Наше лескенское детство всегда изобиловало яркими событиями, которые не давали скучать никому - ни нам самим, ни нашим родителям.
Мы каждый день придумывали себе безобидные, как нам тогда казалось, развлечения: мастерили ружья, стрелявшие из мелкокалиберных патронов, лазили по стенам глубоких оврагов, заполненных водой, цепляясь за выступающие из склонов корни растений, бегали по пятиметровым верхушкам стен сгоревшей школы, и даже становились самыми настоящими радиохулиганами, выдавая в эфир неприличные слова азбукой Морзе.
Но нам всегда было мало.
Нам всегда не хватало действа, чего-то нового, чтобы адреналин вёдрами выплёскивался в кровь, поэтому мы были в постоянном поиске.
В начале 80-х годов партийное руководство села объявило беспощадную войну азартным играм.
К тому времени эта пагубная страсть поглотила большинство молодых людей Лескена, и даже многих взрослых.
Несчастные проигрывали целые зарплаты небольшой группе профессиональных игроков, которые, по странному стечению обстоятельств, появлялись всякий раз точно в день выдачи зарплаты в совхозе.
Играть в карты, даже в «дурака» было запрещено категорически.
Из магазинов изъяли все имевшиеся колоды игральных карт, а остатки, находившиеся у населения на руках, постепенно, в ходе рейдовых мероприятий, так же ликвидировались активистами.
Карточные игры в Лескене стали настоящей опасностью.
Поэтому мы вечерами, под покровом таинственности, сами стали рисовать игральные карты.
Иногда удавалось достать лист ватмана, и тогда карты получались очень даже приличными.
Но обычно мы рисовали на тонкой бумаге из школьных тетрадей, и тогда карты выходили так себе.
Играли мы чаще всего в «дурака», но иногда, чтобы почувствовать себя взрослыми, играли в «секу» на спички или на удары картами по ушам.
Нас часто ловили активисты, уничтожали инвентарь и, отвесив каждому по подзатыльнику, отправляли по домам.
Мы рисовали новую колоду и продолжали ходить по лезвию бритвы.
Но однажды на меня пожаловались отцу, и он строго настрого запретил играть в карты под страхом мер физического воздействия на нижние полушария.
В один летний день я работал в нашем огороде - подвязывал помидоры - и увидел, что у соседей под ветвями огромного орехового дерева собрались старшие ребята и играли в карты.
Я присмотрелся.
Судя по тому, что как раз в это время кому-то отвешивали удары по ушам, играли в «секу».
Не удержавшись от соблазна и забыв про запрет отца, я бросил помидоры неподвязанными, перепрыгнул через забор и добежал до секистов.
Они играли не нарисованными картами, а новенькой колодой. Даже коробка с тонкой упаковочной бумагой лежала рядом.
У одного из ребят ярко горели уши. Видимо, он проигрался, и не раз.
Он встал, сказал, что с него достаточно и, потирая раненные уши, поплёлся домой.
Я напросился в игру.
Меня приняли, но предупредили, что никаких поблажек за возраст не будет, и, в случае проигрыша, мне надают по замечательным лопоушам по-взрослому.
Игра складывалась как нельзя удачно.
Я уже надавал всем троим соперникам по обоим ушам по несколько раз, от чего их уши приобрели приятный бордовый оттенок.
Карта, что называется, так и пёрла. Правда, мне было жаль ребят, поэтому я стал бить не очень сильно.
В этот день я ни разу не получил по ушам, но бдительная соседская бабуська на вечерних посиделках невзначай рассказала, что вроде бы видела меня играющим в карты под большим орехом. Но не уверена точно, и скорее всего она ошиблась.
Отец тогда позвал меня и ещё раз детально рассказал про последствия непослушания.
Я сделал невинные глаза и клялся не играть.
На следующий день, униженные поражением старшие ребята сами позвали меня в игру, чтобы получить реванш.
Даже не реванш, а сатисфакцию.
Они сговорились против меня.
Я стал проигрывать чуть ли не каждую пульку.
Через пятнадцать минут у меня так опухли уши от ударов, что ребята сами испугались и сказали идти домой.
Уши нестерпимо горели и болели.
Какой-то из ударов сломал мне правое ухо и оно стало огромным.
Я был похож на несимметричного слонёнка Дамбо.
Пришлось возвращаться домой огородами, чтобы меня никто не смог увидеть.
Дома я делал примочки водой, прикладывал холодные железки, даже намазал уши зеленкой, но уши так и оставались огромными.
Особенно правое.
А теперь ещё и зелёными.
В самый разгар процесса смывания зелёнки с ушей зашёл отец.
- Фарт окончательно отвернулся от меня...- успел я подумать.
Отец с минуту смотрел на своего, внезапно превратившегося в Чебурашку, сына, испытывая целую гамму чувств, зримо отражавшихся на его лице.
- Я не стану тебя наказывать. Ты сам себя наказал. Ты дал мужскую клятву своему отцу, и не сдержал её. Пусть тебе будет стыдно! - сказал он очень тихо.
Я всплакнул, но не от физической боли, хотя уши разболелись ещё сильнее.
Мне было стыдно.
Несколько дней я сидел дома, пока зеленка окончательно не сошла, а опухоль не спала.
Отец тогда предупредил, что если я ещё хоть раз сыграю в «секу», то он сам намажет мне уши зелёнкой и отправит на улицу.
Меня так никто и не увидел с зелёными ушами, потому что я никогда больше не играл в «секу», и в другие азартные игры.
Не играю до сих пор, чего и вам всем желаю.
#аланскиехроники