Фэндом: А.Дюма и Куртиль де Сандра
Предупреждение: AU
***
Граф де Ла Фер сразу узнал и коня и наездника, даже сквозь сетку ледяной крупы, сеявшей с небес – как не узнать этого всадника Апокалипсиса, черного, мрачного, ловкого в седле!
Приезжий вошел, улыбнулся – о, да, он умел улыбаться! – полуутвердительно спросил: – Приютите странника, граф? – и неожиданно опустился на пол в складках своего бархатного плаща.
***
Рана его не была опасной. Оказалось, пуля лишь вспорола мышцы на плече, но крови вытекло много – рукав камзола давно промок и потом подсох, задубел. Хуже, что раненый горел и кашлял так, что делалось страшно. Местный доктор, состроив унылую мину, на всякий случай объявил: «Пневмония!», но приезжий на вторые сутки словно вынырнул из жара, выбрался из постели, отмылся, сменил одежду на ту, что была у него с собой, и теперь с видимым удовольствием подкреплялся горячим бульоном.
За этим его граф и застал.
- Вижу, вам лучше, сударь!
- Да, благодарю. Кстати, хоть я и рискую злоупотребить вашим гостеприимством, но мне понадобится лакей, – без обиняков заявил гость. – А лучше два.
- А! Два... - саркастически кивнул граф.
- Э-эээ… ну, да, – удивился этому сарказму гость, взглянул на хозяина и согласился: – Хорошо, один.
- О, один! Ну, камень с души!
- Если здешней прислуги мало, так наймите в деревне какого-нибудь парнишку порасторопнее. Если что, я при деньгах.
Де Ла Фер прикусил губу, чтоб не выругаться – оскорбиться было бы глупо, к тому же граф не помнил, когда бы этот человек не высказывался подобным образом – вызывающе! И когда бы он был не при деньгах. А замашки у него такие – вельможные!
Находиться рядом с ним всегда было испытанием. С детства усвоенные манеры отказывали, и выдержка давала трещину: даже сейчас графу очень хотелось… Нет, об этом не стоит!
Приложив поистине нечеловеческое усилие, чтобы сдержаться, граф промолвил:
- У вас неприятности?
Гость вскинул глаза, и по губам его зазмеилась усмешка.
«Сейчас скажет: пустяки!» - подумал де Ла Фер.
- Пустяки!
- Ну, в самом деле! – развел руками граф. – Пулевая рана в плече. Такая мелочь! Вас преследуют?
- Некому.
- В смысле?
- В смысле – когда обнаружатся два трупа в соседнем лесу, так это... м-мм… ну, вроде как браконьеры были. – Насмешливое движение бровью и пристальный взгляд из-под черных ресниц. - Вы ведь, конечно, осмотрели оба моих пистолета, и они разряжены, не правда ли? Моё присутствие не навлечёт беды на этот дом. – Вот теперь он был серьезен. - Иначе я бы сюда не заявился, предпочел бы сдохнуть под кустом. Да, - поспешил он перевести разговор на другую тему, - а у вас миленький замок, знаете! Недурное наследство!
- Недурное. Обедать будете?
- Приглашаете?
- Черт бы вас побрал, Рошфор!
- Непременно!
«Вот про что он сейчас, про обед или про черта?»
…По дороге в столовую гостю почудился где-то в глубине дома детский голосок.
***
На следующий день приезжий с самого раннего утра оккупировал библиотеку, написал четыре письма и послал лакея отправить их почтой. Дело было за малым – расшифровать записку, полученную еще накануне. Саму бумагу он сжег, едва взглянув, но ряды цифр надежно хранились в памяти. И еще для этого нужна была одна книга…
Дело продвигалось, но тут дверь отворилась, и в библиотеку вошел мальчик лет пяти. Он вошел, прижимая к груди большую потрепанную тетрадь и глядя под ноги, потому не сразу заметил, что за столом сидит какой-то незнакомый человек. Наверно, это и есть гость господина графа, из-за которого было велено не бегать и не шуметь! Ребенок остановился в нерешительности, но, поколебавшись, шагнул ещё и ещё, подойдя ближе.
- По всей видимости, я занял ваше место, молодой человек,– промолвил незнакомец, совсем не глядя на мальчика, но потом устремил на него внимательный взгляд ярких черных глаз. – Это ненадолго, еще пять минут, если, конечно, вы согласны обождать.
Ребенка, похоже, сильно удивило, что спрашивают его согласия, однако он подумал и кивнул.
- Вот и славно!
Граф еще раз взглянул на мальчика – откуда в замке малыш? Темный костюмчик из хорошего сукна – однако же штаны! – белый воротничок, тоненькие кружевца по краю… Сынок интенданта? Ведь надо понимать, что управление двумя графствами одному бывшему камердинеру не потянуть. Де Ла Фер не против, чтобы управляющий содержал при себе семью, и это разумно.
- Кто вы, молодой человек?
- Лауль! – выговорил ребенок, покраснел и смутился. Правда, потом всё же взглянул на незнакомца.
«Интересно как! Дитя сразу называет своё имя, а не свой статус! Интересно!» – подумал граф и промолвил:
- О! Сдается мне, это имя вам не нравится!
Мальчик удивленно приподнял брови, а потом согласился – ребенок всё же был сплошное очарование!
- А какое нравится?
- Огюст. И Жюль.
Ну, еще бы, ни в том, ни в другом нет той буквы!
- Эх, вот беда!
Мальчик опять удивился.
- Конечно, ведь меня-то назвали Шарррррль-Сезаррррр! Уж вам точно не понравится!
Ребенок прыснул, прикрыл рот ладошкой и снова прыснул – синие глазки в черных ресницах так и заблестели весельем! Впрочем, не синие, а как переменчивая морская вода! У кого же ещё такие?
- А это что у вас? – спросил граф, кивнув в сторону тетради, но умудрившись не оторваться от своего дела. – Можно?
Мальчик опять подумал – однако ж, какой необычный ребенок, всё сначала обдумывает! – положил свою тетрадь на стол, потупился, а потом всё же вытянул шею, пытаясь увидеть, куда смотрит незнакомец.
Под слегка замусоленной обложкой оказалось много чего интересного: совсем давние каракули, срисованные буквы, какая-то арифметика и, наконец, прописи. Латинские прописи! Всё это карандашом, конечно.
- Впечатляет! – сказал Рошфор. – А вы по-латыни уже читаете?
- Да, сударь.
- Тогда так, господин Огюст: мои пять минут на исходе, а я еще не закончил. Если вы поможете, будет быстрее.
- Да, сударь.
- Стих 5-й. – Граф придвинул мальчику книгу и указал на строку.
- Similiter, adulescentes, subiditi estote senioribus. Omnes autem invicem humilitatem induite, guia Deus superbis resistit, humilibus autem dat gratiam…* - выдал ребенок, пусть медленно, но почти не споткнувшись, и зловредная буква сама выговаривалась!
Рошфор поднял бровь от изумления:
- Превосходно! Ну, вот и всё, господин Огюст-Жюль.
Малыш расцвел от похвалы.
- Сударь, а можно…
- Что?
- Написать это… сюда?
- Я? Говорят, у меня почерк нехорош!
Мальчик снова привстал на носочки, заглядывая в исписанный графом листок, и помотал головой:
- Нет… хорош!
- Ну, если вы говорите… вот, довольно с вас будет. – Граф начертал в тетради одну первую строку. – «Также и младшие, повинуйтесь…» – Кто ваш отец, дитя?
Ребенок как-то разом поскучнел, будто огонек в нем потух:
- У меня нет… наверное… то есть, я не знаю, кто… - проговорил он, но потом нахмурился и выпрямился: – Я виконт де Бражелон.
«Так значит сын де Ла Фера! Вот это новость! Но отчего ж отец «не знаю кто»? Бред, право слово!»
Информация была взаимоисключающей, и граф никак не мог сообразить, как это у мальчика может быть имя и титул при неизвестном отце, и тут же почему-то с тоской подумал, что ему надо уехать. Только плечо ноет, и голова временами кружится отчаянно. Потерпит его де Ла Фер еще пару дней?
Не найдя, что сказать ребенку, граф лишь погладил его по щеке:
- Уступаю вам место, виконт.
Мальчик влез на стул, придвинул тетрадь, высунув язык, старательно переписал латинскую фразу, почесал карандашом макушку, примерился, не написать ли строчку еще раз, но, видно, передумал. Он порылся в кармане штанов, потом положил локти на стол и стал сосредоточенно возить по странице игрушкой – стеклянной синей рыбкой с облезлыми золочеными плавниками…
***
За обедом в воздухе витала какая-то напряженность. Рошфор понимал, что де Ла Фер знает о его знакомстве с маленьким виконтом, и ждет неудобных вопросов. Тут где-то наверху раздался топот ног, очевидно, детских, и звук падения чего-то тяжелого, словно опрокинули стул.
- Гримо… – бросил в сторону де Ла Фер, и слуга неслышно удалился. Через пару минут он явился, как тень, и сказал лишь одно слово:
- Виконт.
- Ребенок не ушибся?
Гримо отрицательно покрутил головой, и граф так же без слов, жестом, отпустил его.
Рошфор смотрел на де Ла Фера: что-то злило его, и он недобро щурил свои совсем восточные, словно подведенные черные глаза.
- У вас ребенок? Вы женаты, что ли?
- Нет.
- А! Значит, узаконили своего бастарда!
- Рауль – мой воспитанник.
- Что за… Воспитанник с титулом? И он – наследник графства? Это местные кутюмы позволяют, или я чего-то не понимаю?
- Рошфор, а вы можете допустить, что вам и не нужно этого понимать? – стиснув салфетку в руке, заявил де Ла Фер.
- Не заводитесь, сударь, это ведь не я играю в тайны, а вы. То изобрели себе идиотское имя – не для того ль, чтобы придать больше загадочности вашей страдающей персоне? Назвались бы, к примеру, каким-нибудь… м-ммм… Пифосом и наливались бы себе вином хоть по самые плечи! А теперь нате вам - воспитанник-виконт! Соседи, вот хоть Лавальеры, свихнутся, решая ваши шарады! Маркизу и так уже недолго осталось до белой горячки – пожалели бы приятеля!
Де Ла Фера не так задела язвительность Рошфора, как развеселила: тот тоже смолоду примерил на себя демонический образ – черный бархат, фиолетовые перья – и не отстал от него по сей день! И до чего же у него характер скверный, чем дальше, тем хуже! Всё скажет, что думает, не пощадит и слов выбирать не станет! А ведь молчать умеет и болтовни не любит, не нужны ему собеседники, никто не нужен! Вот это, пожалуй, более всего и вызывало досаду.
- Как же вас любопытство разобрало! – тоже съязвил граф. – Ха! Никаких тайн, сударь: трехмесячного мальчика оставили кюре деревеньки Рош-Лабейль с увесистым кошельком в колыбели и с запиской, в которой значилась некая дата 11 октября 1633 года. Всё!
- Мальчишку окрестили Раулем? Еще один волчонок** в семью?
- Так уж суждено.
- А чего вы попёрлись в этот Рош-Лабейль, в чертову даль? Хотите сказать, что не имеете отношения к этому ребенку? Ну, сотворили дитя ненароком – с кем не бывает-то?
- Полно, Рошфор! Скажите лучше, как вы?
- А что я?
- За вами всё гоняются наёмные убийцы, и вы нежданно вваливаетесь в мой дом, заляпав всю прихожую кровью!
- Невелик вам урон! А я неубиваемый.
- Не понимаю, как вы можете заниматься такими делами? Вы же из такого рода, черт возьми, а служа кардиналу…
- Граф де Ла Фер, запомните хорошенько, - озлился Рошфор,- а лучше запишите и повторяйте ежедневно как Pater noster: я служу короне! А до прочего… Вы можете допустить, что вам тоже не нужно этого понимать?
- Вот и поговорили двое непонятливых – пикардиец с бретонцем! Вы пропадаете на годы, не даете даже знать о себе – это невежливо, в конце концов!
- Зато я знаю, в чей дом ввалиться!
Де Ла Фер улыбался – потому что это же был Рошфор…
***
Графу снилась любовь.
Насмешливая, самовлюбленная, бессовестная кузина Мари сияла ему своими глазами – сине-зелеными, как переменчивая морская вода, и между поцелуями называла его сарацином. Воздух октября был душен, и постель горяча.
Его выкинуло из сна как ударом.
1633… Он припомнил, что монсеньор желал, чтобы земля горела под ногами опальной герцогини, но граф рассудил иначе, послал по ее следам своих людей и сам нагнал ее в Лиможе. Чтобы передать письма, шифры, деньги и инструкции, чтобы… гм!.. примириться в очередной раз, теперь на прощанье. Они мирились дня три, не меньше – вдумчиво, неторопливо, с должным усердием! Он уехал 5 октября, а она еще осталась.
Кардинал был вне себя от его самоуправства, но ровно до тех пор, покуда от герцогини не пришли первые известия – монсеньор признал, что граф всё же лучше знал свою кузину.
И в Рош-Лабейле могла быть ее следующая остановка! Кто ждал ее там? Господи, Мари-Эме и Оливье – в голове не укладывалось! Но у де Ла Фера сын, похожий на нее, теперь Рошфору это было очевидно! Ревность и горечь были так сильны, что еще одна мысль не сразу явилась ему – да ведь мальчик может быть его собственным сыном!
Граф захохотал, уткнувшись лицом подушку и сжимая раненое плечо, чтоб болело сильнее. Оно и болело, горела голова, душил кашель – болезнь возвращалась…
***
Утром он поднялся совсем измученный, но с твердым желанием уехать. Де Ла Фер посмотрел на него, как на безумного.
- Опомнитесь, в такую погоду?
- А что там?
- Посмотрите.
За окном сыпался ледяной дождь.
Рошфор пожал плечами и пошел в библиотеку.
В библиотеке обнаружился маленький виконт, тихо рыдающий, давящийся слезами, словно отведавший розги. И никого вокруг. Граф даже огляделся, не особенно радуясь перспективе утирать сопли младенцу, но, кажется, выбора не было. Он положил ладонь на вздрагивающую спину мальчика, а потом похлопал легонько.
- Господин Огюст-Жюль, мне не нравятся слезы, знаете? Но есть вещи, достойные слез. Тогда плачьте.
Ребенок всхлипнул, вдохнул и поднял глаза – странный гость и говорил странно.
- Она разбилась.
- Кто? Душа и жизнь?
Малыш хлюпнул носом и кивнул. И протянул сжатый кулачок. Граф осторожно по одному отгибал влажные пальчики – там было какое-то синее крошево и два больших осколка.
- Так, что это было? – спросил он, вытряхивая осколки в свой платок.
- Ры-ыбка! - судорожно втянул воздух малыш, едва снова не залившись слезами.
- Что-то разбивается, и у нас появляется прошлое. И будущее.
Виконт нахмурился, обдумывая непонятные слова и глядя на странного гостя: он был не страшный и даже красивый, хоть и черный, как сарацин с картинки. И волосы у него свивались трубочками сами по себе, а не так, как делают дамы.
Занятый этими наблюдениями, малыш и сам не понял, почему спросил:
- Это как шагнуть за дверь, да? Будущее?
- Так. Лучше и не скажешь, дитя!
***
На следующий день Рошфор всё же не послушал графа де Ла Фер, наговорил всего и уехал, невзирая на разыгравшийся ветер и мелкий снег, уехал, увозя с собой два синих стеклянных осколка. Он перевернул все лавки Блуа, и только в Париже нашел, что искал.
К Рождеству в Бражелон курьер привез обстоятельное письмо на нескольких страницах, в котором Рошфор во всех подробностях длинно и нудно живописал свои насущные дела и заботы, и какой разбой творят его сорванцы, и как старший – старший! – притащил в дом очередного кота, то ли пятого, то ли шестого по счету, не вспомнить! Де Ла Фер не удержался, чтобы не фыркнуть. В письме была еще приписка о подарке – для сына.
Вот ведь скверный у графа характер!
Но юный наследник Бражелона и Ла Фера был безмерно рад игрушке – синей рыбке из венецианского стекла…
* 1-е Послание св. ап. Петра, гл.5, ст.5.
Similiter, adulescentes, subiditi estote senioribus. Omnes autem invicem humilitatem induite, guia Deus superbis resistit, humilibus autem dat gratiam (лат.) – Также и младшие, повинуйтесь пастырям; все же, подчиняясь друг другу, облекитесь смиренномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать.
**Рауль – французский вариант древнегерманского имени Радульф (Ранульф, Ральф), что означает «говорящий с волком», «держащий с волком совет». Также и на намек на предка графа «бешеного волка» Тома де Марля