ЖЗЛ
В 1992-1994 годах существовал такой журнал Союза графоманов "ЗОЛОТОЙ ВЕК"... Потом он "накрылся медным тазом", продажи через киоски СОЮЗПЕЧАТЬ падали, спонсоры из СОЮЗЦВЕТМЕТА грозились, что лучше они будут издавать порнуху... Один из "народных" редакторов Виталий Кузыев даже встречался со мной и пригласил поработать. Только было уже поздно...
И вот у меня на компе несколько стихотворений таинственного автора 80-х годов Олега Козлова. Найти его в рунете мне удалось с трудом, на каком-то православном сайте увидел стихотворение, а потом и сайт исчез... Теперь можно найти стихи Олега Козлова, только(?) опубликованные мной...
Затевая сборник миниатюр "ЖЗЛ", как пародию на "безобразия" издательства "Молодая гвардия" (биографии одиозных личностей типа Калигулы и Нерона, биографии ныне здравствующих замечательных людей, и даже биографию богочеловека!), имею ли я право не поделиться стихами Олега Козлова?..
Олег Козлов
КЛЕПТОМАНИЯ
Бог дает денежку,
а черт - дырочку.
(пословица)
От каждого по способностям,
каждому - по труду.
(прибаутка)
Когда я в детстве видел на дороге
Лоскутик, фантик, грецкий-ли орех,
То клал в карман украдкой и в тревоге,
Как будто совершал какой-то грех,
Считая: я ж его не заработал,
А просто взял, а "брать - нехорошо".
И если интересовался кто-то,
Я виновато отвечал: нашел.
Когда ж потом случалось, что терялся
Такой предмет, случайно взятый мной,
То я и сокрушаться-то стеснялся,
Поскольку он как-будто и не мой...
Ах, что вообще мы можем заработать
На непонятном жизненном пути?
Лоскут достатка, скорлупу почета
И изредка - ответную заботу.
Всё остальное можно лишь найти.
1.12.81
Олег Козлов
ТРИ УЗНИКА
Он чем-то сильно прогневил людей.
И люди, в массе чуждые прощенья,
Постановили, что остаток дней
Он проведёт в жестоком заточеньи.
В железной клетке. В клетке для зверей.
В зверинце на подстилке из рогожи,
Где все, включая маленьких детей,
Могли б его дразнить и строить рожи.
Он был насильно в клетку водворен.
Ему еду давали через прутья.
Сначала он был молод и силён
И не умел мириться с этой жутью.
То хладнокровно замышлял побег,
То бился в исступлении о клетку,
А на насмешки дурней и калек
Ответить мог язвительно и метко.
Потом, не в силах прутья победить
И побиваем всякий раз камнями,
Он научился все переносить
И проводить в молчаньи дни за днями.
Зеваки шли других зверей смотреть,
А он, седой, в жару и непогоду,
Лишь ждал, когда за ним прибудет смерть,
Чтоб выпустить из клетки на свободу.
Он принял смерть смиренно и светло.
Уста ни чье не проронили имя.
С тех пор воды не мало утекло,
И про него никто не помнит ныне.
Но был на свете узник и другой,
Который добровольно принял схиму
И прожил век ещё ужасней свой.
Какою-то идеей одержимый,
Он приказал себя замуровать
В гранитный склеп. И чтоб каменотесы
Оставили лишь дверцу дюймов в пять
Для воздуха, для пищи и отбросов.
Как он там жил, что делал? Что он знал?
Один, лицом к лицу с кромешной тьмою
О чем все эти годы размышлял?
Молчал ли, говорил ли сам с собою? -
Всё это неизвестно никому.
Он прожил жизнь - и тоже канул в Лету.
А я хочу понять - и не пойму:
В чем смысл? Зачем ужасный подвиг этот?
И жил на свете третий человек.
Его судьба была совсем нелепа.
Футляр, в котором он провел свой век,
Одновременно клеткой был и склепом.
Сей странный склеп, где поселился он,
Был сделан целиком из материала,
Который представлял собой бетон,
Армированный прутьями металла.
В нем, от дождя и ветра зачехлен
И экранирован от волновых воздействий,
Он жил, спокоен, умиротворен,
Не бился и не помышлял о бегстве.
За ним вины не зналось никакой.
Он не был связан никаким обетом
И вправе был покинуть угол свой
И где угодно странствовать по свету.
Но всякий раз назад влекло его
Волшебной цепью, прочной и незримой.
А впрочем, он не верил в волшебство
И жизнь не находил необъяснимой.
Лишь ранним утром, когда тьмы ворон
С помоек и ветвей срывались дико
И оглашали весь микрорайон
Пронзительным тоскливым, горьким криком,
Он просыпался, подходил к окну
В пространство вперясь удивленным взглядом,
Закуривал и думал: Ну и ну!
Чего они кричат? Чего им надо?
Но даже эту тайну расколоть
Он не сумел - и канул в ту же реку.
Как эти три истории: про плоть,
Про душу и про разум человека.
25.5 - 5.6. 81
Олег Козлов
ИСТИНА
Идя дорогой, устланною ложью,
По вязкому, противному песку,
Ты, словно жажду, ощущаешь с дрожью
По правде нестерпимую тоску.
И путь прервав, и в руки взяв лопату,
Решаешь твердо: дальше ни ногой,
Пока не докопаюсь здесь до правды.
И ты копаешь, молча, час, другой,
Не замечаешь времени, ни солнца,
Как вдруг... Тебя всего так и кольнёт,
Когда лопата наконец упрется
Во что-то плотное: ну вот!
Но поднеся кусок породы к взгляду
И в сторону лопату отложив,
Ты убеждаешься, что - нет, ещё не правда,
А следующий слой всё той же лжи.
Ну, что ж, - долбишь киркою слой за слоем.
А солнце - за полдень. А нестерпимый зной
Все жжет и жжет. И, побеждённый зноем,
Отпрянешь с помутневшей головой,
Лоб оботрешь и думаешь: о, Боже,
Да здесь же напластованы века,
Утоптанные тысячью прохожих,
А ты - один. А жизнь так коротка.
15-16. 6. 81
Олег Козлов
ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ
Научи Ты меня истинной любви,
как смерть крепкой.
о.Иоанн Кронштадский
Как интересно: лишь любовь и смерть -
Два острия, два полюса магнита.
Всё остальное может быть забыто -
Лишь этих двух засечек не стереть.
Когда Строитель намечал эскиз
Для сотворенья нынешнего мира,
То первым делом в плане ориентира
Он эту ось провесил сверху вниз.
Потом явились звёзды и трава,
Восторг и боль, руины и постройки,
Но это всё постольку лишь, поскольку
Их держит основная тетива.
И если даже совершенства в этот раз
Достичь в твореньи так и не удастся,
И вновь пространству-времени распасться
Творец дать будет вынужден приказ,
То и тогда средь бесструктурной тьмы
Останутся две крошечных зацепки:
Любовь и смерть - каркас для новой лепки
Существ, удачных более, чем мы.
3.4.88