Поэт, прозаик и переводчик Борис Леонидович Пастернак родился в январе 1890 г. в Москве в еврейской интеллигентской семье. Отец его был академиком живописи, преподавателем Училища живописи, ваяния и зодчества. В 1908 г. Пастернак с отличием закончил гимназию и поступил на юридический факультет Московского университета (через год перевелся на историко-филологическое отделение). С детских лет он много музицировал, изучал теорию композиции, но из-за отсутствия абсолютного слуха решил в 1909 г. оставить музыку. Тогда же он начал потихоньку писать стихи. Параллельно с поэзией Пастернак некоторое время всерьез увлекался философией. Весной 1912 г. он отправился в Марбургский университет, где в течение летнего семестра занимается у профессора Когена, главы марбургской неокантианской школы. Впрочем, увлечение философией оказалось недолгим. Пастернак делает окончательный выбор жизненного пути и пишет своему другу Штиху: «Искусство, и больше ничего!» Совершив короткую поездку по Италии (Милан, Венеция, Пиза), Пастернак в начале 1913 г. вернулся в Москву. В мае он экстерном сдал в Московском университете выпускные экзамены, а лето провел в усадьбе Молоди. Здесь были написаны почти все стихи, составившие его первый сборник «Близнец за тучей» (декабрь 1913 г.).
В январе 1914 г. Бобров, Пастернак и Асеев образовали футуристическую группу «Центрифуга». Через несколько месяцев началась Первая мировая война. Пастернак еще в детстве повредил ногу, упав с лошади, поэтому в армию не попал. В декабре 1915 г. он устроился помощником управляющего на Всеволодово-Вильвский химический военный завод. Поездка на Урал стала важной вехой в его творческой биографии. Непосредственные впечатления от нее отразились в сборнике «Поверх барьеров» (декабрь 1916), а отзвуки ее слышны в написанном десятилетия спустя романе «Доктор Живаго». Известие о Февральской революции застало Пастернака в Тихих Горах на Каме. В марте 1917 г. он возвратился в Москву.
Поэт испытывал необычайный прилив творческой энергии. Летом он пишет одно за другим несколько десятков стихотворений, составивших потом книгу «Сестра моя жизнь». Они поразительно передают атмосферу небывалого ликования, упоительной полноты жизни, царившей в первые месяцы после революции. Поэтическая чуткость Пастернака во многом была обострена любовью к Елене Виноград. Эрос и революция странным образом слились в его поэзии. Осенью 1917 г., вспоминая пору своей влюбленности, Пастернак начал писать роман «Три имени». (В дальнейшем первая его часть станет повестью «Детство Люверс» о любви девочки-подростка к своему репетитору, а две последние автор сжег в 1931 г.). Послевкусие пережитой страсти ощущается и в следующем сборнике Пастернака «Темы и вариации». Многие из вошедших в него стихов были написаны еще в 1917-1918 гг.
1918-1920 гг. для Пастернака, как и для всех, были очень трудными. Он едва сводил концы с концами в холодной и голодной Москве. Семья жила продажей книг, огородом и редкими продовольственными посылками от друзей. Между тем, как раз в это время к Пастернаку приходит первая слава. После нескольких выступлений на поэтических вечерах и в литературных кафе стихи из его неопубликованной «Сестры» начинают распространяться в списках. В 1920 г. его известность уже не уступает известности Маяковского. В начале двадцатых один за другим выходят сборники «Сестра моя жизнь» (1922), «Темы и вариации» (1923). Обе книги тут же сделались сенсацией и выдвинули Пастернака в первый ряд поэтов России.
Еще в 1921 г. родители поэта с дочерьми эмигрировали в Германию. Борис Леонидович и его младший брат Александр остались в Москве. В январе 1922 г. Пастернак женился на художнице Евгении Лурье. В сентябре 1923 г. у них родился сын Евгений. Нужно было обеспечивать семью, издаваться и, как следствие, входить в новую советскую литературу. Пастернак пишет лиро-эпическую поэму «Высокая болезнь» (1924). Это был первый его опыт обращения к гражданственной тематике. В начале поэма давала картину предреволюционной и революционной России, вторая ее половина посвящалась IX съезду Советов (именно тогда Пастернак единственный раз видел Ленина). Не смотря на успех «Болезни» поэта продолжало угнетать безденежье. Помпезные торжества в честь 20-летия первой русской революции навели его на мысль написать поэтический цикл «Девятьсот пятый год». Осенью 1925 г. Пастернак приступил к сбору материалов. Весной поэма была окончена. Советская критика встретила ее приветливо. Пастернак тотчас взялся за новую революционную поэму «Лейтенант Шмидт». Тема его увлекла. В результате удалось написать вещь идеологически выдержанную, исторически достоверную и лирически убедительную. «Лейтенант Шмидт» был напечатан летом 1927 г. в «Новом мире». Летом следующего года обе поэмы вышли отдельным изданием. К десятилетию революции Пастернак публикует стихи «К Октябрьской годовщине». Все это в совокупности сделало его крупным и признанным авторитетом в советской литературе.
Работая над революционными поэмами, Пастернак в то же время урывками писал свой «роман в стихах». Еще в 1922 г. у него возник замысел истории о молодом поэте Сергее Спекторском, который должен был воплотить в себе дух его поколения. Попытка рассказать «о времени и о себе» вылилась в трагическую хронику нарастающей обреченности и непримиримого расхождения со временем. Растеряв всех своих близких, любимых и родных, Спекторский оказывается под конец в полном одиночестве и трагически переживает свою ненужность. (Главная героиня романа Мария Ильина «писалась» Пастернаком с Марины Цветаевой, с которой поэт находился в эти годы в интенсивной переписке). В целом надо признать, что Пастернак не совладал с первоначальным замыслом. Роман, законченный в 1930 г. (и опубликованный в 1931 г.), получился схематичным и поверхностным. Но «Спекторский» важен как один из первых подступов к будущему «Доктору Живаго». Следующим шагом на пути к роману можно считать «Охранную грамоту» (1931) - вещь сложного жанра: автобиографию, повесть, очерк, литературную декларацию, но, прежде всего, – автоэпитафию. «Грамотой» он словно подвел итог своей прежней жизни. Начало 30-х гг. стало для Пастернака переломным, как в личном плане, так и в творческом. Еще в 1929 г. он увлекся красавицей Зинаидой Нейгауз, женой пианиста Генриха Нейгауза. В 1931 г. произошел мучительный разрыв с первой женой. Летом-осенью вместе с Нейгауз и ее сыном Адиком Пастернак совершил поездку в Грузию. Летописью волнующей эпохи любви и путешествий стал сборник «Второе рождение» (1932).
В 1934 г. в судьбе Пастернака наметился таинственный поворот, когда на него явно возлагали особые надежды и выдвигали на роль первого государственного поэта. В июне состоялся известный телефонный разговор со Сталиным, формальным поводом к которому послужила судьба Мандельштама (в мае 1934 г. тот был выслан в Чердынь, и Пастернак хлопотал о смягчении участи несчастного). На самом деле Сталин прощупывал поэта, и, по-видимому, остался не очень доволен его ответами. Тем не менее, определенную ставку на Пастернака сделали. На первом съезде писателей в августе того же года о нем говорят как о ведущем советском современном поэте, его избирают в состав правления Союза. Он получает хорошую квартиру в Лаврушинском переулке взамен коммуналки на Волхонке и великолепную дачу в Переделкине.
Власть ожидала от Пастернака значимого произведения в духе соцреализма, но поэт упорно молчал (как раз в это время он переживал творческий кризис, сопровождавшийся глубокой депрессией). В 1936 г. в «Новом мире» появилась подборка его стихов «Из летних записок», после чего Пастернак надолго замолчал. Живя затворником в Переделкине, он начал работу над романом с условным названием «Записки Живульта». Это была очередная попытка рассказать о своей эпохе. (Во время войны рукопись погибла, сохранились только первые 60 страниц; впрочем, роман не получился – Пастернак еще не обрел той широты взглядов, которая пришла к нему девятью годами позже).
Постепенно похвалы в его адрес сменяются резкой критикой. В 1937 г. в «Октябре» появилась статья Изгоева «Борис Пастернак», где поэт впервые был назван «рафинированным небожителем». Печатать Пастернаки перестали, так что с 1936 по 1943 г. ему не удалось издать ни одной своей книги. Отлучение от литературы могло стать для него тяжелым испытанием, как в духовном, так и в материальном плане. Однако спасли переводы, которыми Пастернак профессионально занимался в течение многих лет. В 1940 г. появился его перевод Шекспировского «Гамлета». В начале 40-х поэт ощутил мощный прилив вдохновения. Летом 1941 г. он пишет одно за другим стихотворения, составившие в дальнейшем сборник «На ранних поездах» (1943). Когда немецкие войска приблизились к Москве, Пастернак был эвакуирован в Чистополь, на реке Каме. Здесь он переводил «Ромео и Джульетту», «Антония и Клеопатру». В июне 1943 г. Пастернак вернулся в Москву и сразу стал хлопотать о писательской поездке на фронт. Вскоре ему удалось побывать в недавно освобожденном Орле. Итогом стали два фронтовых очерка «Освобожденный город» и «Поездка в армию».
В годы войны поэт пережил глубокую переоценку ценностей и окончательно разочаровался во всякой «советскости». Пастернаку казалось, что неслыханные страдания народа помогли очиститься от всего наносного, что наружу выступило то, что тщетно старались искоренить в послереволюционную эпоху – исконный русский характер. Он пришел к убеждению, что Россия победила не благодаря, а вопреки революции и всему, что за нею последовало. Пастернак искренне верил, что после очистительной военной страды наступает новая эпоха. Увы, его ждало жестокое разочарование. Не успела закончиться война, как все вернулось на круги своя. 1945 год принес не только победу, но и горечь разочарования. Середина сороковых совпала для Пастернака с новым творческим кризисом и депрессией. Отложив претворение собственных замыслов, он вернулся к своему любимому Шекспиру: перевел «Отелло» и «Генриха IV». Однако в конце десятилетия, когда страна вошла в один из самых мрачных и глухих периодов своей истории, вдохновение к нему вернулось. Пастернак внутренне размежевался с режимом, больше не пытался слиться со временем, перестал оглядываться на сверстников и соседей. Отныне он избрал для себя роль наблюдателя. «Я вдруг стал страшно свободен. Вокруг меня все страшно свое», - признавался он в одном из писем к двоюродной сестре.
Уединившись в Переделкине, отрывая время от бесконечных переводов (в 1947 г. был закончен перевод «Короля Лира»; в 1948-1949 гг. был переведен «Фауст» - гигантская и сложнейшая трагедия Гёте.), Пастернак в 1946 г. начинает работу над «Доктором Живаго». Новый этап его жизни озарила новая любовь. В октябре 1946 г. в редакции «Нового мира» поэт встретился с молодой и прекрасной Ольгой Ивинской, ставшей прообразом Лары в его романе.
В декабре 1955 г. «Доктор Живаго» был завершен. Однако издать его в Советском Союзе не удалось. Роман сочли непригодным «из-за негативного отношения автора к революции и отсутствия веры в социальные преобразования». Тогда Пастернак передал его итальянскому издателю Фельтринелли. Впервые книга была издана в Милане в 1957 г. на итальянском языке. Она сразу сделалась европейским бестселлером и к концу 1958 г. была переведена на 23 языка, в том числе английский. В октябре 1958 г. Шведская академия присудила Пастернаку Нобелевскую премию по литературе «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа». Реакция властей была на это резко отрицательной. Центральные советские газеты обрушились на поэта, называя его «изменником», «злобным обывателем», «клеветником», «Иудой», «вражеским наймитом». Пастернака исключили из Союза писателей и вынудили отказаться от премии. Глубоко потрясенный продолжающимися нападками, писатель последние годы жизни безвыездно провел в Переделкине.
Умер Пастернак в мае 1960 г. от рака легких.
x x x
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.
Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.
Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.
Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.
1912
x x x
Как бронзовой золой жаровень,
Жуками сыплет сонный сад.
Со мной, с моей свечою вровень
Миры расцветшие висят.
И, как в неслыханную веру,
Я в эту ночь перехожу,
Где тополь обветшало-серый
Завесил лунную межу,
Где пруд, как явленная тайна,
Где шепчет яблони прибой,
Где сад висит постройкой свайной
И держит небо пред собой.
1912
ЛЕДОХОД
Еще о всходах молодых
Весенний грунт мечтать не смеет.
Из снега выкатив кадык,
Он берегом речным чернеет.
Заря, как клещ, впилась в залив,
И с мясом только вырвешь вечер
Из топи. Как плотолюбив
Простор на севере зловещем!
Он солнцем давится взаглот
И тащит эту ношу по мху.
Он шлепает ее об лед
И рвет, как розовую семгу.
Капель до половины дня,
Потом, морозом землю скомкав,
Гремит плавучих льдин резня
И поножовщина обломков.
И ни души. Один лишь хрип,
Тоскливый лязг и стук ножовый,
И сталкивающихся глыб
Скрежещущие пережевы.
1916, 1928
ОРЕШНИК
Орешник тебя отрешает от дня,
И мшистые солнца ложатся с опушки
То решкой на плотное тление пня,
То мутно-зеленым орлом на лягушку.
Кусты обгоняют тебя, и пока
С родимою чащей сроднишься с отвычки, —
Она уж безбрежна: ряды кругляка,
И роща редеет, и птичка — как гичка,
И песня — как пена, и — наперерез,
Лазурь забирая, нырком, душегубкой
И — мимо... И долго безмолвствует лес,
Следя с облаков за пронесшейся шлюпкой…
1917
x x x
Ты здесь, мы в воздухе одном.
Твое присутствие, как город,
Как тихий Киев за окном,
Который в зной лучей обернут,
Который спит, не опочив,
И сном борим, но не поборот,
Срывает с шеи кирпичи,
Как потный чесучовый ворот,
В котором, пропотев листвой
От взятых только что препятствий,
На побежденной мостовой
Устало тополя толпятся…
Твое присутствие, как зов
За полдень поскорей усесться
И, перечтя его с азов,
Вписать в него твое соседство.
1931
ЗАЗИМКИ
Открыли дверь, и в кухню паром
Вкатился воздух со двора,
И все мгновенно стало старым,
Как в детстве в те же вечера.
Сухая, тихая погода.
На улице, шагах в пяти,
Стоит, стыдясь, зима у входа
И не решается войти.
Зима и все опять впервые.
В седые дали ноября
Уходят ветлы, как слепые
Без палки и поводыря.
Во льду река и мерзлый тальник,
А поперек, на голый лед,
Как зеркало на подзеркальник,
Поставлен черный небосвод.
Пред ним стоит на перекрестке,
Который полузанесло,
Береза со звездой в прическе
И смотрится в его стекло…
1944
x x x
Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.
Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.
И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.
И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.
Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.
1956
Модернизм и постмодернизм http://proza.ru/2010/11/27/375