Я просыпаюсь за полчаса до рассвета. Я давно так привык. Мне нравится смотреть, как там, за кромкой леса, начинается что-то необычное. Кажется, свет идет откуда-то издалека и постепенно приближается сюда, к деревьям за окном, к моему окну.
Сначала за окном темно, и я могу различать лишь силуэты деревьев и кустов. Но я уже чувствую, что вот сейчас, совсем скоро будет СВЕТ. Он окрасит желтые и красные листья леса в необычные оттенки. Он сотворит магию - и лес станет как живой. Мне кажется, я могу чувствовать кончиками пальцев, как приближается тепло. И я знаю, что как только солнце вынырнет из-за веток, свет разольется вокруг, а по телу разольется благодать.
Когда-то отец Сергий рассказывал нам, что такое благодать. Но я думаю, что он и сам не знает, что это такое. Потому что благодать – это когда солнце выливает на тебя поток тепла и света из-за кромки леса, а ты стоишь, оперевшись лбом на решетку и протянув кончики пальцев к свету.
О Боге отец Сергий тоже ничего не знает. Он много чего рассказывал нам, но я думаю, что он так никогда с Ним и не встречался. А я встречаюсь. Каждое утро.
У нас даже есть игра. За несколько секунд до рассвета я говорю Богу: «Покажись!» - и Он выкатывает солнечный блин из-за кустов, чтобы наполнить меня светом и благодатью.
Он еще никогда меня не подводил, ни разу. И я знаю, что Бог любит своего Вовочку.
Я улыбаюсь Ему. И мой Клоун тоже улыбается. Мне принес его брат Мишка. Давно уже Мишка не приходил. Кажется, прошел год или больше. А, может, он приходил совсем недавно, а я уже и забыл. В последний раз он и принес мне Клоуна. У Клоуна нет правой щеки и носа, а еще в некоторых местах вырваны волосы. Но все равно Клоун очень симпатичный. И улыбка у него хорошая, добрая.
В восемь часов утра приходит Ксюша. Ксюша никогда не опаздывает. Она приносит лекарства. Я люблю Ксюшу, потому что она добрая и ласковая. У нее светлые, лучистые глаза и красивое круглое лицо. Но самое интересное – это ее разноцветные волосы. У самой головы они серые и седые, а на кончиках – желтые и белые. Мне нравятся ксюшины волосы и глаза. А еще мне нравится, что Ксюша всегда приходит вовремя. Надо приходить вовремя, чтобы правильно пить лекарства.
- Доброе утро, Вовочка! – говорит мне Ксюша. Голос у нее хриплый. Она говорит, что это из-за сигарет, но мне так нравится даже больше.
Ксюша достает лекарства и выкладывает их на тумбочку возле моей кровати.
- Ну, как ты сегодня спал? Хорошо? Давай-ка выпьем сначала это, - она протягивает мне горстку таблеток и пластиковый стаканчик с водой.
Я послушно пью все таблетки. Она держит стаканчик возле моего лица, ее пальцы касаются моей щеки. На щеках жесткая щетина. Ксюша давно меня не брила, и она отросла уже сильно и очень колется. Но я стараюсь не обращать на это внимания – мне нравится прикосновение ксюшиных пальцев к моему лицу.
- Вовочка, полежи, скоро ты поспишь немного, - говорит мне на прощание Ксюша, - И если ты будешь себя хорошо вести, то я тебя побрею и постригу. А то совсем оброс, смотреть страшно.
Я послушно ложусь. Вовочка должен быть хорошим. Если Вовочка будет хорошим, то придет Ксюша, пострижет и побреет. А это приятно. Ксюша всегда делает это приятно.
Закрываю глаза. В голове шумит, а мысли становятся какими-то тяжелыми и тягучими. Слышу, как в соседней комнате орет Валерка. Валерка часто орет, а чего он орет – никто этого не знает. К его ору уже все привыкли. Ну орет себе и орет. Главное, что он не буйный. Он просто сидит на своей кровати, раскачивается и орет.
Ор становится приглушенным, и я проваливаюсь в теплую, мягкую темноту.
Гул, шум, какой-то гам в ушах. Сознание цепляется за реальность, но никак не может выбраться из тяжелой, теплой темноты. Где я? Кто я? Сколько времени? Какой сейчас год? Век? Пытаюсь найти хоть какую-то зацепку в реальности, но сознание ничего не улавливает. Я ничего не помню.
Пытаюсь открыть глаза, но веки тяжелые. Пытаюсь поднять голову – никак. Слышу какое-то звяканье, издалека доносятся крики, шум, как будто что-то падает.
Голова гудит. Каждый звук отдается болью где-то в центре черепной коробки. Начинаю вспоминать. Как орал Валерка. Как приходила Ксюша. О чем-то говорили с ней. Нет, не помню. О чем-то важном, надо вспомнить. Никак.
Наконец, мне удается разлепить веки. На подушке сидит мой Клоун и улыбается. Его улыбка бесит. Чего он улыбается, идиот? Мне плохо, а он сидит, смотрит своим одним глазом и улыбается. Придурок!
Отворачиваю голову. Оглядываюсь. Кажется, что-то изменилось, но не могу понять, что именно.
Шарю глазами по комнате. Ах да, на соседней койке кто-то лежит. Новенького что ли привезли? А, может, он тут всегда лежал? Я не помню.
Он не шевелится. Может, уже помер.
Гул в голове нарастает. Кажется, голова становится каким-то огромным воздушным шаром с иголкой в самом центре. Эта иголка не дает покоя. Царапается, колется, ёрзает там… Вытряхнуть бы ее.
Тот, на соседней койке, начинает шевелиться. Замечаю, как шевелятся его челюсти. Он ест. Он что-то жует, издавая при этом какие-то омерзительные звуки. Он чавкает, его челюсти хрустят и стучат. Каждый хруст этой челюсти отдается болью в голове. Иголка шевелится с каждым шевелением его челюсти.
К горлу подкатывает ненависть! Как он смеет тут хрустеть своими челюстями?! Хочу убить его. Убить, чтобы он прекратил этот мерзкий звук!
Хочу встать с кровати и подойти к нему, но руки и ноги слабые, я не могу даже перевернуться на бок.
Хочу заорать на него, чтобы он прекратил жрать, но получается только какое-то рычание. Не могу разжать челюсти, язык не слушается. Слов сказать тоже не могу. Рычу на него, от чего иголка в голове начинает шевелиться еще сильнее.
Гул в голове становится сильнее. Боль усиливается.
Взгляд снова падает на Клоуна. Эта сволочь не просто улыбается, он смеется, он ржет надо мной своим красным ртом! Да как он смеет, гаденыш!
Ненавижу его! Ненавижу! И брата Мишку ненавижу! Зачем он принес мне этого придурка? Чтобы он издевался надо мной?
Рычу на Клоуна, чтобы он прекратил, чтобы заткнулся и перестал смеяться своим идиотским красным ртом надо мной! Клоун не слушается. Он смеется еще сильнее и громче!
Собираюсь с силами и хватаю этого придурка за шею. Впиваюсь зубами в его красный смеющийся рот и отрываю его. Пусть попробует теперь издеваться надо мной.
Теперь я буду смеяться над ним, над этим идиотом без рта! Смеюсь, рычу, хватаю егоза ноги и бью его лицом об бортик кровати. Вот тебе! Вот тебе!
Иголка в голове совсем сошла с ума, она тычется во все углы, она крутится как заведенный волчок.
Бьюсь об бортик кровати вместе с Клоуном – ее надо вытряхнуть оттуда! Но она не хочет останавливаться, не хочет выбираться из головы. Она еще сильнее тычется то туда, то сюда.
Хватаю зубами бортик кровати – становится легче, хоть немного, но легче. Слышу какой-то хруст, рот наполняется отвратительным на вкус желе, отхаркиваю на пол красное желе с обломками зубов и красным ртом Клоуна.
Одновременно чувствую, что кровать стала мокрая. Противно.
Но слезть я не могу. Ноги по-прежнему ватные и непослушные.
Жующая сволочь на соседней койке тоже орет. Кажется, он зовет Ксюшу.
Ксюша… Точно, вспомнил! Ксюша обещала постричь и побрить Вовочку, если Вовочка будет хорошо себя вести.
Значит, Ксюша не должна заходить сейчас сюда, не должна видеть все это. Значит, этого идиота надо заткнуть, чтобы он не звал ее.
Цепляюсь за бортик кровати. Надо встать, чтобы заткнуть его. Кажется, я хотел убить его? Самое время! Ксюша должна думать, что Вовочка хороший.
- Вовочка хороший, Вовочка хороший, - повторяю раз за разом.
В руках появляется сила. Подтягиваю себя к бортику кровати, протягиваю руки к тумбочке. Сама тумбочка прибита к полу, ее не отдерешь.
Вытаскиваю выдвижной ящик. Он не очень тяжелый, но если правильно кинуть в лицо, то можно сломать челюсть. Сломать челюсть, чтобы больше он не хрустел здесь и не жевал!
Отхаркиваю новую порцию мерзкого желе и рывком достаю выдвижной ящик из тумбочки.
Еще немного. Прицелиться - и запустить ящиком в эти поганые челюсти!
Ксюша прибегает не одна. Вместе с ней два санитара. Один из них – Денис. Его никто не любит. Говорят, зимой Денис выставляет буйных на улицу голышом и заставляет бегать вокруг здания. Второго я не знаю.
Они держат меня, пока Ксюша со шприцом примеряется к моей руке. Я вырываюсь и ору. Вовочка хороший! Ксюша, Вовочка хороший! Она должна знать, что Вовочка хороший, что это все он, этот жующий, это он во всем виноват!
Хочу погладить Ксюшу по ее разноцветным волосам. Но эти двое держат меня крепко, пока, наконец, она не втыкает в меня иголку.
Еще одна иголка! У меня уже есть одна - в голове, мне не нужна вторая.
Пытаюсь отдернуть руку, пытаюсь вырваться. Плюю в Дениса красным желе, на миг его хватка ослабевает – и моя рука выскальзывает из его руки.
Хватаю Ксюшу за пальцы – слышу хруст. Ксюшины пальцы как-то странно выгибаются и повисают на кисти. Слышу ксюшин крик, эти двое тоже что-то орут мне.
Пытаюсь сказать ей, что все неправда, это же я, твой Вовочка, я хороший.
Денис заносит кулак – и я снова проваливаюсь в темноту.
Свет проникает сквозь решетки. Я не могу видеть лес за окном – руки привязаны к кровати. Но я вижу, как небо за окном становится темнее.
Если я скажу: «Покажись!», Он больше не покажется. Он уходит от меня. Он оставляет меня.
На подушке рядом со мной сидит Клоун. Он больше не улыбается. У него нет рта, правой половины лица, а волосы в некоторых местах вырваны. Но это все равно самый симпатичный Клоун на свете. Мне его подарили очень давно. Я уж и не помню, кто принес мне его.
Я – такой же, как этот Клоун. Кажется, у меня нет рта. Вместо него – одна кровавая рана. Без передних зубов, с распухшими от удара губами.
Я тоже не могу улыбаться.
Но я знаю, что будет завтра - и завтра я снова скажу ему «Покажись!» - и Он наполнит меня светом и благодатью. Потому что Он любит своего Вовочку.