Это случилось может быть в 85-86 годах, теперь уже прошлого столетия. Оказался я, спустя двадцать с лишним лет, на родине, в небольшом поселке названом в честь «всесоюзного старосты» Калинина, приехал на похороны дальнего родственника. И решил перед отъездом встретиться с кем-нибудь из одноклассников. Поездил по улицам, налево-направо, взад и вперед. Вглядывался в лица прохожих, в надежде кого-либо из своего прошлого встретить, но нет, ни одного знакомого лица.
И вдруг как озарило, вспомнил где находится дом одноклассника Ашота Асатряна, подъехал, вышла пожилая женщина, очевидно мать, и сообщила, что ни чем помочь не может, так как не знает, где сейчас находится Ашот.
Мобильных телефонов в то время еще и в помине не было, и я попросил передать, что вот мол, приезжал одноклассник, хотел встретиться с ним. Я не назвал себя, какая разница, подумал я, зачем напрягать эту женщину, все равно забудет. Сделав по поселку еще пару безрезультатных кругов, направился в Ереван. Но у Белой Гали (мои земляки должны помнить, так называли скульптуру женщины- колхозницы на краю Калинино) меня догнал на новенькой "Ниве" взбудораженный предстоящей встречей Ашот.
Первое, что он сказал, не давая мне опомниться:
- Ваагн, я сразу понял, что это ты!
Понятно обнялись, перебросились парой слов, и я хотел было попрощаться, а он ни в какую, заупрямился.
- Едем обратно, сегодня остаешься в Калинино, а я вечером соберу всех наших одноклассников в каком-нибудь ресторане.
Я ему ответил, мол, только что со стола, если я сейчас чего-то и хочу, то это только мацони,(кисломолочный продукт, популярный на Кавказе) наше калининское я бы попробовал.
Он мне:
- Будет на столе мацони, обещаю, поехали обратно!
После небольших препирательств, когда я понял, что с Ашотом спорить бесполезно мы развернули машины. Вечером он собрал всех наших, я помню, там были Саак, Валера, Эдик, царство ему небесное и еще… человек десять.
А на столе дымящиеся ароматные шашлыки, закуска, деликатесы, спиртное в достаточном количестве, и в центре стола на небольшом возвышении литровая, ослепляющая своей белизной, как огромный бриллиант, банка мацони.
Ашот показал рукой на эту банку и сказал, - Ваагн, видишь, я сдержал свое слово.