Тайны Пушкина

Тайна встречи с Державиным

Британская мифология в сказках Пушкина

Пушкинская «Сказка о рыбаке и рыбке»

Заблуждения и правда о поединке с Дантесом

Была ли дуэль Пушкина и Дантеса дуэлью? Нет.
 
Коварство вызова

Пушкин и власть

Турецкий поход Пушкина

Пушкин и государева служба

Пушкин и польские события

Пушкин и политика России на Балканах

Пугачёвщина и Пушкин

Доверенное лицо Его Величества

Оценка Николаем I трудов Пушкина

Кого любила Наталья Пушкина?

Ваше Превосходительство

Истинные убийцы гения

Пушкин и барон Геккерн

Вызов, брошенный России

Тайна чинов и званий Пушкина


Тайна встречи с Державиным

8 января 1815 года состоялась единственная встреча двух гениальных русских поэтов – Державина, которому в ту пору шёл 72-ой год, и Пушкина, отрока, которому было 15,5 лет. Лицеисты готовились к переводному экзамену из младших классов в старшие. Ещё по осени Галич, учитель словесности, когда стало известно о том, что на экзамене будет присутствовать сам Державин, подал Пушкину идею написать стихотворение, достойное подобного события. К тому времени стихи юного Пушкина уже регулярно публиковались и были весьма популярны в лицеистской среде. Стихотворение было написано. Называлось оно "Воспоминания в Царском Селе". Кстати, в 1829 году поэт написал ещё одно стихотворение с таким же названием, но иным текстом.
Однако, вернёмся к январскому дню 1815 года. Вот как об этом вспоминает сам Александр Сергеевич: "Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не забуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую "Водопад". Державин приехал. Он вошел в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: "Где, братец, здесь нужник?"
Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил свое намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным простодушием и весёлостию. Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы; портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел мои "Воспоминания в Царском Селе", стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом ... Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, когда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел обнять... Меня искали, но не нашли... "
В "Отечественных записках" 1841 года сообщается: "На последовавшем за экзаменом парадном обеде Разумовский (министр просвещения), довольный впечатлением произведенным на гостей молодым поэтом, сказал отцу Пушкина: "Я бы желал, однако же, образовать сына вашего в прозе…" На что Державин ответил: "Оставьте его поэтом".
Таким образом, понятно, что Гавриил Романович воспринял молодого Пушкина, как поэта, имеющего большое будущее. А каким было истинное отношение юного Александра к Державину, который был старше его почти на 60 лет? Вот только что прочитанные пушкинские строки: "…когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом…" Прочитаем этот отрывок пушкинского стихотворения, созданного до встречи с Державиным:

"О громкий век военных споров,
Свидетель славы россиян!
Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,
 Потомки грозные славян,
 Перуном Зевсовым победу похищали;
 Их смелым подвигам страшась дивился мир;
 Державин и Петров героям песнь бряцали
 Струнами громозвучных лир. "
                (Воспоминания в Царском Селе, 1814 г.)

Что-то я в упор не вижу здесь никакого особого восторга перед  Державиным. Вот, ей-богу, не вижу. Державин упоминается в ряду с Петровым. То есть, не как выдающийся поэт, а как один из перечисляемых поэтов: "Иванов, Петров, Сидоров…" Кстати, кто такой этот Петров, упоминаемый вслед за великим Державиным, все ли сейчас знают? Литературоведы, исследующие поэзию восемнадцатого века в России, безусловно, знают. А обычные читатели… сомневаюсь. При жизни Петрова критиковали Сумароков, Новиков, Майков и другие поэты, однако, благодаря поддержке императрицы он обладал определённой известностью, хотя ещё при жизни уже считался старомодным.  Виссарион Белинский так отзывается о Петрове в первой статье из цикла "Сочинения Пушкина": "Трудно вообразить себе что-нибудь жёстче, грубее и напыщеннее дебелой лиры этого семинарского певца. Грубость вкуса и площадность выражений составляют характер даже нежных его стихотворений…" После смерти его оды, посвящённые сильным мира сего, издавались в 1809 и в 1811 годах. И более до 2016 года отдельным авторским изданием не публиковались ни разу.  Возможно, потому, что не были интересны широкой публике. Сочинял он исключительно оды и восхваления. И был многократно обласкан за это, получал хорошие должности и приличное жалованье.
И Державин у Пушкина стоит в одном ряду именно с ним! Мне не кажется, что со стороны юного Пушкина этим выражалось некое особое почтение к заслуженному известному поэту. Скорее, наоборот. Впрочем, понять автора "Воспоминания о Царском Селе" 1814 года можно. Державин – начальство,  он был губернатором двух губерний, затем - министром юстиции,  он едет в Лицей, как начальник, как проверяющий. Пушкину поставлена задача ублажить проверяющего. Он своим стихотворением пытается эту задачу как-то решить, но сознательно избегает возможности выделить Державина из ряда других одописцев.
Тогда становится понятным волнение Пушкина: "голос звенел", а "сердце билось с упоительным восторгом" оттого, что его слушатель мог догадаться об истинном отношении юноши к придворным одописцам. И то, что отрок Пушкин убежал прочь после прочтения своего стихотворения, да так, что его искали, да не нашли, объясняется гораздо более естественными причинами: он считал, что его накажут за такую дерзость! А вовсе не из-за выдуманного гораздо позже волнения перед величием Державина.
Но истинно великий поэт истинно великодушен и справедлив! Державин не обиделся. Наоборот, талантливые стихи, скорее всего, действительно пришлись ему по душе. Почему я пишу "скорее всего"? Потому что мы имеем об этом свидетельства заинтересованных сторон – отца Пушкина и его самого, как автора. Всё же доверимся их искренности. Через год Державина не стало. Каких-либо письменных упоминаний о Пушкине он нам, увы, не оставил. Есть упоминания о том эпизоде, принадлежащие перу Ивана Ивановича Пущина, впрочем, составленные им в 1856 году по просьбе Евгения Ивановича Якушкина, русского юриста, этнографа и библиографа. Однако, после описываемой поры к тому времени прошло более 40 лет. В своих "Записках о дружеских связях с А.С. Пушкиным" Пущин сообщает: ”На публичном нашем экзамене Державин, державным своим благословением, увенчал юного нашего поэта. Мы все, друзья-товарищи его, гордились этим торжеством. Пушкин тогда читал свои “Воспоминания в Царском Селе”. Факт чтения и факт реакции Державина, однако, не опровергает бегства поэта, в котором он лично признался в воспоминаниях, написанных гораздо раньше 1856 года, когда прошлое уже не так свежо в памяти.
А что же Пушкин? Когда пришло к нему прозрение по поводу Державина? Через год в 1816 в послании "К Жуковскому" Александр Сергеевич пишет:
 
"...И славный старец наш, царей певец избранный,
Крылатым Гением и Грацией венчанный,
В слезах обнял меня дрожащею рукой
И счастье мне предрек, незнаемое мной".
Но здесь уже явное лукавство: по его же воспоминаниям никакой "старец" Державин не мог обнять Пушкина "дрожащею рукой" и что-то предречь, потому что Пушкин убежал! Прочитал стихи и убежал. И никто его вообще найти не мог! Не то, что обнять! Кто свидетельствует? Сам Пушкин и свидетельствует.
Прошло ещё 9 лет. Наступил 1825. "По твоем отъезде перечел я Державина всего, и вот мое окончательное мнение. Этот чудак не знал ни русской грамоты, ни духа русского языка (вот почему он и ниже Ломоносова). Он не имел понятия ни о слоге, ни о гармонии — ни даже о правилах стихосложения. Вот почему он и должен бесить всякое разборчивое ухо. Он не только не выдерживает оды, но не может выдержать и строфы (исключая чего, знаешь). Что ж в нем: мысли, картины и движения истинно поэтические; читая его, кажется, читаешь дурной, вольный перевод с какого-то чудесного подлинника. Ей-богу, его гений думал по-татарски — а русской грамоты не знал за недосугом. Державин, со временем переведенный, изумит Европу, а мы из гордости народной не скажем всего, что мы знаем об нем (не говоря уж о его министерстве). У Державина должно сохранить будет од восемь да несколько отрывков, а прочее сжечь. Гений его можно сравнить с гением Суворова — жаль, что наш поэт слишком часто кричал петухом... " (из письма А. Дельвигу, июнь 1825 г.).
"Кумир Державина 1/4 золотой, 3/4 свинцовый доныне еще не оценен. Ода к Фелице стоит на ряду с "Вельможей", ода "Бог" с одой "На смерть Мещерского", ода к Зубову недавно открыта. <...> Отчего у нас нет гениев и мало талантов? Во-первых, у нас Державин и Крылов, во-вторых, где же бывает много талантов" (из письма А. Бестужеву, конец мая -  начало июня 1825 г.).
Однако, то ли время, то ли известные события, последовавшие за декабрём 1825 года, то ли всё это вместе, но отношение Пушкина к творчеству Державина начало реально меняться в лучшую сторону. Пушкин начал работу над восьмой главой "Евгения Онегина" 24 декабря 1829 г. и закончил ее 25 сентября 1830 г. в Болдине. И вот мы читаем во второй строфе восьмой главы:

"И свет ее с улыбкой встретил;
Успех нас первый окрылил;
Старик Державин  нас заметил,
И в гроб сходя, благословил".
Там же, в Болдине, осенью поэт пишет: "Наша словесность с гордостью может поставить перед Европой "Историю" Карамзина, несколько од Державина, басен Крылова, пеан 12 года и несколько цветов северной элегической поэзии... " Обратите внимание, как изменился тон Пушкина по отношению к Державину! Он уже искренне гордится им, уже перед Европой за Державина не стыдно, а даже совсем наоборот!
Вот ещё два примера кардинального изменения отношения Пушкина к Державину, о которых пишет в своей статье "Пушкин и Державин"  М.К. Макогоненко:
"В последующие годы Пушкин будет с особой настойчивостью мотивировать свою творческую практику опытом своих предшественников, и Державина прежде всего. Одним из методов проявления этого замысла станет эпиграф. Важнейшее стихотворение "Осень" открывалось эпиграфом из «Жизни Званской".
Другой метод — прямая ссылка в художественном произведении на опыт Державина. Так сделал Пушкин в "Езерском":

"Допросом Музу беспокоя,
С усмешкой скажет критик мой:
"Куда завидного героя
Избрали вы! Кто ваш герой?"
- А что? Коллежский регистратор.
Какой вы строгий литератор!
Его пою — зачем же нет?
Он мой приятель и сосед.
Державин двух своих соседов
И смерть Мещерского воспел;
Певец Фелицы быть умел
Певцом их свадеб, их обедов,
И похорон, сменивших пир". 
Но это не только ссылка на авторитет Державина — здесь Пушкин отчетливо формулирует свое понимание природы художественного новаторства Державина: он открыл поэзию жизни действительной, стал изображать обыкновенное.
Величайшей заслугой Пушкина Гоголь считал высокое мастерство в изображении обыкновенного, подлинной жизни в ее истине. Причем подчеркивал: "...чем предмет обыкновеннее, тем выше нужно быть поэту, чтобы извлечь из него необыкновенное, и чтобы это необыкновенное было между прочим совершенная истина".
Чтобы читателю стало понятней суть приводимого примера, обращаю читательское внимание на начало державинской "Жизни званской":

"Блажен, кто менее зависит от людей,
Свободен от долгов и от хлопот приказных,
Не ищет при дворе ни злата, ни честей
И чужд сует разнообразных!"
       Та же мысль подспудно сквозит и в стихотворении Александра Сергеевича, только Гавриил Романович написал об этом по-своему и гораздо раньше.
Между прочим, "старик Державин" заочно оказал Пушкину немалую услугу в период с января 1833 по декабрь 1834 годов, когда Пушкин работал над "Историей Пугачёвского бунта" и "Капитанской дочкой".  Для соответствия истинной картине событий он опирался в значительной степени на материалы Державина, поскольку тот родился и вырос в тех же местах, и потому его записи и воспоминания отличались изрядной географической точностью.
Кстати повзрослевший Пушкин переменил и своё отношение к творчеству Василия Петрова - на более критическое.
Так кем же стал воспринимать Пушкин Державина в 1830-е годы? Обратим наше внимание на характеристику, данную Пушкиным глаголами "заметил" и "благословил". Благословить может отец, но к отцу неприемлем глагол "заметил", отец сына видит всегда, заметить можно стороннего человека. Кто может заметить и благословить?  В другом месте пусть и со скрытой иронией, но Пушкин называет Державина "старцем". Кто такие старцы на Руси?
Обратимся к словарю. "Старчество в православии — вид иноческой активности, связанный с духовным руководительством. Как отмечал епископ Савва: «Само понятие „старец“ не привязано к какому-либо сану — ни к священническому, ни к архиерейскому. Понятие „старец“ в общем смысле слова означает — человек, умудрённый духовным опытом".
Итак, Державин по Пушкину – "человек, умудрённый духовным опытом"? Согласен, но всё же мне кажется точнее самого Гавриила Романовича о нём так никто и не сказал.
"Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества.
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю;
Я царь, — я раб, — я червь, — я бог!.."
Помните эти строки?

 
Британская мифология в сказках Пушкина

Мы выросли на сказках.  С упоением слушали когда-то, как сначала бабушки и мамы рассказывали нам самые  «простые» народные -  «Колобок», «Курочка Ряба», «Репка», «Теремок» ( это потом оказалось, что в них заложена такая глубина времени, такая древность, какую мы себе, конечно же, и представить не могли!), а потом  слушали или читали сами уже сказки авторские. И, безусловно, в России по популярности авторских сказок соперничать с пушкинскими вот уже почти более ста пятидесяти лет может разве что ершовский «Конёк-горбунок».
Естественно, что память о тех, услышанных и прочитанных в детстве сказках,  не выветривается  из души человеческой до конца её земной жизни… Вот почему удивительным образом вспомнились мне некоторые их сюжеты, когда нечто сходное стало попадаться на глаза при изучении мифологии британских островов. А когда я сопоставил автора подобных, пришедших на память,  эпизодов в сказках, то и оказалось, что он у них один, и зовут его Александр Сергеевич Пушкин.
Аналогии стали возникать поначалу сами по себе, ассоциативно. Позднее, заинтересовавшись вопросом, я начал уже целенаправленно отыскивать схожие моменты в сказках Пушкина с в мифологией древних бриттов,  а также ирландских, валлийских, галльских и иных кельтов. И, как говорится, находки не заставили себя долго ждать.
Итак, читаем отрывок из всем известной пушкинской сказки « О попе и работнике его Балде» :

«Балда, с попом понапрасну не споря,
Пошел, сел у берега моря;
Там он стал веревку крутить
Да конец ее в море мочить.
Вот из моря вылез старый Бес…»

Вообще-то как бы давно уже принято считать, что бесы живут в аду, и сам ад находится под землёй. Так? Вроде так. А здесь: старый Бес, владыка чертей и, глава потустороннего мира проживает… в море. Почему? Откуда у Пушкина такая непривычная для нас информация о Главном Бесе и других обитателях ада??  Может быть, Александр Сергеевич просто пошутил? Отнюдь. И написал он этакое вовсе не по наитию или из желания угодить своему поэтическому воображению. 
Более того, чем дольше всматривался я в очертания пушкинских сказок, тем более находил в них отголосков британской мифологии. А один из пушкинских персонажей возможно имел своим прототипом то же самое лицо, которое «роднит» героя сказки  русского Пушкина с одним из наиболее известных английских героев Вильяма Шекспира!
Теперь давайте полистаем немного страницы CELTIC MYTHOLOGY, опубликованной на русском языке в 2002 году с любезного разрешения издательства Geddes & Crosset. Итак, здесь мы можем увидеть следующее:

«Вода пользовалась у кельтов особым почитанием; они  видели в  ней  не только  источник  жизни,  но  и  своего  рода  звено, связующее этот  мир  с Потусторонним миром… Посейдоном клана богов Туатха Де Данаан ( племя богов ирландских кельтов, примечание Э.А.) был бог по имени Ллир, или Лер, но нам известно о нем очень немногое, Ллир бриттов  - это  не кто иной, как хорошо известный гэльский бог моря Лир. Имя  Ллира,  как и имя его  ирландского аналога, Лира, предположительно означает "море". Бог моря у  бриттов -  это тот же самый персонаж, что и его гэльский коллега…
В качестве бога бриттов он послужил отдаленным прототипом для шекспировского короля Лира. Город, бывший в древности центром его культа, до сих пор в его честь носит название Лейчестер, то есть Ллир-честер, а в более давние времена - Кэр Лир…
  Он постоянно именуется  в валлийской литературе как Ллир Ледиат, то есть "Ллир Чужеземец", а его жену зовут Ивериадд (Ирландия)…"Ирландия"  родила  Ллиру  двоих детей:  дочь по имени Бранвен  и сына, названного Браном. То немногое, что нам известно о Бранвен Прекрасная Грудь, свидетельствует, что она была богиней любви, была, как и греческая Афродита, дитя моря. Бран, напротив, в еще большей степени, чем Манавидан, являл собою воплощение  темного  божества  из  мрачного   Аида.  Его  обычно  изображают существом  колоссального роста, настолько громадным, что  "Мабиноги Бранвен, дочери Ллира" повествует о том, что он не мог вместиться  ни в  каком дому и ни на одном корабле. Он  страшно любил всевозможные битвы и сражения, словно волшебный серый  ворон, от  которого, по  всей вероятности, и происходит его имя.     Такое отождествление заурядной  земной  страны  с Подземным, или, лучше сказать,  Потусторонним, миром  представляется достаточно странной,  но  для наших предков-кельтов эта  мысль, по-видимому, была вполне естественной.»
Итак, прообразом ада, где проживает Старый Бес Пушкина из «Сказки о попе и работнике его Балде» можно считать потусторонний мир кельтской мифологии , находящийся на дне моря, а прообразом самого его правителя –    валлийского, ирландского, гэльского Лира или Лира ( того самого, который является королем Лиром в одноименной шекспировской трагедии!).
Кстати, в славянской мифологии владыкой морских глубин и (одновременно!) грозной подземной стихии – считался великий Ящер. В новгородском сказании о Садко богатом госте он назван Царем морским. Живет он со своей женой красавицей Белорыбицей на самом дне морском, владея  сокровищами всех затонувших кораблей, повелевая штормами и землетрясениями, управляя всей океанской живностью.

О, Ящер! Бог морских глубин!
Подземных  грозных сил владыка!
На дне, где правишь ты один,
Не всё всегда темно и дико!..

Там, под волнами глубоко,
Вам с Белорыбицей-женою
Когда-то песни пел Садко
В садах блистающих водою…

Там спят безмолвно корабли,
Сияют жемчугом чертоги,
И все сокровища земли
Сверкают на твоём пороге.
(Э.А. из книги «Славянский пантеон»)

Трансформированный  отголосок поклонения древнему Ящеру, владыке морскому Лиру, можно расслышать в сказке Александра Сергеевича « О рыбаке и рыбке». Ясно, что и золотая рыбка появилась не из одного только воображения великого поэта. И подтверждение тому (хотя и косвенное) в окончании сказки:

«Приплыла к нему рыбка, спросила:
“Чего тебе надобно, старче?”
Ей старик с поклоном отвечает:
“Смилуйся, государыня рыбка!
Что мне делать с проклятою бабой?
Уж не хочет быть она царицей,
Хочет быть владычицей морскою;
Чтобы жить ей в Окияне море,
Чтобы ты сама ей служила
И была бы у ней на посылках.” -
Ничего не сказала рыбка,
Лишь хвостом по воде плеснула
И ушла в глубокое море.»

Спрашивается: почему золотую рыбку настолько возмутило последнее пожелание старухи? Если речь шла о том, чтобы стать «владычицей морскою», то есть Владыкой Потустороннего мира, то понять рыбку можно окончательно. Пожелание старухи было для неё не только оскорбительно (что понимают все читавшие сказку), но и Невыполнимо!
Смотрим дальше. Читаем отрывок из пушкинской сказки «Руслан и Людмила»:

«В тумане бледно озарясь,
Яснеет; смотрит храбрый князь -
И чудо видит пред собою.
Найду ли краски и слова?
Пред ним живая голова.
Огромны очи сном объяты;
Храпит, качая шлем пернатый,
И перья в томной высоте,
Как тени, ходят, развеваясь.
В своей ужасной красоте
Над мрачной степью возвышаясь,
Безмолвием окружена,
Пустыни сторож безымянной,
Руслану предстоит она
Громадой грозной и туманной.»

Что за говорящая голова такая здесь объявилась? В честь чего? Зачем? Часто ли мы в русском фольклоре встречаем подобный образ? А если не часто, то в какой мифологии он фигурирует и причем, столь явно и в таком количестве, что не заметить этот образ попросту невозможно?
Правильно. Всё там же. В кельтской мифологии британских островов, где образ живой говорящей головы – стража Британии, вообще говоря, является национальной реликвией и национальной гордостью.
«Кельты считали голову  обиталищем  души  и полагали  даже, что голова  способна  существовать  сама по  себе,  без  всего  остального тела…
…легенды отражают предполагаемую  способность  некоторых голов существовать отдельно  от тела. Так, например, в валлийской  легенде о Бране  Благословенном рассказывается  о  том, что, когда Бран был смертельно ранен  в  бою  с войском  Матолвха, короля Ирландии, он сам  попросил  своих друзей отрубить ему голову  и отвести  ее на родину, а  не предавать земле в Ирландии.  На  всем протяжении долгого обратного  пути голова,  по  легенде, сохраняла  способность  есть, пить и  даже разговаривать, совсем как  тогда, когда она была живой и венчала собою  могучее тело
     …Сам  Бран был ранен  в ступню  отравленным дротиком  и умирал в ужасных муках. Он приказал  семерым своим друзьям, оставшимся  в живых, отрубить ему  голову, отвезти ее на Белый Холм в Лондоне(Это место,  названное  одним  валлийским поэтом  XII  века  "Белой Вершиной Лондона, обителью  немеркнущей славы",  по  всей  вероятности, можно отождествить  с холмом, на  котором  сегодня  высится  знаменитый лондонский Тауэр)   и похоронить ее там, положив в могиле лицом в сторону Франции. Далее он пророчествовал о том, каким будет их путешествие. Им придется провести целых семь лет в Харлехе, где они будут непрерывно  пировать, а  птицы Рианнон будут не умолкая петь для них, и его, Брана,  голова тоже  будет  веселиться  с  ними,  словно  она  и  не  думала отделяться от  его тела.  Затем они проведут еще  дважды сорок лет  в Гвэлсе. Все это Время на голове Брана не появится ни малейших  следов тления, а беседы их будут настолько увлекательными, что они и не заметят, как пролетят эти годы. Но в назначенный час сама собой откроется дверь, ведущая в сторону Корнуолла, и  после этого они должны, не медля ни минуты, поспешить в Лондон предать земле его голову» .

Не находит ли уважаемый читатель некоторой аналогии с пушкинскими строфами об этом, например?

«… Как вихорь свистнул острый меч,
И прежде, чем я оглянулся,
Уж голова слетела с плеч -
И сверхъестественная сила
В ней жизни дух остановила.
Мой остов тернием оброс;
Вдали, в стране, людьми забвенной,
Истлел мой прах непогребенный…»

«…судьба повлекла семерых героев дальше, к месту погребения головы их вождя. Они, как и пророчествовал Бран, прибыли в Харлех и пропировали там целых  семь  лет,  и  все это время  три  птицы Рианнон  распевали  для  них волшебные песни, по сравнению с  которыми все прочие мелодии казались дикими и грубыми. Затем они провели  еще дважды сорок лет на острове Гвэлс, пируя и упиваясь сладким  вином и  слушая приятные беседы,  в которых участвовала  и голова Брана. Впоследствии  этот пир,  продолжавшийся целых восемьдесят лет, получил название  "Забавы Благородной Головы". В  самом деле, любопытно, что голова Брана  играет в мифологии  бриттов куда более заметную роль, чем  сам Бран до того момента, как его обезглавили.»
Последняя фраза наводит на мысль о сказке «Колобок». Чем Колобок не говорящая голова? А сколько приключений ей досталось : и с зайцем, и с волком, и с медведем , и с лисой повстречался.  И везде говорящая голова Колобок пела и разговаривала. Древние сказки никогда не возникали на пустом месте. Олицетворением каких именно мифологических сил были собеседники Колобка: ещё только предстоит узнать пытливым исследователям.
Впрочем, не только в народных сказках, но и во взаимствованиях из них ,используемых гениями русской литературы, встречаются порой явственные отголоски корневой взаимосвязи культур славянской и кельтской. Вспомним хотя бы Николая Васильевича Гоголя с его «Вием» («Поднимите мне веки!») и обратимся к … Испаддадену Пенкавру – мифологическому герою-великану валлийских кельтов, отцу  Олвен,  руки  которой  так  упорно добивался Куллвх:
  «…у  Испаддадена,  имя которого означает "Повелитель  великанов", были  настолько огромные  и  тяжелые  веки,  что их приходилось поднимать прочными металлическими подпорками, чтобы он мог  хоть что-то  увидеть.» В принципе разница между ними лишь в том, что Вий – это нечто страшное, демоническое, а Пенкавр – обычный хотя и очень большой великан.
А теперь снова обратим свои взоры к сказке Александра Сергеевича «О царе Салтане». В частности для начала освежим в памяти вот этот фрагмент:

«К морю лишь подходит он,
Вот и слышит будто стон…
Видно на море не тихо;
Смотрит - видит дело лихо:
Бьется лебедь средь зыбей,
Коршун носится над ней;
Та бедняжка так и плещет,
Воду вкруг мутит и хлещет…
Тот уж когти распустил,
Клёв кровавый навострил…
Но как раз стрела запела,
В шею коршуна задела -
Коршун в море кровь пролил,
Лук царевич опустил;
Смотрит: коршун в море тонет
И не птичьим криком стонет,
Лебедь около плывет,
Злого коршуна клюет,
Гибель близкую торопит,
Бьет крылом и в море топит -
И царевичу потом
Молвит русским языком:
“Ты, царевич, мой спаситель,
Мой могучий избавитель,
Не тужи, что за меня
Есть не будешь ты три дня,
Что стрела пропала в море;
Это горе - всё не горе.
Отплачу тебе добром,
Сослужу тебе потом:
Ты не лебедь ведь избавил,
Девицу в живых оставил;
Ты не коршуна убил,
Чародея подстрелил.
Ввек тебя я не забуду:
Ты найдешь меня повсюду…»

Девушка  в образе лебеди… То есть лебедь является объектом превращения в неё людей. Один из излюбленнейших приёмов британской мифологии:
«В  мифологии и верованиях кельтов лебедь занимал весьма заметное место. Так, в Халльштатте европейские археологи  нашли модели  повозок,  в  которые впряжены существа,  весьма  напоминающие  лебедей.  На самих  повозках стоят странные сосуды. Лебеди нередко встречаются в кельтских легендах; они – один из излюбленных объектов превращений.  Так, именно в лебедей превратила детей Лира их мачеха, страшно ревновавшая их к отцу, своему мужу. В другой легенде Мидхир превратил себя и свою возлюбленную Этэйн в лебедей, чтобы спастись от Эохаидха.  Еще  одна  легенда повествует о том,  как  Кэр,  которую  полюбил Оэнгус,  каждый  год превращалась  в  лебедь, и, чтобы  соединиться  с  ней, Оэнгусу тоже пришлось принять облик лебедя…»
Таким образом, мы можем с достаточной долей уверенности предполагать, что использование классиком русской литературы А.С.Пушкиным при создании им сказок приемов и образов британской мифологии скорее всего носило регулярный и осознанный характер, способствуя воссоединению культур столь отдаленных географически, но близких духом породившего их евразийского исторического пространства.
С другой стороны, вызывают неподдельное восхищение глубина и обширность познаний великого русского поэта в тонкостях истории и культуры древней западной цивилизации, уходящей своими корнями в единую индоевропейскую общность славянских и кельтских культур.

Пушкинская «Сказка о рыбаке и рыбке»

«Жил старик со своею старухой. У самого синего моря; Они жили в ветхой землянке. Ровно тридцать лет и три года. Старик ловил неводом рыбу, Старуха пряла свою пряжу…» Обратите внимание на то, что жили они вместе 33 года. То есть, обоим было примерно по 50-60 лет. Не больше. Не шибко-то они были старыми по нынешним временам. Для России - предпенсионный возраст, но ещё вполне рабочий.
Если спросить сейчас кого угодно о ком эта сказка, то, скорее всего, ответят, что о старухе и рыбке. Но это неправда. Эта сказка – о старике. Он здесь главный герой. Не старуха. Рыбка исполняет его волю, не её. От него зависит старухино благополучие и положение. Только от него. Несмотря на то, что он показан таким безвольным, бесхарактерным и вроде как слабым, на самом деле все чудеса этой сказки обязаны своим происхождением именно ему. Ну, и рыбке, конечно.
В чём же дело? Почему главный герой сказки вовсе не похож на обычных героев сказок и легенд? Нет, чтобы стукнуть кулаком по столу и послать свою старуху далеко и надолго. А он слушается, трепещет перед ней. Как бы. Ну, что за «герой»? Одно позорище.
А гений нашей литературы именно его называет Главным героем. И делает Главным Действующим Лицом сказки. На самом деле и старуха, и рыбка достаточно статичны. Мы видим их как бы на застывших картинках. Перемещается в пространстве только старик: то к синему морю с рыбкой, то к своей старухе – крестьянке, дворянке, царице…
Всё дело в том, что главной силой старика является доброта, а главной чертой отношений старика к старухе – любовь. И сказка эта о любви. О безмерной безответной любви, пронесённой стариком через тридцать лет и три года. К окружающему миру, в том числе к рыбке, он относится с добротой и пониманием. А к любимой женщине так, словно ей всё ещё 18 лет. Не боится он её, а любит. А она его – нет. Почему вышла за него замуж? Наверное, других вариантов не было. Был бы другой вариант, не задумываясь, вышла бы замуж за богатого крестьянина или за дворянина, или за царя. Без разницы. Лишь бы богатства да власти побольше.
Поэтому никакая она не главная героиня сказки. Главная её героиня – Любовь. Любовь долготерпит и прощает, и никакие унижения не могут её унизить, ибо всё преходяще, а любовь вечна. Даже безответная.

Заблуждения и правда о дуэли

Всем нам со школьных лет известно, что Пушкин погиб на дуэли с Дантесом, защищая честь жены. Эта аксиома. История трагическая, овеянная романтическим флёром любви и ревности, множество раз описанная в убедительных красочных деталях. Пушкин действительно любил свою жену и дорожил честью семьи. Однако, есть нечто вроде детского наивного вопроса в этом скорбном и понятном сюжете, на который мне так и не удалось найти никакого вразумительного ответа со времён своей юности.
Всем известно о том, с какой бешеной яростью Александр Сергеевич ненавидел Жоржа Дантеса. Но если причиной такой ненависти действительно является ревность, возбужденная слухами о супружеской измене, то пусть не вся ярость, но хотя бы тень раздражения должна была бы коснуться не одного лишь «любовника», но и его «любовницы» – госпожи Натальи Николаевны. Ну, хотя бы по причине того, что она в такой ситуации являлась поводом возникновения конфликта. Однако, по всем канонам, которым нас учили со школы, ничего подобного со стороны поэта к своей жене почему-то не наблюдалось. Ни одного упрека. И с её стороны – никаких заявлений и утверждений. Как можно бешено ревнуя, преследовать только одного из двоих, совершенно не замечая «заслуг» своей супружеской половины? Это возможно только в одном случае: полной абсолютной уверенности в том, что никаких измен и никакого флирта не было и в помине.
Но что это за ревность? Ревность имеет место быть там, где есть любовь, страдающая от сомнений и недоверия к предмету любви. А если недоверия к предмету любви и сомнений в его чистоте нет, то не может быть и ревности к нему. Получается, что Пушкин не ревновал свою любимую жену ни к кому, поскольку полностью ей доверял! Так оно и есть, уверяло нас официальное пушкиноведение, поскольку это соотносится с его поведением и после дуэли: он заботился о супруге и детях до последнего мгновения жизни, так и не упрекнув её ни в чем.
Однако, ни у кого из пушкинских современников ни на йоту не возникало и тени сомнения в искренней ненависти поэта к голландскому послу Геккерну и его приемному сыну Дантесу. Причем, к послу – в не меньшей степени, чем к его взрослому «приёмышу». Не кажется ли всё это странным? Пушкину вручили «диплом рогоносца», однако, авторство
«диплома» так и не было установлено. Для чего же нужен был этот странный «диплом». Не для убеждения ли публики в том, что причина конфликта между Пушкиным, голландским послом и его пасынком – сугубо личная, не имеющая никаких иных причин, кроме классического любовного треугольника?
А что если существовали такие серьёзные, но тайные причины, которые необходимо было завуалировать под «любовную драму»? Известно, что за дуэль в России полагалось наказание всем ее участникам: и секундантам, и даже жертвам дуэли, даже мёртвым! А как поступил император? Он наградил поэта (в лице его семьи) посмертно так, как награждают героев России за подвиг во имя Родины, а вовсе не за семейные разборки!
       Вдове Пушкина сроком до её повторного замужества была учреждена пенсия в размере 10000 рублей. За счет казны была погашена ссуда А. Пушкина в размере 45000 рублей. Для того, чтобы напечатать сочинения поэта, его вдове было выдано единовременное пособие в размере 50000 рублей, с условием направления прибыли от продажи на учреждение капитала покойного. Два сына А. Пушкина были зачислены в самое привилегированное училище России – Пажеский корпус. И каждому сыну была начислена пенсия в размере 1200 рублей в год. Все долги Пушкина были погашены государственной казной. За что?! Просто из любви императора к русской литературе и сочувствия к покойному??? Это детский лепет, а не реальный ответ на вопрос.
      Наш современник, Анатолий Клепов, в своей работе «Смерть А. С. Пушкина. Мифы и реальность» так комментирует эту ситуацию: «…государственная служба А. Пушкина составляла меньше 10 лет. И ему вообще не полагалась никакая пенсия. Это могло произойти только в одном случае. Если государственный чиновник погиб на служебном посту, выполняя особое задание самого императора! Только тогда вне зависимости от срока прохождения государственной службы, полагалось начисление пенсии в размере последнего оклада погибшего чиновника, а также денежная компенсация вдове и ближайшим родственникам погибшего. В принципе, и в настоящее время происходят аналогичные выплаты в случае внезапной гибели государственного служащего.
      И в настоящее время, если государственный чиновник, занимающий крупные государственные должности погибает во время выполнения своих служебных обязанностей, то его семье государство выплачивает крупные единовременные пособия в зависимости от его оклада.
      Могла ли быть выдана такая высокая пенсия государственному служащему, который осмелился нарушить законы российского государства путем участия в запрещенной законом дуэли? А потом, после дуэли, фактически был осужден судом! Конечно, нет. Строгие законы российской империи полностью исключали это. И только вмешательство Николая I, который знал об истинных целях дуэли А. Пушкина… позволило законодательно приравнять гибель А. Пушкина на дуэли к гибели государственного служащего, выполняющего особые поручения императора». Об истинных целях дуэли! То есть, истинная цель поединка не имел абсолютно никакого отношения к выдуманной для публики якобы любовной истории.
      Вслед за Михаилом Юрьевичем Лермонтовым (стихотворение «Смерть поэта») обратим наше внимание на то, что поэта убил не подданный Российской империи, а иностранец:

                «…Смеясь, он дерзко презирал
                Земли чужой язык и нравы;
                Не мог щадить он нашей славы;
                Не мог понять в сей миг кровавый,
                На что он руку поднимал!..»

      Полагаю,  однако,  что  Дантес  как  раз  таки  прекрасно  понимал,  на  кого  он  руку поднимал  .  Более  того:  появление  этого  киллера,  фактически  наёмного  убийцы,  в  России было хорошо подготовлено иностранными разведками. Помимо умения благодаря смазливой внешности нравиться женщинам у Дантеса имелось ещё одно не менее важное для организаторов убийства поэта умение – меткого стрелка, снайпера, говоря современным нам языком. Ко времени появления в России за его плечами уже была учеба в знаменитом военном училище Сен Сир, где всего за год он успел завоевать звание чемпиона в стрельбе по движущейся летящей быстро исчезающей цели – по голубям. Выстрелить на ходу, не останавливаясь, навскидку и точно попасть в нужное место – Дантесу, человеку, профессионально стрелявшему влёт, не составляло никакого труда…
      Кстати, вовсе не Пушкин вызвал Дантеса на ту смертельную дуэль, как все мы почему-то по привычке считаем, и… не Дантес Пушкина. А кое-кто совсем другой. Ни Наталья Николаевна, ни показные «африканские» страсти правнука Ганнибала тут действительно… совершенно ни при чём.
Дуэльный вызов Пушкину сделал Луи Геккерн! Через секретаря французского посольства виконта д’Аршиака он письменно объявил Пушкину, что делает ему вызов. То есть, если Дантес и стрелялся, то не за себя, а за голландского посла Геккерна! И пуля, убившая поэта, была пулей посла Нидерландского королевства, отправленная рукой всего лишь исполнителя его воли – Дантеса. При этом Дантес практически ничем не рисковал, поскольку, как сообщает литературовед Г. Фридман, его тело под мундиром было защищено доспехами – непробиваемой металлической кирасой, специально заказанной в Англии после того, как была отсрочена первая дуэль с Пушкиным, которая должна была состояться ещё осенью 1836 года. Фактически Дантес был защищен бронежилетом, при этом пистолеты были заряжены минимальным количеством пороха, чтобы кинетической энергии пули оказалось недостаточно для пробития кирасы. Секундант Дантеса, виконт д’Аршиак, знал своё дело… а вот Данзас, секундант Пушкина, скорее всего, был не в курсе подобных тонкостей дипломатических «деталей» убийства.
       Можно ли представить себе, чтобы смерть иностранного литератора, всю жизнь безвыездно прожившего в своей стране, пусть даже и хорошо известного у себя на родине, вдруг вызвала небывалый международный общественный резонанс за многие тысячи вёрст места событий – вплоть до Атлантики? Только ли литературные заслуги автора были тому причиной или нечто ещё?  По информации литературоведа Михаила Сафонова: «28 февраля 1837 года парижская газета „Журналь де Деба“ опубликовала сенсационное сообщение из Петербурга: знаменитый русский поэт Пушкин убит. В этот же день такое же сообщение опубликовал „Курьер Франсе“. 1 марта сообщение было перепечатано в „Газет де Франс“ и „Курьер де Театр“. В то время парижский „Журнал де Деба“ играл на европейском континенте ту же роль, что сегодня играет „Нью-Йорк Таймс“ во всем мире. 5 марта о гибели Пушкина сообщила своим читателям немецкая „Альгемайне Цайтунг“.
Ни одному классику европейской литературы до Пушкина не удавалось возбудить подобный интерес к факту гибели своей персоны! За исключением, может быть, лорда Байрона…

Была ли дуэль Пушкина и Дантеса дуэлью? Нет.

Никакой дуэли между Пушкиным и Дантесом в 1837 году не было. Возможно, вы удивляетесь моему утверждению, но это правда. Как известно, Пушкин в январе 1837 года не вызывал Дантеса на дуэль. Более того, он вообще никого на дуэль не вызывал. Дантес Пушкина тоже не вызывал на дуэль. Ни тогда, ни раньше. Вообще никогда. Дуэльный вызов исходил от голландского посланника барона Геккерна. Но сам Геккерн никакого личного участия в поединке не принимал.
Обратимся к самым уважаемым словарям, определяющим понятие слова «дуэль».
Толковый словарь Даля: «Дуэль – единоборство, поединок; вообще принято называть дуэлью условный поединок, с известными уже обрядами, по вызову».
Толковый словарь русского языка под редакцией Д. Н. Ушакова (1935 – 1940): «Дуэль, и, ж. [фр. duel]. Поединок, происходящий по определенным правилам, сражение между двумя противниками по вызову одного из них».
Большая советская энциклопедия. – М.: Советская энциклопедия (1969 – 1978): «Дуэль (франц. duel, от лат. duellum – война) – поединок, бой (с применением оружия) между двумя лицами по вызову одного из них. Условия Д. заранее устанавливались противниками или их представителями (секундантами) с соблюдением обычаев. Наиболее распространена была в средние века, хотя формально запрещалась и была наказуема».
Во всех вышеперечисленных уважаемых словарях указано одно и то же неизменное условие, делающее поединок между двумя сторонами, между обидчиком и обиженным именно дуэлью: вызов. Дуэль – это поединок, на который одна сторона вызывает другую и (непременное условие!) сама лично участвует в поединке. Геккерн в поединке, на который сам же вызвал Пушкина, лично не участвовал. Следовательно, ни о какой дуэли речи идти не может. Состоялся поединок, на который ни одна из противоборствующих сторон другую не вызывала!
«Погодите», – тут же заявит кто-нибудь, – «но Жорж Дантес как бы заменил собой престарелого приёмного отца – барона». Однако, совсем не зря в словарях неоднократно упоминается о том, что дуэль – это очень специфический поединок, исполняемый в точном соответствии с известными установленными обычаями, то есть, абы как она проводиться не может, и абы что дуэлью называть нельзя. О правилах, позволяющих именовать поединок сторон дуэлью, было хорошо известно всему светскому обществу пушкинской эпохи. Эти правила легли в основу многократно опубликованного «Дуэльного кодекса». Обратимся к некоторым его статьям из четвёртого переиздания книги «Дуэльный кодекс» потомственного дворянина, герцога (по именному указу императора Николая II от 3 октября 1916 года) Василия Алексеевича Дурасова (Дурасов В. Дуэльный кодекс. – 4-е изд. – СПб.: Тип. «Сириус», 1912. – 126 с).
Итак, о чём гласит кодекс по поводу обоснованности замены дуэлянтов перед поединком? «Личный характер оскорблений и случаи замены»
«58. Оскорбления имеют личный характер и отмщаются лично.
59. Замена оскорбленного лица другим допускается только в случае недееспособности оскорбленного лица, при оскорблении женщин и при оскорблении памяти умершего лица.
60. Заменяющее лицо всегда отождествляется с личностью заменяемого, пользуется всеми его преимуществами, принимает на себя все его обязанности, имеет законное право совершать все те действия, которые совершил бы заменяемый в случае своей дееспособности.
61. Недееспособность для права замены определяется следующими положениями:
1) заменяемый должен иметь более 60 лет, причем разница в возрасте с противником должна быть не менее 10 лет. Если физическое состояние заменяемого дает ему возможность лично отомстить за полученное оскорбление, и если он на то изъявляет свое согласие, то он имеет право не пользоваться правом замены;
2) заменяемый должен иметь менее 18 лет:
3) заменяемый должен иметь какой-нибудь физический недостаток, не позволяющий ему драться как на пистолетах, так и на шпагах и саблях;
4) неумение пользоваться оружием ни в коем случае не может служить поводом для замены или отказа от дуэли».
Обратили внимание на то, в каких случаях на дуэли возможна замена одного бойца другим? Барону больше 18 лет, поэтому пункт 2 отпадает. У барона не было физических недостатков, не позволявших ему драться на пистолетах. «Неумение пользоваться оружием ни в коем случае не может служить поводом для замены или отказа от дуэли». Что остаётся? «Заменяемый должен иметь более 60 лет, причем разница в возрасте с противником должна быть не менее 10 лет». Однако, Луи-Якоб-Теодор ван Геккерн де Беверваард родился 28 ноября 1792 года. На момент вызова им Пушкина на дуэль барону было чуть больше 44 лет. Пушкину 37,5 лет. Разница в годах с бароном – меньше 10 лет. Таким образом, поскольку вызывавший на дуэль на неё не явился, формально – никакой дуэли не было! А что было? То, что называется другим словом: уголовное преступление, убийство, попирающее не только закон империи о запрете на дуэли, но и само понятие дуэльного кодекса чести. И последнее. Ниже перед вами условия поединка между Пушкиным и Дантесом, на которых он состоялся. Обратите внимание на то, что в нём нигде не упоминается слово «дуэль». Его там нет…
«1.Противники ставятся на расстоянии 20 шагов друг от друга и 10 шагов от барьеров, расстояние между которыми равняется 10 шагам.
2.Вооруженные пистолетами противники, по данному знаку идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут стрелять.
3.Сверх того принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место, для того чтобы выстреливший первым подвергся огню своего противника на том же самом расстоянии.
4.Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы в первый раз, противники ставятся на то же расстояние в 20 шагов, сохраняются те же барьеры и те же правила.
5.Секунданты являются непосредственными посредниками во всяком отношении между противниками на месте.
6.Секунданты, нижеподписавшиеся и облечённые всеми полномочиями, обеспечивают, каждый свою сторону, своей честью строгое соблюдение изложенных здесь условий».
Вызов Пушкину делает барон Геккерн, поскольку именно он обращается с письмом к Пушкину, а не Дантес. Но вместо себя барон отправляет на поединок Дантеса. Вот как об этом сказано в письме: «Мне остается только предупредить вас, что г. виконт д’Аршиак отправляется к вам, чтобы условиться относительно места, где вы встретитесь с бароном Жоржем Геккерном, и предупредить вас, что эта встреча не терпит никакой отсрочки».
В конце письма расписка Дантеса о том, что он прочитал и одобряет содержание письма. Это означало лишь то, что он согласен исполнить миссию, порученную ему Геккерном. Никакого вызова лично от Дантеса Пушкину в этом по сути нет.
Отправить вместо себя на поединок другого – бесчестно, поскольку означает нарушение дуэльного кодекса, что равносильно отказу от дуэли. Что если бы в ответ Пушкин отправил на дуэль просто какого-нибудь очень меткого стрелка? Ему же и в голову такое не пришло. Он почему-то сам поехал на Чёрную речку…
 

Коварство вызова

Давайте, ещё раз, не торопясь, внимательно, перечитаем несколько известных фраз барона Геккерна, обращённых к Пушкину, из того самого послания, которое фактически являлось со стороны Геккерна вызовом Пушкина на дуэль: «Мне остается только предупредить вас, что г. виконт д’Аршиак отправляется к вам, чтобы условиться относительно места, где вы встретитесь с бароном Жоржем Геккерном, и предупредить вас, что эта встреча не терпит никакой отсрочки».
Обратите внимание на три очевидных момента: 1. Вызывает Пушкина на дуэль старший Геккерн. Однозначно, вызывает он, а не Дантес. 2. Вызывающий на дуэль отправляет на поединок другого человека. 3. Вызывающий на дуэль предупреждает о том, что поединок не терпит никакой отсрочки.
С пунктом первым, полагаю, всем всё ясно.
Переходим к пункту второму. Барон отправляет вместо себя молодого Дантеса. Кто он ему? Официально? Сын.  Неофициально – любовник. Ну, в данном контексте, это уже их личное дело. Хотя использовать пусть и приёмного, но всё-таки не мальчика с улицы, а сына, в качестве секс-машины… не очень хорошо характеризует моральный облик посла иностранной державы. 
Впрочем, в данном случае я бы хотел поставить иной весьма интересный вопрос: Поединок на пистолетах – опасное дело? Да. После него случаются убитые и раненые. Знал об этом барон? Знал. Обращаюсь с вопросом к отцам своих сыновей: кто из вас отправит на смерть своего сына, причём, вместо себя? Ответ? Тишина. Никто. Никто из отцов своего сына на смерть не отправит, если есть такая возможность. Точно так же, как ни одна мать не станет ради себя требовать от своих детей смерти. Скорее, наоборот, прикроет их собой. Поэтому я так не люблю плакат «Родина – мать зовёт». Враньё потому что. Не станет родная мать ни под какими пытками и угрозами призывать к смерти своих детей.
В случае с бароном Геккерном сам факт направления им вместо себя на поединок с Пушкиным Дантеса однозначно указывает на то, что барон его сыном не воспринимал и не считал.
Чем ещё интересен пункт второй? На глазах у Пушкина и виконта д’Аршиака происходит откровенная подмена. Дуэль фактически перестаёт быть дуэлью, ибо ни Пушкин ни Дантес друг другу никакого вызова не делали. А дуэль без вызова – фактически не дуэль, где каждая из сторон защищает свою честь, а убийство. Нельзя любое «кукареку» называть дуэлью! Но ни у поэта, ни у секундантов нет времени для того, чтобы спокойно поразмыслить и осознать, что совершён факт подлога.
Существует версия о том, что Дантес заменил собой престарелого отца. Чушь! Геккерну 44, Пушкину 37. Разница всего 7 лет. Зато разница в возрасте между Пушкиным и Дантесом в 13 лет никого из сторонников якобы очень старого барона не смущает? Скорее тогда уже Пушкина можно было бы счесть престарелым по отношению к Дантесу, чем барона по отношению к Пушкину...
И, наконец, пункт третий бароновского письма.  «…условиться относительно места, где вы встретитесь с бароном Жоржем Геккерном…» Чувствуете стиль? Барон диктует (внушает) Пушкину мысль о том, что он обязан встретиться с Дантесом. А на самом деле Пушкин ни с каким Дантесом встречаться НЕ обязан. Ибо на дуэль его вызывал не Дантес. Читаем фразу далее: «…и предупредить вас, что эта встреча не терпит никакой отсрочки». Вот она где собака зарыта! Идите, стреляйтесь, и знайте, что ваша встреча не терпит никакой отсрочки! То есть, сам барон драться отказывается, зато других на поединок буквально затаскивает. Никакой отсрочки! Вот как о себе заботился барон.
В целом, послание барона Пушкину носит явный провокационный характер. Барон абсолютно сознательно уходит от ответственности за вызов, который сам же и составил. Подлость? Безусловно.

Пушкин и власть

      В школьные годы нам постоянно внушалась мысль о том, что между поэтом и властью всегда пролегала пропасть, что царизм жестоко угнетал свободолюбивого поэта, исполняя функции жандарма и цензора. Однако, если отношения между Александром I и Пушкиным действительно трудно назвать приязненными (всем известны иронические стихи поэта об императоре), то с Николаем Павловичем у Александра Сергеевича было о чём поговорить тет-а-тет. Как известно, Н. Ф. Арендт – лейб-медик императора Николая I, врач Пушкина, стал посредником между умирающим поэтом и царём: он передал императору просьбу поэта о помиловании секунданта Данзаса. Также поэт просил прощения за нарушение царского запрета на дуэли: «…жду царского слова, чтобы умереть спокойно…» Николай I ответил ему: «Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе моё прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки».
Разве это разговор врагов, а не близких по духу людей, за плечами которых много общего, в том числе и любовь к Родине, и забота о близких? Стансы, посвященные Пушкиным императору Николаю Павловичу, говорят совсем о другом:

                В надежде славы и добра
                Гляжу вперед я без боязни:
                Начало славных дней Петра
                Мрачили мятежи и казни.
                Но правдой он привлек сердца,
                Но нравы укротил наукой,
                И был от буйного стрельца
                Пред ним отличен Долгорукой.
                Самодержавною рукой
                Он смело сеял просвещенье,
                Не презирал страны родной:
                Он знал ее предназначенье.
                То академик, то герой,
                То мореплаватель, то плотник,
                Он всеобъемлющей душой
                На троне вечный был работник.
                Семейным сходством будь же горд;
                Во всем будь пращуру подобен:
                Как он, неутомим и тверд,
                И памятью, как он, незлобен.

      О взглядах и политике Николая I можно сказать следующее: Он прежде всего считал себя защитником национальных интересов страны, хотя не отказывался от участия в делах Западной Европы. Николай I отстаивал принципы абсолютной монархии, отвергал конституционализм и свободу личности, настороженно относился к либеральным идеям, стоял за незыблемость территориальных границ в Европе, утвержденных решениями Венского конгресса, более всего заботясь о спокойствии собственного государства.
      Россия в то время становилась объектом страха, ненависти и насмешек в глазах либеральной части европейского общественного мнения, а сам Николай I приобретал репутацию «жандарма Европы». Однако при этом западные историки почему-то забывают, что в своей внешней политике император Николай Павлович выполнял договоры, подписанные во время предыдущего царствования, а Россия пунктуально придерживалась политики Священного союза. Но в этом-то и состоял весь трагизм: лишь Россия сделала Священный союз целью своей политики, делала все для блага Союза. Другие же страны использовали его как средство достижения собственных целей.
      Усиленная дипломатическая борьба против России во время восточного кризиса 20-х гг. XIX века фактически была проиграна.  Преобладание России в турецких делах произвело тревогу среди европейских правительств и придало острый характер «восточному вопросу». Под «восточным вопросом» тогда понимали все вопросы в связи с распадом Турции и с преобладанием России на Балканском полуострове. Европейские державы не могли быть довольны политикой императора Николая, который считал себя покровителем балканских славян и греков. Добрым отношениям России с Турцией стремились помешать Англия, Австрия и Франция, которые соперничали с Россией на Ближнем и Среднем Востоке. Особенно недоброжелательной была Англия. Существует версия о том, что именно англичане подстрекали персидских мусульман к нападению на русское посольство в Тегеране, в результате которого погиб посланник русского императорского двора поэт Александр Сергеевич Грибоедов. Обратите внимание: государь доверил российское посольство поэту, написавшему «Горе от ума», произведение, вроде бы направленное против государственного устройства того времени! Но царь не бросил талантливого человека в тюрьму, не отправил в ссылку, а доверил ответственнейшую миссию – быть послом России в иностранной державе!
      Было ли нечто общее в воззрениях поэта Пушкина и императора Николая Павловича? Несомненно!  Царь являлся убеждённым противником крепостного  права.  В годы правления императора Николая I существовало 9 секретных  комитетов,  занимавшихся  разработкой проектов отмены крепостного права и предоставления помещичьим крестьянам более широких прав. Доверив руководство крестьянским делом твердому приверженцу освобождения крестьян П. Д. Киселеву, царь сказал ему: «Ты будешь мой начальник штаба по крестьянской части». Он одобрил начало реформы государственной деревни, подготовленной Киселевым, и в 1840-е гг. издал ряд указов, расширявших личные и имущественные права крепостных крестьян. Но так и не решился осуществить полную крестьянскую реформу, считая, что Россия, в условиях враждебного окружения и популярности революционных идей, еще не готова к этому.

Турецкий поход Пушкина

В сентябре 1826 года император приказывает Пушкину прибыть в Москву «в своем экипаже свободно, под надзором фельдъегеря не в виде арестанта». 8 сентября 1826 года в Москве, вЧудовом монастыре, состоялась встреча нового Николая I и поэта. О состоявшейся тогда беседе сохранилось мало сведений достоверного характера. Можно утверждать только то, что между собеседниками было достигнуто некое устное соглашение. Николай I не только разрешил Пушкину жить в обеих столицах, но и стал его первым (и единственным!) цензором в государстве, освободив произведения поэта от какой-либо иной государственной цензуры.
       О том, каково было впечатление Александра Сергеевича от знакомства с новым императором России можно судить по следующим сообщениям… 12 июля 1827 года глава Третьего  отделения  А.  X.  Бенкендорф  докладывал  Николаю  I:  «Пушкин,  после  свидания  со мной, говорил в Английском клубе с восторгом о Вашем Величестве и заставил лиц, обедавших с ним, пить здоровье Вашего Величества. Он все-таки порядочный шалопай, но если удастся направить его перо и его речи, то это будет выгодно». В октябре 1827 года шеф Третьего отделения получает сообщение: «Поэт Пушкин ведет себя отлично хорошо в политическом отношении. Он непритворно любит государя и даже говорит, что обязан ему жизнью, ибо жизнь так ему наскучила в изгнании и вечных привязках, что он хотел умереть».
      Началась Турецкая война. Пушкин пришел к Бенкендорфу проситься волонтером в армию. Бенкендорф отвечал ему, что государь строго запретил, чтобы в действующей армии находился кто-либо, не принадлежащий к ее составу, но при этом благосклонно предложил средство  участвовать  в  походе:  «хотите,  сказал  он,  я  определю  вас  в  мою  канцелярию  и возьму с собою?» Пушкину предлагали служить в канцелярии Третьего отделения». Кстати, существуют и воспоминания А. А. Ивановского, чиновника Третьего Отделения, достоверность которых не подвергается сомнению. Вот что он пишет: «В половине апреля 1828 года
Пушкин обратился к А. X. Бенкендорфу с просьбою об исходатайствовании у государя милости к определению его в турецкую армию. Когда ген. Бенкендорф объявил Пушкину, что его величество не изъявил на это соизволения, Пушкин впал в болезненное отчаяние… Он квартировал в трактире Демута… Человек поэта встретил нас в передней словами, что Александр Сергеевич очень болен и никого не принимает». Но Пушкин принял Ивановского.
«Если б вы просили о присоединении вас к одной из походных канцелярий: Александра Христофоровича Бенкендорфа, или графа К. В, Нессельроде, или П. И. Дибича – это иное дело, весьма сбыточное, вовсе чуждое неодолимых препятствий», – заявил жандарм. «Ничего лучшего я не желал бы!.. И вы думаете, что это можно еще сделать?», – воскликнул Пушкин. На что последовал ответ: «Конечно, можно».
       О дороге в расположение русской армии Пушкин замечает: «Дорога через Кавказ была скверной и опасной – днем я тянулся шагом с конвоем пехоты и каждую дневку ночевал – зато видел Казбек и Терек. В лагерь я прибыл в самый день перехода через Саган-лу и, раз я уже был там, мне показалось неудобным уклониться от участия в делах, которые должны были последовать. Генерал И. Ф. Паскевич, будущий граф Эриванский, позволил мне въехать вслед за ним в завоеванный Арзрум».
      Из  книги  «История  военных  действий  в  азиатской  Турции  в  1828  и  1829  годах…» известно не только о присутствии поэта в рядах сражающейся русской армии, но и о непосредственном участии его в боях и перестрелках с противником.
     Чем Пушкин, принявший участие в турецком походе русской армии, принес очевидную пользу русскому военному командованию. Как минимум, своими наблюдениями, записями того, что в иных случаях могло ускользнуть от внимания отцов-командиров. Кстати, известно, что на обратном пути из Тифлиса в Санкт-Петербург Пушкин предъявлял подорожную такого содержания: "Г. чиновнику 10 класса Александру Сергеевичу Пушкину, едущему от Санкт-Петербурга до Тифлиса и обратно, предписано Почтовым местам и Станционным смотрителям давать означенное в подорожной число почтовых лошадей без задержания, и к приезду оказывать всякое содействие». Напомним, что подорожная – письменное свидетельство, необходимое для проезда по почтовым дорогам империи. Она выдавалась губернскими или уездными властями и удостоверяла, во-первых, личность путешествующего, что заносилось в специальный журнал на каждой станции, во-вторых, возможность получить на почтовой станции зависевшее от чина и звания проезжающего определенное количество лошадей. На оборотной стороне подорожной Пушкина для проезда в Тифлис сделана приписка: «Сие предписание в Комендантском управлении при Горячих минеральных водах явлено и в книгу под 109-й, записано 8 Сентября 1829 года. В должности плацадъютант подпоручик Войтикович». Такая подорожная просто так любому путешествующему не выдавалась. Только по службе.
      Возвращаясь из военного похода, поэт пишет:

                Блеща средь полей широких,
                Вон он льется!.. Здравствуй, Дон!
                От сынов твоих далеких
                Я привез тебе поклон.
                Как прославленного брата,
                Реки знают тихий Дон;
                От Аракса и Евфрата
                Я привез тебе поклон.
                Отдохнув от злой погони,
                Чуя родину свою,
                Пьют уже донские кони
                Арпачайскую струю.
                Приготовь же, Дон заветный,
                Для наездников лихих
                Сок кипучий, искрометный
                Виноградников твоих.

      Кстати говоря, походная канцелярия Бенкендорфа – это контрразведка. В компетенцию Третьего отделения входило, помимо всего прочего, и управление главной Императорской квартирой, и Собственный Его Императорского Величества конвоем. Граф К. В, Нессельроде, МИД – это политическая разведка. П. И Дибич – военная разведка. До 1832 года – официальной даты создания в России политической разведки – собственная разведка существовала в военном Министерстве и коллегии иностранных дел России. Подобные сведения наводят на весьма определённую мысль о том, что между Пушкиным и контрразведкой России имелись определенные связи…

Пушкин и государева служба

21 июля 1831 года Пушкин пишет А. X. Бенкендорфу: «Заботливость истинно отеческая государя императора глубоко меня трогает. Осыпанному уже благодеяниями его величества, мне давно было тягостно мое бездействие. Мой настоящий чин (тот самый, с которым выпущен я был из Лицея), к несчастию, представляет мне препятствие на поприще службы. Я считался в Иностранной коллегии от 1817-го до 1824-го года; мне следовали за выслугу лет еще два чина, т. е. титулярного и коллежского асессора; но бывшие мои начальники забывали о моем представлении. Не знаю, можно ли мне будет получить то, что мне следовало. Если государю императору угодно будет употребить перо мое, то буду стараться с точностию и усердием исполнять волю его величества и готов служить ему по мере моих способностей. В России периодические издания не суть представители различных политических партий (которых у нас не существует), и правительству нет надобности иметь свой официальный журнал; но тем не менее общее мнение имеет нужду быть управляемо. С радостию взялся бы я за редакцию политического и литературного журнала, т. е. такого, в коем печатались бы политические и заграничные новости. Около него соединил бы я писателей с дарованиями и таким образом приблизил бы к правительству людей полезных, которые всё еще дичатся, напрасно полагая его неприязненным к просвещению. Более соответствовало бы моим занятиям и склонностям дозволение заняться историческими изысканиями в наших государственных архивах и библиотеках. Не смею и не желаю взять на себя звание историографа после незабвенного Карамзина; но могу со временем исполнить давнишнее мое желание написать Историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III».
«Ну, хорошо», – скажете вы, – «Пусть так, но какое отношение всё это имеет к гибели Пушкина?» Самое прямое, если иметь в виду последствия вступления поэта на государственную службу и сознательные старания очень влиятельных лиц скрыть правду от современников и потомков… В 1837 году погиб не литератор Пушкин в смехотворной юношеской должности камер-юнкера и не на почве глупой семейной ревности, а камергер (генерал-майор) его величества ПОЭТ Александр Сергеевич Пушкин, павший смертью храбрых, защищая интересы нашего Отечества!
Об этом – в следующей части повествования. Однажды, Александр Сергеевич на вопрос своего друга-лицеиста о том, где он служит, ответил просто и ёмко: «Я числюсь по России». «Числиться по России» в устах поэта означало «беззаветно служить своему Отечеству».. Крылатая фраза Евгения Евтушенко «Поэт в России – больше, чем поэт» известна давно. Кстати, более всего это заметно иностранцам, людям со стороны.
Как метко сказала одна итальянская исследовательница пушкинского наследия: «Россия – единственная в мире страна, которая не перестает скорбеть по своим поэтам… Только в России убийство Поэта равно Богоубийству».

Пушкин и польские события

В  статье  «Десятая  глава  «Евгения  Онегина»  –  история  разгадки»  литературовед  Б. Томашевский сообщает: «В 1906 году, в издании «Пушкин и его современники», выпуск IV, появилось составленное В. И. Срезневским описание рукописей Майковского собрания. Описание предварено кратким введением, в котором, между прочим, говорится: 
«В 1904 году Рукописное отделение библиотеки Академии Наук обогатилось ценнейшим собранием автографов Пушкина, принесенным в дар Академии вдовой покойного Леонида  Николаевича  Майкова  Александрой  Алексеевной  Майковой…»  В  таком  описании, которым по мнению автора не было «нарушено желание жертвовательницы», значилось два загадочных пункта: 37 д) Наброски из Путешествия Онегина. Листок сероватой бумаги с клеймом 1823 г. Среди текста красная цифра 55.
    57) «Нечаянно пригретый славой…» и «Плешивый щеголь, враг труда…» (1830?). В четвертку, 2 л. (1 л. перегнутый пополам). На бумаге клеймо 1829 г. Красные цифры: 66, 67.
Текст писан с внутренней стороны сложенного листа. Поправок почти нет; писано наскоро, многие слова недописаны, собственные имена обозначены буквами».
Речь  идет  о  шифрованных  текстах,  так  называемых  криптограммах,  составленных Пушкиным и относящихся к уничтоженной им десятой главе «Евгения Онегина». Мастерство, которым Александр Сергеевич обладал в умении составлять шифры и криптограммы, заставило исследователей его творчества десятилетиями ломать головы над их расшифровкой. То, что Пушкин в совершенстве владел этой «наукой», доказывают и исследования академика В. А. Чудинова. В рисунке А. Пушкина «Медный всадник», он по методике Шиллинга фон Конштадта «выявил» целых семь криптограмм!
      Во  всем  мире  способности  и  знания  лингвистов  используются  криптографами  для успешного  дешифрования  переписки  противника!  А  сами  специалисты  –  ценятся  на  вес золота! 26 августа 1831 года армия генерала Паскевича штурмом берет Варшаву. Именно в это время, российским спецслужбам, путем дешифровки секретной переписки руководителей польского восстания удалось получить точные имена близких связей польских заговорщиков в российском и других дворах Европы.
      А за месяц с небольшим до этого, 20 июля 1831 года Пушкин пишет письмо Николаю с просьбой зачислить его на государственную службу. Обычно подобные бумаги в царской канцелярии рассматривались, мягко говоря, не слишком быстро, как минимум месяцами.
Однако в этом конкретном случае прошение было рассмотрено мгновенно! Уже 21 июля (на следующее утро!) Николай I приказывает Бенкендорфу, курирующему Департамент внешних сношений МИД, дать указание Нессельроде принять Пушкина на службу. 23 июля Нессельроде получает письмо от Бенкендорфа от 22-го числа о Высочайшем повелении определить Пушкина в Государственную Коллегию Иностранных Дел!
      В  связи  с  польскими  событиями  западная  пресса  развернула  в  Европе  настоящую информационную войну против России. Пушкин, по долгу своей новой службы, знал о готовящемся штурме Варшавы и о вероятности в связи с этим начала массированной истерической кампании в западных средствах массовой информации. Буквально на следующий день после взятия Варшавы стихотворения А. Пушкина «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина» были представлены Николаю I. Седьмого сентября 1831 г. было получено цензурное разрешение на выпуск брошюры «На взятие Варшавы» с произведениями А. С. Пушкина и В. А. Жуковского. Такой молниеносной публикации литературных произведений Россия еще не знала! Стихотворения А. Пушкина «попадают» в прессу Франции, Германии и Австрии, вызывая немалый интерес в политических и культурных кругах этих стран. Австрийский посол в Петербурге граф К. Л. Фикельмон к письму австрийскому канцлеру Меттерниху с разъяснением политической обстановки в России, связанной с польским восстанием, приложил стихотворения А. Пушкина. При этом подчеркивал, что текст был одобрен императором Николаем I.
      Таким образом, эти произведения расцениваются как способ выражения позиции русского правительства. Тонкий дипломатический ход! Он заставлял руководителей европейских государств серьезно задуматься о возможных последствиях своих действий, но в то же время не давал никаких поводов для использования художественных произведений российских подданных Пушкина и Жуковского в качестве аргументов для инсинуаций и обвинений в адрес официальной позиции России в польском вопросе. Пушкин уже в начале своей государственной карьеры оказался на острие политической контрпропаганды самого высокого уровня.

Клеветникам России.…
                О чем шумите вы, народные витии?
                Зачем анафемой грозите вы России?
                Что возмутило вас? волнения Литвы?
                Оставьте: это спор славян между собою,
                Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
                Вопрос, которого не разрешите вы.
                Уже давно между собою
                Враждуют эти племена;
                Не раз клонилась под грозою
                То их, то наша сторона.
                Кто устоит в неравном споре:
     Кичливый лях, иль верный росс?
                Славянские ль ручьи сольются в русском море?
     Оно ль иссякнет? вот вопрос.
                Оставьте нас: вы не читали
                Сии кровавые скрижали;
                Вам непонятна, вам чужда
                Сия семейная вражда;
                Для вас безмолвны Кремль и Прага;
                Бессмысленно прельщает вас
                Борьбы отчаянной отвага —
                И ненавидите вы нас…
                За что ж? ответствуйте: за то ли,
                Что на развалинах пылающей Москвы
                Мы не признали наглой воли
                Того, под кем дрожали вы?
                За то ль, что в бездну повалили
                Мы тяготеющий над царствами кумир
                И нашей кровью искупили
                Европы вольность, честь и мир?..
                Вы грозны на словах – попробуйте на деле!
                Иль старый богатырь, покойный на постеле,
                Не в силах завинтить свой измаильский штык?
                Иль русского царя уже бессильно слово?
                Иль нам с Европой спорить ново?
                Иль русский от побед отвык? 
                Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
                От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
                От потрясенного Кремля
                До стен недвижного Китая,
                Стальной щетиною сверкая,
                Не встанет русская земля?..
                Так высылайте ж к нам, витии,
                Своих озлобленных сынов:
                Есть место им в полях России,
                Среди нечуждых им гробов…

Пушкин и политика России на Балканах

Я уже упоминал о том, что Европа была всерьез обеспокоена политикой императора Николая I, считавшего миссией России покровительствовать православным балканским славянам и грекам. Именно в эти годы Пушкин использует свой гениальный литературный дар на благо возрождения культурно-исторических связей России и славянских народов, населяющих Балканы. Пушкин был хорошо знаком с сербской народной поэзией. В молодости, будучи в Бессарабии, поэт записывал сербские предания и песни из уст выходцев из Сербии, знал от первоисточников подлинное фонетическое звучание южнославянских песен.
В  его  библиотеке  имелись  книги,  связанные  с южнославянскими  народами:  словарь сербского языка, составленный Караджичем (1818), три тома его собрания народных песен издания 1823–1824 годов, французский перевод известной книги итальянского ученого-натуралиста  аббата  А.  Фортиса  «Путешествие  по  Далмации»  (1778),  а  также  книга сербских  народных  песен  из  собрания  Караджича  в  переводе  на  французский  язык  Э. Войяр (Париж. 1834). Пометки и закладки поэта в этих книгах доныне остаются свидетельствами их внимательного изучения. Гениальная художественная интуиция помогла поэту создать стихотворения, отмеченные истинно славянской ментальностью.  Созданный им цикл «Песни западных славян» включал также переводы двух сербских народных песен и три оригинальных стихотворения, в том числе «Песню о Георгии Черном». А. С. Пушкин был одним из первых, кто открыл для России удивительный мир сербов, особенности их культуры, поэзии и психологии.
      Имя Пушкина становится известным у славян уже с 20-х годов XIX столетия. Впервые оно появляется в австрийском сербском журнале «Сербске летописи» за 1825 г., учредителем и редактором которого был Джордже Магарашевич (1791–1830), известный деятель культуры, меценат, учитель Новосадской гимназии. Год спустя он же поместил в этом журнале обзор поэмы «Бахчисарайский фонтан» и очерк «О поету Русскомъ Пушкину». А чуть позже в сербской периодике были опубликованы пушкинские стихотворения «Дочери Карагеоргия», «Муза», «Гречанке», «Подражание Байрону» на русском языке.
      Великий сербский поэт и владыка Черногории Петр Петрович Негош  (1813–1851) побывал в России в год кончины Пушкина, в феврале 1837 года он останавливался во Пскове и предположительно посетил могилу поэта в Святогорском монастыре. Портрет Пушкина висел над его письменным столом.  Негош выписал из России первое посмертное издание «Сочинений» Пушкина (1838–1841).  А в 1838 г.  вместе со своим секретарем Дмитрием Медаковичем он начал издавать литературный ежегодник «Грлица», в первом же выпуске которого на русском языке были напечатаны два стихотворения из цикла Пушкина
«Песни западных славян» – «Бонапарт и черногорцы» и «Песня о Георгии Чёрном». Сам же Негош посвятил русскому поэту поразительное стихотворение «Тени Александра Пушкина». Именно оно открывало антологию героических сербских песен, составленную черногорским владыкой «Српско огледало» (Белград, 1845), в которой часть песен принадлежала его собственному перу. Муза Пушкина нашла благодарный отклик в сердцах братьев-славян.
       Об отношении к русским и русскому языку со стороны южных славян можно судить по такому эпизоду: словенская Любляна находилась на одном из маршрутов передвижения суворовских войск во время итальянского похода. В марте 1799 г. через нее должен был проследовать вспомогательный корпус генерала от инфантерии Я. И. Повало-Швейковского. В мае 1799 года в газете «Ljubljanske novice» (№ 26) ее редактор Валентин Водник писал следующее: «Вот новое событие для нас краинцев – русские, наши древние братья, пришли, чтобы не только повидаться с нами, но и защитить от врага. Полторы тысячи лет назад наши предки пришли в эти края, они происходили от русов и других славян; потому-то мы легко понимаем русский язык; дело в том, что они суть славяне и тот корень, от которого происходят наши отцы. Теперь мы видим воочию, какие есть у нас в мире могучие и великие братья, которые наш славянский язык сохранили в совершенной чистоте. Именно их примеру должно следовать каждый раз, когда мы желаем облагородить свой язык. И у них же нужно учиться защищать свою землю от врагов. И если они прошли столь долгий путь, то почему бы нам, живущим здесь, не помочь им одолеть неприятеля».

Пугачёвщина и Пушкин

В июле 1831 года, ступив на государственную службу, согласно присяге произнесенной и подписанной в присутствии священника, Александр Сергеевич Пушкин обязался хранить государственные секреты. Великий поэт был человеком слова. Ни разу за всё время своей жизни присяги он не нарушил. Как установлено, Пушкин получал официальную зарплату не в МИДе, где числился, а из специального фонда Николая I в министерстве финансов. Такое практиковалось только в самых исключительных случаях для очень узкого круга наиболее секретных специалистов государственных служб. Царским указом было запрещено публично упоминать о служебной деятельности подобных лиц. Более того, именно это обстоятельство – самая вероятная причина того, почему Пушкину никогда не разрешали выезжать за границу.
       Об уровне секретности служебной деятельности Пушкина можно только догадываться по редким случайным фразам его переписки с женой. Так он пишет ей: «… вероятно, и твои письма распечатывают: этого требует Государственная безопасность» (8 июня 1834 г.), «…пакет Бенкендорфа (вероятно, важный) отсылаешь, с досады на меня, бог ведает куда…»  (3 октября 1832 г.).  Какими же делами занимается поэт на государевой службе?
Что может быть в них секретного? Обратимся за ответом к самому Александру Сергеевичу. 30 июля 1833 года в письме А. Н. Мордвинову Пушкин пишет: «…труды мои, благодаря государя, имеют цель более важную и полезную». Более важную и полезную чем обычные труды. Именно такой намек сквозит в этой фразе. В означенный период времени Пушкин занимался написанием «Истории пугачевского бунта».
      2 ноября 1833 года, находившийся в селе Болдино Пушкин обращается к читателям только что завершённой «Истории Пугачёва»: «Сей исторический отрывок составлял часть труда, мною оставленного. В нем собрано все, что было обнародовано правительством касательно Пугачева, и то, что показалось мне достоверным в иностранных писателях, говоривших о нем. Также имел я случай пользоваться некоторыми рукописями, преданиями и свидетельством живых.
Дело о Пугачеве, доныне не распечатанное, находилось в государственном санкт-петербургском архиве вместе с другими важными бумагами, некогда тайнами государственными, ныне превращенными в исторические материалы. Государь император по своем восшествии на престол приказал привести их в порядок. Сии сокровища вынесены были из подвалов, где несколько наводнений посетило их и едва не уничтожило.
      Будущий историк, коему позволено будет распечатать дело о Пугачеве, легко исправит и дополнит мой труд – конечно несовершенный, но добросовестный. Историческая страница, на которой встречаются имена Екатерины, Румянцова, двух Паниных, Суворова, Бибикова, Михельсона, Вольтера и Державина, не должна быть затеряна для потомства».
      Заметьте: писатель сообщает о том, что представляет вниманию публики только часть труда, только отрывок, в котором содержится информация, обнародованная правительством.
То, что было разрешено. Значит, существовало нечто, что продолжало оставаться секретным, тайным во всей этой пугачевской истории?
      23 ноября 1834 г. Пушкин сообщает А. Х. Бенкендорфу: «История Пугачевского бунта» отпечатана. Я желал бы иметь счастие представить первый экземпляр книги государю императору, присовокупив к ней некоторые замечания, которых не решился я напечатать, но которые могут быть любопытны для его величества». Это означает, что действительно, в работе Пушкина по истории Пугачева было нечто, о чём никому кроме царя не должно было стать известным. Почему поэт, посвятивший целых три стилизованные под народные песни о Стеньке Разине, не нашёл ни одного доброго слова о Емельяне Пугачёве?
26 апреля 1835 года поэт делится мыслями в письме Ивану Ивановичу Дмитриеву: «Что касается до тех мыслителей, которые негодуют на меня за то, что Пугачев представлен у меня Емелькою Пугачевым, а не Байроновым Ларою, то охотно отсылаю их к г. Полевому, который, вероятно, за сходную цену, возьмется идеализировать это лицо по самому последнему фасону».
В чём разница между Разиным и Пугачёвым? 
Пугачёв выступал не под своим именем, а под именем Петра Третьего, то есть, играл роль лже-царя, тем самым провоцируя в стране государственный переворот в личных интересах.  Кому это было выгодно?  Известно, что в результате пугачевского бунта Россия была вынуждена форсировать подписание мирного договора с Османской империей, пойдя на значительные уступки противнику, несмотря на блестяще одержанные победы. В этом смысле пугачевщина оправдала надежды, возлагавшиеся на неё Западом: персона русского лже-царя оказалась на самом пересечении глобальных геополитических интересов сразу всех последовательных недругов российского государства в Европе.
      Идея лже-царя витала в воздухе с 1762 по 1798 годы: более сорока человек пытались выдавать себя за покойного императора Петра Третьего.  И в Европе об этой идее были прекрасно наслышаны. Но только Пугачеву удалось воплотить её в жизнь с наибольшим успехом. Почему? Чем этот «тёртый калач» отличался от остальных «претендентов» на престол? Во-первых, он, в отличие от остальных самозванцев, многократно бывал за границей: в Пруссии, на тогдашних турецких территориях (Бендеры) и дважды в Польше. В Пруссии – в период с 1756 по 1763 годы его полк состоял в дивизии графа Чернышева. Между 1764 и 1767 годами Пугaчёв был командирован в Польшу с командой есаула Елисея Яковлева. В 1769 году с началом русско-турецкой войны хорунжий Пугaчёв в команде полковника Кутейникова направляется к Бендерам. В 1772 году уже по своей инициативе он снова отправляется в Польшу с целью получения «чистого» паспорта, поскольку уже находился в розыске. И «чистый» паспорт у него появился! Во-вторых, именно в тот исторический период Франция выступала главным оппонентом растущей Российской империи. Она фактически подталкивала Османскую империю к новой войне с Россией. Она же вредила российским интересам в Польше. Она же поддерживала антироссийские силы в Швеции, всё ещё жаждавшей реванша за поражение в Северной войне. Людовик ХV (годы жизни 1 сентября 1715 – 10 мая 1774) писал своему послу в Санкт-Петербурге: «Нам выгодно всё, что может погрузить Россию в хаос и прежнюю тьму». Пугачёв, как никто другой, идеально вписывался в программу внесения в Россию того самого пресловутого «рукотворного» хаоса.
Не исключено, что именно тогда он стал известен сотрудникам «особых канцелярий» ряда европейских стран.
      Когда Пушкину стало известно о найденных в пугачёвской ставке в Бердской слободе семнадцати бочках медных монет, он сразу же выразил явное сомнение в том, что бунтовщики могли самостоятельно чеканить монету с портретом Петра III и латинским девизом: «Я воскрес и начинаю мстить». Но кто бы мог подтвердить реальность существования вообще каких-либо бочек с деньгами? Сам Емельян Иванович и подтвердил на первом же допросе в Симбирске! Из протокола допроса Е. И. Пугачева в следственной комиссии в Симбирске (записано со слов Пугачёва):  «От  калмык  дербетевских  получил  он  письмо,  подходя к Дубовке… Вскоре после того прибыли калмыки и с толпою бунтовщиков соединились.
Князь старший и прочие, пришедши к злодею, становились на колени пред ним и целовали его мерзкую руку, обнадеживали его в верности. И самозванец, лаская их, благодарил и дал 50 рублей старшему князю, двум братьям его – по 30 рублей, прочим князьям, коих было около 50 человек, дарил сукна на кафтаны, а всему войску высыпал бочку медных денег».
Однако, медь, безусловно, была екатерининская.
Официальная правительственная газета «Газет де Франс» два века назад на полном серьёзе писала о Пугачёве вовсе не как о вожде восставших, а как об императоре Петре III.
Из письма французского посланника в Вене графа Сен-При своему резиденту в Константинополе: «Король направляет к вам подателя сего письма, который по собственной инициативе вызвался оказать помощь Пугачеву. Это офицер Наваррского полка, имеющий множество заслуг. Вы должны как можно скорее отправить его с необходимыми инструкциями для так называемой армии Пугачева. Король вновь выделяет вам 50 тыс. франков для непредвиденных расходов, помимо того, что вы должны получить из выделенных вам средств за прошлый месяц. Не жалейте ничего для того, чтобы нанести решающий удар». Кроме того, тогда же получила скандальную огласку история с арестом и ссылкой в Сибирь француза на русской службе полковника Анжели. В публикации «Газет де Франс» от 1 июля 1774 г. говорилось: «Полковник Анжели, француз на русской службе, был в оковах отправлен в Сибирь. Обнаружили, что он имел связи с мятежниками и тайно подстрекал многие русские полки к восстанию». Итак, Париж действительно выделял немалые средства на организацию хаоса в России. Причем, это, судя по всему, был регулярный транш, вполне сравнимый с выделяемыми ныне на поддержку российской «пятой колонны» западными грантами.
      Лже-Пётр имел серьёзные средства не только для оплаты своих военных специалистов и советников, но и для ведения полномасштабной пропагандистской кампании. Его «прелестные письма», которые сейчас бы назвали агитационными листовками, были отпечатаны в хороших типографиях и стоили тогда весьма приличных денег. Французы готовили координацию действий между турками и отрядами Пугачёва. Граф де Сен-При писал тогда из Вены в Константинополь: «Турецкая армия должна предпринять диверсию в пользу Петра III».
      Свидетельствует Емельян Пугачев:  «Из  чиновных  людей  в  бунтовщичьей  шайке  у  него, злодея, были с самаго начала, после разбития генерал-майора Кара Второго гренадерского полку подпоручик Шванович. Сей офицер служил ему, злодею, охотно сказывал злодею о себе, что он, Шванович, крестник в бозе опочивающей государыни императрицы Елизаветы Петровны, что умеет говорить многими языками и может способным быть к установленной в то время злодейской коллегии. По сей просьбе приказал злодей Швановичу быть при названной Военной коллегии и перевести на немецкий язык подложный манифест и указ к оренбургскому губернатору. И с тех пор уже под всеми злодейскими указами подписывался он, Шванович, вместо самого злодея по латыни „Петер“. Сверх того, слышал он, злодей, от Горшкова, что оный думный дьяк, злодейской коллегии обще с Швановичем писали указ на немецком и французском языках, но куда оный указ послали, – злодею якобы неизвестно».
      Ну, куда? Ясно, что русским крестьянам и казакам послания на немецком и французском языках как-то особо ни к чему. Служили злодею и другие дворяне, например, подпоручик Минеев, майор Салманов, капитан артиллерии князь Баратаев и так далее. Пугачев не скрывал от следователей их фамилий.
      «Будущий историк, коему позволено будет распечатать дело о Пугачеве, легко исправит и дополнит мой труд – конечно несовершенный, но добросовестный», – писал Пушкин в своём обращении к читателям «Истории пугачевского бунта». Однако, столь пристальный интерес к этой странице истории российского государства со служебной стороны для Пушкина не ограничивался простой констатацией фактов 60-тилетней давности. Проводя некоторые геополитические аналогии можно сказать, что пушкинское исследование безусловно имело цель «более важную и полезную» не только для государя Николая Первого, но и для нас с вами. Методы искусственного создания благоприятных условий для «оранжевых» революций в разных неугодных странах и «загребания жара чужими руками» у Запада остались те же. Вероятно, именно этот аспект интересовал российскую секретную службу в работе Пушкина более остальных. И именно об этом шла речь при встрече государя с великим поэтом. И именно это явилось главной основополагающей причиной агентов западной дипломатии для физического устранения камергера, действительного статского советника, генерал-майора Пушкина, чьё влияние на политику императорского двора неуклонно укреплялось, разрушая враждебные усилия иностранных государств.
      Вот как Александр Сергеевич сам сообщал об этом в последнем письме нидерландскому послу барону Геккерну: «Если дипломатия есть лишь искусство узнавать, что делается у других, и расстраивать их планы, вы отдадите мне справедливость и признаете, что были побиты по всем пунктам».
      О том, что Пушкин в 30-тые годы 19-го века был видным государственным деятелем, интересующимся и мировой политикой, и экономикой своей страны, а не обычным помещиком средней руки с одними лишь литературными талантами, говорят его письма. Приведу всего лишь один пример. Елизавете Михайловне Хитрово, 11 декабря 1830 г. Из Москвы в Петербург: «Более всего меня интересует сейчас то, что происходит в Европе. Вы говорите, что выборы во Франции идут в хорошем направлении, – что называете вы хорошим направлением? Я боюсь, как бы победители не увлеклись чрезмерно и как бы Луи-Филипп не оказался королем-чурбаном. Новый избирательный закон посадит на депутатские скамьи молодое, необузданное поколение, не устрашенное эксцессами республиканской революции, которую оно знает только по мемуарам и которую само не переживало».
      Ради  интересов  родной  страны  Пушкин  всегда  был  готов  идти  до  конца.  Не  зря однажды в одном из писем он сообщает своему старинному другу: «По мне драка (имелось в виду с иноземцами Э. А.) гораздо простительнее, нежели благоразумие молодых людей, которым плюют в глаза, а они утираются батистовым платком, смекая, что если выйдет история, так их в Аничков не позовут».

Доверенное лицо его Величества

1832 год считается годом основания политической разведки России, одной из основных её задач было проведение контрпропаганды. Эта же задача стояла и перед русскими дипломатами. Эффективность контрпропаганды зависит от четкой связи публикации подобных статей в российской и зарубежной прессе. Для координации этой работы требовался выдающийся литератор, прекрасно знавший европейскую литературу и историю, а также великолепно владевшим французским языком, на котором в основном в те годы общалась европейская интеллигенция. Пушкину – как, умнейшему, разносторонне развитому человеку, прекрасно владевшему всеми основными европейскими языками, гениальному писателю,  лингвисту,  криптографу  и  шифровальщику  в  глазах  императора  поистине  не  было цены! Секретной экспедицией (шифры и литография) заведовал ближайший друг А. С. Пушкина – П. Л. Шиллинг фон Канштадт. Немногие при его жизни знали, что он был руководителем шифровальной службы России. Царским указом было запрещено публично упоминать о подобных лицах. Выезд сотрудников этого наисекретнейшего Департамента за рубеж был строго запрещен государем. Возможно, именно это обстоятельство – самая вероятная причина, почему А. С. Пушкину никогда не разрешали выезжать за границу! Через 8 месяцев с начала службы Пушкина в МИДе, К. В. Нессельроде неожиданно получает указание А. Х. Бенкендорфа, о многократном повышении оклада А. С. Пушкина до …5000 рублей в год. Сумма этого оклада семикратно превышала ставку чиновника ранга, по которому официально числился Александр Сергеевич, и что соответствовало в те времена окладу заместителя директора департамента. Резкое повышение зарплаты безусловно вызвано самым серьезным участием Пушкина в мероприятиях по обеспечению государственной безопасности России. Кроме того, установлено, что Пушкин официально зарплату получал не в МИДе, а из специального фонда Николая I в министерстве финансов. Такое практиковалось только в самых исключительных случаях для очень узкого круга наиболее секретных специалистов государственных служб.
      Александр Сергеевич по личному указанию Николая 1 был допущен к наиболее секретным документам России: архивам III отделения, архивам собственной семьи императора, к материалам о Петре 1, Елизавете, Екатерине Великой и даже ко всем данным о восстании Емельяна Пугачева. Кстати, для затрат по написанию истории Пугачевского бунта Пушкин получил от Бенкендорфа 40 тысяч рублей серебром. (или 160 000 рублей ассигнациями).
В ценах 2013 года это более 40 миллионов долларов США! Как часто бывает в истории спецслужб, данные ассигнования наверняка были выделены и для проведения других работ, которые были крайне необходимы России.
      Николай  I  категорически  запрещал  Пушкину  под  каким  бы  то  ни  было  предлогом драться на дуэли. Император не только не подталкивал поэта к смертельному поединку, как это почему-то принято считать, а совсем наоборот. Государя крайне настораживала и раздражала создавшаяся в обществе некрасивая ситуация вокруг семьи поэта.
      Безусловно, заслуживает внимания факт письменного обращения А. Пушкина к А. Х. Бенкендорфу по поводу получения им известного пасквиля об Ордене рогоносцев, в котором даже не указывалась фамилия адресата! А. С. Пушкин немедленно поставил в известность об этом А. Х. Бенкендорфа, написав ему письмо 21 ноября 1836 года. И самое главное, через день, 23 ноября 1836 г., А. С. Пушкина вместе с А. Х. Бенкендорфом принял Император Николай I. Таким образом, вопросы частной жизни поэта рассматривались на высшем уровне, как вопросы государственной важности!
      И всё-таки убийство, намеренно закамуфлированное под дуэль, состоялось! Смерть Пушкина была неминуема. От вызова голландского посланника по кодексу дворянской чести того времени, не запятнав себя позором, уклониться было нельзя. Вместо себя старый проходимец выставил Дантеса – чемпиона королевского военного училища по стрельбе влёт.
Дантес предусмотрительно был защищён бронежилетом – металлической кирасой. Выстрел он произвёл внезапно, не доходя до барьера и не показав, что целится: на подъёме руки.
Пуля, выпущенная убийцей, попала в живот, раздробив кости позвоночника: подобная рана в те времена не излечивалась. По заключению врача, Владимира Даля: «Вскрытие трупа показало, что рана принадлежала к безусловно смертельным. Раздробления подвздошной, в  особенности  крестцовой  кости  неисцелимы».  Владимир  Иванович  Даль  (1801–1872)  – писатель, этнограф, автор «Толкового словаря русского языка», был человеком огромных и  разносторонних  познаний.  Закончив  медицинский  факультет  Дерптского  университета в 1829 году, он участвовал в качестве врача в турецкой и польской военных кампаниях. Приехав в Петербург в 1832 году, он поступил ординатором в военно-сухопутный госпиталь, одновременно занимаясь и литературной деятельностью.
      Официальные пригласительные на похороны были разосланы всем главам дипломатического корпуса и иностранных миссий. В соответствии с международным этикетом того времени, подобное делалось исключительно в случае смерти достаточно высокопоставленного сотрудника МИДа. Камер-юнкеры в число оных никогда не входили. Впрочем, никто не сомневался в истинной государственной должности Пушкина: в рапортах и других документах, рассмотренных военным судом по факту дуэли, покойного именовали камергером Его Величества – то есть, действительным статским советником, чиновником России IV ранга, соответствующего по-военному чину генерал-майора! В средневековой Англии камергеры были ближайшими советниками короля и во многом управляли страной. В России к концу XIX века звания камергера были удостоены поэты Тютчев, Вяземский, Фет, композитор Римский-Корсаков. Титулование камергера – «Ваше превосходительство».
      Камергером именовали Пушкина и Дантес, и Геккерн, и секундант подполковник Данзас,  и  командир  кавалергардского  полка  генерал-майор  Гринвальд,  и  начальник  гвардейской кирасирской дивизии генерал-адъютант Апраксин. Никаких документов не подписывал только секундант Дантеса – виконт д’Аршиак, и то потому лишь, что бежал из России 2  февраля  1837  года,  опасаясь  ответственности  за  дуэль.  Именно  на  его  совести  лежало составление убийственных условий дуэли с десяти шагов. И именно он насыпал порох в пистолет Дантеса таким образом, чтобы пуля, убившая Пушкина, не прошла навылет, сделав более лёгкую, не смертельную рану. Камергером был назван Пушкин и в приговоре комиссии военного суда от 19 февраля 1837 года.
      Возможно,  Николай  I  опасался  продолжения  расследования,  в  результате  которого могла бы выясниться некоторая достаточно «деликатная» деятельность российских спецслужб. А может быть, и обнаруженная во время следствия информация, которой владел А. С. Пушкин, была бы крайне нежелательна для огласки. Во всяком случае, только после того, как документы о расследовании дуэли, в том числе и приговор военного суда, попали к Николаю I, камергер, придворная должность А. С. Пушкина, в последующих официальных документах была изменена на камер-юнкера!
Выдворение из страны убийцы Пушкина, – человека, которого сначала приговорили к повешению, а потом, вдруг отпустили, очень напоминает юридическую процедуру выдворения разведчиков по просьбе той страны, с которой не хотят портить дипломатических отношений. Другого объяснения тут нет.
      Рассекреченные в недалеком прошлом архивы вюртембергского и австрийского министерств иностранных дел среди прочего обнаружили секретные депеши послов иностранных государств, где Пушкин предстает как видный политический деятель, идейный глава русской партии, противостоящий партии иноземцев, стеной отгородивших Николая 1 от русского общества. Документы свидетельствуют, что Александр Сергеевич пытался сломать эту стену, что и явилось одной из главных причин спланированного иностранными державами, оплаченного (со временем Дантес сделался очень богатым и влиятельным лицом – сенатором Франции) и совершенного убийства камергера Его Величества, гениального поэта и истинного защитника интересов России – Александра Сергеевича Пушкина.

Оценка Николаем I трудов Пушкина

О том, что служебная деятельность Пушкина являлась особо секретной и имела исключительное государственное значение, косвенно говорит тот факт, который многие годы однозначно трактовался, как элемент преследования свободомыслящего поэта.
На самом деле, если работа государственного служащего связана с совершенно секретными документами, то иначе и быть не могло.   Николай I поручил разбирать бумаги Пушкина не только Жуковскому, но и сотрудникам Третьего отделения, проще говоря, контрразведке. Бумаги покойного разбирали в доме Жуковского. Генерал-майор Леонтий Дубельт первым читал каждый клочок бумаги и, занеся его в протокол, отдавал Жуковскому только то, что тому дозволялось прочитать, а что нет — запечатывал в пакеты для Бенкендорфа. О чем это говорит? О том, что среди бумаг покойного имелось большое количество документов, содержащих настолько секретную информацию, что даже Жуковского нельзя было посвящать в её содержание!
Каждый, кто знаком с порядком обращения с секретной документацией, может подтвердить, что специальные меры, предпринятые Дубельтом, в целом отражают именно этот порядок, а не какие-то надуманные якобы гонения на поэта. В чём заключается порядок обращения с секретной документацией? Как раз в подобных действиях: генерал-майор Дубельт, каждый раззавершая работу иуходя,  лично опечатывал сундук с рукописями. Естественно, что ключ от сундука он уносил с собой. Естественно, что он опечатывал и комнату, в которой стоял сундук. С секретной документацией так и поступают. И так продолжалось все 16 дней, в течение которых велась работа.
Какие «гонения»? Люди работают с документами своего покойного сотрудника, занимавшегося при жизни делами особой государственной важности, погибшего при исполнении служебного долга – защите интересов России! Ещё раз обращаю внимание читателя на то, что  Пушкин получал официальную зарплату не в МИДе, где числился, а из специального фонда Николая I в министерстве финансов, что делалось тогда в исключительных особо секретных случаях.
Хочу напомнить и о том, что в ноябре 1836 года состоялась личная встреча между Николаем I и Пушкиным, о содержании которой никому ничего не известно. Однако, известны действия, последовавшие за этим: Пушкин отказывается от вызова и дуэли с Дантесом. Учитывая содержание пасквиля, можно ещё раз напомнить, что оно касалось не столько самого Пушкина, сколько семьи царствующего монарха. Именно честь семьи императора напрямую попиралась текстом пасквиля. Ведь из него следовало, что государь отвратительно ведёт себя по отношению к своей семье и своим близким, при этом упоминалась информация, касающаяся не только чести семьи поэта, но и чести семей  других   подданных России. Тем не менее, на секретной встрече с государем поэт скорее всего по личной просьбе императора даёт тому клятвенное обещание не вызывать на дуэль никого ни под каким предлогом.
И своё обещание императору Пушкин сдержал гениальным образом! Да, он написал в январе 1837 года оскорбительное письмо нидерландскому посланнику, но никого на дуэль не вызывал. Нет этого в тексте письма поэта барону Геккерну. И, кстати, Дантес, новоиспечённый молодой барон Геккерн, Пушкина тоже на дуэль не вызывал. Вызов исходил от того, кто вообще в дуэли не участвовал! От посла Нидерландов в России! Подчёркиваю это ещё раз. Казалось бы: кто вызывает на дуэль, тот и должен в ней участвовать. Нет же! Происходит откровенная подмена!
О реальном отношении Николая I к поступку Пушкина, ценой своей жизни защитившего на дуэли против нидерландского королевства честь России, честь семьи русского императора, и, конечно, своей семьи, говорят не слова, а факты. По воле императора отпевание поэта стало торжественным, государственным актом, ибо происходило с его согласия в Конюшенной церкви, являвшейся в то время фактически церковью императорской семьи. На отпевании присутствовали в соответствии с международным этикетом того времени главы практически всего дипломатического корпуса и иностранных миссий, находившихся в Санкт-Петербурге. Кстати, даже Жуковский, бывший одним из распорядителей похорон, поначалу писал: «О Конюшенной нельзя было и подумать, она придворная. На отпевание в ней надлежало получить особое позволение». Всё это говорит о понимании императором исключительного значения Пушкина в реальной табели о рангах Российской империи.

Кого любила Наталья Пушкина?

Существует множество памятников Александру Сергеевичу Пушкину. Воздвигнуты они по всему миру - разных городах и странах. Образ поэта изображен в них так, как представляют его читатели, а в первую очередь скульпторы. Пушкин – вдохновенный романтик, задумчивый, мечтательный, влюблённый… Но нет среди них одного: Пушкин любящий муж, защитник и утешитель в печали… 
В воскресенье 24 января 1837 года, за считанные дни до трагической гибели поэта,  квартиру Пушкиных посетил русский этнограф-фольклорист и палеограф Иван Петрович Сахаров со своим знакомцем Якубовичем. Естественно, что им кто-то открыл дверь, естественно, что хозяев дома предупредили о визитерах, тем не менее, гости застали хозяев не встречающими их, а находящимися в том положении, в каком они пребывали перед их приходом. То есть, для Пушкина и его жены то общение, которое происходило между ними, на этот момент было настолько важным, что они предпочли не прерывать его даже в виду появления сторонних людей.
Вот что вспоминает по этому поводу Иван Петрович Сахаров: «… приходили мы, я и Якубович, к Пушкину. Пушкин сидел на стуле; на полу лежала медвежья шкура; на ней сидела жена Пушкина, положа свою голову на колени к мужу. Это было в воскресенье. А через три дня уже Пушкин стрелялся». Сцена описана так, что не возникает ни малейшего сомнения в её реальности. Именно так и было. И это тот самый случай, когда не нужно никаких речей для того, чтобы любой мыслящий человек мог уяснить для себя некоторые аспекты семейных взаимоотношений Пушкиных в период, непосредственно предшествующий дуэли и смерти поэта.
Первое, это абсолютное доверие между мужем и женой. Только в таких случаях возможна именно такая сцена. Второе, между супругами нет никакого конфликта. Наталья Николаевна сидит на полу, на медвежьей шкуре, голова её – на коленях мужа.  Это красноречиво говорит о том, что Александр Сергеевич любил свою супругу далеко не безответно, что и она – явно любила его, именно его, что бы ни утверждали о ней придворные сплетники и сплетницы.
Третье, несмотря на то, что трагическая развязка уже очень близка, в этой семье нет и тени разлада, который можно было бы предполагать, основываясь на досужих слухах. Но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать: такая сцена, явившаяся очам невольных её свидетелей, более чем красноречиво указывает на отсутствие внутренних противоречий в отношениях супругов и подчеркивает их духовное единение. Более того, в данном случае супруга ищет защиты и успокоения у своего мужа. И муж её понимает, любит и гарантирует ей свою защиту от кого угодно и чего угодно. Об этом говорит его поза сидящего на стуле – с головою жены, доверчиво покоящейся на его коленях.
При всём этом следует не забывать о том, что днём раньше произошло  свидание Натальи Николаевны и Дантеса. По его настоятельной просьбе, основанной на выдуманной им же якобы грозящей опасности её родной сестре Екатерине. Только тревогой и заботой о судьбе старшей сестры было вызвано вынужденное согласие Пушкиной на тайное рандеву.  Однако, едва обман Дантеса стал понятен Наталье Николаевне, она сейчас же прервала свидание, возвратилась домой и обо всем сообщила мужу, от которого и прежде не имела привычки скрывать что-либо, к превеликому огорчению бесчисленных светских сплетников, а в особенности, господина барона Геккерна.
Обязанность любящего мужа – выслушать супругу, утешить её и защитить. Пушкин – защитник и утешитель. Сцена, представшая глазам Сахарова и Якубовича в воскресный день 24 января, на мой взгляд, очевидно заслуживает того, чтобы увековечить её хотя бы в одном из многочисленных памятников поэту. Как я неоднократно упоминал в прежних своих работах: Пушкин, выйдя на дуэль у Чёрной речки, защищал не только честь своей семьи, но в первую очередь честь России.
Понимала ли Наталья Николаевна истинное величие своего мужа, его значение не только для русской литературы, но и для российской истории? Вероятно, да. Есть одна известная деталь семейной жизни Пушкиных, которая, на мой взгляд, наводит именно на такую мысль. Все жёны (да, и все мужья) в личной жизни, как правило, называют друг друга некими ласковыми именами или прозвищами, например, «зайка», «лапушка»… Или же обращают само имя в его уменьшительно-ласкательную форму: Владимир – Володя, Николай – Коля, Светлана – Лана, Анна – Нюша и так далее. Естественно было бы по аналогии предположить, что жена Александра Сергеевича называла его Сашей, Шурой, Саней или ещё как-то примерно так.   Однако, по свидетельствам  современников, Наталья Николаевна никогда так не обращалась к супругу, хотя тоже называла его по-особенному,  просто и ёмко – «Пушкин». Когда я узнал об этом впервые, меня это возмутило: помилуй Бог, что за казёнщина? Однако, со временем моё понимание такого поступка изменилось. Для Натальи именем любимого и самого близкого человека стала его фамилия. То есть, его особенностью для неё было то, что он олицетворял собой не просто самого себя – мужа своей жены, а уникальное явление в мире, которого больше нет, и не может быть нигде и ни у кого. Сашек, Санечек и Шурочек – в России много, а вот её Пушкин – один, ни с каким другим никому не спутать.
 Умерла Наталья Николаевна Пушкина-Ланская осенью 1863 года. Её последние слова, произнесенные в предсмертном бреду, были обращены к своему первому мужу: «Пушкин, ты будешь жить!»

Ваше превосходительство

Многие годы советские и современные российские пушкинисты вводили в заблуждение простых читателей и любителей творчества Пушкина. Дескать, царь то ли хотел унизить поэта, то ли приблизить ко двору его жену, когда возвёл поэта в чин камер-юнкера.
Действительно 31 декабря 1833 года Николай I пожаловал Пушкину звание камер-юнкера. В головах простодушных обывателей это слово чётко ассоциируется со словом «юнкер» - мальчиком-подростком, проходящим курс наук в военных учебных заведениях. Если бы это действительно соответствовало слову «камер-юнкер», то, несомненно, в 34-летнем возрасте получить такое звание было бы насмешкой. Но, господа, всё это - намеренная ложь тех историков, которым нужно было в угоду большевикам создать образ поэта, гонимого и унижаемого царской властью.
Чтобы убедиться в правоте моих слов, достаточно почитать «Табель о рангах», документ, в котором чётко прописано: что есть что, и чему соответствует. Табель представляет собой таблицу, содержащую перечень соответствий между военными, гражданскими и придворными чинами, ранжированными по 14 классам. Чин камер-юнкера был введён Петром I. При Петре I чин камер-юнкера получили 7 человек, первым в 1711 году он был пожалован Ф. М. Каменскому, получившему впоследствии также чин генерал-майора. В первой редакции учреждённой в 1722 году Петром I «Табели о рангах» придворный чин камер-юнкера состоял в 9-м классе, с 1737 года — в 6-м классе, с 1742 года — в 5-м классе.
Во времена Пушкина чин камер-юнкера соответствовал званию статского (гражданского) советника и военным чинам бригадира, капитан-командора, премьер-майора гвардии и придворному чину церемонимейстера. Жалование камер-юнкера указом от 7 июля 1762 года Екатерина установила в размере 1 тысячи рублей в год. Как известно, через 7 месяцев после поступления на государственную службу жалование Пушкина по указанию императора было повышено до 5 тысяч в год.
Следующим по чину в иерархии после чина камер-юнкера следовал чин камергера, соответствующий военному званию генерал-майора и гражданскому – действительного статского советника! По указу Николая I от 23 июня (5 июля) 1836 года, предписывалось представлять к званию камергера чиновников не ниже статского советника. Будучи на тот момент камер-юнкером, Александр Сергеевич Пушкин к такой категории, безусловно, относился…
Во время первоначального следствия по делу о дуэли Пушкина и Дантес, и Геккерн, и секундант подполковник Данзас, и командир кавалергардского полка генерал-майор Гринвальд, и начальник гвардейской кирасирской дивизии генерал-адъютант Апраксин – все - именовали поэта камергером. Эти люди прекрасно понимали то, что говорят и кому говорят. Военные чины вряд ли можно подозревать в одновременном внезапном сумасшествии или неведении, особенно, там, где речь идёт о званиях и чинах. К перечисленным лицам, именовавшим Пушкина камергером, добавлю командующего отдельным гвардейским корпусом генерал-адьютанта Бистрома и начальника штаба того же корпуса генерал-адьютанта Веймарна. У меня имеется копия документа, в котором оба генерала чётко и недвусмысленно называют Пушкина не камер-юнкером, а камергером. Ничего сверхъестественного в этом нет. Повторюсь: из истории известно, например, что чин камергера имели поэты Тютчев и Фет, композитор Римский-Корсаков и другие творческие личности…
Вероятней же всего, что Александр Сергеевич был возведён в очередной по статусу чин камергера (генерал-майора) как раз в 1836 году, когда вступил в силу указ Николая I, о котором я упомянул ранее. Кстати, камер-юнкер Каменский тоже ведь после камер-юнкерства стал кем? Генерал-майором.
«Ваше превосходительство». Согласно "Табели о рангах" именно так следовало обращаться к лицам, имеющим придворный чин камергера. Барон Геккерн направлял свой вызов человеку, имеющему придворный чин, соответствующий военному чину генерал-майора. И носил этот чин - Александр Сергеевич Пушкин. Носил с честью.
На момент своей гибели поэт обладал статусом государственного деятеля высшего ранга, имевшего реальную возможность влиять на политику страны, а значит, и уврагов России имелись реальные причины для его устранения. 

Истинные убийцы гения

Ещё раз обратимся к простому и «ясному» постулату школьной программы: Пушкин вызвал Дантеса на дуэль и был на дуэли убит. Теперь мы знаем, что никакого Дантеса Пушкин на дуэль в 1837 году не вызывал! Пушкин в тот раз (в отличие от ноябрьских событий 1836 года) вообще никого не вызывал на дуэль! Мало того: Дантес тоже не вызывал Пушкина ни на какую дуэль! Однако, будучи при этом свояками (мужьями родных сестёр), стрелялись именно они. Человек же, который составил условия этого убийства (секретарь французского посольства виконт д’Аршиак, через которого действовал Геккерн), прикрываемого высокопарным словом «дуэль», который лично участвовал в приготовлении оружия и зарядов к нему… никогда никем не допрашивался, так как немедля скрылся из России!
      Луи-Якоб-Теодор ван Геккерн де Беверваард – имя человека, вызвавшего Пушкина на дуэль. Вызвавшего, но не явившегося на неё. Тем не менее, во все времена истинным убийцей принято было считать организатора и заказчика убийства, а не киллера – исполнителя чужой воли..
       Один из девяти детей барона Эверта Фредерика ван Геккерна ван Энгуизена, голландского майора и придворного, и Хенриетте Йоханны Сузанны Марии, графини Священной Римской империи Нассау ла Лекка молодой Геккерн начал свою карьеру чиновником голландского флота, базировавшегося в Тулоне. Позже он служил Наполеону, который наградил
его званием барона Империи. Примерно в то же время Геккерн принял католическую веру.
Затем он последовательно служил сначала секретарём дипломатической миссии в Лиссабоне (1814), потом в Стокгольме (1815–1817) и в Берлине (1817–1822). В 1822 году тридцатилетний Геккерн появился в дипломатическом представительстве Голландии в Санкт-Петербурге. Первоначально (с 1823 г.) он был поверенным в делах нидерландского посольства, однако после трагических декабрьских событий на Сенатской площади с марта 1826 года пошёл на повышение: его назначили посланником. Вплоть до мая 1837 года барон – полномочный представитель Голландии при императорском дворе в Санкт-Петербурге. С июня 1842 года до октября 1875 года – полномочный представитель Нидерландов при австрийском императорском дворе в Вене. Дипломатические представители, находившиеся в Санкт-Петербурге (не только послы, но и сотрудники посольств), были непременными участниками придворных и великосветских вечеров и балов. Пушкину был хорошо и близко знаком этот круг. Известно, например, что с новым 1830 годом Пушкин лично поздравлял австрийского посла Шарля Фикельмона, французского – Мортемара (с секретарем посольства Лангрене), английского – Хейтсберна, неаполитанского – графа де Лудольфа, испанского – де ла Кадену. Я уже упоминал о том, что и после кончины поэта на его панихиде присутствовал весь дипломатический корпус, за исключением крайнего ненавистника либералов прусского посла и двух посланников, не прибывших только по причине болезни. Камер-юнкеру таких почестей вряд ли бы кто-то отдавал, это была дань уважения камергеру, личному советнику Его Величества.
      Вызванный  на  дуэль  бароном  Геккерном  Пушкин  к  тому  моменту  являлся  видным государственным  деятелем,  камергером  Его  Императорского  Величества.  Геккерну  было 44 года, Пушкину – 37. Всего на семь лет старше Пушкина. Посему ссылка на то, что голландский посланник отказался лично стреляться с камергером в виду своего преклонного возраста – ничтожна. Разница в возрасте – семь лет, не так уж и велика. Сорок четыре – не пенсионный возраст, а Геккерн – мягко говоря, отнюдь не инвалид-колясочник. Дело же скорее всего в том, что по сути Геккерн и не собирался рисковать собой, ему нужно было именно убийство Пушкина, а не сама дуэль. И он достиг своей цели. А, может быть, и не только своей… Граф В. А. Соллогуб в ноябре 1836 года пишет о ситуации следующее: «Тут уже было не то, что история со мной (Соллогуб имеет ввиду вызов на дуэль, который Пушкин послал ему весной 1836 года). Со мной я за Пушкина не боялся. Ни у одного русского рука на него бы не поднялась; но французу русской славы жалеть было нечего». То есть, даже в светском обществе Петербурга было понимание того, что ни один русский человек не станет убивать Пушкина, только иностранец был способен на такое…
      О большом влиянии Александра Сергеевича при императорском дворе говорит и количество просителей, постоянно обращавшихся к нему с просьбами «замолвить словечко» или поспособствовать в должности. Так в июле-августе 1836 года камергер Пушкин пишет А. А. Жандру об одном из просителей: «Я обещался его тебе представить, отвечая за твою готовность сделать ему добро, коли только будет возможно». Нужно иметь в виду, что Жандр в 1836 г. занимал должность директора канцелярии морского министерства. Согласитесь: никакой камер-юнкер и помыслить бы не мог так обращаться к чиновнику подобного ранга и тем более – заранее за него отвечать.
      Кстати, Александр Сергеевич далеко не всегда соглашался помочь просителям, некоторым и отказывал, как отказал Н. А. Дуровой, которая торопила его с изданием её «Записок» и просила его превосходительство Пушкина представить её опусы Николаю Первому на войсковых маневрах. Ей он ответствовал следующим образом: «Государю угодно было стать моим цензором: это правда; но я не имею права подвергать его рассмотрению произведения чужие».
      Пушкин мыслил масштабами крупного государственного деятеля России (кем, собственно, и был), разбирающегося отнюдь не только в литературных вопросах. Так, например, в ноябре – декабре 1836 года он пишет В. Ф. Одоевскому: «…по моему мнению, правительству вовсе не нужно вмешиваться в проект этого Герстнера (о постройке железной дороги, Э. А.). Россия не может бросить 3 000 000 на попытку. Дело о новой дороге касается частных людей: пускай они и хлопочут. Всё, что можно им обещать, так это привилегию на 12 или 15 лет. Дорога (железная) из Москвы в Нижний Новгород еще была бы нужнее дороги из Москвы в Петербург – и мое мнение – было бы: с нее и начать…»
Александр  Сергеевич  Пушкин  и  Геккерн  были  знакомы  задолго  до  того,  как  барон впервые встретился с Дантесом. 13 января 1830 года Дарья Федоровна Фикельмон (урождённая графиня Тизенгаузен, внучка фельдмаршала Кутузова, дочь Е.  М. Хитрово, жена австрийского дипломата и политического деятеля К. Л. Фикельмона) записывает в своем петербургском дневнике: «Вчера, 12-го, мы доставили себе удовольствие поехать в домино и масках по разным домам. Нас было восемь – маменька, Катрин (гр. Е. Ф. Тизенгаузен), г-жа Мейендорф и я, Геккерн, Пушкин, Скарятин (вероятно, Григорий Яковлевич) и Фриц (Лихтенштейн, сотрудник австрийского посольства). Мы побывали у английской посольши (леди Хейтсберн), у Лудольфов (семейство посланника Обеих Сицилии) и у Олениных (А. Н. и Е. M.). Мы всюду очень позабавились, хотя маменька и Пушкин были всюду тотчас узнаны, и вернулись ужинать к нам. Был прием в Эрмитаже, но послы были там без своих жен».
      Следует отметить, что среди перечисленных особ упоминается офицер кавалергардского полка Скарятин – Григорий Яковлевич или его брат Федор, – сыновья одного из убийц отца царствующего императора. Надо сказать, что и сам цареубийца, Яков Федорович, шарфом которого задушили Павла, не раз бывал у австрийского посла. Как рассказывает сам Пушкин в своем дневнике, в 1834 году на балу у Фикельмонов Николай I «застал наставника своего сына (поэта Василия Андреевича Жуковского) дружелюбно беседующим с убийцей его отца». Скорее всего, и Геккерн не раз общался не только с сыновьями, но и с самим убийцей отца царствующего императора Николая Павловича.
      О характере и манере поведения барона красноречиво свидетельствует первая встреча с ним великой княжны Ольги Николаевны, происшедшая в возрасте 12 лет на балу в день именин Николая Павловича 6 декабря 1834 года. Она навсегда оставила в душе юной мемуаристки неприятный осадок. Незадолго до того, как девочка в сопровождении камер-пажа Жерве должна была покинуть свой первый в жизни бал, Геккерн сказал её матери, Александре Федоровне (урождённая принцесса Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская) фразу, которая покоробила Ольгу: «Как они прелестны оба! Держу пари, что перед сном они ещё поиграют в куклы!» Знаменательно и то, что, познакомившись с ним, Дарья Фёдоровна Фикельмон со всегдашней своей проницательностью буквально через несколько дней после приезда в Петербург (8. VII. 1829) весьма отрицательно отзывается о Геккерне: «…лицо хитрое, фальшивое, мало симпатичное; здесь его считают шпионом г-на Нессельроде, такое предположение лучше всего определяет эту личность и ее характер».
      Карл Роберт фон Нессельроде (Karl Robert von Nesselrode) – государственный деятель немецкого происхождения, канцлер Российской империи. Именно он дольше, чем кто-либо другой в истории нашего государства занимал пост министра иностранных дел России. Сторонник сближения с Австрией и Пруссией, противник любых либеральных преобразований,  один  из  организаторов  Священного  союза…  Его  отец  Вильгельм  Карл  Нессельроде ревностно служил Австрии, где потом работал Геккерн, и Голландии, которую Геккерн представлял в России. Мать будущего канцлера была еврейкой по происхождению и протестанткой по вероисповеданию. Карл родился на английском корабле в Лиссабоне, где его отец был в то время русским посланником. Он был протестантом и до конца жизни так и не научился правильно говорить по-русски.  Благоволивший семейству Нессельроде император Павел I пожаловал юного Карла в свои флигель-адьютанты по флоту, а позднее перевел в сухопутные войска поручиком в конную гвардию, оставив при себе флигель-адъютантом; ни там, ни тут тот не обнаружил способностей к военной службе, что не помешало ему дослужиться в двадцать лет до полковника. Вскоре Карл был уволен из армии с пожалованием его с 13 июня 1800 года в камергеры. После смерти Павла он был отправлен в Германию. Во время пребывания там Нессельроде знакомится с Меттернихом, тогда австрийским посланником в Дрездене, и знакомство это скоро перерастает в тесную дружбу. Нессельроде смотрел на Меттерниха снизу вверх; последний казался ему гениальным дипломатом, а его советы – всегда спасительными; в свою очередь Меттерних умел хорошо пользоваться слабостями своего ученика. Основной мыслью всей дальнейшей российской политики Нессельроде был тесный союз с Австрией.
17 марта 1844 года, через 7 лет после убийства Пушкина, истинного патриота и сторонника русской национальной государственной политики, Нессельроде становится канцлером Российской империи, а ещё через пять лет – способствует вмешательству России в австрийские дела, с целью усмирения венгерского восстания. Ответственность за дипломатическую изоляцию России и поражение в Крымской войне в значительной степени падает именно на Карла Нессельроде.
      Его супруга – графиня Нессельроде (урождённая Мария Дмитриевна Гурьева (1786 – 1840) – дочь министра финансов графа Д. А. Гурьева от брака с П. С. Салтыковой) в обществе была знакома с Пушкиным, а на свадьбе Екатерины Гончаровой (сестры Натальи Николаевны) с Дантесом была посаженой матерью жениха, которому покровительствовала и благоволила. Возможно, вовсе не зря именно графиню Нессельроде долгое время подозревали в сочинении анонимных оскорбительных писем в адрес поэта и называли её инициатором пасквильного «диплома», который в итоге привел к убийству поэта.
      Сам Пушкин по воспоминаниям современников категорически утверждал: «По виду бумаги, по слогу письма, по тому, как оно было составлено, я с первой же минуты понял, что оно исходит от иностранца, от человека высшего общества, от дипломата». Пушкин упоминал о бумаге и слоге письма. Однако, вероятнее всего, ему были известны и другие бесспорные детали, указывавшие на авторство анонимного послания…
Орудием убийства поэта был избран Жорж Дантес. Байка о том, что пулю поэта отразила оловянная пуговица – для наивных простаков. На убийце был бронежилет ХIХ века – стальная кираса, изготовленная для Дантеса в Англии специально по заказу барона Геккерна.
   Геккерн никогда не состоял в браке и не имел детей. В 1833 году он познакомился с Жоржем Дантесом, сыном эльзасского помещика…  В результате переписки с родным отцом Дантеса и личной встречи с ним Геккерн добился согласия на усыновление Жоржа.
Соглашение на усыновление от короля Голландии было получено 5 мая 1836 года, Дантес принял имя Жорж Шарль де Геккерн Дантес. Для чего нужно было усыновлять взрослого детину 24-х лет – бабника и отличного стрелка? Да ещё – при живом отце? Что за спектакль? Для кого и для чего? Для прикрытия подлого и давно продуманного замысла: убийства русского гения.

Пушкин и барон Геккерн

Начало подлинного письма Геккерна Пушкину (из книги Павла Елисеевича Щеголева «История последней дуэли Пушкина»):«Милостивый государь! — писал барон Геккерн. — Не зная  ни Вашего почерка, ни Вашей подписи, я обратился к виконту  д'Аршиаку, который передаст Вам это письмо, с просьбой удостовериться, точно ли письмо, на которое я отвечаю, от Вас».
Начало письма неудачное и фальшивое. Геккерн пишет, что  не знает ни подписи, ни почерка Пушкина, а тремя строками  ниже, упоминая о письме с отказом от вызова, он говорит, что  это письмо, писанное рукою Пушкина, налицо: значит, почерки подпись Пушкина были ему знакомы, и удостоверяться в подлинности письма Пушкина от 26 января было делом лишним.
«Содержание письма, — продолжал Геккерн, — до такой степени переходит всякие границы возможного, что я отказываюсь отвечать на подробности этого послания». — Но менее всего Пушкин хотел бы объяснений Геккерна! — «Мне кажется, вы забыли, милостивый государь, что вы сами отказались от вызова, сделанного барону Жоржу Геккерну, принявшему его. Доказательство того, что я говорю, писанное вашей рукой, налицо  и находится в руках секундантов. Мне остается только сказать, что виконт д'Аршиак едет к вам, чтобы условиться о месте встречи с бароном Геккерном; прибавляю при этом, что эта встреча должна состояться без всякой отсрочки. Впоследствии, милостивый государь, я найду средство научить вас уважению к званию, в которое я облечен и которое никакая выходка с вашей стороны   оскорбить не может». Под письмом, кроме подписи барона Геккерна, находится еще надпись Дантеса: «Читано и одобрено  мною».
Из письма явно следует, что вызов исходит от барона Геккерна, а не от Дантеса. То же подтверждается и запиской Пушкина   д’Аршиаку «Так как г. Геккерн — обиженный, и вызвал меня, то   он может сам выбрать для меня секунданта, если увидит в том  надобность: я заранее принимаю всякого, если даже это будет  его егерь».
Итак, юридически участником дуэли с Пушкиным являлся посол королевства Нидерланды в Российской империи барон Геккерн. Вызов на дуэль был составлен от его имени, оформлен им и предъявлен официально — через секретаря французского посольства виконта д’Аршиака, представлявшего французские интересы. Таким образом, фактически Пушкина официально вызвало на поединок королевство Нидерланды — в лице своего посла!
Кто-то может спросить: неужели сам Пушкин действительно  вызывал Дантеса на дуэль? Отвечу: вызывал, но гораздо раньше — в ноябре 1836 года, впрочем, спустя несколько дней он же и отозвал свой вызов, о чем уведомил всех, кто был в курсе событий. И более от Пушкина никому дуэльных вызовов не исходило.
Сам факт вызова на дуэль русского подданного официальным представителем иностранного государства имеет право трактоваться минимум как недружественные действия против другого государства, имеющие отчетливые признаки агрессии!
Официальный представитель иностранного государства не имеет
права распоряжаться жизнью подданного другой страны, устраивать над ним расправу или угрожать ему смертью. А ведь вызов на дуэль — это и есть угроза смертью.
Против каких враждебных России сил вышел к барьеру русский поэт? Какова предыстория трагической ситуации и каковы истинные мотивы трагедии? Почему голландский посланник действовал через французского, а не голландского секретаря? Заметим, что титул барона Геккерн получил не в Нидерландах, а во Франции — от Наполеона Бонапарта, за верную службу оккупантам своей страны.
 Предыстория такова.  В декабре 1794 г. французские войска во главе с Шарлем Пишегрю вторглись на территорию Голландии. Оккупационная  армия заняла Западную Фландрию и в январе 1795 года вступила в Амстердам, где при помощи кавалерийской атаки по льду  захватила голландский флот, вмёрзший в него в заливе. Независимости Нидерландов был положен конец провозглашением «дочерней» для Франции так называемой «Батавской республики». Впрочем, уже в 1806 году Наполеон росчерком пера превратил «республику» в королевство, назначив туда королём своего брата Луи. А в 1810 году он же включил это «королевство» напрямую в состав Французской империи, окончательно уничтожив видимость существования Нидерландов. Впрочем, Голландия, как государство, всё это время и так фактически не существовала.
В мае 1799 года английское правительство предложило   императору Павлу I принять участие в освобождении голландцев   от французской оккупации. Император Павел, суворовские войска которого в это время уже сражались против французов в Северной Италии, охотно согласился на предложение Англии.  Кстати, именно в это время в России родился Александр Сергеевич Пушкин — будущий визави голландского посланника  с тёмным наполеоновским прошлым.
20 августа того же года голландский флот без боя сдался  англичанам. 8 сентября русские войска овладели Бергеном,  однако, встреченные контратакой превосходящих сил и своевременно не поддержанные британцами, были выбиты оттуда  со значительными потерями. 21 сентября в результате сражения    войска французского генерала Брюна отступили к Бевервейку.     Здесь, 25 сентября, он был снова атакован союзниками. И снова   вся тяжесть боя легла на русские войска, которые понеся колоссальные потери, заняли в итоге лишь нескольких селений. Из-за несогласованности действий союзников, а также трусости  и откровенного предательства англичан десантная операция  в итоге закончилась неудачей. В ноябре остатки русской армии   покинули голландские берега.
Вероятно, Пушкину были известны   подробности той истории, поскольку, находясь в Одессе, он   встречался с Алексеем Самуиловичем Грейгом, руководившим с 1816 по 1830 годы Черноморским флотом. Участник Отечественной войны Алексей Самуилович в 1799 году командовал64-пушечным кораблём «Ретвизан», крейсировал с союзной    эскадрой в Северном море у острова Тексель, участвовал   в высадке русского десанта в Голландии и во взятии крепости    Гельдерн.
Через 15 лет в ноябре 1813 года русские войска под командованием молодого генерал-майора Александра Христофоровича Бенкендорфа, того самого, с которым Пушкин столько общался в последствии, освободили голландцев от французской оккупации и вернули независимость Нидерландам… В истории наполеоновских войн армейская операция под командованием Бенкендорфа стала блестящим примером сочетания средств войныи тайной дипломатии ради достижения больших успехов малой   кровью.
Вполне естественно, что Вильгельм I, получивший в результате этих событий из русских рук корону Нидерландов (включавших, кроме нынешней Голландии ещё и Бельгию с Люксембургом), ориентировался на освободителей своей страны. Наследник престола, будущий король Вильгельм II женился на сестре     русских императоров Александра и Николая — Анне Павловне.
Кстати, оду на их свадьбу тогда написал ещё молодой, но уже         приобретающий популярность лицеист Александр Пушкин:
«Принцу Оранскому»
Довольно битвы мчался гром,
Тупился меч окровавленный,
И смерть погибельным крылом
Шумела грозно над вселенной!
Свершилось… взорами царей
Европы твердый мир основан;
Оковы свергнувший злодей
Могущей бранью снова скован.
9Узрел он в пламени Москву —
И был низвержен ужас мира,
Покрыло падшего главу
Благословенного порфира.
И мглой повлекся окружен;
Притек, и с буйной вдруг изменой
Уж воздвигал свой шаткой трон…
И пал отторжен от вселенной.
Утихло всё. — Не мчится гром,
Не блещет меч окровавленный,
И брань погибельным крылом
Не мчится грозно над вселенной.
Хвала, о, юноша герой!
С героем дивным Альбиона
Он верных вел в последний бой
И мстил за лилии Бурбона.
Пред ним мятежных гром гремел,
Текли во след щиты кровавы;
Грозой он в бранной мгле летел
И разливал блистанье славы.
Его текла младая кровь,
На нем сияет язва чести:
Венчай, венчай его, любовь!
Достойный был он воин мести.
В благодарность за написание этой торжественной оды своему будущему супругу Анна Павловна вручила юному Пушкину    золотые часы… Все эти и многие другие детали говорят в пользу   того, что история и дела нидерландского королевства, как и реальная деятельность его посланника в России барона Геккерна, безусловно, были хорошо известны Александру Сергеевичу. Отзывая свой вызов Дантесу в ноябре 1836 года, Пушкин предупреждал посла о том, что «…не давать хода этому грязному  делу и не обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего,  к чему я имел и возможность и намерение», он согласен только  на конкретных условиях. Но именно эти условия и были Геккернами явно нарушены в январе 1837-го: не иметь контактов с его  семьей и не компрометировать его жену.  Геккерн смертельно боялся именно разоблачения, потому  что это стало бы концом всем его планам. Вероятнее всего  у Пушкина имелись веские доказательства того, что посол Нидерландов в России не только занимается деятельностью, противоречащей интересам России, но и противоречащей интересам  Нидерландов! Шпион, действующий не только против страны,  в которой находится, но и против страны, которую представляет — плохая реклама для дальнейшей карьеры где-либо.
А то, что Пушкин разоблачать умеет быстро и эффективно,                Геккерен убедился давно: на примере краха всей польской агентурной сети в Европе, о котором я уже сообщал в прежних работах. Самым же ужасным для барона было именно то, что Пушкин                в своём письме никого на дуэль не вызывает! Это могло означать    лишь одно: решение о разоблачении врага принято. И счет идёт на часы! Как остановить неминуемый позор? Голландский посланник моментально делает вызов камергеру Его Величества.
Иного выхода у него нет. Пытаясь замести следы своего участия в убийстве, барон Геккерн-старший 11 февраля 1837 года писал барону Верстолку: «Жоржу (Дантесу) не в чем себя упрекнуть; его противником былбезумец, вызвавший его без всякого разумного повода; ему просто жизнь надоела, и он решился на самоубийство, избрав руку Жоржа орудием для своего переселения в другой мир». Насколько лжив и подл был голландский посланник ясно даже из одного лишь этого отрывка. Ему ли было не знать, что вызов на дуэль исходил именно от него, а не от Пушкина или Дантеса!!! Ему либыло не знать, что именно он направил на дуэль Жоржа вместо себя, зная о том, что Жорж — прекрасно обученный профессиональный стрелок и поэтому вряд ли промахнется…
В реальной ситуации вокруг дуэли, судя по его действиям, лучше всего тогда разобрался император Николай I. Пушкину посмертно были оказаны почести, полагавшиеся не дуэлянту, а национальному герою. Вдове Пушкина сроком до её повторного замужества была учреждена пенсия в размере 10000 рублей. За счет казны была погашена ссуда А. Пушкина в размере45000 рублей. Для того, чтобы напечатать сочинения поэта, его вдове было выдано единовременное пособие в размере 50000 рублей, с условием направления прибыли от продажи на учреждение капитала покойного. Два сына А. Пушкина были зачислены в самое привилегированное училище России — Пажеский корпус. И каждому из них была начислена пенсия в размере 1200 рублей в год. Все долги Пушкина были погашены государственной казной. Дантес был выдворен из страны. Геккерн потерял место посланника в России.
Прощание с героем по распоряжению императора происходило в Конюшенной церкви. На тот момент это была придворная церковь императорской семьи. На отпевание в ней надлежало получить особенное позволение. Прощаться с Пушкиным помимо родственников, друзей поэта и петербургской интеллигенции, помимо министров и генералов России, пришли главы почти всего дипломатического корпуса Санкт-Петербурга за исключением двух заболевших, прусского посланника и барона Геккерна, зачинщика дуэли, которого, естественно, не приглашали.
Удивительно, но история Конюшенной церкви имеет некие духовные пересечения с историей жизни Пушкина. После дуэли ещё живого Пушкина привезли в дом Волконских на Мойке и послали за священником из ближайшей церкви. Им оказался придворный протоирей Петр Дмитриевич Песоцкий, настоятель именно Конюшенной церкви, который прошел с русской армией войну 1812 года, был награжден бронзовым крестом на Владимирской ленте, орденом св. Анны 2-й степени, возведен с потомством в дворянское достоинство. Как свидетельствуют очевидцы(княгиня Е. Н. Мещерская, князь П. А. Вяземский), отец Петр после исповеди Пушкина вышел от умирающего поэта со слезами на глазах и сказал: «Я хотел бы умереть так, как умирает этот человек!»
Именно в Конюшенной церкви долгое время находились привезенные некогда из Константинополя святыни: Образ Спаса Нерукотворного, Плащаница, шитая шелками и жемчугом, и икона Знамение. В 1828 году император Николай I брал Образ и Плащаницу с собой в турецкий поход. Тот самый, в котором участвовал и Пушкин.
По преданию, в 1814 году, Образ Всемилостивейшего Спаса из Конюшенной церкви находился с императором Александром I при взятии союзными войсками Парижа. Молодой Геккерн начал свою карьеру во французском Тулоне — чиновником голландского флота, базировавшегося там.Он верно служил,но не оккупированным Нидерландам, а врагу России и Нидерландов — Наполеону, и дослужился до титула барона его Империи. Когда-то 1812 году юный Александр Пушкин, глядя, как уходят сражаться за Родину русские полки, мечтал быть в их рядах… Он погиб от пули, выпущенной французом по наущению того, кого благословил Наполеон.
Похоронили Пушкина там, где он хотел быть похороненными где купил для этого место: в Святогорском Свято-Успенском  монастыре рядом с могилой матери.

Вызов, брошенный России

Я уже сообщал о том, что в пушкинскую эпоху за дуэль в России полагалось наказание всем ее участникам: и секундантам, и даже жертвам дуэли, даже мёртвым. Однако император, не только не осудил, но наградил поэта (в лице его семьи) посмертно так, как награждают героев. И не только в финансовом отношении, но и в моральном. Сыновья Пушкина были зачислены в самое привилегированное училище России – Пажеский корпус. Это обстоятельство очень напоминает схожие ситуации советских времен. В советскую эпоху детей, оставшихся сиротами, принимали в суворовское или нахимовское училища. В тех случаях, если их родители погибли на служебном посту, исполняя долг перед Родиной.
      В чём же дело? Закон Российской империи распространялся на всех её подданных и иностранных граждан, рассматриваемых, как частные физические лица. Однако, между кем и кем произошла дуэль? Пушкин Дантеса в январе 1837 года на дуэль не вызывал. Дантес Пушкина тоже не вызывал на дуэль. Вызов на дуэль исходил от господина Луи-Якоба-Теодора ван Геккерна де Беверваарда, являвшегося на тот момент полномочным представителем королевства Нидерланды при российском императорском дворе! Посол иностранной державы вызывает на дуэль крупного российского государственного деятеля, имеющего чин, соответствующий в армии генерал-майору – чин камергера самого императора!
      Посол, какие бы действия он ни производил, остается официальным лицом иностранного государства и под юрисдикцию другого государства подпадать не может ни при каких обстоятельствах. Ибо он – представляет иную, суверенную державу! Законы одного государства на деятельность другого распространяться не могут!
       Оставим в стороне и причины дуэли, и все обстоятельства, этим причинам предшествовавшие. В данном случае эмоциональная составляющая событий будет только мешать суждению. Рассмотрим дело с юридической точки зрения, той самой, с которой, как глава государства и высшее должностное лицо страны, обязан был рассмотреть и рассмотрел его император Николай I. 
Итак, посол иностранной державы (а в его лице – сама эта держава) вызывает на дуэль русского подданного, должностное лицо министерства иностранных дел России, дипломата, господина  Пушкина.  Камергера  Его  Величества!  То,  что  он  камергер,  а  вовсе  не  камер-юнкер, как напишут после, знали все. Это многократно подтверждается документами судебного дела по факту дуэли. Камергером именовали Пушкина и Дантес, и сам посол Геккерн, и секундант Пушкина инженер-подполковник Данзас, и командир кавалергардского полка генерал-майор Гринвальд, и начальник гвардейской кирасирской дивизии генерал-адъютант Апраксин, и другие офицеры и генералы русской армии. Вызов на дуэль был составлен, оформлен и предъявлен официально – через секретаря французского посольства виконта д’Аршиака, представлявшего французские интересы.
       Таким образом, юридически участником дуэли с Пушкиным являлся не Дантес, а посол Голландии в Российской империи барон Геккерн! Лицо, не подлежащее российской юрисдикции. Более того: главное официальное лицо другого государства. А это значит, что дуэль Пушкина  с  Геккерном  не  могла  рассматриваться  в  рамках  уголовного  права  Российской империи. Российского подданного господина Пушкина вызвало на поединок западноевропейское королевство Нидерланды! Его интересы в этой схватке по поручению полномочного посла королевства представлял французский подданный Жорж Дантес. Вот он, как частное лицо, не имел на это никакого права! И его за согласие участвовать действительно следовало судить.
      Имел ли право Пушкин отказываться от дуэли в сложившейся ситуации, когда подобный отказ неминуемо был бы расценен европейским сообществом не как частное дело неких господ, а как моральное бесчестье России перед враждебными агрессивными действиями иностранного государства? Ибо сам по себе официальный вызов – это агрессия! Всё, что писалось или говорилось между всеми участниками конфликта до момента предъявления Пушкину официального голландского вызова на дуэль – действительно можно считать частными делами, но только не сам роковой вызов, составленный виконтом д’Аршиаком по поручению посла!
      Умнейшему, образованнейшему человеку в России, обладавшему глубокими историческими, литературными и дипломатическими знаниями, гениальному поэту и дешифровальщику хватило ума и способностей догадаться, что пасквиль исходит от иностранца, от человека высшего общества и дипломата. Кстати, помимо чести и достоинства самого Пушкина, пасквиль порочил и имя русского императора, честь его супруги императрицы Александры, честь самого рода Романовых, нарочито выставляя их на посмешище перед всем светом.
Принимая вызов западноевропейского посла, Пушкин шёл к барьеру, защищая перед всем миром не только и не столько своё имя, сколько честь русского народа, честь всей России.
      Вызов Пушкину, оформленный подобным  образом,  фактически  (и  юридически  тоже) являлся официальным вызовом России! И поэт геройски принял его. И вышел на дуэль. И принял пулю, летевшую в Россию, заслонив её своей жизнью. «Не щадя живота своего» – в переносном и буквальном смысле…
      Конечно, если бы Пушкин был сдержанней, расчетливей, не испытывал бы эмоций, то, наверное, дуэль бы всё-таки не состоялась. И Пушкин, как человек, остался бы жить. Но поэт без эмоций невозможен, поэт, не испытывающий сильных чувств – вообще не поэт. А значит, Александр Сергеевич погиб именно потому, что был поэтом, великим поэтом. Пушкин как обычный человек – погиб, но как поэт – беззащитный и ранимый, остался жить вечно.


Тайна чинов и званий Пушкина

Несмотря на огромное количество исследований, посвящённых Пушкину на протяжении вот уже трёх столетий, продолжают существовать значительные разногласия по поводу очень важных аспектов  для понимания того, что же произошло в конце января 1837 года на Чёрной речке между Пушкиным и Дантесом, почему это произошло, и почему произошло именно так.
  Между ними произошёл поединок на пистолетах, до сих пор ошибочно именуемый дуэлью. Почему ошибочно? Дуэлью называется только тот поединок между участвующими в нём, на который одна из сторон вызвала другую. Как известно, ни Дантес, ни Пушкин в январе 1837 года на дуэль друг друга не вызывали.  Да, осенью 1836 года Пушкин действительно вызывал Дантеса на дуэль, но сам же свой вызов и отменил в связи с официально объявленной свадьбой между Дантесом и сестрой жены Пушкина Екатериной Николаевной Гончаровой. Всё. Других вызовов ни один из них никому не делал.
В январе 1837 года Пушкина вызывал на дуэль посланник Нидерландского королевства   барон Луи-Якоб-Теодор ван Геккерн де Беверваард. Но на дуэль сам он не явился, а отправил туда Дантеса. Вместо себя. Интересная, кстати, дипломатическая ситуация: офицер русской армии выходит на поединок с подданным России Пушкиным, представляя на поединке посла иностранной державы, олицетворяющего собой Нидерландское королевство. Повторяю, для Дантеса это поединок, а не дуэль: лично он никого никуда не вызывал, и его тоже никуда не вызывали.
Посол иностранного государства - весьма высокий официальный статус. Кого могло вызвать на дуэль лицо, являющее собой лицо европейского королевства в России? Дворника могло? Нет. А титулярного советника? Посол - против (согласно табели о рангах) мелкого чиновника 9-го класса? Сомнительно. Однако, известна и вот уже почти двести лет повторяется официальная запись из послужного списка титулярного советника в звании камер-юнкера Александра Пушкина, (опубликовано в 1937 г.): «...Обучался в Императорском Царскосельском Лицее. Выпущен из оного и по высочайшему указу определен в ведомство иностранных дел с чином коллежского секретаря 1817 г. июня 13-го. По высочайшему указу уволен вовсе от службы 1824 г. июля 8-го. ... По высочайшему указу определен по-прежнему в ведомство государственной коллегии иностранных дел тем же чином, 1831 г. ноября 14-го. Пожалован в титулярные советники 1831 г. декабря 6-го. Пожалован в звание камер-юнкера 1833 г. декабря 31-го.»
Вроде бы всё верно, и никаких разночтений быть не может. Но не так всё просто. Если уж разбираться, то сначала следует определиться со значениями слов, упоминаемых в табели о рангах. В ней говорится о чинах. Титулярный советник - чин, а камер-юнкер в пушкинские времена уже не чин, а звание. Чин камер-юнкера был в России отменён с 1809 года. А звание - осталось. Поэтому обратимся к словарям. Согласно толковому словарю Ожегова: «Звание - официально присваиваемое наименование, определяющееся степенью заслуг, квалификацией в области какой-н. деятельности, служебным положением. Воинские звания. Ученое з. профессора. 3. заслуженного артиста». То же самое утверждает Большой энциклопедический словарь: «Звание - устанавливаемое и присваиваемое компетентными органами наименование, свидетельствующее об официальном признании заслуг отдельного лица или коллектива либо о профессиональной, служебной, научной или иной квалификации. Существуют звания почётные, воинские, учёные, спортивные, персональные, квалификационно-профессиональные, лауреатов премий, конкурсов и др». А что такое «чин»? Заглянем в толковый словарь Ушакова: «Чин - Степень служебного положения государственных служащих, гражданских и военных (дореволюц., загр.)».
Таким образом, чин - это должность, а звание - статус. То есть, к примеру, президент страны и главнокомандующий - это должность (чин), а звание - может быть, и полковник. На должность самого себя можно и назначить, например, генеральным директором, а вот звание самому себе дать невозможно. Звания присуждают другие. Командующим армии может быть и простой мужик, если армия эта, например, пугачёвская, повстанческая. А вот генералом себя самого назначить невозможно, это звание, а не должность.
И в пушкинские времена обо всё этом хорошо знали все, в том числе и писатели. «Дай бог здоровья вам и генеральский чин», - пишет Грибоедов в своём «Горе от ума». В этом пожелании явно говорится не о звании генерала, а о получении должности (чина), соответствующей генеральскому званию.
«Ты, однако же, сказал, какой на мне чин, и где служу?» - спрашивает Гоголь устами Подколесина - героя пьесы «Женитьба», подразумевая именно служебное место, должность, а не звание. 
Знал об этом, естественно, и сам Пушкин.  К сожалению, не заметил пока, чтобы кто-то из исследователей биографии Пушкина обратил внимание на то, что чины в соответствии с табелем о рангах повышались в зависимости от выслуги лет. Так, к примеру, срок выслуги для получения следующего чина титулярного советника для коллежского секретаря составлял 3 года. Для получения чина (должности) коллежского асессора титулярному советнику так же нужно было отслужить в своей должности 3 года. Коллежскому асессору дабы стать надворным советником нужны были уже 4 года службы. Надворному советнику для получения должности (чина) коллежского советника - ещё 4 года. И, наконец, коллежский советник становился статским советником тоже через 4 года. Итого, коллежскому секретарю для того, чтобы стать статским советником необходимо было проработать в соответствующих должностях 3+3+4+4+4= 18 лет. Это при обычном продвижении по службе. Если же учесть то обстоятельство, что кандидату на повышение чина, удостоившемуся именного разрешения императора (или, как было принято писать тогда «Высочайшего благоволения»), один год из установленного срока убавлялся. То есть, срок получения коллежским секретарём чина статского советника мог уменьшаться с 18 до 17, 16, 15, 14 и даже до 13 лет, если «благоволение свыше» присутствовало. 
  Обратим внимание на то, что Пушкин состоял на службе с 1817 по 1824 годы. И помнил он об этом хорошо. И не только помнил, но и другим напоминал. 21 июля 1831 года Пушкин пишет Александру Xристофоровичу Бенкендорфу: «Заботливость истинно отеческая государя императора глубоко меня трогает. Осыпанному уже благодеяниями его величества, мне давно было тягостно мое бездействие. Мой настоящий чин (тот самый, с которым выпущен я был из Лицея), к несчастию, представляет мне препятствие на поприще службы. Я считался в Иностранной коллегии от 1817-го до 1824-го года; мне следовали за выслугу лет еще два чина, т. е. титулярного и коллежского асессора; но бывшие мои начальники забывали о моем представлении. Не знаю, можно ли мне будет получить то, что мне следовало…»
Я не случайно акцентирую внимание на должности статского советника. Вот текст Указа Николая I в том виде, в каком он был зарегистрирован в 1836 году: «9336. Июня 23. Именный, объявленный Министру Императорского Двора Управляющим делами Комитета Министров. О непредставлении к пожалованию в звание Камер-Юнкеров чиновников ниже Титулярного Советника, а в Камергеры ниже Статского Советника. Государь Император по статье журнала Комитета Министров 9 сего Июня о том, что Ваша Светлость изволили сообщить г. Председателю Комитета, что Его Императорскому Величеству не благоугодно впредь жаловать в звание Камер-Юнкеров чиновников ниже Титулярного Советника, - в 20 день текущего месяца собственноручно отметить изволил: «в Камергеры не ниже Статского Советника». О сем Высочайшем повелении Комитет поручил сообщить всем Министрам и Главноуправляющим отдельными частями, от коих поступают представления к наградам чрез Комитет Министров».
Из данной записи следует, что и монарх прекрасно разбирался в отличиях между чинами и званиями. Из него следует, что звание камер-юнкера Пушкин мог иметь по своей должности титулярного советника, а для того, чтобы получить звание камергера, ему надо было дослужиться до чина статского советника! Именно на это ключевое обстоятельство регулярно ссылаются все противники версии того, что Пушкин на момент своей смерти находился в ином, более высоком придворном звании, нежели звание камер-юнкера. Помимо царского указа и записи из послужного списка Пушкина нередко приводится в пример (с комментариями пушкинистов) следующие записи самого поэта о присуждении ему звания камер-юнкера: «Поэт, которому шел в то время 35-й год, воспринял это назначение с нескрываемым раздражением. «Третьего дня, — записывает он в дневнике 1 января 1834 г., — я пожалован в камер-юнкеры — (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы NN (Наталия Николаевна) танцевала в Аничкове», «...произведен в камер-юнкеры. Теперь ко мне обращаются "ваше высокородие". Как-никак, а, практически, статский советник или бригадир...» Тут следовало бы сделать оговорку на то, что Александр Сергеевич был личностью ранимой и чувствительной и звание своё сгоряча называет звание чином. Чин камер-юнкера действительно соответствовал гражданскому чину статского советника и военному чину бригадира. Но означенный чин был отменён в 1809, о чём я уже здесь упоминал.
Так что? Королевский посол на самом деле сделал вызов на дуэль мелкому чиновнику 9-го класса? Оппоненты этой версии, выглядящей весьма правдоподобно, между тем ссылаются на следующие очевидные обстоятельства, умолчать о которых тоже невозможно: перед вами текст важнейшего во всей истории поединка Пушкина с Дантесом официального документа. Приговор военного суда от 19 февраля 1837 года: «По указу Его Императорского Величества Комиссия Военного суда, учрежденная при Лейб-Гвардии Конном полку над поручиком Кавалергардского Ее Величества полка бароном Дантесом Гекерном и камергером Двора Его Императорского Величества Александром Пушкиным, соображая все вышеизложенное, подтвержденное собственным признанием подсудимого поручика барона Геккерна, находит как его, так и камергера Пушкина, виновными в произведении строжайше запрещенного законами поединка. А Геккерна — и в причинении Пушкину раны, от коей он умер. Комиссия приговорила подсудимого поручика Геккерна за таковое преступное действие по силе 139 артикула Воинского сухопутного устава и других, под выпиской подведенных законов, повесить, каковому наказанию подлежал бы и подсудимый камергер Пушкин, но как он умер, то суждение его за смертью прекратить. Впрочем, таковой приговор комиссия представляет на благоусмотрение высшего начальства». Задайте вопрос самим себе: мыслимо ли, чтобы в официальном документе, в решении военного суда, выносящего серьёзнейший вердикт о судьбе двух людей дворянского сословия, ошибочно указывалось звание погибшего человека, известного всей России?
Камергером именовали Пушкина и поручик Дантес, и посол Геккерн, и секундант покойного подполковник Данзас, и командир кавалергардского полка генерал-майор Гринвальд, и начальник гвардейской кирасирской дивизии генерал-адъютант Апраксин. Тот же чин камергера фигурирует в секретном рапорте штаба Отдельного гвардейского корпуса генералу Кноррингу от 30 января 1837. И не только 30 января и 19 февраля, но и 11 марта 1837 года командующий отдельным гвардейским корпусом генерал-адъютант Бистром и начальник штаба корпуса генерал-адъютант  Веймарн  в письме аудиторскому департаменту военного министерства по-прежнему именуют Пушкина камергером. Могло ли такое количество ответственных опытных военачальников в генеральских погонах внезапно на полтора месяца впасть в коллективное безумие и именовать Пушкина не по его истинному званию? Я в такое не верю. В массе своей военные люди - народ весьма приземлённый и в эмпиреях не витает: сама их деятельность тому как-то не способствует.
  Обычно оклад чиновника соответствует уровню значимости его должности. И, если рассматривать совокупность косвенных признаков, указывающих на реальную должность человека, то на размер официального оклада следует обратить внимание. Дворника, получающего оклад премьер-министра вообразить себе, конечно, можно, но найти такого дворника в реальной жизни - вряд ли…
Намекая на бедность Пушкина зачастую упоминают вот такой отрывок: «В одном из своих писем в 1822 году Пушкин писал: «Правительству угодно вознаграждать некоторым образом мои утраты, я принимаю эти 700 рублей не так, как жалование чиновника, но как паек ссылочного невольника». 700 рублей в год ассигнациями – таков был оклад Пушкина-чиновника». Упоминание, конечно, верное, но ведь оно относится не ко всей жизни гения, а только к его молодости, когда он числился кем? Коллежским секретарём. С соответствующим окладом.
Р. Г. Скринников в книге «Пушкин. Тайна гибели» цитирует беловой вариант письма Пушкина Бенкендорфу: «Не смею и не желаю взять на себя звание Историографа после незабвенного Карамзина; но могу со временем исполнить давнишнее моё желание написать историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III». Далее Скринников пишет: «Предложение Пушкина пришлось кстати. На письме Пушкина Бенкендорфу монарх пометил: «Написать г-фу Нессельроду, что государь велел принять его в Иностранную Коллегию… для написания Истории Петра Первого»… 26 сентября 1831 г. А.И. Тургенев сообщил в письме брату важную новость: «Александр Пушкин точно сделан биографом Петра I и с хорошим окладом». Вскоре же и сам поэт известил приятелей о свалившейся на его голову милости: государь «записал меня недавно в какую-то коллегию и дал уже мне (сказывают) 6000 годового дохода». «Царь взял меня на службу, - писал поэт Плетнёву, - но не в канцелярскую, или придворную, или военную - нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы…»
Цитирую Скринникова дальше: «В июле 1831 г. царь распорядился, чтобы поэту было положено жалование. Но прошёл почти год, прежде чем дело сдвинулось с мёртвой точки. Назначение Пушкина историографом привело к межведомственной тяжбе.
Граф Нессельроде долго отказывался платить деньги коллежскому секретарю Пушкину. Министр внутренних дел Блудов при встрече с поэтом по-дружески сообщил, что говорил с государем и «просил ему жалования, которое давно назначено, а никто выдавать не хочет». Николай I приказал Блудову обсудить дело с Нессельроде. «Я желал бы, чтобы жалование выдавалось от Бенкендорфа», - отвечал тот.
В 1828 г. Бенкендорф предлагал Пушкину поступить на службу в III Отделение. Высшие сановники империи, конечно же, знали об этом, чем и объясняется реплика Нессельроде. Министр подчинился лишь после того, как 4 июля 1832 г. получил через Бенкендорфа высочайшее повеление платить жалованье Пушкину в Министерстве иностранных дел. В связи с поступлением на службу коллежский секретарь Пушкин был произведён в титулярные советники. С него взяли подписку о непринадлежности к тайным обществам и масонским ложам, а затем привели к присяге на верность царю. В официальной табели о рангах Пушкин занял невысокую ступень чиновника IX класса. Соответственно он получил оклад в 5000 рублей ежегодно и право на обращение «Ваше благородие».
Итак, коллежский секретарь с годовым окладом 700 рублей, а следующий за ним чин титулярного советника с годовым окладом… 5000 рублей? Вы понимаете, что это немыслимо? Что такого оклада не могло быть ни у кого, если бы у него действительно по табели о рангах была должность 9-го класса? Вот вам второй аргумент, свидетельствующий о том, что и фактический чин, и фактическое звание Пушкина были иными: 1) сбесившийся генералитет, тотально именующий Пушкина камергером; 2) сбесившаяся зарплата, молчаливо принимаемая пушкинистами за зарплату «титулярного советника». И это ещё не всё! Далеко не всё. 
В связи с имевшимся у Пушкина вопросом выслуги лет обратим внимание на, говоря современным языком, его общий «трудовой стаж» . С 1817 по 1824 годы - 7 лет. Это ясно. А вот дальше в связи с увольнением с работы и заключением в псковскую ссылку (Михайловское) стаж прерывается. Возобновляется он по версии официальных историографов в ноябре 1831 года. Однако, вот на что я хотел бы обратить внимание: официальный стаж и официальная должность. А мы уже убедились на сколько в данном случае официальная должность отличается от официальной зарплаты.  В июне 1829 года Пушкин был в Турции в составе русской армии. Известно, что на обратном пути из Тифлиса в Санкт-Петербург Пушкин предъявлял подорожную такого содержания: " Господину чиновнику 10 класса Александру Сергеевичу Пушкину, едущему от Санкт-Петербурга до Тифлиса и обратно, предписано Почтовым местам и Станционным смотрителям давать означенное в подорожной число почтовых лошадей без задержания, и к приезду оказывать всякое содействие". Напоминаю, что 10 класс - коллежский секретарь. Выше уже упоминалось о том, что в 1828 году Бенкендорф предлагал Пушкину работу в своём ведомстве. Об итогах их переговоров мне неизвестно, однако получить такую подорожную без ведома Бенкендорфа сомнительно. Подорожная - документ официальный. В нём Пушкин называется не бывшим чиновником, а просто чиновником, то есть, гражданским служащим в своей должности. Таким образом, возникает повод для сомнения в том, что Пушкин был принят на работу в 1831 году, а не как минимум в 1829-ом или даже в апреле 1828 года, когда от Бенкендорфа поступило известное предложение. Если же это так, то реальный стаж Пушкина к 1837 году составлял… 16 лет, срок, которого с учётом «Высочайшего благоволения» вполне достаточно для вступления Пушкина в должность статского советника, а, следовательно, и для присуждения ему придворного звания камергера Его Императорского Величества. 
Кстати говоря, замечу уважаемому писателю Скринникову, что Нессельроде, так не желавший платить Пушкину из казны министерства иностранных дел, всё-таки вывернулся и не платил ему никакого жалованья. Установлено, что Пушкин получал официальную зарплату не в МИДе, а из специального фонда Николая I в министерстве финансов. Такое практиковалось только в самых исключительных случаях с особо ценными сотрудниками. Кстати, для затрат по написанию истории Пугачевского бунта Пушкин получил от Бенкендорфа 40 тысяч рублей серебром (то есть, примерно 160 000 рублей ассигнациями). Какому титулярному советнику такое могло присниться? Никакому. А с историографом Его Величества это произошло, как говорится, в рабочем порядке.
 Мы убедились со слов основного свидетеля - поэта Пушкина в том, что он заслуженно мог именовать свою должность «историограф России» поскольку сам признавался в этом: «Царь взял меня на службу, но не в канцелярскую, или придворную, или военную - нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы…»   Однако, официально ни такой должности, ни такого звания при дворе не существовало.
Пушкина просили о покровительстве, у Пушкина искали заступничества…Ещё при жизни русского гения множество людей относилось к нему сосем не как к какому-нибудь титулярному советнику. Вот только два случая из многих подобных им… В июле-августе 1836 года Александр Сергеевич пишет А.А. Жандру об одном из просителей: «Я обещался его тебе представить, отвечая за твою готовность сделать ему добро, коли только будет возможно». Нужно иметь в виду, что Жандр в 1836 г. занимал должность директора канцелярии морского министерства. Согласитесь: никакой камер-юнкер и помыслить бы не мог так обращаться к подобного ранга чиновнику и тем более – заранее за него отвечать.
Кстати, Александр Сергеевич далеко не всегда соглашался помочь просителям, некоторым и отказывал, как отказал Н.А. Дуровой, которая торопила его с изданием её «Записок» и просила его превосходительство Пушкина представить её опусы Николаю Первому на войсковых маневрах. Ей он ответствовал следующим образом: «Государю угодно было стать моим цензором: это правда; но я не имею права подвергать его рассмотрению произведения чужие». 
Пушкин мыслил масштабами крупного государственного деятеля России. Так, например, в ноябре – декабре 1836 года он пишет В.Ф. Одоевскому: «…по моему мнению, правительству вовсе не нужно вмешиваться в проект этого Герстнера (о постройке железной дороги, Э.А.). Россия не может бросить 3 000 000 на попытку. Дело о новой дороге касается частных людей: пускай они и хлопочут. Всё, что можно им обещать, так это привилегию на 12 или 15 лет. Дорога (железная) из Москвы в Нижний Новгород еще была бы нужнее дороги из Москвы в Петербург — и мое мнение — было бы: с нее и начать...»
Самое влиятельное в России официальное лицо, которое пусть не напрямую, пусть косвенно и посмертно, но всё-таки подтвердило версию о том, что в конце своей жизни Пушкин был не камер-юнкером - государь император Николай I. Как известно, после гибели Пушкина царь распорядился о зачислении обоих сыновей покойного в самое привилегированное военное учебное заведение России — Пажеский корпус. Каждому из сыновей его была установлена пенсия в размере 1200 рублей в год.
С 1829 года согласно высочайше утверждённым правилам о порядке зачисления в пажи и определения в Пажеский корпус, право зачисления малолетних сыновей в пажи было предоставлено исключительно родителям, относящимся к первым четырём классам табели о рангах. Так вот, четвёртым классом, имевшим такое право, являлись лица в звании камергера. Николай не мог об этом не знать, а значит, поступил в согласии с им же установленными правилами.
Понимаю, что и мои доводы убедят не всех. Камергером он был или камер-юнкером, возможно, имело большое значение для того, кто вызвал его на дуэль, но сам на неё не явился.  А для России он был и остаётся просто Пушкиным. Это его самое высокое звание. Дать звание Пушкина или назначить Пушкиным невозможно. 

Библиографические материалы:
Зам;чанія С. Л. Пушкина // Отечественные Записки. — 1841. — Т. XV. — Особое приложение 3.
Полное собрание сочинений Петрова издано в Санкт-Петербурге (1809) и вошло в состав «Русской Поэзии» С. Венгерова, т. I.
Петров В. П. Оды. Письма в стихах. Разные стихотворения. Выбор Максима Амелина. — М.: Б.С.Г.-Пресс, 2016. — 402 с. — (Поэты Москвы).
. В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. VII. Из р. АН СССР, М., 1955, стр. 106.
 А. С. Пушкин, Полное собрание сочинений, т. VII. Изд. АН СССР, М., 1949, стр. 167.
Н. В. Гоголь, Полное собрание сочинений, т. VIII. Изд. АН СССР, М. — Л., 1952, стр. 54.
Пушкин в воспоминаниях современников. Гослитиздат, М., 1950, стр. 457.
 А. С. Пушкин, Полное собрание сочинений, т. VII, стр. 435.
Н. В. Гоголь, Полное собрание сочинений, т. VIII, стр. 172.
https://nearyou.ru/0pushkin/D/Derzhavin.html 



Дурасов В. Дуэльный кодекс. – 4-е изд. – СПб.: Тип. «Сириус», 1912. – 126 с.;
Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля, (1863 – 1866);
Толковый словарь русского языка под редакцией Д. Н. Ушакова (1935 – 1940);
Большая советская энциклопедия. – М.: Советская энциклопедия (1969 – 1978);
Геккерн – Пушкину А. С., 26 января 1837. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 17 т. Том 16 (Переписка 1835 – 1837). – 1949.

Королёв Анатолий. Камергер двора его императорского величества. Журнал «Нева». 2006, 4

Чудинов В. А. «Тайнопись в рисунках Пушкина». «Поколение» -2007- 488с.

Сушанский Аркадий. Поэт невидимого фронта, «Секретные материалы ХХ века» выпуск №19 (405) 2014 год.

Наумов А. В. «Следствие и суд по делу о дуэли А. С. Пушкина». Учебное пособие.  Хабаровск; 1989 г

Выскочков Л.В., «Будни и праздники императорского двора», СПб, «Питер» 2012г.

Наумов Анатолий, «Посмертно подсудимый», РИПОЛ Классик, М. 2011

Черейский Л. А. «д’Аршиак. Пушкин и его окружение» Наука Ленинградское отд.-1989-544с

Щеголев П. Е. Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова, Эксмо, М., 2012, 384с.

В качестве информативной составляющей использованы материалы следующих  интернет-источников, связанные с упомянутыми темами и терминами:

Лев Крошкин. Прощание с Пушкиным. 10 февраля 2014,
http://rusplt.ru/society/proschanie-s-pushkinyim-7971.html

Анатолий Клепов.  «Жизнь и смерть Александра Пушкина. Мифы и реальность»

Сергей Крюков, статья «Александр Сергеевич Пушкин: гениальный поэт и … разведчик», 6 июня 2012
http://maxpark.com/community/901/content/1370285

Василий Андреевич Жуковский. Письмо Пушкину Л. С. 15 февраля 1837 г.
http://rvb.ru/19vek/zhukovsky/01text/vol4/03letters/422.htm

История Российской империи. Внешняя политика Николая I. Воронин В. Е. , Перевезенцев С. В. статья «Николай I»
http://www.portal-slovo.ru/history/35595.php

Б. В. Томашевский, статья «Десятая глава «Евгения Онегина»
http://feb-web.ru/feb/litnas/texts/l16/lit-379-.htm?cmd=2

Григорий Фридман, статья «Гончаровы, Пушкин и непонятные письмена», журнал-газета «Мастерская», 14 июля 2013
http://club.berkovich-zametki.com/?p=5942

Александр Сергеевич Пушкин. История Пугачева. Исторические статьи и материалы; Воспоминания и дневники.

Пётр Лебедев. «Тайный режиссер гибели Пушкина»
http://www.proza.ru/2008/05/19/304

В. И. Даль «Смерть Пушкина»

«Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны», 1825 — 1846. с. 2063
http://dugward.ru/library/olga_nick.html

Гребенников В. В. статья «А. С. Пушкин и спецслужбы России» из книги «История криптологии & секретной связи», сайт книги
http://cryptohistory.ru/book/

Наталья Масленникова. Наследие Пушкина на Балканах.
http://srpska.ru/article.php?nid=9440&sq=19&crypt

Вересаев В.В. Пушкин в жизни.
https://unotices.com/page-books.php?id=67126

Роберт Тальсон. Великая княжна Анна Павловна Романова
http://www.proza.ru/2011/02/24/680

А.С. Пушкин. Принцу Оранскому

Юрий Нерсесов. Голландский блицкриг Бенкендорфа
http://www.soldatru.ru/read.php?id=2402

Николай Коняев. Храм поэта.

П.Н. Грюнберг. За Амстердам и Бреду.
http://militera.lib.ru/memo/russian/benkendorf_ah/07.html