«Москва, Москва!.. Люблю тебя, как сын…»
В.Б.: Если говорить о поэтическом символе Москвы, то прежде всего надо вспомнить о великом русском национальном поэте Михаиле Юрьевиче Лермонтове. Он и родился в центре старой дворянской Москвы, в доме Толя. Он и воспел ее как русскую столицу.
Москва, Москва!.. люблю тебя, как сын,
Как русский, — сильно, пламенно и нежно!
Люблю священный блеск твоих седин
И этот Кремль зубчатый, безмятежный.
Напрасно думал чуждый властелин
С тобой, столетним русским великаном,
Померяться главою… и обманом
Тебя низвергнуть. Тщетно поражал
Тебя пришлец: ты вздрогнул — он упал!
Вселенная замолкла… Величавый,
Один ты жив, наследник нашей славы.
Заметьте, как гениально просто, без затей, пишет он о своей русскости: «Люблю, как русский, — сильно, пламенно и нежно!» Сегодня бы поэта за такие строки в черносотенстве обвинили запросто. Потому и не любят эти строки повторять и цитировать. А ведь написано совсем мальчишкой, в чем-то еще, может, и коряво, но никакой изощренный стилист не добьется такой мощи и простоты стиха. Родной Москве он был предан до конца своих дней, писал о ней и в нелюбимом Санкт-Петербурге:
Там жизнь грязна, пуста и молчалива,
Как плоский берег Финского залива.
Москва не то: покуда я живу,
Клянусь, друзья, не разлюбить Москву.
Из Петербурга он пишет 2 сентября 1832 года М. А. Лопухиной: «Москва — моя родина, и такою будет для меня всегда: там я родился, там много страдал и там же был слишком счастлив…»
М.В.: Оцените мое терпение – я дала Вам упиться этой «русскостью» Лермонтова – «поэтического символа Москвы», хотя с первых же слов хотелось остудить Ваш патриотический пыл. Как тут не вспомнить Шукшинского совхозного механика Романа Звягина которого переклинило, когда он слушал сына, зубрившего «Русь-тройку» из «Мертвых душ»: «А кто на тройке-то едет?». Вот и здесь спросим себя, только не кто, а куда едет этот поэт-рассказчик из «Нравственной поэмы» «Сашка»? Можно было бы ответить сразу, но зачем отказывать себе в удовольствии заразиться настроением поэта:
Наш век смешон и жалок — всё пиши
Ему про казни, цепи да изгнанья,
Про темные волнения души,
И только слышишь муки да страданья.
Такие вещи очень хороши
Тому, кто мало спит, кто думать любит,
Кто дни свои в воспоминаньях губит.
Впадал я прежде в эту слабость сам
И видел от нее лишь вред глазам,
Но нынче я не тот уж, как бывало, —
Пою, смеюсь. –
А что еще делать, если патриотом быть небезопасно, а писать о патриотизме – не модно? Вот и пустился поэт в загул: «пою, смеюсь», т.е. – ничего серьезного не стоит от него ждать. Пойдем далее:
Будь терпелив, читатель милый мой!
Кто б ни был ты: внук Евы иль Адама,
Разумник ли, шалун ли молодой, —
Картина будет; это — только рама!
От правил, утвержденных стариной,
Не отступлю — я уважаю строго
Всех стариков, а их теперь так много...
Не правда ль, кто не стар в осьмнадцать лет… -
Стиль - человека во хмелю, - отсюда и эти словесные кружева, когда поэт считает нужным дать подробные объяснения, почему он не подступает сразу к главному сюжету.
Герой наш был москвич, и потому
Я враг Неве и невскому туману.
……………………………………………..
Москва — не то: покуда я живу,
Клянусь, друзья, не разлюбить Москву.
Там я впервые в дни надежд и счастья
Был болен от любви и любострастья. –
Продолжается хмельное настроение: кому-то – враг, кому-то клятвы в любви и верности, а все потому, что с Москвой связаны самые незабываемые впечатления. Посмотрим значение слова «любострастье» в другом контексте того же времени: «Первый […] был пожилых лет вельможа, человек великого ума, но до такой степени любострастный, что готов был всем пожертвовать для красавицы, лишь бы насладиться её прелестями. В.Т. Нарежный, «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова», 1814 г.) – Запомним выделенную часть предложения, очень скоро она нам понадобится. Вернемся к поэме. Поскольку в хмельной голове появилось это слово: москвич, Москва… тут же клятва в любви и верности, а далее – прямое обращение к предмету любви:
Москва, Москва!.. люблю тебя, как сын,
Как русский, — сильно, пламенно и нежно!... – И т.д.
Верим мы ему? Конечно, верим! Но он обещал, что никакой политики, никакого патриотизма, только – петь и смеяться!.. Хмель подгоняет:
Я не философ — боже сохрани! —
И не мечтатель. За полетом пташки
Я не гонюсь….
Ну, муза, — ну, скорее, — разверни
Запачканный листок свой подорожный!..
Не завирайся, — тут зоил безбожный...
Куда теперь нам ехать из Кремля?
Ворот ведь много, велика земля!
Куда? «На Пресню погоняй, извозчик!»
— «Старуха, прочь!.. Сворачивай, разносчик!»
Так куда же он направляется сейчас?
……………………….
«Держи к воротам... Стой, — сугроб глубок!..
Пойдем по снегу, муза, только тише
И платье подними как можно выше».
Калитка — скрып... Двор темен. По доскам
Идти неловко... Вот насилу сени
И лестница, но снегом по местам
Занесена. Дрожащие ступени
Грозят мгновенно изменить ногам.
Взошли. Толкнули дверь — и свет огарка
Ударил в очи. Толстая кухарка,
Прищурясь, заграждает путь гостям
И вопрошает: «Что угодно вам?»
И, услыхав ответ красноречивый,
Захлопнув дверь, бранится неучтиво... –
Можно только представить, что это был за ответ, смутивший своей откровенностью кухарку, но пройдем за молодыми друзьями и убедимся, что к приезду в это заведение они основательно «согрелись»:
Да кто же этот гость?.. Pardon, сейчас!..
Рассеянность... Monsieur, рекомендую:
Герой мой, друг мой — Сашка!.. Жаль для вас,
Что случай свел в минуту вас такую
И в этом месте... Верьте, я не раз
Ему твердил, что эти посещенья
О нем дадут весьма дурное мненье.
Я говорил, — он слушал, он был весь
Вниманье... Глядь, а вечером уж здесь!..
И я нашел, что мне его исправить
Труднее в прозе, чем в стихах прославить…
Думаю, все предельно ясно. Но кто сказал, что по дороге в публичный дом, слагаются самые серьезные патриотические стихи? Написав однажды в Эпитафии на Наполеона: «Великое ж ничто не изменяет», не стал бы Лермонтов всерьез называть его «чуждый властелин», но во хмелю его герой-рассказчик может позволить себе произнести вслух то, что о Наполеоне говорит русский человек вообще.
Поэтому не велика гордость для православного писателя цитировать то, что наутро просто повеселило бы друзей… Ну, перебрали молодые люди!.. С кем не бывает?
Так что подытожим, как у Шукшина:
«– А кто в тройке-то?.. Кто едет-то? Кому дорогу-то?..
Николай Степаныч пожал плечами:
– Чичиков едет…
– Так это Русь-то – Чичикова мчит? Это перед Чичиковым шапки все снимают?..
- Русь сравнивается с тройкой, а не с Чичиковым. Здесь имеется…
- Да как же? Я тогда не понимаю: Русь-тройка, так же, мол… А в тройке – шулер. Какая же тут гордость?..
… Вы сынишке-то сказали об этом?
– Нет. Ну, зачем я буду?..
– Не надо. А то… Не надо». (Рассказ «Забуксовал»)
И Вы не говорите сыну. Он у Вас, хоть и кельтолог, но тоже, наверное, Москвой гордится? Как русский - пламенно и нежно…
В.Б.: Увы, тот лермонтовский дом Толя давно снесли, станцию метро «Лермонтовская» переименовали, хорошо хоть памятник пока оставили…
М.В.: Да, не поверили, видно, чиновники, что Лермонтов любил Москву, - слишком громкие у поэта посвящения Кавказу, и мысли в этих строках у него самые трезвые!
В.Б.: Вскоре, как мы знаем, отец с матерью, бабушкой и дворовыми вернулись из Москвы в Тарханы, где Михаил Лермонтов жил с бабушкой 13 лет, лишь изредка выезжая на Кавказ к родственникам подлечиться.
М.В.: Уточним: Арсеньева возила внука на Кавказ к своим родственникам… А то получится, что Михаил ездил к своим родственникам по отцу – Таймиевым. Хорошая оговорка – по Фрейду.
В.Б.: Но сам факт рождения в Москве стал крайне важен для самого поэта, с ранних лет весьма мистически настроенного. Потому осенью 1827 года он и ехал из Тархан с радостью на учебу именно в Москву.
М.В.: Ну вот как лишить Вас такой детской радости?.. К тому же так «мистически настроенного»!? (В сторону, шепотом: О Москве мы уже говорили...)
В.Б.: Решено было отдать маленького Мишеля в Московский благородный университетский пансион, не менее знаменитый, чем пушкинский Царскосельский лицей.
М.В.: Уточним: «маленькому» шел 16-й год! В пансион принимали до 14-ти лет, поэтому дальше затягивать домашнее обучение было нельзя!
В.Б.: Бабушка позаботилась и о домашних учителях, подготовивших его к поступлению сразу в четвертый класс.
М.В.: Домашнее обучение затянулось из-за документа о дворянском происхождении, которого у Михаила не было. Юрий Петрович хлопотал, но на это ушел не один год, поэтому решили: привезем потом!.. Но и потом тоже не получится. Позже вернемся к этому документу.
В.Б.: Конечно, хороши были и гувернеры, сначала француз Жандро, рассказавший Мишелю и о французской революции, и о новинках французской литературы. Его Мишель вывел позже все в той же московской поэме «Сашка»:
Его учитель чистый был француз,
Marquis de Tess. Педант полузабавный,
Имел он длинный нос и тонкий вкус
И потому брал деньги преисправно.
Покорный раб губернских дам и муз,
Он сочинял сонеты, хоть порою
По часу бился с рифмою одною;
Но каламбуров полный лексикон,
Как талисман, носил в карманах он
И, быв уверен в дамской благодати,
Не размышлял, что кстати, что не кстати.
Его отец богатый был маркиз,
Но жертвой стал народного волненья:
На фонаре однажды он повис,
Как было в моде, вместо украшенья.
Приятель наш, парижский Адонис,
Оставив прах родителя судьбине,
Не поклонился гордой гильотине:
Он молча проклял вольность и народ,
И натощак отправился в поход,
И наконец, едва живой от муки,
Пришел в Россию поощрять науки.
М.В.: «Парижскому Адонису», т.е. красавцу, подобно возлюбленному самой Афродиты, как видим, не нужно было знать науки («По часу бился с рифмою одной»), зато был центром внимания губернских дам и служителей муз.
В.Б.: Естественно, сбежавший от революции и ее казней, француз не любил парижскую чернь, думаю, он и рассказал Михаилу Лермонтову о погибшем от рук революционеров поэте Андре Шенье.
М.В.: «Чернь» была в крепостной России, а во Франции – народ. Лермонтов так его и называет. Что касается Андре Шенье, то подыскивающий часами рифму француз просто обязан был знать своего знаменитого земляка.
В.Б.: Но, как это всегда и бывает, дух революционности, дух перемен был заложен в любом свидетеле и очевидце этих революций. Потому со временем бабушка предпочла расстаться с легкомысленным французом. Как пишет Павел Висковатый: «Наставник внушал молодежи довольно легкомысленные принципы жизни, и это-то, кажется, выйдя наружу, побудило Арсеньеву ему отказать, а в дом был принят семейный гувернер, англичанин Виндсон. Им очень дорожили, платили большое для того времени жалование — 3000 р. — и поместили с семьею (жена его была русская) в особом флигеле. Однако же и к нему Мишель не привязался, хотя от него приобрел знание английского языка и впервые в оригинале познакомился с Байроном и Шекспиром…».
М.В.: Бежать от революции, сломя голову, чтобы питать потом этим «духом революционности» русских отроков – это достойно идеологов соцреализма!.. Похоже, это неистребимо!..
В.Б.: Казалось бы, с такой подготовкой юный Лермонтов легко мог поступать в пансион.
М.В.: Юный. Все правильно.
В.Б.: … После приезда в Москву сначала они остановились у своих родственников Мещериновых. Художник М.Е. Меликов вспоминает: «Елизавета Петровна Мещеринова, образованнейшая женщина того времени, имея детей в соответственном возрасте с Мишей Лермонтовым — Володю, Афанасия и Петра, с горячностью приняла участие в столь важном деле, как их воспитание, и по взаимному согласию с Е.А. Арсеньевой решили отдать их в Московский университетский пансион. Мне хорошо известно, что Володя (старший) Мещеринов и Миша Лермонтов вместе поступили в 4-й класс пансиона…».
М.В.: Необходимое уточнение, скажем: «Петр Афанасьевич Мещеринов, в доме которого остановилась Арсеньева с внуком, был ее родным дядей по матери, а Михаилу приходился аж двоюродным прадедом. Как известно, с их сыновьями, своими двоюродными дедушками, Михаил Лермонтов будет готовиться к поступлению в Пансион, затем все трое поступают, и Михаил оказывается даже в одном классе с Владимиром. Однако москвичи Мещериновы переезжают из дома в Пансион, а их тархановский гость – двоюродный внучатный племянник - поступает полупансионером и переезжает вместе с бабушкой "с Поварской на Малую Молчановку в дом Чернова...». (М.В. «Не знавший равного себе»; http://proza.ru/2014/06/05/144)
В.Б.: Мишель горделиво писал в 1827 году своей тетушке М.А. Шан-Гирей в Пензенскую губернию: «Милая тетенька! Наконец настало то время, которое вы столь ожидаете, но ежели я к вам мало напишу, то это будет не от моей лености, но от того, что у меня не будет время. Я думаю, что вам приятно будет узнать, что я в русской грамматике учу синтаксис и что мне дают сочинять; я к вам это пишу не для похвальбы, но собственно оттого, что вам это будет приятно. В географии я учу математическую по небесному глобусу, градусы, планеты, ход их и пр. Прежнее учение истории мне очень помогло. Заставьте, пожалуйста, Екима рисовать контуры; мой учитель говорит, что я еще буду их рисовать с полгода; но я лучше стал рисовать; однако ж мне запрещено рисовать свое. Катюше, в знак благодарности за подвязку, посылаю ей бисерный ящик моей работы. Я еще ни в каких садах не бывал, но я был в театре, где я видел оперу „Невидимку“, ту самую, что я видел в Москве 8 лет назад; мы сами делаем театр, который довольно хорошо выходит, и будут восковые фигуры играть (сделайте милость, пришлите мои воски); я нарочно замечаю, чтобы вы в хлопотах не забыли, я думаю, что эта пунктуальность не мешает; я бы приписал к братцам здесь, но я им напишу особливо; Катюшу же целую и благодарю за подвязку.
Прощайте, милая тетенька, целую ваши ручки и остаюсь ваш покорный племянник.
М. Лермонтов».
М.В.: «Горделиво писал» - еще бы – из самой Москвы!.. Вернемся к опере «Невидимка», которую первый раз Михаил увидел 8 лет назад. Отнимем эти 8 лет от 1827 года и получим 1819 год. Опера «Князь-Невидимка" - волшебно-комическая опера в 4 действиях была представлена в 1819 году 17 августа. Получается, Лермонтов в четыре года в театре просидел столько времени, слушая оперные голоса? Или ему, все же, было уже полных семь лет?
Кстати, вполне возможно, что сидел мальчик рядом, или недалеко от дяди Александра Сергеевича - В.Л. Пушкина, присутствовавшего на представлении этой оперы. На следующий день он писал П. Вяземскому: «Вчера играли "Князя-Невидимку". Старик Петр Михайлович Лунин восхищался музыкою, декорациями, балетом и кричал: "C'est comme а Paris! Bravo! Mr. Maikoff! Bravo!". {Это как в Париже! Браво! Господин Майков! Браво!} Я хохотал от чистого сердца…». Ироничность и даже язвительность характера Василия Львовича дают основание полагать, что хохотал он, конечно, над Луниным.
В.Б.: Перезимовали они всем семейством на Сретенке, а весной Арсеньева сняла маленький домик на Поварской (недалеко от нынешнего Дома литераторов), прямо напротив своих родственников Столыпиных. В доме Столыпиных жили вдова ее брата с детьми и ее сестра Елизавета Верещагина с дочерью. На Поварской маленький Мишель и готовился к поступлению в пансион. Оттуда и писал письма тетушке Марии Акимовне Шан-Гирей, руководившей обучением Мишеля в Тарханах.
М.В.: Позволю себе выдержку из своей статьи «Не знавший равного себе»: «Принято считать, что жившие целый год «одним домом» Мещериновы и Арсеньева с внуком разъехались только потому, что Арсеньева захотела быть ближе к Пансиону. Так ли это? Пансион находился на Тверской, 6. Дом, откуда съехала Арсеньева, от Пансиона находился в 22 минутах ходьбы. Как далеко оказались два дома друг от друга? - В 3 минутах ходьбы! А до Пансиона теперь – пешком 21 минута.
… Не собиралась Арсеньева оставаться в Москве, если ее внук поступит в Пансион! Планы ее резко изменились после того, как Михаил был зачислен только на полупансион. Дальнейшее пребывание в доме Мещериновых, сыновья которых стали казённокоштными пансионерами, становилось двусмысленным, и Арсеньева тут же решает все проблемы, которые затянулись на целый год только, якобы, из-за того, что ей не нравились предлагаемые варианты – теперь ее устраивал и сам дом и то, что он находился недалеко от Пансиона». (http://proza.ru/2014/06/05/144)
В.Б.: Позже в Москву приехал и его друг с самых детских лет Аким Шан-Гирей, который вспоминал: «В 1827 году она [бабушка] поехала с Мишелем в Москву для его воспитания, а через год и меня привезли к ним. В Мишеле нашел я большую перемену, он был уже не дитя, ему минуло 14 лет; он учился прилежно. Месье Жандро, гувернер, почтенный и добрый старик, был, однако, строг и взыскателен и держал нас в руках; к нам ходили разные другие учители, как водится. Тут я в первый раз увидел русские стихи у Мишеля, Ломоносова, Державина, Дмитриева, Озерова, Батюшкова, Крылова, Жуковского, Козлова и Пушкина; тогда же Мишель прочел мне своего сочинения стансы К***, меня ужасно интриговало, что значит слово стансы и зачем три звездочки? Однако ж промолчал, как будто понимаю…».
М.В.: Аким Шан-Гирей, троюродный брат, был на четыре года младше Михаила, что сам подчеркнул в своих воспоминаниях, называя годом рождения своего 1815 год! Это исследователи поставят ему 1818 год, учитывая разницу в четыре года. В 1828 году, исходя из данных Акима, ему 13 лет, а Михаилу – плюс четыре – 17 лет! Это «большая перемена» в юноше – в 16 еще можно быть безусым, но в 17 лет не избежать щетины на лице: «уже не дитя»… С другой стороны, по его же данным, Акиму самому уже 13 лет должно быть, тогда его не могут 14 лет Михаила так удивить: «нашел большую перемену». Обычно погодки и даже ровесники формируются физически не по летам, а по породе – унаследованной от родителей. Как например, все девицы Столыпины, которых ассоциировали с гренадерами, что звучит не комплиментарно для женщин, особенно девушек.
В.Б.: После поступления в пансион Арсеньевы сняли просторный дом на Малой Молчановке в доме купца Петра Чернова, построенном после окончания войны 1812 года (сейчас здесь Дом-музей М. Ю. Лермонтова). Здесь Лермонтов прожил с августа 1829 года по июль 1832 года, до своего отъезда в Санкт-Петербург.
М.В.: Как и почему это произошло, мы уже сказали выше.
В.Б.: В пансион Михаил Лермонтов благополучно поступил сразу в 4-й класс в 1828 году. В пансионе же и появились его первые, еще подражательные стихи, написаны поэмы «Корсар», «Кавказский пленник» и «Черкесы», первые варианты поэмы «Демон».
М.В.: К сожалению, никем не исследован этот творческий период поэта, считая, что в этом возрасте он мог только подражать. Но, если кто не сочтет за труд и вчитается в тексты этих поэм, то будет весьма вознагражден: даже «Кавказский пленник» был задуман юным поэтом, чтобы внести существенную правку в одноименную поэму Пушкина: как сын Бейбулата Михаил не мог позволить своей черкешенке безнаказанно влюбиться в русского, потому отец девушки настигает беглецов!
…………………………………………
Идут, идут; остановились,
Вздохнув, назад оборотились; -
Но роковой ударил час....
Раздался выстрел - и как раз
Мой пленник падает. Не муку,
Но смерть изображает взор;
……………………………………
Как вместе с ним поражена,
Без чувства падает она;
Как будто пуля роковая
Одним ударом, в один миг,
Обеих вдруг сразила их.
XXXI
Меж тем черкес, с улыбкой злобной,
Выходит из глуши дерев.
И волку хищному подобный,
Бросает взор... стоит... без слов,
Ногою гордой попирает
Убитого... увидел он,
Что тщетно потерял патрон;
И вновь чрез горы убегает.
XXXII
Но вот она очнулась вдруг;
И ищет пленника очами.
Черкешенка! где, где твой друг;...
... Его уж нет. - ………………….
Она страдала. ………………
... Встает.. и скорыми шагами
Пошла с потупленной главой,
……………………………….
XXXIII
Она уж к Тереку подходит;
Увы, зачем, зачем она
Так робко взором вкруг обводит,
Ужасной грустию полна?..
И долго на бегущи волны
Она глядит. И взор безмолвный
Блестит звездой в полночной тьме. -
- Она на каменной скале:
"О, русский! русский!!!" восклицает. -
- Плеснули волны при луне,
Об берег брызнули оне!.....
И дева с шумом исчезает. –
…………………………………
XXXIV
Но кто убийца их жестокой?
Он был с седою бородой;
Не видя девы черноокой,
Сокрылся он в глуши лесной.
Увы! то был отец несчастный!
Быть может он ее сгубил;
И тот свинец его опасный
Дочь вместе с пленником убил?
Не знает он, она сокрылась,
И с ночи той уж не явилась….
В.Б.: Обучение в пансионе было шестилетним, но так как Мишель поступил сразу в 4-й класс, то и учиться ему пришлось всего около двух лет, тем более обучения он так и не закончил. Программа была обширная, но при этом индивидуализированная, преподаватели выделяли способности подростка и развивали его в выгодном для него направлении.
М.В.: «Не могу припомнить, пробыл ли он в пансионе один год или менее, но в 6-м классе к концу курса он не был…», – вспоминал А.М. Миклашевский, свидетельствуя, что первому ученику Пансиона не дали даже окончить последнего курса, т.к. в гимназии, созданной на основе пансиона, могли учиться только дети дворян!» (Из той же моей статьи)
В.Б.: В пансионе была изумительная библиотека, чем не преминул воспользоваться и наш юный гений. Все новейшие литературные журналы, и отечественные, и европейские, были к его услугам. Публичные экзамены описывались на страницах «Московских ведомостей», ученики читали свои сочинения, разыгрывали сценки. Среди учителей пансиона было и два поэта — Семен Егорович Раич и Алексей Федорович Мерзляков. Раич учил российской словесности, Мерзляков — красноречию. Как-то раз Мерзляков, кстати, автор прекраснейших русских романсов, среди них «Среди долины ровныя…», и тяжеловесных од, вздумал бранить стихотворение Пушкина «Буря мглою небо кроет…» за выдуманные, преувеличенные образы, его ученик Лермонтов смело вступил с ним в спор. Вот эта самостоятельность и независимость суждений с юных лет приводила Лермонтова к конфликтным ситуациям. Он из-за этого и в пансионе недоучился, из-за этого и Московский университет покинул.
М.В.: Не глотайте эту бяку соцреализма! Если бы Николай I не преобразовал пансион в гимназию, Михаил спокойно доучился бы и перевелся бы (!) в Московский университет.
В.Б.: Но поначалу все шло хорошо. И в 5-й класс Михаил Лермонтов перешел с двумя наградами: книгой и картиной. Учился он в пансионе и рисованию, и уже свою вторую поэму «Кавказский пленник» проиллюстрировал собственным рисунком.
М.В.: Рассмотрим эту иллюстрацию: «На белом коне, летит через пропасть в живописные горы черкес с привязанным на аркане русским. Конь занес уже передние ноги над пропастью, а бесстрашный черкес весело оглядывается назад, уверенный, что конь одолеет пропасть, но этот стремительный бросок, который предстоит в какие-то секунды совершить коню и бородатому всаднику заставляет вздрогнуть, поскольку русский, волочащийся по земле на аркане, может сорваться в пропасть. На чьей стороне здесь симпатии художника раздумывать не приходится. Другой вопрос: почему Лермонтов так беспощаден к судьбе русского пленника? Летом 1828 года Лермонтову, по нашей версии, 17-й год. Это возраст юношеского максимализма, когда юноше в голову не приходит прикрывать свои симпатии и антипатии…».
В.Б.: Для нас важно прежде всего то, что именно в пансионе Мишель почувствовал себя поэтом, удивительно быстро стал писать самостоятельные, а не подражательные стихи и поэмы. Даже в поэме «Кавказский пленник» (1828) Лермонтов, взяв многое от поэмы Пушкина, создает уже совсем иной образ и Кавказа, и горцев, соединяя свои книжные знания с собственным знанием Кавказа. Он оживляет поэму разного рода событиями, упрощает язык. Пленник Лермонтова более живой и более трагический. Более решительна и юная черкешенка. Начиная с самых первых своих стихов, везде виден и характер автора, Михаила Лермонтова, его решимость, его одиночество, его самостоятельность. Тот же кавказский пленник поставлен перед выбором: или погибнуть в плену у горцев, или полюбить младую черкешенку. Что стоит герою приспособиться к жизни? Но лермонтовский герой не может вести себя иначе, и Пушкин или Байрон тут ни при чем.
Тут вдруг поднялся он; блеснули
Его прелестные глаза,
И слезы крупные мелькнули
На них, как светлая роса:
«Ах нет! оставь восторг свой нежный,
Спасти меня не льстись надеждой;
Мне будет гробом эта степь;
Не на остатках, славных, бранных,
Но на костях моих изгнанных
Заржавит тягостная цепь!»
Он замолчал, она рыдала…
И все же черкешенка высвободила героя, они побежали в степь. И… оба погибли. Опять по-лермонтовски.
М.В.: Вы прервали меня. Продолжу: «Вот почему Лермонтов в поэме «Кавказский пленник» не дает черкешенке покончить с собой, как это сделал Пушкин, Лермонтов убивает руками отца «дочь вместе с пленником». Отец, по закону гор, обязан был, убив обоих, смыть позор со своей семьи, честь которой была попрана дочерью, влюбившейся в иноверца. «Отец! убийца ты ее; Где упование твое? Терзайся век! живи уныло!.. Ее уж нет…» - пишет поэт то, что готово сорваться с уст русского читателя, но это уже ничего не меняет: Лермонтов-чеченец не простил черкешенке ее поступка в «Пленнике» Пушкина! И такого Лермонтова мир узнает еще: его горянки, по своей воле, больше ни на йоту не отступятся от священных адатов». (См.: «Место поэмы Джюлио в ряду автобиографических произведений»; http://proza.ru/2012/06/01/440)
В.Б.: В московский период с 1828 по 1832 год Михаил Лермонтов, осознав свой талант, стремился не столько к учению, сколько совершенствовал свой поэтический и драматургический талант. За кратчайшее время он прошел огромнейший путь и создал свой ультраромантический бескомпромиссный мир. В этот период романтизма он, конечно, шел не столько от окружающей его реальности, сколько от книжного, возвышенного видения мира, отправляя своих героев в Испанию и Древнюю Русь, в Грузию и Грецию за героическими идеалами свободы. Вслед за Байроном он стал воспевать греческих героев, борющихся против турецкого владычества.
М.В.: Владимир Григорьевич, ку-ку!.. Это я к Вам с приветом из гехинского леса! Из гойтинского! Из шалинского!.. Какие греки? Какой Байрон? Какое турецкое владычество? Вы что-нибудь слышали о русском владычестве на Кавказе? А Лермонтов не только слышал, он клеймил их позором на веки вечные! И борьбу горцев воспевал, как Байрону не снилось! Точнее – грекам, испанцам… не снилось такое вечное сопротивление!..
Давным-давно, у чистых вод,
Где по кремням Подкумок мчится,
Где за Машуком день встает,
А за крутым Бешту садится,2
Близ рубежа чужой земли
Аулы мирные цвели,
Гордились дружбою взаимной.
Там каждый путник находил
Ночлег и пир гостеприимный;
Черкес счастлив и волен был.
Красою чудной за горами
Известны были девы их,
И старцы с белыми власами
Судили распри молодых,
Весельем песни их дышали!
Они тогда еще не знали
Ни золота, ни русской стали!
7
Не всё судьба голубит нас —
Всему свой день, всему свой час…
…………………………………
Примчалась как-то весть,
Что к ним подходит враг опасный,
Неумолимый и ужасный,
Что всё громам его подвластно,
Что сил его нельзя и счесть.
Черкес удалый в битве правой
Умеет умереть со славой,
И у жены его младой
Спаситель есть — кинжал двойной.
И страх насильства и могилы
Не мог бы из родных степей
Их удалить: позор цепей
Несли к ним вражеские силы!
……………………………………
«В насмешку русским и в укор
Оставим мы утесы гор;
Пусть на тебя, Бешту суровый,
Попробуют надеть оковы» —
Так думал каждый; и Бешту
Теперь их мысли понимает,
На русских злобно он взирает
Иль облаками одевает
Вершин кудрявых красоту.
9
Меж тем летят за годом годы,
Готовят мщение народы…………
И так все его поэмы и стихотворения о Кавказе!..
В.Б.: Я пишу эти строки на греческом острове Родос — в окружении фигурок Гомера и Сократа в международном писательском центре. Думаю, тут явно не хватает скульптурного изображения Михаила Лермонтова, которого греческие писатели почти не знают. А разве в поэме «Корсар» (1828) он не воспевал свободу Греции? Конечно, в этой поэме можно найти влияние одноименной поэмы Байрона, впрочем, так же как и Пушкина, Бестужева-Марлинского. Греческие корсары были Лермонтову знакомы даже по газетным сводкам. Именно в 1828–1829 годах шла очередная Русско-турецкая война.
Все тот же романтический герой из славянских земель, с берегов Дуная устремился в Грецию, чтоб «…турок сабля роковая / Пресекла горестный удел».
М.В.: Я пишу эти ответные строки в окружении теней погибших в результате карательных экспедиций русских в Шали, Старые Атаги, Гойты, Гехи, Урус-Мартан, Валерик… Печорин не из газетных сводок знал об этой героической борьбе горцев и надеялся, что «скука не живет под чеченскими пулями…»…
В.Б.: Не так ли и в жизни Лермонтов упорно стремился к боевым походам, всерьез подумывал уехать в Персию или в туркестанские походы, в крайнем случае на Кавказ? И вот уже перед героем «Геллеспонт седой, широкий, / Плеская волнами, шумит…»: шумит этот Геллеспонт или, иными словами, пролив Дарданеллы до сих пор и у меня за окном, шумит не переставая.
М.В.: Тот, кто считает, что «Лермонтов упорно стремился к боевым походам» и далее по тексту, должен срочно сменить профессию! Это не лечится. Разве что можно, открыв окно в отеле, послушать, как шумят воды пролива… Но это тоже, если спонсор расщедрится… Однако к пониманию души поэта это тоже не приблизит.
В.М.: Когда перед юношей легко разворачивается пространство, меняются эпохи, цивилизации, гибнут герои, до простой учебы или простых товарищеских настроений времени нет. Учение проходит как бы автоматически. И благодаря великолепной памяти и обширным знаниям более чем благополучно.
М.В.: Это тоже диагноз. Православному писателю. – Не Лермонтову.
В.Б.: … Много и вполне справедливо пишут об одиночестве и нелюдимости Михаила Лермонтова, но как-то редко называют причины такого характера. Я думаю, и в этом виновата прежде всего столь эгоистично любившая его бабушка. Почти все дети учились в пансионе и жили в нем же — так формировался коллектив, складывались дружеские отношения. Михаил Лермонтов поступил в пансион в 1828 году, но, не желая расставаться с внуком, бабушка определила его полупансионером, то есть после занятий слуги отвозили Мишеля домой. Так было и в дальнейшем, даже из юнкерской школы бабушка умудрялась зачастую забирать внука к вечеру домой, сняв квартиру рядом. И в летних лагерях в Царском Селе внук предпочитал по возможности проводить время в снятой там же бабушкой квартире. Всю детство и юность Михаил Лермонтов жил наособицу от своих товарищей, вот и выработалась привычка к одиночеству.
М.В.: Если кто и должен был устать от людей, так это Михаил, которому бабушка с детства создавала коллектив. Разумеется, там, где была ее воля. Но в пансионе, университете и в Юнкерской школе, где будет проживать Михаил, решал исключительно документ о дворянском происхождении. Точнее – его отсутствие у Михаила. Отсюда и съемные квартиры… Не надо навешивать лишние грехи на Арсеньеву, они у нее и так неподъемные.
В.Б.: Вращался он исключительно в кругу родственников и знакомых семьи, это тоже усиливало замкнутость и отчуждение. Потому и развивался он не в кругу друзей, а в кругу книг, жил в мечтах, в обществе книжных героев. С одной стороны, его окружал не очень интересный мир средних помещиков, с другой — мир Байрона и Шиллера, Вальтера Скотта и Пушкина… Из книг прорастала вся юношеская поэзия Лермонтова…
М.В.: Вам нужно познакомиться с Лермонтовым, который не пропускал, по возможности, ни один бал в Благородном собрании, хотя не имел документа, подтверждающего его дворянство. Но на этот случай достаточно было прийти с тем, кто подтвердит твое право присутствовать среди избранного общества: «17 ноября 1831. — Лермонтов вместе с Николаем Аркадьевичем Столыпиным и Алексеем Александровичем Лопухиным, «член пропозирующий», присутствовал на вечере в Российском Благородном собрании. Записан под № 1. (В. Захаров. Летопись)
Без «члена пропозирующего» Лермонтов ни разу не был на балу.
В.Б.: … В письмах Лермонтова упоминаются два преподавателя: инспектор М.Г. Павлов и Д.Н. Дубенский… Павлов собирался издавать рукописный журнал из сочинений своих учеников, взял для сборника поэму Лермонтова «Геркулес и Прометей», он расхваливал и стихи его, и созданный им журнал. Павлову не удалось сделать сборник из произведений учеников, но стихотворение Михаила Лермонтова «Весна» он опубликовал в 1830 году в московском литературном журнале «Атеней». Это была первая публикация стихов великого русского поэта. И было Мишелю в ту пору всего 14 лет.
М.В.: Не забудем для точности прибавить три года к этой цифре.
В.Б.: Он писал своей тетушке М.А. Шан-Гирей, что учитель взял у него поэму и «…хочет издавать журнал „Каллиопу“ (подражая мне!..), где будут помещаться сочинения воспитанников. Каково вам покажется; Павлов мне подражает, перенимает у… меня! — стало быть… стало быть… но выводите заключения, какие вам угодно». Думается, что юный поэт уже ощутил силу своего божественного дарования.
М.В.: Куда Вы все время спешите?.. Юноша был просто рад, что ему подражает его учитель. И только. Вот здесь бы возмутиться: почему одаренного студента игнорировали известные литераторы, которые кружились вокруг Пушкина?!
В.Б.: Кроме стихов и занятий, Михаил Лермонтов старается не пропускать ни одной театральной премьеры, становится завзятым театралом, поклонником великого Мочалова. В очередном письме тетеньке он пишет: «Помните ли, милая тетенька, вы говорили, что наши актеры (московские) хуже петербургских. Как жалко, что вы не видели здесь „Игрока“, трагедию „Разбойники“. Вы бы иначе думали…».
Постановка трагедии Шиллера «Разбойники» с Мочаловым в роли Карла Моора стала событием в русском театре. Она была созвучна настроению московской молодежи, воспевающей свободу личности и высокие страсти. Карл Моор, предводитель благородных разбойников, карает богачей и защищает обиженных.
М.В.: Но это не мешало московской молодежи и их отцам и дедам карать горцев, защищавших свободу личности и погибавших за нее в перманентной войне.
В.Б.: … Из написанных летом 1829 года стихов Михаил Лермонтов подготовил первый сборник «Мелкие стихотворения. Москва в 1829 году». Стихи посвящены природе, истории, дружбе. Среди друзей я бы выделил Сабурова, Дурнова и Петерсона. Интересна история с Петерсоном....
М.В.: Не сборник подготовил, а собрал стихи в общую тетрадь. - Большая разница!
В.Б.: В Середникове летом 1830 года Мишель познакомился и со всем семейством Верещагиных, с Катенькой Сушковой и с Варенькой Лопухиной. Все его будущие музы или приезжали с родителями в гости в имение Столыпиных в Середниково, или жили по соседству. Четыре лета подряд, с 1829 по 1832 год Мишель проводил с бабушкой каникулы в Середниково. Имение купил в 1825 году дед Лермонтова Дмитрий Алексеевич Столыпин, незадолго до своей смерти.
М.В.: Но, по каким-то неписанным законам, собственность Столыпиных - Середниково «унаследовал» сегодня «потомок» Михаила Лермонтова. Имя поэта здесь – «как сон, как утренний туман…», - аромат, витающий в воздухе, но никак не способный материализоваться в квадратных метрах жилой площади… Вот-вот, даже лексика пошла непоэтическая, но весьма столыпинская: неужели не оставили потомков, способных на родовую память? «Я в мире не оставлю брата», - писал поэт и ушел, не оставив даже сына. Но сколько «потомков поэта» по всему свету!.. Чего не скажешь о Столыпиных, которых было так много, и все больше мужчин… Куда делись носители фамилии? Куда делись наследники усадьбы Середниково? Ирония судьбы?.. Или дух Юрия Петровича мстит? Ему ведь тоже должен был достаться от шотландского предка – Томаса Рифмача хоть какой-то дар?..
В.Б.: В этом же сборнике 1829 года Мишель поместил и стихотворение «Жалобы турка», где явно просматривается аналогия с режимом Николая I. Сейчас стало модно отрицать революционность и бунтарство Лермонтова. Да, он не был никогда осознанным целеустремленным революционером или даже поклонником декабристов. Но с его-то характером не протестовать против удушающего режима было бы смешно. В конце концов, он и Благородный пансион покинул, не доучившись в апреле 1830 года из-за преобразования пансиона по приказу боявшегося любой смуты царя в обычную гимназию, где были положены и телесные наказания.
Там рано жизнь тяжка бывает для людей,
Там за утехами несется укоризна,
Там стонет человек от рабства и цепей!..
Друг! Этот край… моя отчизна!
Прикрывшись «Жалобой турка», а как раз в это время шла Русско-турецкая война, он постарался этим избежать ненужных сравнений с Россией и ненужных ему наказаний. Но вольнодумство свое, в том числе и политическое, продолжил позже и в других стихах.
М.В.: Как Вы правы: с его чеченским характером не протестовать было бы нереально!.. Но посмотрите, как даже в школе это преподносилось: ««ЖАЛОБЫ ТУРКА», юношеское стих. Л. (1829), в к-ром даны приметы политич. строя, враждебного народу и личности. В нем отразились укрепившиеся в рус. об-ве после начала освободит. борьбы греков (20-е гг.) представления о Турции как об эталоне деспотич. гос-ва». (ЛЭ, с. 159) Приятно, что «освободительная борьба греков» не остается незамеченной русскими исследователями, и можно клеймить Турцию, как «эталон деспотического государства»!.. Особенно приятно, что это понимание приходит к слепым россиянам, не видящим язвы родной страны, но способным услышать «жалобы турка». Как это похоже на опасения кровавого Ермолова: “Государь! Горские народы примером независимости своей в самых подданных вашего императорского величества порождают дух мятежный и любовь к независимости”. (из рапорта императору Александру I, 12 февраля 1819 г.)
Но Михаил жил в своей азиатской стране и чувствовал себя турком, татарином, «чехом»… С его «восточной внешностью» это очень легко…
В.Б.: В рукописном сборнике Лермонтова за 1829 год появляется его первый демон. Он так и назвал стихотворение «Мой демон». Не подумаешь, что юноше было всего-то 15 лет.
М.В.: Правильно, юноше было уже 18 лет. Это для таких, как Вы, поэт писал в 1830 году в стих. «Отрывок» открыто раздраженно:
Взгляните на моё чело,
Всмотритесь в очи, в бледный цвет;
Лицо моё вам не могло
Сказать, что мне пятнадцать лет.
В.Б.: За стихотворением «Мой демон» последовали и первые варианты поэмы «Демон». На глазах у России рождался новый великий поэт.
М.В.: Видно, слепы были эти глаза и не только России! Чтобы литераторы заметили «нового великого поэта», первый поэт России должен был умереть.
В.Б.: … Неожиданно 11 марта 1830 года в коридоре пансиона появился приехавший в Москву император Николай I. Он явился без всякого предупреждения и без охраны. До него доходили слухи о вольнодумстве экзальтированной молодежи, обучающейся в привилегированных пансионах, зараженных революционными идеями, и он решил проверить. Бунтарей не выявил, но на самого царя в коридорах пансиона никто из учащихся не обратил никакого внимания.
М.В.: «Золотая молодежь», как сказали бы сегодня, «зараженная революционными идеями»… - привет из соцреализма! Не тошнит еще от этих натяжек? В пансионе не было дисциплины, что и увидел император, внезапно, без всяких объявлений, посетивший элитное заведение, чтобы убедиться лично.
В.Б.: Для нашего времени это невероятно. Представьте. Президент России пришел в школу, его толкают. Его никто не замечает…
М.В.: И сегодня «золотая молодежь» - плоть от плоти… Не заметили бы…
В.Б.: … На перемене все шумели. Толкались, носились по коридорам. Начался урок. Император зашел в 5-й класс, педагога еще не было, ребята опять же не обратили на вошедшего генерала никакого внимания. Лишь один из учеников узнал императора и вскочил с возгласом: «Здравия желаю Вашему Величеству!» Никто его не поддержал, скорее, зашикали за неуместное приветствие. Решили, что пошутил.
М.В.: Пансионер «узнал императора» и не знает, как к нему нужно было обращаться?
В.Б.: Пока пришел педагог, пока разобрались, гнев Николая все более нарастал. Всех учащихся всех классов собрали в актовом зале, вот тут-то впервые Михаил Лермонтов увидел своего императора, и не в лучшем виде. Император упрекнул и пансионеров, и педагогов в излишней вольности и недисциплинированности. Вернувшись в столицу, император распорядился закрыть Благородный пансион и переименовать его в обычную гимназию. Многие родители забрали своих детей из старших классов. Забрала бабушка и Михаила Лермонтова, не дожидаясь порки своего строптивого внука. А может, и полезно было бы Михаилу попробовать школьных розог, не так бы в будущем лез на рожон? Кто знает.
М.В.: Над вымыслом слезами обольюсь… «Забрать своих детей» должны были только родители из разночинцев, мещан, духовенства… «Строптивый внук» был первым кандидатом на отчисление: Юрий Петрович не смог внести пасынка в дворянскую книгу, в чем мы еще убедимся.
В.Б.: Решили осенью поступать в Московский университет.
М.В.: Как первый ученик по качеству знаний имел право на перевод в университет, но, пансион закрыли в конце года, а в гимназию приняли только детей дворян. – Естественный отбор… Поэтому на общих основаниях сдавал вступительные экзамены.
В.Б.: Ему выдали свидетельство о том, что «…из Благородного Пансиона Императорского Московского Университета пансионеру Михаилу Лермантову в том, что он в 1828 году был принят в Пансион, обучался в старшем отделении высшего класса разным языкам, искусствам и преподаваемым в оном нравственным, математическим и словесным наукам, с отличным прилежанием, с похвальным поведением и с весьма хорошими успехами; ныне же по прошению его от Пансиона с сим уволен…».
М.В.: О каких «строптивости» и «порке» идет речь, если у пансионера «отличное прилежание» и «похвальное поведение»?!
В.Б.: Впереди было лето в его любимом Середникове, а затем занятия уже в Московском университете. Казалось бы, все шло хорошо. В Середникове летом 1830 года были написаны и цикл стихов, посвященных Катеньке Сушковой, и трагедия «Испанцы», и стихотворение «Предсказание», мало кем понятое и сегодня, зловеще-пророческое. Никак не связанное с самой достаточно благополучной жизнью начинающего студента.
Настанет год. России черный год,
Когда царей корона упадет…
Ниже стихотворения было написано самим Лермонтовым: «Мечта». Связано ли это было с парижской Июльской революцией 1830 года, с событиями в самой России, никто не знает. Мальчик мечтает о мятежах и свержении царя? О крови и насилии?
М.В.: «Мальчик мечтает…» Да дайте же ему, наконец, вырасти! Летом 1830 года «мальчику» 19-й год! Стихотворение «Предсказание» требует серьезного исследования. Поэтому здесь и сейчас не стану развивать эту тему. Скажу только, что я, еще в классе шестом была, когда слышала от своей неграмотной бабушки, 1910 года рождения, дословно следующее: «Совет Iедал духарду. Дёх ду – дац ца хууш ворх шо дера ду. Нохчичьох, туг текхаш, цIий энарду» и много еще в этом духе, и, главное, все это сбылось. («Советская власть распадется за столом. Пройдет еще семь лет, прежде чем все поймут, что этой власти больше нет. Потом в Чечне прольется так много крови, что поток ее понесет камни») И была Перестройка, и был, семь лет спустя, Беловежский договор, скрепленный за столом, и была жесточайшая война и реки крови... Остается понять, какие разговоры старцев слышал Михаил, когда в 1825 году в неполные 14 лет находился на чеченской земле? А эти разговоры между старцами обязательно были!
В.Б.: Целая тетрадь стихов была заполнена в 1830 году. Связан этот год и с увлечением английским поэтом и бунтарем Байроном. Английский лорд на время стал его идеалом. Также конфликтующий с миром, также мечтающий о любви, также борющийся за свободу.
Я молод, но кипят на сердце звуки,
И Байрона достигнуть я б хотел;
У нас одна душа, одни и те же муки, —
О, если б одинаков был удел!..
М.В.: Если, как Байрон, то пишется это в два слова: «Так же». С другой стороны, поэт сам объяснил, откуда в нем эта мятежная и любящая душа:
От ранних лет кипит в моей крови
Твой жар и бурь твоих порыв мятежный…
Переведем: с самого детства Михаил чувствовал в себе горячую кровь горца (он ведь к Кавказу обращается!), отстаивающего свое право на свободу («твой жар», «порыв мятежный») и бесконечно и неустанно борющегося за эту свободу («бурь твоих…»). А какую еще кровь мог унаследовать сын великого воина – Бейбулата Таймиева?
В.Б.: В первоначальном варианте Лермонтов начинает последнюю строфу: «Как он, ищу в стране моей свободы», позже из цензурных соображений переправил «Как он, ищу забвенья и свободы». Нет, никак не будем отрицать определенный индивидуалистический лермонтовский радикализм, отнюдь не придуманный советскими исследователями. Тогда надо перечеркнуть чуть ли не всю поэзию Лермонтова. Даже Пушкин был поспокойнее, особенно к концу жизни. Джордж Гордон Байрон царил тогда в русской литературе, им увлекались и Александр Пушкин, и Кондратий Рылеев, и все декабристы, и Виссарион Белинский. Как всегда в таких случаях, увлечению байронизмом способствовали не только стихи великого английского поэта, сколько сама его жизнь. Изгнанный за бунтарство из родной Англии, несмотря на свой титул лорда, он воевал за свободу Италии и, в конце концов, погиб за свободу Греции во время греческого восстания 1824 года. В Англии в то время о Байроне вообще не принято было говорить, как ни парадоксально, в царской России с его именем было полегче, потому что Россия воевала с турками, и, следовательно, враги Турции были нашими друзьями.
Может быть, Михаил Лермонтов и стал бы всего лишь вторичным байронистом на всю жизнь, заразившись его идеями и возлюбив его стихи. В этом и сейчас упрекают Лермонтова иные писатели и литературоведы. К счастью, сам творческий дар Лермонтова заставлял его перебарывать байронизм. В этом и заключается истинная русскость. Все полезное русифицировать и сделать своим!
М.В.: «… Хотел писать – но труд упорный /Ему был тошен; ничего /Не вышло из пера его…» - успокоил бы меня Пушкин, отмахнувшись от «руссифицированной» Вами «истинную русскость» Лермонтова!.. В таком случае - никто не может быть гениальнее обрусевшего болгарского армянина Филиппа Киркорова, который «все полезное» из Европы берет, чтобы «сделать своим»! Как его называют поэтому? Правильно – Король русского шоу-бизнеса! Но к Лермонтову с какого боку это шоу пристегивается? К тому же, НИКТО в «этом» поэта Лермонтова НЕ «упрекает»!
В.Б.: До конца дней своих оставаясь поклонником байроновского гения, он еще в Москве, будучи студентом, понимал, что его путь — иной. Путь русского национального поэта, идущего от своих корней, своих традиций. Байрон уже ни «Бородино», ни «Песню про… купца Калашникова», ни «Героя нашего времени» не написал бы.
М.В.: Дяденька, пожалуйста!.. Ну как это комментировать?! Какой путь? Какие национальные корни? Какие традиции? Русская литература – это первый поэт Пушкин и второй – Лермонтов! Это у Вас сегодня, благодаря им, и Путь, и Выбор, а тогда они сами были основоположниками национального!.. На европейской основе!.. Зачем Байрону писать «Бородино», или Песню о русском купце? Зачем мертвому англичанину эти русские припарки? Каждому – своё!..
В.Б.: И уже спустя год с небольшим после начала своего увлечения Байроном, в 1832-м Михаил Лермонтов пишет:
Нет, я не Байрон, я другой.
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
М.В.: А кто сегодня не «русскою душой»? «Русский – это не нация, это состояние моей души», - сказал однажды со сцены один певец русского шансона – еврей по нации!
А у Лермонтова, с русской мамой, больше прав сказать, что он «с русскою душой»! Но как сын чеченца, он понимает, что тайну эту, живя в России, нужно спрятать так, чтобы никто никогда не узнал, хотя бы при его жизни. Поэтому он продолжил здесь же:
В душе моей как в океане
Надежд разбитых груз лежит.
Кто может, океан угрюмый,
Твои изведать тайны? кто
Толпе мои расскажет думы?
Я - или Бог - или никто! -
Или Вахидова, добавил бы он сегодня.
В.Б. Московский период Михаила Лермонтова, думаю, прежде всего важен как период становления поэта. Из Москвы в Санкт-Петербург в 1832 году ехал пусть еще мало кому известный, но уже состоявшийся русский поэт. Дело другое — надо ли было ему туда ехать?
М.В.: В Москве юноше из российской глубинки предстояло прежде всего стать городским человеком и обзавестись всеми привычками дворянского сословия, что отнимало много времени и сил: обязательное посещение всех родственников, появление в Благородном собрании, соблюдение всех церковных праздников и обрядов и т.д. Но все, что он писал в период с 1828 по 1832 годы, так и ушло позже к читателю без единой правки. Но в Петербург он приехал уже 21 года, когда волен выбирать и расставлять приоритеты… Поэтому, нанеся визиты вежливости своей многочисленной родне, он понял для себя, что лучший свой родственник – он сам! Но ехать ему туда нужно было обязательно! Слишком много любопытных однокурсников появилось у студента Лермонтова. Но он не собрался делиться своими тайнами с толпой, какой бы дотошной она не была…
В.Б.: Историю не повернешь, но мне искренне жалко, что с учебой в Московском университете у Михаила Лермонтова ничего не получилось. Что тому виной: любовные увлечения, уход в поэзию, ломка юношеского характера? Не знаю, и никто никогда не скажет, будут существовать самые разные версии. Сейчас любят обвинять якобы малограмотных московских профессоров, изгнавших чересчур независимого студента, но я не уверен в этом.
М.В.: «Жаль», - Вы хотели сказать. Что тому виной? Правильно: отсутствие документа о дворянском происхождении! И только. Все остальное – от Лукавого.
В.Б.: Непонятен даже изначальный выбор Лермонтова. Почему-то 21 августа 1830 года Михаил Юрьевич пожелал учиться на нравственно-политическом отделении. Почему не на словесном?
М.В.: Ах, это кокетство!.. Да потому что в Российской империи у молодежи было два пути - или в армию, или в чиновники. И там, и там можно было сделать хорошую карьеру. Как видим, Лермонтов выбрал второй путь.
В.Б.: Отец вообще советовал ему уехать учиться за границу, что вполне было возможно. Но как жить без бабушкиной опеки?
М.В.: Особенно – без бабушкиных денег? Не на свои же кропотовские гроши собирался содержать его Юрий Петрович?
В.Б.: Впрочем, позже Лермонтов перешел на словесное отделение, где преподавали и Надеждин, и Каченовский, и известный еще по пансиону Павлов. Читали русскую историю, всеобщую историю, греческую словесность, римскую словесность, французский язык, немецкий язык…
М.В.: Опять это лукавство… Или кокетство… - Вынужден был перевестись!!! И все потому, что на нравственно-политическое отделение брали только детей дворян!!! Не могли дети разночинцев мечтать управлять страной даже клерками в министерских кабинетах!
В.Б.: Вместе с ним учились Герцен и Белинский, Константин Аксаков и Иван Гончаров…
М.В.: Не вместе, но в одно время с Лермонтовым. Самое время присмотреться к ним. Это будет презабавно…
Александр Герцен. – В 1812 году 16-летняя немка Генриетта-Вильгельмина-Луиза родила сына Ивану Алексеевичу Яковлеву - отставному капитану Измайловского лейб-гвардии полка, который годом раньше привез ее - дочь мелкого чиновника из Штутгарта, и был старше нее на 29 лет! Но, поскольку мама Генриетты не смогла вовремя, как Арсеньева, подсуетиться, то пришлось выкручиваться самому папеньке, оказавшемся весьма креативным товарищем: записал сына на придуманную им фамилию, звучащую по-немецки: von Herzen, т. е. - сын «сердца». Хотя мог просто узаконить свой брак и знал бы мир сегодня не Герцена, а Александра Яковлева.
Но какие параллели с Михаилом Лермонтовым, рожденным 16-летней Марией, фамилию которому дал капитан Лермонтов! Однако к 32-летнему Таймиеву какие могут быть после этого претензии, если он был старше Марии только на 16 лет?! Сравните те же 16 лет матери Герцена и 45 лет отцу, а значит, - он был старше даже Е. Арсеньевой на шесть лет, которая стала бабушкой на 39-м году жизни! При том, что обе мамы считаются ровесницами – 1795 года рождения и разница может идти только в несколько месяцев.
Но и это еще не все. В декабре 1820 года 8-летнего Александра отец отдает «в ведомство «экспедиции кремлёвского строения», указав возраст 14 лет ; в результате через 3 года, в 1823 году, одиннадцатилетнему мальчику был присвоен чин коллежского регистратора». Вот, как об этом пишет сам Герцен: «Отец мой определил-таки меня на службу к князю Н.Б. Юсупову в Кремлевскую экспедицию. Я подписал бумагу, тем дело и кончилось; больше я о службе ничего не слыхал, кроме того, что года через три Юсупов прислал дворцового архитектора, … известить, что я получил первый офицерский чин… А между тем эта мнимая служба чуть не помешала мне вступить в университет. Совет, видя, что я числюсь к канцелярии Кремлевской экспедиции, отказал мне в праве держать экзамен». («Былое и думы», глава VI.)
Как видим, если 8-летнего рослого мальчика можно выдать за 14-летнего, то через три года вряд ли 11-летний будет выглядеть 17-летним! Но кто тогда вчитывался в эти цифры? С Михаилом произошло все ровно наоборот: малорослого 17-летнего юношу, при поступлении в пансион, выдали за 14-летнего – предельный возраст при поступлении в это заведение. Но именно 29-летний Герцен считал, что Лермонтов умер 30 лет от роду!
Только в 1840 году А.И. Герцену будет пожаловано личное дворянство, поэтому в 1829 году он тоже не мог учиться, как хотел, на нравственно-политическом отделении и закончил физико-математическое. Личные дворяне в родословную книгу не вносились.
Виссарион Белинский. Родился 11 июня (н. ст.) 1811 года в Великом Княжестве Финляндском в семье врача, оставившего духовную карьеру - Григория Белинского и Марии Ивановой - дочери шкипера, происходившей из бедной дворянской семьи. О своей семье он писал: «Мать моя была охотница рыскать по кумушкам; я, грудной ребенок, оставался с нянькою, нанятою девкою; чтоб я не беспокоил ее своим криком, она меня душила и била. Впрочем, я не был грудным: родился я больным при смерти, груди не брал и не знал ее… сосал я рожок, и то, если молоко было прокислое и гнилое — свежего не мог брать… Отец меня терпеть не мог, ругал, унижал, придирался, бил нещадно и ругал площадно — вечная ему память. Я в семействе был чужой».
Семейство жило в Чембаре, и услугами отца будущего критика пользовалась в Тарханах Арсеньева. С 1829 по 1832 год он учился на словесном отделении философского факультета Московского университета.
Константин Аксаков. 1817 года рождения. Старший сын Сергея Тимофеевича Аксакова, мелкого чиновника, и Ольги Сёменовны Заплатиной, дочери суворовского генерала и пленной турчанки Игель-Сюмь.
В 1826 году вместе с семьей приехал из Оренбургской губернии в Москву. В 1832 году в возрасте 15 лет стал студентом словесного отделения, окончил университет в 1835 году.
С Лермонтовым мог пересекаться до 1 июня 1832 года. В этот день Михаил пишет Прошение об увольнении из университета и 18 июня получит "Свидетельство...», подтверждающее его увольнение.
Интересно, что фамилия Аксаков происходит от тюркского: «аксак» - хромой.
Иван Гончаров. 1812 года рождения. И мать, и отец - из купеческого сословия.
Отцу было 58 лет, когда родился Иван, матери – 27 лет. Тридцать один год разницы в возрасте между супругами! Отец дожил до 65 лет и умер, когда мальчику было всего семь лет, мать прожила 66 лет и умерла в 1851 году.
Чтобы стать студентом Московского университета, в сентябре 1830 года Иван был исключен из купеческого звания. Дети купцов вообще не имели право учиться в главном вузе империи. В августе 1831 года он сдал вступительные экзамены и поступил на словесный факультет, где и проучился три года.
Как видим, словесное отделение было доступным для такой категории лиц, в отличие от нравственно-политического.
В.Б.: … Погодин был издателем «Московского вестника», Каченовский издавал «Вестник Европы»… Писал позже Александр Герцен о своих студенческих годах: «Да, Московский университет делал свое дело! Профессора, способствовавшие своими лекциями развитию Лермонтова, Белинского, а затем Тургенева, Кавелина, Пирогова, могут спокойно играть в бостон и еще спокойнее лежать под землей»…
М.В.: Однако среди них не нашлось того, кто заметил бы гений Лермонтова и благословил…
В.Б.: Существовали всем известные студенческие кружки Станкевича, Герцена, вокруг которых собирались все любители литературы и философии, политики и истории. Михаил Лермонтов в эти кружки не ходил, сторонился, чуждался шумных товарищей. Вся его жизнь шла как бы изнутри. Не хочу обвинять в чем-то моего героя. Да, был такой период в его жизни, на лекциях если и сидел, то с книгой в руках, погрузившись в чтение. С товарищами общался мало, ни к каким кружкам — ни западников, ни славянофилов — не примыкал.
М.В.: И в этом сказывается его зрелость: студенческие кружки были сборищем «шумных товарищей». Не более того. А там, где шумят впустую, всегда есть место оскорблениям, как, например, это публично произошло с известным Шевыревым, женатым на внебрачной дочери князя Б.В. Голицына, и внуком Екатерины II и Г. Орлова, двоюродным братом царя - Бобринским. Заметим, что, события, хоть и поздние, но весьма характерные для своего времени и неслучайно об этом пишет именно И.С. Тургенев, который на словесном факультете уже не застал Лермонтова, поскольку поступил туда в 14 лет в 1833 году, но успел сойтись с Герценом – «сыном сердца». Очевидно, И. Тургенев знал, что делает, когда в красках расписывал произошедшее тому, кто мог увидеть за этим тонкий намек в свой адрес.
А что произошло? В 1857 году на заседании совета Московского художественного общества граф Бобринский довольно эмоционально критиковал крепостное право и время царствования Николая I. Шевырёв не мог допустить этой публичной порки России и кинулся, как бы это сделали Вы, русский православный патриот, защищать «русскость» и всё русское. Ссора переросла в потасовку и вышла за пределы Московского общества. И Тургенев пишет Герцену: «… возникли споры (как это водится в Москве) о славянофильстве, о статье Аксакова о богатырях, а наконец и о речи Роберта Пиля, за которую упомянутый граф вздумал заступаться. — «После этого Вы не патриот», — заметил профессор. На эти слова граф с изумительной находчивостью и совершенным ; propos возразил: «А ты, сукин сын, женат на вы****ке!» — «А ты сам происходишь от вы****ка», — в свою очередь заметил профессор и бац графа в рожу … Вот тебе, милый Герцен, подробное — и во всех своих подробностях точное описание этой знаменитой драки, от которой по всей Москве стон стоял стоном».
Представим на минуту, что Герцен, как западник, попытался бы встать на сторону Бобринского… Вот-вот… Повторюсь: Лермонтов был достаточно зрелым и умным, чтобы не ставить себя в такое положение.
В.Б.: Как вспоминал его сокурсник П.Ф. Вистенгоф: «Видимо было, что Лермонтов имел грубый, дерзкий, заносчивый характер, смотрел с пренебрежением на окружающих. Считал их всех ниже себя… Хотя все от него отшатнулись… странное дело, какое-то непонятное, таинственное настроение влекло к нему и невольно заставляло вести себя сдержанно в отношении к нему… завидовать стойкости его угрюмого нрава…».
М.В.: А кто сегодня по-другому относится к чеченцам? И кто сегодня по-другому видит чеченца?
В.Б.: Свою студенческую жизнь описывает Михаил Лермонтов и в трагедии «Странный человек», и в поэме «Сашка», хотя и написанной уже в Санкт-Петербурге после юнкерской школы, но самой его московской по духу поэме. Вспоминает свои студенческие годы и будущий автор «Обломова» Иван Александрович Гончаров: «Нас, первогодичных, было, помнится, человек сорок. Между прочим, тут был и Лермонтов, впоследствии знаменитый поэт, тогда смуглый, одутловатый юноша, с чертами лица как будто восточного происхождения, с черными выразительными глазами. Он казался мне апатичным, говорил мало и сидел всегда в ленивой позе, полулежа, опершись на локоть. Он недолго пробыл в университете. С первого курса он вышел и уехал в Петербург. Я не успел познакомиться с ним».
М.В.: Как будущий писатель Иван Гончаров понимал, что он сам и этот юноша - разного происхождения. Это же отмечает и Мережковский, но другими словами: «На запах – иная порода».
В.Б.: К тому же для начала вместе с Лермонтовым в университет в 1830 году пришла и холера. На всю Москву. С сентября 1830 года по январь 1831 года занятий не было, спасались от заразы. Потому и год этот учебный никому зачтен не был, следующий, 1831 год начинали с тех же курсов. Лермонтов с удовольствием слушал лекции профессора Гарвея, посвященные Байрону и английской литературе, лекции по истории Погодина. Остальные профессора его как бы и не интересовали. Когда профессор изящной словесности Победоносцев спросил его, откуда он узнал те сведения, о которых профессор не говорил, Михаил Лермонтов гордо ответил, что он получает новые книги из Европы и они еще просто не известны профессору. Вряд ли подобный ответ понравился Победоносцеву. Так же вызывающе отвечал Лермонтов и другим профессорам. Зачем? Не хотелось учиться?
…Пришли, шумят… Профессор длинный
Напрасно входит, кланяется чинно, —
Он книгу взял. Раскрыл, прочел… шумят;
Уходит — втрое хуже. Сущий ад!
К тому же во времена Лермонтова на всю Москву прогремела так называемая маловская история, когда профессора Малова студенты выгнали из аудитории и выбросили вслед ему его калоши. Историю спустили на тормозах, не стали доводить до репрессий в отношении студентов, да и профессора поскорее отправили в отставку. Да еще в октябре 1831 года умер у себя в Кропотове отец поэта. Одним словом, Лермонтову было не до регулярной учебы. Но все эти бунты, холеры, стычки с профессорами привели к тому, что на втором году Лермонтов не был аттестован ни одним из профессоров. Как правило, против его фамилии стояла надпись «отсутствовал». И в результате по итогам года он был из университета уволен.
Хорошо еще его не изгнали из университета, что могло осложнить всю его будущую жизнь. «Посоветовали уйти» — «Consilabeundi». Он последовал совету.
М.В.: Зная, куда Вы хотите вырулить, не мешала Вам собрать очередной винегрет. А все куда как проще и банальнее: документа о дворянском происхождении по-прежнему нет. Что это значило для Лермонтова? Год можно присматриваться к однокурсникам и держаться особняком, но на третий, независимо от тебя, происходит это сближение… Ровесники хорошо чувствуют друг друга и того, кто старше их хоть на год. Когда я, вынужденно оставив на втором курсе институт на два года, вернулась на второй же курс, передо мной сидели сокурсники на два года моложе меня, но которым я казалась очень взрослой. И эту почтительную дистанцию они держали до конца учебы, хотя я была открыта к общению. А уж про «угрюмый нрав» свой в студенческой среде могу говорить бесконечно!..
Повеселю Вас одним из таких моментов: Впервые увидев меня в халате в студенческом общежитии, однокурсницы разглядывали меня во все глаза, а одна тянула то, что написано было и в глазах других: «Ой, и совсеееееем не страаааашнааааяяяя!». Оказывается, в юбке с кофтой я, чеченка, выглядела устрашающе, и ко мне боялись подойти, о чем я даже не догадывалась. Что говорить о юноше Лермонтове!.. И его ли это были проблемы?
В.Б. : Вначале вместе с бабушкой решили перейти в Санкт-Петербургский университет, надеясь, что будут зачтены уже сданные предметы. Оказалось, что в Петербурге учебу надо начинать сначала, с первого курса. Почему бы и нет? Но что-то отвращало юного Лермонтова от студенческой жизни. Долгих пять или шесть лет занятий, чтобы стать каким-нибудь чиновником?
М.В.: Затянувшееся лукавство – это диагноз. В Санкт-Петербурге университет был исключительно для детей из дворянских семей. – Никаких разночинцев!.. Тему нужно исследовать, а не додумывать.
В.Б.: Тем более и все его друзья к тому времени подались в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Два года и ты — офицер, впереди светская жизнь. О военной службе как-то и не думалось. Вот так и поменялась жизненная судьба поэта.
М.В.: Спасибо «друзьям» за компанию, но у Лермонтова другого выбора не было: или чиновник, или офицер. – Сословное общество выбора не предлагает. Послушаем бедного, в смысле неимущего, В. Белинского: «… Жизнь — ловушка, а мы — мыши... Да, жизнь — игра в банк — сорвал — твое, сорвали — бросайся в реку, если боишься быть нищим... Эту кару я уже чувствую на себе. Если можно будет приткнуться к какому-нибудь официальному журналу, непременно сделаю это. Оно даст и имя в обществе, без которого человек — призрак…».
В.Б.: … Лермонтов часто делал в жизни самые невыгодные для себя поступки. Уехал из родной и любимой Москвы в нелюбимый и чужой Санкт-Петербург и там, уже учась в Школе юнкеров, написал изумительную «Панораму Москвы». Юнкерский его период вообще творчески бедноват, да и эту «Панораму Москвы» он написал, как «описательное сочинение» по теории словесности, заданное преподавателем юнкерской школы В.Т. Плаксиным. Это как бы итог его московской жизни.
М.В.: Если бы Василий Тимофеевич Плаксин, преподаватель рус. яз. и литературы в Школе юнкеров, не дал задание будущим офицерам - сочинить описательный очерк о Москве, то очерк Лермонтова «Панорама Москвы» не был бы написан. Стоит ли из ученического сочинения, написанного близко к тексту лекции самого учителя, делать далеко идущие выводы? Другое дело, что Плаксин не только, как учитель, но и как известный критик, прочитав в 1834 году поэму «Хаджи Абрек», «тут же на кафедре торжественно произнес: «Приветствую будущего поэта России». (http://lermontov-lit.ru/lermontov/text/hadzhi-abrek.htm) И что? За стены этой аудитории такая высокая оценка не вышла. Почему поэму «Хаджи-Абрек», опубликованную в следующем году в «Библиотеке для чтения», не заметили ни Жуковский, ни Пушкин, ни Вяземский, ни те же Карамзины?.. Чего ждали?
Но повторять за всеми, что «юнкерский период … творчески бедноват»?.. «Юнкерский период», уточним, — это 1833-1834 годы. Лермонтовым за это время было написано: семь стихотворений, поэмы «Аул Бастунджи», «Хаджи-Абрек», «Демон» - одна из редакций, «Петергофский праздник»; пьеса «Два брата» и роман «Вадим», состоящий из 24 глав.
И это при том, что юнкерам не положено было читать художественные книги, а тем более заниматься сочинительством.
В.Б.: Если последний год московского периода был неутешителен и даже катастрофичен в учебном плане, то в творческом плане 1832 год можно считать важнейшим в становлении писательского таланта. Написаны две пьесы: «MenschenundLeidenschaften» и «Странный человек». Создана лучшая из семнадцати юношеских поэм «Измаил-Бей». Множество переводов, стихов о любви.
М.В.: Скорее всего, к 1832 году можно отнести только замысел поэмы «Измаил-Бей». Исследователи Азим и Аслуддин Юсуповы в своей книге «Чечня и Лермонтов», довольно убедительно, в хронологическом порядке прослеживая исторические события, о которых речь в поэме, пришли к выводу, что «Лермонтов начал писать свою поэму в 1832 году, но закончил ее после второй ссылки на Кавказ». (Элиста. 2004. С. 178)
В.Б.: Все-таки поражает, как горская шотландская кровь еще до длительных поездок на Кавказ, до начала своей боевой воинской службы, тянула его к этой теме борьбы горцев за свою свободу. Это уже не объяснишь ни Байроном, ни Колриджем, никакими книжными влияниями. Это уже не романтические «Испанцы».
М.В.: К чему эти реверансы в адрес шотландцев, больше напоминающие завихрения мысли. «Задетая, уходит мысль в пике!» - говоря словами современного титулованного графомана. По-моему, мы уже выяснили, кем был Михаил по рождению…
В.Б.: Семнадцатилетний поэт описывает одинокого героя, горца, долго и доблестно прослужившего в русской армии и вернувшегося на Кавказ. Этот образованный черкес в чем-то схож с советскими полковниками Дудаевым и Масхадовым, доблестно отвоевавшими в Афганистане. Да и ситуации схожи. Родного аула нет, уничтожен. Он готов воевать уже с русскими за свою родину. «Горят аулы; нет у них защиты…»
М.В.: Первый и единственный советский генерал из чеченцев Джохар Дудаев наизусть читал всего Лермонтова, носил усы по-лермонтовски и в честь великого поэта, написавшего правду о геноциде чеченского народа, к названию Чеченская Республика добавил слово «Ичкерия» - предмет гордости Лермонтова. Не знаю второго такого человека, даже из профессиональных чтецов и литераторов, которые бы так читали стихотворение «Валерик», как это делал, все более оживляясь, он, - откинувшись в рабочем кресле, с блуждающей улыбкой на устах и чеканя каждое слово:
…… Из гор Ичкерии далекой
Уже в Чечню на братний зов
Толпы стекались удальцов.
Над допотопными лесами
Мелькали маяки кругом;
И дым их то вился столпом,
То расстилался облаками;
И оживилися леса;
Скликались дико голоса
Под их зелеными шатрами.
Едва лишь выбрался обоз
В поляну, дело началось;
Чу! в арьергард орудья просят;
Вот ружья из кустов выносят,
Вот тащат за ноги людей
И кличут громко лекарей;
А вот и слева, из опушки,
Вдруг с гиком кинулись на пушки;
И градом пуль с вершин дерев
Отряд осыпан. Впереди же
Все тихо — там между кустов
Бежал поток. Подходим ближе.
Пустили несколько гранат;
Еще продвинулись; молчат;
Но вот над бревнами завала
Ружье как будто заблистало;
Потом мелькнуло шапки две;
И вновь всё спряталось в траве.
То было грозное молчанье,
Не долго длилося оно,
Но в этом странном ожиданье
Забилось сердце не одно.
Вдруг залп... глядим: лежат рядами,
Что нужды? здешние полки
Народ испытанный... В штыки,
Дружнее! раздалось за нами.
Кровь загорелася в груди!
Все офицеры впереди...
Верхом помчался на завалы
Кто не успел спрыгнуть с коня...
Ура — и смолкло. — Вон кинжалы,
В приклады! — и пошла резня.
И два часа в струях потока
Бой длился...
Как боевой генерал и летчик он понимал, что столкновение России и Чечни неизбежно, что русско-чеченская война не закончилась, пока не подписан «Мирный договор» и «Договор о ненападении». Приехав из европейской Эстонии, он хотел ввести Чечню в правовое поле…
Но Вы правы: «и ситуации схожи»: в 1944 году Джохара бабушку, тогда молодую женщину, сожгли в высокогорном селе Хайбах. Она была одна из более семисот женщин, детей и стариков, сожженных только потому, что Берия успел сообщить Сталину, что депортированы все…
Рассказывая об этом, Джохар, так же улыбаясь, цитировал:
Я знаю вас, - он шепчет, - знаю,
И вы узнаете меня…
Мурашки вызывала его улыбка… Но кто тогда мог подумать, что в своих подозрениях насчет России, он окажется прав?
В.Б.: Поэму Михаил Лермонтов написал на основе услышанной на Кавказе легенды о реальном кабардинском князе Измаил-Бее Атажукине (Атажукове). Но, минуя и байроновские мотивы из «Лары», минуя кавказские легенды, на первый план выходит чисто лермонтовский одинокий и отверженный герой. Может, сама судьба все же вела гениального поэта по его трагическому пути?
М.В.: Было бы странно, если бы поэт просто изложил бы чужую легенду стихами… Прототипом Измаил-Бея был не только Бота Шамурзаев и другие военнопленные дети, вывезенные из Чечни и выросшие в России. Взять хотя бы подпоручика (1837) Валериана Чеченского, 1812 года рождения (в 1868 году - командующий 1-м батальоном, подполковник 15 Гренадерского Тифлисского Его Императорского Высочества великого князя Константина Константиновича полка); Николай Яковлевич Чеченский тоже вернется на Кавказ, но казаком, получит урядника, станет хорунжим... Но он пока мал – с 1824 года рождения. Немало было таких детей… Измаил-Бей был из тех детей, которых называли аманатами или заложниками.
В.Б.: В Москве же в 1832 году начал писать Лермонтов и исторический роман, позже условно названный «Вадим». Опять за основу взяты услышанные в пензенском детстве предания о Пугачевском восстании, и опять в центре романа стоит условный демон — горбун Вадим. Как тут не вспомнить о небольшой горбоватости самого Лермонтова, не случайно его в юнкерской школе прозвали «Маёшка», по имени горбатого, но умного героя одного из французских шутовских романов.
М.В.: «Небольшая горбоватость» — это чтобы не сказать – сутулость? То, что Лермонтов не был горбатым ни в какой степени, говорят его портреты. Надо ли уточнять, что горб не позволил бы застегнуть на офицерском мундире все пуговицы, не исказив силуэт, что художник обязан был бы повторить на холсте. Однако ни на одном из многочисленных портретов поэта мы не видим даже намека на такой серьезный дефект фигуры, напротив, и мундиры, и шинель сидят на нем как влитые.
В.Б.: … Продолжил свой трагический роман «Вадим» Михаил Лермонтов и в Петербурге. Он писал Марии Александровне Лопухиной 28 августа 1832 года: «…мой роман — сплошное отчаяние: я перерыл всю свою душу, чтобы добыть из нее все. Что только могло обратиться в ненависть, и в беспорядке излил все это на бумаге. Читая его, вы бы меня пожалели».
Пожалеем и мы нашего героя. С детства до конца дней своих обреченного на одинокую, замкнутую, творчески напряженную и мало кем понятую и понятную жизнь русского национального гения.
М.В.: Зачем же так буквально воспринимать это полушутливое письмо «милому другу»?.. Пушкин тоже писал, что «исходит желчью», работая над своим романом. Но у кого «Евгений Онегин» вызывает отрыжку?.. Так и Лермонтов. Чтобы написать о жестокостях пугачевского бунта, нужно любому писателю действительно «перерыть» в своей душе, чтобы в ней одной «добыть» то, что на всех и каждого из восставших хватило бы. Не может в одном человеке быть столько ненависти и такой именно – мужицкой ярой ненависти!.. Поэтому и «излил в беспорядке»… Но это скорее смешно, когда пишешь об этом, к тому же девушке…
Прервемся.