«Предчувствую, что при слове олух наши чопорные критики вонзят по крайней мере три восклицательные знака, как будто три отбитых бунчука! Никто не помешает им обриться; но я скажу по сердечному убеждению, что отрывок сей вместе силён и естествен. Гнев, как буря, возметающая со дна морей грязь и янтарь, выбрасывает из человека самые низкие выражения и самые высокие чувства.»
Мы с братом, пожалуй, первое поколение в нашем роду, получающее свой хлеб из рук продавцов. Наши родители, деды-прадеды сеяли просо, рожь (жито), пшеницу, гречу, лён.
С детства готовились к этому, распевая в хороводе: «А мы просо сеяли, сеяли»…
Сеяли-боронили, пожинали-сушили, молотили-веяли, мололи, месили да хлеб пекли. И вот когда оставалось только донести его до рта, случались оплошности. Самая нелепая описана так: «Или вы почитаете меня за такого олуха царя небесного, что я не замечу хлеба в печи и стану её топить?»
Мне приходилось слышать это причудливое сочетание слов от мамы. Немного в другой ситуации. При других обстоятельствах...
Идешь себе из школы по улочкам Ширмы. Ярко светит солнце, ветерок приятно холодит коротко стриженый затылок. Жизнь первоклашки полна...Впечатлениями, безграничностью, любопытными деталями. Малолюдная , осыпающаяся песком по краям улица, траченые ливнями и ярым солнцем заборы. Вот, вверх черным днищем лежит громадная лодка. Какими потоками занесло ее сюда? Голосеевские ставки неблизко, в часе ходьбы отсюда; Днепро так же далеко, как и нарядный Крещатик от этой невзрачной околицы Киева.
Но мне все интересно, все дышит своей таинственной жизнью и эта жизнь передается мне, переполняет. Ранец на спине, торба со сменкой в руке раскачивается в такт неслышимой музыке... -- диссонансом в нее врывается какой-то хруст.
-- Ой! Опять про стакан забыл. В школе мы пьем молоко после второго урока. А вот стаканы велят приносить с собой. Каждый день -- туда с гранёным стаканом и сменкой в торбе и обратно. Сегодня домой вернется только сменка и нерадивый ученик услышит: «ну вот, третий стакан расколол за неделю, турок царя небесного!».
Мне неловко за свою беспечность и нерадивость, не до вопросов: «А почему турок? А кто такой царь небесный?!»
Потом еще десять лет нам будут рассказывать про китайцев, негров, эскимосов. Про штурм Зимнего, последнего прибежища царей...
И только через полвека, когда слово негр станет неприличным и ходить на работу я буду мимо храма, с восьмиугольным срубом и золотой главой, внимающей небесной глубине, -- только тогда всплывут в сознании эти слова. "Турок царя небесного..."
С Царем Небесным вспоминаемся каждый день: "Отче наш, иже еси...".
Турок -- не поддается! Закрылся во тьме моего исторического невежества. Молчит. Нужно его растолкать!!
Что же мы знаем о турках? Соседствуем на политической кухне недавно. До 15-го века все больше от татар претерпевали: то Москву сожгут, то Рязань, то Коломну возьмут в осаду. Одну собаку приручили, другая взъярилась: рабами из Приднепровья насыщала свой голод, а то и на Крым замахнулась, распоясавшись. Мало вас Тарас Бульба теребил своей саблей!!
Вот -- зашевелился, забурчал, забелькотел не по нашему: не буди лиха, пока оно спит тихо.
Стало быть, гипотеза рабочая появилась. Воевали на Украйне скорее за Веру, чем за Отечество. С отечеством стали разбираться позжее. С Верой – однозначно сразу:
«Остапу и Андрию казалось чрезвычайно странным, что при них же приходила на Сечь гибель народа, и хоть бы кто-нибудь спросил: откуда эти люди, кто они и как их зовут. Они приходили сюда, как будто бы возвращаясь в свой собственный дом, из которого только за час пред тем вышли. Пришедший являлся только к кошевому; который обыкновенно говорил:
— Здравствуй! Что, во Христа веруешь?
— Верую! — отвечал приходивший.
— И в троицу святую веруешь?
— Верую!
— И в церковь ходишь?
— Хожу!
— А ну, перекрестись!
Пришедший крестился.
— Ну, хорошо, — отвечал кошевой, — ступай же в который сам знаешь курень.
Этим оканчивалась вся церемония. И вся Сечь молилась в одной церкви и готова была защищать ее до последней капли крови, хотя и слышать не хотела о посте и воздержании.»
…Тепло, тепло…
Горячо!
«… у них были неохраняемые, беспечные границы, в виду которых татарин выказывал быструю свою голову и неподвижно, сурово глядел турок в зеленой чалме своей…».
Так оставим ненужные споры! Я себе уже все доказал: состав запорожцев был этнически неоднороден. Принимали всех, и узкоглазых и в зеленой чалме, только что прочел об этом в главе III «Тараса Бульбы»:
«Здесь были все бурсаки, не вытерпевшие академических лоз и не вынесшие из школы ни одной буквы; но вместе с ними здесь были и те, которые знали, что такое Гораций, Цицерон и Римская республика. Тут было много тех офицеров, которые потом отличались в королевских войсках; тут было множество образовавшихся опытных партизанов, которые имели благородное убеждение мыслить, что все равно, где бы ни воевать, только бы воевать, потому что неприлично благородному человеку быть без битвы. Много было и таких, которые пришли на Сечь с тем, чтобы потом сказать, что они были на Сечи и уже закаленные рыцари… Одни только обожатели женщин не могли найти здесь ничего, потому что даже в предместье Сечи не смела показываться ни одна женщина.»
Только что вокрещенный турок, конечно же был на виду этой удалой компании, попадался на все подначки и приколы. Потому и вошел в историю. Историю поговорки про олуха с заменой оного на турка!
Сам же олух, как филологическая единица, теряется в языческом прошлом, дремучем и недоступном. Версий откуда пришел в поговорку ОЛУХ много, приглянулась мне только одна:
Диалектное лох («разиня») и лух «дурак» .
Древнерусское собственное имя Олух( Олуферий), которое со временем стало нарицательным и вышло из употребления .
Во;лух «пастух волов», в переносном значении «неуч, глуповатый человек».
По звучанию «волух» очень близко к Волоху, скотьему богу. Велес, Волос, Волох -- божество в древнерусском языческом пантеоне, «скотий бог», покровитель сказителей и поэзии, второй по значимости после Перуна.
Навязывание новой идеологии неизбежно происходит в борьбе. Христианство потеснило ведическую религию, отметилось в фольклоре этой поговоркой.
Так же как от гражданской войны остался осколок бомбы, запущенной Нестором Ивановичем: «Бей красных пока не побелеют, бей белых пока не покраснеют!»
Покровитель сказителей и поэзии? Интересно, и этого я не знал, а похоже: про кого из сказителей, сказочников нельзя сказать: «Олух ты царя небесного!»
Да я сам сказал это себе, поняв, наконец, откуда родом «Забытое слово Терезы» http://proza.ru/2020/08/17/889.
Ответ пришел только что: « терезија — (тур. terazi) мала рачна вага, справа за мерење со два таса». Крупинка истины застряла в скобках. Слово это, оказывается, турецкое: «малая ручная шкала, измерительный прибор с двумя чашками».
И, напоследок, закрепление изученного материала. Цепочка трансформаций, метаморфозы . ВОЛХВ. ВОЛОХ. ВОЛУХ. Имя собственное Олух (синоним Иванушки и Емели), Лох. Как вариант Турок. Ступеньки лестницы длиной в два тысячелетия…
Вспомнить забытое слово помогали земляки: Владимир Семенович Высоцкий, Николай Васильевич Гоголь, Нестор Иванович Махно, Александр Александрович Бестужев-Марлинский.