Глава вторая
Хорошо жили отец с матерью, всем на удивление, несмотря на то, что Ганна выходила за своего Михаила без любви, по настоянию родителей, так как в сердце её горела любовь к красивому и высокому Косте Новицкому. Не сразу и не вдруг она полюбила своего мужа, а за его доброе сердце, ласковое отношение и его ангельское терпение. И постепенно растаял лед в сердце Ганны и появились слабенькие, но постепенно крепнущие росточки уважения, сострадания и любви.
Но вот наступил роковой 1938 год, и огромное горе свалилось на их семью. Занедужил Михаил. Случилась у него кишечная непроходимость, и никакое лечение ему не помогало. Еще по молодости, по разным гаданьям, знала Ганна, что станет вдовой, но что это случится именно сейчас, так быстро, она не предполагала и испугалась.
Да и как было не пугаться, если кормилец оставляет её одну с малыми детьми на руках. Она окружила его заботой, стараясь скрасить его последние дни.
- Ганночка, да ты о детишках больше заботься. Мне уже ничего не надо, - говорил Михаил как бы извиняющимся тоном, чувствуя себя виноватым, что заболел, и теперь все не отходят от его постели.
Но Ганна, украдкой вытирая глаза, утешала его, как могла.
- Ну что ты, Мишаня? Ты ещё поправишься, Бог даст. Нельзя тебе нас покидать. Надо детишек на ноги поднять, коли завели их. Мне одной не справиться...
К этому времени у них родились еще сын Гриша и дочь Лидочка. Через несколько дней, чувствуя приближение смерти, уже ощущая её холодное дыхание, Михаил слабым голосом попросил жену принести к нему месячную Лидочку, чтобы еще раз подержать на руках. Ганна исполнила его просьбу. Он подержал дочечку, поцеловал и отдал жене; вдруг глубоко и мучительно вздохнул и весь обмяк.
Вот так безвременно умер Михаил – кормилец и опора семьи, на редкость, горячо любящий муж и отец. Умер в сорок два года, оставив жену и семерых детей.
Похоронили Михаила на сельском кладбище. На похороны приехали все сестры Ганны. Они и организовали его похороны, поскольку сама Ганна из-за горя не могла сосредоточиться ни на чем. Пришел на похороны и Костя Новицкий, девичья её любовь, но его присутствие она никак не восприняла, только головой кивнула, когда он и его жена Зина выразили ей свое сочувствие.
Поминки организовали всем селом, поскольку Ганна не имела возможности на это. Каждый принес на стол то, что мог: кто картошку, кто капусту, кто мясо, кто грибы, кто самогон. После поминок каждая сестра, прощаясь, обещала помощь ей, по мере возможности.
Старшие сыновья, Михаил и Василий, служили в армии, в западной части страны, поэтому приехать на похороны не могли.
Без Михаила большая тяжесть легла на хрупкие плечи Ганны в управлении хозяйством, но семья справлялась, благодаря расторопности Надюши и проворству тринадцатилетнего Петра, накопившему достаточно силенок в свои годы. Ему не надо было дважды говорить что-то сделать, да он и сам хорошо знал свои обязанности. Надюше было пятнадцать лет. Она окончила только четыре класса, а дальше учиться не позволяли семейные обстоятельства, потому что надо было помогать матери.
Ганна, в отличие от мужа, была скупа на похвалу, но достаточно было её одобрительного взгляда, что приравнивался похвале. Надя опять нянчилась, но уже с младшей сестрой Лидочкой, давая матери зарабатывать в колхозе трудодни. Восьмилетняя Женя следила за двухлетним Гришей и помогала, чем могла.
***
По осени на селе начинали справлять свадьбы, вот на одну из них были приглашены Ганна с дочерью. Ганна не могла пойти из-за грудного ребенка, а дочь отпустила, сделав наставление, как вести себя там, где будет много пьяных.
- Смотри, Надя, кушать – кушай, а самогонку или вина не пей, а пей только квас. С мужиками и парнями будь осторожна, а-то, пьяные, они любят приставать к девчатам, таким молоденьким и смазливым, как ты, и могут довести до греха. Так что, вертайся домой засветло. Всё поняла?
- Поняла. Не беспокойся, мамочка: я приду засветло, тем более, со мной будет Верка.
С тем Ганна Надю и отпустила, но было какое-то смутное беспокойство за неё.
... Веселье на свадьбе было в самом разгаре: крики «Горько!», смех, свадебные и веселые песни и пляски под гармошку. Надя от души принимала участие в общем веселье: пела, танцевала, лихо отплясывала, подбоченясь, мелко топоча ножками и поводя плечиками, вызывая восторг у подвыпившей публики. При этом её высокая девичья грудь так и ходила ходуном под лифом ситцевого платья.
Вдруг она заметила, что за ней пристально наблюдает Трофим, один из неприятных мужиков в их селе, и ей стало не по себе.
Мужчине этому было лет тридцать, высокий, но худой и несколько сутулый, в синей атласной косоворотке. Личину его скрывали небольшая редкая бородка и усы, а в глубине бесцветных глаз прятались зло и колючесть. Слыл на селе гулякой и задирой. Узнав о приглянувшейся девушке кое-какие подробности, в том числе, что отца её недавно похоронили, а старшие братья служат далеко отсюда, он решил воспользоваться этими обстоятельствами. Подобравшись к ней сзади, он шепнул ей на ухо, обдавая тошнотворным запахом из смеси табака, самогона и пищи:
- Ух, какая ты аппетитная, краля! Так бы и съел! - и он больно ущипнул её за ягодицу.
- Вы чё? Какая я вам краля? Отстаньте от меня! - возмутилась девушка. Глянув в окно, она обомлела: совсем забыла про наказ матери, ведь на улице уже сгущались сумерки, хоть и было еще не совсем темно. Да еще этот верзила, как на грех, пристает. Она кинулась к подруге, которая разговаривала с какой-то девушкой.
- Вера, быстрее домой! Уже темно на улице! – поторопила она её.
- Щас, погоди немного! - отмахнулась та.
- А ты куда? – Трофим опять стоял рядом.
- Вам-то какое дело? – огрызнулась Надя и снова поторопила подругу. Та нехотя прервала разговор и за Надей направилась к выходу.
- Бежим скорей! Уже темно, и мне от матери попадёт! - уже выскочив на крыльцо, взволнованно проговорила Надя, и побежала легким бегом. Подружка припустила за ней. Преодолеть надо было не менее трехсот метров, чтобы добежать до дома.
Оглянувшись, Надя увидела бегущего за ними человека. «Это он!» - похолодело у неё в груди, и побежала еще быстрее. Бегущий за ними не только не отставал, но даже догонял их. На полпути к дому он догнал Надю и схватил её в охапку.
- Пусти, гад – кричать буду! - зашипела девушка и обратилась к подруге, - Вера, помоги!
Видя, что подружка заметалась, не зная, как помочь, мужчина грозно прикрикнул на неё:
- А ну пошла, пока и до тебя не добрался! – и та от страха побежала от них.
Не теряя времени, Трофим потащил упиравшуюся Надю в кусты и там повалил наземь. Закрыв ладонью ее рот, он угрожающе прошипел:
- Не ори, а то придушу!
У девушки не было выбора, и она подчинилась насилию, стиснув зубы и зажмурив глаза...
Сделав своё постыдное дело, он не преминул её предупредить и сказать о своих планах.
- В твоих же интересах молчать об этом - усекла? Понравилась ты мне. Думаю, это не последняя наша встреча.
Вся в слезах, Надя брела домой. Ганна, увидев, что на улице уже смерклось, а дочери всё нет, решила идти за ней. Она сердцем почувствовала, что с дочерью случилось что-то неладное, ведь не зря ей сон плохой снился. Вдруг ей послышался прерывающийся плач, который постепенно становился громче. Кто-то шел навстречу. Различив в сгустившихся сумерках фигуру дочери, бросилась к ней:
- Доченька, почему так поздно? Что случилось?
- Ой, мамочка, что теперь будет?! - Надя с рыданием пала матери на грудь.
- Тише, тише, милая! Пойдем, дома всё расскажешь!..
***
- Вот погуляла, так погуляла! – горестно закачала головой Ганна, узнав ужасную историю, случившуюся с дочерью.
- Ах, он супостат! Холера чтоб его взяла, окаянного! Чтоб ему ни дна, ни покрышки! - принялась ругать насильника Ганна и, словно опомнившись, перекрестилась и промолвила:
– Прости, Господи, душу мою грешную за слова нехорошие! Да что делать-то нам, бедным, - не благодарить же его, насильника? – и взяла руку дочери в свою: - Бог ему судья, Наденька, за то, что сотворил с тобой! Но все равно это даром ему не пройдет.
- Мам, а что теперь делать мне? Боюсь, что он от меня не отстанет. Вот, куда мне деваться? – сокрушалась Надя, в надежде услышать от матери мудрые спасительные слова.
- Ты сейчас не думай об этом, - стала успокаивать её Ганна. - Самое главное, что живой-невредимой оставил! А ты.., а тебя на днях к Фене, тетке твоей, отправлю, во Владивосток. Думаю, она тебя примет: чай не чужие мы ей - сестра как-никак мне родная, и знает тяжелое наше положение. Там поживешь некоторое время, а дальше, как Бог даст.
Мысль отправить дочь к сестре, что жила далеко от них, пришла Ганне совершенно случайно, и она за неё ухватилась. Ведь обещала на похоронах помочь, если что. Хоть и сознавала мать, что очень трудно будет обходиться без такой умелой и расторопной помощницы, но всё же любовь к дочери и забота о ней одержали верх.
В течение двух недель Ганна снаряжала дочь в поездку во Владивосток. Сердцем чувствовала, что расстаются надолго, а куда деться? Не будет в селе Нади, и не на кого будет кивать и пальцем показывать, мол, вот с ней сделали то-то и то-то. Такова людская сущность: судить-рядить любого, кто на глаза попадет, а на чужой роток, как известно, не накинешь платок.
Выручив немного денег от продажи яиц, сала и молочных продуктов, Ганна отдала их дочери на билет и другие сопутствующие расходы, собрала ей в дорогу два небольших узла – один с одеждой, другой с провизией для дочери и сестры, чтобы та хорошо приняла племянницу. Не забыла написать Фене сопроводительное письмецо с просьбой помочь с приютом и трудоустройством дочери, которое поместила в сверток с документами.
В день отъезда Ганна посадила Надю с поклажей на колхозную подводу, что направлялась на станцию, и еле сдерживая слезы, попрощалась с ней, наказав регулярно писать домой письма.
продолжение http://proza.ru/2020/09/09/330