Продолжение. Начало в http://www.proza.ru/2020/04/01/1627
Глаза Игоря открылись. В его сознание пришла панорама большой лужайки с сочной изумрудной травой. Кое-где трава поднималась острым перьевым частоколом, где-то наоборот склонялась шелковистыми мягкими волнами. В редких, но крупных мохнатых цветах ядовито- красной раскраски едва слышно жужжали золотистые пчёлы. Верхушки облаков, обрамлённые по краям нимбами цвета чернильной космической глубины, создавали иллюзию неких потусторонних люков, прикрытых утеплительной ватой.
- Где я? – хотел спросить Игорь.
Но вместо слов из его нутра вышел шелест листьев. Игорь напрягся в попытке разбудить силу и чувство. Напряжение дало свои плоды, он ощутил тепло руки ощутил на своём кожистом стволе. Молодая женщина, стоящая рядом была ему знакома весьма смутно, настолько смутно, что он не мог вытащить из своей памяти ничего, кроме короткого мучительного утверждения « я её знаю». Тепло её руки имело цвет разгорающегося костра, оно прогревало его кору, проникая во внутренние древесные волокна, словно рождая в них внутренний огонь.
Женщина была нага, её тело причудливым образом оплетали лианы амарантовых цветов, отвлекая внимание от наготы. Она задумчиво смотрела на него. И он не мог ничего сказать в ответ.
- Странно, ты дуб. А на ветвях твоих растут золотые яблоки. Видно, ты сказочный дуб, - сказала женщина, продолжая через руку передавать ему огненное тепло.
Игорь напрягся в попытках оживить мускульные усилия. Женщина оторвала руку от ствола, протянула её к золотому плоду.
- Нельзя, - попытался инстинктивно крикнуть Игорь, собирая себя неимоверными усилиями в энергетический пучок запрета.
Но этот мощный внутренний силовой порыв вырвался в реальность лишь уколом крохотного сухого игольного сучка на ветке, расцарапавшей женщине указательный палец.
Из ранки на пальце выступила капелька алой крови, женщина тихо вскрикнула. Сорвав лист, она приложила его к ранке. И Игорь тотчас же стал этим листом, вошёл в крохотную изумрудную плоть, успокаивая женщину, резонируя с биением её испуганного сердца, перешёл в это биение, материализуясь кровяными и прочими тельцами, свежим эпителием прикрыл ранку, став едва заметным шрамом по цвету похожим на татуировку хной. Он влился в этот шрам как в лоно своего истинного обитания, обретая долгожданный покой.
Но женщина и не думала успокаиваться. Не слыша всей ментальной тяжести запрета, она протянула руку к яблоку, которое на поверку оказалось золотым диском, окружённым голографическим воздушным золотым облаком.
- Нет! Нет! Мила! – он вспомнил её имя.
Кровь забилась сильными и амплитудными острыми толчками, разрывая ранку.
- Мила!
Капелька крови из пальца попала на золотое яблоко, исчезая в нём с лёгким шипением.
- Чего ты кричишь? - спросила Мила.
- Я не кричу, я шепчу.
- Что ты там шепчешь?
- Твоё имя.
Мила стояла рядом с Игорем. Его глаза сияли первозданной нежностью безусловного восхищения. От его восхищения у Милы слегка кружилась голова, и оно перетекало ней. Мила ощущала его словно бы одновременно изнутри и снаружи
Персиковый вкус кожи, шелковый атлас струящихся волос – полное совершенство всех впадинок и выпуклостей, всех форм. Сначала как-то не верилось, вроде бы всплывали в памяти какие-то шероховатости и угловатости тела, всякие тайные изьяны. Но всё это исчезало, испарялось как дым дурного сна. Мила знала, что по особенному красива, что на ней кружевное бельё не от Гуччи – Федуччи, и даже не от Carine Gilson. Это бельё неземной красоты. Кружевной край его выглядывает в разрезе невесомой блузки, готовой слететь с тела мятным лепестком. И само тело нежное, тонкое, красивое, сладкое как может быть сладкой молодая мясная сахарная косточка.
- Ты такая красивая, - говорил ей Игорь тихо, шёпотом, задерживая дыхание, как будто повторяя гипнотическую мантру.
И она становилась словно бы ещё красивее, распрямлялась всеми складочками под его взглядом. В его взгляде она не находила ни капли похоти, в нём была лишь магнетическая нежность. Мила знала эту высшую стадию любви Игоря, когда он ни к чему её не призывал, не ждал ответа, а просто любовался и наслаждался этим любованием. Желание возникало в ней самой. И оно состояло в том, чтобы воплотить эту нежность в телесность, наполнить содержание , переплестись потоками тел, утонуть в опиуме беспредельного счастья.
Красные мохнатые цветы на лужайке, истекающие наркотическим млечным соком шелестели за стенами наспех состряпанного дома. Архитектор не предусмотрел в этом доме потолка, стены уходили в черный туман запредельной высоты, в который не очень то и хотелось смотреть. Кушетки, столы, деревянные стулья – всё это было сдвинуто с мест, словно бы для уборки. Но уборку здесь делать было некому да и незачем. Само помещение навевало образ казённого дома. Серые стены, невзрачная коричневая мебель уходили на задний фон. На переднем фоне сияли глаза Игоря. Из них шёл умопомрачительный поток счастья. Мила даже не пыталась включить память. Сейчас она была исключительно во власти настоящего мгновения. Они встретились после долгой разлуки, он приехал к ней ни с чем, просто с немым обожанием в глазах.
Он осторожно прикасался пальцами к её коже, и больше ему ничего от неё было не надо. Это обстоятельство будоражило Милу, рождая в ней огонь ответной нежной придушенной страсти, не имеющей ничего общего с механикой « заводки мотора» для производства фрикций. Страсть эта была тихая, может быть в некотором роде растительная, так переплетаются стебли цветов в букете, рождая мечтательную негу. Он обвил её рукой, она прильнула к нему, как поток к потоку в попытке сладостного соединения. Расстёгнулась ещё одна пуговичка на блузке, являя на свет налитую грудь идеальной формы. Ей казалось, что он горит от страсти. Но рука её, нащупав то, что должно быть твёрдым, замерла в недоумении. Вялый, словно сорванный кем-то и уже мёртвый стебель, никак не отреагировал на её прикосновение.
- Не здесь. Здесь сотни глаз. Пойдём ко мне, - прошептал он. – Здесь нельзя.
Мила ощутила внутри себя слабое сопротивление. Что-то удерживало её, смутные воспоминания или опасения. Но нежность из глаз Игоря создавала только одно желание – погрузиться в неё без остатка. Просто быть в ней.
Они пошли вдвоём с Игорем по кривым изломанным улочка. Путь оказался коротким. Игорь приглашающим жестом открыл дверь в свою квартиру. Мила ахнула. Знакомая квартира была целиком погружена в перину. Она вся стала подобна кровати. Перина обтекала ножки шкафов и стульев, вспухая мягкими белыми облаками.
- Я старался, - улыбнулся Игорь. – Это всё для тебя.
И к Миле снова пришло неукротимое желание утонуть в нежности словно в перине. Одежда здесь казалась совершенно лишней. Игорь уже начал целовать и слегка покусывать атласные пальчики на Милиных ногах. И Мила не испытывала при этом никакой неловкости. Она физически ощущала свою полную чистоту, которая должна была переплестись с безграничной нежностью от Игоря.
Неукротимое желание переплестись и забыться в потоках его нежности лишило Милу последних остатков критического мышления. Где- то в дальнем запертом чулане мозговых извилин звенел трением ржавых болванок зуммер «нельзя». Но Мила не могла совладать с собой. Она вошла в фазу предполётного наслаждения, в котором каждое новое движение становится плюсиком в высоту взлёта безудержной эйфории. Их объятия сомкнулись в сладкой жажде единения, вспыхнули салютом, разрывая оболочки серых клеток тела и даруя им млечный вкус и яркость плотской любви.
Огонь фейерверка сотряс тело Милы, выпуская из него наркотическую дурь. Мила подняла глаза на циферблат помятых жестяных часов, висящих на стене, испытывая скрытую тревогу.
- Мне пора, меня ждут.
Игорь не спросил у неё о том, кто её может ждать. Они торопливо оделись.
- Мне надо домой. Ты проводишь меня?
- Я закажу тебе такси .
- А сам?
- Я устал, Мила, хочу спать.
Улыбка его была по-прежнему безмятежно нежна, но нежность предназначалась уже не Миле, а чему-то внутри него самого.
Что- то не так, что-то не то… Мила не могла чётко сформулировать что не так. Она смотрела на одетого Игоря, пытаясь понять причину своего смятения. Он заказал такси, включив широкий экран связи, полный любопытных лиц с глазами, похожих на глаза врачей. Потом отошёл в сторону, раздеваясь и снимая штаны, чтобы улечься спать на перину посреди комнаты.
И Мила увидела то, чего и боялась увидеть – нечеловеческое уродство Игоря.
Видимо сейчас ему не было причины скрываться от неё. Штаны, имитирующие ноги упали. Ног у Игоря практически не было, вернее, они были, но не человеческие, грибные короткие ножки несоразмерно короткие человеческому телу. И между ног слегка колышется студенистая масса медузы или чайного гриба.
- Зачем? - прошептала Мила. – Зачем так со мной?
- Затем что вам нужен ребёнок. Это я, - сказал крошечный червячок, вылезая из шрама на указательном пальце.
Глаза червячка приблизились к ней, являя ей крохотное, но взрослое человеческое личико.
- Вилли! Это опять ты! - Мила закричала, теперь уже наверняка, просыпаясь от наваждения в знакомую картинку умирающего мира.
Луна багровым диском озаряла лес. Вилли в человеческом виде был рядом, спящий Игорь мычал в машине, мотор работал.
- Кто завёл мотор? – спросил встревожено Вилли.
- Он и завёл.
- Кто он?
- Автор этого мира. Грибной Бог.
- Мила, что с тобой?
- Я невеста грибного Бога, - простучало у Милы в голове. - Я должна идти к нему.
- Мила, что-то случилось?
- Я иду к тебе. Я здесь. Здесь и сейчас, - сказала Мила, оттолкнув в сторону Вильяма.
продолжение в http://proza.ru/2020/09/11/9