«Если это милость, что у них наказание?» – думал Францишек, лежа под натянутым у обрыва ковровым пологом. В лицо с него нет-нет да летела пыль, пахучая и сырая как угол в бане.
Ветер обдувал голову, слизывал холодным языком мысли. Внизу шумела река. Теперь не она казалась страшной – а то свежее, кровавое, что барахталось в его памяти, на давая закрыть глаза. Вон, вон вместе с ветром! Прочь! На пятого-десятого, на кривого-горбатого, прыг через порог, к перекрестку дорог, где ворон на осине молится трясине, где меня не будет, а с ворона не убудет…
Лечь спать в шатре он не мог. Перед глазами стояла картина ободранного извивающегося тела, бывшего подосланным к нему убийцей, которого эти люди, сами неизвестно откуда взявшиеся, поймали и… разделали – по-другому не скажешь. Как-то бишь они его назвали?.. Имя вылетело из головы. Что-то склизкое, будто из детского стишка-считалки.
Может, он действительно получил по заслугам? Оставалось только надеяться. Судебная система тут, видимо, не искала сложных путей.
Нереальность происходящего наваливалась на Францишека облаком мокрых перьев и почти ощутимо душила, забивала ноздри, рот, глаза…
Что могло быть хуже, чем эта казнь? Волс сказал: «Бел-Шармагот». Хуже был этот некто, чье имя произносили шепотом. Когда Францишек спросил, жреца чуть Кондратий не хватил от испуга.
Хрустнула трава. Детина с копьем, телохранитель, переминался в уважительном отдалении, вертел головой на лесные шорохи. Большой, неуклюжий, глупый. Еще один держался у изголовья, незаметно, совсем бесшумно – плотный, подвижный, гладкий, умные глаза под покатым лбом. Опасный как лесной кот. Еще двое охраняли обрыв, звякали в темноте железками.
Хлопали флажки на высоких кольях, расставленных вокруг лагеря. Слышались приглушенные разговоры. Агата вдруг заржала во сне, затпрукала, заскулила псом. Копыта стукнули по настилу. Но быстро успокоилась. С ней такое бывало.
Что видела на веку эта лошадь? Чья была? Зачем тут стояла? Все это было неизвестно и казалось теперь неважным. А важно, кто он сам теперь и во что это дело выльется.
Пришибленный бессонницей и ужасом ум лишь дергался, скользил на дне ледяной каверны, не в силах выбраться из ловушки. Францишек, сам не догадываясь об этом, заснул глубоким тяжелым сном.
Далее http://proza.ru/2020/07/19/419