Я увидел его первым.
В тот день я устал как никогда. Возраст даёт о себе знать. Вымотался в работе. Осенние дела отсрочке не подлежат. Всё успел, что задумал, оттого вечер выдался радостным и уютным. Так бывает всегда, когда свершится задуманное. И сон с той усталости обещал быть глубоким и интересным. Будущее сбывается, когда прошлое проходит намеченным курсом. Провалился в сон разом, только глаза успел прикрыть.
Проснулся средь ночи. Сна как не бывало. Вроде как выспался, а времени ещё мало прошло. Глубокая ночь, спать надо, с утра снова в работу. Так и маялся в постели с открытыми глазами, пытаясь понять, отчего не спится.
А за окном происходит что-то невероятное, светло как днём. Вышел, а там – белым бело! И луна в полнеба сияет.
Снега выдаются поэтам немараным чистым листом. Пишите, творите. Для неба вы явитесь чистым холстом.
Надышался снегом и уснул. Будто оторвали меня ненадолго ото сна. Похвастались и отпустили.
Проснулся рано, до рассвета. Окончательно отошёл от сновидений как раз к началу зачинающегося дня. Природа хвастала свежей одёжкой, блестела радостно, играючи. А люди подзабыли всё это: деревья в инее, дорога серебром. Побаивались мы скорых морозов. Боялись – признайтесь. А оно вон как, оказывается, - свежо и весело. И воздух свежий – не надышишься.
Писать на снегу можно детям, некрепкие мысли чисты. По чистому думают люди, их мысли там тоже важны. Рисуют по снегу все звери: и лоси, и волки; коты. Рисуют, кому как сподручно – копытами, носом; хвосты.
Тут главное не навредить, не разрушить красоту грубостью: «Ну вот. Опять зима пришла. Снова кутаться придётся с холодов». Первый снег нежный, тает со слова злого. Мысли о нём принимаются цветастыми, самые приемлемые – голубые. Чернь и серость ни один снег не стерпит.
За работой и не заметил, как закапало всё вокруг. Не готова ещё природа к белым одеждам, морозами не окрепла. Примерилась к зимней моде, похвастала и оставила снежную свежесть на праздный день. Гора открыла свою серую суть, посуровела, как и положено ей. Деревья почернели, загрустили. В зиму дереву спать положено, растению для жизни тепло нужно. Зима на тепло скупа, и укрывала для деревьев пока не дадены. Трудно им в осень приходится. Заскучали…
Грусть и радость – чувства светлые. Только в осень дано нам грустить. Радостно повсюду так, приветливо. Грусть и радость в осень смешана - счастье ждёт нас скоро, стало быть.
Опять наработался к вечеру. Сколь не сравниться осени с зимними морозами, но дом и сегодня требует обогрева. Дому нужно тепло. Нетопленный, он стареет так же, как и люди, теплом обделённые.
Жалко мне использовать сухие дрова и уголь, когда погода возле ноля вертится. Повалил я на днях пару вязов за оградой, что на баню да сараи заваливались, линию электропередач норовили повредить своими разросшимися ветвями. Аварийные деревья - бесспорно опасны.
Два года пришлось спорить с соседями по поводу валки. Деревья эти мне весь огород засоряли. По лету сорняк заскучать не даст, а тут ещё эта поросль деревянная!
Мучился, ругался, а тут взялся молчком, да повалил. Кто осудил меня за вандализм, а кто и похвалил: просторы открылись. Я-то знаю – деревья отрастут ещё. За вязом уход необходим, подрезка. Когда их рост на самотёк отпущен, они опасными становятся.
Перед домом я давно уже пару пеньков оставил той же породы. Пеньки обросли, я теперь из них шарики делаю. Всем нравится. Хотелось бы изобразить что-нибудь из них, да какой из меня художник…
Вязы – древесина кручёная, колется плохо, не в пример берёзе. Чурки я отложил на зиму. Замороженные, они с прикосновения лопаются. Топлю же напиленными ветками, которые без рубки в печку влезают. Плохо они горят непросушенными, зато долго – то, что мне и надо в осенние мягкие морозы.
Закинул хворосту в печку, пусть горит, мне мусора меньше останется. Сжигать мелочь в печи неудобно, пока скрутишь её нужным пучком, а он всё одно в печку лезть не желает, цепляется вылезшей веточкой за дверцу. Горит хворост в минуту, и огонь требует новых жертв. От печки не отойти. Ещё листья эти, зелёные – отваливаются, засоряют всё вокруг. Одна морока с этим хворостом!
А ветки в печи застонали вдруг, запищали жалобно. Живые ещё, не желают с жизнью прощаться. Так жалко их стало вдруг! Веточка пустая, и та к жизни стремится, расстаться с ней не желает. Вот она какая заманчивая – эта самая жизнь!
И как-то глупым я себя почувствовал за участие к дровеняке бессловесной. Как маленький, ей-бо! А жалость не проходит всё, свербит по нутру. Ветки пищат, душу скорбью царапают. Скорее сгорели бы уж!
Так прав ли я был, когда деревья рубил? Слабость ли это – букашку малую жалеть? Убийца мух – грешник? Что тут такого – веточку заломать, которая мешается? А если бы руку сломали, которая пишет с ошибками? Где та грань между добротой сердечной и существованием разумным?
Ветер и снег – главные смотрящие за флорой. Это они чаще всего ломают не к месту отросшие ветки и деревья. У ветра совета не спросить, дунул он и улетел. Снег остаётся. Завалит накопившейся тяжестью ветвь нависшую, крышу помнёт. Лежит, любуется делом белизны своей губительной. Лежит, пока тепло его за хулиганку не растопит.
Скорее бы снег выпал уже! Сомненья разрешатся когда их записать. Письмо на бумаге в данном случае помогло мало. Может, письма на снегу развеют мои сомненья? Снег чище бумаги, чернилами его не замарать. Письма на снегу виднее сверху. Там поймут, рассудят.