Зинаида сидела у зеркала и задумчиво глядела на свое отражение. Она могла подолгу рассматривать себя, любуясь нежным цветом лица, роскошными рыжими волосами. И делала это с наслаждением - ей все время мнилось, что точь-в-точь она похожа на Джо с картины Курбе ”Джо, прекрасная ирландская девушка”. Она и впрямь очень была похожа на рыжеволосую красавицу написанную художником будто бы с нее самой, и эта мысль была ей приятна.
Неискушенную Зинулю приобщил к искусству и литературе ее ныне уже почивший муж. Он заставлял ее читать, подбирал нужную ей на его взгляд литературу, вместе с ним она посещала выставки, концерты, музеи. Вначале она скучала, читая романы Достоевского, Толстого, Булгакова. Но незаметно для себя, она стала задумываться о прочитанном, получать удовольствие от чтения и даже решилась еще раз возвратиться к "Братьям Карамазовым”, хотя снова так и не смогла понять книгу до конца. Особенно же полюбились ей Чехов, Пушкин, Лермонтов, а самой любимой стала книга ”Мастер и Маргарита”.
Что могла она видеть прежде, живя в детском доме, или работая после выхода из него в вокзальном буфете, куда устроилась ради жилья выделенного ей в пристройке к ”бригадному дому”...*
Как многие другие девочки, вышедшие из детдома, она думала, что первый же попавшийся на ее пути мужчина, восхитившись ее красотой, признается ей в любви и сразу же станет ее мужем. А он, этот первый встречный, побыв с ней совсем недолго, шел дальше. Ухажеры приходили – уходили... И не было главного - любви.
Ютясь в маленькой коморке, она мечтала жить в огромном доме, иметь слуг и ничего не делать. Все девочки в детдоме мечтали об этом. Ведь так они и жили - в большом детском доме их обслуживало множество людей – нянечек, воспитателей, поваров, учителей. Самим им не нужно было заботиться ни о ком другом, они не знали и даже не задумывались, откуда берется еда, одежда, средства к существованию.
Дети в силу своей природы склонны все принимать на веру - ведь они еще не способны безошибочно оценивать происходящее. Живя в детском доме, Зинуля не знала другой жизни, не знала других методов воспитания и считала, что вот так устроен мир, именно так ведут себя в нем взрослые. Никто из детдомовцев не был обучен тому, как распоряжаться собой, как делать правильный выбор. Откуда же у нее было взяться опыту любви и добра... Она понятия не имела что означает отвечать за себя, отвечать за других.
“Понятия” в среде детдомовцев существовали совсем иные, там была своя иерархия, о которой мало кому известно. С этой полуармейской – полутюремной системой дети были более-менее управляемы. Когда кто-то упорно не слушался, воспитатели прибегали к ”помощи” старшеклассников и указывали, кого следует подчинить, кого наказать.
Главным в этой иерархии был так называемый ”медвежонок” - мальчик постарше, который управлял всеми. Подобные “главари” частенько потом пополняли ряды “зэков”. Ему подчинялись ”волчата”, которые в свою очередь руководили ”лисятами”. Самые младшие, ”зайчата”, до поры в руководстве еще не нуждались.
Воспитателям нужно было подчинение, нужен был порядок. Среди воспитанников же считалось наоборот - позорно слушаться воспитателя, позорно быть отличником. За это над отщепенцем всячески издевались и довольно жестоко избивали. В итоге и послушных, и непослушных постигала одна участь. Приходилось выбирать - тебя учат воспитатели или же “учат” старшеклассники.
Зинуля была упрямой и самостоятельной, к тому же ей нравилось учиться, поэтому в коллективе сверстников жилось ей нелегко. Она постоянно была вынуждена отбиваться то от одних, то от других пытавшихся подчинить ее своей воле. А когда подросла и стала лакомой мишенью для старших мальчиков, приходилось ей пускать в ход и зубы, и ногти. Очень часто ходила она с синяками, а за драки периодически попадала в карцер, роль которого выполняла душевая. Не желавшая уступать ни тем, ни другим, она постепенно стала настоящим зубастым волчонком, ее начали побаиваться и старшеклассники, и молодые воспитатели мужчины, не упускавшие случая прижать ее в темном уголке.
И вот мечта ее о собственном большом доме исполнилась – ею, вокзальной буфетчицей, пленился богатый старик однажды зашедший выпить чашечку кофе в станционном буфете. Но счастье оказалось совсем не таким, каким представлялось в мечтах, проще говоря, счастья в новом доме совсем не оказалось.
Недолго пожив с нелюбимым стариком, она вновь оказалась одна. Оставшееся после уплаты мужниных долгов не такое уж маленькое состояние и красивый, немного недостроенный дом, вопреки ожиданиям совсем не радовали ее. С соседями она не смогла выстроить взаимоотношения - знакомиться с новыми людьми, заводить разговор совсем не умела, да и не хотела. Это были люди иного круга. Еще при жизни мужа, они аккуратно, чтобы не рассердить его, сторонились ее общества.
После смерти супруга она уединилась и предалась с некоторых пор полюбившемуся занятию – чтению. Совершенно неожиданно в то время ей и встретился снова Петр, пожалуй, единственный из длинной череды ухажеров, о ком она часто вспоминала с легкой грустью. Тогда, давно, был он еще наивным и чистым пятнадцатилетним мальчиком, впервые познавшим любовь в ее объятиях. Теперь же перед нею стоял настоящий, переживший множество испытаний мужчина, совсем не похожий на прежнего юного влюбленного.
Припомнив все, она с опозданием поняла – единственный, кто смог увидеть в ней не предмет вожделения, а человека, единственный, кто старался понять ее душу – это Петр. Волею судьбы он постоянно возникал в ее жизни и никогда не исчезал надолго из ее памяти. Именно он, узнав о случившейся с нею беде, примчался спасать ее. Ему она обязана тем, что выжила и не стала инвалидом, ему, а совсем не Борису. Борис много сделал для нее, но при этом был требователен, груб и помыкал ею каждую минуту. Да, при помощи безжалостных тренировок он помог ей встать на ноги, но одновременно будто бы снова возвратил ее в детдом с его жестокими "понятиями". В Борисе, как в зеркале, она увидела свое собственное отражение и ужаснулась. Все чаще и чаще ей хотелось, чтобы его рядом больше не было.
Испытав ужасные боли и пережив мучительный процесс восстановления, она сполна узнала цену страданию и всей душой сопереживала Петру вновь угодившему в госпиталь. С глаз ее будто спала пелена – стали понятны и его всплески ярости, и холодность, и то, почему как за спасительный якорь ухватился он за Анну.
Зинаида долго еще вглядывалась в свое отражение, - “свет мой, зеркальце, скажи”, - шептала она с горечью и слезы, которые она разучилась проливать еще в детдоме, вновь струились по ее щекам. После пережитой автокатастрофы лицо ее осунулось, приобрело желтоватый оттенок. Она смотрела в свои потухшие глаза и вся ее бестолковая жизнь, эпизод за эпизодом, складывалась в безликую прямую линию, подобную той, которая возникает на мониторе после остановки сердца.
- Как же я была глупа и неблагодарна... Но ведь все можно еще попытаться исправить.
Быстро собравшись, она поехала в госпиталь.
К счастью, Андрея она по пути не встретила и беспрепятственно прошла в палату.
Петр спал. Лицо его было исхудавшим и бледным, багровый шрам на его щеке выделялся будто свежий след от удара хлыстом. Она наклонилась и осторожно погладила его. Слезы подступили к горлу и неожиданно она расплакалась.
Почувствовав прикосновение, Петр открыл глаза.
- Зинуля... Ты? Зачем ты плачешь? - протянул он к ней руку. - Я боялся, что не вернешься, здесь такая толпа была. Я ждал, а ты больше не зашла. А потом Андрей сказал, что все мне только показалось... Показалось? Ты приходила или нет?
У Зинаиды сжалось сердце.
- Я здесь, ты же видишь, - сжала она его руку в ладонях и немного помолчав, решилась задать мучивший ее вопрос:
- Приходила ли к тебе Анна?
- Анна? – Петр напрягся, словно пытался понять о ком она спрашивает, - Анна? – повторил он, - я не знаю... Не помню.... Помню, приходила ты. Вчера. И еще какие-то люди. И кошка. – Он слабо сжал ее пальцы, и устало закрыл глаза.
- Я пойду, - прошептала Зинуля и поцеловала его.
Но Петр ее уже не слышал, он снова спал.
Еще дважды успела навестить она его, и каждый раз заходя в палату, видела в глазах Петра искорки радости. Ему стало уже лучше, и он со смехом вспоминал пригрезившегося в галлюцинациях кота.
Посещения неожиданно пресёк Андрей. Когда она пришла в следующий раз, он встал на ее пути как скала. Не слушая никаких объяснений и наговорив грубостей, он прогнал ее, наказав персоналу ”не подпускать больше эту дамочку даже на пушечный выстрел”.
__________________
Продолжение http://proza.ru/2020/05/20/806
Предыдущая глава http://proza.ru/2020/05/19/1485
*Бригадный дом – здание гостиничного типа, в котором отдыхают железнодорожники между рейсами.