Надежда Карповна и Станислав Васильевич готовились к выходу на пенсию основательно. Загодя купили деревянный домик посреди небольшого участка земли, обложили кирпичом, разбили вишнёвый сад, вскопали огородик и прямо посреди двора устроили навес над деревянным столом из толстых дубовых досок. Чтобы чаёвничать по вечерам, одним или с гостями, - это уж как придётся.
Надежда Карповна была хозяйка хоть куда, любила чистоту и порядок. Раз в неделю, по воскресеньям, скоблила добела широким ножом стол и пекла вкуснейшую кулебяку, а, дабы угодить Станиславу Васильевичу, всегда подавала её с козьим молоком, которое покупала у соседки. Чтобы молока было в достатке, Надежда Карповна каждый раз брала его больше, чем требовалось, запасала впрок, замораживала брусочками, каждый - ровно на одну фарфоровую чашку с ромашками на боку, - любимую посудину Станислава Васильевича. Он всегда пил только из неё, никому из гостей или домашних не позволялось не то, что пить, но даже просто - взять чашку в руки, он сам тщательно мыл её и ставил на верхнюю полку буфета. Впрочем, запасов молока хватало ненадолго, и, на время окота соседских коз и пару месяцев после, приходилось обходиться покупным из магазина.
Полулитровые молочные бутылки Надежда Карповна тщательно мыла ёршиком, ставила в ящик у калитки и прикрывала чистым полотенцем, чтобы, когда наберётся достаточно, разом отвезти их в магазин, обменяв на деньги.
И вот однажды, проходя мимо этого самого ящика, Надежда Карповна заметила непорядок: полотенце было сброшено в траву, а часть бутылок лежала на боку. Пересчитав их, Надежда Карповна обнаружила, - стало на две меньше.
- Станислав Васильевич, а не видали ли вы, куда подевались бутылки из-под молока? Не нужны ли они были вам для чего-нибудь? - спросила мужа Надежда Карповна.
Надо сказать, что супруги часто называли один другого «на вы» и по имени-отчеству, ибо любили друг дружку без меры, и, дабы скрыть этот не требующий лишних глаз, усугубившийся с годами факт, отстранялись друг от друга показным, но сердечным величанием.
Чтобы не быть услышанным посторонними, Станислав Васильевич вышел из дому, и, прилично сконфузившись, проговорил:
- Мне, Надежда Карповна, эти бутыли без содержимого совершенно ни к чему.
После этих слов Станислав Васильевич хотел было улизнуть в дом, но Надежда Карповна остановила его:
- Но по вам видно, что знаете, куда они подевались!
- Знаю... Но не скажу вам, Надежда Карповна, - загадочно произнёс Станислав Васильевич и юркнул-таки в дом.
Надежда Карповна была сильно озадачена таким поведением супруга. За сорок лет, что прожили они вместе, не слышала она от мужа ни единого грубого слова, и отказу не знала ни в чём, а тут...
- Странно, - пробормотала Надежда Карповна, но решила не тревожить супруга недоверием и расспросами, но быть внимательнее впредь.
Утром следующего воскресного дня, Станислав Васильевич что-то строгал подле вишен, в ожидании кулебяки, а Надежда Карповна между хлопотами и наговором над сдобой, не забывала поглядывать во двор. И вот, когда кулебяка, нарумяненная взбитым яичком, чуть не выпрыгивала уже из духовки прямо на стол, Надежда Карповна, с приятной улыбкой на лице переложила её на блюдо и, толкнув мягким плечом дверь, ступила на крыльцо. В ту же самую минуту, навстречу Надежде Карповне приоткрылась калитка, впустив во двор небольшую собаку с грязной верёвочкой на шее, вместо ошейника. Не особенно смущаясь присутствия хозяев, она подошла к ящику , и откинув носом полотенце, не свалив его, впрочем на землю, как в прежний раз, ухватила зубами за горлышко бутылки и понесла прочь со двора.
Надежда Карповна чуть было не выронила блюдо с кулебякой, но супруг проворно перехватил его из рук, и водрузил на стол.
Надежда Карповна присела на скамейку, и укоризненно взглянув на мужа спросила:
- И ты всё знал?
- Прости, Надюша, не хотел говорить тебе.
- Как же это?
- Видишь ли, это ничейный пёсик, мне стало его жаль...
- Ну и покормил бы. Но отчего ж он бутылки-то таскает?
- А он так на еду себе зарабатывает...
- Как это? - удивилась Надежда Карповна.
- Бутылки эти, что у нас берёт, или ещё где находит, относит Кузьмичу.
- Пьянчуге этому? А зачем?
- Он ему взамен корочки хлебные даёт, кости какие-то.
- Слушай, Стас, иногда я тебе удивляюсь, - возмутилась Надежда Карповна.- Мы что, первый день женаты? Ну, мог бы подойти, рассказать...
Пока супруги ссорились, собака, толкнув носом калитку, зашла во двор за очередной посудиной.
Надежда Карповна, ловко отхватив от кулебяки увесистую горбушку с мясной начинкой, положила её на тарелку и подозвала пса:
- Эй ты, парень, иди-ка сюда. - Собака неплохо разбиралась в подоплёке интонаций человеческой речи, поэтому, разжав зубы, выпустила бутылку обратно в ящик и подошла к женщине.- Давай мы договоримся так: жить будешь у нас, я тебя стану кормить, а Станислав Васильевич сделает будку. Но у меня два условия: к Кузьмичу больше ни ногой, и в дом не пущу дальше веранды. Вон - порог, это граница твоих владений. С этими словами Надежда Карповна поставила на ступеньку тарелку с куском кулебяки и приказала собаке,- кушай, давай, нечего побираться.
С этого дня у Шарика, так назвали пса, началась новая жизнь. Каждый день он ел от пуза, спал в тёплой будке или на связанном Надеждой Карповной специально для него толстом коврике в углу веранды. Из поджарого блохастого, он превратился в мощного увесистого ухоженного пса. Когда Шарику случалось проходить через калитку мимо ящика с бутылками, он облизывал рафинад оскала, радуясь переменам в судьбе. А особенно гордился тем, что местный собачий доктор, при встрече, теперь непременно приподнимает шляпу и шутливо интересуется его здоровьем. Ну и немудрено, ошейник-то у него - из старой портупеи Станислава Васильевича, а не из какой-то там верёвочки.