Прасковья Петровна всегда была женщиной бережливой, а от того состоятельной, и денежки зарабатывать она умела.
Днём работала на заводе, а вечером шила рукавицы для рабочих. Мало платили, всего десять копеек за пару, но за ночь могла отшить триста, а то и четыреста пар. А ещё трудяга квасила капусту и огурцы солила, мужики у гастронома вечерком только так на закуску разбирали.
Но выгоднее всего было собирать бусы. Муторно, трудно, но очень прибыльно. К сожалению, такой заказ редко перепадал. Только когда соседка уходила в загул, то отдавала она Паше мешок бусинок, потому что сроки заказчик всегда ставил жесткие.
Двух сыновей, Сергея и Андрея, Прасковья Петровна воспитывала одна, очень строго. Ничего лишнего у них не было, но и ни в чем не нуждались, а мать откладывала каждую копеечку.
В 1991 году грянула павловская реформа. С января по апрель были изъяты из обращения все прежние купюры по пятьдесят и сто рублей и внедрены новые. Бабе Паше было уже далеко за семьдесят, но сыновья все-равно спросили у неё:
— Мам, есть деньги по пятьдесят и по сто рублей? А то изымают их из употребления.
— Хто посмел? — поинтересовалась бабушка, подслеповато взглянув на сыновей.
— Мам, есть деньги или нет? — игнорируя вопрос старушки, настаивал старший Сергей.
— Да откуда такие тыши? — возмутилась старуха.
Ну а потом и того хлеще жизнь потекла. Такая круговерть началась! Деньги меняли окраску чуть ли не к каждому празднику, пока не добрались до своей постоянной формы одежды.
И вот через несколько лет после этой устоявшейся уже формы, братья затеялись с бизнесом. Да что-то пошло не так у них, как впрочем у многих неумелых в те времена бизнесменов. Разговоры и споры об этом велись регулярно, и, в том числе, в присутствии уже совсем старенькой, не выходившей из дома матери. А однажды так сильно поругались, что она не выдержала.
— Цыц, деньги нужны? Так и скажите. Видать настал он, тот момент! — старуха тяжко вздохнула. — Идите на лоджию, в сундуке найдете мешок холщовый, там поглядите. Возьмите, сколько надо. Только мне скажите, сколько возьмёте, а остальное не троньте. Может еще когда понадобится. Вот не зря я горбатилась! Вот не зря! — приговаривала, шамкала старуха.
Мужчины метнулись на лоджию. Открыли сундук, внутри лежал огромный мешок, в таких обычно картошку запасали.
Дрожащими руками развязали узел. Торба была полна двадцатипятирублёвых купюр, старых, сиреневых, с образом Ленина. Сергей взял полные пригоршни цветных, никому не нужных бумажек, сколько поместилось в его огромные ручищи.
— Мам, мы ж спрашивали, есть ли деньги? Помнишь? — чуть не плача спросил он.
— Помню! А то как же! Дык вы про сто и пятьдесят спрашивали, сынок. А таких у меня, отродясь, не бывало, — грустно сетовала мать.