Армия, вот истинное прибежище эпикурейцев и гедонистов. Вот где знают толк во вкусной жратве. Каждая минута солдатского безделья наполняется воображаемыми кулинарными оргиями на тему - что и в каком порядке я сожру на дембеле и гурманскими мемуарами - а вот я как-то жрал одну вкусную штуку. А какие тут ведутся не шуточные дискуссии о преимуществах или недостатках самых немыслимых продуктов.
Я не ввязывался в подобные беседы. Но жрать хотелось постоянно. Я воображал эклеры. Мозг совершенно точно синтезировал запах, который должен исходить по отдельности от теста, крема и глазури. Я раздражал вкусовые пупырышки во рту, совершенно четко представляя все оттенки вкуса, возникающие, если откусить и медленно прожевать этот эклер. И никогда в жизни я не встречал те эклеры в реальности. Позже я попробовал эклеры в большинстве кондитерских Города. Но они были безвкусны. Так наказал меня Господь за адский блуд с эклерами. Грех чревоугодия.
В те редкие минуты, когда голод притухал, обычно это минут пятнадцать после казенной каши с тушенкой, на смену Эпикуру приходил Гименей. В такие минуты все разговаривали о бабах. И все беззастенчиво врали. Те, в ком еще квартировала совесть, рассказывали – «А вот у нас в поселке живет такая Бабель!» Самые же отчаянные и вовсе отрывались в своих легендах о былых эротических свершениях от реальности, и задвигали такие эпические порно баллады и триптихи, что весь мировой кинематограф мог идти в очередь за пособием по безработице. Скорее всего, они просто не хотели сдохнуть девственниками.
Такие разговоры мне были не приятны. Вообще, любое упоминание об интимных отношениях пробуждало во мне подвернувшуюся белым горячим пеплом боль ревности. О! Прекрасная Вера Владимировна, как вы были жестоки со
Ревность.
Ревность. Да что мы знаем о ревности?! Я знаю о ней все теперь. Когда мы репетировали Двенадцатую Ночь я со всего разбега налетел на рогатину ревности. Уже не помню, зачем я вломился в кабинет доцента Руководителя Студенческого Театра, но я был громом поражен на месте. Они ворковали с лауреатом второй премии Лучший Препод года, счастливым обладателем двухкассетника. И видимо, я их спугнул. Они вспорхнули с маленького диванчика. На прощание он так пожал ей руку, что у меня поплыли оранжевые облака перед глазами. Она любила его!!! Вернее, она любила и его тоже. Руки так о многом могут проболтаться. Даже у стервы.
Она выскочила из кабинета вслед за Лучшим Преподом, серебряная медаль. И весь последующий день я лавировал по коридорам, чтобы иметь возможность если не поговорить, то хоть поцеловать её бесстыжие губы. Но эта стерва была неуловима. Она явно избегала меня. Мне казалось я сдохну от ревности. Мне казалось, что это ревность! Как я был наивен. Да я еще и знать ничего не знал о ревности.
Она сбежала!!! Мне сказали, ее кто- то предложил подвести до дома. Свое пешее путешествие до знакомого подъезда я преодолел за рекордные час десять. Я летел как черная туча. Ветер рвал полы не застёгнутого пальто. Взгляд мой был таким, что мне уступали дорогу стайки гопников и мусорские патрули демонстративно смотрели в другую сторону. Дышал я так, что на свитере выросла борода из инея. Я сознательно не бежал. Я думал мне пригодится дыхание, чтобы высказать этой стерве в лицо, все, что я о ней думаю. Я подыхал от ревности как подыхают от удара ножа под желудок. Но я все еще был готов говорить и слушать! Как мало я знал тогда о ревности!!!
Дыхание мое все же сбилось, и я решил выкурить сигарету, чтобы привести в подобие порядка мысли у подъезда. Лампочек тогда над подъездами не водилось. А вот сугробов было предостаточно. Поэтому машины ставили прямо на тротуар. Я расшиб колено об одну стоящую ближе всех к подъезду... Чиркнув зажигалкой я увидел эту машину. И узнал её. Желтая "тройка" Жигули. Я угонял ее от студенческой дискотеки под новый год.
Теперь я знаю, что такое ревность. Очень хорошо знаю. Вы думаете, ревность — это когда больно?! Нет, когда больно - это все еще любовь. Любовь тоже сука безжалостная, но ревность куда страшнее. Ревность — это пустота. Страшнее любого космоса совершенная пустота.
Самым умным из наших современников считается чувак, который катается на инвалидном кресле и разговаривает, нажимая кнопки компьютера. А что ему еще остается, как не пользоваться мозгом? Никаких других эрогенных зон природа или Господь ему не оставил. Ибо мудр Господь в милостях своих, и хорошо знает нас - ленивых ублюдков. Знал Всеблагой, что только в таких жестко ограниченных условиях можно заставить смышленого хомосапиенса начать пользоваться мозгом в иных, отдельных от сферы удовлетворения тела и тщеславия областях. А вы думали, что он нас создал по образу и подобию своему, чтобы мы изобретали вибраторы с подогревом и пытались поиметь друг друга продавая холодильники? Нет, ребятки. По образу и подобию, то есть с одинаковыми с исходным образцом возможностями. А кто не понял, с того и спроса нет. Извольте еще кружок на колесе Сансары мотануть. Призовая поездка в реинкарнацию.
Потому и страшна ревность, что поражает тебя в самую важную и уязвимую эрогенную зону. В разум. И лишает тебя его. Твоему разуму нечем больше заняться, ибо нет у тебя в этот момент никаких желаний и амбиций. Одна поглотившая в один миг все пустота.
Я сидел на чугунном заборчике у ставшего чужим подъезда. Слышал, как затихает жизнь в огромной туше дома, как разгоняются на проспекте троллейбусы, чтобы взять горку. Видел, как потухают окна. Видел, как сквозь сумрак сталинских пятиэтажек сыплет с неба снег, отбивая острыми краями снежинок лунные блики. Видел, как засыпает меня этот мелкий рассерженный снег.
А еще я слышал, как после полуночи включился на кухне в ее квартире на втором этаже знакомая музыка. Я почти видел, как она танцевала на кухне голая. Дрянь. Но я уже не был сердит на нее. Не знаю, почему я тридцать раз порывался уйти, но остался на этом заборчике до самого утра…
Интро
Если хотите знать на сколько может быть гибким и изящным, каким выразительным манящим и лживым может быть язык ее тела, посмотрите, как женщина танцует нагая на кухне под Доорз, под Аэроплан Джефферсона или под Леонарда Скинера Посмотрите, как она движется. Так же плавно и вкрадчиво движется смерть навстречу нам с противоположного конца жизни.................................
Я видел, как приехала первая мусорная машина. Как вышла дворничиха с огромной лопатой. Первые прохожие торопливо по морозцу пробежали. Я все сидел черный как ворон и ждал. Чего? Не знаю. Врать не буду. До сих пор не знаю ответа на этот вопрос. Просто некуда мне было идти. Ни где больше во всем огромном мире не происходило сейчас хоть сколько ни будь важного, что ни будь с моим обязательным присутствием. Пуст и страшен был мой мгновенно истлевший мир. И я ему уже не был нужен.
Самый Четкий Препод всегда ходил торопливо. Есть такие бодрые спешащие люди, которым хочется самим себе дать понять, что есть им куда торопится. Вот и он так же. Вылетел пулей из ее подъезда. Быстро юркнул в свои Жигули. Машина выла на прогрев, а сам он так же бодро выскочил с щеточкой, обметать стекла. И щетка у него была модная. Пластмассовая.
Вот он аккуратно и бодро обметает свою машину. Я разглядываю его. И все думаю, что надо же что - то сказать ему? А что сказать? Зачем? Обметает он и курит. Модные тогда сигареты были "Родопи". Дерьмо редкостное, но все равно лучше отечественных. Смотрю я на его сигарету. Как огонь разгорается при затяжках. Затейливое событие поведение сигареты при затяжке. Он взгляд мой уловил и с улыбкой так мне пачкой помахивает. Мол, угощайся. Я встал. Сделал четыре шага к нему. Достал из кармана свою пачку. У меня оказывается, все это время была в пачке сигарета. Я припасал ее на послеполуночи, но... Я прикурил от его сигареты свою.
Он не узнал меня. Мы курили. Долго. Молча. Он слегка улыбался. А я уже понимал, что мне нечего ему сказать. Я мог только убить его. Но тогда я еще не знал, что это гораздо проще, чем кажется. Он зашвырнул окурок и умчался. Я остался. И пока я докуривал свою сигарету меня внезапно сильнее и сильнее стал пробивать лютый озноб. Только теперь я понял, как же я замерз.
В ее подъезде тепло. Код домофона я помнил. Вошел в подъезд. В мутном забытьи поднялся на второй этаж. Уперся ладонью в ее звонок.
Она открыла. Она открыла не мне. Как бы не были умны хитры изворотливы стервы, как бы не владели мимикой своего лица, врать они не умеют. Улыбку лицом смастерить легко могут, но вот глаза её все равно покажут, что она о тебе думает. Не меня ждали её глаза. Улыбка счастливая стекла с лица. Черным страхом из глаз повеяло. Ох, не меня ждала она. Голая.
Удар у меня получается хороший не всегда. В боксе это проблема. Если тебе для того чтобы ударить хорошо разозлится надо, то не бывать тебе в чемпионах. И я на нее не злился. Уже. Поэтому апперкот получился смазанный. Вместо того, чтобы развалить челюсть и погрузить тело в нокаут её просто перекинуло через коридор и с размаху впечатало в дверь ванной. Оттуда она жгла меня испуганным черным взглядом. Я стянул ботинки. Сбросил пальто. В квартире всю ночь бывшей полигоном разнузданных утех было жарко. Медленно подошел к ней, взял за волосы и несколько раз наотмашь стеганул тыльной стороной ладони по лицу. Мой озноб не проходил. Меня трясло. Я хлестал её по щекам и орал в лицо все, что мог орать. Вот только слов во мне не было. Я выл. Черная тьма не пропускала больше меня в глубину ее зрачков. Мне никогда больше не вернуться в мир, где есть она.
Если вам еще ни разу не доводилось убивать людей, в особенности женщин, не стоит для первого опыта выбирать удушение. Ну что вы. Век то нынче какой стоит на дворе. Прогресс наука и культура сбились с ног, наперегонки изобретая все более гуманные способы убивать людей без этого ужасного антуража. Все эти конвульсии, хрипы, пелена и надувающиеся от крови сосуды в глазах, мечущиеся по полу ноги и неизбежное освобождение сфинктеров. Все это достаточно неприятно. Поэтому, когда мои одногодки и деды затевали разговоры об изысканных переплетениях тел и гениталий, вставала у меня перед глазами эта ужасная сцена.
Я задушил её. И изнасиловал. Не помню, в каком порядке все это произошло. Я потом долго лежал голый на полу в ее коридоре. Лежал и вспоминал, где она держит сигареты. Курить хотелось, как будто наступило послеполуночи. На душе было вполне сносно. А главное, мозгу было теперь чем заняться. Кроме поиска сигарет теперь перед ним стояла целая куча проблем. Что теперь делать?
Спрятать труп сразу было негде. Поездка в лес на электричке с баулом размером с не крупный труп была бы ошибкой. Так же, отвергнут был вариант с поджогом квартиры. Я нашел ее сигареты на кухне. Они лежали на двухкассетнике. Сгреб в карман пальто два десятка кассет, вынул вилку из розетки. Примотал шнур к ручке. Прихватил сигареты и осторожно захлопнул дверь за собой.
Почему меня не поймали? Не знаю. Наверное, ментам тогда было чем заняться. В городе не стихали гангстерские воины и спорящие хозяйствующие субъекты иногда палили из автоматов прямо в центре. Да и вообще, время тогда было интересное.
В то утро, я кое - как дошел до общаги. Двухкассетник сунул под кровать. Туда же и кассеты. Пока я брел до общаги я надеялся упасть на кровать и забыться. Но понял, что именно сейчас мне ни в коем случае нельзя оставаться по месту регистрации. Каждую минуту могли найти труп. А куда мне было идти? Некуда. Я привычными снежными тропами забрел в универ. Там меня подхватила восторженная волна студенток со стульями. И я оказался сидящим третьим за третьей с конца партой в аудитории где все замерло в ожидании его.
Самый Лучший Препод два преподавал античную литературу. И как преподавал. На его лекции об Апулее аудитория забивалась под завязку. Люди теснились по трое по четверо на задних партах. А кое - кто и на подоконниках. Перед началом он откашливался и просил всех, кто присутствует нелегально не шуметь и обязательно вернуть стулья в соседние аудитории. И начинал свое действо.
Малого роста и тщедушного сложения, в дрянном сером костюме, с жидкими волосами до плеч и лысиной, которую он пытался безуспешно замаскировать начесом сбоку, он никак не тянул на секс-идола. Но стоило ему открыть рот и начать лекцию, становилось понятно, за что его любят бабы. Все они были в него немного влюблены. Румяные первокурсницы и истрепавшие нежную душу девушки старших курсов. Он беззастенчиво вламывался в их мечты и грезы самым мощным детородным инструментом. Разумом. Умен он был. И предмет знал великолепно. Рассказывал он о каком-то спартанском поэте. Оказывается, спартанцы не только сбрасывали со скалы не понравившихся мальчиков и резались с персами в Фермопилах. У них еще и поэты были. А этот и вовсе был на особицу. Поскольку уже тогда высмеивал всю их военщину и патриотические ценности в скабрезных декадентских стихах. Сегодня он был в особенном ударе. Затаив восхищенное дыхание внимала его собственному переводу с древнеспартаковского аудитория. Я не отводил от него глаз.
Если разобраться, то она изменяла нам обоим. Ведь был же еще и Лауреат Первой премии. Как-то же попала в ее квартиру видеодвойка. Он вещал о далеком античном и купался в любви. На вас, когда ни будь смотрело восхищенно три сотни девичьих глаз? И на мавзолее вы не стояли? Тогда вам этого не понять. Густые смрадные облака парфюмерии и восхищения гуляли по аудитории.
А мне было жалко его. Потому что рухнул не только мой мир. Но и его мир уже не станет прежним. Холоднее и просторнее станет ему в мире без ее черных глаз. Возможно, в этом новом пустом мире ему будет так же не хватать любви.
Двухкассетник и кассеты я замотал знакомому барыги за два стакана травы и блок немецких гуманитарных сигарет. Не помню, сколько дней я мотался между общагами соседних вузов и дискотеками. Там до меня дошли слухи, что в нашем университете ограбили и убили какую - то преподавательницу. Но все это уже мало меня интересовало. Я думал о том, что меня в этом мире уже и вовсе ничего не держит. А тем, кому нечего терять свои двери ласково распахивает военкомат.
Усталый врач расписался в бумагах. Да годен я, годен. Здоров как бык и ищу легкой смерти. Хмурый усатый майор вручил мне повестку. Явится через три дня. К восьми утра. Мне оставалось как-то еще пережить две ночи. Хорошо, что я их не помню.
Военкомат - лучший туроператор. Стань мужчиной. Посмотри самые грязные задворки своей страны, найди там новых знакомых и убей их к чертовой матери всех. Родина, мать перемать, уже всю глотку сорвала, тебя дурака зазывающи. Трехразовое питание и всегда есть чем заняться. И в редкие минуты безделья поговорить о жратве и бабах. Это ли не то место где стоит отбыть срок, чтобы забыть черную тьму в зрачках любимой…………………………………………………
Продолжение http://proza.ru/2020/04/14/1350