Фэндом: А. Дюма и Куртиль де Сандра
Предупреждение: AU
***
...Лейтенант был из тех железных людей, что одинаково стойко и бесстрастно встречают как удары судьбы, так и её нежданные милости. Может, это слегка ироничное бесстрастие было более показным, чем истинным, но д'Артаньян за столько лет службы свыкся с этой маской и носил её не без внутреннего удовлетворения. Бесстрастию и ровной манере говорить с высшими и подчиненными он научился у Атоса, изящных фраз, чтобы беседовать с дамами, нахватался у Арамиса, у него же перенял умение скрывать внутренние побуждения, Портос был самым лучшим собутыльником и прибежищем в любых невзгодах, а вот иронии гасконец научился... у Рошфора, чёрт бы его побрал! Так взглянуть, молча, лишь поведя бровью и приложив пальцы к шраму, мог только он! Как же неловко граф наткнулся на шпагу! И как невовремя! Думал ли д'Артаньян, что можно так сожалеть... не об ошибке даже - о случайности! Иногда и вовсе посещала невозможная надежда: а вдруг он не... Мушкетер не знал, где упокоился граф, и ничего о нем больше не слышал. Последняя нить, что связывала его с прошлым, оборвалась, а ведь другие трое живы-здоровы, и разыскать их не составило труда, но всё равно нет-нет, да и всплывали воспоминания, от коих лейтенант мрачнел, молчал, терял аппетит, требовал покоя и тишины - короче, тиранил свою квартирную хозяйку Мадлен, а на службе устраивал внезапные смотры своим подчиненным! Потом его отпускало, и всё шло по-прежнему.
Дорога среди ещё невеселых рощ и едва зеленеющих лугов не развлекала, а тоже располагала к воспоминаниям, конь бежал ровно, и заставить себя думать о чем-либо сиюминутном, насущном, д'Артаньян был не в силах! Вот разве что о том, что солнце припекает через суконный плащ, а воздух холоден ещё - и жарко, и зябко! Или это старость уже? О, его она так просто не возьмёт!
О чем ещё можно думать по дороге в Менг - о скаредности Мазарини, его нынешнего господина, хозяина, нанимателя? О забывчивости и неблагодарности сильных мира сего? Нет уж, от этого только тоска с изжогой бывают! В полулье от Менга думается о другом... О том, что задиристый юный гасконец, что ехал когда-то по этой же дороге, будь она неладна, не отличался выдержкой и терпением, был полон надежд, жаждал приключений и вечной любви и думал, что весь мир открыт для него! Ха! Впрочем, юности простительно иметь такой образ мысли - этим д'Артаньян извинял себя нынешнего за наивность себя прошлого.
Но прошлое прошло, и смысла копаться на задворках памяти не было никакого. Тем более, что спину пекло, чертовски хотелось пить, а в желудке уже ворчало в пустоте. Д'Артаньян хмыкнул, потому что вспомнил, как его, шестилетнего барского сынка, научили деревенские мальчишки: когда урчит в животе, это значит "кишка кишке кукиш кажет"! Он смеялся, на все лады повторяя забавную фразу и воображая ссору кишок в животе. Мальчишки ухмылялись вместе с ним, но тут же слиняли, едва завидели госпожу. Шарлю досталось! Служанка, она же горничная, она же нянька, по приказу госпожи попотчевала юного шевалье - не розгой, крапивой!
Мать была из хорошего рода и пыталась внушить сыну хоть какое-то понятие о том, что пристало делать и говорить дворянину. И не все уроки мадам д'Артаньян пропали даром!
Но в виду гостиницы "Вольный мельник" мысли лейтенанта вернулись из дальней дали и были исключительно об обеде.
Пять лет тому от старой харчевни и пожарища не осталось, одно название на новой вывеске да прежние владельцы, отстроившие здесь всё заново. Заведение пользовалось успехом у проезжающих, потому скоро стало респектабельным и дорогим. Впрочем, теперь и гостиницы могут быть "модными"! Чудно, право слово! Д'Артаньян не забивал себе голову подобными пустяками, как то веяния переменчивой моды, на придворных вертопрахов смотрел с той же своей иронией, нес службу, исправно любил Мадлен - этого было довольно, вот разве что молодость вспоминалась все чаще.
***
Во дворе не нашлось свободного конюха, кто бы поспешил придержать стремя приезжему в поношенном суконном плаще, все были при деле. Д'Артаньян не питал иллюзий - будь он в алом бархате, как некогда Портос, или будь под ним такой конь, как вон те андалузцы и вороной с явной арабской кровью, или хоть мушкетерский плащ на плечах... Но одежда его была неприметной, а гнедой жеребец, любимец лейтенанта, был настолько же хорош под седлом, насколько неказист с виду. Д'Артаньян высвободил ногу из стремени, раздумывая, то ли спешиться самому, нарочито молодцевато спрыгнув на землю, то ли дождаться все же конюха - и замер, услышав отчетливый смешок. У него онемели щеки, а потом их обдало колким жаром, и сделать было ничего нельзя! Смешок повторился. Неужели как тогда... Проклятье! Чертова дыра, и весь этот Менг, гори он огнём! Слезая с седла, д'Артаньян искоса взглянул вверх - у открытого окна второго этажа стоял какой-то весьма молодой господин в чёрном камзоле с лиловыми лентами и сиреневым пером на шляпе. Смеялся он. Тут к нему из глубины комнаты подошел ещё один юнец, одетый столь же пышно и с бокалом вина в руке, и стал рядом.
- И что же эти... гм!.. дикари сделали с благородными животными? - спросил он, видимо продолжая разговор.
Д'Артаньян оцепенел и стиснул зубы - не может же быть, чтобы почти через три десятка лет его снова догнало... вот это?! Золотая молодёжь развлекается, и ведь не бросишь наглецам вызов, не насмешив их ещё больше! Проклятье!
- Да ничего не сделали, кузен, - ответствовал юноша в чёрном. - Они у них и родятся такими, ничего не поделаешь!
- Пегими? Какой ужас! - фыркнул в бокал его собеседник и облился вином.
- Ну, да, вот как котята у здешней кошки - все пятнистые. Кстати, я их купил.
- Кого, пегих лошадей? - ужаснулся молодой человек с бокалом.
У д'Артаньяна отлегло от сердца - мальчишки смеялись над чем-то своим.
- Нет, кузен, виконт купил котят! - звонко откликнулся со двора кто-то уж совсем юный. - И теперь его домой и на порог не пустят! Потому мы всё и не соберемся никак, его сиятельство этот момент оттягивает!
Юноша в окне снова хмыкнул:
- А вы, братец, помолчали бы, не то я про ящерицу бесхвостую вспомню.
- Когда это было... - насупился младший, видимо, брат молодого человека в чёрном.
- Ну, зато в семейные предания вошло!
Д'Артаньян смотрел на мальчишек - двое из них, несомненно, братья, а третий - их кузен. Младшему лет четырнадцать, старшим нет и двадцати. Дети... А он, старый дурень, решил, что эти дети над ним смеются! Да они его и не заметили даже, у них своя жизнь, такая яркая, бьющая через край!
- Ага, я тоже предание знаю! - возликовал меж тем младший. - Вот прямо про гостиницу эту "Вольный мельник"! И не про какую-то там пегую лошадь, а про мерина оранжевой масти! Его хозяин продавал, а он к нему опять возвращался. Как монета неразменная! За месяц целое состояние нажил!
Услышав такое расслабившийся было д'Артаньян остолбенел, держа гнедого под уздцы - ну, хоть не рыжего!
- Кузен, - сказал юноша в чёрном, - заберите этого болтуна, не то мы здесь заночуем.
Молодой человек исчез из поля зрения, потом объявился на улице, поймал мальчишку, нахлобучил ему шляпу на нос и повёл за собой туда, где конюхи держали красивых андалузцев и вороного.
- Сударь, а на том рыжем мерине знаете кто сюда приехал в давние времена?
- Ну, и кто, шевалье?
- Маршал! Вот как друг вашего батюшки, г-н де Гебриан*.
- Так-таки и маршал? На оранжевой кляче?
- Не слушайте его, кузен, всё он врёт! - донеслось из окна, а потом юноша тоже спустился вниз и пошёл догонять своих спутников, натягивая на ходу перчатку.
- Про что врёт наш малыш, господин виконт? - обернулся к нему молодой человек. - Про конскую масть или конского хозяина?
- Про всё. Но лошадь была зелёная!
- Как, то есть? А вы-то откуда знаете, Рошфор?
Юноша в чёрном только хмыкнул в ответ:
- Уж я-то знаю...
Д'Артаньяну показалось, что само солнце брызнуло осколками, а потом они вонзились в грудь, в глаза, в горло, не давая видеть и дышать. Он стоял, уткнувшись лбом в седло, уронив шляпу и слишком медленно обретая возможность чувствовать и соображать. Сквозь мутное марево перед глазами возникло лицо того юноши, а крепкая рука уверенно сжала локоть мушкетера.
- Сударь, вы в порядке?
Д'Артаньян только сумел кивнуть.
Молодой человек махнул рукой, подзывая кого-нибудь из гостиничных слуг, и - вот чудо! - с места сорвались сразу трое бездельников, до того будто не замечавших приезжего.
- Виконт де Рошфор, к вашим услугам, сударь.
- Благодарю, - прохрипел д'Артаньян, едва ворочая сухим языком. - Де Монтескье... шевалье... Я в порядке, виконт, благодарю.
Юноша недоверчиво оглядел мушкетера, а тот впился в него взглядом: чёрные глаза, чёрные кудри, гладкое смугло-бледное лицо, нос с горбинкой, тонкие угольно-черные брови - какое знакомое лицо! И никакого шрама!
Виконт нагнулся, поднял шляпу, встряхнул, подал её д'Артаньяну, потом кивнул, приложив пальцы к полям своей шляпы и качнув шикарным сиреневым пером, так обозначив поклон, развернулся и направился к своим спутникам. Оба брата, какой-то немолодой дворянин и трое лакеев верхами уже с нетерпением ждали его.
"Господи, - пробормотал д'Артаньян, глядя ему вслед, - господи... Рошфор... виконт... не граф**! Господи, благодарю тебя за милость твою!.."
***
В воротах гостиницы "Вольный мельник" младший брат оглянулся и спросил старшего:
- Шарль-Сезар, а кто этот господин?
- Это и есть ваш маршал, Рене.
- Ага, так я и поверил! - фыркнул мальчик.
- Зря, братец, уж я-то знаю...
***
Четверть часа спустя лёжа в снятой до утра комнате с мокрым полотенцем на голове д'Артаньян говорил себе: "В отставку я никогда не выйду, ибо великого состояния не нажил, а вот дети... Дети... Об этом стоит подумать!"
* Жан-Батист де Гебриан был в большой дружбе с Рене Креспен дю Беком, графом де Вардом.
** Виконт - титул учтивости, который носили старшие сыновья графов. Юноша - виконт, значит отец его еще жив.