Желтые листья танцевали безумный вальс. Уходящий сентябрь беспечно щедрою рукою осыпал золотом кроны деревьев. Яркое солнце своими лучами уже не могло разогнать легкий морозец, что явно, особенно по утрам, ощущался в воздухе. По ночам все чаще завывали северные ветры, предвестники ранней и вьюжной зимы.
Тере не приходилось скучать — люди набрались смелости и протоптали тропинку к её дому. Их было не слишком много, но они были; и никто из них не приходил с пустыми руками. По пустякам не беспокоили, боялись, приходили, когда уже не оставалось другой надежды.
Колдунья готовилась к зиме, как и все в лесу. Не чуралась тяжёлой работы, хоть с детства и не была приучена к ней: заготавливала дрова, сушила ягоды, собирала орехи и грибы. Локи приносил мясо и рыбу; вместе вялили и коптили.
Пришла пора Летящих Паутинок, среди людей называемая бабьим летом. Установились на удивление тихие ласковые дни и теплые безветренные ночи. Тера спала при открытых окнах.
В одну из таких ночей её разбудил грохот тяжёлой входной двери, которою словно собирались выбить. Женщина села на кровати, прижимая руку к груди, пытаясь унять тяжело колотящееся сердце — на какой-то очень неприятный миг показалось, что она возвратилась в прошлое.Тот, кто влетел в её дом, споткнулся в спешке о табурет, грохнулся на пол и зашипел. Тера с облегчением выдохнула из легких застрявший там воздух. Выбила искру огня на фитиль лампы и вышла из спальни. На полу сидел Локи. С гримасой раздражения и боли он с какой-то беспомощностью тёр ушибленный локоть. Колдунья опустилась на колени рядом с ним, взяла за подбородок и заглянула в глаза — они блестели от едва сдерживаемых слез.
— Что случилось?
— Моя сестра.., — тролль судорожно вздохнул, — Лакама... Она умирает!
Он резко дернулся, освобождаясь от руки Теры. Потёр лицо руками, затем поднялся и уже спокойнее продолжил:
— Она никак не может разродиться своим первенцем.
— Ты прикасался к ней?
Женщина поднялась и подошла в плотную.
— Что..?
— Ты гладил её по волосам или брал за руку, перед тем, как прийти сюда?
— Да... Я успокаивал ее. Тебе зачем это?
— Нужно. А теперь помолчи.
Она взяла ладони Локи в свои и замерла, на несколько секунд ушла в себя. Тролль пытался рассмотреть её глаза при колеблющемся свете масляной лампы, но видел лишь бездонные провалы, заполненные клубящейся чернотой. Через некоторое время Тера освободила свои руки и отошла к шкафу, заставленному долгохранящимися снадобьями. Чем-то, известным только ей наполнила две маленькие, с большой палец руки, склянки, тщательно закупорила их и протянула подошедшему Локи.
— Запомни! Вот эта неполная, пусть Лакама выпьет из нее весь настой. А из этой бутылочки половину разотрешь ей по животу, остальным смажешь племянника, когда он родится.
— С чего ты решила, что это он?
— Вижу, — женщина подтолкнула тролля к двери. — Не задерживайся! Иначе можешь не успеть. У меня нет силы воскрешать из мертвых.
Локи очень хотел поблагодарить её, но не знал, какие слова подобрать для этого. Он лишь крепче сжал драгоценную ношу в кулаке и что есть силы бросился бежать через полночный лес.
В поселении стояла мертвая тишина. Локи остановился у пещеры, где теперь жила его сестра, пытаясь унять нервно колотящееся сердце. Он со страхом отодвинул полог, закрывающий вход, ожидая самого худшего. В общем помещении никого не было. В спальне, кроме Лакамы, находились еще три троллы — две девочки-подростка сидели у стены, старая повивальная бабка стояла на коленях в головах роженицы и, раскачиваясь, на низкой ноте тянула монотонный напев, предназначенный отогнать злых духов, мешающих ребенку выйти. Локи сразу увидел, что старая тролла занимается его сестрой лишь для очистки совести, уверенная, что ни ребенку, ни молодой матери не выжить.
Лакама лежала неподвижно, с посеревшей кожей, но еще жила, хотя дышала с трудом; тело от непрекращающейся боли словно окаменело, не оставалось сил даже на то, чтобы застонать.
Локи приблизился к кровати и наклонился над сестрой. Очнувшаяся от легкого транса повитуха сделала попытку воспрепятствовать ему, но он глянул на неё так, что та сочла за лучшее переместиться поближе к выходу. Тролль провел по волосам молодой женщины, коснулся её лба — кожа была горячей и влажной. Он торопливо откупорил склянку и вылил содержимое в рот Лакаме.
Она глотнула с такой поспешностью, словно её мучила сильная жажда, но Локи не решился дать ей сейчас воды. Лишь в поддержке сжал её руку и очень скоро почувствовал, как начинают расслабляться застывшие в судорогах мышцы. Серость сходила с лица, на смуглых щеках вновь проступил легкий румянец. Лакама открыла глаза, узнала своего брата и улыбнулась. Он вспомнил, что ещё ему нужно сделать и, не глядя на мешавших ему здесь своим присутствием женщин, приказным тоном произнес:
— Уйдите!
Повитуха не стерпела такого обращения и зафырчала:
— Что ты себе позволяешь?! Ты...
— ВОН!!! — в ярости заорал Локи.
Пискнув, девочки-подростки исчезли так быстро, что после них образовался сквозняк. Старуха съежилась и прикрыла глаза, пряча свой страх. Она заковыляла к выходу, бормоча проклятия на голову тому, кто так грубо решается нарушить вековые устои.
Когда за ней закрылся полог, тролль полностью оголил живот сестры и откупорил вторую склянку; жидкость очень быстро впиталась в кожу. Локи вдруг со все ясностью осознал, что сейчас должно произойти, и замер, не зная, что же ему теперь делать дальше. На помощь пришла Лакама. Она позвала его:
— Братик! Тебе придется принять роды! Ты всех разогнал.
Их глаза встретились: в её взгляде покой и тихое счастье, в его — паника.
— Но как?! Я не знаю!
— Спокойно, — Лакама тихо рассмеялась, — он сам выйдет. Мы чувствуем себя просто прекрасно. Ты просто стань ТАМ и следи — может ему нужно будет чуть-чуть помочь.
Локи закупорил ополовиненную бутылочку, поставил её на табурет и встал в ногах роженицы. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться и унять дрожь в руках, и подумал, что этот опыт он до конца своих дней не забудет.
Малыш-трольчонок действительно появился очень легко и быстро. Лока по указанию сестры обрезал и перевязал пуповину, натер малыша оставшимся настоем и, завернув в кусок белого полотна, передал матери. Ребенок смешно сморщил крохотный носик и внезапно заорал в полную силу своих легких, перепугав новоявленного дядю.
— Что с ним?!
— С ним все в порядке! — Лакама взяла руку брата и прижала к своей щеке. — Успокойся — ты сделал все прекрасно, — она зевнула. — Я так хочу спать...
Стремительный поток воздуха заставил обоих повернуть голову в сторону входа — с силой отбросив мешавший ему полог в комнату ворвался Тутен, муж Лакамы, явно науськанный обиженной бабкой-повитухой. Его взгляд, направленный на Локи, полный праведного гнева, при внезапном осознании того, что в помещении раздается здоровый и требовательный крик грудного ребенка, стал стремительно приобретать выражение растерянности и неверия. Он напрочь забыл о присутствии шурина, когда увидел свою молодую жену живой и здоровой, и орущего младенца, недовольно барахтающегося у нее на руках.
Тутен с трепетом взял своего первенца. Лакама удовлетворенно вздохнула и тут же провалилась в блаженную дрёму. Малыш на руках своего отца успокоился и уснул вслед за матерью.
Тутен повернулся к Локи.
— Старая Гильха сказала, что сделать ничего нельзя... А когда она пришла жаловаться мне, что ты ворвался туда, где тебе находиться не следует, и выгнал всех, чтобы надругаться над своей умирающей сестрой, я бежал сюда только с одной мыслью — убить тебя... Как ты смог сделать то, что даже опытная повитуха считала невозможным?
Локи отступил назад и слегка задел ногой табурет, на который хотел опуститься. От этого движения стоящая на его краю склянка с тихим звоном упала на пол. Молодой тролль поднял её и зажал в руке, не зная, как ответить на вопрос зятя.
— Неужели это ведьма снизошла до нас?
Тутен уложил ребенка в приготовленную заранее колыбельку, которую полностью сделал своими руками, удостоверился в том, что тот крепко спит, и целиком обратил своё внимание на шурина, а тот всё ещё колебался, стоит ли рассказывать о Тере, даже в такой ситуации. Лакаме он бы выложил всё без утайки, а вот другим... Вздохнув, всё же решился.
— Нет. Я не был у нашей ведьмы, — Локи помолчал. Потом, всё ещё нерешительно, продолжил: — Ты же знаешь о старом заброшенном доме. Несколько месяцев назад в нем поселилась... колдунья. Это у неё я сегодня просил помощи.
— Колдунья? Откуда она?
— Она... женщина... Человеческая женщина...
Тутен от этих слов словно на стену налетел. Вся дружелюбность и благодарность испарились из его взгляда, словно он никогда и не испытывал подобных чувств. Сдавленным голосом, на вдохе, он переспросил:
— Что-о? — человек?! Ты позволил себе общаться с этим мерзким созданием???
Локи взъярился. Шагнув к зятю, он схватил его за рубашку и почти в самое лицо прошипел:
— Ты уш-ш-ше ус-с-спел с-с-сабыть, что это "мерс-с-ское с-с-создание" с-с-спас-с-сло ЖИЗНЬ твоим жене и с-с-сыну?!
Оттолкнув Тутена, он шагнул к выходу и едва не столкнулся с повитухой, за которой почтительно семенили маленькие помощницы. Пока шёл через общее помещение, слышал за спиной охи и маловразумительные восклицания. Локи раздраженно мотнул головой, выходя на улицу, под бесконечно далекое звездное небо. Радость за сестру была неполной — её подтачивал мерзкий маленький червячок тревоги. Если Тутен расскажет обо всем старой Гильхе, она так просто этого не оставит. Локи всю свою недлинную жизнь провел среди своего народа и сейчас таким дерзким поведением фактически бросил вызов всему племени; он не преувеличивал, когда напоминал Шуке, что за общение с человеком могут изгнать... Это в лучшем случае.
Он не ушёл далеко. Взобрался на невысокий плоский скальный выступ в паре шагов от пещеры и лег на спину, бездумно глядя на звезды. Адреналин бродил по крови, уничтожая всяческий намек на сон. Локи хотел бы сбежать к Тере, — она могла успокоить его, хоть немного, — но не решался оставить сейчас Лакаму.
Ночь уже близилась к концу. Гильха и е8е ученицы покинули дом, где в их помощи больше не нуждались. Локи почувствовал присутствие Тутена и сел, в тоскливом ожидании вглядываясь в темный силуэт, не зная, чего ему ожидать. Молчание длилось не слишком долго.
— Я не знаю, почему твоя... колдунья решила помочь нам. Но она все же сделала это, и я... хотел бы хоть немного отблагодарить её, пусть она и принадлежит племени наших давних врагов.
Локи спрыгнул вниз и встал напротив своего зятя. Тот протянул ему корзину, наполненную едой.
— Прости, что был несдержан, и... спасибо тебе за то, что ты сделал.
— Она моя сестра, и я должен был использовать любую помощь. Лакама..?
— С ней все хорошо. Она и ребенок крепко спят.
Тутен сжал руку шурина и вернулся в пещеру. Локи запрокинул голову и зажмурился. Губы сами расползлись в улыбке. Если бы он был здесь один, то заорал бы, что есть силы, выбрасывая накопившееся напряжение.