Алый отблеск зари. Глава 16

Татьяна Чебатуркина
         Глава 16. Неожиданность

      Если бы Максиму, хоть бы, одним словом, судьба-индейка шепнула в ушко на рассвете самого крепкого сна, что попадет он на службу в те места, где в далеком 1961 году чуть не приводнился в Волгу первый в мире космонавт Юрий Алексеевич Гагарин, он бы точно с кровати рухнул.

      Два огромных промышленных города, крепко связанные двумя шикарными мостами через Волгу, редкие лесочки и бескрайняя ровная степь, с аккуратными прямоугольниками распаханных полей и бесконечными лентами разбежавшихся до горизонта дорог — стали местом его службы.

      И, когда Максиму удалось дозвониться в выходной день до Ярослава, тот сначала не поверил, а потом сорвался со своей невозмутимости и почти десять минут кричал в трубку:

      — Максим, Максим! Там же мое село! Представляешь? Всего за двести километров! Я позвоню деду, и он к тебе обязательно приедет с бабушкиными пирогами! Вот так удача! У нас народ на рынок по субботам специально в Саратов ездит! А в Энгельс — в больницу! Половина нашего класса там учится в вузах и колледжах. Вот так тебе повезло! И к самолетам попал, как хотел! Увидишь, какой там у нас простор земной!

     Сначала Максима в учебке промариновали целый месяц, потом определили в Энгельс на охрану аэродрома. Краеведческий музей, планетарий Саратова, стремительно застраивающиеся многоэтажками улицы Максим увидел в один из воскресных дней в начале декабря.

      А когда повезли на присягу на место приземления первого космонавта, зимняя непогода уже успела подбросить снежка на придорожные лесополосы, которые, потеряв лиственный наряд еще в ноябре, давали возможность любоваться бескрайним простором рукотворного Волгоградского водохранилища, свинцово отсвечивающего своими упругими волнами.

       Обрывистые склоны глиняных холмов, заросшая высокими деревьями естественная котловина, стелла с устремившейся в небо ракетой и памятником первому космонавту, дорожки, обсаженные соснами, галерея из портретов — барельефов других космонавтов из первого отряда, капсула — кабина и столб с табличкой на месте приземления — все это Максим выхватил взглядом, когда выходили из автобуса.

      Внимательно слушали слова худенького экскурсовода, который, тоже взволнованный происходящим, своими словами пересказал воспоминания Юрия Гагарина:

      «Внизу блеснула лента Волги. Случилось, как в хорошем романе. Мое возвращение из космоса произошло в тех самых местах, где я впервые в жизни летал на самолетах».

      Биографию Юрия Гагарина все знали давно, но вот эта торжественность необычной обстановки, пробивающаяся осознанность необъятности и мощи страны заставляли как-то по — особенному воспринимать начало армейской службы.

      И уже после процедуры присяги — почти уверенное убеждение самого себя: «Я тоже научусь и буду летать!»

      А потом огромная неожиданность и радость несусветная от встречи с дедом Ярослава, Иваном Васильевичем, который приехал на своей «Ниве» на присягу с большой сумкой гостинцев. Ярослав постарался, предупредил. И Максим опешил, когда молодой лейтенант вдруг предупредил:

      — Скажи своему дедуле, чтобы ехал за нашими автобусами на своем «Мерседесе» до части. Там с ним и поговоришь. Думаю, капитан разрешит.

      Неизвестно, чем приглянулся дед Иван капитану, но на два дня перед немецким рождеством Максиму выписали увольнительную.

      — Вот сейчас мы с тобой нырнем в наше Заволжье, — Иван Васильевич приехал в часть засветло, сразу после завтрака заторопился, забрал Максима и на разрешенной скорости на  чистом от снега шоссе начал расспрашивать Максима о родителях, о дружбе с Ярославом, о ребятах, с кем попал в одну часть.

      — Вот, не думал ты, не гадал, а половину страны на поезде проехал. И мой внучок на Север попал. Должны вы, птенцы, за год опериться. Срок невелик, но, поверь мне, совсем другими людьми станете. Я даже зауважал Ярослава еще сильнее, когда он не стал прыгать по нашей указке в первый попавшийся вуз. Какой у выпускников сельской школы выбор обычно: пед, мед, сельхоз и политех? И бравада потом — попал в престижный университет. А судьба тебя потом с этим выбором так повяжет, что поздно с коня прыгать будет, если вдруг глаза раскроются, что не в те сани сел. Это, как в любви. Повезло влюбиться и найти свою половинку — счастлив на всю жизнь с одной. И другой не надо. А занесло в клумбу и начал перебирать то ту, то другую, то третью — вот и мочалит тебя жизнь безжалостно. Вроде жил, а радости не нажил. Девчонка есть у тебя? Будет из армии дожидаться?

     Максим рассмеялся:

     — Да не доверяю я женщинам, Иван Васильевич, если честно. И некогда мне будет с ними церемониться. Не вернусь я в свою деревню — буду на летчика учиться. Всю жизнь, если потребуется. Весной буду заявление подавать в летное училище. Дурак, не старался в школе, плевал на учебу. Подал вчера рапорт капитану, чтобы разрешили мне готовиться к пересдаче ЕГЭ во время увольнительных. Родителей попросил учебники выслать.

      — Серьезный ты, Максим, однако, парень! — Иван Васильевич достал из бардачка шоколадку. — На, похрусти, ехать еще пару часов, чтоб спать не хотелось. Видишь, как мало снега пока выпало, а морозы свирепые. Пожжет сады, и виноградники могут пострадать. Укрыл бы снегом землю Мороз Иванович, душа бы не болела.

       Сизое шоссе убегало стремительно в шеренге выстроившихся замороженных деревьев с одной стороны, от которых дробились свинцовые волны рукотворного моря, а с другой мелькали неприметные деревеньки и тянулся до далекого горизонта бесконечный простор одноцветной темной степи.

      Дом Ярослава ничем не выделялся на широкой сельской улице среди других домов. Не было надстроено никаких вторых этажей под шиферной крышей. Металлический забор, покрашенный синей краской, разросшиеся кусты сирени под окнами, простой кирпичный гараж создавали впечатление добротности и прочности. За домом теснились достаточно взрослые раскидистые стволы фруктовых деревьев.

      Через просторную веранду шагнули в теплую пристройку, наполненную соблазнительными запахами гуляша и борща, вперемежку с ванильным ароматом готового торта, которые вырывались из распаханной двери приличной по размерам кухни.

     В большом зале было мало мебели, посередине был накрыт старинный круглый раскладной стол. На подоконниках толпились горшки с яркой ухоженной зеленью цветущих гераней и белых неизвестных цветов. По двум стенкам три двери загораживали выход в другие комнаты. В углу возле черного старинного пианино серебрилась игрушками украшенная сосна под потолок.

     Двери распахнулись почти одновременно. И сразу в прорезавшиеся через узорные оконные занавески осторожные солнечные лучи вплелись несмелые сначала голоса бабушки и сестер Ярослава, звонкий смех Инны, басок деда, и всем сделалось жарко и весело.

      Максим освоился тотчас. Его несколько смутила слегка располневшая фигура матери Ярослава, но она крутанулась перед ним в тапочках и сообщила, не прячась, за словами:

     — В мае у Ярослава появится маленький братишка. Но он об этом пока не знает. Стесняюсь ему говорить. Выручишь меня? Скажешь другу при случае, а я уж потом буду оправдываться.

      Сестренки сначала дичились, хихикали без повода, потом старшая, четырнадцатилетняя Вера вынесла пакет с бантом, а младшая, двенадцатилетняя Надя объяснила, что это рождественский подарок Максиму. В пакете лежал мужской махровый шарф и кожаные на меху черные перчатки.

      Бабушка Наталья обняла и поцеловала Максима, при этом прослезилась. Иван Васильевич вручил теплый синий свитер с какой-то замысловатой надписью.

     Зажгли гирлянды на сосне, перепробовали все блюда, а, самое главное, рождественского, запеченного в духовке до коричневой аппетитной корочки, гуся. Выпили шампанского за здоровье всех присутствующих и отсутствовавших. И дед объяснил Максиму, что они — лютеране, но в последнее время после возвращения уважаемая Наталья Ивановна стала посещать церковь в селе, утверждая, что «Бог один». И подружилась с батюшкой, хотя читает молитвы на немецком языке.

     Вечером всей большой толпой сделали два больших круга по освещенному центру, где играла музыка, и было празднично от огромной нарядной искусственной елки и залитого катка в центре сельской площади.

     Девочки неплохо играли на пианино по очереди, радуя стариков. И, укладываясь спать на диване в комнате Ярослава, Максим почувствовал необыкновенное чувство защищенности и покоя в надежном гнезде, где тебя не дадут в обиду, спасут от беды и просто пожалеют.

     Утром за завтраком Максим не удержался и спросил у Инны:

     — Вижу, не понравилась вам наша болотистая тайга? Конечно, тут такие города под боком, дороги асфальтированные, газ проведен во все села. Цивилизация! Только, как же вы бросили Александра Владимировича одного? Вы же его любите? Сопьется он там без вас.

      Иван Васильевич промолчал, отвернулся к окну, бабушка Наталья прикрикнула на девчонок, которые демонстративно старались показать гостю, что он их не интересует, а сами завели какой-то отвлеченный разговор о вчерашнем американском фильме, то и дело, бросая в его сторону несмелые взгляды.

      Инна пододвинула к Максиму тарелку с фаршированными мясом блинчиками:

      — Ешь, дорогой, и не расстраивай меня. Тайга мне каждую ночь снится, но пока тут обживаться будем. И подождем, когда Ярослав год отслужит. Как там в сказке: «Скоро слово сказывается, да не скоро дело делается». Все сама жизнь по полочкам расставит. А насчет Александра Владимировича ты зря так печально. Он очень сильный духом товарищ, мы с ним нигде не пропадем. Представляешь, Максим, они с Ярославом друг другу письма пишут! Писатели! Матери — один телефонный звонок, а отцу непутевому — письма. Саша всегда раньше был интересным собеседником, а Ярослав вырос молчуном. Скучает там вдалеке от дома, вот и прорвался интерес к чужому дядьке. Правда, деду и бабушке он тоже пишет.

       Полдня пролетели незаметно. Максим удивился вместительным книжным шкафам в комнате Ярослава, пожалев, что сам был не частым гостем в своей сельской библиотеке. Залез в толстую тетрадь с мудреными шахматными задачами, в которой было несколько вырезок из областной газеты с упоминанием фамилии Ярослава в числе победителей решенных шахматных композиций.

     Да, Ярослав на два или даже на три шага обходил его, Максима, отличаясь и количеством похвальных листов за учебу, и спортивных грамот. А, самое главное, Максим понял, что никто не принуждал его друга. Просто рядом был пример настоящего трудяги, степенного и всезнающего деда, доброй и несуетливой бабушки, и в неком отдалении — любимой матери, которой Ярослав тоже все время старался что-то доказать.

     Расставаться не хотелось, но Иван Васильевич поторопил:

       — Ничего, Максим, Мы к тебе в гости с девчатами на двадцать третье февраля обязательно приедем. А нам надо поспешить. Дал слово вашему капитану, что к вечерней поверке обязательно вернемся. И гуся ему жареного отвезем. Инна специально двух запекла. У капитана мать — немка, пусть он тоже себя за домашним столом почувствует. Разносит нас всех судьба по стране, а домашний огонек все равно у каждого в душе теплится. И служивых своих собратьев угостишь — тут Инна целый пакет наложила гостинцев.

     В дороге незаметно Иван Васильевич начал расспрашивать об отце Ярослава, и Максим, увлекшись, выложил историю летней трагедии на заимке и ее благополучного финала. Только вернувшись в часть, уже засыпая на казенной кровати, Максим понял, что, оберегая родителей, Инна им так ничего и не рассказала.

      Предыдущая 15гл.  http://proza.ru/2020/10/08/1047

      Следующая 17 гл.  http://proza.ru/2020/10/09/1811