Три человека сидели возле затухающего костра в поросшем подсохшем бурьяном дворе заброшенной деревни Стонущие холмы, потерявшейся среди просторов Курской губернии. На востоке небо уже начало светлеть, и звездная россыпь на небе медленно блекла, оставляя лишь самые яркие точки. Люди казались неестественно спокойными и в то же время напряженными как струна.
- Не придут они, Георгий. Светает уже, под солнце не сунутся, – язвительно проговорил худощавый человек в военной форме и наброшенной поверх комиссарской кожаной куртке. Бросая исподлобья тяжелый взгляд на собеседников, он вертел в руках неразлучную трёхлинейку.
- Они уже и днём появляются, Серж. Давеча две деревни повыпотрошили, – спокойно ответил ему рослый бородатый мужчина в потрёпанном, некогда дорогом костюме, подпоясанный поверх пиджака патронной лентой. В нём явно проглядывался один из «бывших» благородных, занимавших до войны высокое положение. – Дальше только хуже будет, вон у отца Серафима спроси. Батюшка врать не будет, по вере не положено.
Третий человек, тот, о честности которого говорили, крупный пожилой мужчина в подрезанном для походного удобства монашеском облачении, тряхнул седой непокрытой головой и поднес палец к губам, призывая своих товарищей замолчать. В безлюдной деревеньке висела непроницаемая тишина, изредка прерываемая дерзким пением бодрствующей ночной птицы. Отец Серафим прислушался. Он накрепко выучился за годы гражданской войны, выкосившей большую часть страны, всегда быть наготове. Благодаря тому и был ещё жив.
Священнослужитель встал, вытащил из-за пояса и направил оба своих «нагана» на старый покосившийся глиняный сарай неподалёку и громко выкрикнул в сторону дощатой двери без замка: – «Выходи на суд Божий, нехристь!». Товарищи святого отца тоже вскочили на ноги и нацелились на ветхое здание, откуда и впрямь доносилось подозрительное шуршание.
Интуиция не обманула отца Серафима: чахлая дверь в мгновение ока разломилась на куски, и оттуда на наставленные стволы ринулась, вначале поднявшись на задние лапы в полный трехметровый рост, а потом низко пригнувшись, омерзительная человекоподобная тварь. Она вихрем мчалась на добычу, взрывая почву мускулистыми, густо поросшими коричневой шерстью, когтистыми конечностями. Только верхняя часть головы кошмарного монстра была, словно в издёвку над остальным телом, практически лысой, с отдающей синевой, сморщенной кожей. С кинжальных клыков, грозящих разорвать в клочья группу людей, на прохладную от утренней росы траву капала розоватая слюна. Безумством выглядели носимые чудовищем остатки потрёпанной офицерской формы на верхней части туловища. Яростный вой заполонил пустующую деревню, многократно отражаясь от стен давно брошенных изб.
Чудовище не достигло нескольких шагов до ощетинившихся оружием троих человек. Громогласный дружный залп из двух винтовок и револьверов снес половину удлиненного лысого черепа существа и опрокинул его, смертельно раненного, на спину. Тварь не сразу затихла, всхлипывая почти по-людски, и в агонии клацая жёлтыми клыками. При этом она всё еще дергалась, хватала воздух лапой, стараясь зацепить хоть кого-то из стрелявших в неё.
- Когда ж это закончится…Шестой упырь за неделю, - вздохнул Серж, с немалым усилием вогнав в грудь монстра заостренный деревянный кол. Поверженное существо вмиг обмякло, полные злобы глаза застекленели, в последний раз мелькнув разумной искрой.
- Пока народ в себя не придёт – не закончится, – как всегда спокойно сказал Серафим – Сами же дел понатворили, с семнадцатого года церкви взрывали, людей божьих вешали и стреляли, мертвых, как собак, вдоль дорог бросали или в ямы скопом закапывали без должного погребения.
- Ты вот, Серж, сам ведь из чекистов, неужели не понимали ваши, что делали? Ну, скинули царя и семью его перебили, а дальше то, что? У голодного народа хлеб отнимали, пока люди друг друга есть не начали…- поддержал святого отца вскипевший от былой обиды Георгий.
- Ваши тоже хороши, господин ротмистр Белов, свет-солнышко наше княжеское, – огрызнулся Серж, протирая кол ветошью от тёмно-красной, почти чёрной, дурно пахнущей крови убитого упыря, и процитировал гнусаво: «Ответим белым террором на красный»!
- Цыц! Замолкните оба! – не выдержал отец Серафим. – Белые с красными уже не за родину дерутся! И не за свободу уже, и не за старые порядки! А за свои шкурные интересы… Сейчас добьют безумцы друг друга на Юге и совсем Русь без сил останется! Кто с нечистью этой справится? Иноземцы? Так они при виде нечисти бежали как зайцы. Те, кто успел ноги унести. Не по зубам им кусок оказался, поживиться не получилось. Твари стаями охотятся, наши города опустошили и к ним скоро пожалуют. Нам, славянам, объединяться надо и бить эту погань! А потом и бусурманам вторжение следует припомнить. Вы же, друг другу жизнь не раз спасавшие, грызётесь между собой словно звери…
Георгий и Серж сконфуженно молчали, подавленные справедливыми упреками церковника. Чтобы как то снять напряжение, Серж отодрал от лохмотьев кителя на убитой твари офицерский серебряный погон.
- Гляди, из георгиевского ударного батальона, – протянул он трофей Белову, коллекционировавшему с каждого упыря или, как их называл Серафим, «беса кровососущего», что–нибудь на память.
- Штабс-капитан…такой у меня уже есть. Генеральские бы найти, – Георгий повертел в руках обшитый серебряной нитью коричневый погон с красной каймой и бросил в грязь рядом с углями дотлевающего костра.
- Уважение иметь надо … Ты офицер бывший, и этот офицером был, - отец Серафим недобро взглянул на них обоих и поднял погон с земли, очистив от грязи вензель «ГБ». Солнце, наконец, начало выползать из-за дальнего холма, освещая безлюдные окрестности красноватым светом, пожухшую траву качнуло свежим ветерком. Где то вдалеке послышался пушечный выстрел, раскатистым эхом пролетевший над опустевшей землей.
- Опять барон Ведель снарядами бесов по слободе гоняет с крыши особняка, – рассердился священник. – Сказал же ему боезапас беречь, пока серьезная подмога не подойдет.
- Подойдет, думаете? Сомневаюсь, товарищ Серафим. Кому подходить? - с сомнением в голосе поинтересовался Серж. – Таких, как мы, по всей волости сотня может наберется, а то и нет.
- Казаки с Дона подтянутся, говорят, болезнь эта не дошла до них, – уверенно выразил свои надежды Георгий, доставая из замызганной котомки всем по куску хлеба и бутыль красного вина.
- Твои бы слова – да Богу в уши, князь… Хотелось бы. Только Донские от всех отгородились и не пускают никого к себе в станицы, стреляют и людей, и нежить, – задумался святой отец и сделал большой глоток из бутыли, перекрестившись.
- Воды бы чистой, да где её взять… – вздохнул Белов, жуя зачерствевший хлеб и добавил, – Помрём скоро, коль еды не найдем, у барона вон уже и вино в подвале заканчивается.
- Сдается мне, это его дочери в подвал его сиятельства заглядывают частенько, оттого запасы и уменьшаются. Эх, ядреные бабы! Особенно младшая, – подмигнул Серж Георгию, и с удовольствием глядел, как тот раскраснелся то ли от вина, то ли от воспоминания о Наталье, роскошной фигуристой блондинке, младшей дочери барона.
- Заваливайте тварь ветками и поджигайте. Как мы с Беловым решили, на сегодня план до Митрофановки добраться, а это верст пятнадцать – там Старшего упыря найдем и вместе с людьми Романа Петрова прикончим, – заявил Серафим и добавил. – А то, как воду в ступе толчем – одного убьем, пять появится.
Серж непроизвольно вздрогнул, когда услышал о распространителе заразы, Старшем. Это князь и Серафим привычные, ко всякому, а бывший комиссар к ним месяц как пристал и всё никак не мог привыкнуть после обычных боев на полях гражданской войны к кровавым схваткам с нечистью, существование которой на службе отрицал. «Упырь с мозгами» - называл Старшего бывший чекист, едва выживший после последней встречи с ним, когда их отряд сократился ровно вдвое. Тот монстр, которого они встретили был один, покалечен разрывом артиллерийского снаряда и то смог выпотрошить троих из шестерых охотников. Ах, да и оставил на правой ягодице Сержа глубокий шрам, над чем Белов постоянно подшучивал, а святой отец назидающе Георгия одергивал.
Старших было немного, зато они держали в страхе по нескольку деревень, а самые сильные контролировали целые города и создавали себе «дружины», охраняющие их. Один Старший на территорию другого не совался и держал в подчинении примерно около пяти десятков «бесов». Трупов для поддержания такой «армии» после многолетней междоусобной резни валялось достаточно.
Охотники, оставив за собой во дворе приютившей их на ночь деревеньки огромный костер, с винтовками наготове, гуськом двинулись меж холмов в сторону указанной на карте Митрофановки. То с одной, то с другой стороны раздавался тоскливый вой, тех прячущихся от палящего солнца, кто когда-то был людьми, а теперь существовал только чтобы убивать всё живое.
В Митрофановку мужчины добрались ближе к вечеру, по пути встретив и приняв в команду угрюмого вида крестьянина с вилами. На что уж Георгий здоров, да новобранец с бородой-лопатой до пояса на две головы выше бывшего князя Белова пришелся. Как в старину говорили – саженного роста богатырь. Отряд наткнулся на него, когда на полпути к Митрофановке, заслышали они поначалу женский визг, а потом вопли мужские и вой звериный. Там и обнаружили растерзанную женщину в цветастом переднике, и здоровенного мужика – пришпилившего вилами к стене деревянного сруба поджарого упыря, а после голову ему колуном снёсшего. Василь, так звали мужика, только что потерявшего жену, а за неделю до этого сразу двоих детишек, был в такой ярости, что едва и охотникам не посносил головы.
Насилу его в чувство привели, остатками провизии поделились и четвертинкой водки бесценной, что для особых случаев держали. Оставаться в безлюдной избе Василь не захотел, взял вилы, сунул топорище за пояс и побрёл с Беловым, святым отцом и чекистом в сторону Митрофановки.
Уездный городишко встретил их умопомрачительной красоты закатом. Багровый солнечный диск наполовину скрылся за городской каменной управой, добротно построенной, выстоявшей вопреки всем невзгодам. Двухэтажное здание управы, разумеется, было давно покинуто людьми, как и прилежащие лавки, дома и трактиры. Лёгкий ветерок нежно колыхал листву молодой каштановой и березовой поросли, наступающей на брошенный город. Прибывшие остановились на окраине Митрофановки, у остова взорванной сразу после революции церкви, торчавшего подобно Вавилонской башне и возвышающегося над местностью.
Здесь группа отца Серафима, Белова и Сержа, пополненная Василём, должна была объединиться с отрядом Петрова, насчитывающим три десятка штыков. Бойцы из этого отряда уже год успешно дрались с упырями, постоянно накапливая боевое ядро и отсеивая наименее способных охотников, погибших в схватках. С петровскими и договорился князь пойти на Старшего. Не идиоты же они вчетвером лезть на предводителя упырей с десятками зубастых и клыкастых подчиненных.
Едва четверка людей вошла в укромный церковный дворик, как стало понятно, что никакой встречи не состоится. Весь внутренний периметр квадратного церковного двора с забором, оплетенным диким виноградом, был усеян частями человеческих тел, вперемешку с бурыми грудами упыринных останков. Бойня здесь произошла страшная. Белов опытным взглядом окинул открывшуюся картину. Для него и Серафима не было никакой загадкой, как именно отряд Петрова попал в засаду.
Ход событий выдавали расположение трупов, невынутое у троих оружие, закостеневшая половина тела бойца, повисшего на ладони, пробитой штырем на верховине забора, когда несчастный пытался спастись бегством. Группу Петрова, вступившую в укрытие, застали врасплох, окружили и перерезали все пути к отступлению, о чём свидетельствовал располовиненный мертвец на заборе, не попытавшийся спастись через один из двух входов в огороженное пространство. Два наиболее изуродованных трупа обнаружилось возле опрокинутого пулёмета «Максим», так и не выстрелившего ни разу за сегодня. Самая грозная боевая единица, очевидно, оказалась исключена из сил обороняющихся в самом начале трагедии. Во всём проглядывалась рука, а вернее разум Старшего.
Размышления Георгия прервал слабый стон, донесшийся до ушей охотников от церковного крыльца. Стон раздавался из-под груды, состоящей из трех туловищ дохлых упырей и одного людского тела, в котором Белов с трудом опознал Андрюшку-баяниста, знатного весельчака и личного адъютанта Петрова. Мужчины бросились разгребать и оттаскивать мертвые тела, добираясь до источника звука. Там и обнаружили истекающего кровью командира разгромленного отряда, с честью сражавшегося до конца возможностей против превосходящего числом и силой врага. В правой руке найденного был зажат полностью отстрелянный «Маузер» - страшное оружие на близком расстоянии.
Одного взгляда на Петрова было достаточно, чтобы понять, что союзник доживает последние минуты. Несколько ребёр командира оказались вырваны, живот разворочен, ноги переломаны, одна рука оторвана до локтя и перетянута поясным ремнем, с губ Петрова тонкой полоской стекала алая пена. Он едва дышал, когда его извлекли из-под останков врагов и адъютанта. Живучий, однако, раз с такими ранами пару часов протянул.
- Пришли всё-таки, - Петров обвёл присутствующих тускнеющим взором, разжал руку, роняя «Маузер». - Хорошо, что позже пришли. Там в низинке, лошади привязаны, еда, патроны.
- Как так вышло, Рома? – глаза Белова блестели от накативших слёз. Ему не нужен был очевидный ответ, но он просто был обязан говорить с умирающим, однажды прикрывшим его собой от пули.
- Хитрый, сука, Старшой у них, - прохрипел Петров, зачем-то судорожно стараясь нащупать неповрежденной рукой оброненный пистолет, - Сидели они как мыши, разведка их не засекла. Напали, как только мы втянулись сюда. Сразу пулемётчиков отсекли. Половина погибла, никого не убив. Мне руку оттяпали, Андрюшка перехватил ремнем. С ним хотели в церкви укрыться, почти никого не осталось. А потом… Посчитали меня мёртвым.
Глаза умирающего начали закатываться.
- Сколько их было? – схватил за руку Петрова Георгий. - Сейчас фиал со снадобьем достану, как новенький будешь.
- Побереги добро, только зря переведешь, не вишь – мои кишки размотаны по крыльцу, никакое снадобье не поможет. А вам пригодится – ещё Старшего убить надо. - Петров нашёл в себе остаток сил, чувствуя как боль отступает и холод поднимается всё выше, от ног к сердцу, отнимая чувствительность. Он торопился говорить. - Здоровая тварь. Умная. Пулей я его достал, лапу перебил. С ним пятеро упырей ушло, два подраненных крепко. След легко возьмете. А ты – чтоб до внуков дожил, понял? Внука Васькой назови. Всё, отойди Жора. Все отойдите, кроме отца Серафима, пусть грехи отпустит.
Отпустить грехи умирающему не пришлось. Петров умер, как только произнёс последние слова.
- Надо похоронить, - выдавил из себя Белов, утирая слёзы форменным рукавом. – Но потом, иначе Старший уйдёт. Излечится. Стаю наберёт.
Оба спутника Георгия согласно кивнули. Нельзя дать уйти Старшему. Иначе зря отряд полёг.
- Мужики! Я боньбы нашёл! – окликнул собравшихся над телом Петрова Василь, таща в руке увесистую брезентовую сумку с ручными гранатами и навесив себе на спину солдатский вещмешок, доверху набитый хлебом, а на поясе у него болтались две фляжки с водой.
- О, брат, это боньбы хорошие! – повеселел Серж. - Ну-ка братва, пихайте по три-четыре штуки в карманы. Василь, ты со мной пулёмет потащишь. Стрелял хоть раз из Максимки? О, да ты ещё и еды нашел, хозяйственный, сразу видно крестьянина.
- Шестнадцать бесов и двадцать семь наших насчитал мёртвыми, - угрюмо сообщил отец Серафим. - Видно, стаю до Петрова потрепали. Старшие грызутся между собой, хоть и редко.
Поручив гордому от комиссарских похвал приосанившемуся Василю тащить тридцатикилограммовый пулемёт, маленький отряд покинул царство разгулявшейся смерти и двинулся по кровавым следам, оставленным ушедшими упырями. Идти по цепочке тёмных капель не составляло никакого труда. Но светлого времени оставалось пару часов, а биться с упырями, а тем более со Старшим в полной темноте – самоубийственная глупость.
К логову – городской управе пришли засветло. Солнце уже село, но тьма ещё не залила окрестности. Вооружённые до зубов охотники затащили пулемёт на чердак бакалеи и выставили ствол «Максима» из чердачного окна, нацелив его на управу, до которой было не больше полусотни метров. Эти полста метров – в прошлом ярмарочная площадь, на совесть уложенная булыжником так плотно, что и через пять лет без ухода ни единой травинки не протиснулось между камнями. Серж остался с грозным оружием на чердаке один, сказав, что ему второй номер не нужен, поскольку воды нет и охлаждать ствол нечем, а значит и стрелять долго не придется. Белов, отец Серафим и Василь отправились на площадь осуществлять свой дерзкий план. - «Манить дьявола», как назвал идею Георгия святой отец.
Предстояло попозёрствовать на площади, вытащить Старшего с его прихвостнями под пулемётный огонь и закидать гранатами.
Три человека не торопясь вышли на площадь перед управой, внимательно оглядывая черные пятна слепых окон главного городского здания. Навстречу охотникам так же неспешно, вынырнули из управы и рассыпались цепью пять сумрачных фигур. Двое из пяти чудовищ заметно прихрамывали. Подранки. Они одновременно начали обходить кучку людей по флангам, действуя как единый механизм. Белов сроду не видел, чтобы упыри так синхронно и тактически верно перемещались. Обычный налет монстров выглядел так – быстрый хаотичный набег, схватили-утащили кого смогли, если встретили сопротивление – отбежали, вернулись в большем количестве. В поведении этих же тварей без сомнений проглядывался надзирающий контроль Старшего, который сам пока не показался, оставшись наблюдать за подчиненными точно генерал, отправивший солдат в атаку.
Первым нервы сдали у Василя. Гигант взревел, вспомнив недавнюю гибель семьи и ринулся с вилами наперевес к ближайшему упырю, позабыв о гранатах и выданном отцом Серафимом «нагане». С размаху он воткнул острия в широкую грудь существа, насквозь пронзив мускулистое тело – кончики вил выглянули из покрытой шерстью спины. Добивающий удар колуном, обрушившийся на череп подранка в кашу разбил вытянутую лобную кость врага. А потом Василя смяли налетевшие на него со спины два чудовища. Двое других медленно подступали к оставшимся охотникам, попятившимся к бакалее, где засел с пулемётом Серж. Смерть Василя была глупой, не совладал мужик с гневом, хотя с планом боя был тщательно ознакомлен. Но хоть умер, забрав с собой одну из тварей.
Белов с товарищем отступили под самую бакалейную лавку, ожидая, что вот-вот пулемёт плеснёт градом остроконечных пуль по упырям. Но автоматическое оружие молчало. А затем сверху, из чердачного окна выпал округлый предмет, размером с арбуз и покатился, пачкая чем-то тёмным мостовую, к ногам ошарашенных охотников. Уже у себя под ногами Серафим и Георгий разглядели, что предмет, не есть что иное, как голова бедного Сержа с застывшим выражением беспощадной смертной муки на побелевшем лице. Старший обхитрил их…
- Гранаты! – заорал Белов, метко зашвыривая поочередно ручные гранаты РГ-14 в чердачное окно. Святой отец, тем временем, бросил свою пару гранат в приближавшихся упырей и люди, не сговариваясь, бросились в приоткрытую дверь бакалеи.
Взрывы ухнули один за другим сразу после того, как охотники укрылись в бакалее. По стене и витрине хлестанули горячие осколки. Хлюпанье, предсмертные вопли донеслись сладкой музыкой со стороны площади до Белова и Серафима. Судя по многочисленным воплям, достало и до тех двоих, которые убили Василя. Взрывы же наверху прозвучали глуше, и было неясно, насколько эффективной оказалась ручная артиллерия двадцатого века.
- Двое готовых, двое ещё корчатся, - удовлетворенно произнес священнослужитель, осторожно выглянув в проём разбитой витрины и оценив последствия. - Наверху тихо, но проверить не помешает.
- Ага, - буркнул Белов, достав последнюю пару гранат и покашливая. В бакалее сильно несло едким дымом. Обмотал нижнюю часть лица ситцевым платком. Дышать стало полегче. Серафим последовал его примеру. Они подошли к деревянной ступенчатой лестнице, ведущей внутри здания на обширный чердак. Здесь совсем недавно они с трудом заволокли наверх оказавшийся бесполезным пулемёт. Вон даже следы от металлических колёсиков остались на дереве. И грязные отпечатки гигантских лап, поднявшегося к Сержу чудовища, когда они ушли на площадь.
-Бросай! – скомандовал Георгий и четыре гранаты полетели в открытый квадратный люк чердака. Снова бахнули взрывы, правда, три, а не четыре. Очевидно, одна из гранат не сработала. Что ж бывает, дают осечки. Сверху что-то заскрипело, посыпалось, в чердачный проём и в щели потолка повалил удушливый дым. Подождав для верности ещё секунд десять (вдруг рванет с запозданием), охотники стали подниматься по лестнице, чтобы удостовериться, что со Старшим, наконец, покончено. Ни одна живая тварь не переживет взрывов пяти гранат в закрытом помещении. Первым пошел Белов, за ним в пяти ступеньках позади – Серафим.
- Нет тут никого, - раздраженно буркнул Георгий, поднявшийся на разгромленный чердак. Действительно, кроме обезглавленного, иссеченного осколками тела комиссара и разбитого «Максима», чердак был пуст. - Опять скотина удрала, святой отец. Эй, Серафим?!
Ответом стал сдавленный крик позади на лестнице, тяжелый топот звериных лап, звук волочащегося тела. Белов рванул назад, проклиная себя, хитрую нечисть и ситуацию в целом. Конечно же, он не успел. Лишь мимолетная тень мелькнула на выходе из бакалеи, волоча словно тюк его товарища. Охотник побежал за убийцей, не выпуская винтовки из рук и на ходу, подхватив один из выпавших револьверов Серафима. Он гнался за тварью в почти наступившей темноте через площадь, залитую людской и упыринной кровью. Старший был ранен, к тому же волочить пришедшего в себя и начавшего упираться грузного человека, ему было нелегко. Особенно после того, как отец Серафим изловчился и ткнул упыря-предводителя в бок ножом, спрятанным за голенищем сапога. Ошеломлённый неожиданным сопротивлением и резкой болью, Старший выпустил из лап добычу и развернулся к настигающему его Белову, сообразив, что не успеет скрыться в спасительном логове. Даже дважды раненный он был крайне силён и к тому же обладал особой возможностью, о которой противник ничего не знал.
Винтовочная пуля пробила плечевую кость чудовищу, когда оно растянуло огромную пасть для рёва. Но самого рёва не последовало. Зато по площади распространилось глубокое, низкое, вибрирующее шипение и бегущий к нему охотник замедлил шаг, упал на колени, закрыл уши ладонями.
В голове у Георгия царил настоящий ад. Там словно разразился бушующий шторм с громовыми раскатами, бьющий импульсами боли, растекающейся по всему телу. Неподалёку катался от боли по камням священнослужитель, а Старший, перестав шипеть и заваливаясь на одну сторону, неумолимо приближался к Белову, собираясь покончить с надоедливым охотником, кратковременно потерявшим возможность сражаться. Огромный упырь занёс лапу над коленопреклонённым врагом и уже собирался опустить её на голову Георгия, как вдруг град пуль обрушился на него, многократно дырявя мощное тело и отбрасывая зверя от охотника. Заржали взмыленные лошади, и на митрофановскую площадь с гиканьем ворвалась кавалькада из десятка всадников, вовсю паля в поверженного упыря. Белов, ещё плохо соображая, поднялся на ноги и выпустил весь барабан револьвера в морду Старшего, пока на площадь прибывали всё новые и новые кавалеристы.
- Донские! – выдохнул, держась за ушибленную спину отец Серафим, и поспешил на помощь другу, подхватив его под локоть. – Донские на помощь пришли, Жора! Уж теперь мы бесам покажем!
Георгий Белов молча улыбался. Он и сам распознал топот тысяч конских копыт в ночной темноте, охватившей Митрофановку, слышал голоса сотен всадников и далёкий-предалёкий вой других Старших, учуявших тайной связью за многие километры смерть собрата и наступление новой, объединяющей людской силы…