Предыдущая глава:http://proza.ru/2020/12/27/157
51. Пятерка по физ-ре.
К концу сентября я вдруг заметила, что у меня пожелтели глазные белки, потом проявилась какая-то желтизна на коже, как-то противно подташнивало . Маме я сказала об этом, да она и сама видела, но почему-то молчала. В школе у меня спрашивали:"Ты чего такая жёлтая?" Я, чтобы от меня отвязались, отвечала:"Не знаю". Хотя, на самом деле, уже давно прошерстила толстенный справочник фельдшера и изучила досконально, в каких случаях это бывает, от чего, что надо делать.
При всех наших с Верой недомоганиях мы, первым делом, хватались за этот справочник, чтобы определить, что случилось, какие надо принять меры, чтобы помочь себе. И, в данном случае, мне было понятно, что, скорей всего, это болезнь Боткина (гепатит А или желтуха). Инфекционное заболевание, вирусное поражение печени, лечится стационарно. Но идти в больницу мне очень не хотелось. Я наивно убеждала себя: может, оно само как-нибудь пройдёт, и всё образуется...
В конце концов, кто-то из учителей прямо с урока отправил меня в медпункт, и медсестра, а, может, школьный врач, написала мне направление в инфекционную больницу, сказав, чтобы я сегодня же отправилась к ним.
Вернувшись домой, я дождалась маму с работы и показала ей направление, надеясь, что она пойдет со мной, поддержит меня в эту трудную минуту, но мама со мной не пошла.
Уже часов в семь, по темноте, дождливым октябрьским вечером я пошлёпала самостоятельно сдаваться в руки врачей в старую часть города, где располагалась инфекционная больница (вот ведь какая послушная — могла бы и утром туда отправиться!). Мне было печально и одиноко, ведь я всегда ненавидела казённые заведения, а тут целый месяц предстояло оставаться в больнице среди чужих людей.
Но встретили меня любезно, забрали мои вещи на прожарку, а мне выдали какую-то казенную, блеклую одёжку, проводили в палату и накормили неплохим ужином: пюрешкой с паровой котлетой.
Вскоре я подружилась с хорошей девочкой Светой, на год старше меня, врачи же и медсестры в больнице были очень заботливыми и доброжелательными, в школу ходить не надо, чувствовала я себя прекрасно, что сказать — всё сложилось не так уж и плохо!
По вечерам дежурная медсестра разносила по палатам толстые лепёхи ароматного горячего парафина и прилепляла их нам в районе печени. Это была приятная процедура, в отличие от ежедневных уколов глюкозы в вену и болючих витаминов в мышцы руки. Мы, глупые, украдкой отрывали куски парафина и жевали их, как жвачку, а дырку в лепёхе старались замазать как-нибудь, чтобы было незаметно.
По воскресеньям, а порой и по вечерам среди недели, меня навещала мама, когда сама, когда с Верой, а иногда и с дядей Женей. Конечно, в корпус они не могли заходить, а просто стояли под окном и разговаривали со мной, через окно же передавали мне вкусные передачки: виноград, мягкие булочки, ароматные яблоки, мёд, сладкую морковку, соки. Так приятно было видеть их улыбающиеся лица, хотелось поскорее домой.
Вера же, наоборот, завидовала, что я здесь и мне не надо ходить в школу, что мне перепадает так много вкусностей. Однажды даже попросила какую-то резиновую игрушку из палаты. Я, не задумываясь, отдала ей эту резиновую Таню. Позже Вера открылась мне: желая тоже попасть в больницу, она облизала эту Таню с головы до ног и в обратном направлении, чтобы подхватить опасный вирус, но, к счастью, ничего с ней не произошло, хотя эта Таня, возможно, никогда и никем не мытая, ходила по многим детским рукам. Вере не удалось подхватить вирус, поэтому приходилось ей ежедневно топать на уроки.
Конечно, я вспоминала школу, но совершенно не скучала ни по ней, ни по одноклассникам. Только иногда вспоминала Борю и его огромные серьёзные глаза-черносливины, опушённые густыми ресницами.
Там, в больнице, я услышала много дворовых песен от девчонок — соседок по палате и по нашему детскому отделению. Среди них была песня, которая особенно как-то пронзила меня. Я как бы спроецировала её смысл на себя:
В нашем классе есть мальчишка,
Красив, как вешняя заря.
Сразил он в классе всех девчонок
И вот добрался до меня.
От красоты такой
Смутился разум мой,
Влюбилась в первый раз
Я в сияние глаз.
Теперь забросила все книжки,
Мне заниматься стало лень:
Сижу, мечтаю о мальчишке,
Сижу, мечтаю каждый день.
А он со мной сидит
И даже не глядит,
Не улыбнётся мне,
Как соседке своей.
Я как-то долго проболела,
Скучая без прекрасных глаз,
А через месяц так несмело
Я открывала двери в класс:
Он у доски стоял
И что-то там писал,
Увидев, выронил мел
И слегка покраснел.
Мы все уроки с ним сидели,
И он такой смущённый был.
В конце уроков предо мною
На стол записку положил.
В записке он писал:
"Тебя я долго ждал,
Тебя я так люблю,
Что сказать не могу.
Давай с тобой дружить,
Мне без тебя не жить,
Я буду очень рад
Видеть нежный твой взгляд!"
Представляя себя на месте страдающей героини, в мальчике я видела, разумеется, Борю. Ну, насчёт вешней зари я была, конечно, не согласна — ни к чему так о мальчишках говорить, не по-мужски как-то. Да и не сохла я по нему, если честно, но когда вспоминала его участливые карие глаза и доброжелательную улыбку, то как будто что-то теплое разливалось в груди, и сердце слегка начинало трепетать.
В общем-то, песня сопливая, детская, смешная и наивная, но всякий раз цепляла она меня чем-то. Я специально разместила здесь слова песни, как я её помню (за исключением пары строк), потому что много позже эту песню перепел певец Евгений Осин, исказив текст, что, впрочем, для дворовой песни некритично. Только многие стали приписывать авторство ему, и, я думаю, это несправедливо. Когда я услышала песню впервые в 1969 году, Евгению на тот момент было всего пять лет — уверена, что тогда такие мысли ещё и не забредали в его младую голову.
Между тем, пока я прохлаждалась в больнице, дома намечались грандиозные события! Наша тётя Аля выходила замуж за своего умного преподавателя математики. Ей было 28 лет, жених на несколько лет старше. У неё это был уже третий брак, а у жениха - второй, оба с опытом. Свадьбу предполагалось отмечать у нас дома.
Вера в красках расписала всю подготовку, а позже и саму свадьбу. Ах, как я досадовала, что пропустила такое событие! Наша комната была полностью освобождена, и там расставлены столы и стулья. Мама где-то раздобыла современную радиолу на длинных тонких ножках, а жених принес гору современных пластинок, наготовили много вкусного, столы ломились от еды. Гремела музыка, гости пили, крича новобрачным своё возбуждённое "Горько!", ели, опять пили и пели, с удовольствием прыгали за под зарубежную музыку или цеплялись паровозиком, танцуя дружно модную тогда "Летку-Енку". Думаю, на это время страдалице тёте Розе (соседке с нижнего этажа) лучше было бы вовсе уйти из дому, чем терпеть такое безобразие.
Между прочим, Вера рассказала, что у жениха Николая Александровича (невеста, тётя Аля, звала его по фамилии, коротко и ясно — Ларин) есть два племянника-студента: один из них - Шурик — высокий и плечистый красавец 19-ти лет от роду, а второй — восемнадцатилетний Коля — попроще, худенький, невысокий, но оба хорошие, добрые парни, к тому же, спортсмены-конькобежцы. Я была заинтригована и теперь уже с нетерпением ждала, когда меня, наконец, выпишут из больницы.
И вот, когда, после месяца, проведенного в стенах больницы, я вышла наконец оттуда, то как будто вырвалась из тюрьмы на свободу, и всё мне было внове! Какое это счастье — шагать по только что выпавшему белому снегу, вдыхать полной грудью свежий воздух, пахнущий морозцем и арбузами, ловить снежинки на горячую ладонь, быть вольным человеком и идти, куда захочешь! Как мало надо человеку для счастья и, в то же время, как много!
Вернувшись в школу, я не заметила какой-то особой реакции на своё появление, хотя несколько мальчишек что-то оживлённо выкрикнули, завидев меня. Боря же только посмотрел долгим внимательным и тёплым взглядом в мои глаза. Но он на всех так смотрел. Меня такая реакция не удивила и не огорчила - я считала, что никого не могу заинтересовать, потому что я робкая, скучная, серая, к тому же, бедновато одетая (что, впрочем, было непринципиально, многие в то время одевались очень скромно).
Да и ладно, мне и одной хорошо!
За этот месяц я отлично отдохнула, поправилась, порозовела, можно было продолжать дальше учебу с новыми силами. Ненавистная физ-ра теперь не грозила мне до самого конца учебного года. Я получила освобождение от нее на целых двенадцать месяцев!!!
Продолжение:http://proza.ru/2020/12/27/1827
53. Молодые меломаны.