Особенности жанра «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях» А.С.Пушкина. Методические рекомендации к изучению
Изучение «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях» А.С.Пушкина в 5 классе вполне традиционно и включено в большинство программ по литературе. При этом авторами программ рекомендуется прочтение пушкинской сказки в культурологическом контексте, то есть прежде всего в сравнении со сказкой братьев Гримм «Белоснежка и семь гномов», фольклорными мотивами, «бродячими сюжетами» в литературе и т.д. Но какова цель этого сравнения? Как это следует из содержания программ, чтобы выявить «национальный колорит» (1), «народную мораль, нравственность» (2), «пушкинское представление о внутренней и внешней красоте человека» (3). Однако при формальном сравнении героев и событий национальный колорит сводится к замене гномов на богатырей (былинные мотивы), включению в контекст повествования природных стихий (русское языческое начало) и акценту на пушкинский язык (народные выражения, постоянные эпитеты и т.д.). Народная мораль и в сказке Гримм, и в сказке Пушкина не расходятся: осуждается гордыня, зависть и утверждается сердечная красота, доброта, кротость, трудолюбие – для подобного вывода не нужно навыков сравнительного анализа. А пушкинское представление о внутренней и внешней красоте уточняется лишь при проведении параллелей образов Царевны и Татьяны Лариной. Образ Царевны вполне соответствует пушкинскому «милому идеалу» русской женщины: не случайно в сказке почти цитируется последняя встреча Татьяны и Онегина из романа «Евгений Онегин». Сравним, в романе: «Я вас люблю, К чему лукавить, Но я другому отдана. Я буду век ему верна»; и в сказке: «Всех я вас люблю сердечно; Но другому я навечно// Отдана…». Но понятно ли это детям в 5 классе? Что действительно должно быть положено в основу культурологического контекста прочтения, какая система ценностей?
Эта система становится очевидной, если более глубоко посмотреть на сам жанр «Сказки о мертвой царевне». Читая Пушкина, недостаточно говорить лишь о литературной сказке, авторской сказке или о сказке в стихах. По жанру пушкинскую сказку нужно рассматривать как один из первых образцов авторской рождественской и одновременно пасхальной сказки. Н.Лесков в свое время определил жанровые черты святочных рассказов так: «От святочного рассказа непременно требуется, чтобы он был приурочен к событиям святочного вечера — от рождества до крещенья, чтобы он был сколько-нибудь фантастичен, имел какую-нибудь мораль, хоть вроде опровержения вредного предрассудка, и … чтобы он оканчивался непременно весело» (4). Большинство современных исследователей сходятся в том, что для традиционного рождественского рассказа характерен не только светлый и радостный финал, но кризисное начало, для разрешения которого требуется чудо (5). Этим критериям рождественского или святочного рассказа соответствует и сказка Пушкина. Она начинается с трагедии разрушения семьи: с прощания царя с царицей, долгим (9 месяцев!) отсутствием царя, страданием и страхом оставшейся в одиночестве и ждущей рождения первого ребенка молодой царицы. Девять месяцев включают в себя и весну, и лето, и зиму, но для царицы в отсутствии любимого время остановилось. В ее сердце одно время - зима, вьюга, холод. Пушкин использует образ вьюги не как обозначения времени года, а как символ душевного холода и постепенного духовного умирания:
Только видит: вьется вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белешенька земля.
Образ вьюги символичен еще и тем, что у Пушкина он всегда выступает как символ бесовства, искушения. Пример тому стихотворение «Бесы», повесть «Метель» или роман «Капитанская дочка» (встреча главного героя с разбойником Пугачевым в метель). А вот цитата из «Бесов»:
Вьюга злится, вьюга плачет;
Кони чуткие храпят;
Вот уж он далече скачет;
Лишь глаза во мгле горят;
Кони снова понеслися;
Колокольчик дин-дин-дин...
Вижу: духи собралися
Средь белеющих равнин.
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре...
Таким образом, в зачине сказки мы видим не только начало разрушения семьи, но и разрушения всего мира, потому что, во-первых, семья – это основа русского православного космоса, а во-вторых, потому что главные герои не простые люди, а царь с царицей. Разрушение царской семьи грозит разрушением нравственных основ всего государства. Тем более, что мы не знаем по каким государственным делам оставляет царь свою ждущую ребенка супругу – война ли это как защита государства, как завоевательный поход или просто долгое заграничное путешествие. В любом случае расставание супругов в начале сказки приводит не к радости встречи, а к еще большей трагедии – смерти царицы. Мир на грани катастрофы. И вот тут-то в последние дни жизни царицы Бог посылает разрушающемуся миру крохотный лучик надежды – рождение дочери.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог дает царице дочь.
Царевна рождается в символичное время – в Рождество, в то же время, что сам Христос! Это не может быть случайным совпадением, Пушкин сам выбирает такое время для рождения своей героини. Как Христос приходит для спасения этого мира, так и царевна, рожденная в Рождество, символ надежды этого мира на спасение. Но пока царевна еще мала, она еще растет, а мир только множится грехами – через год после смерти жены царь женится на молодой царице.
Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен.
Однако пушкинская сказка – это еще и пасхальная сказка, потому что главная героиня – мертвая царевна. Она схожа с Христом не только днем рождения, но и судьбой: ей суждено умереть и воскреснуть. И вместе с ней воскресает весь православный мир сказки.
Самым главным доказательством того, что «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» настоящая православная сказка (то есть космос ее православный и герои ее живут и судятся автором по христианским заповедям), является упоминание Пушкиным Бога в самых ключевых моментах сказки. Все в сказочном мире Пушкина происходит по воле Божьей, все герои вспоминают Бога в критические и ответственные моменты. Само рождение царевны происходит по воле Бога:
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог даёт царице дочь
Следующий раз Бог упоминается в один из самых страшных моментов сказки – когда злая царица приказывает сенной девушке Чернавке свести царевну в лес и «связав ее, живую под сосной оставить там на съедение волкам». Чернавка заводит царевну в лесную глушь, но отпускает со словами:
«Не кручинься, Бог с тобой».
Слова, сказанные Чернавкой, имеют двойное значение: и переносное, фразеологическое, как выражение уступки и прощения, и прямое. Взятые в прямом значении, они воспринимаются и как утешение царевны, что Бог ее не оставит, и одновременно констатация факта – Бог с царевной всегда, она его избранница. И отказывается от злодеяния Чернавка, может быть, именно потому, что вспомнила о Боге и осознала всю греховность своего поручения.
Третий раз Пушкин упоминает Бога также в очень ответственный момент, когда жених царевны – королевич Елисей отправляется ее искать:
Королевич Елисей,
Помолясь усердно Богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей-душой,
За невестой молодой.
Королевич Елисей не надеется только на свои силы, он просит помощи у Бога, потому что не знает, где искать ему невесту.
Следующее упоминание Бога тоже не случайное. Царевна, отпущенная Чернавкой, набредает в лесу на терем семи богатырей и, зайдя в дом, на наш взгляд, по одной только детали определила, что никакой беды здесь с ней не случится:
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут.
«Под святыми» - значит под иконами, по одной этой детали царевна определяет, что здесь живут люди православные, а значит добрые, соблюдающие заповеди божии. Более того, решив остаться в тереме, царевна наводит порядок в доме, который для нее не возможен без молитвы:
Дом царевна обошла,
Все порядком убрала,
Засветила Богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась
«Засветила Богу свечку» - наверняка Пушкин имел в виду в этих строчках, что царевна поблагодарила Бога за спасение, помолилась за тех людей, в дом которых ее Бог привел. И самое главное – восстановление порядка, гармонии в сказке, до этого повествовавшей только о бедах и грехах, началось с зажжённой Богу свечки.
Еще раз Бога Пушкин упомянет тоже в важном эпизоде – в сцене сватовства богатырей к царевне. Это момент искушения и для богатырей, их братской любви, ведь они готовы поссориться из-за гостьи, и для самой царевны, ведь у нее есть жених - останется ли она ему верна?
Старший молвил ей: "Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы рады,
Да нельзя, так Бога ради
Помири нас как-нибудь…
Все герои призываю Бога помочь им в их искушении, именно поэтому с честью выходят из духовной брани, не совершив греха. «Спрос - не грех», - говорит Пушкин словами старшего брата после правильного выбора царевны:
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей".
Бога упоминают не только положительные герои сказки, но и злодеи. Так пришедшая погубить царевну черница, бросая ей отравленное яблоко, говорит при этом:
Бог тебя благословит,
Вот за то тебе, лови!
Черница – это монахиня, именно поэтому она внушает доверие царевне и та ее не боится, несмотря на предупреждение чуткого пса. Это еще раз говорит о набожности царевны, она верит, что тот, кто верит в Бога, человек добрый, от него зла ждать нельзя. Именно поэтому злая царица подсылает к ней убийцу, переодетую в монахиню. Но черница, подавая яд и произнося при этом «Бог тебя благословит», как бы дает одновременно противоядие. Может, поэтому царевна не умирает, а лишь впадает в зачарованный сон.
Кто-то может не согласиться с тем, что космос пушкинской сказки православный, приведя в довод, что в ней действуют языческие герои: солнце, ветер, месяц. Это так, какая же русская сказка без языческих героев – Кощея или Бабы Яги, лешего и прочих. Но даже языческие герои у Пушкина подчиняются Богу! Вспомним встречу Елисея с ветром:
"Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе.
Не боишься никого,
Кроме Бога одного».
И ведь именно этот, имеющий страх Божий, языческий герой помогает Елисею!
Интересен и сам жених царевны, он единственный, кто имеет имя собственное – Елисей. Это имя связывает всю сказку с Библией. В 4-ой Книге Царств Ветхого Завета описаны жизнь и деяния пророка Елисея, жившего в IХ веке до Рождества Христова и являвшегося учеником и преемником другого ветхозаветного пророка - Илии. Для нас здесь важен и тот факт, что святой Елисей мог оживлять мертвых. В Книге Царств так описывается воскресение им ребенка самаритянки: «И вошел Елисей в дом, и вот, ребенок умерший лежит на постели его. И вошел, и запер дверь за собою, и помолился Господу. И поднялся и лег над ребенком, и приложил свои уста к его устам, и свои глаза к его глазам, и свои ладони к его ладоням, и простерся на нем, и согрелось тело ребенка <…> и открыл ребенок глаза свои». Сравним: в пушкинской сказке Елисей отправляется на поиски невесты также «помолясь усердно Богу», а, найдя её в пещере, свершает чудо: «И о гроб невесты милой Он ударился всей силой. Гроб разбился. Дева вдруг Ожила. Глядит вокруг Изумленными глазами…». Несомненно, Пушкин как христианин прекрасно знал Священное писание, тем более что православная церковь поминает пророка Елисея. И христианский миф о пророке Елисее и значение его имени (в переводе с еврейского означает коего спасение Бог) точно вписываются в сюжет сказки о торжестве добродетельной любви над ненавистью, жизни над смертью, света над тьмой: «В руки он её берет И на свет из тьмы несет».
Но функции образа королевича Елисея не исчерпываются любовным сюжетом. Елисей – спаситель царства от разрушения, от гибели, от власти бесов. Поэтому сразу после похорон царицы – свадьба: злая мачеха находится за пределами православного пространства. А Елисей и царевна – по сути дела венчаются и на царство. Возрождается власть, основанная на христианских идеалах. Поэтому и пир, какого не видал «никто с начала мира». Таким образом, сказка завершается напоминанием о событии, с которого и началась – с Рождества Христова.
При изучении «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях» особое внимание следует уделить анализу образа злой мачехи, на примере которой Пушкин нам рассказывает историю постепенного духовного падения человека. Возможно, следует это сделать именно при сравнении пушкинской сказки со сказкой братьев Гримм, а именно с образом злой королевы. В сказке Пушкина царица – это самый обыкновенный человек, правда, очень эгоистичный и завистливый. А королева братьев Гримм - это не просто грешный человек, а настоящая ведьма (чего стоит ее приказ егерю убить Белоснежку и принести ее сердце и печень, чтобы потом съесть их). Пушкина интересует не фантастика, волшебство и мистика, а человеческие отношения и история человеческой души. В начале сказки злая царица еще вовсе не злая, а только лишь своенравная:
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Но она умеет быть и другой – почти доброй и веселой, правда, не со всеми, а лишь с зеркальцем:
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно:
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила…
Причем, это зеркальце ей дано было в приданное, то есть досталось от родителей. И кто знает историю царицы до замужества! Может, ее своенравность – это следствие неправильного воспитания.
Но вот один грех – гордость - влечет за собой другой – зависть. Царица позавидовала красоте царевны («Черной зависти полна»). И вот зависть уже впускает новый грех – гнев («Черт ли сладит с бабой гневной?») и толкает на настоящее преступление – отвести царевну в лес на съедение волкам. И вот только после этого злодеяния Пушкин и наделяет свою героиню эпитетом – «царица злая». Одно злодейство влечет за собой другое, еще более ужасное: завести царевну в глушь и бросить ее на съедение зверям – это одно, здесь как бы инсценируется несчастный случай, а дать яду руками монахини – это уже и прямое убийство, да еще и клевета на православных людей, то есть на Бога! А когда царевна возвращается домой, царица от злости умирает, даже, может, и не от злости, а от самого страшного греха – уныния, от которого вешается нераскаявшийся Иуда:
Тут ее тоска взяла,
И царица умерла.
Таким образом, Пушкин показывает нам духовное падение человека именно с христианской точки зрения.
Прочтение «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях» как рождественской и пасхальной сказки не просто позволяет прочитать ее по новому для нашего времени, но прочитать ее именно с точки зрения тех духовных ценностей, на которых был воспитан сам поэт, как представитель той далекой, но официально православной и монархической России. Сказочный мир у Пушкина – это православный, а не языческий фольклорный мир, это мир рождественского русского чуда, который в отличие от западноевропейского рождественского архетипа в литературе, по мысли И.Есаулова (6), не может быть в русской литературе главнее пасхального архетипа. То есть рождественское чудо имеет высшее свое проявление именно в пасхальном чуде, которое даром, без страдания не дается и духовно-нравственную суть которого можно выразить словами Н.В. Гоголя: «прежде нужно умереть, чтобы воскреснуть» (7). Потому эта сказка о «мертвой царевне»…
1. Кудина Г.Н., Новлянская З.Н. Литературное чтение. Программа. 1-4 классы. Литература. Программа. 5-11 классы. – М.: Издательство Оникс, 2007.
2. Программа по литературе для 5-11 классов под ред. В.Я. Коровиной. - М.: Просвещение, 2008.
3. Ладыгин М.Б., Есин А.Б., Нефедова Н.А., Булгаков Д.Г. — Под редакцией М.Б. Ладыгина. — М.: Дрофа, 2006.
4. Лесков Н.С. Жемчужное ожерелье. Собрание соч. в 12 т. – М., 1989, т.7, стр.4.
5. Безбородкина Е. С. Обсуждение вопросов жизни и смерти при изучении рождественских рассказов //http://www. palomnic.org/bibl_lit/bibl/edu «Поэтому и рассказы, приуроченные к празднику, стали выстраиваться по определенному закону. Очень часто они имеют счастливые концовки: встречаются после долгой разлуки любящие, чудесно спасаются от неминуемой гибели, выздоравливает смертельно больной человек (чаще всего – ребенок), примиряются враги, чудесно преображаются безнравственные люди, забываются обиды… и тому подобное. Большинство рассказов начинаются с описания несчастий героев. Но сияние великого чуда праздника разлетается тысячами искр – чудо входит в частную жизнь людей. Не обязательно оно сверхъестественного порядка, гораздо чаще это чудо бытовое, которое воспринимается как удачное стечение обстоятельств, как счастливая случайность. В успешном стечении обстоятельств автору и героям видится Небесное заступничество. Логика сюжета рассказа подчинена преодолению неполноты, дисгармонии жизни»;
В работах Е. В. Душечкиной, Н. Н. Старыгиной, X. Барана, О. Н. Калениченко, Кучерской М.А., Самсоновой Н.В. прослежены происхождение, эволюция и жанровое своеобразие святочного рассказа.
Душечкина Е. В. Русский святочный рассказ: Становление жанра. СПб., 1995;
Старыгина Н. Н. Святочный рассказ как жанр // Проблемы исторической поэтики. Вып. 2: Художественные и научные категории. Сб. науч. трудов. Петрозаводск, 1992. С. 113-127; Баран X. Дореволюционная праздничная литература и русский модернизм // Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века. М., 1993. С. 284-328; Калениченко О. Н. Судьбы малых жанров в русской литературе конца XIX - начала XX века (святочный и пасхальный рассказы, модернистская новелла). Монография. Волгоград, 2000 и др.Кучерская М А. Русский святочный рассказ и проблема канона в литературе нового времени. Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1997.Самсонова Н. В. Рождественский текст и его художественная антропология в русской литературе XIX - первой трети XX вв. Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Воронеж, 1998.
6. Есаулов И.А. Пасхальность в русской словесности. — М.: Кругъ, 2004. — 560 с.
7. Гоголь. Четыре письма к разным лицам по поводу «Мертвых душ».