Дикси

            
     - Откушай, барин, говнеца.
     Он надолго замолчал, как - то слишком тщательно рассматривая вычурную рукоять кочерги, откованной знатными рудознатцами из Подкаменской Гнуски, упахомившейся вскрой блондинистого Шеремета, наконец - то обнаруженного, пусть и частично, но все же, под самой - эвон кому ! - под Жмеринкой. Вышли косьбой сутулые лесовики - неумытики, шастали по тайге, перекликаясь зовущими голосами, отыскуя по пути взыскующих душ, в свое время оставленных попечению старца праведного Мартына, отошедшего в скопчество после всех перипатетических патетикой словесных баталий, ворошили ботву, оставленную остаточными группами армий на их нелегком пути в трудовики, пока не наткнулись в трещобе на некую голову, лобзиком отпиленную от когдатошнего тулова, судя по всему, принадлежавшего человеку. Пусть неведомому. Пущай заранее гадскому. Мало ли. И подбившийся к ватажке ватажонком неведомый человек от пределов Севера сразу осознал, что глава давно уже, конечно, но была на плечах у Пахома, сколько - то тому назад разоблаченного неким Ивлукичем как Павел Шеремет, журналист и несогласный, самоподорвавшийся на одном из  " сюрпризов " гауптмана Шпигеля, так и не успевшего эвакуироваться с последним по зимнему транспортом из Лиепая, там как раз открывали под личиной корпорации БАСФ косметическую фирму  " Дзинтарс ", мыло, шушпаны, деодоранты с кандибоберами всякими, зряшными, вообще - то, малонужными, но войдя в Европу нельзя было оставаться хотя и запахами в первобытности, никак неможно. Это еще и самому царю Петре пояснили в начале Великого Посольства, стоило ему сунуться длинным телом в трактир на Ливонской границе. Подошел к столику отец Паисий, отвеку обретавшийся в корчме, у него и место почетное было меж фарфоровых безделух по стене прикаминной дислокации, висел там себе спокойно на гвоздике, по причине ярмарок, случавшихся сезонно вакациями гусарского полка или проходивших мимо обозов, сымаемый хозяином заведения пробздеться. Хозяин - литвин сухопарый. Таз медный на башке, типа Сервантеса читал, но мало понял из прочитанного, флюгер в виде петушка на краю крыши трепещет, листовки с прокламациями лежат в сундуке, преют, ждут своего часа, когда откроет тяжелую крышку какой отрок и вскричит заунывно :
     - Ынгы !
     - Врешь ! - закричал Никита, бросаясь на брата из - за печки. Он весь вечер торчал там, слушая сначала долгие и скучные разглагольствования Дашкова, в конце ушедшего в такие макрофилософские бредни, что даже почетник из молодых, граф Румянцев - Задунайский лишь ворчливо шевельнул плечом, сгоняя присевшего на него комара, бросил в сердцах завитой в буклях парик в казачка, прислуживавшего конституционалистам за поздним ужином, и потребовал пенной романеи. Принял жбан в жесткие руки и выдул, не отрываясь, лишь по временам охая и дрыгая нервом, суетно бившимся под щекой, и упал на кушетку, блаженно отдуваясь и икая сырой строганиной, наструганной Федькой. Козырял жулик знанием самоедских обычаев, тыкал в лица снятой наживую кожей с нерпы морской, простроченной прицельной очередью из МП - 40, казал какие - то кудеса, наспех вынимаемые из кармана, оказавшиеся при рассмотрении в упор Левенгуком самыми обыкновенными крапленными картами. Дама бубен вообще без глаз обреталась, а хлап виновый - тьфу ! Слов не нашлось. В азяме каком - то хлап пребывал в колоде, без алебарды, без тонких усов, положенных любому лакею, даже обычная бороденка в три волоса, воинственно торчащая у иных приличествующих валетов к символу масти, осутствовала. Федька и тут нашелся. Объяснил, что у монголоидов волосья туго растут, это вам не евреи, с ног до головы покрытые кучерявым жестким волосом, раса другая, древняя. Кожа желта, ноги кривые, зубы вкривь и вкось торчат, сбоку сабля.
      - Ыыыыы, - хрипел генерал, отрывая цепкие руки брата с шеи. - Задушишь ведь, гад.
      - Как есть задушит, - волглым голосом произнес Толстой, подбрасывая в камин книжку Дидерота. - А не ври, - прикрикнул он на Петра, вороша тут же занявшуюся французскую мудрость той самой кочергой, чью рукоять и рассматривал Панин, - не скажет так никогда никакая будошница, всю Россию обойди, а не скажет. И говном накормит, и будочнику доложит, и клюквенного морсу отольет в поставец малый, но произнесть не посмеет.
     - Однако ж посмела, - оттолкнув Никиту обратно за печь, выявился самомнением Панин, чуть позванивая шпорой. - Подсадила в карету, за локоток, сучка, все трясла, занавески поправила, под зад мне думку какую - то сунула, все с поклонами и причетами, а потом и сказала. Прямо сказала  " говнеца ".
     - Чорт его знает, - пожал широченными плечами Толстой, треща игральной колодой, - может, и не врет. А что дальше - то ?
     - А дальше сапоги, - захохотал Панин, поперхнулся и, пеняя пропустившему в узюме косточку казачку кулаком, сплюнул вязко и тягуче за печь. Попал Никите на кончик блестящего сапога и засмеялся громче. - Га ! А не балуй, - трамбуя брата с Дашковым кочергой кричал распоясавшийся генерал, именной, императрицей врученный пояс небрежно повесив на спинку кресел, - не веришь - не слушай, а душить не смей. Ишь, туг нашелся.
      Петр уселся на стол и продолжил.
      - В левом сапоге, пока на Дрезден вышли, цыпленок доспел, со смальцем и шкварками. В правом телеграф Южно - Тихоокеанской работал, весь пол кареты засыпал депешами, черкасы у Дюссельдорфа три дня разобрать не могли.
      - Модернизация, - снова пожал плечами Американец, тоже усаживаясь на стол. - А давайте, - и заблестел игривым глазом, - братцы, лучше банчок соорудим.
      - В банке тысяча, - тут же скакнул из - за печи азартный Дашков, надевая сюртук. - Мечи.
      Игроки играли уже неделю, на время прерываясь перекусить или, как сейчас, поболтать о конституции или еще о чем, столь же неинтересном, обсуждали свежие сплетни об удавленных тугами беглых, об отравленных мадам Тофаной наследниках из Калькутты, о выловивших передоз заморских хиппи с рок - музыкантами, называя оное времяпровождение просто интеллектуальным развлечением. И так оно и было, просто - напросто интеллект отдельных членов вчерашней Общины замыкался на чепухе злободневности, а других - требовал свиного хрящика. А по мне : просто хорошее кино смотреть, признаваясь в любви Эбигайл Клейтон, а таких фильмов больше не снимают.