Приехал в Иерусалим, погулял по центру, почти влюблён.
В съёмной квартире обнаружил книжную полку, среди авторов — сплошь неизвестные мне фамилии. Много фантастики и фентази. Традиционно довёл себя до мучений, сел перебирать книги — и обнаружил то, о чём давно хотел написать, то, что давно хотелось бы выстрадать.
Мы прячемся в прозе от мимолётности жизни; по Довлатову, пытаемся царапнуть Землю, которую ничем уже не удивишь.
Тысячелетия назад по этим улицам разгуливали Цари Израиля, Мария Магдалена, Понтий Пилат, Карифа и многие другие. Теперь я, их потомок, сижу на балконе и решаю важную задачу. Закурить или начать новую главу?
А где те герои святых писаний? Нет их, стёрты с лица земли. Где они? Канули в бездну.
А ведь о чём-то мечтали, надеялись остаться в вечности. Теперь их судьбы пылятся, создают ощущение комфорта в апартаментах Airbnb.
И после всего этого чётко осознаёшь, что нет в прозе двух путей, есть лишь любовь к ремеслу, игла, что воткнута кем-то при рождении.
Бывает, придёшь домой — и перемкнёт. Глаз слепнет, руки сами носятся по клавиатуре, голова приятно плывёт, перетекая от стенки к стенке. А под утро в редакторе — черновик, который и сам не веришь, что написал.
Писать стоит только ради подобных моментов. Механические марафоны, письмо ради конкурсов, премий — имитация, не стоит и выеденного яйца. Тщеславие, не более.
Писать стоит только если не можешь не писать, если несёт к клавиатуре против воли. Испытываешь мощную эйфорию, а что там после неё: бумага, поздравления, статуэтки, деньги, забвение — неважно. Совсем неважно.