конфликтном разногласии с неизбежным переходом на личности бизнес теряется очень быстро. И все же семейное предпринимательство всегда будет занимать свою особую нишу в любом сегменте деятельности, и прежде всего потому, что основным двигателем такого вида бизнеса является желание получать доход несколькими поколениями вперед. Другими словами, семья  может быть качественной командой, и совсем другое дело, когда команда становится семьей…

«Мальчики» вот уже третий час, как заперлись в переговорной и обсуждали серьезный вопрос. Дискуссия проходила живо, ярко, эмоционально. Я не вмешивалась, - пристроилась на диванчике у входа, одним глазом поглядывая вчерашний «Коммерсантъ». Тем временем беседа становилась все более обстоятельной: они сыпали аргументами, разбрасывались фактами и старательно перекрикивали друг друга. Я наблюдала за ними поверх развернутой газеты, не отрываясь, и чувствовала буквально физически, как напряжение в радиусе пяти метров безбожно зашкаливает. Вопрос на повестке дня был действительно щепетильным и одновременно болезненным для каждого, что никак не располагало к мирному обсуждению позиций сторон, однако и не могло служить, на мой взгляд, столь глубокому эмоциональному дисбалансу внутри нашей немногочисленной компании. По крайней мере, ранее подобного мне наблюдать не доводилось. Спустя еще около получаса прерий на фоне раскрасневшихся лиц и ослабленных узлов галстуков, они, наконец, до хрипоты наспорились и явно утомились, что и послужило, как очевидно, совершенно формальной причиной обратить внимание на мое присутствие.

- Лер, может, ты нам что-нибудь скажешь? – услышала я обращение в свой адрес, по-прежнему занимаясь прессой.

 Что тут говорить, - именно этого момента я и ждала. Я медленно приподняла голову от газеты, легким жестом руки поправляя волосы, и выждав некую паузу тихо и  совершенно спокойно ответила: - Вы, господа, охуели.

Глаза моих партнеров тут же несколько округлились, и слуховой аппарат явно перенастроился на другую волну.

- А вот это уже интересно, – выдал Игнатов, не скрывая своей фирменной тягучей улыбки и божественного любопытства в глазах. – Хотелось бы узнать поподробнее.

 Я учтиво улыбнулась в ответ и с пущим удовольствием продолжила:  - У меня с самого начала было несколько иное видение вопроса, однако высказать его не предоставлялось никакой возможности. Поэтому пришлось терпеливо ждать, пока ваши светлейшие умы не исчерпают весь свой идеологический запас ровно, как и слова ваши не иссякнут бурлеском чистой воды. Иначе выражаясь, - глядя на их слегка вытянувшиеся лица, я снова затянула паузу. - Господа  вы мои - акциденция современности, сейчас я в полном объеме и к полнейшему вашему удовольствию освещу вам свою точку зрения на воспалившийся вопрос и, не приведи бог, кому-то из вас перебить меня на полуслове…

Тишина повисла непоколебимая.

                ***

- Они, как всем нам известно,- бараны, - но это ваши бараны, Илья Олегович, поэтому их нужно любить!- Я никогда особо не сдерживалась в словестных оборотах, ведя деловые переговоры, тем более на щепетильные темы, к тому же со временем стала убеждаться все более, что грубость – это скорее следствие холодного ума, нежели черствости и невоспитанности. Более того, я бы даже отметила, что это уже характерный диагноз женщин большого города в нашем инновационном веке - женственных мужчин и мужественных женщин. Потому как западные технологии с размахом научили нас, как стать крупной хищницей во всех областях жизни, но совершенно не предупредили о последствиях. – Иными словами, кадры решают. Однако, правильные кадры, смею подчеркнуть. Нынешнее время требует высокой и скоростной адаптации к новым условиям, к кардинальным и резким - тем более. Кто не способен - того, проще истребить. И это не чрезмерная жестокость - это устройство жизни. Аналогию для примера можно провести с электролампочкой: легко и удобно ее использование в процессе включения и выключения для своевременной работы, куда сложнее и накладнее становится переделка ее под новый электропатрон, - различия во временных и материальных затратах очевидны. Переделкой заниматься мы не собираемся, да и вам не рекомендуем. У вас здесь не институт благородных девиц и не интернат для скрытых талантов, не так ли?

 Оппонент смотрел на меня, не моргая, и не прекращая крутил в ладонях карандаш. Было заметно, как он то и дело хмурит лоб и поджимает и без того не широкие губы. Информации было много, я не снижала ни напор, ни поток, сопровождая их лёгкими жестами, и целенаправленно не позволяла ему сфокусироваться. Он же старательно вслушивался в мои фразы, слегка прищуривал глаза и чуть склонял голову на правую сторону. Это говорило о многом и вызывало раздражение, хотя на самом деле его нужно было пожалеть. Его уполномочили  заниматься делом, которое было ему не по плечу, как это часто бывает на дружественных началах с вышестоящими инстанциями. Не умел он ни апеллировать, ни воспринимать информацию извне, отсюда и концентрация нервозности, при обсуждении специфики узконаправленной профессиональной деятельности. Рекрутинг. В нашей стране – это не то чтобы брешь, скорее ограниченность на гране инвалидности. Многие компании знают, на чем он основан, но практически им никто не занимается, чаще всего просто знают о том, что он существует. И моей основной  сейчас задачей было грамотно преподнести данную систему услуг, а иными словами, продать. Хорошо продать, полным курсом, что означало как минимум год моего присутствия в компании в ареале руководящих звеньев, одно из которых и являлось прямой и определенной целью.

- Анализ подчерка дает немало полезной информации, - продолжала тем временем я, углубляясь все в более и более профессиональные тонкости, - поэтому письменное анкетирование является обязательным условием при подборе кандидатов.


- Не думал, что у нас в штате есть даже графолог. – Выдал, наконец, мой собеседник, ухватив подвернувшийся момент применить свою хоть какую-то компетентность в вопросах гуманитария.


- У нас есть даже  проктолог, смею вас заверить, – улыбнулась я в ответ. – В вопросах профессионализма, мне нужно знать все и о каждом, и прежде всего потому, что я в лице представляемой мною компании несу ответственность за проделанную работу.

- Даже так? – Он все же воспринял мою метафору адекватно и улыбнулся в ответ, снова натягивая на лоб гармошку.


- Даже. – Я подтвердила его мысли коротким кивком. – Чтобы зайти с тылов и грамотно подобрать необходимый болт нужно для начала выяснить  резьбу. А здесь без узконаправленного специалиста не обойтись. Иными словами, в вопросе профессионализма люди для нас, как свечи, - кто-то сгорает на этапах, кто-то идет по назначению.

- Категоричные методы, однако… - задумчиво протянул он, потирая рукой за ухом.

- Зато действенные.

- И вы все же считаете, что найм новых сотрудников в период кризиса имеет суть и актуальность.

-Видите ли,- вновь затянула я, глубоко вдохнув перед очередной порцией аргументов,- кризис отличается от сытых времен не тем, что люди соглашаются работать за гроши, будучи сокращенными на других предприятиях. Это, прежде всего, само удорожание жизни, и прагматичный хороший хозяин в таких ситуациях старается не то чтобы урезать заработок, а напротив как-то его индексировать. И как бы абсурдно это на первый взгляд ни выглядело, оно имеет свой глубокий подтекст, и я полагаю, вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.

 Мнимая невозмутимость медленно поползла с его лица вслед за приподнимающимися бровями. Конечно же, он понимал, - как же иначе. И еще больше он начнет понимать, после того, как я ему это озвучу. Здесь главное, вовремя насупить брови и не снимать маску умного выражения лица, которая, как известно, далеко не признак ума…

- Барашки знают и доверяют своему пастуху. Какова будет их реакция, если в голодный сезон он выведет их на более сочное пастбище? Или хотя бы покажет его на соседнем склоне? Стоит ли говорить, что в подобном стаде паршивой овце изначально место заказано? Само стадо выдавит ее в первые же дни без внешнего вмешательства и, возможно даже без вашего ведома, а ни в этом ли достижение столь дефицитного коллективизма и единомыслия сотрудников для прямого достижения целей компании и, не будем скрывать, ваших лично? – Я демонстративно приподняла бровь на последнем слове и акцентирующе постучала пальцами по кипе неразобранных бумаг. - Мне продолжать?   

 Продолжить пришлось, но недолго. После еще пары убедительных фраз со свойственной прямотой и бескупюрностью, я подписала договор длительностью в полгода на предоставление нашей компании услуг предприятию, во главе которого стоял все тот же старый «хороший» знакомый. Снова мы оказались невероятно близко, - какая сладкая ирония судьбы.  Жаль лишь дела у нас как всегда в корне противоположные, а дороги сплошь пересекающиеся…

                ***
 
 Воистину говорится, если ты в своей жизни чего-то не доделал, она снова и снова будет создавать ситуации, возвращая тебя к тому исходному моменту до тех пор, пока ты ни найдешь верного из него решения. Верного, именно для тебя.

 В который раз жизнь сталкивала нас у одного очага, сплетая все интереснее и плотнее события на фоне личностных интересов. Прямо таки орнаментальная вязь какая-то получалась, а не последовательность следствий и причин. Люди, лица, брошенные в сердцах фразы и устоявшийся запах гари от прошлых пожарищ, казалось бы, разрозненные по своей сути стали складываться в единую логическую цепочку, вовлекая между тем все новые составляющие как связующие звенья. Дрова рубят, - щепки летят. Щепок летело немало. Сколько их еще полетит, было неуютно даже задумываться. Лишь факт оставался фактом: пока один из нас топчет эту бренную землю, другой вряд ли уже успокоится, потому, как невозможно предвидеть последствия собственной жестокости выпущенной однажды.

- Что ты станешь делать, если я вдруг окажусь на пути твоего нового задания, Лера? – Игорь был особенно нежен и трепетен в те мгновения, когда мы снова будто выкрадывали друг друга из водоворота событий. Выброшенные на окраину жизни, мы все еще пытались держаться за руки, пытались держаться на плову, друг за друга, все чаще понимая, насколько скользкое стало это сцепление. 
 
 Я тяжело выдохнула, прижимаясь к нему плотнее. Что мне было ответить? То, что он ни единожды уже занимал именно эту позицию? Что, так или иначе, фигурировал во всем, к чему я была причастна? Что всякий раз, выставляя на кон свою жизнь, я автоматически вовлекала его туда же, но, видит бог, не по собственному желанию, а лишь потому, что там, где начинаются чины - перестает иметь место искренность, а ценность человеческой жизни отсутствует напрочь. Там иные законы. Там все просто до нельзя. Ты существуешь и действуешь, пока это кому-нибудь на руку, а если вдруг становишься неудобен, тебя не будут ни умолять, ни заставлять. Тебя даже предупреждать не будут. Просто в один прекрасный день подъедет черный глухо тонированный джип, из него выйдут такие квадратные ребята, без признака интеллекта на лице и начнут вести  с тобой "диалог бизнеса и власти". А допрос с пристрастием или же прошение о помилование, как известно,  никогда диалогом не являлся. Поэтому всегда была и будет эта разведка ползком и, извиваясь по задворкам власти, как ходьба по канату над пропастью, - одно неверное движение и ты враг народа. А народ у нас еще с летописных времен сначала умоляет царем стать, а потом утопить готов. Он, конечно, будет в недоумение после какое-то время, но сперва все таки утопит. Ни поэтому ли еще олигархи и предприниматели за последнюю пятилетку как-то скопом полезли во власть. Ответ очевиден. И что самое прозаичное, он знал все это куда лучше меня.

- Ты не задавай мне подобных вопросов, Игорь. – Я старалась дышать ровнее, прижимаясь к его щеке носом. – Мысли, говорят, материальны, поэтому я даже думать об этом не хочу.

 Раньше надо было думать. Что теперь? Мы с тобой сидим сейчас на кровати как на самом краю, пригревшись в редких теплых лучах. Нам бы сбежать куда, - через экватор, так обогнем весь шар. У нас ведь на двоих только компас и десяток дорожных карт, - пусть ведут. Только я с тобой хоть куда. Но только с тобой. Знаешь, я умею с тобой даже сквозь стены проходить, чтобы потом молчать, как сейчас, потому что когда замолкаю – слышу сердце в твоей груди. Я многое уже говорила, многого мне не сказать. Поэтому, можно я сейчас буду просто молчать и слушать твое сердце? Мне очень нравится, как оно бьется.

- Я буду стараться тебя сберечь. Я буду очень стараться. Слышишь?

В ответ он лишь сжал пальцами мои волосы на затылке и крепко прижался губами в область виска. Я больше ничего не сказала. Не было между нами места словам вплоть до самого утра. На сей раз переночевать пришлось в какой-то гостинице, где единственным отголоском  цивилизации и технического прогресса являлся вентилятор на потолке.

                ***

- Лидер, как бы это грамотнее объяснить,- я искала подходящие слова, сдавливая губы, будто пробуя их на вкус, - он не всегда самый яркий, не всегда самый умный и тем более самый красивый. Он даже не всегда самый громкий, и чаще всего – совсем не начальник.  Он вызывает уважение у всех, кто его окружает – от дворника до заместителя. Он умеет слушать, учитывать замечания, видеть в своих людях сильные стороны и развивать их, оперативно принимает решения и берет на себя ответственность – в его отсутствие дело не загибается за два дня, как это часто встречается на практике монарха-руководителя. Иными словами, лидер - не тот, кто себя назначает, лидер – тот, кого признают. А все эти амбиции на фоне детских комплексов в погоне за пьедесталами и общественной признательностью, не что иное, как зародыш тщеславия. Известность, как известно дама капризная, к тому же праздная и не постоянная, - сегодня благосклонна к одному, завтра – к другому.  Иметь с ней тесные отношения опрометчиво. Флиртовать – да, заигрывать – тоже возможно, но ничего серьезного. Душу она все равно не оценит, - скорее, сожрет, как «плевок» фуагра на десертной тарелке, а времени и внимания требует неимоверно. Поэтому, по мне, так личный успех не может быть целью. Успех, как и деньги – всего лишь инструмент, важный инструмент, весомый, но именно для того, чтоб достичь гораздо большего, чем удовлетворение личностного эго.


- Это ты про себя что-ли так скромно сейчас? – Ванька всегда умел общаться по существу, за что был непомерно ценен. У него буквально в крови синтезировалось умение культурно разговаривать и писать без ошибок, а при острой необходимости крыть всех матом, только опять же, - интеллигентно. И  уровень его этической конкурентоспособности заметно возрос с того момента, как мы приступили к совместной работе, жаль только он сам это не до конца осознавал.

- Жизнь – очень конкурентная штука, Вано, и неумение конкурировать автоматически снижает шансы на изменение своего положения и, как  следствие, социального статуса.- Наша дискуссия, как и обычно впрочем, плавно перетекала в обоюдное подтрунивание, что нисколько не отражалось на глубине ее  серьезности. Я всегда считала очень важным, чтоб члены команды доверяли друг другу, а амбиции были согласованы, потому что ничто не убивает так все начинание на корню, как теневое негативное лидерство или скрытая конкуренция, и ничто так не способствует их прогрессу, как прямое откровенное общение.
- Моя вынужденная публичность так же всего лишь еще один инструмент, никак не самоцель. Оценивать себя по рейтингу, а не по делам, по меньшей мере, признак идиотизма.

- А как же быть в таком случае с конкуренцией? Противоречия в показаниях получаются, Михална. – Он сегодня был явно по-боевому настроен. - Каждый обставляет себя изысками, конкурируя по умолчанию между собой, и это совершенно нормально. Более того, ни это ли, является прямой провокацией к развитию?

- Ну да… Нам не надо действительно большего, нам лишь нужно чуть больше, чем у соседа, - известная тема. Это как самый лучший телевизор в подъезде, будет лучшим какое-то время, как и сама квартира, впрочем, а подъезд как был, так и останется зассанный.

- Это другая история. Но когда он есть – лучший, есть и самоудовлетворение какое-то что ли, а тем, у кого его нет, -  есть к чему стремиться. А это уже не мало.

- Да прекрати, пожалуйста, - я скривилась в кислой усмешке, отмахиваясь от услышанного рукой, - ты сам – то в это веришь? Единицы способны хотя бы попытаться понять, что именно преодолел на своем пути человек, прежде, чем возымел какую-то статусность. По массе же, никому не интересно, что на самом деле кто-то чувствует в те или иные моменты жизни, к чему стремится и что действительно пробует делать и делает для достижения своих поставленных целей. Черт, да, я сама, собственно, не знаю, к чему стремилась все это время. К чему шла.

- Но ведь пришла же…

- Пришла. – Я продолжительно выдохнула.

- Не туда что-ли? – Он нашел в этом что-то веселое и лаконично хохотнул.

- Сложно наперед представить, где окажешься, когда не знаешь, куда идешь. – Меня отчего-то придавило необъяснимой тяжестью и захотелось поскорее закончить этот разговор. – А я слабо представляла. Не знала, если уж откровенно.  Единственное, что знала — это то, что я не хотела быть просто составляющей огромной системы под названием «общество».

- О, да! – Теперь он хохотал уже в голос. – Не переживай,-  чего-чего, но это тебе не грозит уж точно!

- Да, я и не переживаю, Вань. Со временем как-то лучше усваиваешь, что все, что не поддается объяснению,- либо фигня, либо пройдет, чем ждать от кого-то понимания. Люди все больше наблюдают за происходящим вокруг, сопереживают иногда, сожалеют, однако воспринимать предпочитают исключительно на своем. И все потому, что лень задуматься о том, что еще не коснулось. Это вполне распространенная практика больших городов. Главное в ней не потеряться.

- У тебя все в порядке, Лерыч? – Он вдруг резко поменялся в лице и чуть подался вперед.- Ты выглядишь достаточно потерянно…

 Я на секунду задержала на нем взгляд. Даже сквозь его желчные насмешки чувствовалось желание быть полезным. Я не ошиблась. Когда начинаешь что-то новое, важно найти в себе силы не кричать об этом на каждом углу и окружить себя людьми достаточно отчаянными в своих поступках, и достаточно тактичными, чтоб не вопить в панике на первый же день. Дальше соратники найдутся, но, как правило, не сразу, и самое трудное, это дожить до этого момента.  Поначалу ты всегда в меньшинстве, а финансы и влияния – безусловно на  стороне большинства. Однако наше меньшинство сумело уработать соперником еще на первоначальном этапе. Красиво и слаженно. И даже на фоне последних событий и откровенных колебаний Ваньки на тему своей причастности к нашему «детищу» со всеми вытекающими, в нем оставался тот самый человеческий фактор, который является самым хрупким звеном в теме бизнеса, но и единственным, который может сохранить его в допустимой просадке, когда другие составляющие валятся в тар тартары.

- У меня есть проблемы. И не малые, Вань, – завела я, смотря на него чуть из-под лобья, и понимая, что не сойти от ответа. - Только не надо меня о них расспрашивать, пытаться помочь или еще чего, жалеть. Не получится. Просто предложи мне хороший креатив для  проекта, и я уйду в работу с головой. Это будет самая лучшая помощь.

Колкость в его взгляде постепенно спадала: - Ты просишь о помощи?

- Мы просим. Мы просим о помощи. – Он на минуту осекся, а я снова усилила свой зрительный напор. - Я всегда говорю «мы» о людях, с которыми работаю, потому что моего успеха не было бы вовсе без удачного стечения обстоятельств и сплоченной команды, основной элемент которой сейчас отчего-то начинает сдавать назад…

- Ты снова об этом…

- Снова и снова. Более того, скажу, что не перестаю об этом думать постоянно. И знаешь, к чему пришла? К тому, что не намерена терять, то, что для меня важно, то, что важно для всей кампании. Потому что мы загнемся, она загнется без тебя.

Настала его очередь кривить лицо: - Я тебя умоляю! Незаменимых нет! Во всех областях жизни.

- Есть незаменяемые. - Я продолжительно выдохнула. - Ты не воспринимай мои слова как нравоучения, Вань, но не тех и не в то время ты неваляжить принялся.

- Оооо! Лер, хорош!

- А вот не хорош!!! – Наши голоса повышались синхронно. – Чего хорош? В том, что  ты так нелепо пытаешься свалить, нет ничего хорошего! И мне искренне непонятны мотивы твоих решений!

- А нечего тут понимать! – Рявкнул он. – Нафига ты вообще начинаешь все эти копания? Не провоцируй меня на нытье и объяснения, - не за тем собрались, чтоб это слушать. Разъебывать нужно такие вещи, а не слушать. И в себе и в окружающих. Сама ведь такая же!

 Что тут говорить,-  аргументы шли в ход мало движимые. Побочный эффект взаимопонимая, - всегда знаешь, что подействует на оппонента железобетонным образом. Однако ситуация накалилась и запускать ее более не имело смысла, - в ход пошли подкоп и тяжёлая артиллерия.

- Ты прав, – я старалась сдерживать порывы голоса. - Разница лишь в том, что я не вижу ничего зазорного, чтобы принимать помощь. Куда важнее от кого ты ее принимаешь, а именно искренность этих людей. А мне осточертели твои эти: «Давайте не будем стирать мои трусы». Нехер было срать в трусы, чтоб потом их не отстирывать. Коль навалил, так фиалками прикрывать будешь для тех, кто с обонянием не дружит, либо дерьмо от цветов не в силах отличить. Со своими такого делать не стоит, - рискуешь оттолкнуть, а со временем всему, даже самому искреннему, рано или поздно приходит конец. Вот тогда и наступает, как ты любишь выражаться, то самое дно. Ты говоришь, ты сейчас на дне. Я тебе отвечу – ты подохренел немного, друг мой. Возле тебя есть люди, которые помогут и поддержат, но именно тебе нужно найти в себе силы, чтобы принять решение и начать двигаться вперед. Потому что пройдет еще немного времени и начнется обратная реакция. Начнется твой личностный регресс, лишь оттого, что ты тупо  засиделся. Тупо закостенел.

- Я не вижу выхода… - он безразлично передернул плечами, отрешенно смотря куда-то перед собой.

- А ты голову свою из дерьма, как ты выражаешься, приподними и осмотрись для начала. Вариантов полно.

- Я не хочу проебать еще и твою долю средств. – Продолжал он отпираться, будто и не слышал меня вовсе.

- Да мне срать на средства, если ты не понял еще. Заработаю с десяток таких, если потребуется. – И вот я уже в бешенстве колотила ребром ручки по пластиковой папке. Меня достаточно легко вывести, когда я чего-то явно недопонимаю, особенно в вопросах личностной значимости.  - Мне важнее, что с душой твоей потерянной творится. Когда она уже определится и перестанет с упорством пьяного делать одно и то же в ожидание другого результата и панического страха снова облажаться.

- Да, потому что ты понятия не имеешь, что это такое - синдром неудачника. – Он ответил мне тем же нервозным порывом и резко хлопнул ладонью по столу. -  А я не хочу снова от него избавляться, после того, как слажаю!

- А ты не слажаешь. Не слажаешь. – Мне едва удавалось сдержаться, чтоб не запустить в него той самой ручкой. – Просто сделай шаг - дорога найдется. А мы поддержим. Я поддержу!

- Зачем тебе это? – Не унимался он. Еще одна его особенная характеристика неимоверно продуктивная для дел и убийственная для моих нервных клеток – до последнего искать зацепки.

- Да потому что это нормально. В этом и есть для меня взаимоотношения, дружба, партнерство. Называй, как хочешь. Сегодня тебе нужна помощь, и я протягиваю тебе руку, хотя безумно хочется еще и по кумполу зарядить, - может, перемкнет там чего, и ты хоть подобных глупостей спрашивать больше не станешь. А завтра я буду на фоне месячных сопли на кулак наматывать. Ты подойдешь и скажешь : Михална, ты запарила ныть! Иди, смени тампон и пошли дела делать, – до хрена еще чего сделать надо. Нам мир завоевать надо, Брейн,  а потом еще и решить, что с  ним делать. И я скажу тебе откровенно, нет ничего более мощного и вдохновляющего знать, что есть в окружение тот, кто поступит  именно так.

Он немного сник и замолчал. Я тоже взяла паузу, перевести дух, после чего все же не сдержалась: - Я не давлю на тебя, Вано. Ты взвесь все как следует. Только прощу поторопиться, - пмс у меня уже ярко выраженный, а мир ждать не будет… 


                ***

 Вылететь пришлось спонтанно. Случается, не оставляют события времени на раздумья. Оно бывает и к лучшему, - скромные сборы, быстрые проводы беглого взгляда в зеркало прихожей и никаких сомнений. Лишь не совсем искренне улыбается лицо со свежезаламинированной страницы поддельного паспорта, как единственный свидетель происходящего. Перехватить человека на другом континенте – не составляет труда, если земной шарик давно стал просто территорией протяженностью 40 075 696 м. The world is not enough, как говорится. Nothing is enough, когда на душе неспокойно, а отсчет времени уходит в секунды. В таком состояние резервы расходуются по максимуму, логика, вернее ее отсутствие, опровергает  все установленные законы, а любые игры приобретают удвоенные ставки. Смерть в таком раскладе  имеет право даже выкинуть джокера.  Именно поэтому иногда случается необъяснимый холодок по спине и сдавливающие спазмы в области солнечного сплетения. Это она, родимая, подходит поближе, кладет руку на плечо и дышит в затылок. Как будто давно ее ждали, и она, минуя извечные коллапсы на дорогах, наконец, пришла. Здесь главное, не усугублять и не выдать своего ожидания, - кивнуть учтиво, что, мол, помните, знаете, был разговор, но сегодня совершенно нет на это времени, график уплотнен до нельзя на ближайшую пятилетку так точно, кофейку ей предложить или чего покрепче, газетенку, в кресло уютное расположить, и дальше по своим делам, не  оглядываясь. Она не глупая, она все поймет и подождет, - с чего бы ей торопиться, если она и так все время рядом. С утра до вечера дежурит, кутая в свой непроглядный туман, а мы бродим сквозь него, каждую секунду рискуя оступиться, напороться на что-нибудь, провалиться. Она свисает сосульками с крыш, проносится в потоке машин встречной полосы, лежит на дне лишнего стакана в жару у городского водоема. Она, пожалуй, единственный достойный пример верности и уважения, потому что всегда с нами и знает не понаслышке, насколько хрупка жизнь, чтоб не спешить с ней еще на пару секунду. Не поспешила она и на этот раз.
 Самолет вылетал через сорок минут. Мне нужно было добраться, как можно скорее, скорее выехать на шоссе в сторону области, проскочить сквозь «бутылочное горлышко» съезда , миновать все развязочные околесицы города и все это в вечернее время рабочего дня под мокрым снегопадом. Сказка. Машину я вела  молчала и мрачно, так, что самой было страшно – я жутко гнала, резко тормозила и  злилась по малейшему поводу. Еще немного и бездействующая до сих пор бита обновила бы чье-то лобовое стекло. К счастью, она по-прежнему оставалась в багажнике. Машина вынырнула из тоннеля, я все увеличивала скорость, не отрываясь от зеркал: обогнать, уступить, обогнать  снова газу. Руль под пальцами влажнеет. Говорят, психологи смогли таки объяснить причину, почему все хорошо воспитанные господа за рулем превращаются в скотов. Ответ прост: потому, что они все скоты. А за рулем ощущение неполноценности, самоутверждения и независимости увеличивается. Я снова жму на педаль газа. Дворники едва справляются. Мост. Ухожу в правый ряд, снижая скорость, выруливаю на съезд. Поворотник, гудок  заметавшейся впереди коробченке,  взгляд в правое зеркало. Вдруг сильный толчок слева. Гулкий, резкий. Машину ведет. Из-за снега  ничего не вижу. В ушах гудит. Инстинктивно кручу  руль в попытке вернуть управляемость. Темнота впереди приближается. Главное не уходить туда. Она все ближе....все ближе. В самый последний момент резко выворачиваю руль. Визг, скрежет.  Машина чуть не вылетает в кювет, но каким-то чудесным образом все же удерживается на полотне трассы. Твою-то мать!
 - Ты живая? – Послышалось сквозь гул в ушах и закрытое боковое стекло.  Подушки безопасности не сработали, потому что их не было вовсе, да и удар был не сильным, лишь тряхонуло изрядно и неприятно приложило затылком. Я сняла автоблокировку дверей, впуская ломящегося внутрь виновника происшествия. Выпученные глаза на худом вытянутом моложавом лице и нос горбинкой. Откуда ты только появилось – чудо такое?
- Машину повело. Я…. я не смог вырулить… - Сбивчиво затараторил он. – Ты… Вы в порядке? Я медленно повернула голову в сторону раздражителя, параллельно оценивая свое общее состояние. Руки , ноги явно целы. Ныли кисти, пульсировало в левом  бедре, перед глазами слегка мутилось. В остальном отклонений пока не обнаружилось. - ДПС тут не далеко вроде… Может еще скорую вызвать? На всякий случай… - продолжал «пучеглазик».
- Ты на ходу? – перебила его я.
Он умолк, но не ответил.
- Машина твоя, говорю, на ходу? – Я облизнула губы, ощутив насколько, оказывается, пересохло во рту.
- Моя, да. Вроде… - Он оглянулся, видимо, что бы удостовериться. Я посмотрела в ту же сторону, - на обочине позади меня с  промятым бампером и выдавленной правой фарой тарахтел потасканный «Opel»  лохматого года.
- В аэропорт меня отвези.
- Что? – Он вернул свое внимание на меня.
- В аэропорт. Домодедово. Знаешь такой? Тут недалеко, я покажу дорогу.
- Аааа…- последовала продолжительная реакция.
- У тебя страховка-то в норме? – Он заметно сник лицом. – Вот и я о том. Поехали. Не тяни время, мне быстро надо. По дороге разберемся.
Что-то у парня перемкнуло, наверное, - он кивнул, помог мне вылезти из машины и быстро метнулся, по моей просьбе,  за сумкой в багажник.
- У тебя аптечка хоть есть, Шумахер? – Поинтересовалась я, когда мы сошли с рокового съезда в нужном мне направление. Боль в голове, как нарочно, усиливалась и мешала ориентироваться в пространстве. Вновь и вновь облизываю пересохшие губы. Мне бы выпить, - вот что не помешало бы, наверное.
 Он указал на бардачок. Довольствоваться пришлось аспирином, бинтом и початой бутылкой минералки, но этого вполне оказалось достаточно, что б преодолеть само регистрацию и паспортный контроль.  В самолете я отключилась и пришла в себя лишь за час до посадки. Слабость сопровождала меня всю оставшуюся дорогу.
                ***
- Ты что-то припозднилась, Лерочка. – Виктор встретил меня самодовольной улыбкой, а страна влажностью и жарой. – Мы тебя заждались.
- Вылетела ближайшим рейсом,  – буркнула я, морщась в лице и борясь с приступами тошноты. Меня сейчас все раздражало. - Частный самолет содержать позиция пока не позволяет.
- И куда ты только все расходуешь! – Он жеманно изобразил удивление и расхохотался в голос. – Женщины! Что тут еще скажешь. 
Я выдавила улыбку, будто пасту из тюбика, - получилось криво и на одну сторону.
 - Ты выглядишь усталой, – продолжил он, не сводя скользящих глаз с моего поистине утомленного вида. Настроение его по массе своей всегда хмуро нервозное сейчас на удивление скакало на высших отметках и выдавало сплошь искрометный юмор, понятный исключительно его обладателю. Его это, впрочем, не смущало ни коим образом, меня же настораживало.
- Устала. – Ответила я, не меняясь в лице. – А у тебя, смотрю, эмоциональный подъем. Могу предположить, ты вызвал меня разделить с тобой что-то грандиозное и радостное? Неужто в свете последних событий проект возымел темпы роста, невероятно быстрые,  надо отметить.
- Что разделить-то всегда найдется. – Вновь разъехался он в сердечной улыбке. В целом, по проекту не жалуюсь. Есть, конечно, проблемки в последнее время – общий коэффициент цен подрос. Желающих много стало, русских теперь во всех сферах много, а работать никто нормально не хочет. Сделки слабо двигаются. Вот и выходит, вроде и есть продвижения, вроде по расчетам перспективно и прибыльно, а на деле будто и нет ничего. 
- Мммм… - понимающе протянула я. -  Не знаешь, куда грамотно инвестировать, чтобы  вложения не остались незамеченными, вкладывай в женщину. Слышал такое изречение? Так вот задумайся.
- Знаешь, дорогая,  - он прыснул скорее от прямоты, нежели удивления, - ты мне и так похлеще пяти объектов  выходишь. А бабе сколько ни  дай….
- Хочешь сказать, безрезультатно? – перехватила я, чувствуя, что разговор норовит перейти в банальное обсасывание женской алчности.
- Не взял бы в дело, не был бы уверен в результативности. -  Вырулил он вместо меня. - Ты лучше скажи, как  ты умудрилась  так тонко снять с дистанции нашего общего «друга»?
- Да как-как… - я вяло отмахнулась, - не знаю, с чем связано, но моя внешность у многих вызывает желание исповедоваться. Вот и он не исключением был. Рассказал мне про свою страдающую душу, про непонимание и одиночество. Про то, как сложно стало бизнес в обход  прокручивать и тд и тп. Приударить попробовал, - все по классическому сценарию. Ну, ты в курсе моих коммуникативных способностей, иначе бы и не связывался, не так ли? В общем, в  подробности удаляться не буду, но денег он с меня не брал, от других наездов оберегал, бдительность потерял, а в качестве оплаты приходилось с ним время от времени подбухивать и выслушивать всю эту его ахинею душе изливающего характера. Хорошо, если честно, что ситуация так резко и в корне поменялась, что убирать его пришлось незамедлительно. Организм мой уже плохо справлялся с таким количеством алкоголя и бредней.
- О, да! Не многие мужики могут  вынести  гремучей смеси красоты и сообразительности. – Не снимая все той же скользкой улыбки, довольно продолжил он. - Ты  ведь даже когда о чем-то просишь – уже будто подарок делаешь.  И ведь нашла же в нужную лазейку в законе.
- Лазейка в законе и без того была. В законах всегда есть лазейки. Какая к тому же разница, кому продаешь активы — это же не котята, чтоб именно в хорошие руки. Тебе вот принципиально, куда они попадут после. – Он безразлично пожал плечами. – Вот и мне фиолетово. Важно, что заплатят — какая разница кто.

- Вот я и говорю, ничегошеньки святого - чертова твоя натура! – И снова пронзительный смех.

- Ты меня уже не первый раз  к бесовской породе причисляешь. Не зачастил ли? – Фыркнула я. Раздраженность на эту его манеру общения вырабатывалась во мне уже в промышленных масштабах. - Это все из-за невысокого роста, что ли? В толк не возьму…
 
- Видишь ли, - он сверкнул глазами еще более нагнетающе.  – Это вот я никак в толк не возьму, как при всей своей внешней человеческой слабости и уязвимости ты настолько бываешь неуловима. Я давно наблюдаю за тобой. И никогда не прекращал восхищаться, насколько тонко ты умеешь преподносить себя в зависимости от контекста ситуации. От наивной дурочкой, позволяющей якобы  видеть себя насквозь, чтобы хлопая глазами и заливисто смеясь над глупыми шутками, исчезнуть, когда ситуация с твоей стороны уже предрешена на несколько шагов вперед. До затертого амплуа «рубаха-парень» и миссис «Железные яйца» с глубоким декольте. Но лучше всего тебе удается деловитая чопорность. О, это моя любимая твоя роль. Строгий брючный костюм, осанка, манеры, жестикуляции и папка эта твоя неизменная в левой руке из черной кожи. А как начинаешь  тирады на тему личностного успеха, так это рассудка лишиться можно! Ты ж, мать твою, как вирус, запущенный в саму суть существа, считываешь  самое необходимое, чтобы в определенный момент пустить это против жертвы. У нас поглядеть, так достойных актрис на экранах не сыщешь, а ты вот, надо признаться, талант. Талант от природы. Да не в то русло его расходуешь.

Я с любопытством внимала каждое его слово, - с какой самоотдачей он это произносил. Никогда я не замечала за ним столь проникновенных высказываний, что, казалось, Виктор сейчас весь изойдет на красноречие.

- Благодарю, конечно, но есть ли разница, в каком русле расходуется талант, если в любом случае работает на пользу.

- Смотря, на чью пользу. – Он деловито выставил указательный палец, будто акцентируя на этом моменте внимание. -  В твоем случае, если твой талант  не работает на нас, он автоматически работает против нас. А мне так бы этого не хотелось. И искренне хочется верить, что все его проявления вне наших интересах были лишь дуновением случая, а никак не осознанным ходом. Ведь, как известно, зло совершенное вдохновлено, в сто крат хуже, если бы оно было сделано неосознанно и бездарно. Разве нет? Ты же ведь не стала бы оправдывать убийцу за то, что в своем преступном ремесле он проявил недюжинную жестокость и редкое извращение, не так ли?

- Возможно, я пожала бы ему руку за красоту исполнения. – Я всматривалась в его прищуренные глаза, все еще не понимая, к чему он так настойчиво клонит. – А еще важен мотив. Мотив действия. У мотива всегда главенствующая позиция в любых абсолютно поступках.

- И каков же твой? – Он парировал бескомпромиссно. Я внутренне была в некотором замешательстве, - такое случается, когда осознается явная брешь в информации. – А, мотылек? Зачем стремишься ты к огню? 

- Там свет. – Не растерялась я процитировать заведомо ожидаемый ответ.  Я помню, как воодушевленно он обсуждал со мной  эпизоды этого  фильма отечественного кинематографа, столь впечатлившего его, как мне казалось, из-за схожести жизненных историй с Сережей Безруковым в лице главного героя.

 Он помолчал с минуту и снова улыбнулся, но на этот раз куда-то в глубину себя: - Там смерть. Там смерть, мотылек. И до боли в груди хочется взять тебя сейчас за крылышки и вернуть туда, где тебе место. Только это мало, что даст. Крылышки поломаются, на пальцах остается характерная пыльца, а мотыльку конец. А мне же так нравится смотреть, как ты порхаешь, так хочется, чтоб продолжала порхать, как ты умеешь, легко, грациозно, с цветка на цветок, только не по собственной прихоти, а по заданной линии. Четко заданной. Мной. Ведь я не варвар, чтоб ломать истинную красоту, ее ведь и так слишком мало в  природе.

 О, да! Вот она - эта тонкая грань благородства. Сплошное позерство и пошлость. Но, как известно, у всех свои причины для самоуважения. Один уважает себя за то, что совершает какие-то поступки, другой – за то, что их не совершает. Каждый сам для себя…

Я усмехнулась с надменностью: - Тебя послушать, - «Green Peace» по тебе истосковался изрядно. Так сладко поешь про природу.


- Ты права, - я подумываю о благотворительности.

- А получится? – я нагнетала. - Благотворительность — не простая штука. Здесь важно область найти, в которой действительно сможешь помочь, и, конечно же, почувствовать результат. Это тебе не уток в пруду покормить - это процесс профессионального менеджмента.

- Так, а ты мне на что? – Изумился он, жестом разрешая войти образовавшейся как из-под пола в двери секретарше. Семенящими шагами невероятно длинных ног в узкой юбке  и абсолютно пустым воскообразным лицом она подкатила сервировочный столик, нагруженный приборами, яствами и непременно его излюбленной выпивкой. (Он их по всему миру, что ли таскает, блондинок этих, еще и кастинги, пади, устраивает). -  Какие ты аферы умудряешься прокручивать, а здесь не справишься, что ли... – И в знак усиления сказанного он одарил роскошный зад блондинки смачным шлепком, как только та повернулась к нему надлежащим ракурсом. - Ну, ладно, это мы обсудим. Нам еще многое предстоит с тобою обсудить, Валерия. А пока перекусим, ты же с дороги. Присаживайся поближе.

И, не вставая, он отодвинул мне кресло слева от себя. Помедлив с минуту в оценке ситуации, я пересела.

- Самое печальное в том, Виктор, что я проворачиваю такие крупные, как ты выражаешься, аферы, выходит, лишь для того, чтоб ты распустил все добытое на бухло и дешевых шлюх. Примитивно как-то. Однако еще более печально то, что эта примитивность перечеркнула все восхищение от самой операции.

 - Ты расстроена? – Вздернул он бровью, отправляя в рот зеленую оливку и наливая в свой бокал виски.

- Скорее в недоумение, – я повела плечом, наблюдая, как он сминает пальцами кусочек лайма, выдавливая из него сок. – Не вяжется как-то подобное с твоим уровнем. Ладно, еще представители среднего и чуть завышенного звена. Там все понятно. Они целыми днями заняты на «любимых» работах, им и поесть-то иной раз нормально нет ни времени, ни возможности, не то, чтобы личную жизнь устраивать. Вот они и заказывают себе еду с доставкой, так, что и девушки  для них становятся в определенный момент тот же fresh meat. Быстро, сытно, привычно, а главное не дорого и без всяческих сервировочных заморочек.

 Он монотонно кивал головой, все время, пока я говорила, и одновременно дожевывал мясной канапе, - мол, все правильно, все  так и есть. Какие могут быть возражения, супротив очевидности?

- Но ведь все эти автобусы телок, это – от комплексов, от банальной  неуверенности в себе, разве нет?

- Угу… - тут же ответил он, справившись с остатками пережеванной пищи. – Знаешь, давно маюсь этим вопросом. Бывает, сижу так с утреца и невероятно  комплексую, как бы мне кого-нибудь поиметь. И такая тоска берет! - Он вдруг рывком схватил меня рукой за колено, развернул к себе и почти в плотную приблизился лицом к моему. - Хочешь, продемонстрирую?

- Интересный поворот, – сдерживая дыхание, выговорила я. – Это из разряда: понятия не имею, о чем с вами разговаривать, давайте лучше разденемся и ляжем?

- Что-то вроде. – Он буравил меня глазами, переполненными жестокости. Это была бездна, чернота, наводящая ступор и одновременно манящая. То самое зло, которое уже никогда не вернется назад, будучи выпущенным однажды. -  Ты не по годам сообразительная девушка, и полагаю, чувствуешь себя гораздо старше своего возраста. Только тебе ли, милая, разглагольствовать на тему искренности и смысла? Ты, так же как я,  ненавидишь утро, потому что просыпаешься с пустой душой и избегаешь своего отражения в ванной комнате. Ты ведь даже плачешь исключительно по делу, чтобы выгодно сбить цену на сделке либо эмоции спровоцировать. И это прекрасно. Это мне в тебе всегда и привлекало. Потому, что, как говорит русская народная пословица: «Каждый чел имеет право налево». И, правда в том, что у каждого свое понятие «лево». Поэтому можно концерны возрождать, а можно разорять компании, манипулируя их акциями, - кто-то ведь и этим должен заниматься. У каждого человека свое хобби, как ты любила повторять. Это и есть правда. А истинная правда, - она всегда грязнее фантазии. Ты все еще хочешь мне что-то сказать?

- Верно. Все верно ты говоришь, – медленно заговорила я, не снимая визуальной атаки и аккуратно отстраняя его, положив ему руку на грудь. – Есть только одна маленькая деталь, сущая безделица - у тебя появился чрезвычайно неприятный запах изо рта - ты гниешь изнутри, Виктор. – И небрежная улыбка не сдержалась на моих все еще пересохших губах, чтоб ни продемонстрировать ряд оскалившихся на провокацию зубов. - Ты все это время пытался вплести меня в историю «мужчина и женщина», но любить и финансировать – это совсем уж неоправданные расходы по меркам твоей безграничной души.  Вот и получилась на деле  история совершенно иная:  « мужчина, женщина и деньги », в которой деньги фигурируют, как полноправный третий игрок. Я же, в свою очередь, никогда тебя  не обманывала,  я лишь не мешала тебе обманываться самому. Ты ведь не очень-то и старался узнать, кто я есть на самом деле, зато с легкостью придумывал меня сам. И я готова сейчас поспорить, что ты видел меня такой, какой я никогда не была, а когда вдруг начал обнаруживать это, то тут же заподозрил и обвинил в обмане. Причем в грубой и унизительной форме, в которой тебе, к слову, никогда не было равных.

 С самого начала не оказав сопротивление отстраняющему движению моей руки, он сидел сейчас полностью погруженный в глубокое кресло и не сводил с меня своих пронизывающих глаз. Он будто искал во мне что-то, будто что-то пытался ухватить, но никак не дотягивался. Я же, в свою очередь, легко дотянулась до сервировочной салфетки и, вынув оттуда вилку, подцепила на нее кусочек рыбного филе  и неспешно отправила его в рот. Все это время он не проронил ни слова, лишь продолжал напряженно сканировать каждое мое движение. Я снова повернулась к нему, все еще не выпуская вилку изо рта, и заметила, что мимика на его лице непроизвольно подрагивает. И то ли от усердия над мыслями, которые постепенно складывались в свой логический ряд, то ли от того, что глаза мои, наверняка, уже горели зеленым огоньком. Он всегда загорался этот огонек, в ситуациях преследования и легкого безумства, как мне говорили видящие со стороны. Он как бы предупреждает об опасности и неминуемой участи быть схваченным в самое уязвимое место, ведь наш ринг жизни – это бои без правил. И здесь нет никаких церемоний.

 За дверью послышался приглушенный шорох. Он резко обернулся и по именно позвал двухметровых хранителей своего тела. Реакции не последовало. Блондинка – секретарша так же не подала голоса.

- Тыыы… - зашипел он в мою сторону. Его выпученных глаз смолянисто блестели ненавистью. Он наконец сообразил, что все то время, пока он полагал, что я – его марионетка или как минимум игрок в его команде, я безотрывно шаг за шагом начала претворять в жизнь свой давнишний план и мечту - убрать его. Убрать не в физическом смысле, потому что это было бы слишком уж щедрым подарком – лишить его всех мук ответственности за все содеянное, а раздавить, лишить всего, уничтожить как личность и оставить со всем этим жить. Знаете такое высказывание: когда женщина пошла против вас, - забудьте о ней. И про себя  сразу тоже забудьте. Потому что она может долго ждать, может многое принимать, и даже любить время от времени,  но наступает однажды момент, когда внутри нее будто что-то надламывается. И тогда уже она может спокойно смотреть, как вы подыхаете, харкаясь кровью, в канаве,  и ей будет абсолютно плевать. Потому что в этот момент она мстит, и на месть эту она имеет природное право.
- Назови хотя бы причину, тебя ни убить, двуличная тварь! – Зашипел он, снова приподнимаясь в кресле, будто под напором.


- Я убью тебя первой. – Я улыбнулась, не прекращая рассматривать и  вращать в руке вилку перед собой.

- А сможешь? – Мне послышались нотки сарказма.

- Уверена. - Я снова перевела взгляд в его сторону, вежливо дождалась, когда потенциал его агрессии достигнет, наконец, апогея  и коротким размахом воткнула свой столовый прибор ему в живот. Он засипел, просидая на правый бок и хватаясь руками за столешницу. Я же успела рывком оттолкнуться от пола ногой и откатиться на кресле столь удачно оснащенного колесиками.  -   Все потому, что я не хорошая и не добрая, Вик, и я никогда не прощаю. 


- Да кто ж ты, мать твою, такая? – Выдавил он, все больше скрючиваясь на полу.

- Партнер компании « Априори +», - проговорила я, уже глядя на беспомощное тело сверху вниз. - Структура г-н Патанина. Ты же знаешь…

И где-то на середине этих слов было видно, как в глазах Виктора все начинает расплываться, и он окончательно обмякая, утыкается лицом в пол.

 Ребята спец подразделения, державшие все это время здание по периметру в оцеплении, работали безупречно и слаженно. Рамир появился сразу после захода основной группы, перехватив меня в дверях прямо из рук одного из бойцов. Он не сказал мне ни слова, прочитав, видимо, по глазам все мое бессилие и опустошенностью. Лишь миновав территорию здания, в заведомо ожидающем нас Минивэне, он бережно обхватил мою все еще гудевшую голову руками, поцеловал в лоб  и как-то по отцовски прижал к себе: - Ты справилась, девочка моя. Ты справилась.
 Я безвольно уткнулась в плечо и ничего не ответила, - не было сил даже, чтоб говорить. Только сейчас я сама поняла, насколько устала. Перманентно устала. От всех этих комбинаций,  ставок и игр. Я невероятно устала  выигрывать. Не было больше того ощущения остроты триумфа, обзывающегося в миру целью и значимость. Лишь кислый привкус  бессмыслия в  отчаянной потребности ослабеть... Господи, что же я сама с собой делаю. Женщина, которая потерялась в борьбе, больше не чувствует красоты этого мира. Не способная даже плакать, она позабыла, что значит быть довольной жизнью женщиной, позабыла, что значит быть настоящей. У довольной ведь и характер прекрасный, и улыбка манящая, голос бархатный и неописуемо  нежный взгляд. В  ней  и сексуальности через край… и любовь. Бесконечная любовь к мужчине, рядом с которым она стала такой… настоящей…
 Как же я снова хочу стать настоящей. Как же я скучаю по тебе, Игорь. Как же желаю сейчас просто увидеть тебя… но  пока  сижу в служебном фургоне и  беспрерывно думаю о мужчине, у которого явно  больше мозгов, чем у меня, и  из-за которого, я могла бы поспорить,  сотни завистниц сожгли бы меня на костре, узнав, каким нежным порой он со мною бывает…

- Лер, можно задам тебе один вопрос? – заговорил Рамир, дав мне немного времени прийти в себя. - Каким образом машина из твоего пользования оказалась брошенной на МКАДе?

 Я вымученно улыбнулась: - Как кто-то правильно выразился, езда - это лучшее удовольствие, которое можно получить, не снимая штаны.  Так вот, получилась так, что я убедилась в этом лично.

- Тебе бы по возвращению отдохнуть не мешало бы, - так на пару неделек. – С явной заботой в голосе ответил он.

- Успеется, Рам. На том свете, как говорится. Есть у меня еще незавершенное дельце…

 Он не стал уточнять какое именно, лишь глубоко выдохнул, улыбнулся куда-то своим мыслям, все также заботливо пристегивая меня ремнем безопасности в начавшей движение машине, и процитировал: «Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, несбывшееся зовет нас…»

                ***

 « Что ж так холодно» - было первой мыслью при пробуждение. Я нехотя приоткрыла один глаз и сильнее натянула на себя одеяло. Дуло с приоткрытого окна, в которое я смотрела сейчас снизу вверх, лежа в кровати, и абсолютно не желала двигаться с места. Любоваться за окном было нечем,- сплошной туман и серое небо. Настроение от этого лишь сильнее наливалось паршивостью. Оно в последнее время у меня часто было отвратительным, особенно по утрам, особенно, если утро было ранее и плотное. Очень хотелось задернуть шторы, дабы не усугублять и без того не позитивный настрой,  и снова провалиться в небытие, чтобы если и  начать все же этот день, то как можно позже. Провозившись под двумя одеялами в тщетной попытке согреться, еще минут двадцать, я окончательно извила с себя остаточный дрем и с мыслями о крайней необходимости проведать «белого друга», поплелась в ванную. «Друг» встретил холодной сидушкой, чем еще более поспособствовал приливу бодрости. Правы были в свое время рекламщики, - не с кофе начинается у людей новый день, совсем не с кофе.
 Я непроизвольно вздрогнула от пробежавших по телу мурашек и взялась за зубную щетку. И по закону всемирной нелепости именно в тот момент, когда я  тщательно ею орудовала, должен был затрезвонить мобильник. Наскоро сплюнув содержимое полости рта и всячески стараясь не встречаться с собственным отражением в зеркале,  я поспешила в комнату.

- Да! – ответила я, параллельно снимая телефон с подзарядки.

- Лер, привет! Удобно?

- Да, Ром. Внимательно.

- Ты как там, вообще? – Ромкин голос звучал далеко и с режущими слух металлическими нотками, - роуминг сближает.

- Да, не спрашивай. У тебя чего? – Я присела на край кровати, не совсем понимая причину звонка. Она, причина, если и могла возникнуть, то непременно весомая, тем более, что в его часовом поясе сейчас предположительно ночь. Но он отчего-то затягивал. 

 Я терпеливо ждала, когда он перейдёт к сути, проматывая в голове возможные вариации и чувствуя босыми стопами, как порывы ветра с окна буквально норовят  осесть где-нибудь в носоглотке в виде ОРЗ или, хуже того, сезонного гриппа. 

-  У меня нормально все. – Ответил он, не углубляясь в раздумья. - Конференция сегодня продуктивно прошла, - все идет, как предполагалось, если не сказать, что лучше. Публика здесь, конечно, специфическая, но зато вино потрясающее. Ты бы оценила.

- Ммм… - протянула я, несколько теряясь в абсурде услышанного.
«Какое вино?  Он звонит мне сквозь тысячи километров, чтоб сказать про вино?»

- Ром, - начала было я прояснять ситуацию, переместившись к окну в попытке закрыть фрамугу и избавиться от этого пусть и почти весеннего, но все еще мерзкого сквозняка, зажав трубку по дурной привычке  между головой и плечом.

- Лер, я … - было последним, что успела услышать прежде, чем телефон выскользнул у меня из-под уха и грохнулся об пол, разлетаясь на несколько частей. Не обошлось и без пары сильных выражений с моих уст, и громкого хлопка оконной  рамы, со всей дури утопленной в правильное положение. Окинув взглядом кусочки пластика, разметавшиеся на полу, я деликатно переступила каждый из них и  неспешно подошла к гардеробной.

«Какой наряд выберешь - так день и сложится», - тут же вспомнилось выражение. Что ж,  сегодня я предпочту что-нибудь натуральное,  что-нибудь легкое, не сдавливающее и не стесняющее движений.  Сегодня, пожалуй, я предпочту наготу. Тогда логическое продолжение на остаток дня, – это ходить по дому голышом безо всякой причины и спать поперек кровати.  Да, именно поперек. Огромные кровати, к слову, для того и созданы, - либо придаваться на них страстному сексу, либо для того, что бы спать  поперек. Можно еще, конечно, устроить из нее батут для прыжков в высоту, но это уже совсем другая история.

 Я налила себе в баре бокал “Querabella” и снова отправилась в ванную. На сей раз, чтобы раствориться на время в журчащей воде, и непременно с обилием пены и аромамасел. Ничто так не способствует восстановлению душевного равновесия, как согревающие прикосновения, тонкие нотки цветов во влажности воздуха и вид стройных ног из-под пенного настила. Своих ног. Своих собственных. Невозможно оказать себе в удовольствие вытянуть их из воды и попеременно во всю длину обмазать маслом, параллельно напевая «I’m your Vines» себе под нос. Мы, девочки, все так делаем, не усмехайтесь. И это есть прекрасное начало дня, в котором бы часу оно ни начиналось.

Еще пара несуразных и жизненно важных косметических процедур, огромное махровое полотенце и лёгкий саунд из встроенных колонок. Только после этого, снова лежа в  скомканной от утренней борьбы со сном кровати, я перезвонила Ромке со служебного номера.

- Я все думал, звонить – не звонить… - говорил он, когда спустя три длинных звонка и мое подозрение, что он уже не ответит, связь возымела место. (Он там спит, вообще, интересно?). - Ничего по сути криминального …  просто…как-то мысли разнятся. Необъяснимо …

-Так, что случилось-то? Не тяни.-  Я лежала, раскинувшись на подушках, и бегала глазами по своей роскошной спальне. Нi-tech, минимализм, окна от потолка до пола, на стене портрет великой Мэрилин. Я всегда находила в убранстве «банковских соборов» некую особую привлекательность.

- Но я все же решил, что тебе следует  знать. –  Ромка продолжал. - В общем, я в отеле, задолго  после  конференции сижу в холле, время провожу. Сон не идет, - никак к смене часового пояса не перестроюсь, видимо, вот и приходится ночами вина дегустировать. Народу – я, бармен, да швейцар, вся территория на просмотр.  Допиваю третий бокал, собираюсь уже в сторону номера, как тут вижу, -  к парадной подъезжает черный  "Jaguar XJ" с водителем, и из него выходит… как ты думаешь, кто? 

- А кто? – Я сдавила приступ зевоты.

- Игорь Викторович Патанин. И барышня еще с ним была. Фактурная такая, надо сказать. Целенаправленно так  через фойе они под руку продефилировали, наскоро кивнув портье, и скоренько в лифт удалились  на этаж люксов.

- Ничего себе! - Я резко сажусь, перекладывая трубку в другую руку. – А кто эта дамочка с ним была?

- Я со спины не сильно разобрал.

- Опиши, что помнишь.

- Она в плаще была, и шла по другую сторону от Патанина, так, что я его практически не рассмотрел. Лишь со спины немного, пока они у лифта стояли. Брюнетка, метр семьдесят пять примерно, стройная, если не сказать, что на гране худобы, чуть сутулая. Темное платье, туфли лаковые. Ничего особенного, что сразу приметить. Зато «господин эксперт» наш почти не изменился, походка только более пружинистая, что ли стала. – Закончил он с легкой иронией.

«Да что ты!» - бросила я мысленно. «Знал бы ты, Ромка, кому об этом говоришь…»

- Так вот, странным мне показалось то,- продолжала трубка, - что на время «симпозиума» отель не принимает сторонних лиц, не имеющих того или иного отношения к данной сфере деятельности. Ну, ты понимаешь… Ведь еще и поэтому на протяжении стольких лет конференции проходят именно в этом отеле. А здесь на лицо явная причастность к данному месту, хотя бы по манере приветствия персонала, что мне в глаза –то и бросилось. Так здороваются с консьержкой в подъезде, когда к себе в дом заходят. Так, если подумать….

- А не надо ничего думать, Ром. Рискуешь додумать лишнего. – Прервала его я, уже переметнувшись к планшету, и выискивая там он-лайн бронирование авиабилетов. – Какая нам, по сути, разница? Да, встреча неожиданная, удивительная, я бы даже отметила, но самому акцентироваться на вашем знакомстве, я бы не рекомендовала. У тебя свой объем задач на это время, лишние вопросы на тему твоего местонахождения совершенно ни к чему, даже от столь ностальгических знакомств. Ты продолжай в своем русле, параллельно по возможности понаблюдай, и если что-то внештатное, - держи меня в курсе. Хорошо?

- Не иначе, майн женераль!

- Йа воль! – я усмехнулась в такт его юмору. –  Ты б поспал, что ли? Вообще же не спишь там.

- Мне через три часа на конференцию. Выспись за меня.

- Ладно, до связи.

- До связи, Лер!

Ближайший рейс на Милан вылетал через  три часа. Время на сборы – минут пятнадцать. Стало обычным, впрочем…

                ***

 «Мальпенса» встретил свежестью и своим особенным, присущим именно ему, запахом. Все чаще убеждаюсь,- то, к чему сердце питает слабость, непременно имеет свои особенности, заметные, возможно, именно этому сердцу, в том числе и ни с чем несравнимый аромат. Он будоражит, он завораживает, он кидает по эмоциональным волнам и манит вернуться к нему снова и снова. И я возвращалась. Я вдыхала его, хватала всей грудью и никак не могла насытиться.

- Игорь, почему так? – спросила я, наконец, по-прежнему не понимая, чего хочу больше, - узнать правду или же незамедлительно впиться в него поцелуем.

Найти его в этой чужой необузданной на гране экономического дефолта стране не составило большого труда, и мы встретились в фойе все того же отеля, из которого еще меньше суток назад вещал мне в трубку Ромка.

- Как тебя там отпустили? – Он был сдержан, хотя глаза играли потаенным блеском.

- Тебе же известно, надо мною, кроме твоего взгляда, не властно ни одно лезвие ножа. Какие еще тут могут быть запреты?

Запреты всегда были и остаются повсеместно в рамках нашей профессии, однако после того, как я сдала властям национального изгоя, из его последнего политического, а по совместительству и климатического убежища, свобода действий, а главное перемещения вернулась почти в полном объеме. И если б в один момент я не усыпила свою бдительность, то смогла бы ясно понять, кто этому еще и  походатайствовал. Но не об этом сейчас…

Игорь рассмеялся в ответ: - Ты сумасшедшая. 

- Я просто соскучилась. - Я пожала плечами как можно более непринужденно, всеми фибрами внимая его смех. - Узнав, что ты здесь, я не смогла не приехать.

- Лерка…

- Игорь, почему так? – я перебила его, интуитивно боясь, что он ловко сменит тему разговора в присущей ему манере, а я не сумею ему противиться. - Почему ты пошел против системы?

- У меня свои взаимоотношения с системой. - Он тяжело вздохнул. – «Батька» теряет позиции… по наклонной пошел, так сказать.

- Батька в стране - один. – Я отчего-то болезненно восприняла его реплику. (Рамировская школа, - уж как есть). - Все эти сборища - парламентарий, дума – жестко отобранный кордебалет – пляшут синхронно и под одну дудку. Их даже бандами грубо не назвать, - без воли они, без решения, кого убивать, кого грабить. Но как и любой самодержец, Батька наш со временем стал окружен людьми не самого качественного сорта. Рано или поздно любой диктатор перестает выносить характерных, упрямых и самодостаточных людей. Такие люди крайне необходимы на пути к власти, однако когда она становится в руках, гораздо выгоднее иметь возле себя людей более покладистых, услужливых, гибких и необидчивых. Такие моментально облепляют трон победителя, дабы паразитировать на нем в полной мере и в скором времени оттесняют прежних компаньонов, если те в свою очередь не становятся такими же, чтобы не потерять свое положение. В любом случае, властитель так или иначе становится окружен исключительно скользкими людьми и по ним начинает судить обо всех, потому что иных не видит. Ведь тот, кто наделен самоуважением, не станет работать локтями.

- Он просто уйдет своей дорогой, уже не сильно заботясь о перекрестках, – резюмировал он, провалившись куда-то взглядом. - Чувствовать себя отработанным материалом, знаешь ли,- не из вдохновляющих ощущений, и плохо сказывается на самолюбие.

- Знаю. – И я буквально почувствовала, как холодный колючий комок свернулся чуть ниже диафрагмы, - так случается, когда сковыривают старые раны, сразу становится сложно дышать. - Только с чего такая уверенность, что по ту сторону баррикад ты не есть все тот же материал подверженный отработке? Там все иначе? Там другое? На деле же – лишь фиктивная смена декораций, и не более того.

- Возможно. – Он по-прежнему смотрел как-то глубоко и немного отрешенно. - Но разве ты не в поиске лучшего?

- Лучше - там, где ты нужен. Там, где тебя ждут.

- А ждут ли? И если и ждут, то для чего?

Я непроизвольно вздрогнула от его слов: – Ждут, Игорь. Ждут.  И пусть мы живем в ту эпоху, когда большая часть российских гос активов тупо растаскана по карманам, а другая их часть благополучно хранится в банках офшорных зон, прокручиваясь под неслабый процент, якобы заложенный в бюджет страны как дополнительные финансовые вливания. На деле же, эту прибыль не обсуждают и не распределяют ни по каким социальным институтам вообще. А иначе говоря - просто делят между лицами, напрямую причастными к этой операции. Ежедневно миллиарды вытекают из страны сквозь прорехи, о которых, я уверяю тебя,  осведомлены далеко не единицы. Корпорация - правительство олигархии? Я вас умоляю! Банальная вонючая жижа везде. И единственное, что спасает, - просто не все хотят разбираться в дерьме. Мы же с тобой давно уже обляпались по самую макушку…

- Дерьмо дерьму тоже рознь, – бросил он, не церемонясь с оборотами. – Это, смотря, чем питаться.
 
- Чем бы ни питался, - от характерного запаха не отделаешься. Тебя по нему же и вычислят…

- Но отсиживаться в нем я все же не вижу смысла.

- Лучше успеть глотнуть воздуха, прежде, чем захлебнуться. Не так ли?

 Он ухмыльнулся, а наш диалог все больше и больше начинал походить на семейные разбирательства,  столь извращенно интерпретированные в государственной форме. Прямо, имитация полноценной эмоциональной жизни какая-то получалась, причем на стыке двух стрессовых зон. С одной стороны – страх разоблачения,  с другой – моральные обязательства. И все бы ничего, прении сторон, – это естественная составляющая любых взаимоотношений, если бы ни сидящая в углу за соседним столом девушка, явно старающаяся быть незаметной и вслушивающаяся в каждое наше слово.

- Любая измена, Игорь, - продолжила я, - это сравнение, поиск того лучшего, чем имеешь. Тот, кто ищет лучшее, никогда не будет ценить то, что имеет. Просто не сможет.

- Ты сейчас обвиняешь меня в эгоцентризме? – он искренне удивился.

- Что ты! Мне доводилось знать тебя странным, грубым, абсолютно нелогичным  и нервным. В святые тебе можно не метить, это уж точно, - более совершенного поганца, я не встречала за всю свою жизнь и по сей день. Но красной ниточкой сквозь все эти качества в тебе протягивалась верность. И она перекрывала все.

- А еще ты забыла, - непременный однолюб. И перед расстрелом, просил занести в протокол, что ни на одну царевну в процессе защиты родины не поддался.

- Это может послужить смягчающим обстоятельством, кстати, – я не смогла воспротивиться улыбке.

- На войне – как на войне. – Теперь он пожимал плечами.

- Только мы порой не с теми сражаемся, не находишь?

Он не ответил. Не было места шуткам. Нам и самим-то места не сильно хватало.

- Мы заигрались, Игорь. Мы слишком часто сражались друг с другом. Если так посмотреть, то на деле мы вообще никогда не соглашались. Между нами шла постоянная борьба, каждый день – это как вызов друг другу… Но не смотря на все различия эти у нас было то, что объединяло обоих — мы были без ума друг от друга. Были. – Я сделала паузу. – И мне будет искренне жаль, что для этой красивой девушки, сидящей позади тебя, на безопасном, как ей кажется, расстоянии, и фиксирующей наши реплики слово в слово, может случиться так, что наш диалог будет последним, что она видит в жизни. – Он осекся. – Ведь никого даже не удивит, если вдруг она подавится косточкой или отравится некачественным алкоголем. Несчастный случай он ведь на то и случай, чтоб приключаться внезапно…  И мне абсолютно все равно, кто она, какую функцию здесь выполняет и чем занимается.  Мне тем более безразлично, что ею на самом деле движет, - гнилую женскую сущность я вижу насквозь и за три версты, поэтому она может даже не пытаться. Говоря начистоту, я не воспринимаю это всерьез, пусть хоть убьется об стену. И это совершенно не ревность, как может показаться на первый взгляд. Ты – мой мужчина. Мой. Я по-прежнему без ума от тебя. И сейчас сидя здесь, напротив, и глядя тебе в глаза, я вижу насколько это взаимно. Потому что моя любовь, Игорь, - это не выбор лучшего, это - выбор своего. А свое я ценю и оберегаю. Так уж привыкла. И знаешь, чего я больше всего ненавижу в жизни? Я ненавижу твое отсутствие в ней. Ненавижу гораздо сильнее, чем люблю твое присутствие. Потому что даже сейчас, когда я ждала тебя здесь за столиком, первое, что возникло в моей голове в тот момент, когда ты появился в холле и пошел мне на встречу своей фирменной чуть сутулой походкой, была мысль: «Господи, какой же он классный!» и как я ненавижу весь этот сурогат, которым мне приходится заменять отсутствие этого зрелища в моей повседневной жизни. И сейчас, прежде чем ты примешь свое решение, и мы разойдемся по разные стороны баррикад, я хочу, чтоб ты знал, - я подалась вперед, сдавила его горячую кисть своей ладонью и протаранила взглядом, выдерживая паузу. – У нас у обоих уже сорван голос, и давно уже сбито дыхание, но мы не смертельно ранены. Не смертельно, пока еще…

 Не сводящая все это время с нас взгляда девица вдруг резко и раздирающе громко закашляла, старательно пытаясь закрыть рот ладонями, чем привлекала к себе все больше и больше внимания. Мне ничего не оставалось, как незамедлительно удалиться. Он знал, куда я направлюсь, - слишком хорошо знал. Потому что «свои» не уходят. Они не оставляют. С их поддержкой еще держится этот мир. Именно поэтому я ухожу ждать его, и с огромным наслаждением снова опущу голову к нему на плечо. Если он позволит…

                ***
 
 Чтобы сохранять отношения, нужно уметь контролировать себя, как говорил один великий человек. Должен всегда оставаться легкий голод: уметь не пережрать друг друга в сексе, уметь не передавить убеждениями, уметь вовремя уступить. Когда случается что-то «пере»  - непременно будет отрыжка, непонимание или более того, несварение. Это физиологический закон. Так уж мы устроены. А все эти всплески, крики дрожащими губами, мокрые глаза, пафосные фразы, когда много говоришь и ничего не слышишь - все это больше отчаяние, а оно никогда не способствовало качественному сближению. Сердце, без маразма идеализации,  такой же орган, как и желудок, - от переизбытка может и несварение схватить, а уж от некачественного и ненатурального, тем более.


 Я поднимаю воротник и запахиваю плащ сильнее. Море и ветер разбавляют мой гул в голове. Много моря, много ветра, и волосы разлетаются в порывистом вихре. Мне всегда не хватает в городе этой стихийности. Только дыхание волн способно заглушить суету мегаполиса, о которой потом начинаешь скучать, долго всматриваясь в бескрайние морские просторы. Через какое-то время. Вдали всегда острее осознается ценность, чего бы то ни было. Именно поэтому я не люблю головные уборы - мысли должны проветриваться. 

- Рыбак не рыбачит в шторм, он ждет, когда успокоится море, – услышала я позади себя, и совершенно не удивилась, будто ожидала все время своей зябкой прогулки этого голоса за спиной. Я его всю жизнь ожидаю, что уж гримасничать…

Я не ответила. Лишь застыла и на мгновенье закрыла глаза, когда теплые руки обвили меня за плечи, полностью отпустив свою патологическую наклонность все контролировать. Иногда так приятно, когда тебя полностью контролирует кто-то иной.

- Ты ведь не веришь мне. – Заговорила я, прижимаясь спиной и откинув голову ему на грудь. – Делаешь вид, что не видишь ничего дальше своего носа. Хотя, все ты видишь - просто не веришь.


Он промолчал, а я вслушивалась в его глубокое дыхание, будто ища в нем ответы.

- Ты не умеешь играть. И я с тобой - тоже. Так уж вышло. – Я продолжила, когда его объятия стали сильнее. – Тормози сейчас. Или топи по полной. Можешь, на красный свет, можешь по встречной. Какая разница? Нет правил, нет их. Нет. Только, прошу, не заставляй меня больше ждать. Это самый лаконичный способ сойти с ума. Я знаю, - не раз сходила.

И горячее дыхание так же внезапно коснулось моего виска. Он наклонил голову и зарылся носом мне в волосы. Он раньше часто так делал. Раньше…
 
- И мне страшно сейчас, как никогда. – Я старалась дышать ровнее, - предательский комок подкатывал к горлу. - Меня в последнее время вообще многое пугает: дороги, резко уходящие за поворот, назойливое внимание людей, оставшиеся на столиках в кафе незаметные и липкие следы, - следы чужих жизней ( ключевое слово здесь – чужие). Но это все – ничего в сравнение со страхом сейчас просто к тебе повернуться. Ведь ты снова начнешь баловать меня своим искренним взглядом, а к этому я слишком быстро привыкаю, ты же знаешь. И еще я обязательно найду возможность приложить ухо к твоей груди, где-то чуть выше легких, и услышу там стихию, и если затаить дыхание, -  она становится, вполне, отчетлива. Только с тобой я не перестаю слышать море в себе… даже в городе. Даже на краю пропасти.

 Он продолжал все сильнее вдавливать меня в свои объятия.  Дышать становилось не просто, говорить еще сложнее, но это было единственным способом не сорваться в рыдания: - Мы ведь больше не всматриваемся в закаты, нам куда интереснее рекламное предложение в журнале.  А где-то там – внутри, тем временем, тихое сердце, уже устало нас звать сквозь пресловутые оправдания вечной занятостью своего элементарного неумение жить. Все мы такие. Все при малейшем конфликте чувствуем себя не в своей тарелке и одержимы  успехом. Потому что однажды этот винтик свернули с резьбы, потому что иначе стало уже невозможно. Или хотя бы просто потому, что если не вкладывать себя в работу, - сдохнешь от скуки. Поэтому завтра я снова надену пиджак, сделаю серьезное напомаженное лицо, нахмурю брови  и отправлюсь покорять этот мир. И нет никакой разницы, бизнес или эконом классом, vip или обычная зона, когда нет гармонии.  Жизнь-то она здесь. Все здесь. А силы найдутся, чтобы подняться,- мы не раз вставали. И это – главное, все остальное – шумы.

Ветер новым порывом всколыхнул полы плаща и прошелся по волосам.  Я обхватила его локти ладонями и теперь уже сама сдавливала их с силой. Мне хотелось утонуть в нем, раствориться и никогда больше не отпускать. В этом и есть, наверное, глубинная суть влюбленности, - она дает нас ни столько счастливыми, сколько мешает нам быть несчастными; нас покидает перманентное ощущение тревоги.

- А шумы меня больше не тревожат, - я говорила больше куда-то ему в руку, уже сама плохо слыша себя, -  есть изоляция. Это очень важно. У каждого человека должна быть своя изоляция от внешнего мира. Иначе можно свихнуться. У меня это – ты. Твой запах на волосах после того, как ты уходил. Ты часто уходил. Ты уйдешь и сейчас, если захочешь. Так было всегда. Только я до сих пор не могу к этому привыкнуть. – Я вжималась в рукав его пальто все сильнее и все глубже и глубже вдыхала, будто стараясь надышаться впрок. - Ведь совершенно глупо дорожить чем-то и думать, что оно изменится.  Ты, наверное, таким родился. И обстоятельства просто не давали тебе откладывать свои решения. Ты всегда шел напролом, доказывая себе и окружающим, что  сумеешь победить любые обстоятельства. И ты побеждал. А я обожала твои победы.
 
 Он все молчал. Но было в этом молчание что-то, что не передается словами.  Прожив с ним, я хорошо уяснила, - если тебе ответили молчанием, это еще не значит, что тебе не ответили. Не многословие – золото? В его случае, это золотовалютный резерв. Я же все никак не могла выговориться. Не помню, чтоб я, вообще, когда столько говорила. Будто из переполненной чаши выливались потоки речи. Это было похоже на исповедь. Но всем нам нужно иной раз кому-нибудь исповедаться.

- Сейчас, пока я ждала тебя, я прогуливалась вдоль океана, ощущала порывы ветра всем телом и спросила себя: есть ли что-нибудь лучше этих ощущений? Надумала кучу всего, что есть лучше. Удовольствие это я растянулось почти на целый час, пока ветер не стал совсем уж пронизывающим.  Такое незабываемое чувство ускользающего мгновения, - настоящая легкость! Безумно захотелось горячего кофе. И тебя. Тебя целиком. С тоской воспринимаю, что словосочетание «хочу тебя» у нас носит теперь все больше пошлое значение. «Хочу тебя», это совсем не значит «хочу затащить тебя в койку». Ни без этого, конечно. Это очень даже прекрасные и уместные порывы, но «Хочу тебя» — это, прежде всего, желание видеть рядом, дышать одним воздухом, смотреть в глаза и быть рядом. Просто быть рядом… И пусть ты чаще всего просто молчишь, ошибочно полагая, что иногда тебя бывает слишком много, и не понимаешь, как твое присутствие на самом деле важно. Ты рядом вне зависимости от местонахождения.  Я ощущаю тебя, не смотря на проблемы, переживания и пресловутые километры. Твои слова заставляют меня задумываться о том, на что в повседневности обычно не обращают внимание. У тебя же в этом можно брать мастер – класс.

- Лер… - почувствовала я гул в области его груди и снова непроизвольно вздрогнула. – Почему?

Я затаилась.

- Почему? Я никак не могу понять… – его голос был низким и шуршащим, а дыхание близкое-близкое. - Почему снова и снова ты находишь в себе силы меня прощать?

 Я закрыла глаза. Голова медленно пошла кругом. То ли от того, что слишком уж много аэроионов было в воздухе, то ли от того, что мысли метались с бешенной скоростью, воспроизводя картинки совместных историй. – Потому что прощение не требует понимать того, кого ты прощаешь. Ему достаточно просто верить. А вера – это не пиджак, чтоб снимать, надевать или на вешалку вешать при малейшей смене погоды. Вера – это поиск души, которой так необходимо знать, что она кому-то в этом мире еще нужна. Именно поэтому она всегда помнит, как кто-то не ответил ей взаимностью, и в то же время знает, что есть и тот, кто бесконечно любит ее в этот самый момент.

- Ты боишься одиночества?

- Одиночества? - я осторожно открыла глаза, чувствуя, что головокружение унимается. – Нет. Оно помогает ценить. Оно умеет деликатно напоминать, что у  всего есть свой срок годности. Наверное, поэтому в периоды его царствования, всегда в холодильнике пусто, но в баре есть неплохой алкоголь, а в жизни - люди, от которых на душе, как в холодильнике. И еще раздражение. Смотришься в зеркало и понимаешь, что что-то не так. В такие моменты главное не сорваться и не сблизиться с человеком, которого не любишь и никогда не полюбишь. Одиночество громко смеется над такими поступками. Оно в этом плане честнее.

 Я подалась чуть вперед, отпустив его руки, и оперлась локтями на парапет. Кисти рук безвольно свесились вниз. Пальцы не слушались и покрылись местами бардовыми пятнами. Я попыталась их как-то размять, но ощутила, что совершенно не чувствую их. Бесчувствие. Пожалуй, самое страшное, что может испытывать человек.

- Бывает, просыпаешься утром, оглядываешься вокруг и немеешь в холодном ужасе,- я перевела взгляд вдаль линии беспокойного горизонта, - а потом всячески стараешься заставить себя поспать подольше и как можно позднее начать этот день, и все лишь из-за того, что вчера было абсолютным  прототипом сегодня, а сегодня неминуемо станет вчера. Но потом все же раскачиваешь себя. Как там:
 «Радостно и ясно
Сегодня будет утро
Эта жизнь прекрасна
Сердце, будь же мудро!»

 Затем снова плетешься в ванную, потом на кухню, делаешь себе кофе и открываю окно, - а за ним продрогший город. Грустит, сутулится. Ты высовываешься в него с чашкой, впускаешь в себя его гул и вспоминаешь: « Мечту нельзя откладывать. Отказываться от мечты из-за чего-то важного – на самом деле отказываться из-за собственной трусости. Не поверить в собственные силы, предпочесть привычное теплое болото ». Но как быть, если даже болота привычного не осталось? А есть лишь периферийное состояние, когда нет больше ощущения измены по отношению к тому, чем когда-то жила, но и нет пока нового направления, к чему теперь стремиться. Есть лишь запах города и несбывшиеся мечты. Они-то и срабатывают домкратом, - подниматься, идти и делать. И пусть какая –то из них уже потеряла актуальность, какая-то теперь не так уж и важна, - каждая из них занимала какое-то время твои мысли и душевный трепет, почему бы тогда не осуществить ее теперь, тем более, что это, как правило, уже не составляет сложности? И пусть это будет выглядеть нелепо, глупо и даже смешно, но ты, по крайней, мере попытаешься. А там, глядишь, и смысл подоспеет. – Я покосилась в сторону Игоря. Он стоял теперь в аналогичной позе рядом со мной и также изучал морскую гладь на границе с небом. Ох, уж этот его бесконечно задумчивый взгляд… - Мне всегда не хватало тебя. Я чувствовала в себе какой-то необъяснимый дисбаланс в твое отсутствие: « Мы еще не расстались, а я уже хочу увидеть тебя снова…». Что-то вроде этого, - точнее не скажешь. Но только оно же и позволяло мне подниматься, - с колен ли, с кровати ли по утрам, - детали. Важным оставалось другое, - желание быть с  тобой, а это значит, локти кусай, землю жуй, но сделать еще хотя бы шаг навстречу желаемому, хотя бы полшага, хотя бы попытайся. Потому, что убеждена, -  то, чего ты искренне желаешь, также непременно ждет и желает тебя, где-то там, буквально в двух шагах, но пока еще за пределами видимости, но непременно ждет. А раз ждет, значит надо идти. Это моя философия. И я поднималась.      

Я медленно обвела взглядом его выразительный профиль, повернувшись к нему сторону лицом. Все те же линии, все те же изгибы, лишь едва уловимые изменения в них фиксировали пройденное мимо нас время.

- Спасибо, что ты не был рядом. - Я придвинулась и положила подбородок к нему на плечо. – Как все же жаль, что ты так долго не был рядом…

Он не изменился в лице ни на йоту, - лишь так же продолжал смотреть куда-то сквозь горизонт. В этом он по-прежнему оставался неизменным. Единственное, на что он реагировал сразу и с полной концентрацией было, когда случалось что-то внештатное. Он тут же срывался и уезжал. Ему нужно двигаться, не сидеть на месте, иначе он мог забичевать себя синдромом бездействия. И это было еще одно, в чем мы были схожи с ним полностью.
 
- Тот человек, которого ты любишь во мне намного лучше меня, - я не такой. – Выдал, наконец, он, отпустив глазами морскую стихию и повернувшись ко мне. - Но ты люби, и я постараюсь быть лучше себя. Я буду очень сильно стараться. – Он прикоснулся губами к кончику моего носа. - Ты только очень сильно люби. Ладно?

- У меня нет другого выбора, Игорь. – Я подалась вперед и ответила ему тем же. - Ты давно обрек меня на муки. Я уже не согласна на меньшее.

- Но ты же знаешь, будет не просто. А временами даже страшно.

- Любовь без страха и трудностей бывает разве что к туфлям,- я пожала плечами, - ну, или к платью на худой конец.

 Он как-то тепло улыбнулся в ответ и снова сгреб меня в охапку, где я неминуемо зарылась к нему под воротник:  - Может, тогда за платьишком? Сегодня я вижу тебя в бардовом. И обязательно без бретелек, - его проще снимать…

                ***

 Стрелки часов незаметно подкрались к обеденному перерыву. День сегодня выдался солнечный и немного суматошный. В такие дни особенно хочется передвижения. Я поддаюсь соблазну, - стаскиваю со стола несколько смятых купюр и умело выруливаю в город. Не беру машину, - ее время придет сегодня чуть позже, и небольшими шагами иду по улицам совершенно бесцельно. Прохожу, щурясь от лучей настырного солнца, пробивающегося сквозь кроны редких деревьев и стекло железобетонных конструкций.  Мимо стен, афиш, фасадов и витрин. Уже не жарко. Наконец настало то время, когда можно наслаждаться городским теплом, не потея, и особо никуда не спешить. У спешки, вообще, есть отличное свойство отступать, особенно, когда начинаешь дышать глубже и грамотно распределять поставленные задачи по низ стоящим инстанциям. Распределить получилось как нельзя превосходно, инстанции, конечно, напряглись, но недовольство свое выносили разве что за двери курительных комнат, где и растворяли в непроглядном дыме. Мое же дыхание только-только стало выравниваться. После бурно проведенной и громко обсуждаемой в новостных лентах операции, дела стали входить все в более размеренное и однообразное русло, оставалась лишь аналитика и мелкие бюрократические движения, напрямую зависящие от расторопности официантов в элитно питейных заведениях и коэффициента самомнения оппонирующей стороны.  Одна из таких, собственноручно однажды  утром отсрочила перевод транша через свою компанию, переиграв в определенный момент с уровнем собственной значимости.  Когда я лично выходила на связь с данной организацией по средствам телефона, я представилась и попросила соединить меня с их главой коммерческой структуры (условно назовем его господин N ), на что мне предложили вести переговоры с его заместителем. Я повесила трубку и молча переложила стопку бумаг по этому делу в долгий ящик. Спустя несколько дней я узнала, что когда господин N перезванивал с целью переговорить со мной, ему предложили составить запрос в письменной форме и послать по электронной почте, которую просматривает моя помощница - референт Леночка. Вот что значит структурированная работа команды. Письма, к слову, я так и не видела…

 Утомившись продолжительной, но чрезвычайно приятной прогулкой, я сажусь на бордюр примкнувшего к площади сквера и подставляю лицо теплому ветерку. В руке картонный стаканчик с кофе. Вытягиваю ноги, сняв всегда сдавливающие в послеобеденное время туфли. Ни о чем не думаю. Самый обычный дневной перерыв на работе самого обычного дня может быть удивительно хорошим.


- Вы любите кофе?

Я чуть вздрогнула от внезапности и оглянулась. Возле меня как из-под земли обнаружился яркий брюнет в деловом костюме, чуть наклонился ко мне и замер в ожидании ответа.

 Странный вопрос. Я сижу на городской улице в явной экипировке офисного работника пусть и с картонным стаканчиком, но все же из самой дорогой в городе кофейне и пью не самый дешевый кофе. Я не люблю кофе. Я боготворю его. Всякий раз, когда я внимаю в себя этот напиток, я приношу хвалу Господу за то, что он создал кофе.

- Вы любите кофе? – вновь услышала я.

Это становится уже просто не приличным. Я уже проигнорировала вопрос, более того, я демонстративно отвернулась, снова взяла в руку чашку и сделала первый глоток, закрыв глаза в предвкушении.

- Вы любите кофе? – в третий раз спросил незнакомец. – Так, как люблю его я?


«Да чтоб тебя!» - Не выпуская стакан из обеих рук, я одарила его разве что фирменным прищуром против солнца.


Он отчего-то улыбнулся: - Разрешите? – И не дожидаясь ответа, сел на бордюр рядом  со мной.

 Не разрешаю, хотела сказать я, и активно замотала головой, но брюнет уже этого не видел. Он безумно долго устраивался на прямоугольном кусочке придорожного камня, поставив свой стакан с Латте прямо на дороге, потом переставил его, потом переставил еще раз.

« День можно считать потерянным », -  грустно подумала я. Кофе уже начинал остывать.

Незнакомец тем временем устроился поудобнее, небрежно бросил свернутую «Times» в оригинале возле стакана, и заговорил:

- Простите, я знаю, что неудачно начал беседу, чем, похоже, испортил вам наслаждение кофеем. - Я благосклонно кивнула и закрыла глаза, забывая на  секунду об этом мире, и купаясь в волнах вкусового наслаждения. Но, увы, всё хорошее быстро заканчивается, - когда я открыла глаза, брюнет с улыбкой смотрел на меня.

- И… - Начал, было, навязчивый незнакомец, но я успела остановить его жестом выставленной в его сторону открытой ладони.
Он в свою очередь понимающе кивнул и, помедлив с минуту, закопошился по карманам пиджака.


-Вы не возражаете, если я закурю? – Снова нашел он причину обратиться.

- Господь с вами! – Бросила я. - Мне безразлично, даже если вы удавитесь!

Он как-то странно улыбнулся и чиркнул коллекционной зажигалкой ну с очень уж знакомой моему глазу эмблемой.

- А у вас непростой характер, – выдохнул он вместе с дымом. - Михаил предупредил…

- Михаил? – Я рефлекторно повернулась в его сторону. Мысли забегали со скоростью тысячи мегабит в секунду, сопоставляя полученные данные. – Больше он ничего не говорил?

- Говорил. – Незнакомец снова глубоко затянулся и заулыбался, демонстративно разглядывая сигарету. - Говорил, что от того и тяжелый, что золотой.

Я ухмыльнулась. « Играем в поддавки, значит. Ну, что ж…»

- Он все такой же льстец. Или это сугубо ваша манера располагать к себе, таким образом, незнакомых людей?
Он слегка закашлялся, потушил недокуренную сигарету и вновь обратился в мою сторону:

- Прошу прощения, я не представился. Алексей. – Он наигранно засуетился и протянул мне руку для рукопожатия.

Я медленно расползлась в улыбке кончиками губ и, не раскрывая глаз от прищура, накрыла ребро его ладони кончиками пальцев.

- В этом он тоже оказался прав. – Он деликатно прикоснулся губами к тыльной части моей  ладони и чуть заметно кивнул головой. – При всем своем нраве, вы - одна из тех женщин, которые умеют подавать руку ладонью вниз. В наше время такие встречаются все реже. Как и в том, что ваши руки – ваша визитная карточка.

- Если руки - визитная карточка, то шея – мой паспорт, а грудь - загранпаспорт. – Я поддержала игру и сделала встречный жест головой. - У меня в принципе все в порядке с документами. Ему ли не знать...

- Некоторые формальности ему все же неведомы, бьюсь об заклад.

- Аккуратнее, Алексей, - не расшибите лоб. – Я продолжала куражиться, постепенно входя во вкус. – Биться стоит только за то, в чем слепо уверенны, - остальное это просто ненужные жертвы.

- Всем нам время от времени приходится чем-то жертвовать. И у каждого свой мотив.

- И ваш, вот, мне до сих пор совершенно не ясен.

- Все просто, сударыня, - он по-прежнему держал мою руку несдавливающе, но крепко и смотрел чуть снизу вверх. - Я всего лишь гонзало, доставляющий вам устное приглашение на личную встречу от вышеупомянутого лица. Но прежде чем получить ответ, я взываю вас к разумности, так как, времени на раздумья немного и, в случае ошибки, я не смогу вас отпустить.   

Здесь уже я не выдержала и рассмеялась в голос, слегка запрокидывая голову назад: - Это – абсурд! Вы всячески позиционируете меня истинной женщиной и при этом не оставляете выбора. Но так не бывает. У настоящей леди всегда должно быть заложено время на «подумать», да, и к тому же она по определению с первого раза не соглашается.

- Вы всегда умели деликатно обходить подобные столкновения, для вас это не составляет никакого труда.- Он продолжал деликатно настаивать. – И в этом Михаил даже не сомневался.

 Женщина  любят ушами, говорите? Что ж там, - все мы беззащитны перед лестью. Мне была безумно комична данная ситуация, и сарказм этот был адресован напрямую самой себе. Люди готовы идти на любые изощрения, лишь бы вновь испытать удовольствие при виде ближнего в моральном унижение, и лесть у таких – самое мощное биологическое оружие. Противоядием может служить разве что отсутствие слуха или же неверие, а оно, как и любая мышца, требует постоянных и жестких тренировок, увы...

- Гибкость и тонкость - это всегда красиво, - зашла я издалека, - однако в полной мере проявляться они могут лишь там, где нет физического и давления. В противном случае это либо шантаж, либо провокация, я же со своей стороны так и не разглядела достаточного мотива вступать в предлагаемые вами обстоятельства.

- Вы ведь хорошо знаете, Валерия, он дважды не предлагает, – Алексей не отступал до последнего, - как истинный джентльмен.


- В таком случае, ему придется подождать. – Я мягко высвободила свои пальцы из его крепкой руки, медленно поднялась, собрала свои туфли и перед тем как уйти босиком по вымощенной аллее, добавила через плечо. - Я дам знать, если приму приглашение.

                ***

- Ты все же считаешь, что реструктуризация – единственная необходимость? Не повлечет ли она за собой ненужных волнений?

- Даже если и повлечет? Ну, отсеется пара сотен мелких сошек. Ну, выкинет желтая пресса заголовки с кривыми метафорами на первые полосы на наш счет. Ну, помитингует тот или иной никому неинтересный штатный советник по четко прописанному тексту, - ну дальше-то что? А дальше – ничего. Вернее, это для них – ничего, для нас же – ничего страшного, а вот для тех, кто попытается вставить свои ненужные «три копейки» в производственный процесс, - уже ничего хорошего. - Он на минуту отвлекся, погрузившись в задумчивость. – Никогда не замечал ранее, что даже у ничего есть столько граней разнообразия.

- С энергетикой отрабатывалась подобная схема, не так ли? – я бесцеремонно вернула его к действительности, не спуская виток диалога. - Ты ведь для того и распродал копанию мелкими и средними пакетами на пике ее максимума, чтоб вновь скупить, через какое-то время, когда вся эта образовавшаяся мелочевка начнет загибаться в сложившейся экономической ситуации, и которая, к слову, была тебе заблаговременно и хорошо известна, если не спровоцирована с твоей же помощью. И, вуаля, - ты снова закрытый монополист при официальном государственном разрешении, когда остальные глубоко отсасывают на фоне общего падения конвертируемых валют. Удобно. Практично. Что  еще сказать? Гениально! 

- И достаточно прибыльно.

- Ты разве умеешь иначе? – я искренне приподняла на него бровь удивления.

- По-всякому умею, ты же знаешь. – Он покачивался из стороны в сторону, откинувшись на спинку своего неизменного кожаного кресла. За все это время кабинет мало чем изменился, разве что в элементах декора, а так, все тот же портрет все того же президента на стенке - пошел на второй срок, тот же письменный стол из грубой красной древесины, и едва заметная трещинка в уголке оконного стекла. С тех самых пор… То ли так и не заметил, то ли специально не заменил. - Бизнес для меня — это философия. С определенного момента зарабатывание денег становится уже сильно вторичным, а самый серьезный риск - это риск быть неэффективным.

- И как ты собираешься прокручивать прибыль? Эффективно, разумеется?

- Вот. – Он демонстративно выставил указательный палец, заостряя внимание на услышанном. – « Как » - дело не хитрое, степень эффективности – вот это вопрос.

- Сквозь бреши общемировой экономики, как еще? – я уцепилась за нить разговора и всячески не хотела ее упускать. - Купи Кипр к примеру, в смысле открой беспроцентный кредит их национальному банку, - не будем выражаться чересчур прямолинейно…

- С офшорами сейчас не все так просто, - не дослушал он. - Их трясут нынче и закрывают всеми возможными способами. Кипр, можно сказать, - промо ролик. Полный метр нарежут со всей Европы.

- Тогда тем более нужна новая ниша. Еще вчера нужна была. Чтобы вложить выдернутые средства, пока те, кто не успел этого сделать занимаю места согласно купленным билетам и нервозно жуют поп-корн, глядя как их счета расходятся прямо у них на глазах.

- Заедают печальку, думаешь? Хотя, что еще в подобном случае им остается делать? – Он задумчиво-рассуждающе почесал лоб. - Может, перекусим, кстати?

- Спасибо, я не голодна.

- Ты все так же насыщаешься святым духом? – уцепился он за знакомую тему. - Я, кажется, начал понимать, ты - фрутарианка и питаешься исключительно мужскими нервами, завернутыми в листья винограда собранные девственниками при свете луны. Хотя тебе не мешало бы поднабрать пару кило.

- У меня предложение, - небрежно фыркнула я. - Давай ты воздержишься от комментариев на тему моего питания, а я, в свою очередь, не стану обсуждать твои личностные качества.

- У тебя ко всему найдутся условия…

- Соглашайся. Сделка выгодная в любом случае, – подмигнула я, продолжая подтрунивать. – Вот только тему веса так же попрошу не касаться. А если чего и не хватает, - спиши на годы, с ними, как известно, лучше никто не становится.

- С тобой как раз напротив, Валерия, – он демонстративно пробежался по мне глазами. - Ты с годами, все равно, что мерседес, - линии твои становятся все мягче, а детали выразительнее.

- Только с кабриолетом не сравнивай – рассмеялась я, - крыша пока есть.

- О! это без сомнения, - крыша у тебя на месте, причем не слабая, если взять во внимания хотя бы последние твои выходки.

- Россия… - Я пожала плечами. – Что поделаешь. А ты, смотрю, все такой же мой неизменный наблюдатель?

- Все такой же. И с каждым днем все более пристальный. Ни дня не проходит, чтоб я не рассматривал твои фото.

- Сколько же ты на это времени тратишь? После подобного откровения, боюсь теперь куда-либо уезжать, - затоскуешь, забудешь о делах или еще чего дурного, сопьешься. - Я сделала акцент глазами на богатой коллекции элитного алкоголя в стеклянном баре позади него и початом «Джек Дениелс», - это в 13.20 дня…

- Осталось со вчерашнего, - отмахнулся он. – Пришлось пригубить на фоне некоторых завершений. Неплохой предвещал быть проект, совсем неплохой, но просчитался я, - не доглядел, так сказать, одного, и как выяснилось, самого важного момента.

- Ты все про ту ситуацию, как я понимаю? – я быстро восстановила в голове хронологию текущих событий и связала их воедино. – Партнер твой оказался обыкновенным болваном , а человеческий фактор вообще вещь не просчитываемая, девяносто девять и девять процентов всех рисков основываются именно на нем...

- Я такой же болван, как и он, если их команда просчитала меня.

- Прекрати, Миш. – Он начинал нагнетаться, чем неуклонно заводил и меня. - Ты оступился на собственном знании, но это нормально - любой процессор иногда выдает сбой.   

- С моим опытом – это не оправдание.

- Опыт – не гарантия успеха, также как и молодость - не всегда гарантия свежих решений. Оправдание здесь вообще не уместно. – Я старалась быть как можно мягче и убедительнее. - К тому же, у мужчин тоже случаются критические дни – они, как правило, наступают либо в моменты перегрузок, либо сразу после окончания женских. У их женщин.

 Он поднял на меня глаза и пристально уставился. Снова тот самый взгляд как и несколько лет назад, - будто ничего и не изменилось. Только на сей раз не было больше истомного желания провалиться или испепелиться заживо, - я спокойно держала его атаку в глазах и ожидала последующих действий. Мне вдруг отчего-то представилась его жена, с которой, как он уверял, что уже давно не спит и единственным связующим между ними звеном остается лишь формальность официального брака. Мне виделась их смятая супружеская постель по утрам, его дочка, с небесно-голубыми глазами, как на фотографии в его портмоне, домашние тапочки, собака, ежедневный житейский уют. Она ведь далеко не уродина – его жена, а, напротив, красивая и эффектная женщина, только с очень грустными и глубокими глазами.

- Откуда в тебе, черт возьми, все это понимание? – заговорил он с интонацией, не требующей ответа.

- Почему я могу ответить на любой вопрос прежде, чем ты его озвучишь, - ты это имеешь в виду? – Я чуть более чем вежливо улыбнулась. – Все просто, - у меня в голове бинарность, и  я не беру свои суждения с потолка, поэтому чаще всего становлюсь права.

- Именно поэтому ты такая стерва?


Я заулыбалась еще шире: - Со стервой непросто, я понимаю, но поверь мне, если женщина не стерва, то ты попал вдвойне.

Было заметно, как он немного опешил и еще более вопросительно приподнял бровь.

- Как бы тебе объяснить подоходчивее… - Я машинально принялась искать аналогии. – Смотри, это все равно, что строительство мегамоллов в Москве, - либо островок роскоши на пустыре, либо имеешь дело с реальностью.

- В данной аналогии реальность мне все же ближе.

- Именно поэтому ты и презираешь людей.

- Отнюдь. - Он снова искоса бросил на меня свой загадочный взгляд. - Я просто знаю им цену, каждому, из тех, кто меня окружает.

- Это ужасно. Но вместе с тем и прекрасно. – Я сверкнула глазами в ответ. - У человека нет цены, тем более в эквиваленте тех, кто его окружает.

- У всего есть цена, не гримасничай. - Его брови на мгновение сдвинулись, а линия горечи около рта стала глубже и резче. - Неисчерпаемая алчность человека никогда не может быть удовлетворена. Если он получает одно, он тут же желает другое, и вкусы его становятся только дороже.

- Ни в этом ли заключается прогресс? Ведь деньги - это удобство, очень искусно выровненное с поверхностью земли, - когда его довольно, почва под ногами становится куда более плотной и можно твердой походкой ступать навстречу более духовным стремлениям. Разве твой личный пример не является таковым?

Странная тонкая улыбка вместо ответа осветила его лицо, я подхватила ее и продолжила: 
- Ты так неприлично богат, ты чудовищно богат, я бы даже сказала, что буквально не знаешь, куда девать деньги. Ты не нуждаешься ни в помощи, ни в совете, ни в покровительстве. Ты можешь купить все это. Имя, почет и власть - все продажно в наш удивительно коммерческий век и поднимается до самой высокой цены. Самая упорная и непреклонная шея сгибается перед тобой. В этом я абсолютно уверена, так как, деньги не преуспевают лишь в одном случае, когда при них отсутствует ум, а это явно не про тебя. Ум и деньги вместе будут двигать миром. Поэтому ты в принципе можешь сделать все, что тебе заблагорассудится; и нравственность, и цивилизация, и все остальное подчиняются могуществу денег, a счета твои беспредельны. При этом достопочтенные джентльмены церкви всегда охотно демонстрируют тебе способы их растрачивания, а ты, в свою очередь, всегда рад узнать о таких сферах общественных начал, где твои деньги и влияние могут быть полезны. Ты же и мне помог выпутаться из очень серьезного затруднения, и кто знает, чем бы все в итоге закончилось, и где бы я сейчас находилась, если бы ни твое вмешательство. Ты, можно сказать, поднял меня из пепла, тщательно стараясь оставаться при этом в тени. Но тени пропадают в полночь, как известно, и я у тебя в большом долгу.

 Пока я говорила, он не сводил светло властного взгляда с моего лица, который в свое время окончательно покорил меня. Я не пыталась сопротивляться и теперь этой особенной силе, необъяснимо притягивающей меня к этому человеку.

- Давай не будем морализировать, - заговорил, наконец, он, - мораль вызывает тошноту и перепады настроения; каждый рассудительный человек ненавидит, когда начинается демагогия на тему, что могло бы быть, а что - нет. Что сделано, - то сделано, и обсуждению не подлежит. Могу лишь отметить, что это было осознанное решение, и совершенно не подразумевающее под собой последующую выплату дивидендов.

Вот он! Вот неистовый жест благородства. Слишком широкий, чтоб оказаться неискренним, и слишком решающий, чтоб так просто скрыть свою выгоду.

- Ты сам-то в это веришь? - Я светло улыбнулась ему в ответ, и продолжила утопать в том ощущение, которое было слишком сильно и приятно, чтобы бороться с ним.

- Верю ли я! – вдруг воскликнул он, блестя своими красивыми глазами. – А во что еще верить, если не в то, чему меня научил меня собственный опыт? Во всем нужно оперировать отдаваясь необходимости. Как говорит старая поговорка: Нужно покориться, когда дьявол погоняет. Дьявол погоняет мир с кнутом в руке и, надо отметить, преуспевает в управлении своей упряжкой с необыкновенным искусством.


- Что довольно странно, принимая во внимание твое позиционирование существования Бога…

- Бог есть жизнь, не так ли? – Тут же перебил он. - А откуда берется жизнь? Из греха она берется. Из совокупления, а это территория демона. Если вникнуть в суть, так библия велит, чтобы люди перестали трахаться, перестали желать друг друга, чтоб разучились страстно любить. Иными словами, чтоб все вокруг умерло, замерло, остановилось, тогда – то и наступит царствование покоя и тиши, - абсолютная смерть. А ОН против смерти. Все самое интересное, вкусное, привлекательное – все от Лукавого. Искусство, наука, открытия, вдохновение – все от него. Куда там скучным проповедям с подобным тягаться. А я всегда видел в тебе что-то дьявольское…

- Был у меня один знакомый, который вечно причислял меня к демонической натуре. Был…

- Вот видишь! Я же говорю, все самое красивое и привлекательное в мире, - это от Него. На тебя же просто смотреть опасно, - искушение в каждом жесте. Как тут устоять.

- В каждом человеке есть лютое чудовище, - это его одинокая душа, заключённая в собственноручно сделанной тюрьме, - я повернулась к окну, вглядываясь в солнечный свет, пробивающийся сквозь приоткрытые жалюзи. – Все мы знаем о его существование и часто пугаемся, особенно, когда остаемся совершенно одни, и всячески стараемся забыть о его страшное присутствие кто - в пьянстве, кто - распутстве, кто – еще в чем-то. Что нередко бывает и со мной. Ты бы не подумал этого обо мне?


- С трудом. – Открыто улыбнулся он. - Ты производишь впечатление на редкость приличной женщины, а это, прежде всего,  та про которую никто не знает, как неприлично она себя ведет. К тому же дьявол, насколько мне известно, никогда не злоупотребляет собственными соблазнами, и уж точно дьявол не спит, с кем попало.

- Он еще и хороший предприниматель, - я снова вернула на него взгляд, - его сделки всегда беспроигрышны.

- Любые сделки беспроигрышны. Стоит ли упоминать, что ошибки не есть поражения, они лишь показывают ту границу, за которую нельзя переступать.

- А если очень хочется?

- То, конечно же, можно! – Он снова сверкнул глазами. - Ведь всегда есть возможность сослаться, что бизнесмены тоже имеют свои характеры и привычки, и иногда иррациональные их решения оказываются выше рациональных.

- И что же твоя иррациональность подсказывает тебе сейчас?

- Прежде всего, покончить, наконец, с церемониями, и поехать-таки в ресторан, где нас уже ожидает отменный обед.

 Мужская непосредственность – что может быть бесценнее? Я рассмеялась в голос, слегка запрокинув голову назад: - Иногда мне кажется, твоя осознано выбранная миссия по жизни – это, во что бы то ни стало, меня накормить.

- Восприми это как заботу, – он неспешно поднялся из-за стола, демонстрируя величие своего роста. - К тому же на этой неделе у нас приглашен шеф-повар из Франции, обладатель трех звезд Мишлен, и я думаю, там в любом случае будет, с чем ознакомиться, хотя бы даже из любопытства.

- Не обижайся, но мой аппетит, кажется, не создан, чтобы ценить высокое кулинарное искусство.


- Как раз напротив, поглощать много, значит не успевать прочувствовать истинный вкус. Лишь то, что потребляется избирательно способно претендовать на изыск. Или же ты просто патологически не переносишь французскую кухню?

- Что ты? «Лягушатники» - превосходные кулинары. Просто бывают дни, когда мысли заменяют аппетит.

- Сегодня – один из таких?

 Я не ответила, лишь отвела глаза в сторону, и не поднимала их даже, когда он медленно опустился возле меня. Буквально физически я ощущала, как поднимается смесь интереса и непонимания, бродившая все это время внутри меня и отчаянно просящая выхода. Он больше не задавал вопросов, он лишь деликатно обхватил меня за плечи и чуть развернул в свою сторону. Темные блестящие глаза моего некогда близкого по духу человека и по совместительству заказанного объекта  смотрели на меня сейчас пристально и с особенно напряжённым вниманием. Я провалилась в них сразу же, чувствуя себя будто в сыром полумраке. Любишь же ты, жизнь, все эти игры и столкновения. Все явления связаны между собой,   равновелики и в основном хорошо просчитаны. Ты явно по образованию инженер. Выкручиваешь, растягиваешь, надавливаешь до тех пор, пока ни происходит открытие. Если же открытия не происходит, и показатели эффективности падают, такие объекты ты уничтожаешь быстро и беспощадно.

- Почему? Почему, Миш? – Я набралась смелости и пробуравила его ответным взглядом, не в силах отказаться приблизиться к  истине, тем более, что она находилась сейчас напротив и сама держала меня в руках. – Почему ты отпустил меня тогда? Ты ведь мог уничтожить нас обоих.

 Его темные глаза стали еще более внимательными. Бывают взгляды, которым невозможно противиться, они останавливаются где-то на глубине и будто выворачивают тебя наизнанку. Все ничтожно, все презренно и мизерно в данном зрительном натиске, только в этих глазах сквозь баррикады цинизма, мне казалось, улыбка таилась в них.

- Никогда в моей жизни не было настоящего чувства, - низким шепотом он вычерчивал каждое слово мне в ухо, деликатно отстранив мои волосы с плеча. -  Я бы многое отдал, чтоб однажды так полюбили меня.

                *
 
 - Но, знаешь, это ведь не самое страшное, – он ловко разделывался с запечёнными трюфелями в соусе "Ремолад", третьим по счету блюдом в меню дегустации, в то время, как я изредка косилась на зеленовато-серую кашицу – крем-бруле из сельдерея с горячим шоколадом, фигурировавшую в позициях десертов и настоятельно рекомендованную дегустатором. Аппетит так и не появился. Зато появились внимательность и открытый живой диалог, а он – нечета пресловутому физическому насыщению. - Страшно даже не то, что, я не искал её, когда она пропала… гораздо хуже — я не замечал её, когда она была рядом.

 Что ж, типичная история, дамы и господа. Он и она. Он – успешен, она – красавица. Так долго искавшие друг друга средь повести жизни, они встретились, уже было совершенно отчаявшись. И все хорошо, все красочно, сахарно и окутано розовым цветом. Всего в достатке, - средств, улыбок, поездок, безудержного секса, совместного шопинга и теплых вечеров. Все как подобает, как прописано в историях о сладкой семейной жизни. Все так и происходит, они не врут ни на йоту все эти писания, лишь до одного момента, - пока ни становится скучно. Тогда –то и вступает в силу пресловутая проза, и никуда от нее не денешься. Как бы ни любили два человека друг друга, наступает момент одного из величайших парадоксов жизни: они вместе, но в то же время безмерно одиноки. Отсюда же появляются и ее прямые наследники – недомолвки, обиды, недоверие и извечные претензии, причем не по делу, а так просто - по жизни. И как быть, когда вдруг из домашнего тыла – обители спокойствия, понимания и уюта, остается болотистая жижа с проводом постоянного напряжения по периметру. Войны здесь разворачиваются нешуточные.  Какая там политика, какая дипломатия, когда речь заходит о том, как подчинить  себе человека, которого вы любите, чтобы снова направить его поступки в вашу зону комфорта – в ту прежнюю, где вы некогда были счастливы! Но только задумайтесь  — подчинение это род ненависти, гнева  и враждебности, - каком чувстве здесь может идти речь? Как можно даже думать о том, чтобы подчинить себе человека, которого вы любите? И любите ли вообще…

- Как так случилось, что между вами пробежала размолвка? Вы были искренней и гармоничной парой. Этого не сыграть.

- А как это обычно происходит, Лер? – Он не выглядел раздраженным, обсуждая со мной столь болезненные для любого человека темы. Было видно, как он пытался анализировать, проговаривая. Он рассуждал. – Как и у всех, - абсолютно на ровном месте. Договора, проекты, презентации, поздние приемы, она в облегающем платье лазурного цвета, ты же знаешь, я люблю этот цвет. Алкоголя было много, длинных ног еще больше, - ее оказались самыми притягательными…

- Еще и туфельку потеряла, наверное? – я понимающе кивнула.

- Лучше б туфельку. – Он картинно отмахнулся. - Голову она потеряла еще раньше, но выяснилось это только на утро. Через неделю.

Я тихонько засмеялась, прикрывая лицо ладонью: - iPhone запросила что ли?

- Почти, – он тоже отозвался улыбкой. - Решила, видимо, что бога ухватила за одно место, а бог за последнее время и без того притомился немного, да и мне не здоровилось. 

- Поистаскала изрядно?

- Да как тебе сказать? Я и сам по истаскаться был рад. Смотрел на нее, вглядывался в ее лицо, тело, губы и понимал, что только фантазия влюбленного могла найти в нем так много таинственного. Знал – есть куда более прекрасные лица, более умные и чистые, но и знал также, что нет сейчас на земле другого лица, которое бы настолько заслонило собой весь мир. И разве не сам я наделил его этой особенностью?

- В том-то и оно. А потом обижаетесь на нашего брата, мол, сама придумала – сама обиделась. – Не без удовольствия я подстегнула его. – Все мы на идеализирование слабоваты. Не все способны в себе это признавать.

- В целом-то, да. – Он совершенно легко пропустил мою колкость, только искоса бросил внимательный взгляд, похожий на взгляд размышляющей вороны. - Но все же очень многое зависит от женщины.


- Например?


- Например, когда женщина чем-то занимается - это хорошо. Если эта деятельность еще и приносит ей доход – это особенно приятно. И дело не в количестве заработанного, а в том, что с ней просто в разы интереснее и на удивление легко.


- Ей просто не скучно, чего тут удивительного? – Парировала я, сделав глоток минеральной воды. - Известная истина, самое простое и эффективное средство от всех болезней, – быть занятым. От головного изнасилования, кстати, тоже хорошо помогает, да и стоит не дорого. Но как быть в том случае, если у нее на счету свой заработанный миллион?


- О! Это почти идеально. – Тут же встрепенулся он и улыбнулся, как мне показалось, иронически.

- Почему же почти?

- Придется зад свой напрягать в три раза больше, - вот почему. Такая просчитает каждый твой шаг, еще до того, как ты его предпримешь, перепроверит маржу их перспективности и будет в курсе оборота всех твоих денежных средств. И все не потому, что настолько прожорливо алчна и примитивно бездушна, просто подобная никогда не сможет восхищаться неудачником, а тех, кем не восхищается, она по жизни морально гнобит.

- И подарками ее не подкупишь, действительно. Она сама сюрпризами завалит.

- Вот и ты туда же! - Он посмотрел на меня с особенным интересом и добротой, что сделало его красивое лицо еще обаятельнее. - Причем здесь подарки? Это банальные знаки внимания, не зависящие ни от достатка, ни от социального статуса, и ценность их ни в чеке или ярлыке.  Это всего лишь элементарное желание сделать человеку приятное, порадовать, таким образом, доставить удовольствие.

-  Поэтому мудрые мужчины не жалеют средств на подарки своим женщинам, - подхватила я, - поэтому-то и стремятся оградить  от любой тягостной работы и окружить только приятными впечатлениями. Потому что знают, что удовлетворенная женщина – это источник благоденствия и счастья для всего ее окружающего, и прежде всего, для семьи.

- Вот именно.  - Он продолжал вдохновленно-испытующе на меня глядеть.

- Но это только мудрые. Которые знают, что когда женщина испытывает наслаждение и счастье от отношений, ее мужчине начинает вести. В своем счастливом и удовлетворенном внутреннем состоянии женщина как бы благословляет мужа на успех и привлекает в его жизнь благоприятные события.
Если же она не удовлетворена семейной жизнью, не довольна мужем, ему будет сложно реализовать себя, сложно добиться успеха. Через женщину к мужчине устремляется либо поток благодарности, удачи и процветания, либо поток разрушительной силы.

- Понимаешь теперь, почему так невыносимо бывает находиться дома. - Его голос зазвучал с особенной глубиной и силой. - Почему мы сломя голову и совершенно осознано несемся на сторону?  Лишь бы сбежать от морального истощения, от постоянного недовольства, упреков и регулярного сношения с мозгом. Мы кидаемся в самую гущу бесконечно длинных ног, соблазнительных бюстов, длинных волос, ярких нежных лиц, и тел, кажется, специально задуманных природой, чтобы выводить из равновесия окольцованных мужчин. Мы ищем там этот самый поток, эту тонкую духовную энергию, способную подогревать нашу эгоистичную мужскую значимость, а вместе с ней и веру в себя. И находим. И пусть истинности в этих натурах так же мало, как и размера в губах и груди, они, по крайней мере, эти роли играют, и неплохо временами играю, надо сказать, и мы с радостью обманываемся, что все еще кому-то нужны.

- О, да!  Как это хорошо знакомо. Под улыбающимся лицом прячется фальшивое и эгоистичное сердце, кидая свою кривую насмешку на загадку мира! – Здесь я прервала себя страстным жестом. - Что делает вседозволенность с таким неблагодарным червем, как человек?

- Лер, ты переигрываешь. – Его глаза вспыхнули огненным пылом. Какой царственный, почти богоподобный вид был у него в этот момент! Он произвел на меня ошеломляющее впечатление, и я с застывшим бокалом в руке уставился на него в немом изумлении. Он поймал мой удивленный взгляд, и пыл страсти тут же поблек на его лице. - Мне искренне жаль и ее, и себя, и всего того, что между нами случилось и не успело случиться. Я не ищу виновных, и себе оправдания, -  в отношениях всегда виноваты оба. К тому же, я понимаю свою ответственность и не оставлю ее без поддержки и финансового участия. Но склеивать то, что мы собственноручно разрушили, уже не получится, - нет в нас больше единого целого, нет единства, не разлагающего индивидуальности. Раньше мы были настолько вместе, что  дополняли, буквально растворялись друг в друге, и видит бог, я ценил это состояние и не хотел, чтобы что–то менялось. Но сейчас – его уже нет. И я не могу сказать, почему так случилось.
 
- Если мужчина неуважительно относится к своей женщине, то от него отворачивается удача, вот почему так происходит. - Я прервала его решительным тоном. - Любовница - совершенно посторонний человек и ничего никому  не должна. Ты ее предал, ты - ее муж, некогда близкий и дорогой человек. А сейчас лишь источник боли и раздражения, хоть она и старается этого не показывать. И не надо здесь жеманства и заломанных рук.

- А ты за нее горой, я смотрю. Женская солидарность? Или сама успела побывать в похожей ситуации? - Он резко изменился в лице и рассмеялся над моей горячностью.


- Разные ситуации бывали, главное как они заканчивались. Чаще не в мужскую пользу. - Я не смогла удержаться от легкого нервного содрогания, - столько уж в его посыле было вызова и протеста. - Но прежде чем так слепо тешить свое самолюбие, и воображать, как она состарится и помрет за неделю с тоски, следовало бы для начала убедиться, что вместо того чтоб исходить на слезы, она вовсю ни наставляет тебе рога и очень сожалеет, лишь о том, что не сделала этого раньше тебя.
 
- Ты завелась. - Небрежно выдохнул он, испытующе буравя меня взглядом. - Глубоки в тебе эти зерна муже ненавистности. Кто-то же сумел их в тебе зародить. И видимо, кто-то очень для тебя значимый…

 При этих словах холодная дрожь пробежала по мне.  Я безотрывно смотрела на своего собеседника в теплом дневном освещение ресторана и чувствовала, как меня медленно охватывает необъяснимый ужас. Решив побороть свои ощущения, я стала еще пристальней всматриваться в его лицо. Вдохновенные черты, величественная фигура, а между тем нечто неуловимо страшное было во всей его поразительной внешности.

- Я уважаю мужчин. Они делают нашу жизнь интереснее. – Тихо заговорила я, буквально ощущая физически, как его слова вскрывают в моей душе сухие коросты былых воспалений, как вскрывают гнойники, безжалостно давя их из нарывающей ткани. - Они сильные. Они внимательные. Слова их чаще всего совпадают с поступками. Они всегда знают все лучше. Они настойчивы, терпимы к капризам, не жестоки и умеют прощать. Я искренне уважаю мужчин. Но только мужчин, а не представителей мужского пола. И единственное, чего я по-настоящему не приемлю и гнушаюсь более всего в этих субъектах, - это способность облекать свои мерзкие поступки в жесты широкого великодушия и добродетели. – Слова будто стрелами срывались с моих поджатых натянутых губ в попытке попасть в самое уязвимое место. - Именно такие всячески позиционируют и более того преклоняются перед распущенностью и ****ством потому что знают, что только на фоне нравственного и физического женского унижения могут удовлетворить свою скотскую сущность. И к моему сожалению, данный вид весьма распространён в наше время.

« Укусы проходят гораздо быстрее, если их не чесать», говорил в свое время Граф Дракула. Мудрый был товарищ, воспитанный, потому и бессмертный, наверное. Мы же, плотские, так не умеем, потому и ковыряем друг в друге при любой возможности грязными инструментами, искренне полагая, что хорошо зафиксированный больной в анестезии не нуждается. Так и мы сейчас смотрели друг на друга безотрывно, видя, как сбивается дыхание сквозь сдавленную спазмами диафрагму, и понимали сколь далеко ушел этот поначалу неторопливый, и аппетитный разговор. В действительности ведь так и происходит: люди только  пьют чай, а в их душах совершается трагедия.

- Ты все еще принимаешь это так близко к сердцу? – Аккуратно заговорил он, и было видно, как он внутренне балансировал на гране эмоций.

- Да, - я едва заметно кивнула, не сводя с него холодного взгляда. – Может, у меня и нет сердца, как это порой кажется, но эту тему я, по-прежнему, принимаю близко.

- А вот это лишнее, Лерочка. – Он вежливо опустил взгляд, облегченно выдохнул, и его спокойный убедительный тон отчего-то меня раздосадовал. - Пусть ты и пытаешься, вести себя будто плевала на все на свете. Косметики ноль, походка как у терминатора, - будто и на красоту плевала. Умная, волевая, характер – бетээр. С выражениями не церемонишься, пошлешь так, что и пойти – за честь. Никто не нужен – сама всего добьюсь. И добиваешь, надо сказать. Землю грызешь, но добиваешься. Все меняешь на своем пути, людей, стратегию, план действий, себя, на худой конец, только цели своей остаешься верна. И в этом вся ты. Как бы ни загоняла жизнь в угол, как  бы ни вдавливала острием своим в горло, ты не отказывалась от того, что было тебе дорого. Не отказываешься и теперь, как я посмотрю. Потому что, по-прежнему, не приемлешь предательства, и себе его также никогда не простишь. Это и есть мужество. То самое мужество, которое ты так нелепо пытаешься замаскировать под мужланство.

 Я ничего не ответила. Умение видеть кого-то кроме собственной личности – редкое качество, способность понимать то, что ты видишь – это уже дар. Каждый человек занят прежде всего собой и своими собственными интересами,  он  так много и так с удовольствием думает о своей исключительной личности, что вряд ли сможет отвлечься от своего эго, хоть на какое-то время и искренне переключиться на глубиность другого существа. Чаще он не замечает, даже если сама чертовщина стоит перед его носом. Здесь же шли прямые попадания и исключительно в десяточку. Так стреляют профессиональной хорошо поставленной рукой, и когда точно знают, куда бить. Ведь сквозь прицел снайперской винтовки, как известно, все выглядит несколько иначе, и даже самый злейший враг, смотрится довольно безобидно. Я была безоружна под его краткими острыми фразами и защищалась лишь тем, что не сводила визуальную оборону. Он же держал мой взгляд со снисходительной улыбкой, отчего я почувствовала легкий прилив раздражения, хотя сама не могла уяснить - почему.  Меж тем его глаза сверкнули насмешкой, и он продолжил:

- Только при этом человеческого в тебе куда больше, чем ты всячески пытаешься продемонстрировать. Тебе поэтому и с внешностью усердствовать не приходится, - твоя красота, она изнутри идет, как невидимое свечение. Женщина ведь когда стареть начинает? Не в пятьдесят далеко и не после климакса. Женщина увядает, когда перестает быть верной, когда веру теряет, в кого-то, во что-то, в себя, а в тебе ее столько, я наблюдал, что невольно хочется быть рядом. Ты умеешь верить в человека больше, чем он сам о себе предполагает даже при наилучшем раскладе. И самыми бесцеремонными способами побуждаешь к действиям, которые рано или поздно дают результат. Хотя никто и не знает, будет ли он, результат этот. Даже ты сама не знаешь. Ты просто веришь, и этого уже более, чем достаточно. – Он снова вонзил в меня свой пылающий пронизывающий взгляд, и я непроизвольно смутилась. В холодной растерянности я теперь смотрела на него, и на какой-то момент его черты показались мне ненавистными, хотя я опять не могла объяснить - почему. Но лишь на момент. Потом чувства отвращения и недоверия постепенно изгладились, и вновь оставили меня в состояние смущения.

- Это все от сердца. – Отрешенно продолжал он. - Оно чистое у тебя. И огромное. Как оно в тебе умещается только, не понимаю? Признаюсь, ранее я подобного не встречал.  Вот и удивляюсь, как тебе удается сохранить эту чистоту в нашем насквозь алчно ****ском мире. Сердце в твоем случае не просто мышца.

 «Да, уж…» - я отвернулась лицом к окну, за которым как по заказу накрапывал мелкий дождь. Улицы как-то резко сделались темными, лица прохожих – унылыми, а фигура портье при входе ресторана  - жалко скрюченной. Чрезмерно услужливо он открывал дверь только что запаркованному Bugatti, и невероятно жалкое желание понравиться и снискать  расположение проглядывались в каждом его жесте, когда буквально еще минуту назад он стояла с горделиво выпяченной вперед грудью и делал вид, что не заметил, как на противоположной улице, поскользнувшись на мокром асфальте, и не удержав баланс между двух сумок, растянулась немолодая женщина. Я непроизвольно почувствовала внутри себя колючий комок отвращения, то ли к погоде, столь непредсказуемо переменчивой в последнее время, то ли ко всему роду человеческому, то ли к самой себе.

« Господи, что же с нами делают деньги...»

 Да, ничего они с нами не делают. Они физически не способны самостоятельно что-то и в ком-то менять. Деньги - лишь инструмент, который бесполезен без малейшего над ним усилия, ровно нарезанная бумага в руках бездумных и бездушных существ. Они не меняют, они не помогают и не усугубляют, они, скорее, просто играют роль зеркала, которое показывает человеческую натуру в истинном ее виде. Люди способны низко кланяться и льстить, люди способны лгать и унижаться, чтобы лишь снискать, чью бы то ни было благосклонность для получения собственной выгоды. Внутреннее достоинство (если таковое имеется) вообще не принимается в расчёт. Угрызения совести, отчаяние, поруганная честь, разрушенная любовь, - все меркнет на фоне стопки свеженапечатанных банкнот, а современная научная теория о разумной ничтожности, где жизнь - ничто, Бог - ничто, а человеческая единица - обезумевшее ничто, выступает как агитационная кампания по выбору денег в единственно адекватные и законные правители. Мы вошли в новую эру, не только водолея, как вовсю декламируют астрологи и нарекают тем самым глобальные природные катаклизмы на фоне космических изменений. Мы вступили в эру, где господствует исключительная любовь к деньгам, абсолютная их монархия и полный тоталитаризм на гране диктаторства. Достаточно просто оглянуться и заметить все эти признаки: искусство подчинено любви к деньгам; литература подчинена любви к деньгам, политика, религия – и  вы также не сможете избежать этой общей болезни. Однако всякий режим  жёсткого подавления всегда имеет внутри гнилую сердцевину и неминуемо погибает. Вся история говорит об этом, но разве кто-то принимает во внимание уроки истории?

- О чем ты задумалась? - спросил он, протянув свою руку к моей, и была в его манере этой поразительная кротость.

- Что ты!– Я вернулась в его сторону и стала разглядывать своего собеседника еще более внимательно. Необычайно трогательная нежность читалась в его темных глазах что, неминуемо очаровывало. - Это дурная привычка. В наше время люди не думают. Они не могут выдержать этого, их головы слишком слабы, кроме того, думать - работа достаточно скучная.

 Он придвинулся ко мне и ласково накрыл мои руки своими ладонями. Их обдало жаром.

- Вот ты и сейчас, как ежик растопыриваешь иголки, защищая то хрупкое внутри себя. – Он протяжно вздохнул. - Оно есть. Оно никуда не денется. Но ты напрасно боишься его потерять. – Его голос спускался на полутона и становился все мягче. – Ты изменилась. Еще бы! Обладание миллионами ведет за собой некоторые перемены в человеке к лучшему или худшему. И я могу предположить, что происходило с тобой в те или иные моменты. – Я скорее почувствовала, чем увидел его сверкающий взгляд. – Ты всю свою сознательную жизнь вела сплошные бойни, стратегии и полемики. Всегда сдержана, всегда собрана, всегда требовательна к себе и окружающим.  Никому никаких поблажек, - только максимум. Твоим любимым занятием всегда было бросать вызов обстоятельствам, встающим на твоем пути. Ты буквально не оставляла им шанса. Кто-то думал, что ты проводишь жизнь, как ледяная глыба, и никого не способна любить. Другие считали тебя просто бесчеловечной, но ведь снег зачастую покрывает вулканы, не правда ли? - Он снова лукаво расплылся в улыбке, и сколько хитрости и двузначности было в этом мимическом жесте. - Тогда – то я и решил разгадать все те страсти, бушующие внутри тебя под покровом "бесполой" невозмутимости, и то, что открылось для меня со временем было воистину потрясающим. Я нахожусь в некой степени аффекта по сей день, и все лишь потому, что ты обладаешь дарованием, какого я никогда не имел, - говоришь то, что хочешь сказать, с неподражаемой прелестью, легкостью и с сознанием силы. Эта сила, и подавила меня, и очаровала. Еще толком тогда тебя не зная, я уже ненавидел тебя, и одновременно восхищался как женщиной, сумевшей приобрести статусность и уровень непосредственно своими усилиями, рискнувшей на нечто большее, чем банальная роль прелестного создания для забавы мужчин. Ты сделала крупную ставку, и с блеском разыграла ее. Но теперь, когда необходимость в самозащите и беспокойстве сама собой отпала, твои иглы перестали быть актуальными, они успокоились в приятном бездействии, и ты просто перестала чувствовать. Вот и все. Тебе нечего больше чувствовать, и отсюда становится очень сложным понять, как это было, что ты чувствовала. Как получалось так, ощущать чужую боль? Чувствовать за других? Тревожиться их горестями? И в глубине души ты понимаешь, что никогда уже не вернешь больше этих способностей, потому что  одно из главных преимуществ богатства - то, что оно позволяет нам не принимать чужие несчастия в наше личное внимание.

«И не знать, что от счастья и денег безнадежно дряхлеют сердца…» - едва слышно процитировала я и, высвободив одну руку, принялась играть уголком полотняной салфетки, лежащей рядом со мной на столе.

- Безнадежно, милая. Безнадежно. – Он явно прочел мою реплику по губам, и внезапная улыбка придала его глазам свет, которого я никогда не замечала у него раньше: блестящий и вместе с тем зловещий, как бы подавляющий в себе гнев и презрение.


«Что за странное он существо, - подумала я, снова рассматривая его высокую фигуру, сидящую возле меня. - Какое все же необычное смешение философии, светскости, чувства и иронии, которые, будто вились сквозь его изменчивый темперамент, как прожилки листа. Ежеминутно окруженный (чего в его положении  избежать практически невозможно) толпой льстецов, паразитов и доносчиков, которые пальцем не пошевелят, чтобы сделать что-нибудь не преследуя личной выгоды, он всегда производил на меня впечатление скрытной и твердой власти. Но сейчас, глядя на эту блистательную, без лишней скромности, личность, так внезапно сделавшуюся однажды моим наибольшим единомышленником и другом, мне казалось, что сгустки некой концентрированной боли все сильнее все с каждым разом обезображивают его незаурядную внешность.


- Поэтому ты все так же считаешь, что самая мощная проверка для женщины – это проверка деньгами? – Я старалась придать своему тону и взгляду ни нежное и задумчивое выражение, a скорее надменное, страстное, повелительное.


- Да, я просто диву даюсь, насколько некоторые женщины умеют и любят быть лицемерными. – Он снова искренне брызнул эмоцией. - Тем более в любви. Тем более, когда инстинктивно догадываются, что мужчины влюблены в них. Тогда  они либо доведут своих вздыхателей до самой низшей степени унижения, либо заставят одурманенных страстью безумцев дойти до готовности осуществить любой их каприз. Только в таком случае они смогут удовлетворить свое тщеславие.

- Ты прости, - я слегка рассмеялась услышанному, - но тебе ли судить о тщеславии?

- Не спорю. – Он слегка потупился, но ловко парировал натиск. – Самодовольство давно уже и чрезмерно ослепило меня. В моем багаже практики есть  все возможные и  необходимые развлечения для настоящего "джентльмена". И я не скрываю, что  посещал все эти омерзительные, надо сказать, заведения, где сливал годовые бюджеты каких-нибудь стран малого мира  на полупьяных девиц и вульгарных танцовщиц.  Однако дань моя « так  принято в обществе»,  искуплена уже сполна, чтобы  теперь какая-нибудь женщина смогла очаровать меня, с моим убеждением, что она не более чем хрупкая бело-розовая кукла с длинными волосами, и часто не ее собственными.

 - И все это для того, чтобы лично убедиться, что истинное царство женской любви испытывается в невзгодах и трудностях. – Я иронично подвела итог и засмеялась. – И состоятельность в этом вопросе для мужчины, как тяжкое бремя, потому что он, по сути, может выбрать в спутницы кого ему вздумается. Он может одеть ее в роскошь, осыпать драгоценностями и смотреть на весь этот блеск ее профинансированной красоты, как на статую или картину, но он никогда не постигнет тайн ее нравственных начал и не узнает той светлой, прекрасной стороны женской души. Только при этом, так называемая и осуждаемая "эскортная" женщина – по сей день остается единственным популярным видом среди нас. Она берет от жизни максимальные удовольствия, не теряет времени и зачастую прекрасно устраивается по жизни.  В то время как быть уважаемой для женщины нынче – большой риск, ее скорее сочтут только скучной или же бессердечной и ледяной. Вот и выходит, что для женщины не с таким "прошлым"  просто нет будущего. Искренность и скромность отживают свой век.  Хотя, если вдуматься, все мы сделаны из одного теста и наполнены одними и теми же чувственными и материальными взглядами на жизнь. Ни в этом ли есть суть твоих опытных убеждений?


 Он слушал меня с олицетворением доброты и хорошего расположения духа. Я слегка подалась вперед, чтобы вновь зацепиться с ним взглядом. Он посмотрел  чуть искоса и изящно отодвинул бокал.

- Я  убежден, прежде всего, в том, что мужчина всецело находится под влиянием женщины, хотя мало кто это сам себе признает. Как бы мы ни позиционировали свое лидерство в отношениях полов и ни само утверждались за счет своей физической силы, именно из-за женщин мы все же поднимаемся к небесам или опускаются в aд, где последняя дорога, к сожалению, стала самой излюбленной и всюду одобренной. Вы всецело владеете нашей сущностью. Среди вас есть те, с которыми мы хотим жить, среди вас есть те, ради которых мы хотим жить, но еще важнее то, что среди вас есть те, оказавшись рядом с которыми, мы понимаем, что начинаем жить по - настоящему. Потому что только вы способны порождать в нас влечение тел, душ и умов одновременно. И не для кого не секрет, что если человек увлечен чем-то, не важно, чем - у него интерес к жизни есть. Живой и жадный. Именно поэтому я убежден, что женщины имеют в своих руках все данные, все возможности для созидания добра, но большинство из них предумышленно обращают эти данные в зло.

- Ты несколько сгущаешь краски, мне кажется! – Я снова засмеялась и пожала плечами. – О каком зле ты говоришь? Перестань! Просто каждая стремиться к комфорту, каждая желает улучшить свой быт, и происходит это за счет чего-то или кого–то. А для большинства так и вообще счастье рождается из массы простых и никчемных вещей. Например, из денег.


- Но ведь ты тоже не из тех, кто будет жеманно отстаивать позицию, что не в них счастье. – Он слегка прищурился, и в его голосе прочитались нотки скрытого удовольствия.

- Я?! – Я страстно и искренне изумилась. -  От кого я слышу этот вопрос?! Ты лучше кого бы то ни было знаешь, что я всегда отстаивала гордость и первенство богатства, только и денежного, и умственного одновременно. Именно  такой, к слову, я вижу новую аристократию общества. Когда высшее развращается, оно падает и делается низшим; когда низшее образовывает себя и стремится к развитию, оно становится высшим. Это закон природы. И меня искренне изумляют люди, кичащиеся о своем богатстве перед лицами других и поступающие так, будто подкупили смерть и ухватили Бога за причинное место. Смешно и грустно, если честно! «Голубая» кровь, к сожалению, давно стала жидкой и бледной, и сгустить ее, на мой взгляд, смогут только деньги.

- Что ж, тогда мы находимся у истоков зарождения новых кровей! – Он еще более довольно заулыбался и принял более вальяжную позу. – И именно поэтому я, не сомневаясь уже ни на йоту, официально выношу тебе предложение о партнерском сотрудничестве. - Тонкая улыбка вместо ответа растянула мои губы, а знаком заинтересованности послужила приподнятая бровь. Вот она, оказывается, та самая тонкость, занозой сидящая с первой минуты встречи. - И претендую я, прежде всего, на твой разум, и только потом уже на все остальное.

 Я не сдержалась и рассмеялась в голос. Браво! Блестящий поворот! Если уж и делать что-то в своей жизни, то пусть это будет красиво! Красиво и дорого!

– Все что мне нужно, – продолжал тем временем он, - это твое лаконичное и осмысленное согласие, чтобы я смог перейти к непосредственной детализации проекта.

Выдержав еще недолгую паузу, и не спуская улыбки с лица, я ответила, вновь придав голосу некую официальность: - Вы снова ставите меня перед выбором, Михаил. – И легкая дымка задумчивости небрежно легла на опущенные ресницы. - Мне ничего не остаётся как выказать сейчас характерную скромность и выдержку, не соглашаясь на ваше предложение. И пусть это будет выглядеть как забавное лицемерие с моей стороны, но я прошу дать мне время на размышление.

- И тем самым только вновь подтвердишь, что человек ты тактичный и дальновидный. – Подхватил он, также не скрывая искрящей улыбки. – В который раз убеждаюсь, что я не ошибся, - тебе далеки стяжания совести, потому как никто другой ты прекрасно знаешь, что не существует в природе человеческого существа, которого нельзя было бы купить. Как и я, ты таких не встречала.

- Ну что вы, - еще более потупив взгляд проговорила я. – Хорошо известно, что даже батюшка намолит вам специально прибереженное место на небе, если вы только хорошо заплатите ему на земле!

- Все верно. Потому что ничего не даётся даром на этом мире, кроме воздуха и солнечного света; все остальное должно покупаться - кровью, слезами, иногда стенанием, но чаще всего деньгами. И это абсолютно нормально.

- Так, в чем, ты говоришь, заключается суть проекта? – Я бросила взгляд, видя, как его стальные глаза с напряженным вниманием хватают каждый мой жест.

Все это время, будучи несколько расслабленным, он вдруг замер, не прекращая пристально вглядываться в мои глаза, и лишь спустя какое-то время озвучил:
- Банковские «якорение» и последующие транши оттоков капиталов из офшорных зон. Функция приема и распределения.

- Издержки? – Общение резко перешло на тезисы, - обоюдная привычка при обсуждении вопросов повышенной важности. 

- Пара лямов протечет мимо – никуда не денешься. – Ответ последовал в том же ключе. - Плюс моя любовь к декламации. Когда я неосознанно начинаю говорить, как первые министры и господа в парламенте, - приспосабливаюсь к характеру часа и не придаю значения ни одному сказанному слову!

- Тем лучше! Отброшенная своевременно значимость способствует невероятной ясности мысли. – Зафилософствовала я и лениво откинулась в стуле. – Твои, логично предположить, мимо тебя не проплывут, - мы же понимаем. Так вот мои, в таком случае, должны продрейфовать где-то рядышком.

- Еще и поэтому я поднял с тобою этот вопрос. Делаешь что-либо только, когда ясно видишь свою выгоду… - в полголоса озвучил он, как бы говоря сам с собой.  - Десять процентов от общей суммы, - было сказано уже в мой адрес, - съедим слона по кусочкам, как говорится.

- Это как минимум еще один мой собственный миллион на счету, заметь! – Не упустила я возможности подтрунить на тему недавнего разговора.

- Да там по более выйдет. – Он улыбнулся, понимая, к чему я веду.

- Не боишься? – Игривость меж тем нарастала. - Чем тогда оподаривать будешь?

- Презентую тебе коллекцию русской классики в мягком переплете. Ты же всегда тяготела  к чтению.

 И снова в яблочко. Ох, уж эта смесь остроумия, иронии и абсолютной серьезности с крупицами пафоса, - всегда он знал, как произвести нужное впечатление. Как тут устоять от предлагаемого сотрудничества и регулярного предметного общения в подобном ключе? Однако потянуть интригу все же стоило: - Мое единственное условие… - деловито выдохнула я и замолчала.

Он выжидал с нескрываемым любопытством. Любопытство нарастало. Он выжидал, буквально полыхая глазами. Режим ожидания сходил на мили секунды:

- Ты перестанешь меня постоянно кормить.

Он разразился хохотом, дико, шумно, неистово, чем мгновенно встревожил близ сидящих гостей и персонал заведения.

-  Знаешь ли, состоятельные люди, - они самые недоверчивые, когда наедаются до пресыщения.

                ***

 «Тебе не скучно среди этого однообразия?» - спросил он напоследок, усаживая меня в такси.
Скучно? Да, как тебе сказать…
Вся наша жизнь – беспрерывная борьба со скукой, либо затхлое в ней прозябание. Здесь, как и везде – каждый сам для себя, кому на что смелости, как говорится, хватает. Или амбиций. И хватает ли вообще…

 Вслух я, конечно же, этого не сказала, лишь подняла на него еще раз глаза с легкой улыбкой и попрощалась грациозным поклоном головы.

Скучно? Возможно. Но по мне гораздо скучнее заниматься бессмысленными делами.
 Сила тяжести помноженная на расстояние и поделена на дефицит времени – вот формула моего существования в последнее время. О какой скуке здесь может идти речь? Переутомление, раздражение, чрезмерная категоричность – это, пожалуйста. Еще приливы цинизма и желание разбить кому-нибудь голову, как отголоски чьей-то пресловутой недееспособности. Но бесполезных людей, как известно, не бывает, - бывают чаще бездарные руководители, которые совсем не разбираются в людях. Поэтому головы по массе своей целы, а «разборы» идут безостановочно и полным ходом, особенно когда действительно есть, что разбирать…
 Лучше всего для меня в такие моменты – это просто взять такси и поехать в «Сити». В свой офис, на свой этаж, на свою высоту птичьего полета, с которой столь прекрасен мой город в нависающем сумраке. Где все чинно и  благородно, где так мило пахнет крокодиловыми бумажниками, кофеем  и нотками алкоголя. Стоит только оказаться по ту сторону массивной двери, сесть в свое глубокое кожаное кресло, развернуться к окну, как я сразу же успокаиваюсь. Сразу появляется необъяснимая острота сиюминутного восприятия. Ты просто наблюдаешь за миром с панорамного вида, и кажется, что мир в это время также наблюдает за тобой. Вы просто присматриваете друг за другом. Просто. Без причины, без ожидания. В этом и есть, похоже, некая особая важность, ведь когда перестаешь ждать и надеяться – появляется невероятная трезвость ума. Лишь только вера тихонько присаживается на ручку кресла, чтобы смотреть с тобой в одном направление, а вместе с ней и доверие – как первопричина ее, потому что предшествует вере, потому что находится До нее.

 «Сможем ли мы вообще теперь друг другу доверять?» - думала я, медленно пуская клубы дыма, оставленных кем-то на столе тонких сигарет, и вглядывалась в густой покров  надвигающегося на город сумрака, - ночь предвещала быть долгой. «Я знаю, кто он, он тем более  знаешь, кто я. Но он предложил мне возможность совместно заработать деньги, хорошо заработать, красиво, масштабно. Без фиалок, голыми фактами предложил  со всеми вытекающими – партнерство на равных условиях. Но он не сумасшедший, не думайте, он просто миллионер. И неужели куча моих нанятых, нажитых и наложенных помешает мне принять это?

 Не имея возможности жить вечно, мы имеем возможность жить ярко, и я всегда говорила, что только в молодости стоит иметь кучу денег. В старости же их функция - лишь наполнять карманы медиков за их старания в неравной борьбе сохранить наше бренное тело. Тем более в наш век, когда доступен огромный выбор, - глаза, губы, руки и другие выступающие части тела - все это теперь можно купить. Зачем мешкаться с покупкой? Разве что бытующими историями, что подобная красота часто кончается судорогами, злокачественными образованиями и телесной немощью, - это как месть природы за поруганное тело. Только мало кто при этом задумывается, что месть вечности за нечестивую душу совершенно идентична. Но это не мы такие, это Свет таков. Он каков есть. Им двигают самые низменные силы, он работает для самых пошлых, пагубных целей и он далеко не рай. Но мы – в нем, всю жизнь в нем, поэтому единственно, что остаётся делать в предлагаемых условиях, это извлечь из него выгоду, и самую что ни на есть большую. А неудачу оставим кому-то другому, - нам его уже не спасти.

- Ты чего это в темноте, Михална? – раздалось позади меня внезапно и весело, и сразу после глухого удара чего-то массивного обо что-то тяжелое. Что сказать, Ванька всегда умел появляться грациозно и вовремя, эдакий Моисей, зашедший в книжный магазин купить Библию.

- Огня достаточно, - ответила я хмуро, - во всяком случае, для того, чтобы думать.


 Он что-то буркнул в ответ, усмехнулся и зажег настольную лампу. Еще несколько шуршащих манипуляций за переговорным столом, шумные шаги перемещения, хлопающие дверцы шкафчиков, звук чашки о столешницу и жужжание кофейного аппарата буквально ворвались в мою голову с явной целью ее раскроить. Сколько же ежеминутно нами потребляется шума! Жаль рынок сбыта на этот продукт уже слегка перенасыщен, а то можно было выйти на колоссальные обороты, ведь человек - единственное существо, способное производить его буквально из ничего.


- О чем мысли-то? – спросил Ваня все тем же насмешливым голосом, нависнув локтем на спинку моего кресла.  - По выражению твоего лица можно предположить, что ты замышляешь какой-нибудь бескорыстный поступок чистого великодушия.

 Поистине случаются в жизни дни, когда теряешься перед выбором, то ли пойти чаю выпить, то ли повеситься. Ну, или голову проломить кому-нибудь, - тоже вариант, главное, не забывать улыбаться при этом. Улыбка – она же располагает. Просто ибсенизм,( или еще какой-нибудь другой "изм" ) достигает порой такого апогея, что раздражать начинает даже то, что приятно и ценно, причем с обратно пропорциональной зависимостью: чем ценнее – тем сильнее раздражает.

- Сядь, Вань! Ненавижу, когда мужчины стоят. – Сказала я вместо этого.

- Оооо, - протянул он, отклоняясь вперед и вглядываясь мне в лицо еще более пристально. - Концентрат сучности превышен, я смотрю. И кто этот гений, послуживший причиной? Можно, я пожму ему горло?

 Я пропустила насмешку, лишь натянуто улыбнулась, - получилось, наверняка, ядовито. Здоровый сарказм – то, за что я искренне обожала Ваньку, но сейчас выбешивал даже этот неоспоримый факт.  Есть такое проявление любви, как раздражение, по крайней мере, так говорят; по мне, так это клиника. Просто когда двигаешься с человеком по жизни бок о бок, всегда возникает иллюзия, что вы видите друг друга насквозь и читаете по заглавным буквам. Отсюда и опрометчивость в поступках, и чрезмерная эмоциональность.  В такие моменты важно уметь пропускать первую реакцию, а то и вторую, если с первого раза не получается.  Хотя, в конечном счете, все мы не без греха…

- Это все отголоски прежней болезни, - проговорила я абсолютно ровным тоном. Ванька стоял уже возле окна, повернувшись спиной ко мне, но быстро обернулся, услышав сказанное.

- Что с тобой? – ошеломленно спросил он.

- Ничего нового. – Ответила я все тем же голосом. – Старое хроническое заболевание, - угрызение совести называется. Знакомо? Приступы обычно случаются внезапно, длятся долго и очень болезненно. Даже современная медицина в этом вопросе бессильна, так что я, по-видимому, безнадежна. Но не об этом сейчас...

- Совесть?! – Изумился он с хрипотой; в ней читалась растерянность и непонимание. – Я всегда полагал, что она как минимум в курсе и как максимум в доле всех твоих дел, либо давно уже вышла в отставку.

 Собравшись с силами, я заставила себя улыбнуться и подняла на него глаза. Взгляд выдал, видимо, всю мою мрачность, а вместе с ней и презрительность, так как Ванька тут же изменился в лице и непроизвольно отстранился назад. Его дикий, в высшей степени растерянный вид произвел на меня неоднозначное, больше пугающее впечатление, что я незамедлительно взяла себя в руки и, сделав глубокий вдох, подавила нарастающие приступы за еще более широкой улыбкой.

- "Временное умопомешательство", - его голос слегка дрогнул, - это все временное умопомешательство, Михална! Не ведись! Еще великий классик говорил, что весь свет - сумасшедший! А практика показывает, что мы можем увлекаться, чем угодно, однако рано или поздно неизменно возвращаемся к классике. В ней то мы и черпаем силы и новые идеи. Поэтому сумасшествие для нас – это естественная гармония, причем единственная, и уж тем более, для тебя. – Он вновь улыбнулся, и была в этой улыбке теперь уже какая-то нескончаемая забота и теплота. – Поэтому, Михална… - Он запнулся на полуслове и, протянув руку куда-то за мое кресло в область письменного стола, выставил прямо перед моим носом  цилиндрическое кондитерское изделие фабрики «Рот Фронт». – Батончики, Михална! Батончики!!!

 Я с минуту уставилась на красно-бежевую обертку фантика, затем медленно подняла взгляд на Ваньку и бесконтрольно разразилась смехом. Это был глубокий, необузданный смех на гране истерики; он вырывался прямо из груди и содрогался собою все тело, смывая необъяснимые зловещие огоньки в моих глазах непроизвольными слезами. Ванька хохотал со мной в голос, упершись рукой в подлокотник моего кресла, чтобы не потерять равновесие. Я схватила его за руку, из которой он по-прежнему не выпускал конфету, и, в попытке обуздать свое заливистое веселье, заговорила: - Вот за что обожаю тебя, Вань, так это за твою нестандартность реакции и быстроту действий! Они уникальны! Одной своей фразой ты способен перевернуть ситуацию вверх дном, а это не оспоримый талант!

- Возможно, поэтому я до сих пор работаю без лицензии. – Тут же парировал он, будучи снова в прекрасном расположении духа.

- А вот это уже форменное рас****яйство, - настал мой черед удивляться. – Ты так и не соизволил доехать до федеральщиков?

 Он отрицательно мотнул головой и, с размахом крутанув меня в кресле, отправился к переговорному столу. Я не стала препятствовать ни ему, ни вращательному движению до полной его остановки, - пусть хоть иногда голова покружится от обычного физиологического вмешательства. Характерный щелчок и звук запустившейся операционки снова вернули меня в сиюминутность, как только я коснулась ногой ковролина. Я повернулась и  увидела, что Ванька сидит теперь, озадачено уставившись в монитор, и прикрывает глаза рукой, на которую экран, искажая его черты, бросал голубоватый блик. Я вдруг остро пожалела о том минутном раздражении, которое направила на него, не сдержавшись.

- Кстати, о рас****яйстве, - заговорила я, стараясь снова перенять его внимание в свою сторону. – Ты ни в курсе, где у нас Ромка? Не могу до него дозвониться.

 Ответом послужило молчание, лишь только поза его стала выражать еще большую собранность и озадаченность. Я с минуту выдержала вопрошающий взгляд, и, не дождавшись, потянулась за телефоном.

« Абонент недоступен…» - проскрипела мне трубка.

- Вот же гад! – Бросила я в сердцах, чувствую, как снова начинаю заводиться. – Мы так не договаривались, - нас дело виснет, а он не на связи который день! 

Ванька не среагировал, полностью углубившись в компьютер. Что за черт! Я с силой швырнула телефон на стол и подошла к бару налить себе виски: – Ты когда с ним виделся в последний раз?

- Боюсь, Роман у нас выпадает из обоймы? – Заговорил он непринужденно, будто бы размышляя вслух.

- Что-то я не совсем понимаю? – Я осеклась и уставилась на него в ожидание продолжения.

- Все начиналось, кстати, также невинно, - он наконец-то повернулся и указал глазами на бокал в моей руке. – Снятие стресса после тяжелого рабочего дня, напряжение после проекта, а по результатам так и вообще грех не отметить ...

- Ты о чем это, Вань? – Я все никак не могла уловить, к чему он клонит, но уже явно понимая, что знает, о чем говорит.

- Все мы здесь – винтики одного механизма, о чем, по сути, изначально говорилось открыто и прямо, и ни для кого не являлось секретом, что крутиться придется на пределе человеческих возможностей. - Он как-то тяжело поднялся со стула, медленно подошел вслед за мной к бару и также плеснул себе из открытой бутылки. -  Вот и перекрутился, видимо, работник наш  умственного труда, литрами поглощая кофе. Все - напролом, никаких тебе тренировок и репетиций, все сразу и на чистовик. «Работаем, чтобы жить» постепенно перетекла в «живем, чтобы работать»,(насколько слово «работа» здесь вообще может быть употребимо). Но мы приняли свои обязательства, отдавая себе отсчет, что не на столько, насколько заслуживаем, а на столько, насколько согласились. Поэтому и продолжали делать то, что делали, на ходу разруливая ситуации, и продолжаем это делать, по сей день. Только резервы – они не резиновые, а синдром неудачника обостряется при малейшем упадке эффективности (в моем случае – так вообще уже пора бы с ним сжиться). Но всякий раз, когда, кажется, что силы на нуле, что ниже уже просто некуда, вспоминаешь, что рядом есть люди, которые в тебя верят, и понимаешь, что если  обессилят и они - вот тогда-то и наступит то самое - настоящее дно. Поэтому снова находишь откуда-то в себе остатки уважения, что б хотя бы не проверяй их веру на прочность, а просто снова начинаешь движения. Хоть какие-то, но снова начинаешь. И досуг в этом деле у нас, как лакмусовая бумажка, - та граница между высокой работоспособностью и ее патологией.

 Прервавшись, он сделал глоток, позвякивая кусочками льда в бокале, и посмотрел на меня. Я поймала его взгляд – чуть насмешливый, сатирический, от чего мысли мои еще больше спутались.

 - Может, в пятку меня поцелуешь? – Бросила я, стараясь сдержать недобрую улыбку, непроизвольно набежавшую вокруг моего рта.

- Я что, настолько издалека начал? – Выдал он изумление, закуривая сигарету, и глаза его снова заискрились весельем, когда он сквозь дым посмотрел на меня.

- Где он, Вань? – Резко отсекла я, понимая, что наши горячо любимые речевые баталии так и норовят перейти в пустой треп. – Вопрос серьезный на повестке. Вы мне оба нужны. Очень!

Он снова глубоко затянулся, продолжая улыбаться, разглядывая клубы дыма, и отчего-то спросил: - Который сейчас час?

- Почти десять, - ответила я, бросив взгляд на настенный циферблат и продолжая находиться в недоумение.

- Тогда поехали, - резко оживился он, туша остатки сигареты в бокале, -  мне кажется, я знаю, где его найти.

                ***

 Около одиннадцати часов мы подъехали к неприметному трехэтажному зданию в одном из узких переулков петляющих лабиринтами центра. Нашей целью был частный игорный клуб, куда мы проникли через мрачную подворотню сквозь столь же неприметный не знающему глазу проем в пошарпанной стене. Ванька деликатно, но настойчиво постучал. По ту сторону послышалось шевеление; ключ повернулся в замке, и мы вошли в тесную прихожую, открывающую собой длинный петляющий коридор. Встречающий, больше похожий на при отельного портье, нежели на типичного дуболома, был совершенно почтителен и внимателен, однако мне сразу  врезались в глаза его угрюмые и слегка насмешливые черты. Между тем он жестом предложил нам пройти и улыбнулся так, что моя инстинктивная неприязнь заставила меня умолчать о всякого рода назревающих вопросах. Мы прошли по ковру из мягкого войлока, и я не смогла не обратить внимания, что в этом помещении все усилия были приложены, чтобы все сделать бесшумным; звукоизоляция была повсюду. И та самая дверь, перед которой остановил нас «портье» была обита толстой байкой и двигалась на немых петлях. Он сделал в нее комбинационный стук, и только услышав ответный, медленно ее отворил. Комната была ярко освещена электрическими лампами и наполнена людьми, играющими в покер и баккара. Некоторые посмотрели на Ваньку, когда он вошел, и кивнули с улыбкой, другие уставились с любопытством на меня, но, в общем, наше появление было мало замечено, кроме одного человека, сидящего в правом углу стола, чьи глаза выражали неприкрытое удивление. Он даже слегка втянул голову в плечи, и заметно ссутулился, - Ромка часто так делал, особенно в моменты излишнего на него внимания. Я поспешно отвела глаза дабы не провоцировать, - в его позе и без того читалась чрезмерная напряженность и отяжеленное, явно ставкой  на кону, отчаяние.

 Роман – игрок?! Никогда  бы не подумала! Да, он порой присоединялся к нашим  редкими играм дружескими вечерам, но и в этих случаях я не замечала, в нем  необузданность и яркий азарт. Чаще он пребывал просто в веселом, почти бурном расположении духа и весь вечер мог занимать нас нескончаемыми смешными историями на абсолютно любую тему, так, что мы хохотали, взявшись за животы, и его глубокий и мягкий смех был всегда особенно звучен и гармоничен на фоне нашего ослиного гоготания так называемого «культурного веселья».  Кто бы мог подумать, что при этом он тайно умудрялся безрассудно картёжничать, отдавая тем самым то ли дань моде, то ли собственным амбициям, - азарт, как признак "мужественности" и "храбрости". "Я презираю тех, кто боится проиграть, и карточные игры тому показатель, - сказал он мне однажды в одну из наших "вечерий", - это показатель трусливой и мелочной натуры». Тогда я восприняла это, как утрирование.


- Может леди желает присесть, - донеслось до меня с противоположного конца стола, - оно у меня сегодня на редкость счастливое.

- Нет, нет, благодарю, - вежливо рассмеялась я, разглядывая источник звука, - мелкие глубоко посаженные глаза, скользящая ухмылка и нелепый вельветовый пиджак, - прямо таки протопит бумажной крысы. - Не думаю, что наши с вами места могут быть взаимозаменяемы.

 Тот смерил меня любопытным взглядом, не меняя спокойствия, хотя в его глазах сверкнули зловещие огоньки: - Вы не играете?

- Отчего же? – Я деликатно кивнула головой, опустив на мгновение взгляд. – Просто чту мужское самолюбие: иметь в игре достойного соперника - мужчину, это уже достаточно скверно, а женщину-соперника – так вообще из рук вон!

 Он  рассмеялся над моим высказыванием тихим едва слышным смехом, и этот смех жутко раздражил меня.

- Позвольте все же уговорить вас, - промолвил он, глядя на меня со своей загадочной улыбкой, - только для удовольствия! В качестве ставки предлагаю не деньги, пусть будет что-нибудь номинальное,  какой-нибудь пустяк,  только для того, чтобы игра возымела свой логический смысл. - И он снял с манжеты рубашки платиновую запонку и призывно положил ее по центру стола.

- Большая честь для меня, - я парировала ответной улыбкой, - но, видите ли, я не совсем доверяю добродетели, не подкрепленной кругленькой суммой. И пусть деньги ничто как деньги сами по себе, однако, они способны лоббировать многое, в том числе и любой логический смысл! – Я сделала пару медленных шагов вдоль сидящих за столом, едва касаясь кончиками пальцев спинки стульев каждого из них, и не сводя глаз со своего оппонента. - Кто-то даже иногда называет их крючком для самого дьявола, - продолжила я, улыбаясь.

- Если вы нарекаете, таким образом, деньги дьявольским чародейством, то я полностью солидарен. Я всегда это говорил. - Он вновь рассмеялся, глядя теперь на меня снизу вверх, и у нас с Ванькой появилось, таким образом, несколько секунд молча переглянуться и быстро оценить ситуацию, как вдруг я резко почувствовала на себе пристальный взгляд нашего третьего «надежного» партнерища и, быстро повернув голову, я встретилась с ним глазами. Лицо Ромки, находящееся сейчас почти напротив, заметно омрачилось, осунулось и приняло растерянное выражение. Эти глаза мне поведали все. Все необходимое, для дальнейших движений;  всю тяжесть и отчаянность его ситуации – одним взглядом. Я с минуту удерживала его, затем мягко улыбнулась кончиками рта – и это была уже совершенно другая улыбка, не предназначенная для массового потребления, а значащая то, что знают о ней узкого круга люди,  и едва заметно подмигнула. После чего небрежно откинула волосы с правого плеча, вынула из мочки уха бриллиантовую сережку и демонстративно бросила ее на стол рядом с запонкой. – Что ж, я  принимаю ваше предложение, - обратилась я вновь к своему отсмеявшемуся оппоненту. – Только пусть моя ставка изобразит на этот раз нечто более ценное, чем деньги, - я затянула паузу, -  чью-нибудь душу, например!

- Я почему-то ждал, что вы это предложите, - довольно протянул он, и глаза его злорадно сверкнули. – Я всегда уважаю решимость. И даже если человек порешит идти в ад, я чту его за то, что он держит свое слово и сразу после смерти отправляется туда. Только на этот счет у меня есть встречное предложение, - еще более ласково продолжил он. – В то время как по денежным проигрышам у нас действует беспроцентная отсрочка, то, что касается проигранной души,- он сделал протяжный вздох, - то здесь, конечно, никто ждать не может. Таковы наши правила!

Над столом как–то разом образовалось густое напряжение. Я буквально кожей почувствовала, как повисшая тишина загудела в пространстве, и необходимо было прервать ее, как можно скорее, пока она ни принялась сдавливать барабанные перепонки.

- Уверяю вас, - заговорила я совершенно серьезно, - для большинства людей душа бесполезна, и если бы она была у кого-то из них, он бы с удовольствием обменял ее на тысячу евро. Душа – она же бесплотная, что с нее взять? А тысяча евро всегда пригодится. – Продолжила я, давая волю иронии, и  внимательно всматриваясь в участников игрового стола. – Правила есть правила, я принимаю их. Играем.

 И сидящий подле меня игрок тут же подорвался, уступая мне место. Я чинно опустилась на предоставленный стул возле главного провокатора, чувствуя, как омерзительное тепло предыдущей пятой точки сквозь сидение неминуемо проникает мне в мозг. Всем своим видом я погрузилась в задумчивость, не скрывающую явную жилку цинизма и некоторое презрение ко всем окружающим, и непременно заказала кофе. Игра была ажиотажной и достаточно быстрой. Поначалу с церемонностью и натянуто, к середине слегка согрелась, и достиг полной приятной теплоты и умиротворения, когда очередная пришедшая карта выдала наивысшую комбинацию.

 
 Я выиграла! - произнесла я, спокойно открывая карты и с улыбкой вглядываясь в глаза своему безымянному оппоненту всего вечера. - Но вы мне ничего не должны, так как мы играли, прежде всего, для удовольствия, и вы рисковали абсолютно "ничем". Потому что если бы у вас существовала душа, я бы, конечно, потребовала ее, и, между прочим, еще глубоко сомневаясь в ее пригодности. Но у вас ее нет, поэтому вы значительно облегчили мне выбор достойного аналога выигрышу. – Я вновь обвела глазами стол, на секунду задержавшись на Ромке. Он сидел будто вдавленный в спинку стула, сгорбившись под тяжестью собственных нервов. - Наш коллега и ваш на данный момент партнер по клубу сейчас уходит вместе с нами, и ни у кого из вас не возникает даже мысль этому воспрепятствовать. Более того, каждый из всех здесь присутствующих не двинется с места, пока наша троица ни покинет данное заведение и еще семь минут с момента ухода. Далее вы все дружно полностью и навсегда забываете, каков был его результат по истечению всех предыдущих ваших встреч, и как бы ни складывались обстоятельства жизни, вы не пытаетесь нас искать, так же как и мы, в свою очередь, обязуемся не усугублять ваше существование.

 Немая тишина вновь охватила периметр. Мой безымянный оппонент молчал, по-видимому, серьезно, почти мучительно размышляя, чем ему стоит ответить. Его бедное лицо в тот момент было сурово, а темные глаза блестели, как холодная сталь. От этого блеска веяло сырость и непроизвольно бросало в озноб, и чтоб хоть как-то унять его я потянулась за чашкой так и не притронутого до сих пор кофе и сделала глоток.

- Что ж, - заговорил, наконец, он, изучая каждый мой жест испытующим взглядом. – Мне следовало предвидеть подобное. Холодна, неразговорчива, с раздражающей привычкой мысленно отвлекаться от происходящего; - я наслышан об этой невероятной и прекрасной смеси чистой нежности с нечистой силой, не думал вот только, что встречусь с ней в подобном обличие.

- Принятые образы обыкновенно ошибочны, - заметила я, внимательно всматриваясь в него. - Принятый идеал нечисти - неописуемое существо с рогами, копытами и хвостом; принятый идеал красоты - Венера Медицейскaя, но между тем даже ваше женское окружение, смею предположить, в разы превосходит эту слишком переоцененную статую. Есть над чем поразмыслить, не правда ли?

 Я вновь резюмировала слова мягкой улыбкой и аккуратно вернула чашку в предыдущее положение. – Однако, без лишней скромности, мне чрезмерно приятно ваше тесное общество, но время достаточно позднее и нам с коллегами уже нужно идти. – Решительно подвела я  итоги этой и без того затянувшейся демагогии и не смогла не заметить, как его глаза как-то разом вдруг провалились в задумчивость с бликами благоговения и презрения.

- Деньги – вот истинное олицетворение нечисти, - бросил он нам в спины, когда мы с Романом уже присоединились к Ваньке, так и не садящемуся за все это время за стол, и направлялись в дверной проход. - Деньги, моя дорогая Валерия, сделали все для тебя, помни это! Ты же сама ничего для себя не сделала! – И он прервался омерзительным смехом. – И прошу, не пытайся укорить меня в "нелюбезности", потому что, это - правда, и я не вижу тут нелюбезности. Ты ничего за все свое время не сделала для себя, и ты уже не надеешься что-либо сделать, - он вновь засмеялся, - кроме того, чтобы  отправиться сейчас домой и попробовать заставить себя спать, если бессонница вновь о себе не заявит. Ну, и если доедешь, конечно же…

 И прежде чем я успела что-либо ответить, быстрая тень набросилась на меня откуда-то слева. Я вряд ли бы успела вовремя среагировать, если бы ни сильная рука Ваньки, обхватившая меня вокруг пояса, и изо всей силы оттащившая назад.

- Обуздайте своих шакалов, мразь, - с яростью бросил он, передавая меня в руки Ромки и закрывая своей спиной. – Рискуешь обзавестись бесконечными неприятностями!

 Тот ничего не ответил. Он был охвачен своими собственными глубинными ощущениями, смотря на нас почти бессознательно, и понимая, что одним жестом может похоронить нас троих здесь и сейчас. И можно до бесконечности заставлять общество вертеться на тебя, как волчок, при помощи власти и возможностей, но стоит только раз увидеть, что весь этот блеск, великолепие и надменность не стоят ни гроша в сравнение с действительно характерным поступком, как тут же возникает искреннее желание подохнуть. Однако совершенно пустая трата времени пытаться покончить с собой, если ты и так уже мертв. А если человек умер - он умер,  и всему, что с ним связано, конец. И нет никакой разницы в том, что речь идет о духовной его смерти.

 Между тем мы свободно покинули здание, и беспрепятственно добрались до машины. На улице царила ясная прохладная ночь, - самое время для приятной прогулки, я же шла почти бессознательно, и перед тем, как захлопнулась дверь автомобиля, успела взглянуть на редкие городские звезды, - они прыгали и кружились перед моими глазами. Я вздрогнула. В душе моей сводило спазмами от мысли, что каких-то пару минут назад, всего в нескольких шагах от данного места могли лежать сейчас три окровавленных человеческих тела, которые так недавно еще разговаривали между собой, ругались от недопонимания и строили планы, и, несмотря на то, что вряд ли кто из присутствующих сейчас это признал, я считала себя их косвенной убийцей.


- Лер, ты зачем кофе выпила? – Всполошился Ванька, когда мы уже мчались по пустому проспекту.

- Я не пила его, Вань, – спокойно ответила я, не сводя глаз с мельтешащей дорожной ленты. – В подобных местах даже мыть руки с мылом чревато, - того гляди обработают кислотой.

- А выглядело достаточно правдоподобно, - усмехнулся он с заметным облегчением. – Актриса ты наша, полу профессиональная!

- А то ты не знаешь… - Устало ответила я и прижалась виском к боковому стеклу.

« Актриса?» - Улыбнулась я своим мыслям. « Стоит ли красить лицо и ломаться на подмостках, чтобы с гордостью наименовать себя данной профессией? По мне, так лучший актёр – это тот, кто превосходно играет комедию в жизни, как я, собственно, и стремлюсь это делать. Ходить хорошо, говорить хорошо, улыбаться хорошо, плакать хорошо, стонать хорошо, смеяться хорошо и умереть тоже надо будет постараться хорошо! Вся наша жизнь -  чистейшей воды комедия, что уж тут говорить, и все беды ее – лишь от того, что мы просто привыкли придавать всему слишком уж много серьезности.»

- Почему, ребят? – Тихо прозвучал Ромкин голос, не проявлявшийся до этого всю дорогу от самого клуба. – Почему вы сделали это? Вы же, наверняка, знали, в каком я дерьме.

 Мы с Ванькой на минуту просели молчанием в поиске неподготовленного заранее ответа. Да и возможно ли к подобному, вообще, подготовиться? Я отчего-то вдруг вспомнила женское «потому что», его извечный позитив и момент нашего знакомства. Я вспомнила его необузданность, никогда не переходящую грань грубости, его легкую безуменку в мыслях, в поведение, и как любой разговор под его руководством всегда становился живым и веселым. Я вспомнила, как он приглашал меня, как протянул в свое время руку, а вместе с тем перегнул всю мою жизнь, поставив ее вверх дном. И, несмотря на все свою крайность и непредсказуемость, он всегда был доволен тем, что он есть. Сколько его помню, его голова всегда была его личным банком и всегда приносила ему достаточные проценты, чтобы жить. Это все, что ему действительно было нужно. Жить достойно и быть честным с теми, кому нужен. И он показал мне это однажды своей поддержкой и своим примером. А ведь я так и не удосужилась поблагодарить его…

 Я отлепилась, наконец, головой от согретого уже дверного стекла, и дотронулся до его плеча, увидев его изумленное болью лицо в отражение спереди.

- Спасибо, Ром. – Почти шепотом проговорила я, и чуть сдавила плечико его пиджака. - Я всегда забывала сказать тебе это. С тех самых пор, как квалифицировалась. С тех самых, как получила бейджик…

- Я ведь бросил тебя тогда. – Прервал он внезапно и накрыл мою руку своей. – Ты ведь пыталась остановить меня, ты давала мне понять, что я нужен тебе там – в фойе, а я тупо слился.

- Ты и сейчас нужен. – Перехватила я, еще плотнее сжимая пальцы. – Нам нужен. Вот тебе и ответ, почему мы приехали. – И Ванька, будто в знак подтверждения, чуть повернулся от руля в его сторону и красноречиво кивнул. – Потому что именно ты, именно своим поступком тогда научил не бросать. Не бросать небрежные слова, не бросать пустые обещания, не бросать деньги на ветер; пить, курить и обманывать, если в действительности знаешь, что не сможешь этого исполнить, и в особенности тогда, когда все опостыло настолько, что, кажется, единственный выход – это просто взять и все бросить. Ты сумел показать тогда, что это не выход, и, как бы жизнь ни ставила перед непростыми выборами, очень важно в этих выборах найти в себе мужество не бросать друг друга. И мы всячески стараемся с этим справляться.

- И у вас это отлично получается, надо отметить, - резюмировал он, и голос его уже заметно выровнялся к привычному тембру.

- А то! – Подхватил Ванька волну позитива и нарочно прибавил газу. – Что мы, не команда, что ли?

- Еще, какая команда! – засмеялась я в голос. - И у команды этой, к слову, еще масса неоконченных дел!


                ***

- Публика там не простая, ребят! – Мы вновь собрались в нашем головном офисе, и на этот раз уже в полном составе. -  Как бы смешно ни выглядели это их единственно искреннее стремление войти в расположение у прессы и полноправно называть себя «светскими», списывать со счетов эту массу все же не стоит.  Они там далеко не все «школьники», и среди них также шныряют засланные казачки, способные читать, как говорится, по почерку, как и по мимике, жестам, по темпу дыхания, и даже по мыслям, если имеешь неосторожность думать чрезмерно громко. И мне бы очень хотелось, что б все мы понимали с кем, на сей раз, мы имеем дело…

- Да чего тут может быть непонятно, Лер! – В сердцах выпалил Ванька. Он с самого утра был на невероятном эмоциональном подъеме, и это отражалось буквально в каждом его жесте. - Ты нам сейчас будто проповедь очередной раз читаешь, честное слово.

- Шанса оступиться у нас на этот раз нет, Вань, - резко перебила я с некой нервозностью. - Бить нужно будет сразу и только в «десяточку», поэтому я сейчас не проповедь читаю, как ты выражаешься, а стараюсь разобрать собранную информацию и максимально детализировать ее!

- Серьезно, Лерк, - вступил в диалог Ромка, - всем нам давно и хорошо известно, что с отдельным человеком можно договориться, а вот с толпою - нет, тем более, если ты пребываешь в своей позиции в меньшинстве. Но также не нужно забывать про старый добрый и безотказно работающий в любых раскладах синдром: это все вместе они -  за, а вот порознь – они все против. Вот и будем вышибать их поодиночке!

- И все по старой схеме, чего тут выдумывать, - подхватил его Ванька,(мальчики сегодня были явно в ударе). – Подтянулись, настроились, перед операцией выспались, за полчаса – контрольная проверка связи, за пятнадцать минут – распределение локации, и по общей отмашке – в бой. И не стесняемся, ребята, - пробиваем быстро и четко. По четыре минуты на каждого: легкий комплимент – полминуты; чуть о себе – минута, не более; о стране, о погода, природе, о пробках – раскрываем внимание - минута; о проекте – еще минута; и контрольный в голову - визитка – 1 секунда. Главное, – не теряемся и не забываем вызвать интерес.

- А там уже плавно переходим на примитивную типовую градацию, - вновь включился в диалог Рома: первый тип – личности с ярко выраженным стремлением. Прямолинейные, индивидуальные, каждая минута на счету, у них всегда нет времени. С такими говорим быстро, напористо, немного жестко и исключительно об эффективности. Демонстрируем профессионализм и некий фанатизм в достижениях цели. Такие ценят это как знание дела. Второй тип – целенаправленные, но не спешные. Здесь уже без наездов, немного полунамеков в речи, немного комплиментов, немного само демонстрации (продажа,- не забываем, конечно же). Говорим широко, размашисто. Немного идеологии тоже не повредит. И, наконец, третий тип - люди задавленные. Слегка застенчивые, неуверенные в себе, внешне – никакие. Ненавидят конкуренцию и ярких людей. Завистливые, ненавидят тех, кто способен сделать то, что они не могут. С такими никаких переговоров, - «расслабьте» товарища бокалом чего-нибудь крепенького, и смело отдавайте инициативу в его руки. Наверняка, он начнет за счет вас само утверждаться, - не давите, прогнитесь слегка. Признайте его правоту и редкую гениальность, ведь это именно он навел вас на столь четкую мысль…
 
«Мощно!» - подумала я. « Что тут еще скажешь!»

 Я смотрела на них обоих. Их запал фонтанировал: сколько экспрессии, сколько огня, сколько чистой энергии! Можно залюбоваться! Я с наслаждением улыбнулась: «Да что я, в самом деле, здесь распинаюсь, - всем нам достаточно хорошо известно, кто мы, откуда и кто из нас на что способен. Каждому из них я доверяю полностью, если не сказать, что в чем-то даже больше, чем себе. Какая еще может быть детализация? Я уверена в них, и пусть кто-то обвинит меня сейчас  в самой опрометчивой в жизни ошибке – быть уверенной в другом человеке, - однако другой мне не надо. И, глядя сейчас на этих двоих, я понимаю, что смогу разнести к чертовой матери весь этот свет, если у моей уверенности есть такая первопричина.»

- Тогда мне нечего больше добавить, ребят! – Я искренне заискрила глазами, продолжая ненавязчиво улыбаться. – У нас есть около тридцати часов, чтоб привести себя в боевую готовность. Проведите это время так, как считаете нужным. Вы слишком хорошо все знаете!

 Стоит ли описывать последующую реакцию? Конечно, в ней имело место недоумение, удивление, и возможно даже частичное непонимание, но когда нас могло это останавливать. Привычка делать, зная, что понимание придет потом, давно и основательно сидела в головах и порой срабатывала единственным объясняющим фактором тех или иных поступков. Главное, знание, что нужно делать. Делать и ни в коем случае не останавливаться. Да, я и не собиралась.

- Тогда все, более никого не задерживаю! – Бодро подытожила я, и рывком схватив свой пиджак со спинки кресла, резво направилась к выходу. – Встречаемся уже на месте. Адрес и подробная схема придут каждому чуть позже.

- А ты сама далеко? – окликнули они меня уже почти в дверях.

Я обернулась через плечо: - За новыми туфлями. У нас на повестке - покорение мира. Надо быть готовой полностью!


                ***
 
 Только на один момент я заколебалась, осматривая в примерочной очередное дизайнерское платье.


« Сколько же времени и средств нам обходится обслуживание собственного тела, » - отвлеклась я, разглядывая пятое по счету. « Сколько мыслей занимают наши головы на тему того, как мы выглядим, и сколько денег мы готовы выложить за куски материи, в которых будем выглядеть, как полагаем, немногим лучше?»


 Хотя в наше время чрезмерной пресыщенности брендами и все чаще китайского производства только гордые бедняки, наверное, беспокоятся о хорошем платье. Именно им на ряду с забавными профурсетками с безлимитной кредитной картой, как правило, на чужую фамилию, свойственно фанатично скупать по обыкновению  все блестящее, красивое и элегантное. Однако, если приглядеться, то не сложно заметить, что очень часто спину какого-нибудь министра покрывает пиджак далеко некачественного покроя, а если вы увидите женщину, одетую в совершенно безвкусное одеяние, можете быть уверены, она либо невероятно добродетельна, либо  страшно богата. Ведь, действительно, какое дело до платья, когда кошелек полон,  – продолжала я мысленное веселье, стягивая очередную шмотку с брендированной бархатной вешалки.  Пусть только в прессе опубликуют, что вы входите в десятку “Forbs”, как, без сомнения, найдется какой-нибудь предприимчивый имидж-макер, который  изобретет новый тренд a-ля «Вы» такого же убогого фасона и совершенно несуразного сочетания цветов, полностью отражающий привычки и предпочтения вашего внешнего вида. Вот и выходит, что если вы бедны и плохо одеты – вас, скорее всего, оттолкнут и растопчут, но если же вы богаты - вы можете носить потертое тряпье, сколько вам вздумается, и за вами будут ухаживать, вам будут льстить и всюду приглашать, даже если при этом вы величайший тупица или первостатейная мразь.

 Я усмехнулась собственному отражению в нелепом лиловом шедевре на одно плечо, сидящем явно не по размеру, и решила прекратить на этом свое затянувшееся примерочное безобразие. Дорогие ткани и качественный пошив – далеко не гарант вашей неотразимости, как и переменчивые дуновения моды. Из всей существующей пестроты и многообразия истинный стиль создает лишь одна малюсенькая деталь, одна хрупкая, но сразу заметная частица, - вкус. Да, да, именно вкус. В нашем обществе многие состоятельные люди имеют меньше вкуса, чем продавец на рынке, зато с явным удовольствием и чрезвычайной вульгарностью стараются обратить внимание на ценность своих вещей. Единственное, что таким людям хочется искренне порекомендовать, это порвать ту или иную деталь их роскоши, с целью хотя бы получить моральное удовольствие от осознания того, что собственноручно уничтожили безобразие, стоимостью в несколько тысяч долларов. А как иначе? Вкус – это ведь тот же мускул, его можно тренировать, и выбор способов зачастую категоричен.
 
 Обуваясь обратно в свои новые приобретенные в первоочередности туфли, я вдруг обнаружила зацепку на правом чулке, уже потянувшую за собой стрелу. Вот он – яркий пример непредсказуемой мелочи, способной убить все единство, всю целостность одним своим появлением наповал. И никакое планирование не способно спрогнозировать и учесть подобные несуразицы наперед. Все что остается в таких случаях – это сиюминутная и полнейшая импровизация. Как и всегда, впрочем…

 Я, не задумываясь ни на секунду, стянула капроновые изделия, поочередно водрузила туфли на босые ноги и вновь окинула взглядом отражение в зеркале. Все-таки, стройные ноги – действительно дар, а стройные ноги в дорогих туфлях – это уже роскошь.  И роскошь непременно должна быть безупречная и удобная, иначе это уже не роскошь. И в решающий вечер  мне кровь из носа необходимо будет выглядеть поразительно красивой. Быть магнитом, притягивающим все глаза, чтоб даже самый эксцентричный и закостенелый ненавистник женского пола смог  найти во мне нечто для восхищения. А для этого нынче мало иметь на себе дорогого наряда, так же как и совсем недостаточно быть просто хорошей, светлой, правдивой, временами даже чуть вульгарной и болтливой молодой женщиной. Нужно, как минимум, еще быть во всем этом искренней, свободной и непременно светиться счастьем, чтоб каждый, глядя в эти открытые бесстрашные глаза на нежном лице, ни на секунду не усомнился в чистоте натуры, и не смог заподозрить, что сердца у этого создания нет. Ровно настолько, насколько его нет и у остальных. Именно поэтому обладатели редкого на сегодняшний день украшения, как вера в жизнь и человечность столь заметны и не остаются без пристального внимания. Счастье нынче дефицит, именно поэтому оно так притягательно.

 Нужно будет прорепетировать на досуге…

                ***
 
 Накинув на плечи меховой палантин, я медленно побрела по узкой дорожке. Огромная усадьба с собственным парком, аллеями, задрапированными тканью павильонами и цветочными беседками, воздвигнутыми в самых живописных ее уголках, была занята под сегодняшнее мероприятие.  Вечер еще официально не вступил в свой апогей, однако количество приглашенных уже переваливало за половину. Многие из "культурной" элиты, кишащей в саду, приехали из вульгарного любопытства, другие жаждали узнать какие-либо новости или свежие сплетни, но большая часть публики бесцельно слонялась, оглядывая друг друга с завистью или с наглостью, едва замечая естественную прелесть окружающей их природы. Нигде более так ярко не обнаруживается безмозглость современного общества, как на подобного рода открытых мероприятиях, где неугомонные светские «животные», разодетые с шиком и блеском, неопределенно двигаются взад и вперед, едва приостанавливаясь, чтоб учтиво или разумно поговорить друг с другом минут пять. Большинство же из них нерешительно и неловко бродили между сервированными под фуршет павильонами и оркестром живой музыки. При этом все они выглядели единодушно счастливыми, беспрерывно поглощая представленные напитки и угощения так, будто бы до сих пор никогда не ели. Те же, кто уже успел на какое-то время насытиться, скучающе озирались по сторонам в поиске нового развлечения. Давно отмеченный факт, что светские люди наших дней очень быстро устают от одного удовольствия, так что организаторам просто необходимо запасаться несколькими, чтоб занимать умы, которые не способны думать и находить увеселение для самих себя. Что говорить, если они даже не могут долго между собой разговаривать, потому что им попросту нечего сказать, поэтому они продолжают бесцельно слоняться по саду с утомленными лицами в ожидание предстоящих сюрпризов.

 Музыка тем временем гремела чудесная, раздаваясь волнами по всей территории  парка. Я слушала ее переливы внимательно, придерживая на груди палантин, и следила за высокой, темной фигурой все это время, пока он не вошел в главный шатер. « Баба-Яга в тылу врага», - чуть слышно проговорила я в крохотный передатчик, прикрепленный к платью с внутренней стороны декольте, затем пригубила шампанское и взглянула на небо; оно было ясным – совсем не предвещало дождя.

« - Вижу объект», - шуршащим голосом раздалось в правом ухе. « - Находится в моем секторе, перемещается к главному бару».

« - Что со входом?» - проговорила я, прикрывая губы бокалом.

«- Все под контролем. Работаем по плану».

« - Давайте уже активнее, ребят, – выдохврозвучал с явно выраженным с нетерпением. - Я потихоньку начинаю сходить с ума в этом зоопарке».

« - А ты представь себе, что находишься в джунглях, Михална, - раздался в динамике голос другого оттенка. – И вокруг тебя очень много разнообразных животных: бегемоты, слоны, обезьяны, тигры. Они все выглядят и ведут себя совершенно по-разному.»

«- Звери в отличие от этих двуногих не критикуют и не осуждают тех, кто на них не похож. – Прервала я издевательские нотки сарказма. - Тигрицы не сплетничают про слониху на тему того, какая она жирная, а жирафы не осуждают льва, что он - негодяй, потому что питается беззащитными косулями…»

« - Может, лев и негодяй, зато он такой! - Прервали меня с прежней издевкой. - Он уникален!»

«- Может, лев и уникальный, но еще и весьма снисходительный, вечно дает всем советы и любит объяснять, как надо и как не надо жить. К тому же, чтоб он оставался адекватным в общение его постоянно нужно выслушивать и ублажать.»


« - Смотри-ка, заублажала!» – сарказм нарастал.

« - Причем здесь я? – я искренне усмехнулась. - Так говорят астрологи. Хотя в твоем случае, это можно списать на пагубное соседство, ведь ты же у нас сразу после рака ».

« - Сразу после рака идет 69!»

« - Вообще-то я про гороскоп!» – отозвалась я после непродолжительной паузы, и резкая волна смеха разразила динамики.

« - Слушайте вы, звездочеты, - прервал наше дурачество голос-номер-один. – Имейте совесть, - я чуть не оглох!  И хватит уже эфир засорять! После пройдетесь по личностным характеристикам. Объект на позиции ».

 Я сделала еще один глоток из бокала, прежде чем вернуть его на поднос мимо проходящего официанта и проложила свой путь к эпицентру мероприятия, неслышно посмеиваясь будто сама с собой, пока не заметила, что несколько проходящих мимо персон удивленно на меня посматривали. Я тут стерла улыбку с лица и взяла под контроль свои эмоции, не желая быть принятой за сумасшедшую. Я перемещалась достаточно скоро, и мое возбуждение мало-помалу остыло. Войдя в шатер, я нашла его декорированным громадными цветочными пирамидами, возвышающимися в конце комнаты, позади которых, как мне сообщал мой голосовой навигатор, находился сейчас «объект». Со всех сторон слышались гомон и восклицания восторга, довольно громкие и шумные. "Высший свет" давно перестал культивировать мягкость голоса или утонченность тембра, спокойный тон, сознание своего достоинства и элегантные осанки все реже теперь встречаются среди «представителей хороших манер», и где не раз, возможно, встретить вульгарное словечко, срывающееся с губ блистательных дам.


« - Прекрасное место и куча мертвых зон. – Рапортовала я в свой невидимый передатчик, и, не меняя скорости, решительно завернула за цветочную экспозицию. -  Возьмешь на себя?»

« - Уже, Михална!» - ответил голос без намека на юмор, и две фигуры  незаметно рассредоточились в моем боковом поле зрения сквозь волнующуюся праздничную толпу.

 Я обогнула угол пирамиды, переходя от стола к столу и, наконец, увидала искомое. Его коренастая, статная фигура, обаятельное обращение и любопытный цинизм бросались в глаза моментально. Его могучий голос содрогался в воздухе, когда бы он ни говорил. Его непреодолимое влияние господствовало над всем обществом. Он расшевеливал скучных, вдохновлял остроумных, подбадривал застенчивых и соединял в себе все противоречивые элементы положения, характера и мнения в одну форму, так же легко, как умел подчинять толпу, будучи на позиции оратора. Я не знала этого тогда, но я знаю теперь, что, выражаясь метафорически, "общество" лежало под его ногой, как распростёртый трофей. Все это лицемерие, нищебродство и подхалимаж, гнулись от его могущества,  и он делал с ними все, что только хотел, потому что прекрасно знал, какие на самом деле страхи скрываются за всем этим  наружным блеском тщеславия и гордости.
 
 Будто кадр из фильма в мыслях всплыла картинка, случайными свидетелями которой однажды стали мои глаза. Черный QX поперек парковки для инвалидов, характерные номера, полуспущенные тонированные стекла, а за рулем «директор», на тот момент уже, официально оставивший эту позицию с красным лицом, орущий в телефонную трубку. Знали ли бы вы тогда ожиревшие и вечно недовольные бесчувственные барашки, сколько сил вкладывалось в ваши оскудевшие головы.  Сколько чистой энергии отдавалось в ваши вечно голодные душонки и сколько средств окружало вас, когда разгона вашей сообразительности хватало лишь для того, чтоб только взирать ополоумевшими глазами на сцену и послушно ждать, когда вам в очередной раз скажут, что делать.

 ОН спустился в тот день в зрительный зал предстоящего пятничного собрания, уселся на одно из мест по центру и, закинув ноги на спинку впередистоящего кресла, говорил с нескрываемым раздражением: - Сколько можно?! Сколько можно, вы спрашиваете?! Да, столько, сколько нужно! Будете отрабатывать до тех пор, пока ни станет идеально!

 И каждый из присутствующих пяти на тот момент экспертов, вновь и вновь повторял свои куски заученных реплик. Сквозь страх и стыд от того, что, будучи здоровым, чуть уставшим и не выспавшимся, но молодым и все же полным сил организмом ты не можешь качественно сделать элементарные вещи, вложенные в тебя ради собственного же роста, ради собственных же целей и амбиций. Большинство в такие моменты ломается окончательно. Нищета духа на фоне мании величия, что сидящим сейчас в зале глазам доставляет удовольствие издеваться над  нами таким образом, смеется в голос над подобными потугами. Этим глазам уже давно ни от кого и ничего не нужно. Все, на что направлены его действия тем или иным способом, это чтоб очередная забитая и затухающая жизнь в наших жалких обличиях нашла в себе силы вновь подняться и разгореться, но уже не пустой ослепляющей вспышкой, а на этот раз уже мощным тепловым источником. Стань своим собственным экспертом и лидером, - вот чего желали эти глаза. Умей грамотно давать рекомендации, научись быстро и правильно принимать решения и постоянно будь на пределе. Ведь настоящий рост, это когда стыдно, больно и обжигает, и происходит все это в каком-то невероятно ускоренном темпе.

 Шум аплодисментов вернул меня из воспоминаний, - приветствовали ведущего на импровизированной сцене также среди цветов, объявляющего об официальном начале мероприятия.

«Аплодисменты?» Я ностальгически улыбнулась. « - Помнишь, как мы раньше хлопали, Ромк? – Тихонько заговорила я в рацию. - Бурно, громко, яростно. Вот это были эмоции, а не подобные скудные пошлепывания… »

Он что-то ответил, тепло посмеиваясь, и явно продолжая тематику, но я уже не вникала. Быстрота реакции успела зафиксировать изменения на периметре, но совершенно не способна была их предугадать. Времени на раздумья не оставалось, - на кону была слишком высокая ставка.

- Угостите даму коктейлем? – У меня была ровно секунда, чтоб преградить дорогу быстро перемещающейся фигуре буквально в метре от спины вышеупомянутого человека.

 Фигура резко остановилась, впивая в меня презрительный взгляд. Я приняла его, занимая позицию поустойчивее, и бросила ответный взгляд ему на руку. Остатки сомнений развеялись. Краешек лезвия торчал из-под его рукава.

- Могу, разве что, Кровавую Мери предложить, - оскалился он, когда мы снова встретились глазами.


- Увы, мое имя не Мери, - улыбнулась я в ответ, - и я предпочитаю покрепче.

Хищным взглядом он просканировал меня с ног до головы, не скрывая надменности: - Думаешь, я не знаю, кто ты такая?

- Думаю, знаешь, - мягко ответила я, чуть опустив ресницы. - Иначе не околачивался бы хвостом по всему парку, делая вид, что томишься в светском бездействие. Слишком уж выдает напряжение в позах и бегло ищущие по сторонам глаза, да и наружность твоя, прости за прямоту, конечно, не совсем вписывается в здешний уровень человеческого убранства. 

 Он заметно побагровел, скулы его заходили, а белки заметно налились кровью. Он чуть подался вперед, нависая надо мной всей своей немаленькой массой, и злобно процедил мне в левое ухо: - Рыбу убивает открытый рот, слышала такое изречение?

Я чуть подала голову в сторону, чувствуя, как его животное дыхание начинает бить меня в область виска, и не сводила глаз с его правой руки.

- Я весы по гороскопу, - как можно небрежнее ответила я, чувствуя, пробегающий по спине холод. – У меня даже рта нет.

- Вот и не умничай, - зашипел он еще ядовитее. - Мне не составит большого труда сейчас воткнуть тебе этот нож под ребра и, поверь, будет уже совершенно плевать, кто ты такая, и какой у тебя знак зодиака, и мне и всем тебя окружающим.

- Именно поэтому три десятка примитивных головорезов, типа тебя, не стоят и одного человека, способного решать вопросы дипломатически, - ответила я почти шепотом, чтоб быть лучше услышанной, но еще больше, чтоб не выдать своего сбивающегося дыхания. – Если ты сейчас и воткнешь свое лезвие мне под ребра, то достаточно будет последнего моего писка, чтобы поднять панику, а вместе с ней и оцепление по всему периметру. Если ты так хорошо знаешь, кто я, то точно также должен знать, что одна я никогда не работаю, и помимо меня твой голос в данный момент сканирует и фиксирует энное количество радиоволн. Поэтому первостепенной своей цели твой нож в любом случае не достигнет, так же как и ты, отсюда вряд ли уже выберешься в полном здравии.

 Он чуть отстранился и взирал на меня с явным желанием свернуть мою тонкую шею прямо здесь и сейчас. Я старалась сконцентрироваться на дыхание, чувствуя, как ладони немеют, сердце пульсирует где-то в горле, а липкий страх холодным потом охватывал все тело.

- Но у меня есть встречное предложение, - продолжила я, отцепляя язык от пересохшего нёба. – Мы сейчас уходим отсюда вместе (я – твой единственный гарант безопасного выхода), и ты ведешь меня к тому, кто тебя нанял. Видишь ли, в чем дело, - воспользовавшись секундным его замешательством, я изящно стряхнула невидимую пылинку с лацкана его пиджака, и отстранилась от него еще больше. - Я прекрасно знаю, кто он, но все никак не могу повстречаться с ним лично, поэтому очень прошу, будь джентльменом, и  не откажи хрупкой женщине в ее маленьком дамском капризе. Сделай то, что ты действительно умеешь, - доведи ее до того места, где ей смогут предложить что-то действительно оригинальное.

 Он с минуту всматривался в меня любопытством, но не было в нем ни удивления, ни издевки. Мое же сердце билось так, что все сильнее душило меня в горле, и я всячески старалась подавить в себе нарастающее омерзение, которое он  вызывал во мне, и желание сиюминутно дать ему в челюсть. Он обвел глазами  пространство позади меня, затем снова вернул взгляд и слегка улыбнулся: - Я только довожу?

- Только!  - мягко проговорила я, скрывая пробивающийся блеск в глазах под тенью припущенных ресниц.


- Тогда, убирай «хвосты», – резюмировал он, затем резко развернулся и направился к выходу.

« - Лер…» - послышался взволнованный голос в динамике.

- Прости, Вань. – Тихонько прервала я, когда спина наемника отдалилась на безопасное расстояние и, рывком сдернув «жучок» с подкладки платья, бросила его в ближайший бокал на барной стойке. По иронии судьбы это оказалась «Кровавая Мери».

Что ж, змею из норы всегда можно вытащить, но лучше это делать чужими руками.

                ***

 Женщины априори слабее. В душе они ранимее, восприимчивее, но и намного терпеливее мужчин. Они могут сносить долгие обиды и оскорбления, способны очень многое пропускать и якобы оставлять незамеченным, и особенно явно это проявляется в те периоды их жизни, когда они четко знают, ради чего это делают. Вы можете уважать ее меньше, чем турок уважает женщин своего гарема, можете находить какое-то дикое удовольствие в доминирование над ее слабостью, можете даже  наслаждаться неким чувством животной страсти к ее унижениям, но одно я могу сказать точно, - рано или поздно она обязательно отомстит. Хитростью ли, мудростью или же просто природным ядом, - не будет иметь уже никакого значения. Когда женское терпение достигает предела, она «взрывается», и, взорвавшись, начинает мстить. И хитрость в этом случае становится, всего лишь, умением правильно пользоваться обстоятельствами, мудрость же – просто знанием как, где и чем пользоваться, однако женская мудрость – ничто без терпения. А где заканчивается терпение, начинается тест на выносливость. Я уже слишком долго ждала…

 Невозможно описать то лихорадочное, раздражённое, противоречивое состояние, в котором я пребывала  в последнее время. Мой темперамент только и делал, что колебался между духовной борьбой и материальной выгодой. С появлением неожиданной ясности в перепутье дел и человеческих судеб я быстро укрепила в характере настрой и категоричность мстительной личности, для которой все размышления о невидимых силах вокруг нас были чистейшей ерундой. Я бы презрительно рассмеялась в лицо любому, кто вдруг вздумал бы доказывать мне законы Вечной Справедливости, либо попросту сочла бы недостойным тратить на это мысли и время. Да, я была одержима. Мне показали красную тряпку, и она была слишком уж близко, чтоб я нашла в себе силы не среагировать. Женское коварство и, что еще страшнее, женское терпение давно смешались и закипали в одном коктейле, и  теперь кому-то предстояло испить его сполна. Я же старалась не расплескать ни капли. Но каково же было мое удивление, когда наемник привел меня в столь знакомое мне, если не сказать родное, место.
 
 Одна из моих любимых особенностей в странном течении наших человеческих жизней - это внезапность и неожиданность некоторых событий, которые в один день или час могут произвести погром там, где было все сравнительно прозрачно и предсказуемо…

- Ты что-то задержалась, - встретил меня заботливый голос. – Кофе уже остыл.

- Но аромат еще не выдохся… - среагировала я, тщетно пытаясь сориентироваться и скрыть нарастающую растерянность. 

- Аромат всегда живет дольше своего источника. Такова уж его природа. – Продолжал он с явным удовольствием, сверкая глазами, будто алмазами, и этот блеск причинял мне почти физическую боль.
 
 Вот она – цена доверия в человеческие амбиции.  Искушение, скрытое преследование и предводительство, - и все это настолько открыто, что слепо следуешь и делаешь это больше по свободной воле и собственному выбору, нежели по убеждению. Не зря же говорят, что недостатки – это прямое продолжение достоинств, и, уцепившись за что-то редкое и изысканное в характере личности, вдвойне рискуешь столкнуться вдруг с оборотной стороной этого же качества: упорство, к примеру, легко может перерастать в упрямство, активность - в агрессию, а искренность вдруг окажется грубой прямолинейностью.

- Но почему? Почему ты? – спросила, наконец, я как можно более ласково и нейтрально, чувствуя себя в безвыходном тупике.


- Почему? – Переспросил он и улыбнулся так, что мне стало еще более неловко. – Я, видимо, слишком уж  любопытное существо, и мне доставило немало удовольствия наблюдать за тобой, - как ты, переступая через себя, все же нашла способ пойти против «своих». С безумным наслаждением я отслеживал каждый твой шаг и, признаюсь, мне было искренне интересно, насколько далеко ты сумеешь зайти в своих действиях, и что для тебя в итоге станет все же приоритетнее - долг или же душевный позыв. Но и здесь ты умудрилась совместить «несовместимое», да еще и в один результат. Этим ты покорила меня окончательно. Знала бы ты, с каким нетерпением я ждал, когда, наконец, наступит момент, чтобы приблизить тебя на кратчайшее к себе расстояние. С этой целью мне даже по быстрому пришлось организовать фонд, которому в срочном порядке потребовался консультант – аналитик и непременно с готовым внутриполитическим проектом…

 Иронический тон его голоса, казалось, был создан, чтоб  целенаправленно обидеть меня и расщепить мое самолюбие на молекулы. Я смотрела на него со стальной неподвижностью, и не произносила ни слова. Его гордое, выточенное, и отчего-то бледное, как мрамор, лицо, открыто выражало саркастическую жалость в мой адрес, и не смягчилось, даже когда я встретилась с ним глазами. Его глаза все также холодно блестели, как острый клинок, и он по-прежнему улыбался.

- Я отрабатывала тогда информатором по заказу структуры, - я посмотрела на него полу укоризненно и сделала несколько шагов, чтобы только не потерять равновесие. – Ты хочешь сказать…

- Я хочу сказать, что меня всегда поражала твоя преданность тем людям, которые были наиболее яркими вспышками твоей жизни, - он медленно поднялся  и с мягкой грацией движений вышел из-за стола, положив себе руку на руку. – Но тебе никогда не приходило в голову, что они даже не вспомнят о твоем существовании, после того, как твоя роль во имя их целей будет исполнена? – Он выдержал непродолжительную паузу, давая тем самым мне полностью прочувствовать всю глубину собственной ничтожности, и неспешно направился в мою сторону. - Как ты думаешь, для кого ты собирала тогда информацию?

 Я отшатнулась от него, когда он приблизился, должно быть бледная и проникнутая паникой. Его странное выражение лица в купе с тем, что я только что услышала, заставляло меня содрогаться, будто от холода, хотя в его кабинете было на редкость душно. Мне жутко хотелось провалиться сквозь пол или хотя бы вжать голову в плечи, но я продолжала напряженно смотреть на него, выдавая себя за статую утонченного презрения.

- Ты выполняла тогда указания Эмира Магакяна, больше известного тебе, как Рамир, - он продолжал говорить, и было заметно, как тень бледности все плотнее наползала ему на лицо, - но чьи указания в тот момент выполнял он? Ты ни знаешь?


 Теперь мне стало по-настоящему страшно. Он вновь, как это бывало раньше, нависал надо мной высотой и массивностью своего нестандартного роста, его глаза горели, a на губах была улыбка – полу нежная – полу жестокая:  - Да-да, он работает на правительство, здесь все верно, но кто есть правительство? Ты никогда не задумывалась? Всего лишь горстка таких же человеков, - низким голосом мне на ухо продолжал он. – Это такие же гнусные и мерзостные мужчины и женщины, насквозь пропитанные обманом, жестокостью и бесчеловечностью. Они также маются скукой, несварением желудка и неблагодарностью собственных детей. Они давно и насквозь прогнили себялюбием, скупостью, безобразным кощунством и хроническими неврозами. Наружно удовлетворенные роскошью своих жизней, и прилагающийся к ней вседозволенностью, они, тем временем, тщетно стараются подавить свои более тонкие горести, отчего становятся еще более отъявленным материалистами, признавая и любя лишь физический покой, аппетитную пищу и дорогие  удовлетворения, да так, что постепенно способность к умственному напряжению отпадает за ненадобностью. В своих немногочисленных делах, они, как и коллеги любого захудалого картонного офиса, сходят с ума, считая друг друга эгоистичными, зацикленными только на себе придурками, - именно поэтому основной род их деятельности все чаще сводится к праздным шатаниям по собственным паркам собственных стран. Ты можешь столкнуться с ними, где угодно, но никогда не узнаешь кто они. Один и тот же человек может, сидя за столом неадекватно дорогого ресторана, одним жестом уничтожить карьеру на удивление дрессированного официанта, лишь потому, что тот поимел нерасторопность и своевременно не угадал его потребности в плане десерта, а часом позже справляться о здоровье дворового забулдыги в соседней подворотне и посылать ему пару сотен на утренний опохмел. «Доброта сердца» данного вида людей не простирается дальше подобной благотворительности; любая другая их благодетель - та же коммерция, основанная и направленная исключительно на приумножение прибыли. Лишь перманентная усталость и хроническое негодование в глубине обесцвеченных глаз может выдать этих личностей с потрохами.  Это и есть та самая усталость, от которой никому еще при жизни не удавалось избавиться, - эта усталость от самих себя.

- Поэтому они всегда плохо спят… – осторожно заговорила я, едва подавляя свое  разразившееся бешенство при виде ее немого выражения сочувствия на лице.

- О, да! – Он разразился презрительным хохотом. – Ночь – самое излюбленное их время с упоением отдаваться процессу жалости к себе. « Что же я такого сделал?» - спрашивают они самих себя с искренним негодованием, - « чем заслужил это несчастье, от которого ни одно богатство не сумело меня исцелить? Почему это происходит со мной? Зачем? Я же просто живу, как живут мои сотоварищи, я следую общепринятому строю в обществе, я чествую друзей и успешно подавляю врагов. В конце концов, я поступаю точно так же, как другие поступают, имея достаточные счета, возле меня, черт возьми,  даже женщина, которую большинство мужчин гордилось бы иметь. Так почему же судьба ко мне столь несправедлива?»

- Да, потому что, как и все люди этого сорта, вы не в состоянии различить маленькие, однако крепкие звенья собственноручно приготовленной цепи, которая связывает вас с вашей собственной гнилостью. – Брызнула я эмоцией, преднамеренно переходя на личности. - Богатство - ваше, и вы на йоту не интересуетесь им; власть - ваша, и вы проклинаете ее за ответственность, и  вы хотели бы быть кем угодно, только не тем, что вы есть.


- Какой, однако, вы прелестный философ, Валерия! – продолжал измываться он. – Ни поэтому ли мужчины большей частью боятся тебя, а женщины завидуют. Маленькая хрупкая Лерочка, которая своей красотой, проницательным умом и независимостью способна привести в восторг любую гордую и неверующую душу, - что может быть восхитительнее и тошнотворнее одновременно?! И все это с учетом того, что вы - просто женщина, и в жизни вашей непременно должны быть вещи, от прикосновения которых философия теряет свою силу, а мудрость сохнет на корню.

- Самые ценные в жизни вещи – это не вещи! - Сказала я с безнадёжным жестом. – И если ты сейчас намереваешься пройтись по мне личностно-психологическим  давлением, уверяю тебя, ничего не выйдет. Абсолютно ничего! Потому что я не могу чувствовать. Не умею, если ты за столько времени до сих пор не понял. Я одна из этих современных женщин, которые могут только думать и анализировать. Я совершенно осознано выработала в себе бесстрастную и холодную внешность,  равнодушное поведение и бесконечный скептицизм, так как жизнь ясно, в свое время, мне открыла мирские  истины лицемерия и притворства, что нет любви без сладострастия, нет дружбы без личного интереса и нет так называемой добродетели без сильнейшего порока. Поэтому и взаимоотношения между людьми, а в частности брак, я воспринимаю, как торговый договор, на основании которого двое человеческих существ, как бы ни складывались жизненные обстоятельства, обязуются не оставлять друг друга в одиночестве. Они ведь так его не терпят – там ждет с глазу на глаз их настоящее "я", и они платят сполна за свой выбор. Но дайте таким парам один месяц супружества, и кроме болезненного пресыщения вы не найдете ничего на месте "бессмертной" любовной страсти. Потому что никакая внешняя прелесть не может скрыть чуждую вам натуру внутри, и, покупая товар без видимых внешних изъянов, не ожидайте свежего и доверчивого чувства от  извращённой души! – Я запнулась с дикой улыбкой. – И моя - тоже не исключение!

- Вот как! – Он двусмысленно затянул паузу, медленно обходя меня со спины. – Выходит, вся эта глубина чувств и верность, лишь напускное, лишь еще один пшик, умело брошенный тобой в мужские глаза. На деле же ты - типичная сторонница свободной любви и не видишь ничего дурного в супружеской неверности. И замуж ты, выходит,  вышла, как стараются выходить большинство женщин, просто из-за каких-то своих меркантильных интересов, а это либо  из-за денег, либо за внешнюю привлекательность. 

- Ты кем меня сейчас пытаешься выставить? – злобно фыркнула я, рывком перехватывая его глазами.

- За прелестную женщину с безумными рассуждениями, - ответил он с нескрываемой насмешкой. - Лерочка, ты так нелогична, твои слова сами себе противоречат, как, впрочем, и у большинства представительниц вашего пола. Но я никогда бы не подумал, что ты способна потерять здравомыслие в фанатичной, а местами даже истерической страсти к чьей-либо внешности, но на деле получается именно так. Теперь я понимаю, - ты ведь в действительности не знала его, ты только видела, и влюбилась в него не таким, каков он был в сущности, а каким он тебе казался. – Он снова картинно рассмеялся. - Боже мой, как это мило, как глупо и прозаично одновременно. Но ты не расстраивайся, - он вновь остановился напротив и повернулся ко мне олицетворением саркастической галантности, -  любовь к личности красивой наружности - распространенная бабская ошибка прекрасного пола, но она проходит со временем, как и многие другие бабские недуги.

- Сколько же в вас зависти, Михаил Яковлевич! – Мое лицо невольно исказилось презрением. – Я охотно соглашусь, что все бабы — дуры, но счастью, не все женщины — бабы. Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Любовь – это, прежде всего, процесс, а не результат, так же как и верность - не врожденное чувство, а принятое однажды решение быть верным, именно поэтому оно так редкостно и ценно. Я же горжусь своей любовью к человеку, которого с гордостью могу называть своим мужчиной. Для меня именно он - олицетворение достоинств и истинной красоты, и что бы он ни делал, чем бы ни занимался по жизни, я буду рядом с ним, потому, что для меня он априори прав, потому, что для меня он всегда априори лучший, потому, что он – мой мужчина, и ключевое слово здесь – Мой. Ты же никогда так и не отважился на это решение. Ты легко допускал себе распутство, в самых тяжелых его формах, предъявляя при этом жесткое требование, видеть чистоту и скромность в любимой женщине. А так не бывает.

 Я с вызовом бросалась ему в лицо словами, подозревая, что высказывала многие из тех мыслей, на которых он и сам себя частенько ловил, и знала  между тем, что с моих уст они звучали гораздо более жестоко, неестественно и грубо.

- Ты и во мне искал ту духовную искренность и сострадание, но делал это настолько категорично и эгоистично, что почти принудительно вкладывал в руки ответственность за твою жизнь: « Мол, она – твоя, делай с ней что хочешь!», но не получая обратной реакции, ты свирепел и шел на крайние меры. – Я резала его глазами, я цепляла за самое болезненное и выворачивала это наружу, и мне не приходилось изощряться на выражения, - мне просто было, что ему сказать. - Ты всегда платил за меня дорого. Я не скрою, это было приятно. Любой женщине необходимо быть профинансированной и обязательно чувствовать себя стоящей этих денег. Я до сих пор ношу бриллианты и подарки, которые ты преподносил мне по своему великодушию, и не вижу в этом никакого пакта подлости по отношению к мужу, - я считаю абсолютно нормальным прожить жизнь с одним человеком, и получать при этом знаки внимания от других. И тебе нравилось это, тебе безумно льстило мое окружение, как дорогого к тебе дополнения. С каким почтением ты целовал мою маленькую, украшенную очередным неприлично дорогим твоим подарком, руку на виду у извращенных глаз. Тебе доставляло изысканное удовольствие, что моя неприступность распространяется на всех кроме тебя, ведь в моей внешности нет фальши. Мои волосы не накладные, мои ногти – натуральны, а фигура - не результат работы пластического хирурга. Вся моя физическая красота вполне естественная, но телесная красота не есть отражение красоты души, и я хотела, чтоб ты это понял. А ты все никак не хотел понимать. Ты был слишком поглощён общественным мнением, а оно, как известно, самая развратная  из всех проституток. И ты продолжал любить и ненавидеть одновременно, и этот контраст ощущений выжигал тебя изнутри. Он сжигает тебя до сих пор. Не поэтому ли Ирине так легко удалось завладеть твоим разумом и разрушить твою семью?

Я ударила в самое «яблочко». Было заметно, как он на секунду изменился в лице и с силой сдавил челюсти, от чего его черты еще более заострились.

- Ты пытаешь защищаться таким образом, – процедил он сквозь зубы, – оперируя тем, что твоя контора сумела накопать?

- Мне не нужно было ничего копать, – спокойно ответила я. – Мы слишком давно с ней знакомы, и ей есть, за что меня ненавидеть.

 Он снова осекся, а я, переведя дыхание, продолжила: - Твоя самоуверенность сыграла с тобой злую шутку. Ты ведь даже не «пробил» ее, хотя при твоих возможностях это не составляет никакого труда. Очень опрометчивый поступок.

-  Ира, как и большинство женщин, не имела серьезных чувств, кроме тщеславия. – Надменно бросил он. - Что тут нужно было еще «пробивать»? То, что она истерична? Я и так это знал.

- В этом ты прав, – ответила я. - Истерика, ничего более. Этим можно объяснить все, что потрясает женскую натуру. Разве может она иметь другие волнения, кроме тех, что вылечиваются аспирином? Сердце болит? Это все слишком тугой пуш-ап! Зачем она его носит! Отчаяние, горе? Пустяки - дайте нашатыря. Неспокойная совесть? Вот, еще новости! От неспокойной совести нет ничего лучше ста грамм сорокоградусной, а еще лучше - двести. Женщина в таком понимание - просто игрушка, красивая, правда, но ломкая, и когда она вдруг сломалась, всегда есть вариант вышвырнуть ее, - к чему пытаться собирать вместе хрупкие осколки? Беда в том, что на момент ее появления в твоей жизни, она уже была сломана. Ее главное желание было победить. Потерпев однажды неудачу в своей обманутой страсти, она дошла до бешеной истерии, которая в последствие стала у нее хронической. Ира очень страдала в этом роде. И если б удосужился поинтересоваться, то наверняка бы узнал, кто она, и что у нее есть сын, которого она в одно время лишилась. А если б уж совсем озадачился, то непременно осведомился, от кого этот ребенок, носящий звонкое отчество Игоревич.

 Он не отвечал, лишь буравил меня испепеляющим взглядом. Игра принимала решающую ставку, поэтому в ход шли запрещенные козыри, но с шулерами дозволено играть краплеными картами. И я играла.

- Она мстила, Миш. Она следовала по пятам и искала способы отомстить, как умеют это делать только женщины. И ты был лишь инструментом в ее узких и длинных руках. – Я сочувственно выдохнула, отведя на мгновенье глаза. - Не говори мне, что порой тебя не ставило в тупик ее утонченное лицемерие и поразительная способность лгать. Нежное, милое на первый взгляд создание, воплощение самой кроткости и грациозности, она могла убить одним своим грубым словом. Могу поспорить, что бывали моменты, когда ее физическая красота казалась тебе безобразной. Но ты был с ней, ты любил ее настолько насколько может любить мужчина. Ты довольствовался ее телом, ее молодостью, но она давно была не молода. Она была стара сердцем и чувствами. И для этого было  достаточно одной сильной страсти к человеку мужского пола, с которым одно время она делила кров и постель, и от которого родила на свет прекрасного сына. А теперь оба этих человека живут со мной. И довольно гармонично живут, надо отметить. Чисто по-женски – ей есть, за что меня ненавидеть, чисто по-человечески – она поступила бы также…

- Собственно говоря, она так и поступила. – Продолжила я после непродолжительной паузы. - Только не добравшись до меня, и поняв, что не в состояние повлиять на дела, связывающие нас с тобой на тот момент, единственным облегчением было для нее в том, чтоб отыграться на тебе. Ей было все равно, что рушить, а ты дал ей достаточно свободы действия в отношении себя, что она неминуемо воспользовалась таким даром. Но и тебя  я могу понять. Искры у тебя с супругой давно по угасли, и не было больше между вами того, что помогает в отношениях людей становиться свободнее, а не «стояк» -то именно от того, что душа не лежит. И врать самому себе с каждым днем оказалось занятием все более изводящим, а по итогам становится, что ежеминутная скрытая ложь куда сложнее единоразового очевидного обмана. И ты отчасти прав, прав в своем бессмысленном и низком на первый взгляд  поступке. Когда вопрос стоит ребром: самоуничтожаться или уходить, - нужно уходить. Главное, уйти вовремя. И не важно, спровоцировал кто-либо это решение или нет, - оно всегда остается сугубо твоим решением, важным именно для тебя.  А разводы и расставания такая же норма жизни, как и встречи, и не надо придавать этому чересчур важное значение.

- А ты бы смогла уйти? – тихо проговорил он. - Смогла уйти от него?

 Я мягко улыбнулась, заметив в его глазах болезненную глубину, и осторожно обхватила его руку своей ладонью.

- Посмотри в зеркало, - заговорила я и легонько потянула его к отражению в затемненном окне. Искаженные силуэты не передавали деталей, но и не скрывали главного. – Из нас получилась бы прекрасная пара, не правда ли? Чета Пороховых – гармония красоты и власти, объект всеобщей зависти и примера. Мы держались за руки и разглядывали друг друга в отражении, не видя собственных лиц, и я продолжала: – Кто не способен ни на любовь, ни на дружбу больше всего делает ставку на брак, ни поэтому ли все, чаще случается так, что нет в целом мире двух существ, более чуждых друг другу, чем муж и жена?
Брак – это не рай или ад, брак - это скорее чистилище. Поэтому посмотри, посмотри на нас, а потом на себя внимательно и ответь себе сам, даже делая скидку на твой неисчерпаемый эгоизм. Смогла бы я любить тебя, как тебе того хотелось, когда я уже была тогда с ним и была так близко, насколько могут быть близки два любящих человека? И пусть мои слова сейчас разом угробят твое самолюбие, а вместе с ним и мои шансы выйти отсюда живой, я все же скажу,-  как бы ты ни старался заполнить мое пространство своим вниманием, ты всегда оставался лишь тенью между ним и мной. Прости.

 Он молчал и не шевелился, лишь глаза, безотрывно смотрящие на наши силуэты, немного прищуривались. Я чуть сильнее сдавила его руку, и тут же почувствовав ответную реакцию, искоса посмотрела в его сторону. Он молчал. И было в этом молчание неимоверное количество боли. Не секрет, что большинство мужчин славятся своей  чрезмерности разгульностью и полигамостью от природы, они находят некий смысл в количестве опробованных ими женщин. Кто-то ведет списки своих достижений на эту тему, кто-то негласно соперничает между собой, кто-то же просто не видит иного способа существования в гармонии с собственным половым органом. Однако сути это совсем не меняет, - все они падки на доступное тело и извращения, которые с этим телом возможно совершить. Но сколько бы они не безумствовали, наступает, порой, время, когда, остатки самоуважения начинают брать верх, мучая своего обладателя приступами самопрезрения, резкой болью и жестокостью по отношению к себе. Тогда – то он и приходит в себя и, страдая каждым фибром от заслуженного наказания, он пытается сохранить в себе что-то человеческое. Но лишь немногие способны на подобное. Лишь единицы из миллиарда. Именно это я и называю достоинство, именно это я и называю характер. 

Он сдавил мою руку еще чуть сильнее и повернулся, наконец, в мою сторону: - Может, все-таки кофе?

- Из ваших рук я бы выпила даже яд. – Улыбнулась я, демонстрируя всем своим видом готовность ему повиноваться. Он улыбнулся в ответ, и было в этой улыбке нечто, наконец, мне приятно знакомое.

 Он машинально потянул меня к столу, не выпуская руки, ловко усадил в почти родное широкое кресло, и поочередно орудуя чашками у кофейного аппарата, украдкой поглядывал за мной. Еще долгое время потом мы молчали, делая вид, что полностью заняты горячим напитком - до тех пор, пока он не поставил почти нетронутую чашку на столик и, тяжело вздохнув, откинулся назад и закрыл глаза.

- Я ведь так и знал, что так получится, - выдохнул он. - Сколько б я ни заготавливал сценарий, сколько б ни детализировал последовательность, никогда не доходил и до середины его в отношении тебя.


- Даже то покушение в ресторане? – Тут же нашлась я. – Когда нечаянно был убит твой, как я теперь понимаю, агент?

- Ты про Эдика? – Спросил он, не поднимая головы. – Славный был паренек, только слабенький. Те, кто знают столько, сколько знал он, своей смертью не умирают. Как правило, это надгробные плиты с чужими фамилиями, а то и братские могилы вовсе. - Он накрыл ладонями глаза и медленно спустил их по лицу, будто что–то стирая. – Та операция изначально готовилась на его ликвидацию, а тут еще ты оказалась рядом – прекрасная возможность припугнуть тебя и твоих кураторов, чтоб на время вывести вас из дел.

- Так и получилось, – призналась я. - Напугал изрядно!


- Олег тогда хорошо сработал. Чисто. Молодец парнишка! Знали, кого посылать!

- Он значит тоже из твоих? – усмехнувшись, осведомилась я.

- Они там все из моих, - продолжил он, сцепив руки перед собой на манер замка и поочередно разминая пальцы. - Не все только об этом знают.

- И почему-то меня это совсем не удивляет. – Задумчиво отозвалась я, и блуждающим взглядом отправилась изучать детали его офисного интерьера. С моего последнего визита здесь мало что изменилось, все та же масштабность, все тот же стиль с присущими деловыми и политическими атрибутами, однако чего-то все же не доставало...

- Ты все-таки убрал тот несуразный кусок китайской убогости, купленный с аукциона? – Обратилась я, не отрывая глаз с мебели. - Сколько стоила та ваза?

- Я расхерачил ее в порыве бешенства, когда ты со своими ребятами переиграла моих болванов в покерном клубе, - небрежно отозвался он. – И ты, кстати, была права, - она совершенно не вписывалась общий интерьер. А стоила она мне семи голов, которые дали вам троим уйти той ночью.
 
 Я не ответила и не повернулась, лишь продолжала сидеть неподвижно и старательно сдерживала прорывающуюся улыбку. Спустя некоторую паузу он медленно оторвался от спинки дивана, подался вперед и бережно обхватил мою левую руку, неподвижно свисающую с ручки кресла.

- Ты снова принялась грустить, Валерия! - сказал он, будто обращаясь к  богине, сидящей на своем троне. - Боюсь, мое уныние становится заразным.

 Он говорил низко и проникновенно, но сам его голос был насквозь пропитан нескрываемой насмешкой.  Как бы ни старался он  укрываться за витиеватыми фразами, его язвительный сарказм все же пересиливал дружбу, некогда возникшую между нами. И правда в том, что я не видела в этом ничего трагического, а напротив, все более и более узнавала в нем себя. Также как и он, я находила удовольствие в себе самой и в своих поступках, и была также сладкоречива и лицемерна, как он. На протяжение всех наших жизненных переплетений, он играл свою комедию, a я свою, и никто из нас ни на мгновение не был самим собой.

- Ладно, я понимаю, тебе доставляло удовольствие всячески испытывать меня, - заговорила я, медленно повернувшись. - Ты неустанно кидал меня на амбразуры, провоцировал и устраивал проверки, что в какой- то степени, признаться, мне нравилось, а в последствие стало даже вызывать привыкание. Общение с теми, кто сильнее всегда мучительно, но лишь оно способствует росту, как известно. Это что касается меня, но что вы с «РД»–то не поделили!?

Он на мгновение опустил взгляд, глубоко вздохнул и, выпустив мою руку, вновь опрокинулся на спинку дивана.

- Я всегда уважал, как ты выражаешься, «директора», - сказал он без тени эмоций. - Большинство, кто его знает, уважают и любят его, но я не всегда любил тех, кто его окружает. Он видит, понимает и внутренне презрительно смеется над причудами, наклонностями и нервной жеманностью своих приближенных, и ничто он так не ценит, как искреннее поведение, нечванливое гостеприимство, простоту речи и полное отсутствие аффектации, которую он невероятно технично использовал, будучи оратором. Я имел честь быть знакомым со многими особенностями его характера лично, поэтому и питаю самое большое уважение к этому человеку с большой буквы. И именно по причине этого самого уважения я не намерен был с ним конкурировать.

- И именно поэтому самому уважению ты заказываешь на него киллера? – прыснула я и нервно засмеялась. – Браво!

- Лерочка! - пробормотал он с нотками жеманства и так, будто моего вопроса и не было вовсе. – Что с тобой? Откуда эти предпосылки к болезненной иронии?

 Я глянула на него широко распахнутыми глазами, как если бы за его спиной материализовалось вдруг привидение, и дико захохотала в голос.

- Нет, ты точно сегодня не в себе, - донеслось до меня сквозь свой собственный смех; сколько же желчи и презрения умещалось в каждой его интонации.– Я давно говорил, твое отвратительное питание рано или поздно скажется на общем фоне здоровья.

- То-то я все глубже убеждаюсь,- заговорила я, прервав свой приступ хохота также резко, как и начала, - лучший способ остаться совершенно без совести и без сердца - это поддерживать свой аппетит и дотошно холить здоровье.

- Все правильно! – Прервал он, и нотки его голоса опустились еще ниже. - Никто, даже мало-мальки наученный опытом человек, не рискнет повредить свое пищеварение ради блага ближнего собрата. Видишь ли, переживания из-за чужих горестей всегда влекут за собой либо громадные затраты времени либо неизбежно портят пищеварение.

- Это несколько смахивает на абсолютную бездуховность, – отметила я.

- Это абсолютно она и есть. И нам незачем ее стыдиться. – Утвердительно закивал он. - Бездуховность, как и атеизм, очень одобряются учеными, между прочим, и всячески пропагандируется масс медиа.
 
- Я тебя умоляю! – небрежно отмахнулась я. - Атеизм – он до первой хорошей тряски в самолете. Можно сколь угодно пропагандировать материализм, как единственную веру, и при этом до ужаса боятся естественного конца жизни. Отголоски уставшего духа, как говорится, протестуют, таким образом, против порабощения человеческого тела.

- Никакой это не протест, - он выставил ладонь в ответном жесте, - и даже не борьба души и тела, - не надо этого антуража.  В основе всего восприятия, как и любой добродетели, впрочем, всегда лежало, и будет лежать собственное "я" каждого. И это не наличие или отсутствие веры, это – политика. Вот тебе и ответ, почему я послал киллера. И по этой же причине, ты убрала тогда Виктора, потому что мне не нужны конкуренты в предвыборной гонке. Мне не нужны, - а значит, и всему государству!

- Именно поэтому я далека от нее, - проговорила я и чуть отвела лицо в сторону, стараясь скрыть нарастающее бешенство.

- Ты хочешь сказать, что ты вне политики? – он удивленно приподнял бровь.

- Абсолютно. -  Кивнула я. - Я вне политики – политика во мне.

- Ты не исправима, - с явным удовольствием растянулся он в улыбке. – А жаль, со своей интеллектуальной властью, личной грацией и дарованиями, ты могла бы достичь такой силы влияния, какой не обладала ни одна женщина в этом столетии. Если б хоть раз ты позволила руководить тобой, если б хоть раз ты беспрекословно послушалась и удержалась от соблазна проявить характер и сделать что-нибудь да по-своему, то все сложилось бы в корне иначе. Ты давно бы уже правила бал, даже не взирая не бесчисленное количество твоих врагов, а не бегала бы сторожевой шавкой по госзаданиям.

- Те, кто умудряются сохранить себе маленькую независимость, так или иначе становятся  объектом завистливой неприязни, - я вновь посмотрела на него в упор и сверкнула глазами, - однако никто не может унизить человека до тех пор, пока он не унизится сам. Нужно быть абсолютно безличным, чтоб не иметь в этом мире врагов, и мне искренне жаль тех, кто словесно, либо же действиями выбирает для себя тропу войны. Ни они сами, ни, тем более, жестокие вещи, которые они совершают, не могут нанести вред. Потому, что никто не может повредить или помешать человеку, кроме него самого. Что же касается «шавки», как ты выразился, то я никогда не была протеже Фамулого, а он не был моим наставником. Он во многом являлся для меня примером и стимулом; я удивлялась его экстравагантному образу жизни и уважала его за это, но сама я не стремилась его перенять. А то, что ты сделал на него заказ и выставил в качестве приманки, чтоб взять на внезапность предложенными обстоятельствами и принудить к выгодному тебе исходу, характеризует тебя с потрохами. И от них, скажу тебе, тянет изрядным душком.

- И никакие доводы не заставят тебя изменить решение? – приняв зрительный вызов, осведомился он.

- Когда аллигатор вцепился в задницу, поздно предлагать ему рыбу. – Без тени иронии выдала я.

- Ну, раз уж так вышло, что ты так настойчиво отвергаешь мое предложение, и я ничего не могу сделать для тебя, - он снова подался вперед, и почтительно взяв мою руку, заглянул в глаза, - тогда, возможно, ты сможешь помочь мне?

С минуту я всматривалась в его лукавые, маслянисто играющие глаза, после чего негромко ответила: - Возможно. Волне возможно, у меня найдется кое-что для тебя…

               

                ***

 Мы живем в такой  век, когда мужчины стали бесхарактерными, женщины не умеют готовить, а детей воспитывает совершенно посторонние люди. Вспыльчивые, злопамятные, порывистые, часто расположенные к болезненной меланхолии, и насквозь пропитанные презрением к мужскому населению дамы все сильнее и натужнее атакуют главенствующие позиции в обществе и жизни. Вместо искренности и поддержки, изначально природой предписанной женщине, они скорее пустят пулю в лоб, любому, кто оступился, и опустошат всю обойму, если этот кто-то – ее близкий человек. Они часами проводят время в процедурных кабинетах по уходу за всем, чем только можно, оставляя там невероятное количество средств, они одеваются, красятся, чтобы сохранить в себе остатки женственности и, выйдя на улицу, покорить собой весь мир, хотя в ряде случаев девяносто пять процентов такой "красоты" легко стирается влажными салфетками.
Их утренняя мантра: «я все могу сама»; их дневной лозунг: « не забывай, в первую очередь ты - мужик, а потом уже маленькая слабая девочка»; их вечерняя афирмация: покрасневшие глаза, оттекшие ноги и «мне никто не нужен» в уставшем забвение на неразобранной кровати. И таких женщин с мужитскими ухватками даже больше, чем кажется,  и, это беда нашего века, если быть откровенной. Их совершенно невозможно признавать за женщин: они просто ненормальное воплощение нового пола, который не воспринимается ни мужским, ни женским. Но, все же, они - женщины, и лишь одной вещи недостаёт для их высшего и тихого жизненного довольства на фоне беспрерывной борьбы. Вещи, одной–единственной. Любви! Безрассудной, страстной, опьяняющей,  такой, которой они еще не нашли. Ведь ни одно сердце искренне не бьется рядом с их, ни одна дорогая рука по-настоящему не ласкает, и ни одно дыхание не случается в унисон. Они одиноки! Но, не смотря, на всю хитиновость и отчужденность этих натур, они как никто умеют прощать. Они прощают почти все особенно мужчинам, которых любят. Просто однажды в своей жизни они возымели несчастье полюбить мужчину, недостойного большой женской любви, но найдя в себе силы, вместо обожания грубого дурaкa, они осознанно выбрали одиночество. Поэтому их манеры зачастую бывают чрезмерно вульгарны, а рассуждения о людях и вещах производят на многих отталкивающее впечатление, a на меня в особенности, потому что слишком уж в них я узнавала себя…


 В ту ночь он особенно крепко держал меня в своих объятиях. Сквозь густую темноту закрытых век я отчетливо чувствовала биение его сердца, и, спрятав голову в подушку,  на которой лежала, как всегда раскидав по ней волосы, я старалась совладать с охватившим меня вдруг ужасом и сдержать душившие меня слезы.
 Все это время я слепо домогалась счастья. С первого момента нашей встречи я требовала от жизни его, его присутствия, его участия, его любви. Я знала, что рано или поздно это с нами произойдет, это станет моим, это станет нашим, поэтому была крайне осторожна в своих требованиях. Но теперь, когда мои желания исполнились слишком точно, я погрязла в страхе. Я думала, что теперь, наконец, готова, что мне удалось даже не умереть, испытав этого счастья — спать с тем, кого любишь. И он открыл мне это чудо. Он дал мне понять, что счастье не нужно искать – оно уже есть в тебе. Нужно просто научиться почаще его извлекать.  Не зря в самые трудные времена я всегда вспоминала наиболее яркие моменты из своей жизни, и это спасало. В большей своей части они, конечно, были связаны с ним.  Но сейчас, когда он протяжно дышал мне в загривок, крепко прижимаясь даже во сне, мне, вдруг, стало панически страшно. Страшно, что счастье способно усыплять отчасти душу. Несчастье  развивает ее, делает ее более рельефной, что ли, а счастье… Счастье делает нас слепыми.  И  я не ищу для себя оправданий, я такая, какова я есть – гордая, непокорная, временами чувственная и своенравная.  Но теперь, когда счастье стало во мне почти перманентным, мне особенно страшно, что вместо того, чтобы пользоваться величайшим правом женщины -  направлять и оберегать душу своего мужчины, я вдруг стану, как множество женщин, походить на курицу и начну поднимать крик о своих "правах".

 Утро наступило по расписанию, и оно было доброе. Утро всегда доброе, - оно совершенно не виновато в том, с какими мыслями вы провели предыдущую ночь. Вот и я, смотря на режущий глаза свет в оконной раме, как на бесконечное будущее, в котором я уже принимаю участие, старалась не думать об одолевавших меня бессонных эмоциях. Я вообще по утрам старалась не думать, - стоит только начать о прожитом задумываться, как зачатки нового тут же рушатся на глазах.

 Он стоял у плиты с голым торсом в своих фиолетовых плюшевых штанах и технично орудовал блендером. Я тихонько спустилась из спальни в его фланелевой полосатой футболке и залезла на кухонный стул позади него. Я честно старалась не пялиться, устраиваясь на узком сиденье с ногами, но невозможно оторвать глаз от красивого мужчины, особенно, когда это твой мужчина и особенно, когда этот мужчина готовит, что именно при этом совершенно не имеет значения. Вот и сейчас он задумчиво и методично закидывал дольки только что нарезанных фруктов в широкий сосуд блендера, а я, наконец-то заняв удобное положение, принялась нескромно разглядывать его спину. Я знала каждую родинку, каждый шрамик на этой спине, каждый изгиб его проработанных мышц и неоднократно проходила их поцелуями. Я и сейчас-то едва сдерживалась, но боялась вмешиваться в столь щепетильный процесс, и дабы не раздражать его своим пристальным взглядом пустилась в изучение нашей недавно переделанной кухни. Минимализм. Минимализм во всем. А в данной планировке он был буквально вынужденным, когда сжимающееся свободное пространство заставляют выбирать то, что для тебя действительно важно. Ни поэтому ли мне  всегда была близка его утонченная эстетика. Как эстетика дольки карамболи на гране узкого покрытого инеем стакана с только что приготовленным фрешем. Пока                я рассматривала детали обновленных недавно стен своим не отдохнувшим за ночь восприятием, Игорь успел взбить этот утренний коктейль и стоял теперь со стаканом в руке, глядя на меня с болезненным очарованием.

- Как мило, - улыбнулась я, прищуривая тяжелые веки.

- Мило – это ты взъерошенная спросонок, - отозвался он, ставя стакан возле меня на стол и втыкая в него широкую трубочку.

- Ты говоришь, как человек, совершенно удовлетворенный выбором жены, - съерничала я, прежде чем приступить к напитку, и бросила провоцирующий взгляд.

- Да, я вообще на удовлетворение не жалуюсь, - тут же парировал он с нежной улыбкой. – Что за вопрос?
 
- Есть просто у меня пара замужних подруг, чью долю мне не очень хотелось бы разделить, потому и уточняю.

- Ты о своих жабах-лицемерках, что ли? – отозвался он с присущим цинизмом. - Каждая получает по потребности. В твоем же случае могу уточнить персонально.

- Уже сгораю от нетерпения, - буркнула я уже с трубочкой во рту, и чуть было не воткнула ее себе в верхнее нёбо, потому как в этот самый момент Игорь одним шагом оказался рядом и рывком схватил меня на руки. От неожиданности я, растерялась на минуту, а потом обхватила его ногами за торс и прижалась к нему с нервной, почти лихорадочной силой и впилась в его губы губами.


 Говорят, что мужчина охладевает к женщине, которая слишком сильно его любит; что в этом чувстве, как и в любом благодеяние, кто не в состоянии отплатить за него, тот становится неблагодарным. Черта с два, скажу я вам! Тот, кто однажды отважился на чувство, всегда увидит его среди тонны пыли и найдет возможность выразить обоюдный жест, не завышая при этом планку действительности. Это лишь неудачник может и хочет видеть в другом такого же неудачника, потому что для него всегда легче не пытаться, нежели прилагать усилия. А мы пытались. Будто сквозь заморозки мы пытались реанимировать то, что родилось и жило в нас изначально. Мы по крупицам отогревали каждую мелочь, каждый момент, вызывавший у нас яркие эмоции, каждую секунду, как зерна, замершие под покровом снега, мы пытались заставить дать ростки. И у нас  получалось. Получалось возродить ту теплоту внутри, ту жизненную силу, под которой даже жесткая корка времени и боли отслаивалась с наших душ. Да, мы вряд ли уже сможем когда-либо стать обычными людьми, наивными и открытыми, - мы и изначально-то таковыми не были, - значение имеет лишь то, что я его повсюду искала, повсюду, и он находился всякий раз, когда я неизбежно теряла свой настрой и веру. Это делает его особенным человеком в моей жизни, а для особых людей всегда найдется в душе нечто особенное.

- Ты ведь понимаешь, не будет со мной домашнего гнездышка, - заговорила я, после того, как он усадил меня на кухонную столешницу прямо среди разделочной доски и мокрой посуды и перестал целовать. - Если до сих пор не вышло, то вряд ли уже получится. Не будет ни носок вязанных, ни теплых обедов, ни салфеток с вышивкой, - не будет всего этого…

- Это ты похоже не понимаешь, - тут же прервал меня он, - мне не нужна кухарка и прачка в твоем лице. Я могу себе это позволить. Так же как не нужны от тебя шерстяные носки, рубашки и крем для бритья на календарные праздники. Мне не нужны твоя стряпня по обязаловке, сопли в сахаре перед сном на ушко и  домашний уют в виде пледа со свечками. Мне куда важнее дарить тебе дорогущее платье с точным попаданием размера без твоего ведома, и видеть его на твоей идеальной фигурке, с высоченными шпильками, как ты всегда носишь, и с небрежно уложенными волосами. Мне куда важнее слышать, как ты стонешь всю ночь от поцелуев, а на утро разговариваешь со мной о политике и биржевых котировках. Мне важно, чтоб ты периодически била посуду, швырялась в меня бытовыми приборами, только не очень тяжелыми, и устраивала нормальную истерику - оттого, что ты любишь меня и тебе невыносимо видеть мой похуизм. Мне важно, чтоб ты разговаривала со мной, чтоб давала понять, что я могу быть там-то и там-то лучше, и непременно делала что-то со мной. Мне, наконец, просто нужна та, которая может меня понимать, просто без лишних слов. И, влезая в очередную огромную ЖОПУ, я смогу быть уверен, что легко разрулю все дела, потому что она влезет туда следом за мной, как бы я ни упирался и,  взявшись со мной за руки, нагнет раком весь мир. А потом мы поедем на зиму в Египет, - переведя дыхание, продолжил он. - Возьмем яхту и отправимся в Александрию, a затем на Нил. Старый Нил очень привлекателен; ленивая роскошь Дaгобеи очень хорошо умеет успокаивать издёрганные нервы, и мы в миг забудем о существовании всех мирских сложностей, по крайней мере, будем смотреть на них, как на игрушки для нас. А ближе к весне мы поедем в Европу, будем гулять по узким улочкам,  и мостовым, неспешно ужинать на открытом воздухе, наслаждаясь местным колоритом, а когда заскучаем немного, выберем самую подходящую страну и откроет какую-нибудь лавочку или займемся малым предпринимательством. А потом у нас обязательно будет ребенок. Девочка. И она обязательно будет похожа на тебя в детстве. 

- Ты же знаешь, я невыносима в бизнесе, - бормотала я из последних сил, стараясь окончательно не растечься чем-нибудь бесхребетным по этой самой разделочной доске, и, должно быть, краснела и бледнела одновременно. - Да и потом, какая из меня мать! С моими вкусовыми предпочтениями мне вообще страшно беременеть. Возможно, мне захочется шерсти или машинного масла. Или захватить Болгарию…


- Ну, и захватим, если очень надо будет, что уж… -  заулыбался он, а я пихнула его носом в подбородок, на что он снова крепко меня обнял, запустив руку мне в волосы,  и искренне засмеялся. Как же я обожаю этот смех…

- Ты будешь потрясающей матерью, - шептал он мне на ухо, как заклинание. – Ты сможешь воспитать истинную леди и женщину с большой буквы, ведь дети учатся исключительно на примерах, и девочка обязательно захочет быть женщиной, когда перед ее глазами всегда будет Счастливая Мама, которую очень любит Папа. Любит за ее естественность, красоту, чистоту и женственность. За то, что она живет в согласии со своим сердцем. За то, что она остается собой. За ее вечную юность, которая находит отражение в ее глазах. За то, что она сама умеет Любить. – Он на секунду прервался, продолжая погладить меня по волосам. - Быть Женщиной можно научиться только у Женщины.

 « Только у Счастливой женщины», - мысленно добавила я, чувствуя, как он целует меня в висок. «У счастливой, из которой это самое счастье так безудержно струится.»


- Я люблю тебя, Лерочка. – Контрольным сквозь сознание и в самое сердце. Я даже вздрогнула непроизвольно, или мне уже просто казалось. Я еще крепче к нему прижалась и со всей силой зажмурилась:

« Мам, этот мужчина мой мир, моя бездна,
 Он меня целует так, как никто не смог.
 Мне его не разлюбить теперь, бесполезно,
 Этот мужчина - мой дом, он - мой Бог…»


 И он был со мной рядом. Что тут еще добавить? О счастье вообще много не говорят: ты либо счастлив, либо нет; это о недовольствах можно разглагольствовать часами. Я же слишком была окутана сейчас его теплом, его присутствием, его дыханием, что не принадлежала даже своим мыслям. Какой там контроль?! Какое поле брани финансовых сфер?! Я вас умоляю! Любой холод размышлений плавился от огня в области сердца, волнами простирающегося до самых кончиков пальцев, а вместо впалых скул и острого взгляда на лице поселилась разве что мягкая полуулыбка и, телефон третий день покоился в режиме переадресации.

- У меня только один вопрос остался открытым… - я чуть отстранилась, чтоб не бормотать ему прямо в ключицу.

- Давай, - отозвался он, все также медленно перебирая мои волосы.

- Если б тогда я не вступила на эту дорогу, если б тогда я не стала тем, кто есть сейчас, - ведь могла не пойти, могла просто испугаться, да и возможность могла не представиться, не встретиться определенные люди… - я пожимала плечами в такт своим размышлениям, стараясь быть как можно более непринужденной. - Если бы я тогда не сказала «да» на твое рукопожатие, как ты думаешь, нам дала бы жизнь шанс снова встретиться?


 Он не ответил сразу. Его пальцы вдруг перестали перебирать мои пряди, и комок воздуха застрял где-то на полпути до выдоха. Я не видела его глаз и, наверное, к лучшему. Он молчал, так и не выдыхая, а я спинным мозгом чувствовала его замешательство. Так сомневаются, когда не знают, как поступить: уместнее соврать, и быстренько сочинить красивое продолжение, либо сказать правду, но коротко. Здесь была ситуация два в одном.

- Но ты же сказала... – тихо изрек он и еще ниже опустил ко мне подбородок.

« Да, куда бы я делась!» - подумала я, а в ответ лишь обвила его руками еще сильнее, прижалась щекой к плечу и закрыла глаза. Не о чем здесь уже говорить! Уже давно доказано, - мечты сбываются. А мечты, созданные вдвоём, сбываются в два раза быстрее.
 
- Знаешь, - аккуратно в рассуждающем тоне заговорил он. – Когда я с тобой глазами впервые встретился, мне показалось, что между нами может возникнуть нечто настолько романтичное, что я не поверил…

- Вот и я не сразу поверила, - выдохнула я чуть иронично. - Поэтому, видимо, жизнь отправила нас дозревать.

 И мы, похоже, дозрели. Ведь только между двумя самодостаточными людьми возможна зрелая любовь. Такие люди как бы одиноки рядом, они благодарны друг другу, за то, что дарят друг другу тепло, и браки их, бесспорно, совершаются на небесах. Однако звездам со временем свойственно менять свое положение, а временами даже падать.  И всегда на место одной – упавшей восходит другая, и порой намного ярче. Следует помнить об этом, и особенно, когда совместная жизнь слишком уж грешит предсказуемостью. Ведь, честное слово, большая часть семейного счастья зависит от хранительницы очага, который либо греет, либо тлеет и тухнет....

«Мама, мамочка! – мысленно вернулась я к немой исповеди, снова сдавливая свои объятия. - Спасибо, что сумела воспитать во мне Женщину!»


                ***

 - Не утомилась ли ты перелетом, Лерочка? - спросил он, радушно встречая меня со взлетной площадки представительским кортежем.

- Есть немного, - любезно отозвалась я встречным жестом, усаживаясь на заднее сидение его Mersedes S 500 4M L.  - Человек всегда легко устаёт от своей ничтожности и бессилия, когда находится в металлической капсуле среди стихии.


- Если это не его капсула, - в голос усмехнулся он, захлопывая дверцу с моей стороны. – Или стихия…

 Я улыбнулась в ответ, слегка прищуриваясь от ярких лучей полуденного солнца, и откинула голову на широкий подголовник кресла в ожидание его появления со стороны противоположной двери. Он уселся рядом с присущей ему грацией и манерностью, не взирая на сдавливающее пространство внутри автомобиля для его нестандартного роста, и вновь обратился ко мне: - Пора бы уже обзаводиться…

- Чем? – улыбнулась я. – Капсулой или стихией?

- С вашим размахом выбирать неприлично, Валерия Михайловна. – Парировал он с характерной иронией. - И лишняя скромность вам не к лицу.

 Я ничего не ответила, лишь улыбнулась еще мягче, снова откинула голову на подголовник, чуть сильнее прикрывая глаза, и  поймала себя на ощущение, что спустя не столь продолжительное количество времени мое отношение к Михаилу стало подвергаться странной перемене. Его обаяние, его власть и надо мной, в том числе, в определенной степени оставались неизменными, и каждый его взгляд был исполнен значением, каждый его жест заключал в себе свойственный авторитет. Признаться, я успела по ним даже соскучиться.


- Недосдача по бюджету растет? - не поднимая век, осведомилась я.


- Откуда такая информация, - он помолчал с минуту прежде, чем ответить, и его тон заметно просел до недоверия. – Ты стала провидицей?

- Что ты! – игриво усмехнулась я, по-прежнему не поворачиваясь в его сторону. - Я не ясновидящая, я – ясночувствующая.

- И что же ты чувствуешь?

- Что у тебя завелась крыса, - ответила я без тени сомнения, - и что в тебе просыпается непреодолимое желание связаться со своим топовым финансистом и задать ему пару вопросов. Полагаю, что ему будет, что тебе ответить.

- Димка? – прищурился он с еще большим сомнением.

- Возможно, и Димка, – я небрежно передернула плечами. – На имена у меня всегда была неважная память.

- Но…

- Ты помог ему подняться в свое время, - перебила я, жестом указав, что не придаю этому особого значения. – Однако принцы крови охотно унижаются, когда дело касается финансов, в данном случае – твоих. И не важно, что вас связывало или не связывало до какого-то времени, - у богатства всегда наступает такой момент, когда ваше окружение становится не вашим вовсе, а окружением ваших доходов. Цели их просты и ясны: они хотят от знакомства и приближенности к  тебе взять сколько возможно больше для своей выгоды, и едва ли их остановит факт о строгом и непреклонном "кому больше дано, с того больше и взыщется" - едва ли они, вообще, задумываются об этом.


 Машина мягко скользила по гладкой трассе, сглаживая  малейшие неровности, и не пропуская посторонних шумов, - было слышно лишь легкое шуршание шин и гул резонанса Мишиных мыслей.

- Сколько бы вы ни  назывались "друзья", - продолжила я, пока его напряжение не приблизилось к критической отметке, -  он, по сути, не знал тебя, а ты – его. Он не принадлежал твоей политике и ни на йоту не заботился о твоих чувствах, но  был весьма удовлетворен, я бы даже отметила, несколько в саркастическом смысле, оказавшись вдруг признанным более важным для тебя человеком, чем он есть на самом деле. Ты же тогда был достаточно ослеплен открывающимися горизонтами и его расположением к тебе, чтобы попросту это заметить.
И по несчастию тебе довелось стать узнаваемым,  редким умом сферы политики и предпринимательства, неприлично богатым, да еще и с выразительной внешностью, так что, будь уверен, половина твоего окружения и общества желает твоей смерти, a другая половина старается сделать тебя более несчастным, пока ты жив.

 Я говорила и чувствовала, как веки все сильнее наливаются тяжестью и, любое сопротивление тут же отзывалось сдавливающей болью в висках. Слишком долгий перелет, слишком много чтения с планшета, слишком громкие обсуждения впереди стоящих кресел. Некоторые граждане до сих пор считают, что могут позволить себе  смеяться, как гиена, выглядеть, как павиан,  и находить особенное удовольствие в помыкании персоналом, реагирующим на их вульгарные выходки, который, по их мнению, видимо, они купили вместе с билетами.  Печально и утомительно  наблюдать подобных товарищей в радиусе менее сотни метров, тем более на протяжение нескольких часов. Невольно начинаешь расстраиваться, что в нашем обществе человек нынче  не принимается  исключительно по своим собственным заслугам, а все  чаще при помощи денег, или по рекомендации какого-нибудь влиятельного друга, которого и не грех опрокинуть потом.

 Я прикрыла глаза ладонью.

 Жизнь висит на волоске, черт возьми. Падение общества есть апогей скуки и истощения, где абсолютно не остается места для благодарности. Всем нам не мешало бы ежедневно уделять жизни хотя бы одну маленькую, но хорошую благодарность - за благополучное окончание сегодняшнего дня. Или хотя бы за то, что сегодня вас не мучало глазное давление.

- Дима, просто скажи мне, - услышала я внезапный разговор Михаила с невидимым оппонентом и немного удивилась, как смогла пропустить сам факт совершаемого звонка. Видимо, боль слишком сильно давила мне голову. – Ты знаешь мое к тебе отношение, - тем временем продолжал он, - слишком хорошо знаешь, так же как и тот факт, что мои моральные устои не позволят нанести тебе какой-либо ущерб. Но, мне важно знать, мне просто необходимо услышать мотив твоего поступка. Озвучь его, будь так добр…

 Я медленно отвела ладонь от полуприкрытых глаз, открывая себе пространство обзора и наблюдения за возможной реакцией после услышанного ответа. Полужестокaя - полукроткaя улыбка сияла на его лице, пока он слушал, и меня почему-то опять охватило к нему странное отталкивающее чувство. Спустя несколько минут молчания он медленно опустил мобильное устройство на сидение возле себя и не шевелился. Я, невзирая на свое усиливающиеся физическое недомогание, психологом была первоклассным – издержки профессии, куда ж без этого, – но на сей раз моя хваленая, обычно не дающая сбоев интуиция лишь пристыженно молчала.

- Что он ответил? - я нарушала тишину первой. – Тебе даже угрожать ему не пришлось.

- А зачем угрожать, если не сможешь исполнить? – он медленно повернулся в мою сторону. – Это лишь демонстрация слабости. К тому же стоит ли расстраивать слаженную работу команды  из-за внезапного и необъяснимого исчезновения одного из топовых кадров.

- Обычно люди редко искренне огорчаются, когда исчезает какой-нибудь яркий специалист, - пожала плечами я, стараясь тем временем разглядеть его истинную реакцию на услышанное, - открывается вакансия для мелюзги.

- Что поделаешь, - вздохнул он и, вновь необъяснимая улыбка осветила его узкие черты. - Радоваться, совершая гадости, - это известная мания, которая присуща время от времени каждому человеку. Однако, «Хороших законов не бывает там, где  нет хорошего войска», - ты наверняка слышала эту историческую фразу. Поэтому, если хочешь сохранить власть, нужно приобрести  умение  отступать от жестокости  и пользоваться этим умением  исходя из надобности. Ведь результат порки всегда тем более эффективен, чем реже и внезапнее ее учиняешь.

- Власть тебе еще пригодится. Бесспорно. – Я изучала его уставшим взглядом, и никак не могла уловить сути этих его витиеватых фраз. – Каковы назначены условия порки?

- Двадцать миллионов этот лис, к сожалению, уже успел прокрутить, - он вновь глубоко и демонстративно вздохнул и, обратившись взглядом в сторону окна, продолжил. – Оставшиеся пятьдесят он переведет в течение установленного мной срока. Тремя ровными транжами. На твой счет.

 Повисла продолжительная немая пауза, сердечным пульсом отбиваясь в моих воспаленных висках. Спустя еще какое-то время он повернулся. Я смотрела на него и не могла говорить. Самые странные мысли теснились в моей голове, принуждая то ли к слезам, то ли к безумному смеху.

- Моя власть мне еще пригодится, как ты правильно заметила, - он улыбался, вновь сверкая глазами. – Необоснованные средства и последующее за ними пристальное внимание, в особенности, сейчас совершенно ни к чему как мне, как и моей репутации. Да и потом, - его губы растянулись еще большим лукавством, - я же должен как-то отблагодарить тебя за твою проницательность.

- Ты вполне мог бы выразить свою признательность шоколадкой, - я ответила легкой улыбкой скромности. – Этого было бы вполне достаточно.


- Лерочка, - он громко и несдержанно разразился искренним смехом. - Боюсь, здесь я и «Красным октябрем» не отделался бы. Фабрику, я имею в виду, разумеется. Да и потом, - он деликатно взял мою кисть руки за расслабленные пальцы и грациозно преподнёс ее к своим губам, - не лишай меня этого маленького жеста чести и удовольствия в твой адрес. Мы же, все-таки, в Англии!

 Настал мой негласный черед рассмеяться. Англия! Это слово всегда звучало для меня музыкой. Маленькое местечко в маленьком мире, любимое и чтимое всеми людьми, за исключением тех, кто не способен понимать природу человеческого достоинства и силу больших денег. Я доверительно расслабила пальцы кисти и вновь откинулась на спинку сиденья.

- Как я понимаю, мне уже не отвертеться от ужина, - продолжила я свою роль рассеянности и смущения.

- Никакими способами! – тут же отрезал он.

- Тогда с одним условием, - я кротко опустила ресницы, - пусть ужин будет при свечах, но без всяких пентаграмм и головы козла на столе. Это несколько отталкивает.

 - И непременно с мороженым или десертом из выжимки изморенных нами душ. - Ответил он, заметно сдерживая пробирающий вновь хохот. - И едва сознавая свое восторженное головокружение, я откупорю бутылку самого дорогого шампанского и буду занимать тебя весь вечер. Ведь ты слывешь искусной, пусть и немного рассеянной слушательницей, а я всегда, что говорил, то и делал.

- Это-то и пугает, - на этот раз я не сдержалась от смеха.
 
- Это–то  и притянуло тебя в свое время.

- Именно! – я демонстративно блеснула в ответ глазами и придала своей улыбке легкую дьяволинку. – Испокон веков искушение приходит к человеку в самых разнообразных обличиях: канцлерами, учеными, мыслителями и проповедниками; старым и молодым, образованным и не очень, оно является в том образе, какого требует их гордость или порок, поэтому  оно всегда столь желанно и  ожидаемо! – выдала я тираду, не снимая улыбки с  полуразомкнутых губ. - Моим же всегда было и, видимо, навсегда останется  – мужчина, чьи поступки – непременное продолжение его слов. Для меня это и есть само олицетворение Дьявола.

- И это говорит мне женщина с неприлично ангельским обличием, - довольно ухмыльнулся он, приправляя диалог сарказмом .

- Опять ты делаешь акцент на внешности, - с легким возмущением приняла я слова комплимента и чуть покраснела. –  И в который раз опрометчиво. С той же легкостью можно представить себе  красивого злого духа, как и красивого ангела. К тому же, помнишь, - сам дьявол был некогда ангелом…

- Ангелы. Демоны. Какая разница? – демонстративно пожал он плечами, обращаясь скорее внутрь себя. -  Важно не забывать, что среди людей  они - те же  человеки. И иметь хотя бы малейший такт,  на фоне своих ограниченных способностей, не имеющих представления даже о том, сколько еще продержится эта тонкая  нитка  жизни. И чтоб личностное высокомерие в  бедном мозгу не проявилось вдруг своей мелкостью и некомпетентностью признавать их существование, или нет. Я признаю лишь то, что содеяно через конфликт, прежде всего с самим собой, и неважно под чьим именем. Человек  может многое сделать, если захочет. Еще больше он  не делает в своем обычном скотском образе жизни! Мне пока есть что делать. Мне еще как минимум за сегодня нужно тебя искусить…


- Собственно говоря, - продолжал он, аккуратно собрав раскиданные  по столу бумаги с нашими подписями, и складывая их стопкой, будто подводя итоги нашему долгому разговору. – До момента продления договора мы можем больше и не увидеться.


- Ты имеешь в виду партнерские отношения между нами? - я развела руками и снова сцепила их в замок перед собой. - Знаешь, не могу не отметить, но это было одно из самых романтических искушений в моей жизни. Боюсь, я очень скоро начну по ним скучать.


- Меня мучают аналогичные опасения… - и глубокая улыбка, вновь поселившаяся на его губах после серьезной полемики, сказала куда больше, чем могли бы выразить слова.

- Когда совсем замучают, - заговорила я, обернувшись, уже на пороке его кабинета, - я с радостью заброшу все дела, чтоб насладиться твоим обществом под скромный аккомпанемент какой-нибудь изысканной новинки со своей личной кондитерской фабрики.

- Что ж, - он остановился, вновь взирая на меня с высоты своего невероятного роста, и абсолютно не нарушая официальной дистанции, - у меня появилась теперь слишком вязкая причина, наконец, полюбить сладкое.

Я мягко улыбнулась в очередной раз и заглянула ему в глаза в поиске подтверждающего мои мысли ответа. И нашла там гораздо больше, после чего крепкое рукопожатие развело наши жизни на неопределенный срок.

                *

 Ржавые тески запоздалой на этот раз осени прохладой сдавливали мою голову: когда я вышла на улицу. Ее, как обычно, никто не ждал, она, как обычно, пришла без предупреждения. Хозяева положений не оповещают о своем появление, - тот, кто информирован, осведомлен заранее, остальным же и знать не положено.  Но я знала. Я всегда знаю о ее наступление. И не из блока прогноза погоды после  новостных сводок, не из ежечасных радиооповещений  и не со стартовой страницы поисковой системы, - просто накануне руки становятся чрезмерно холодными, а тело непроизвольно сковывается, будто в ожидание побоев. И еще мигрень. Мигрень, не дающая мне покоя с самого самолета. Тонкая россыпь монотонных постукиваний среди беспрерывного потока расчетов, планов и стратегических ходов, будто бомба замедленного действия, оповещающая о ее приближение. Я ждала ее. Ждала, но не сегодня. Сегодня я завершила последние штрихи этого крупного дела, чтоб уже чуть позже в полной мере насладиться ее обществом, где-нибудь в Сан-Морено, к примеру, или на Сардинии. Поэтому неловко моросящий дождь сейчас не имел никакого значения в соотношение с показателями Shanghai Stock Exchange и задержкой Рамира.

 Я волновалась все это время, не скрою. Все же подобного рода проекты с миллиардным бюджетом заключаются не каждый день.  Однако правильному пути всегда сопутствует  нарастающие напряжение и страх.  Они как локаторы направления. Какие уж тут могут быть промахи, в самом деле….

И я волновалась. Сильно волновалась, даже после заключения партнерского соглашения, однако самообладание сегодня, явно, проснулось пораньше, и  просило сейчас разве что отвлечься из-под стекол узких очков на биржевые показатели с широкого экрана монитора. «Свечи» и «бары» всегда действовали на меня успокаивающе, лишь трендовое на них влияние временами заставляло стискивать зубы, но и это было в большей мере проявлением азарта, нежели нервного перенапряжения.
 
 Боковая ручка черного Rolls-Royce Phantom, который неизменно ожидал меня на территории бизнес центра, глухо щелкнула, пропуская в дверной проем фигуру в темно синем костюме. Правая нога в одном из легендарных творений от A. Testoni на секунду застыла на пороге, затем быстро перевелась в согнутое положение и вовлекла за собой оставшиеся части тела.

- Нам надо ехать, Рамир. – Произнесла я, так и не оторвав взгляда от экрана портативного компьютера. – Меня ждут!

- Да, да, Лер. – Переключаясь с предыдущего разговора, повернулся он ко мне. – Так, что там в итоге с акциями? Мы в доле?

- Я подписала все необходимые бумаги. Остались формальности.

- Тогда едем скорее, - не скрывая победоносной радости, резюмировал он. И холодный жест узкой женской ладони указал водителю трогаться. Тот, в свою очередь не замедлил  повиноваться. Без лишних слов, без ненужных эмоций. Все как я любила – четко, быстро, лаконично.

- Лерочка, - задержал меня жестом Рамир перед самым моим выходом из автомобиля, - мне нужно тебе кое-что сказать.

Я задержалась, внимательно на него смотря и считывая в его глазах некоторую вину и растерянность.

- Я все знаю, Рам. – Спокойно ответила я. – Миша проинформировал меня полностью.

- И ты… – замялся он, забегав глазами перед собой. – Но как…

- Очень просто, Рам. – Я едва заметно позволила себе улыбнуться. – Ты всегда говорил, что всего можно достичь через общение, - я слишком хорошо усвоила этот урок. Спасибо тебе.

- Но я же…

 Я с силой замотала головой, жестом призывая его не продолжать: - Каждый делаешь что-то только тогда, когда видит в этом свою выгоду. Твоя выгода тогда была очевидна, - свою же я извлекаю сейчас. Все по справедливости. – Я щелкнула ручкой блокиратора и, приоткрыв дверцу, уже занесла ногу в образовавшийся проем, продолжая говорить. - Оставшиеся бумаги будут у тебя на столе завтра к полудню, меня же попрошу не искать ближайшие пару месяцев, как минимум. Когда станет нужным, я появлюсь…

 Повторный чуть более сильный толчок в сторону двери выпустил меня из машины, и октябрь вновь принял меня в свои распростертые красочные объятия. Я вышла навстречу его ясной и теплой погоде, подставляя лицо мягкому ветру с мыслями о светлых днях, безоблачных лунных вечерах и послеобеденном кофе на открытой террасе под деревьями, которые в полной мере уже приняли великолепные осенние цвета, огненно-красный и золотой. И я уже буквально чувствовала его притягательный запах и утонченный вкус: что непроизвольно ускорила шаг, как вдруг рекламный bill board известного монстра безалкогольных напитков привлек мое внимание.

 «Все только начинается», - вещал его крупный слоган. Я непроизвольно остановилась почти у его основания, высоко задрав голову.

 «Я ведь действительно!» - улыбнулась я своим мыслям, будто считанным и сказанным вслух. Всегда, когда вдруг наталкиваешься на свои мысли в книгах, газетах, или рекламных вывесках, возникает необъяснимое чувство причастности к чему-то вселенскому, как знак того, что ты стоишь на верном пути. Жизни свойственно бить ключом, иногда и по голове, иногда и по почкам или даже под дых и, совершенно без предупреждения. В этом есть ее некая особенность и восхитительная прелесть. Но, знаете, даже сейчас, оглядываясь назад, я с уверенностью могу сказать, что прожила интересную, пусть и не длинную на данный момент жизнь. Не сказала бы, что стопроцентно счастливую, но интересную точно. Как и все я мечтала о любви, о признание, о гармонии и о том, чтоб быть причастной к чему-то действительно выдающемуся в рамках предложенного мира. Что-то из этого не  осуществлялось и испытывало на прочность долгое и долгое время, что-то не осуществилось и до сих пор, однако я не становилась от этого менее довольной, разве что временами впадала в уныние и просто наблюдала за миром. Есть на все своя Вселенская воля, чтоб так или иначе провести свои дни, и не зачем здесь  роптать и хныкать, если не все хотения  случились наяву. Случается, как правило, ровно столько, насколько ты отважишься, чтоб у тебя случилось. Ни больше, - не меньше.


 Солнце окончательно село, когда я добралась, наконец, до желаемого всем сердцем места. Густые багряные тени спускались на горы, и одна или две маленькие звездочки слабо заблестели на западе.
 
 Он крепко обнимает даму с тонюсенькой талией в черных брюках и ослепительной сиреневой блузке. Светлые волосы с первыми намеками седины небрежно разбросаны по плечам, хотя со спины ей не дашь и тридцать лет. Прекрасная, совершенная картина - женщина, которая начинает стареть красиво. Стареет, хотя никогда этого не приемлет.


- Какой дивный воскресный вечер! - открыто улыбнулась я, ловя порывы теплого ветра. - Никто не умеет встречать так, как ты.

Вместо ответа он с чувством сжимает мне руку и жарко целует в висок: - Самое время, чтоб прокатиться!

- Ты снова собрался от меня сбежать? – я пустила в ход дольку иронии.

- От тебя?! - спросил он с полу удивлённым – полу ласковым взглядом. - Нет, не думаю! Ты же все равно найдешь темпы и скорости жизни, чтоб мы вновь с тобой встретились, а я не сдержусь, чтоб ни направлять тебя знаками!

- Тогда чего же мы медлим? - улыбнулась я еще слаще, потянувшись свозь дыхание к его горячим губам. – Пойдем, разгонимся, как следует, раз уж с навигаций полный порядок…

 
 …Феррари урчит призвано. Я расслабленно сижу на пассажирском сиденье, сняв легкий шарф и подставив его на вытянутой руке встречному потоку ветра, и слегка запрокидываю голову. Я люблю скорость. Люблю мчаться под рев мотора и гул в ушах, впиваясь глазами в горизонт света фар, навстречу неизвестному и неизбежному. Люблю этот сдавливающий холодок в районе солнечного сплетения и невероятную ясность мыслей. Но больше всего я люблю это рядом с ним. Игорь внимательно следит за дорогой, направляя машину по извилистой трассе, а я украдкой смотрю на его профиль. Этот профиль взволновал меня более десяти лет назад, он трогает меня и сейчас. Его черты со временем становятся только мягче и выразительные, и он отлично выглядит в своей легкой фирменной небрежности наброшенной на приталенный чайный костюм. Эта легкость всегда была в нем моей слабостью, она остается ей и сейчас. Мы не разговариваем. Молчание давно для нас – некое подобие сообщничества - выражает согласие, слишком уж глубокое для слов.

 Мы, все же,  прекрасная пара. И пусть  кто-то не удостоит нас  такой редкой милости, как искренняя радость, - в эти лица я лишь с сочувствием улыбнусь.  Не стоит все же пренебрегать публикой, с которой делишься своими мыслями. И, мы, возможно, еще не раз с вами встретимся, и непременно выпустим кошку из мешка. А до данного момента, благодарю вас за внимание.

Р.S. Не воспринимайте мой рассказ, как исповедь.

P.Р.S.  Так было, так есть, так, возможно, еще будет…


                27.09.2008 – наши дни.