Предыдущая страница http://proza.ru/2020/06/15/904
В записках Крузенштерна нет ни слова о конфликте с Резановым перед уходом с Тенерифе. Зато об этом говорится в записках Ермолая Ермолаевича (Германа Людвига) Левенштерна.
На корабле Крузенштерна, кроме лейтенантов Макара Ивановича Ратманова и Петра Трофимовича Головачева, все остальные офицеры были этническими немцами.
Левенштерн по-немецки аккуратно вёл свой дневник. И он, и Ратманов изложили столкновение Крузенштерна и Резанова одинаково. Слышимость была достаточно хорошая.
Левенштерн: «На Тенерифе ссора между Резановым и Крузенштерном кончилась тем, что Резанов подло и покорно просил о прощении, и чистосердечно прибавил: «Я виноват!»
Ратманов: «Перед съемкой с якоря на Тенерифе наш капитан с послом имел крупный разговор, в разсуждение требования второго, что он началствует всем. Но после согласился, прося прощения, что он не морской афицер, и сею частию командовать не может. Аднако ж уже дела его делали подозрение».
На корабле в свите Резанова оказался ещё один весьма колоритный тип – гвардии поручик граф Фёдор Иванович Толстой, биография которого хорошо известна. Толстой сочувственно расспрашивал Резанова, выпытывал подробности его стычек с Крузентерном, а затем передавал их офицерам шлюпа, чтобы стало известно Крузенштерну.
Он развлекался тем, что старался натравить одних членов экипажа на других. Толстой передал Левенштерну, что Резанов после извинения перед Крузенштерном на следующий день сел писать письмо императору с жалобой на капитана.
Дальше лейтенант приводит слова Толстого: «Когда его сейчас укоряют в этом, он не стыдится говорить: «А кто его просил верить?». И он злорадно хвастается: “умная штука". Он просил прощения у капитана только для того, чтобы предотвратить встречную жалобу».
Поделился своими сведениями Толстой и с Ратмановым. Тот записал в дневнике: «Господин посол открылся ему (Толстому), что он на капитана из Тенерифа жаловался Государю.
Толстой не мог удержать сего мерскаго (мерзкого) поступка в тайне. Тотчас предостерег и сказал все капитану. От котораго случая все благородныя люди к его превосходительству болие еще имеют пренебрежение».
Можно только посочувствовать Крузенштерну, которому пришлось выполнять свои, и без того тяжёлые, обязанности командира корабля и маленького отряда, когда ему стали так трепать нервы бездельники на шлюпе. Приходилось проявлять невероятную выдержку.
Резанов попытался настраивать против Ивана Фёдоровича его ближайшего помощника, старшего офицера шлюпа Ратманова. Тот написал в дневнике: «Посол еще подходя к Бразилии, пришол ко мне в каюту, и между многих изгибов чорной души, за секрет показал свою инструкцию; и я увидев Государев рескрипт - ужаснулся,
что в таком небрежении и что его давно уже не объявил, но он мне сказал, что еще будет время, с котораго время я осмелился взять подозрения, что действителная ли сия инструкция; по сим то подозрениям я настаивал всех более объявить оную, и естли бы (посол ее) не объявил может быть поступлено бы было как с самозванцом».
Возмущённые офицеры, по словам Левенштерна, «…просили капитана предать дело гласности и потребовать от японского подлеца в письменном виде все то, на что он тайно претендует».
Но у Крузенштерна были другие заботы. Он сообщает о них в своих записках: «Часто проходили многие дни, в которые не видали мы совсем солнца; платье и постели служителей нельзя было просушивать. Термометр показывал беспрестанно 22 и 23 градуса. Воздух был жаркий и чрезвычайно тяжелый.
В сие время имели мы довольную причину опасаться болезней, однако к счастию не было у нас ни одного больного. К сохранению здоровья служителей употреблены были все предосторожности.
От двух до четырех раз еженедельно приказывал я разводить огонь, горевший всегда 3 и 4 часа; средство бесспорно преимущественное для прогнания влажности и для очищения воздуха.
Тенерифский запас, состоявший в картофеле, лимонах и тыквах (pumpikins), был так велик, что и до прибытия нашего к острову Св. Екатерины не мог истощиться. Вместо водки, выдаваемо было каждому служителю полбутылки лучшего вина тенерифского».
26-го ноября 1803 года пересекли экватор после тридцатидневного плавания. Ранее из экипажей обоих кораблей только один Крузенштерн пересекал экватор во время службы в британском флоте. Чтобы поднять настроение людей он распорядился провести традиционный праздник.
В его записках говорится: «…матрос Павел Курганов, имевший отменные способности и дар слова, быв украшен трезубием, играл свою роль в самом деле так хорошо, как будто бы он был уже старым, посвященным служителем морского бога и приветствовал россиян с первым прибытием в южные нептуновы области с достаточным приличием».
А вот в отношении поведения посланника Резанова слово «приличие» совершенно подходит.
Вернёмся к дневнику лейтенанта Ратманова: ««За обедом пили здоровье Императора и Императриц порознь и палили из пушек; пили здоровье патриотов, и всех россиян, и… — довольно надрызгались, так что господин посол валялся по шканцам, задирая руки и ноги до небес, крича безпрестанно: Крузенштерну ура!!!
Потом превосходительство начал уверять, что много у него присутствия духа и что он хоть и не англичанин, но также от радости хочет броситься за борт, держась за грот-ванты;
я, хоть и показывал ему в пространство, где пошире и ванты и выбленки, надеясь при том, что не бросится, ибо он не говорит правду,
а его окружающие уговаривали, и надворный советник Фоссе и Американской компании 1-й прикащик, уговаривали со слезами и целовали руки, а как тут же в это время починивался большой парус, то с великим присутствием духа грандиссимо амбасадер, счел его за мягкую постель и, разлегшись на оном, уснул.
Я, быв на вахте, приказал отнести его в каюту, где он проспал до другого дня и безсовестно всех заверял, что он не был пьян и что он сам дошел в каюту».
Крузенштерн, не обращая внимания на пьяные выходки посланника, вёл себя как должно морскому офицеру и командиру.
Лисянский на своём корабле приблизился к «Надежде» и, как потом писал: «…подойдя к своему товарищу, поздравил его с благополучным прибытием в южное полушарие. В это время мои матросы были расставлены по вантам и прокричали несколько раз «ура». То же самое было произведено и матросами корабля "Надежда".
На следующий день на «Неве», где Лисянскому, офицерам и команде повезло не иметь на борту наглого вельможи со свитой, команда и офицеры собрались на шканцах.
Командир поздравил их с благополучным прибытием в южную часть света. Естественно, отметили это событие спиртным, командир сидел за общим столом в кают-компании и «пил вместе с прочими».
Ни один русский корабль, кроме «Невы» и «Надежды», ранее никогда не пересекал экватор. По такому случаю Лисянский распорядился «на каждую артель зажарить по две утки, сделать по пудингу и сварить свежий суп с картофелем, тыквой и прочей зеленью, которая у нас сохранилась от самого Тенерифа, прибавив к этому по бутылке портера на каждых трёх человек».
«В 3 часа пополудни, - продолжал он, - сели мы за стол, в конце которого пили опять. В это время был поднят военный флаг, и производилась стрельба из всех пушек.
Вечером вся команда выражала своё удовольствие песнями, и мы проводили время в приятных разговорах и в воспоминаниях о своих родственниках и знакомых».
Продолжение http://proza.ru/2020/06/17/1680
На рисунке: переход через экватор на британском корабле