Творческий потенциал в человеке – одна из самых глубоких тайн его природы. Это одна из тех вещей, которые поднимают его над прочей природой и над всем материальным миром. Самый непонятный, можно сказать, мистический элемент во всяком творчестве – проявление через человека в мир неким сверх-природным образом новой, ранее не бывшей гармонии.
Дело не в новизне – она сама по себе ещё не есть гармония. Новизна постоянно создаётся самопроизвольно, ибо характер перемен вездесущ, тотален и неизменен. Постоянно возникают в живой и неживой природе новые связи, новые сочетания и комбинации уже имеющихся элементов. Иногда это приводит к образованию чего-то принципиально иного, чем всё, что было прежде, – как в случаях с зарождением жизни и появлением новых видов. Но чаще новое от старого качественно не отличается.
Тайна творчества – не в количественном изменении, она в появлении нового качества. Чего-то такого, в чём присутствуют гармония, красота, смысл.
Творческий человек – создание эволюции, посредством которого гармония перетекает в материальный мир (откуда – кто знает?) и становится (пусть локально и на время) его свойством.
Творческий продукт – нечто такое, сделанное творческой личностью, что обладает внутренней цельностью и гармоничностью, несёт некий смысл, некое послание. Если сделанное бессодержательно, напрочь лишено воспринимаемой другими гармонии или смысла, то и о творчестве рассуждать трудно.
Конечно, всевозможные модернистские и постмодернистские течения по-другому смотрят и на результат, и на процесс творчества. Понятие «творчество» усилиями многих его деятелей расширилось так, что за него нынче может быть выдано и принято всё что угодно. Современная формула творческого продукта близка к такой: это то, что его создателям или ценителям вздумалось так назвать.
Представляю, если бы мастера эпохи Возрождения перенеслись во времени и попали на какую-нибудь выставку современного абстрактного искусства. Думаю, вряд ли они бы восхищались. Скорее, их привело бы в ужас то, что стало считаться искусством через пять веков.
Во многих творениях современного искусства (это же относится к литературе) гармонию и смысл обнаружить очень трудно, а в иных – просто невозможно. Даже если принимать всерьёз мудрствования искусствоведов и литературоведов на данные темы. Всё-таки наличие смысла (пусть и труднодоступного), мне кажется, может служить надёжным (хоть и не единственным) критерием различения подлинного творческого продукта и того, что им не является. Бессмыслицу же очень часто пытаются замаскировать под труднодоступный смысл. В науке это не проходит, потому что судьёй выступает объективная сторона реальности, и с ней спорить трудно. А в искусстве, в литературе такое видишь сплошь и рядом.
Ну да ладно, тема эта из тех, где истину не устанавливают. Ведь спросят: а что ты понимаешь под смыслом? Откуда тебе, профану, знать, что для других имеет смысл, а что нет? Может, они видят его, но яснее выразить не могут или не считают нужным, а вот тебе он вообще недоступен?
Может и так, отвечу я. Дзэн-буддист может и на чистом листе бумаги узреть много чего. Пусть видят, и дай им бог здоровья (особенно психического), а авторам таких творений – новых успехов на выбранном ими поприще на радость своим поклонникам. Но у меня, с вашего позволения, пусть останутся свои понятия о том, что можно назвать творчеством, а что – вряд ли.
*
Творчество парадоксально по своей сути; и мне кажется, главный его парадокс вот в чём.
Всякое произведение, вообще всякий результат творческого процесса состоит из частей, элементов, слагаемых. Они всегда образуют некое целое – большее, чем сумма этих разрозненных частей. Но мало ли что больше суммы своих частей. Суть парадокса состоит не в этом.
В процессе создания человеком своего творческого продукта он суммирует или собирает свой продукт по частям. К тому же сами эти части должны пройти некий отбор на пригодность. В целом, готовом, законченном виде и сразу ни один плод творческих усилий не рождается (ну, может быть, за редчайшими исключениями – я о таких не знаю). Это процесс долгий, а подчас нудный и даже мучительный. О муках творчества сказано много и, в общем, не зря.
Но каким бы произвольным ни казался подбор слагаемых, они всё же складываются в неслучайную целостную картину. Целостность и внутренняя связность частей по мере продвижения к результату понемногу проясняются, вырисовываются, раскрывая всё более общий замысел и обретая законченный вид, даже для самого автора. Это в разной степени имеет место для любой формы творческого созидания: музыкального и литературного произведения, живописного полотна, архитектурного строения, философской системы, научной доктрины, технического изобретения.
Получается: творец ещё не знает в деталях, каким должно быть и будет его произведение, но мыслит и действует так, как если бы всё-таки знал заранее. Он так подбирает составные части, как будто им руководит некто свыше – тот, кто знает.
Скажут: ха, это парадокс кажущийся! Никакой тут тайны. На самом деле творец просто конструирует из произвольных частей произвольным образом. Пробует так и этак, оценивает полученное, видит лучшее сочетание и отбрасывает остальные, не столь хорошие. А что в итоге получается, то и получается, более или менее удачно. Вот и всё.
А вот и не всё. Конечно, части складываются наилучшим с точки зрения творца способом. А какой способ он может считать наилучшим, если целого он всё-таки ещё не представляет, если целому в законченном виде ещё только предстоит возникнуть в его воображении? И потом, части ведь тоже надо подбирать ну если не лучшие, то, по крайней мере, подходящие.
Можно, конечно, и просто собирать свой будущий труд, как механически присоединяются друг к другу детали в некоем устройстве. Но чем больше доля таких усилий, тем меньше они похожи на творческие, а их результат – на подлинное произведение. Вряд ли кто будет спорить с тем, что творческие продукты неравнозначны, и их ценность сильно зависит от того, какие части и каким образом соединены в целое. Чем ценнее творческий продукт, чем более органичным получается единство частей и целого, тем сильнее выражена эта его парадоксальность.
Есть всё-таки некие скрытые алгоритмы достижения творческого результата, принципиально не формализуемые, не поддающиеся правилам. И более эффективные, чем метод проб и ошибок, простой перебор всех возможных сочетаний. (Полагаю, такие алгоритмы есть и у природы, свидетельством чему являемся мы сами). Главное в них – интуитивное, неявное пред-знание целого, которого ещё не существует; ориентация на него, как на маяк в тумане. Другое дело, что творческий процесс неизбежно включает в себя и пробы, и ошибки.
Или можно возразить, что творческий продукт – просто ещё одна новая комбинация, сама по себе равнозначная любым другим, а смысл ей приписывается людьми. Отчасти верно, но только отчасти. Похожим образом рассуждают те, кто находят глубокий смысл в чёрных квадратах и кучках экскрементов в качестве «инсталляций» на выставках современного искусства. Каждый из нас ведь тоже некая комбинация природных элементов, но мало кто согласится признать себя равнозначным, например, камню.
Воздействие хорошего произведения всегда говорит само за себя. Смысл можно, конечно, приписать какой угодно и чему угодно, но всё-таки нормально развитый человек осознаёт разницу между смыслом и бессмыслицей, уродством и гармонией. Равно как и то, что не всегда и не полностью эту разницу можно выразить словами и объяснить её тому, кто сам не видит.
*
Тайна творчества ещё и в том, что оно имеет мало (иной раз ничего) общего с жизненно важными устремлениями. Это как бы инстинкт, но инстинкт очень высокого порядка, существующий и действующий независимо от биологических и социальных аспектов человека. Он находится на самой вершине пирамиды человеческих потребностей.
Невозможно принудить себя к продуктивному творчеству, если к тому нет способностей. И очень трудно заглушить в себе тягу к нему, если эти способности есть и побуждают человека искать им приложение. Словно есть некий встроенный в человеческое существо (вернее, присоединённый к нему, так как больше человека и находится вне его) источник избыточной энергии, стремящейся вырваться наружу и выразить себя в какой-либо форме. В пользу этого свидетельствуют многочисленные признания разных творцов, что они чувствуют себя не авторами, а только проводниками творческой энергии. Что замыслы и образы приходят к ним сами, непонятно откуда и почему.
Творчество во многом сродни игре: оно не обязательно, не обусловлено жизненной необходимостью. Полноценное творчество возможно только в атмосфере свободы. Оно не может быть поставлено человеком перед собой как некая специальная утилитарная цель. Разумеется, творец также рассчитывает и найти применение своему творческому продукту, и самому получить моральное и материальное вознаграждение. «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать».
Творческих мотивов в чистом виде – совсем без примесей устремлений не столь возвышенных – наверное, не бывает. Но чем сильнее в человеке выражено творческое начало, тем менее значат для него соображения, продиктованные меркантильностью и тщеславием. Думаю, все настоящие творцы отличались тем, что для них на первом месте стоял сам процесс творчества, а уже потом – дивиденды и аплодисменты.
Инстинкт творчества у некоторых настолько силён, что они готовы работать над своими произведениями в самых неблагоприятных условиях, довольствуясь самым минимумом удобств. Признание и благополучие их заботит ровно настолько, чтобы это не отвлекало от занятий любимым делом. Давно стал штампованным образ бедного непрактичного художника или поэта, живущего где-нибудь в мансарде, на гроши и впроголодь.
Это уже крайний случай – когда дар настолько силён, что не человек владеет им, а он человеком. Редко, когда это приносит счастье его обладателю. Гораздо чаще это сулит более короткую, чем у большинства, жизнь. К тому же сверх обычного наполненную неудовлетворённостью собой, беспокойством, разочарованиями, нуждой, непониманием современников, одиночеством и прочими прелестями существования аутсайдера.
И ещё важный момент, на котором ещё раз остановлюсь. Наверное, большинство творческих личностей (кто не страдает гипертрофированным самомнением) подтвердят, что их собственная роль в процессе творчества – скорее посредника, ретранслятора, нежели генератора. Материал для творчества, из которого создаётся продукт, человек черпает или из окружающей действительности или из своего опыта, но всегда из известного. А некая преобразующая энергия, которая оформляет этот материал в нечто качественно иное, превращает хаос в порядок и гармонию, приходит из неизвестного. Её источник – за пределами воспринимаемой действительности. Сознание автора выступает только в качестве канала для протекания этой энергии, сообщающегося с источником.
Творчество, таким образом, есть в определённом смысле процесс временного воссоединения мира и того, что находится за ним. Или лучше так: это процесс выражения средствами мира той реальности, которая подчиняется иным законам (или не подчиняется никаким вообще). А творческая личность – это своего рода инструмент, которым это делается.
*
Если решил поразмыслить над природой творчества, нельзя не сказать пару слов о самом итоге творческого процесса. Почему какие-то произведения нравятся почти всем, считаются выдающимися, заставляют говорить о себе и восхищаться собой, канонизируются и изучаются в школе; в то время как другие воспринимаются публикой довольно прохладно, их почти не замечают и быстро забывают? Почему одни книги, фильмы, картины, мелодии производят на нас такое мощное воздействие, так влияют на наше мировосприятие и остаются в душе надолго, а другие проходят через наше сознание, не оставляя следа?
Взять, к примеру, гомеровскую эпопею о странствиях Одиссея. Бесспорный литературный шедевр. «Илиада» и «Одиссея» – это увлекательный сюжет, феерический полёт воображения автора. Но событиями, о которых он рассказывает, движут простые и всем понятные человеческие страсти. А главные персонажи, включая центрального – не боги, а живые люди со всеми их недостатками, слабостями и ошибками.
В «Одиссее» мне также видится ярко выраженный гуманистический посыл и даже определённая философия. Человек ради самого дорогого, что у него есть, волен бросить вызов судьбе, року, обстоятельствам, могущественным и коварным врагам. И благодаря стойкости, отваге, верности близким и не в последнюю очередь – уму, находчивости – может выйти победителем в борьбе с силами, неизмеримо превышающими его собственные; преодолеть препятствия, казавшиеся непреодолимыми. А главная сюжетообразующая идея – вынужденное далёкое путешествие, полное опасностей и приключений, с возвращением домой – оказалась весьма плодотворной. Она легла в основу бесчисленных следующих историй. Конечно, и «Одиссея», и «Илиада» – не первые произведения такого рода. Есть более ранние образцы героического эпоса. Но творения Гомера отличает какая-то особенно выраженная человеческая составляющая, за что, вероятно, их до сих пор читают и любят во всём мире.
Или «Дон Кихот» Сервантеса. Ну ведь почти сказка о полусумасшедшем идальго, который вообразил себя странствующим рыцарем и борцом за всеобщую справедливость. Казалось бы, что в ней такого? Но несомненно: книга на все времена. Что-то в ней есть такое, что непрямым путём говорит о главном в жизни. Какая-то она на редкость человечная. Главная её тема была актуальна и во времена её написания, и раньше, и позже. И таковой, вероятно, останется. Противостояние одиночки со своими прекраснодушными, но идеалистическими и наивными представлениями, и реального человеческого общества, в которое этот одиночка со своими принципами никак не вписывается.
Да, потерпели крах все устремления чудаковатого дона, иначе и быть не могло. Тем не менее, симпатия автора на его стороне, да и наша тоже, потому что хочется верить в торжество всего лучшего, несмотря ни на что.
И оформлена эта история здорово – оригинальный сюжет, хороший слог, точные психологические портреты персонажей той эпохи, занимательное повествование, включающее элементы и юмора, и драмы, и трагедии.
Или вот ещё один пример: «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо. Казалось бы, что там особенного в сюжете? Почти вся книга о том, как человек, выброшенный после кораблекрушения на необитаемый остров, выживал в одиночку. Но эту книгу читали и будут читать.
В чём её притягательность? Во-первых, это история о силе человеческого духа. О том, что человек в любых условиях способен сохранить лучшие качества: предприимчивость, трудолюбие, настойчивость, способность прийти ближнему на помощь, бескорыстие, ответственность за других существ, зависящих от него. О том, что никогда не надо сдаваться и терять надежды. Во-вторых, хоть данные истины и прописные, но поданы без лишнего пафоса и назидательности, через описание повседневных и постоянных забот о хлебе насущном. И главный герой, прошу простить за тавтологию, вовсе никакой не герой, а обычный человек, каких большинство. И потому (в числе прочих причин) становится близок читателю, который примеряет на себя его ситуацию, преодолевает вместе с ним трудности, сопереживает ему.
В таких произведениях подкупает какая-то особая душевность, теплота, некая атмосфера приязни к лучшему, что есть в человеческой природе, некое жизнеутверждающее начало. А в других ничего такого не чувствуется. Есть вроде бы все компоненты законченного произведения: сюжет, владение пером, идеи. Но не хватает чего-то главного. И поэтому данное творение, что называется, «не цепляет», оставляет нас равнодушными.
Ещё одно, на мой взгляд, важное свойство достойного творения – с одной стороны, выделяющее его среди массово-ориентированной посредственной халтуры, с другой – отличающее его от всяческого претенциозного, вычурного и мутного, претендующего на возвышенное и элитарное. Это свойство – внятность. Внятность формы, содержания, и может быть, даже того неявного, скрытого или зашифрованного, что хотел сказать автор. Причём это будет внятно для всех, кто сколь-нибудь разумен и восприимчив, а не только для узкого круга тонких ценителей и глубоких знатоков (которые чаще только изображают из себя таковых). Я бы так сформулировал: талантливо – в той же мере демократично, сколь и аристократично. Наверное, почти каждый, кто сделал что-то значительное в искусстве и литературе, в процессе создания воспринимал свои произведения не только собственными глазами, ушами и умом. Его опыта, мастерства, таланта, личной психологической глубины хватало и на то, чтобы воспринять их «извне» – со стороны тех многих «обычных» людей, кто увидят, услышат, осмыслят, оценят то, что он создаёт. Или, по крайней мере, автор думал, как оно будет встречено другими, и творил, имея в виду это тоже. И он, вероятно, старался, чтобы его посыл дошёл до как можно большего числа людей, независимо от степени их образованности и сложности их натуры.
*
Конечно, кто-то может получать удовольствие от стиля, от мастерства владения словом. Но вот для меня содержание всегда было важнее формы. Что говорит автор, полагаю, всё же стоит по значимости на первом месте, а как говорит – на втором. Простое, но наполненное «что» я предпочту внешне яркому и изящному, но внутри пустоватому «как».
Когда же автору удаётся гармонично совместить достойные «что» и «как» в некую целостность, это делает произведение выдающимся. Во всяком случае, явлением в культуре. А когда при этом «что» глубоко человечно по содержанию, то это и есть, на мой взгляд, критерий, по которому творение является шедевром. Для себя определяю, что у такого творческого продукта есть душа. И в оценке любого творения считаю главным – есть у него душа или нет.
Есть много произведений, оценка которых неоднозначна – спектр мнений очень разнообразен. Не взялся бы в каждом конкретном случае определять, есть душа у произведения или нет. Душу в отдельном произведении, наверное, отдельный человек может не распознать. Наверное, есть случаи сомнительные и спорные. И люди есть разной степени восприимчивости и личного развития.
Но всё же… Когда душа в произведении есть и сильно выражена, нормально развитый человек интуитивно чувствует это сразу. С другой стороны, невозможно увидеть её, если она напрочь отсутствует.
Я привёл из области мировой литературы три примера произведений, по моему мнению, имеющих душу. Можно было бы привести гораздо больше – как и произведений без души, а также случаев промежуточно-сомнительных (опять же, для меня). Но это заняло бы много времени, к тому же не хотелось бы задевать ничьих пристрастий и самому при этом выглядеть необразованным и невежественным. Допускаю, что не понимаю многого, и признаю, что ещё большего не знаю, – и такого признания не особо придирчивому читателю должно хватить. Думаю, что достаточно ясно дал понять, что подразумеваю под душой произведения.
*
Я никоим образом не знаток киноискусства и не киноэстет. Но рискну привести также примеры известных произведений из мира кино, в которых, на мой взгляд, душа налицо.
Из отечественных фильмов явно обладают душой такие фильмы, как «Белое солнце пустыни», «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика», «Иван Васильевич меняет профессию», «Место встречи изменить нельзя», «Собачье сердце». Кто их видел, наверное, спорить не будет. Во всяком случае, факт, что эти картины в числе тех, что пользуются заслуженной всенародной любовью. Это примеры фильмов, насчёт которых лично у меня нет никаких сомнений.
Из зарубежных прежде всего упомянул бы два великолепных творения Фрэнка Дарабонта: «Побег из Шоушенка» и «Зелёная миля». Тот факт, что эти фильмы долгое время занимают соответственно первую и вторую строчки в списке 250 лучших фильмов всех времён (по версии одного из американских киножурналов), говорит сам за себя.
На мой взгляд, душа присутствует также в следующих известных картинах: «Неприкасаемые: 1+1», «Привидение» (где играют Деми Мур и Патрик Суэйзи), «Простая история», «Достучаться до небес» (как и её голливудская версия «Список желаний», известная у нас под названием «Пока не сыграл в ящик»), «Изгой» (с талантливейшим Томом Хэнксом), «Апокалипто» (несмотря на то что наполнен насилием), «Наверное, боги сошли с ума», особенно первая часть (обаяние этой старой комедии просто неотразимо).
Порывшись в памяти и после некоторых колебаний, добавлю в этот достойный ряд ещё три. Эпичное полотно «Спартак», где блещет Кирк Дуглас, мистическая мелодрама «Куда приводят мечты» и антиутопия с элементами боевика «Эквилибриум». Все эти фильмы – просто визуальное пиршество. Но помимо того, каждый из них по-своему несёт в себе куда больше, чем предназначено для глаз.
Трудно сформулировать, почему сюда же я бы причислил и давно снятый «Семь самураев» Акиро Куросавы. Вроде и особенно глубокого интеллектуального посыла не несёт, и показанная история незамысловата, и жестоких сцен предостаточно… Но такой этот фильм многоплановый и в то же время сюжетно цельный, такой проникновенно-искренний, что мало кого не тронет. Он оставляет в душе некое светлое послевкусие; хочется после него как-то по-детски верить в справедливость, в победу добра и в то, что жить стоит. Не зря он стал классикой мирового кинематографа.
И напоследок назову ещё один фильм – любимый мною «Горец». Не одноимённый сериал, а именно первый фильм 1986 года с Кристофером Ламбертом в главной роли, породивший дальнейшую (и мне кажется, ненужную) раскрутку этой истории. Первый «Горец» закончен и самодостаточен, и именно в таком качестве я его воспринимаю. И нахожу этот фильм, несмотря на сказочность сюжета, потрясающим (примерно по тем же резонам, что и «Семь самураев»). Хотя знаю, что в данном случае мои оценки разделило бы не так много кинолюбителей, как в предыдущих.
Отдельные произведения можно обсуждать очень долго, но я, пожалуй, на этом закончу. Памятуя, что в этом отделе завёл речь о творчестве, в заключение только повторю, что при оценке всякого результата руководствуюсь только одним критерием: вложил ли автор в него душу. Остальное уже не столь существенно.