Она никогда не была замужем. И у нее никогда не было ничего своего. Ни своей квартиры, ни своих детей. Даже покупки она никогда не делала…
Пятьдесят девять лет прожито. Когда были живы родители, обо всем думали они: какую купить мебель, что приготовить поесть, когда сделать ремонт.
Так все и осталось, как было при них. На том же месте стол и стулья, не ремонтированная более десяти лет комната в общей квартире, те же книги, та же посуда. Многочисленные подруги лучше нее знали, что купить из одежды, какую сумку, какие перчатки ей подарить на день рождения, в какой пойти театр. И она не сопротивлялась. Жила, отдаваясь чужой воле. Двадцать шесть лет работала в одном институте секретарем-машинисткой, ни разу не подумав перейти на другую, более выгодную работу, например, в «почтовый ящик», где платят намного больше.
Конечно, у нее были мужчины. Она увлекалась, страдала: ведь никто из них ни разу не предложил ей выйти замуж. Она уже давно перестала думать, почему так складывалось. Внешне довольно приятная — высокая, сероглазая — она была, как ей казалось, лучше многих своих приятельниц, у которых были и квартиры, и мужья, и дети. Очевидно, ей этого было не дано.
В сорок пять лет она познакомилась с ним. И показалось, что наконец и ей выдалось счастье. Но увы, счастье это было чужое! Они никогда не говорили о его семье. Как-то само собой подразумевалось, что бросить жену и детей ради нее он не сможет. Ну что ж, ей было не привыкать. Но на этот раз хотя бы была настоящая любовь, и она смирилась со своим привычным положением быть «не первой». Единственное, что ее угнетало — это его патологическая ревность. По возрасту они были ровесниками, но она выглядела намного моложе своего крупного, полноватой комплекции друга. Он ревновал ее к работе, подругам, специально менял время и место назначенных заранее встреч, чтобы неожиданно уличить в измене. С каждым годом он ревновал ее все сильнее, но от семьи не уходить не собирался. Так прошло одиннадцать лет.
…Скончался он неожиданно, перед Новым годом. На похоронах она не присутствовала. Через общих знакомых спустя несколько месяцев узнала, что жена его переехала в другой город, к сыну — как выяснилось, навсегда.
Теперь она снова могла встретиться с ним. Только сейчас место этой встречи изменить было нельзя. Его скромная могила с крестом непостижимым образом притягивала ее все больше и больше. Наконец у нее появилось свое личное пространство, в которое никто не имел права вмешиваться. И ей захотелось сделать здесь все по своему личному вкусу: поставить скромный, но элегантный памятник, посадить неброские, но красивые цветы. И если кто-нибудь спросил бы ее, чья это могила, она бы уверенно ответила: «Моего мужа!»
Она никогда не копила денег — как-то не получалось. Если оставались какие-то гроши от получки или премии — всегда тратила их на что-то, казавшееся в данный момент важное и необходимое. Да и что за стимул был — копить?.. Жила она скромно, и кроме похода в кино раз в неделю да подарков детям своих подружек ничего особенного себе не позволяла. Отпуск проводила на дачах все тех же приятельниц, так что и тут особенных трат не наблюдалось.
И вот теперь она решила откладывать, копить деньги. Скромный, но элегантный памятник стоил немало. Однако, прошло уже три года, а нужная сумма никак не набиралась.
С мастером гранитной мастерской она договорилась, но он требовал всю сумму сразу. Ей оставалось собрать еще рублей пятьдесят, а за установку и перевозку она решила взять деньги в кассе взаимопомощи. Ей уже это обещали.
…Этим утром она проснулась со странным ощущением, что ее вот-вот ждет что-то необыкновенное. Вспомнилась бабушка с ее гаданием. Гадание это начиналось с «нечаянной радости», а заканчивалось словами: «И успокоишься ты, внученька, своим интересом!» Это сегодняшнее воскресенье было по-августовски теплое, неяркое солнце освещало комнату. Впервые она никуда не спешила. «Что ж, поеду-ка к нему на свидание!» — решила она. Там она не была целых две недели!..
Не спеша она сделала свою зарядку, приняла душ, вытащила из шкафа новый комплект белья: очаровательную короткую комбинацию — голубую, отделанную синими кружевами, и такие же панталончики — его последний подарок. Надела светлую блузку, удлиненную юбку из плащовки, подвязала легкой косынкой волосы (день обещал быть жарким), взяла банку для воды, тряпку, маленькую детскую лопатку и вышла из дома.
До кладбища ехала долго. Народу в трамвае было много, ее совсем прижали к боковому стеклу. Вытащить книжку из сумки — почитать, как обычно в дороге — в такой тесноте она не смогла и, чтобы как-то убить время, стала внимательно рассматривать свое отражение. Если бы не седые волосы, выбивавшиеся из-под косынки (он настоял, чтобы она перестала краситься), никто бы не сказал, что через десять месяцев ей исполнится шестьдесят. Она была по-прежнему стройной, и на улице с ней заговаривали мужчины. Но она не шла на знакомства: многолетняя ревность возлюбленного отучила ее от легкомысленных поступков. Сейчас она думала о злосчастных пятидесяти рублях, которых ей не хватало. Как назло, попались тогда красивые сапоги, необходимо было купить плащ, и так далее, и так далее…
На кладбище было многолюдно. Она шла сначала по широкой дороге, потом свернули на тропинку, ведущую к ее могиле. У входа купила рассаду мелких желтых цветов и решила попробовать их посадить. Она не умела этого делать, всегда просто ставила в банку живые цветы — и все, но сегодня ей захотелось побыть на могиле подольше. Вот и последний поворот. «Не волнуйся! Я тебе не изменяю. Я тебя люблю. Мы будем вместе. Когда?.. Бог знает… Прости…»
Она никогда не плакала, и тут, когда почувствовала на щеках слезы, стала глубже дышать, отвернулась от могилы… и вдруг увидела, что к ней приближается какой-то парень. Он шел по узкой тропинке и махал рукой.
— Вы мне?
— Тебе.
— Почему на «ты»?
— Слушай, тетка, давай займемся сексом?!
Она так опешила, что в первый момент даже не испугалась.
— Ты что, милый, не видишь, что я тебе в матери гожусь! Не стыдно?
Но парню, очевидно, стыдно не было, и он приблизился к ней вплотную.
— Сказал, давай по-хорошему, а то хуже будет!
— Опомнись, что тебе, девушек мало?
— Девушек много, да риску еще больше! Можно СПИД или другую какую гадость подцепить, а ты, видно, тетка чистая, с тобой не страшно, Давай, я тебе пятьдесят рублей заплачу! Без обмана.
Она толкнула его обеими руками и тут впервые по-настоящему испугалась. А он вдруг неожиданно засмеялся:
— Ладно, не боись! — И пошел прочь, стал удаляться.
Несколько минут она стояла неподвижно, потом повернулась к могиле. Достала лопатку и стала неумело втыкать в сухую рассыпчатую землю желтые цветки. Ни звука шагов, ни громкого дыхания она не услышала. Только почувствовала, что сзади на нее кто-то навалился, дальше она потеряла сознание…
Когда очнулась, она не могла вспомнить, сколько времени продолжалось забытье. Медленно поднялась с земли, поправила косынку, юбку, оглянулась — вокруг никого. Что такое?.. Что с ней произошло?.. Ах, да… Парень!.. Было ли ей стыдно?.. Нет. Скорее — безразлично. Взгляд скользнул к земле. Рядом с желтыми цветками и детской лопаткой лежали ее голубые панталончики с синими кружевами, а на них новенькая бумажка достоинством в пятьдесят рублей. Она взглянула на крест, который вдруг расплылся перед глазами, превратившись в красивый элегантный памятник.
...У входа на кладбище располагалась небольшая церквушка. Когда она шла к могиле, видела, что у церкви толпился народ. Торговали иконками, крестиками, медальонами... Старушки просили милостыню, молодой священник собирал пожертвования на реставрацию Храма. Однако сейчас у церквушки никого не было.
Она зашла внутрь. Группа молодых людей тихо переговаривались у иконы Николая-угодника. Лицо и фигура одного из них показались ей знакомыми. Она купила две свечки и поставила их за упокой души...
В тот вечер она легла рано. «И успокоишься ты своим интересом!» — вдруг прозвучал на всю комнату бабушкин голос. Во сне она наконец посадила желтые цветки, а уже на следующее утро позвонила в гранитную мастерскую.