Сон был настолько жутким, что ее разбудил собственный крик. От частых ударов сердца, казалось, сотрясается все тело. Нет, она не подскочила в постели от ужаса, как любят это показывать в фильмах. Оцепенев, она замерла, вся превратившись в слух, боясь шелохнуться. Сознанием своим она все еще находилась в том темном, замкнутом пространстве узкой лестницы, где на нее безмолвно надвигались какие-то черные страшные тени. Не было спасения и некуда было бежать.
Судорожно вздохнув, Вероника заставила себя открыть глаза, но ничего не увидела – в комнате стояла кромешная тьма. Плотно задернутые шторы не пропускали ни единого луча света, да и нечего было пропускать – за окном царила глухая ночь.
Ника полежала еще немного, напряженно вслушиваясь в доносящийся из приоткрытого окна плеск дождя и,наконец, решилась подняться с постели и зажечь свет. Но страх не уходил.
Все было совсем не так, как тогда, в маленьком домике, посреди израненного бомбежкой городка. Некому было обнять ее и сказать: “Это сон. Всего лишь страшный сон. Забудь. Я с тобой”.
Она была одна в пустой квартире, и ей было очень страшно. Страшно, как тогда давно, еще в девяностые, когда выйдя из метро, она проваливалась в темноту, как в преисподнюю. Казалось что не только огромный спальный район, но и весь город, да что там город - весь мир погрузился в доисторическую тьму.
Массовые веерные отключения электричества начались уже с осени 1997 года. А после 1998-го понятие “финансовый и экономический кризис” на Украине ассоциировалось не только с обесценившейся гривной, но и с перебоями в поставках электричества. За исключением элитных районов столицы, вся страна жила в режиме “веерных” отключений электроэнергии, что отнюдь не мешало продавать ее в Западную Европу. Толпы мрачных людей брели на работу и с работы в темноте, зарплата отсутствовала, села и города погрузились во мрак.
В спальных районах свет отключался через каждые два-три часа, и вот тогда наступало разбойничье время. Темные фигуры сновали во мраке, безнаказанно грабя прохожих, в кромешной темноте разглядеть и найти их по горячим следам было невозможно.
Любители дармовой наживы срезали оставшиеся без напряжения провода, выкапывали высоковольтные кабели, разукомплектовывали лифты, снимая с них все, что только было возможно снять.
До дома Веронике нужно было идти пять остановок, - транспорта не было никакого, и неизвестно, кто мог встретиться во мраке. Изредка блеснет фонарик случайного прохожего и снова тьма. Нервы напряжены до предела. Страшнее всего ей было набраться решимости и войти в темный подъезд, а после этого нужно было еще по темной лестнице взобраться на десятый этаж. Конечно, можно было включить фонарик, но при мысли обнаружить этим себя, Веронику охватывал непреодолимый ужас.
Подойдя к подъезду, она застывала перед дверью и долго напряженно прислушивалась - страшно было войти, страшно и холодно было стоять на улице. Наконец собравшись с силами, она ныряла в черный зев подъезда словно в ледяную прорубь. Зайдя, замирала, прислушиваясь до звона в ушах, а затем начинала робко двигаться, стараясь идти как можно тише, на цыпочках. Однажды, услыхав на верхних этажах мужские голоса, она простояла минут сорок, спрятавшись в нише за мусоропроводом, пока пьяная компания, матерясь и подсвечивая себе фонариком ступени, не спустилась вниз, к счастью не заметив ее.
Хотя зарплаты давно не было, занятий никто не отменял - консерватория должна была работать, иначе ее угрожали попросту закрыть. Уволиться нельзя - можно потерять место безвозвратно. Охотников занять его даже в это “беззарплатное” время было сколько угодно. Не так-то много мест для работы у музыкантов. Вот и выживали, кто как мог.
Одолжить денег было не у кого – все были в одинаковом положении. Скудные запасы Вероники скоро иссякли, и дошло уже до того, что в доме не было ничего кроме хлеба и подсолнечного масла. Тогда она подрядилась “батрачить” на рыночного торговца. Работодатель привозил ей на дом огромные пыльные тюки ткани, а она кроила и шила из этой ткани юбки. Когда отключался свет – то и при свете керосиновой лампы. Платил ей хозяин за это сущие копейки, но выбора не было - он и сам не сильно шиковал.
Кроме этих спасительных “копеек”, “заработала” она тогда себе нервное истощение, а вдобавок к нему аллергию из-за тканевой пыли, едва не перешедшую в астму.
Все это не могло не сказаться на голосе и впоследствии привело к его утрате. Тогда-то она и узнала в полной мере, что означает слово сублимация.*
Говорят, что когда закрывается одна дверь, непременно открывается другая. Важно только заметить ее и не пройти мимо. К счастью, другая дверь для Вероники открылась, и она вошла в нее. Чтобы не поддаться окончательно депрессии, Ника стала изливать все, что волновало ее, в стихах, а немного спустя начала писать и прозу.
Допив ромашковый чай, заваренный чтобы успокоиться и прийти в себя после страшного сновидения, Вероника отдернула шторы и взглянула в окно. До утра оставалось совсем мало времени. Дождь прекратился, полоса рваных облаков у горизонта приобрела розоватый оттенок. Только ветер все так же раскачивал белеющую в предрассветном сумраке березу под окном.
Поняв, что уснуть больше не удастся, Вероника собралась было включить компьютер, однако немного поразмыслив, передумала. Накинув на плечи шаль, в раздумье уселась за стол и придвинула к себе тетрадь. Она ощутила, что прежде разрозненные фрагменты целого наконец-то выстроились в стройную цепь и обещают превратиться в новую главу. Ее Веронике осталось теперь лишь записать.
___________
Продолжение http://proza.ru/2020/05/08/852
Предыдущая глава http://proza.ru/2020/05/07/1614
*Сублимация – защитный механизм психики трансформирующий травмирующие и негативные переживания в различные виды конструктивной деятельности. В данном случае – в иной вид творчества. Впервые описан Фрейдом.