Сумерки мерцали бликами на гребнях волн летнего моря. То и дело среди них мелькал светлый плавник, отражающий голубоватое сияние луны. Наконец принцесса-русалка Мейдинн вынырнула и встряхнула головой, разбрызгивая капли с мокрых волос. Море зашумело, откликаясь эхом на всплеск её хвоста. За несколько сотен лет эта перекличка стала привычной: море любило принцессу, встречало её безмятежностью — ни шторма, ни кораблей, — а она отвечала взаимностью, хотя любила купаться не только в море, но и в лунном свете, и в солнечных лучах.
Как прекрасно небо! Как свеж воздух! Мейдинн слагала песни о дальних странах, где на краю моря, на дальней-дальней земле кроется неведомая тайна. И она мечтала, что когда-нибудь сбудется то, о чём ей пелось. Русалка тосковала по земле, которую никогда не видела, по небу, которое никогда не достанет, и её хрустальный голос, чистый, как воды моря, отражал всю её тоску.
— Милая русалочка, а хочешь услышать истории облаков? — послышался голос сверху. Девушка с белоснежными крыльями приблизилась к поверхности воды.
Она была столь прекрасна, что Мейдинн не сразу нашлась, что ответить. Она впервые видела столь грациозное создание.
— Там, на суше, происходят удивительные вещи — такие, что ты и представить себе не можешь! — продолжала девушка-птица. — Там земные девушки — такие, как я, с ногами, и такие, как ты, без крыльев — собирают на зелёном лугу цветы. Они сплетают из них венки, их руками создается истинная красота…
Девушку-птицу звали Гвейлан, и она стала первой подругой принцессы-русалки не из морского царства. Ах, если бы у Мейдинн были крылья, она отправилась бы путешествовать по всему миру! Ах, если бы у Гвейлан был хвост, она бы исследовала морские глубины, плавала с дельфинами и танцевала среди волн!
Каждую летнюю ночь Мейдинн выплывала к поверхности, чтобы встретить Гвейлан. Они располагались на небольшой скале, выступающей из моря: русалка ложилась головой на колени девушки-птицы, и та вплетала в её мокрые волосы цветы, которые принесла с суши. Она рассказывала о том, что видела, пролетая над землёй, и это становилось сюжетом для прекрасных песен русалки, которые та пела красивым голосом, что так нравился Гвейлан. Солёные брызги касались их нежной кожи, приятный тёплый бриз играл их волосами, цветы источали изумительные запахи. Не было ничего прекраснее двух девушек из разных миров, что таяли в объятиях друг друга под серебристым светом луны.
Когда лето подошло к концу, Гвейлан сообщила, что должна лететь далеко-далеко, в тёплые страны. Она переждёт там холодную пору, но следующим летом обязательно вернётся, чтобы рассказать Мейдинн новые истории о том, что увидит.
— Мы обязательно увидимся! — горячо обещала девушка-птица.
— Я буду ждать! — вытирала с лица солёные капли русалка.
* * *
Никого не было в стае храбрее Гвейлан. Она родилась на острове и ещё в детстве, едва оперившись, исследовала его вдоль и поперёк. Затем отважная путешественница облетела соседние острова, парила над лесами и горами, как никто другой она знала о жизни земных людей, слушала сказки животных и вздохи роз на цветочных клумбах. И когда она попрощалась с русалкой Мейдинн, сделав прощальный круг над морем, и полетела в южные страны, то обещала вернуться следующим летом, чтобы рассказать ещё более невероятные истории.
Русалка на прощание спела самую грустную из своих песен: о боли и надежде, о горечи расставания и невыразимой тоске. Для жителей морского царства время текло быстро — Мейдинн было уже несколько сотен лет, а она была ещё молода. Поэтому год ожидания пролетел для неё быстро, хотя она и выныривала каждую ночь у скалы, любуясь звёздами и вспоминая нежные касания рук Гвейлан.
Наконец снова наступила летняя пора, потом она сменилась осенью. Лето за летом русалка каждый день вглядывалась в бескрайнее небо, надеясь увидеть крылатый силуэт своей подруги, услышать её весёлый голос.
Мейдинн садилась на скалу, и её мелодичная песня разносилась над волнами. Она пела о любви, ожидании и долгой-долгой разлуке.
И вот однажды, когда русалка закончила петь, море возле неё вспенилось, и из волн вынырнул незнакомый дельфин. Он передал Мейдинн увядшую розу.
— Это цветок, что должен украшать причёску милой принцессы-русалочки. И история, которую Гвейлан обещала принести из своих путешествий.
От горьких слёз русалки роза ожила и вздохнула. Этот вздох рассказал гораздо больше, чем любая сказка. Мейдинн поняла, что её подруга никогда не сможет вернуться к морю. И всё же, несмотря ни на что, Гвейлан никак не могла нарушить своё обещание, и последняя её история попала в самое сердце русалки, заставив его сжаться.
Бесконечное море простиралось от горизонта до горизонта. Куда ни кинь взгляд — всюду волны. Волны и безмятежность. И над всем этим разносился прекрасный чистый голос, поющий о вечности, в которой любили друг друга море и небо.