В этом месте конвой линейных казаков обязан был передать сопровождение ген. Николая Раевского, находящегося в отпуске, черноморским казакам. Высокие гости ночевали в Редутском, там же проходили карантин и окуривали перевозимые вещи. Была и натопленная баня, где можно было смыть въедливую пыль кубанских дорог, о которых Пушкин позже напишет:
Теперь у нас дороги плохи,
Мосты забытые гниют.
На станциях клопы и блохи
Заснуть минуты не дают.
Но молодой поэт не унывал ни от палящей жары, ни от «удобств» почтовых станций, ни от плохих мостов и дорог, так как считал, что
«Со временем... лет через пятьсот дороги, верно:
У нас изменяться безмерно;
Шоссе, Россию здесь и тут соединив, пересекут».
Вместе с молодым Николаем Раевским, острый ум, начитанность, эрудицию которого Александр Пушкин очень высоко ценил, они осмотрели первое укрепление Черноморской кордонной линии более подробно. Слева от ворот в нём стояла низенькая турлучная (плетневая) казарма для казаков, покрытая камышом, а за ней такой же офицерский флигелек для начальника кордона. Справа - конюшня и навес для полевой пушки с зарядным ящиком.
В редуте Карантинном («Изрядный источник») 10 августа 1820 г. семью Раевского со свитой и восхищённого Александра Пушкина встретил Атаман ЧКВ пожилой полковник, Георгиевский кавалер Григорий Кондратьевич Матвеев (с 23 марта 1816 г. по 1827 г.), который затем сопровождал путешественников через всю Черноморию, до самой Тамани. Н.Н. Раевский обычно через гонца заранее извещал начальников, которым хотел нанести визит, о своём приезде. По воспоминаниям современников, прославленного героя войны с Наполеоном, Георгиевского кавалера, награждённого также орденами Св. Владимира, Св. Анны высшей степени, Св. Александра Невского, Золотой шпагой «За храбрость», украшенной алмазами, «всюду встречали с большим почётом; в городах, к нему навстречу, люди выходили с хлебом и солью». Путникам пора было пораньше трогаться в сторону Екатеринодара (Краснодара). Со стороны поляны, что и ныне сохранилась западнее бывшего карантина, где были установлены походные коновязи, стали подходить казаки, ведущие коней к водопою. После порции овса их седлали, проверяя состояние подпруг и путлищ, подсыпали порох на полки ружейных замков и вкладывали в чехлы, сшитые из волчьих или барсучьих шкур. Пушкин подошёл к казакам и с интересом вслушивался в их мягкий малороссийский говор. Любовь к простому народу проявлялась у него с малых лет и это нашло отражение на всей его литературной деятельности. Поэт любил смешиваться с толпой, чтобы ближе изучать народную жизнь, слушать меткие народные слова и выражения. Делал он это и здесь, в Черномории.
Позже, внимание Пушкина привлечёт несколько арб, с запряжёнными в них низкорослыми горными лошадками и с десяток невооружённых мужчин в горских одеждах возле них. Поднявшись по дороге, проходившей мимо карантина, они отправились к меновому двору, намереваясь продать или обменять дары своих лесов и полей: пшеницу, орехи, мед, воск, меха, бурки, черкески и прочее. А взамен приобрести ткани, гвозди, сахар, но главное - соль, в которой они очень нуждались. Желая иметь с черкесами добрые отношения, казаки и основали к взаимной выгоде свои меновые дворы сразу же после переселения на Кубань. Экипажи медленно катили под палящим солнцем вдоль невидимой под обрывами полноводной Кубани, и так же медленно тянулись часы жаркого августовского дня. И в этот день, как и в прошлые дни, за спиной путников вставало как бы нехотя огромное, как раскалённый медный поднос, солнце, которое сразу же начинало поливать широкую степь красной лавой своих лучей. Под этим иссушающим пламенем поникали перезревшие степные травы, в мельчайшую пыль превращались петли немеряных дорог, сворачивались в трубку листья редких кустарников, которые из-за отсутствия дождей уже давно были словно бархатными от налипшего на них толстого слоя пыли. На взгорках свистели суслики, поднявшись на задние лапки у своих норок, вытянув в бледно-синее небо острые мордочки, предсказывая очередной жаркий день. К полудню в степи, что лежала по правую руку, несло жарким степным духом, пропитанным запахом полыни. В небе над головами путешественников кружили степные орлы и кобчики, высматривая в степной траве свою добычу.
Горизонт под беспощадно палящим солнцем постоянно дрожал колеблющемся мареве. И земля за день набирала столько в себя тепла, что и в желтозвёздные ночи дышала жаром, словно раскалённая русская печь. Тем временем путники проследовали через Васюринский курень, к которому был приписан Войсковой Атаман Г.К. Матвеев. За селением дорога несколько отошла от Кубани и пошла параллельно её берегу. Как и ранее, когда Пушкин ехал по землям, населённым донскими казаками, дорога, а она была и почтовой, была пустынной. Да, к тому же ещё ничем не обозначена ни канавкой, ни деревьями. В тёмные ночи осени или зимнюю метель вся надежда была, как рассказывали черноморцы, только на редкие повёрстные столбы, да на чуткость и память черноморских лошадок. Но, сейчас было лето с повседневным зноем, да надоедливыми облаками пыли. Вскоре проехали и селение Старо-Корсунское. Оба эти населённые пункты (с 1842 г. - станицы) оставались на том месте, где и были основаны летом 1793 г., тогда как многие другие селения, не выдержав нападений со стороны горцев, переселились вглубь кубанских степей - подальше от буйных соседей. А. Пушкин любовался природой казачьего края, лихими наездниками - черноморцами, слушал их красивые протяжные песни. По своей кипучей натуре поэт не мог долго усидеть на одном месте. Он с молчаливого согласия генерала выпрашивал иногда у начальника конвоя какую-нибудь лошадь и, уступив своё место в коляске её хозяину, лихо гарцевал вокруг колонны, позволяя себе даже проскакивать вперёд, за передовые дозоры.
Наблюдая за этим, старик Раевский сердито ворчал, забывая о том, каким сам был в чине корнета. В дороге А.С. Пушкин охотно слушал рассказы Раевского - одного из просвещённых людей эпохи, прошедшего дорогами войны от Очакова до Парижа и даже заслужившего лестные отзывы императора Наполеона (один из них - «Из такого материала, как Раевский, делаются маршалы»). Беседы с боевым генералом питали живой интерес поэта к истории недавнего прошлого и поддерживали его влечение к военной жизни и ратным подвигам. В письме брату от 24 сентября 1820 г. Александр Сергеевич писал: «Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провёл я посреди семейства почтенного Раевского. Я не видел в нём героя, славу русского войска: я в нём любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душой; снисходительного, попечительного друга, всегда милого, ласкового хозяина. Свидетель Екатерининского века, памятник 12-го года, человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества». Кордонная дорога, по которой следовал кортеж ген. Раевского, шла по территории современного Динского р-на. И вот уже за спиной остались и хатки селения Пашковского, славившегося своими гончарными изделиями далеко за пределами Черномории. До Екатеринодара оставались последние вёрсты, богатые различными урочищами, древними городищами, пограничными пикетами. 11 августа вся процессия Раевских - Пушкина въезжала в главный войсковой град.
Тогда его население (3 тыс. чел.) проживало в саманных одноэтажных и турлучных хатах, но дом атамана был весьма добротным. Слева от дороги виднелся остаток прикубанского леса (ныне гор. парк им. М. Горького) с присутственными местами слепленными из турлука; провиантские магазины и войсковой архив. Тут же, но только правее, на фоне пыльной зелени садов южной окраины города, возвышался частокол местного острога, необходимая принадлежность любого, даже самого захудалого городишка Российской империи. Прямо впереди виднелись земляные валы крепости с обширной Ярмарочной площадью, примыкавшей к ее северному фасу (стороне). После бани и трапезы гости атамана Матвеева ещё долго сидели за самоваром в саду под старой, отягощённой плодами грушей. Они слушали его рассказы о Запорожской Сечи, о Березани, Очакове и Измаиле, где он воевал в молодые годы под началом великого военного гения А.В. Суворова. Григорий Кондратьевич участвовал в персидском походе, русско-турецких войнах 1806-1812 гг. Ещё ранее Григорий Матвеев был крепостным графини Разумовской, бежал от неё в Сечь, к запорожцам. Отвага и храбрость в боях, талант военачальника и отзывчивость создали ему популярность во всей Черномории. Пушкин и Раевские были очень удивлены тем обстоятельством, что, несмотря на статус Матвеева, его мать по-прежнему оставалась крепостной у жестокой графини Разумовской. Ни просьбы Григория Кондратьевича, ни крупный выкуп не помогли, и мать атамана умерла крепостной.
Продолжение следует в части 6 http://proza.ru/2021/01/27/663